Взять хотя бы Эдит Пиаф – ее возлюбленный был с ней до конца. Да и ее папа любил маму, правда, у него не было трезвого подхода Глеба – папа во всем винил себя. А так, очевидно, нельзя. Надежда, словно неоперившийся птенчик с нераскрывшимися глазками, уже повернулась в сторону солнышка. Уже согрелась в его лучах и поверила – все будет хорошо.
- Да, ты прав, - Анна робко улыбнулась. – А когда я начну впадать в прелесть, вы с Гриней будете относиться ко мне, как к маленькой. А я потом вам припомню!
Глеб при упоминании Грини опять устыдился собственной нечуткости. Мальчишка увидел признаки беременности, а он…. Но Анне он не признается в своей оплошности.
- Ань, придется мне одному с тобой возиться. Гриня попросил найти его семью. Там глупость такая вышла. Так что я Рогозина впрягу в это дело. А пока Италия. И Варвару захватим с собой, чтоб не скучно было. Хорошо?
- Хорошо! Мне с тобой очень хорошо!!! – и девушка нежным поцелуем коснулась его губ, едва слышно прошептав «Люблю тебя».
На настойчивое предложение ехать с ними Варвара сначала послала Глеба далеко не в Италию, но тот умел быть убедительным.
Отдохнув с дороги, перекусив тем, что с ванильной улыбкой приготовила Эмма, туристы из Москвы развернули деятельность. Призван был нотариус, которому они собрались доказывать, что Разумов не сможет стать мужем синьорины Градовой – Павловой по причине того, что является преступником.
Однако он удивил их гораздо сильней, чем они его. Оказалось, что завещание, с которым ознакомил Анну Кирилл, было поддельным. Ни о каком лишении наследства речь не шла. Единственное условие заключалось в том, чтобы Разумов вел дела компании и опекал Анну до ее замужества. После он получал часть акций и мог оставаться управляющим компанией, если к тому не возникнут какие-либо препятствия.
Анна думала, что после злодеяния Кирилла ее ничем нельзя уже было удивить, но открытие завещания стало настоящим потрясением. Да, шантажировать жизнью любимого человека он мог в ослеплении яростью, он не любил проигрывать. Это понятно. Но с холодным расчетом, продуманно держать ее на коротком поводке! Какая же жизнь ждала ее, не встреть она Глеба!!! Девушка содрогнулась. Захватив контроль над компанией в свои руки, он ее бы отправил в сумашедший дом. Однозначно. Девушка бессознательно схватила за руку своего защитника и избавителя. Робкий взгляд, украдкой скользнувший по лицу любимого, не мог остаться незамеченным – Штольцев вопросительно посмотрел на нее. «Ничего, все в порядке. Я счастлива, что ты у меня есть», - шепнула она ему в ухо. Глеб успокаивающе погладил ее кисть. «Все хорошо», - безмолвно ответили его глаза.
- Ну, теперь по магазинам? – весело воскликнула Варвара, когда все формальности разрешились наилучшим образом.
- Нужно к маме съездить, - Анна произнесла немного грустно – никогда нельзя было угадать, в каком та настроении. Бывало, когда они к ней приезжали, она не выходила, передавая через обслугу, что плохо себя чувствует.
- Съездим, конечно, съездим. Я только одно дело еще решу. Ты не хочешь с подружками повидаться? Вернее, я хочу, чтобы ты была под присмотром Антона, пока я буду занят. Звони своему приятелю.
- Ты хочешь от меня избавиться? - обиженно надула губки девушка. – Или у тебя какие-то тайны есть? Которые ты мне не доверяешь?
Глеб притянул к себе свое насупленное сокровище и чмокнул в носик.
- Я тебе доверяю. В рамках наших взаимоотношений. Но работу – никогда. Звони храброму идальго, или как тут называются джентльмены.
Антонио не заставил себя долго ждать – очередной раз он придумал мифическое задание и удрал из участка. Он успел соскучиться по Анне. Однако, переступив порог ее особняка, забыл, зачем вообще пожаловал. Красавица из его сновидений, словно материализовавшись, сидела на диване, закинув ногу на ногу. Она небрежно поигрывала туфелькой на острой шпильке, удерживая ее на носке. Зрелище было настолько завораживающим, что бедный юноша не мог отвести глаз, осознавая, что эта раскачивающаяся туфелька действовала на него, как маятник гипнолога.
Варвара, заметив впечатлительного, покрывшегося легким румянцем юношу, надела туфлю и снисходительно улыбнулась.
- Бон джорно, синьор Антонио, - лукавая усмешка мелькнула в ее обжигающем взгляде. Понимая, что самостоятельно из ступора он не выйдет, она поспешила на помощь. – Мы с синьором Штольцевым должны решить один вопрос, а вы займите Анну, погуляйте, поводите ее по магазинам.
- Варвара Александровна! Я говорю по-русски, - смущенно пробормотал окончательно покрасневший Антон.
- Ну, тем лучше, - и ее самая роскошная улыбка стала наградой за его терзания.
Как только за парочкой друзей закрылась дверь, в нее же попыталась юркнуть и домоправительница.
Однако Штольцев, как скала, вырос на ее пути. Ледяная молния, мелькнувшая в его глазах, явно не предвещала ничего хорошего. Он грубо схватил ее за руку и почти швырнул в кресло.
- Итак, синьора. Вы сами все расскажете или придется применить силу?
Она попыталась было залепетать по-итальянски, от страха, очевидно забыв, что Глеб уже расколол ее насчет владения русским. Однако недвусмысленно сжатый добела кулак красноречиво напомнил об этом факте.
- Не понимаю, о чем вы?
Сделав вид, что не расслышал вопроса, Штольцев продолжил:
- Есть сыворотка правды, но после нее вам придется очень худо. Варвара Александровна под гипнозом может извлечь из вас любую информацию. Что выбираете?
- Это незаконно! – взвизгнула испуганная женщина. Казалось, страх поселился даже в ее жиденькой гульке, стянутой на макушке какой-то сеточкой.
- Уж не полагаете ли вы, что это меня остановит, когда дело касается моей семьи? - ледяная усмешка едва тронула губы мужчины.
В ожидании ответа, он потянулся за сумкой и извлек из нее маленькую ампулу, так же, не торопясь достал шприц и вопросительно посмотрел на Эмму.
Она ошарашено заерзала, совсем не таким ей представлялось это утро. Однако другого пути не было. Этому мужчине невозможно было солгать.
- Мария была моей подругой, несмотря на то, что моя мать работала простой костюмершей. Была в подчинении отца Марии, который был по тем временам большим человеком – директором концертного зала и за билетик на звезду получал гигантские проценты. Мы жили по соседству, поэтому много времени проводили вместе. У нее было все самое лучшее, и поэтому я всегда ей завидовала. Но она не замечала и, как ни в чем не бывало, дарила мне свои платья, которые надевала по одному разу. Дарила подарки. Конечно, у нее всего полно было – почему бы нищенку и не облагодетельствовать?!
Тут Эмма непроизвольно поддалась эмоциям - многолетняя зависть к человеку, чью жизнь она разрушила, снова вынырнула с низменного дна ее души. И глаза вспыхнули недобрым огнем.
Смотреть на нее было противно. Глеб отвел взгляд, привычно сосчитал до десяти, задержал дыхание и обрел способность к бесстрастному восприятию.
- А разве она обязана была вам что-то дарить? Здесь только ее душевная щедрость проявляется. А вы отплатили за все хорошее…Не ошибся я в вас…, - презрительно произнес он.
- Да что вы понимаете? – снова забывшись, воскликнула Эмма.- Это я познакомила ее с Виктором, чтобы он спас от тюрьмы ее папашу, которого за взятки ОБХСС прижал. А она меня и отблагодарила.
- Так он был вашим женихом? – удивленно поднял бровь Штольцев.
- Да! – словно придав себе важности, выпятила грудь вперед женщина.
Шестеренки в мозгу сыщика завертелись хаотично. Что же получается? Такой суперположительный мужчина берет в прислуги бывшую невесту? Это кощунство, по меньшей мере. И глупость.
Штольцев пристально посмотрел на домоправительницу тем взглядом, от которого преступникам хотелось стать как можно незаметнее.
Эмма по инерции пафосно воскликнула:
- Он не успел стать моим! Потому что Мария опять забрала самое лучшее…
- Не могу сказать применительно к вам слово уважаемая. Напомню, мы не на приеме у психолога. Ценю, что вы пытаетесь говорить как перед судом присяжных, но, право, это лишнее. Не тешьте себя иллюзией, что Виктор Иванович стал бы вашим женихом. От вас за версту несет лживостью и завистливостью. Я уверен, это Мария Тимофеевна настояла, чтобы он взял вас в дом. Исключительно по доброте душевной. А вы будьте любезны – факты. Не доводите до греха.
Эмма сникла, как-то сморщилась, словно превратившись в старушку. Долгие годы она подогревала свой праведный гнев, оправдывая в собственных глазах беспримерную подлость.
- Казимир придумал этот план, и я не смогла отказаться.
- Казимир – это кто? – перебил Глеб.
- Это друг Виктора.
- Да уж, - присвистнул Штольцев. – Такие друзья врагов без работы оставили…Дальше.
- Да, я любила Виктора и ненавидела Марию, потому что она отняла мое счастье, и не ценила Виктора, устраивая ему постоянные истерики. Балерина, видите ли, она! Прима! Да ей только что пачка сигарет «Прима» под стать! - Много лет копившаяся желчь не могла удержаться даже при этих двух людях, которые с нескрываемой брезгливостью смотрят на нее. Снова сорвавшись, Эмма испуганно вжалась в кресло.
Однако ни слова не прозвучало в ответ. Лишь желваки заходили на скулах Штольцева, напоминая, что ей лучше придерживаться безоценочного изложения.
- Мать Марии, действительно, имела проблемы с головой после родов. Постродовой психоз. И это прошло бы, но ее муж в то время повел себя не лучшим образом, не оказал поддержки, потому что завел банальную интрижку с секретаршей. Его избалованная натура не склонна была к самопожертвованию. Он отправил жену в клинику, и дальше все было печально. Казимир знал об этом, так как его отец, будучи близким другом семьи, видел все это воочию. И вот Казимир, желая не допустить брака Марии и Виктора, начал ненавязчиво внедрять в мозг Марии, что она может унаследовать болезнь матери на фоне оборванной балетной карьеры. И только он может это предотвратить и уберечь от беды. Поэтому ей не стоит становиться женой адвоката – только под наблюдением доктора, то есть самого Казимира, у нее есть шанс остаться здоровой.
Но она не стала его слушать, и свадьба состоялась. Казимир был из древнего шляхетского рода, поэтому ему уязвленное самолюбие жить мешало. То ли любовь была такая жгучая, то ли желание отомстить – я не вдавалась в подробности. Я просто тихо ненавидела ее, и рада была любому союзнику.
Как только Марию привезли из роддома, я по утрам начала подбрасывать черные перья на ниточке в комнату к ней. А пока она билась в истерике, и я ее успокаивала, и Казимир потихоньку их вытаскивал из комнаты. Получалось, как только она открывала глаза, никаких перьев уже не было. И мы ее убеждали, что это постородовой психоз, и скоро все пройдет, нужно подлечиться. Казимир колол успокаивающее. Но вскоре следовал новый инцидент – в окне спальни появлялся черный лебедь и начинал кричать и бить крыльями по стеклу. Естественно, в это время никого не было в доме, кроме нас. И опять она приходила к выводу с нашей помощью, что это проявление наследственного сумасшествия. А Виктор в своей заботе перестарался – он окружил ее вакуумом, сдувал пылинки и всячески угождал. И вместо того, чтоб выздоравливать, она все больше убеждалась, что больна. Дальше в ход пошли лекарства, первое помещение в клинику.
- А Кирилл знал, что нет никакой наследственности? – подала голос Варвара.
- Знал… Однажды в доме пропала ценная вещь. В полицию Виктор Иванович не обратился, очевидно, не хотел привлекать внимания. Он рвал и метал, и тут Кирилл предложил свои услуги и пообещал перевернуть все вверх дном. Пока вся прислуга сидела в кабинете, он, как ищейка, обыскал каждый угол и нашел-таки. Но помимо этого сделал еще одну находку, о которой хозяину не сказал. Я хранила те черные перья в шкатулке и иногда любовалась ими. Но поскольку они к пропаже не имели никакого отношения, то я и не волновалась. И поэтому для меня было неожиданностью, когда Кирилл сунул мне их под нос и пригрозил, что все расскажет Виктору. Я призналась во всем, поэтому и оказалась у него на крючке. А после того, как мы убедили Анну в дурной наследственности, мы с ним стали соратниками. Я радовалась, что могу еще насолить Марии. Хотя та уже и не расстроится.
Отвращение к этой жалкой завистнице боролось с желанием придушить ее, поэтому Штольцев грозно приказал:
- Идите к себе, и не вздумайте улизнуть!
Некоторое время они с Варварой молчали, пытаясь переварить услышанное.
- А к чему был этот цирк с имитацией сыворотки правды? – наконец Варвара вернулась из тяжких размышлений. – Или ты сомневался в моих способностях?
- На всякий случай. Ведь в диалоге мы узнали всю картину маслом. А так, сама знаешь, что-то могло пойти не так. Как Анне рассказать, в каком серпентарии ей пришлось жить? Как же мне ее жалко. А Разумов – сволочь! Надеюсь, ребята его хорошо отделали, хотя и убить его - мало. Зная, что Анна боится безумия, устроил ей треш.
Услышанное настолько не укладывалось в голове, что он даже не испытывал радости от того, что Анне ничто не угрожает. Но скорей всего оттого, что в глубине души был уверен, что все будет хорошо.
- Что сделать с этой сукой? – Штольцев обычно в компании дам тщательно выбирал выражения. Но здесь эмоции захлестнули. – Представляешь, сколько лет упиваться местью, доставать перья, любоваться, вновь и вновь смакуя детали преступления. В котел с кипящей смолой засунуть! Все средневековые пытки применить к ней и то мало будет!
Глеб заметался по комнате, сжимая кулаки.
- Моя девочка потеряла отца, с матерью беда, сама едва не стала жертвой негодяев. Я просто не могу оставить ее безнаказанной.
- Я помогу тебе. И если я что-то понимаю в людях, поверь, она получит свое.
И когда Анна с Антоном вернулись с вынужденной прогулки, их ждали новости, которые потрясли даже выдержанного блюстителя закона.
Анна побледнела и едва не потеряла сознание, буквально упав в объятия будущего мужа.
Ее сердце билось часто – часто, и слезы непроизвольно текли по щекам.
- Глеб, это, наверно, хорошо, что у меня нет подруг? И, кажется, я не хочу.
- Маленькая моя, хорошая! – осушая губами ее слезинки, успокаивал он. Я не специалист в вопросах дружбы. Слава Богу, не было повода задумываться. Сколько себя помню – Сашка всегда был рядом. Ругались, дрались даже. Но как только нависала угроза извне – тут же забывали все. Я думаю, дружба не имеет гендерной привязки. Такие подруги и друзья, как Эмма, - это наверно, не редкость. С той разницей, что не все готовы пойти на преступление. Могут пакостить по мелкому, портить настроение, стремиться обесценить все, что друг делает, но это не смертельно. Тут главное - найти в себе решимость и гнать взашей таких друзей. А теперь поехали к моей любимой теще.
Мария Тимофеевна пребывала в своем привычном минорном настроении. Однако появление дочери с незнакомым мужчиной заставило вылезти ее из своей раковины меланхолии.
- Да, ты прав, - Анна робко улыбнулась. – А когда я начну впадать в прелесть, вы с Гриней будете относиться ко мне, как к маленькой. А я потом вам припомню!
Глеб при упоминании Грини опять устыдился собственной нечуткости. Мальчишка увидел признаки беременности, а он…. Но Анне он не признается в своей оплошности.
- Ань, придется мне одному с тобой возиться. Гриня попросил найти его семью. Там глупость такая вышла. Так что я Рогозина впрягу в это дело. А пока Италия. И Варвару захватим с собой, чтоб не скучно было. Хорошо?
- Хорошо! Мне с тобой очень хорошо!!! – и девушка нежным поцелуем коснулась его губ, едва слышно прошептав «Люблю тебя».
На настойчивое предложение ехать с ними Варвара сначала послала Глеба далеко не в Италию, но тот умел быть убедительным.
ГЛАВА 37
Отдохнув с дороги, перекусив тем, что с ванильной улыбкой приготовила Эмма, туристы из Москвы развернули деятельность. Призван был нотариус, которому они собрались доказывать, что Разумов не сможет стать мужем синьорины Градовой – Павловой по причине того, что является преступником.
Однако он удивил их гораздо сильней, чем они его. Оказалось, что завещание, с которым ознакомил Анну Кирилл, было поддельным. Ни о каком лишении наследства речь не шла. Единственное условие заключалось в том, чтобы Разумов вел дела компании и опекал Анну до ее замужества. После он получал часть акций и мог оставаться управляющим компанией, если к тому не возникнут какие-либо препятствия.
Анна думала, что после злодеяния Кирилла ее ничем нельзя уже было удивить, но открытие завещания стало настоящим потрясением. Да, шантажировать жизнью любимого человека он мог в ослеплении яростью, он не любил проигрывать. Это понятно. Но с холодным расчетом, продуманно держать ее на коротком поводке! Какая же жизнь ждала ее, не встреть она Глеба!!! Девушка содрогнулась. Захватив контроль над компанией в свои руки, он ее бы отправил в сумашедший дом. Однозначно. Девушка бессознательно схватила за руку своего защитника и избавителя. Робкий взгляд, украдкой скользнувший по лицу любимого, не мог остаться незамеченным – Штольцев вопросительно посмотрел на нее. «Ничего, все в порядке. Я счастлива, что ты у меня есть», - шепнула она ему в ухо. Глеб успокаивающе погладил ее кисть. «Все хорошо», - безмолвно ответили его глаза.
- Ну, теперь по магазинам? – весело воскликнула Варвара, когда все формальности разрешились наилучшим образом.
- Нужно к маме съездить, - Анна произнесла немного грустно – никогда нельзя было угадать, в каком та настроении. Бывало, когда они к ней приезжали, она не выходила, передавая через обслугу, что плохо себя чувствует.
- Съездим, конечно, съездим. Я только одно дело еще решу. Ты не хочешь с подружками повидаться? Вернее, я хочу, чтобы ты была под присмотром Антона, пока я буду занят. Звони своему приятелю.
- Ты хочешь от меня избавиться? - обиженно надула губки девушка. – Или у тебя какие-то тайны есть? Которые ты мне не доверяешь?
Глеб притянул к себе свое насупленное сокровище и чмокнул в носик.
- Я тебе доверяю. В рамках наших взаимоотношений. Но работу – никогда. Звони храброму идальго, или как тут называются джентльмены.
Антонио не заставил себя долго ждать – очередной раз он придумал мифическое задание и удрал из участка. Он успел соскучиться по Анне. Однако, переступив порог ее особняка, забыл, зачем вообще пожаловал. Красавица из его сновидений, словно материализовавшись, сидела на диване, закинув ногу на ногу. Она небрежно поигрывала туфелькой на острой шпильке, удерживая ее на носке. Зрелище было настолько завораживающим, что бедный юноша не мог отвести глаз, осознавая, что эта раскачивающаяся туфелька действовала на него, как маятник гипнолога.
Варвара, заметив впечатлительного, покрывшегося легким румянцем юношу, надела туфлю и снисходительно улыбнулась.
- Бон джорно, синьор Антонио, - лукавая усмешка мелькнула в ее обжигающем взгляде. Понимая, что самостоятельно из ступора он не выйдет, она поспешила на помощь. – Мы с синьором Штольцевым должны решить один вопрос, а вы займите Анну, погуляйте, поводите ее по магазинам.
- Варвара Александровна! Я говорю по-русски, - смущенно пробормотал окончательно покрасневший Антон.
- Ну, тем лучше, - и ее самая роскошная улыбка стала наградой за его терзания.
Как только за парочкой друзей закрылась дверь, в нее же попыталась юркнуть и домоправительница.
Однако Штольцев, как скала, вырос на ее пути. Ледяная молния, мелькнувшая в его глазах, явно не предвещала ничего хорошего. Он грубо схватил ее за руку и почти швырнул в кресло.
- Итак, синьора. Вы сами все расскажете или придется применить силу?
Она попыталась было залепетать по-итальянски, от страха, очевидно забыв, что Глеб уже расколол ее насчет владения русским. Однако недвусмысленно сжатый добела кулак красноречиво напомнил об этом факте.
- Не понимаю, о чем вы?
Сделав вид, что не расслышал вопроса, Штольцев продолжил:
- Есть сыворотка правды, но после нее вам придется очень худо. Варвара Александровна под гипнозом может извлечь из вас любую информацию. Что выбираете?
- Это незаконно! – взвизгнула испуганная женщина. Казалось, страх поселился даже в ее жиденькой гульке, стянутой на макушке какой-то сеточкой.
- Уж не полагаете ли вы, что это меня остановит, когда дело касается моей семьи? - ледяная усмешка едва тронула губы мужчины.
В ожидании ответа, он потянулся за сумкой и извлек из нее маленькую ампулу, так же, не торопясь достал шприц и вопросительно посмотрел на Эмму.
Она ошарашено заерзала, совсем не таким ей представлялось это утро. Однако другого пути не было. Этому мужчине невозможно было солгать.
- Мария была моей подругой, несмотря на то, что моя мать работала простой костюмершей. Была в подчинении отца Марии, который был по тем временам большим человеком – директором концертного зала и за билетик на звезду получал гигантские проценты. Мы жили по соседству, поэтому много времени проводили вместе. У нее было все самое лучшее, и поэтому я всегда ей завидовала. Но она не замечала и, как ни в чем не бывало, дарила мне свои платья, которые надевала по одному разу. Дарила подарки. Конечно, у нее всего полно было – почему бы нищенку и не облагодетельствовать?!
Тут Эмма непроизвольно поддалась эмоциям - многолетняя зависть к человеку, чью жизнь она разрушила, снова вынырнула с низменного дна ее души. И глаза вспыхнули недобрым огнем.
Смотреть на нее было противно. Глеб отвел взгляд, привычно сосчитал до десяти, задержал дыхание и обрел способность к бесстрастному восприятию.
- А разве она обязана была вам что-то дарить? Здесь только ее душевная щедрость проявляется. А вы отплатили за все хорошее…Не ошибся я в вас…, - презрительно произнес он.
- Да что вы понимаете? – снова забывшись, воскликнула Эмма.- Это я познакомила ее с Виктором, чтобы он спас от тюрьмы ее папашу, которого за взятки ОБХСС прижал. А она меня и отблагодарила.
- Так он был вашим женихом? – удивленно поднял бровь Штольцев.
- Да! – словно придав себе важности, выпятила грудь вперед женщина.
Шестеренки в мозгу сыщика завертелись хаотично. Что же получается? Такой суперположительный мужчина берет в прислуги бывшую невесту? Это кощунство, по меньшей мере. И глупость.
Штольцев пристально посмотрел на домоправительницу тем взглядом, от которого преступникам хотелось стать как можно незаметнее.
Эмма по инерции пафосно воскликнула:
- Он не успел стать моим! Потому что Мария опять забрала самое лучшее…
- Не могу сказать применительно к вам слово уважаемая. Напомню, мы не на приеме у психолога. Ценю, что вы пытаетесь говорить как перед судом присяжных, но, право, это лишнее. Не тешьте себя иллюзией, что Виктор Иванович стал бы вашим женихом. От вас за версту несет лживостью и завистливостью. Я уверен, это Мария Тимофеевна настояла, чтобы он взял вас в дом. Исключительно по доброте душевной. А вы будьте любезны – факты. Не доводите до греха.
Эмма сникла, как-то сморщилась, словно превратившись в старушку. Долгие годы она подогревала свой праведный гнев, оправдывая в собственных глазах беспримерную подлость.
- Казимир придумал этот план, и я не смогла отказаться.
- Казимир – это кто? – перебил Глеб.
- Это друг Виктора.
- Да уж, - присвистнул Штольцев. – Такие друзья врагов без работы оставили…Дальше.
- Да, я любила Виктора и ненавидела Марию, потому что она отняла мое счастье, и не ценила Виктора, устраивая ему постоянные истерики. Балерина, видите ли, она! Прима! Да ей только что пачка сигарет «Прима» под стать! - Много лет копившаяся желчь не могла удержаться даже при этих двух людях, которые с нескрываемой брезгливостью смотрят на нее. Снова сорвавшись, Эмма испуганно вжалась в кресло.
Однако ни слова не прозвучало в ответ. Лишь желваки заходили на скулах Штольцева, напоминая, что ей лучше придерживаться безоценочного изложения.
- Мать Марии, действительно, имела проблемы с головой после родов. Постродовой психоз. И это прошло бы, но ее муж в то время повел себя не лучшим образом, не оказал поддержки, потому что завел банальную интрижку с секретаршей. Его избалованная натура не склонна была к самопожертвованию. Он отправил жену в клинику, и дальше все было печально. Казимир знал об этом, так как его отец, будучи близким другом семьи, видел все это воочию. И вот Казимир, желая не допустить брака Марии и Виктора, начал ненавязчиво внедрять в мозг Марии, что она может унаследовать болезнь матери на фоне оборванной балетной карьеры. И только он может это предотвратить и уберечь от беды. Поэтому ей не стоит становиться женой адвоката – только под наблюдением доктора, то есть самого Казимира, у нее есть шанс остаться здоровой.
Но она не стала его слушать, и свадьба состоялась. Казимир был из древнего шляхетского рода, поэтому ему уязвленное самолюбие жить мешало. То ли любовь была такая жгучая, то ли желание отомстить – я не вдавалась в подробности. Я просто тихо ненавидела ее, и рада была любому союзнику.
Как только Марию привезли из роддома, я по утрам начала подбрасывать черные перья на ниточке в комнату к ней. А пока она билась в истерике, и я ее успокаивала, и Казимир потихоньку их вытаскивал из комнаты. Получалось, как только она открывала глаза, никаких перьев уже не было. И мы ее убеждали, что это постородовой психоз, и скоро все пройдет, нужно подлечиться. Казимир колол успокаивающее. Но вскоре следовал новый инцидент – в окне спальни появлялся черный лебедь и начинал кричать и бить крыльями по стеклу. Естественно, в это время никого не было в доме, кроме нас. И опять она приходила к выводу с нашей помощью, что это проявление наследственного сумасшествия. А Виктор в своей заботе перестарался – он окружил ее вакуумом, сдувал пылинки и всячески угождал. И вместо того, чтоб выздоравливать, она все больше убеждалась, что больна. Дальше в ход пошли лекарства, первое помещение в клинику.
- А Кирилл знал, что нет никакой наследственности? – подала голос Варвара.
- Знал… Однажды в доме пропала ценная вещь. В полицию Виктор Иванович не обратился, очевидно, не хотел привлекать внимания. Он рвал и метал, и тут Кирилл предложил свои услуги и пообещал перевернуть все вверх дном. Пока вся прислуга сидела в кабинете, он, как ищейка, обыскал каждый угол и нашел-таки. Но помимо этого сделал еще одну находку, о которой хозяину не сказал. Я хранила те черные перья в шкатулке и иногда любовалась ими. Но поскольку они к пропаже не имели никакого отношения, то я и не волновалась. И поэтому для меня было неожиданностью, когда Кирилл сунул мне их под нос и пригрозил, что все расскажет Виктору. Я призналась во всем, поэтому и оказалась у него на крючке. А после того, как мы убедили Анну в дурной наследственности, мы с ним стали соратниками. Я радовалась, что могу еще насолить Марии. Хотя та уже и не расстроится.
Отвращение к этой жалкой завистнице боролось с желанием придушить ее, поэтому Штольцев грозно приказал:
- Идите к себе, и не вздумайте улизнуть!
Некоторое время они с Варварой молчали, пытаясь переварить услышанное.
- А к чему был этот цирк с имитацией сыворотки правды? – наконец Варвара вернулась из тяжких размышлений. – Или ты сомневался в моих способностях?
- На всякий случай. Ведь в диалоге мы узнали всю картину маслом. А так, сама знаешь, что-то могло пойти не так. Как Анне рассказать, в каком серпентарии ей пришлось жить? Как же мне ее жалко. А Разумов – сволочь! Надеюсь, ребята его хорошо отделали, хотя и убить его - мало. Зная, что Анна боится безумия, устроил ей треш.
Услышанное настолько не укладывалось в голове, что он даже не испытывал радости от того, что Анне ничто не угрожает. Но скорей всего оттого, что в глубине души был уверен, что все будет хорошо.
- Что сделать с этой сукой? – Штольцев обычно в компании дам тщательно выбирал выражения. Но здесь эмоции захлестнули. – Представляешь, сколько лет упиваться местью, доставать перья, любоваться, вновь и вновь смакуя детали преступления. В котел с кипящей смолой засунуть! Все средневековые пытки применить к ней и то мало будет!
Глеб заметался по комнате, сжимая кулаки.
- Моя девочка потеряла отца, с матерью беда, сама едва не стала жертвой негодяев. Я просто не могу оставить ее безнаказанной.
- Я помогу тебе. И если я что-то понимаю в людях, поверь, она получит свое.
И когда Анна с Антоном вернулись с вынужденной прогулки, их ждали новости, которые потрясли даже выдержанного блюстителя закона.
Анна побледнела и едва не потеряла сознание, буквально упав в объятия будущего мужа.
Ее сердце билось часто – часто, и слезы непроизвольно текли по щекам.
- Глеб, это, наверно, хорошо, что у меня нет подруг? И, кажется, я не хочу.
- Маленькая моя, хорошая! – осушая губами ее слезинки, успокаивал он. Я не специалист в вопросах дружбы. Слава Богу, не было повода задумываться. Сколько себя помню – Сашка всегда был рядом. Ругались, дрались даже. Но как только нависала угроза извне – тут же забывали все. Я думаю, дружба не имеет гендерной привязки. Такие подруги и друзья, как Эмма, - это наверно, не редкость. С той разницей, что не все готовы пойти на преступление. Могут пакостить по мелкому, портить настроение, стремиться обесценить все, что друг делает, но это не смертельно. Тут главное - найти в себе решимость и гнать взашей таких друзей. А теперь поехали к моей любимой теще.
ГЛАВА 38
Мария Тимофеевна пребывала в своем привычном минорном настроении. Однако появление дочери с незнакомым мужчиной заставило вылезти ее из своей раковины меланхолии.