А он, хоть и выражается, как отпетый бандюган, но настоящий. Знаешь, как он тебя охарактеризовал? Надо было б накостылять за такое, но он искренне тобой восхищался.
Анна засветилась от улыбки.
- Представляю себе. Глеб, я тебя об этом же хотела просить! Возьмем, да?! Если найдем родителей или родственников, то отдадим, но со дна его необходимо вытащить. Его Гриня зовут.
- А я переживал, что ты будешь против.
- А я боялась, что ты не согласишься. Зато меня не волнует твое мнение насчет уколов. Давайте, Глеб Платоныч, оголяйте свою филейную часть!
*****
Подставив губы для предсонного поцелуя, Анна заботливо укрыла своего мужчину, и, сняв халатик, с замирающим сердцем юркнула под одеяло. Можно было, конечно, постелить себе на диване, но достаточно в их короткой совместной жизни было передряг, чтобы отказываться от блаженства ощущать близость любимого человека, его дыхание, прикасаться к нему спящему.
Усилием воли она сосредоточилась на воображаемой точке, как во время выполнения фуэте, абстрагировалась. Затем хронический недосып сначала в бомжатском притоне, затем в больнице, суматоха сегодняшнего дня дали о себе знать, и она уснула.
Штольцев пытался последовать ее примеру, но безуспешно. Он старательно жмурил глаза, пока его заботливая …женушка – так просилось на язык слово – но пока только любимая женщина – уснула. Но едва она мирно засопела, сонливость, как рукой, сняло. Ярко светившая луна позволяла видеть все изгибы до боли желанного тела.
Тонкая сорочка обрисовывала манящие груди со всеми деталями. Четко выделяющиеся холмики, венчающие их, словно дразнили. Звали и притягивали взор и не только взор. Штольцев закусил до боли губу. Судорожно сглотнул. Нестерпимо хотелось обхватить ртом эти вершинки, втянуть в себя вместе с шелком, прижать, выпустить, снова прижать. Играть, дразнить, пока хозяйка не застонет во сне. Сердце билось гулко. Так гулко, что казалось готово выпрыгнуть из груди. Губами это сделать невозможно, придется склониться над ней. Но боль, от которой темнеет в глазах, не позволит это сделать...
Желание стало непереносимо острым, и Глеб, скривившись и едва не охнув, повернулся на бок. Осторожно протянул руку и накрыл грудь девушки. Ладонью ощущая ее упругость, он с наслаждением поднялся вверх, легонько провел пальцами по ключице, погладил шею, и, понимая, что время целомудренности осталось в больнице, страстными ласками вернулся к груди. Из уст Анны вырвался низкий стон, она подалась навстречу руке и изумленно открыла глаза.
- Глеб! Что ты делаешь? – вмиг пересохшими губами прошептала она.
Мужчина, застигнутый на месте преступления, хотел было отшутиться, однако тело, а соответственно и все функции уже отказывались воспринимать игры разума.
- Я немного…, - слова «пристаю», «ласкаю», «хочу» смешались в винегрет, и он выдохнул то, что было короче и главней, - хочу тебя!
- Немного? – придя в себя, с лукавой улыбкой переспросила Анна.
Понимая, что его любимая и заботливая женщина сейчас скажет «тебе же нельзя!», и не в силах противиться желанию, которое уже имело явно выраженные физиологические признаки, признался:
- Много! Очень много! У меня аж судорогой тело сводит, так много я хочу тебя!
Несколько мгновений Анна лежала, наслаждаясь лаской. Затем осторожно взяла его руку и нежно поцеловала в ладонь, породив цепную реакцию из маленьких искорок блаженства.
- Я тоже очень соскучилась! – с этими словами она села на кровати, небрежно откинула волосы, каскадом упавшие ей на грудь, и, протянув руку, легонько прикоснулась к плечу своего временно ограниченного в свободе действий любимого. Не веря себе, теряя голову от счастья, тот послушно перевернулся на спину.
- Сними рубашку, - хрипло попросил он.
Анна, взявшись двумя руками за подол, одним завораживающе медленным движением стянула с себя шелк, оставшись в кружевных трусиках. Наклонившись, она поцеловала своего мужчину в губы, погладила шею, спустилась руками на грудь, легонько прошлась пальчиками по животу, замерев перед преградой, отделявшей их общее «хочу» от его «нельзя». Проведя руками по бедрам, она поднялась к резинке и, захватив с обеих сторон, медленно стянула с него плавки. Волна ее волос, сорвавшись со спины, окатила неземной лаской живот и пах мужчины, заставив его коротко выдохнуть.
Потрясенный этими новыми, невыносимо чувственными прикосновениями, Глеб едва мог говорить.
- Аня, там в сумке, в кармане, еще с Кинешмы остались анти-пупсы, - попытался он внести свой вклад в процесс, что далось с неимоверным трудом. Мозг отказывался содействовать, тело пылало от страсти, и лишь усилием воли он удерживался, чтобы не перехватить инициативу и тут же не потянуть девушку на себя.
Анна грациозно поднялась, заставив и без того отчаянно бьющееся сердце мужчины колотиться еще сильней. Чуть ли не больным взглядом сопровождал он каждое ее движение.
Приготовившись помочь, он протянул руку за резинкой. Однако Анна мягко положила ее к себе на бедро и легко изогнувшись, позволила Глебу снять трусики. Он в очередной раз почувствовал, что его выдержка находится на грани.
- Аня, я не могу больше терпеть. Иди ко мне, - чуть не простонал он.
Девушка не ответила. Она села на его бедра и склонилась к животу. Легкие поцелуи сводили мужчину с ума. Он полагал, что достиг максимальной точки возбуждения. Но когда ее губы спустились ниже и коснулись его до боли возбужденной плоти, он едва не зарычал. Это была запредельная ласка. Это высшая степень доверия и проявления любви.
- Аня! Аня!- как безумный повторял до тех пор, пока не почувствовал, что их тела уже слились в страстном единении.
Воздух кончился, Вселенная исчезла, весь мир растворился, оставив только их двоих. Несмотря на ограничивающие его движения руки девушки, он не выдержал и, достигая пика, подался вверх, пронзая острым наслаждением и ее женскую суть. Резкая боль компенсировалась неизведанным до сих пор состоянием безумного счастья, эйфории….
Анна тихонько забилась ему в подмышку, аккуратно положила руку на живот, боясь причинить боль.
- Ань, ну вылезь, пожалуйста. Я ж не дотянусь до тебя. Потом скажешь – сделал свое дело и захрапел, - жалобно попросил Глеб.
- Ну, это кто еще сделал, - как маленькая хулиганка, подначила девушка. – Я так соскучилась по твоему телу, а здесь я вся в тебе.
Глебу тоже хотелось обнимать свое сокровище, поэтому он, кряхтя, повернулся на бок и, тронув проказницу за нос, положил руку ей на талию.
- Люблю тебя!
Анна зажмурилась от счастья. Звонкое, как клятва:
- Люблю тебя!
- Я боюсь, теперь мне придется называть тебя «Моя госпожа», - скривившись от боли, пошутил он.
- Почему госпожа вдруг?
Штольцев прикусил язык, не желая выяснять, каков объем познаний о девиациях в межполовых отношениях в этой хорошенькой головке.
- Спи давай!
- Нет, госпожа, так госпожа! Когда ты еще такое предложишь? – развеселившись, Анна принялась доставать своего обычно сдержанного и почти сурового мужчину.- Так что я должна сделать, чтоб еще раз это услышать?
- Еще раз проявить инициативу! – как сытый кот, улыбнулся он.
- А, это когда делают больно, чтоб стало приятно?
- Фу, Анна Викторовна, откуда у вас такие познания? – пряча озорных чертиков в глазах, строго спросил он.
- 50 оттенков серого…, - покаянно призналась девушка. – Я хоть и росла в оранжерее, но общалась с коллегами и интернет у меня был. Так что простите, мой полицейский нравов – успели испортить.
- Не прощу! Придется тебя наказать! Вот погоди, ребра срастутся, будешь пощады просить у меня!
- Ага, - хмыкнула Анна. - Сейчас! Пока – то ты в моей власти! И поверь, я не упущу своего! - Она подхватилась и уселась на кровати, забыв, что ничего на ней нет, опять заставив Глеба сглотнуть слюну и закрыть глаза.
- Знаешь, как мне хочется потормошить тебя! Снова оказаться у тебя на руках! Почувствовать твою силу! Меня просто переполняет какой-то безумный драйв, которого я никогда в жизни не испытывала.
Штольцев, не открывая глаз, нащупал ее талию, огладил бедра, поднялся к груди, задержался, отпустил с сожалением и поймал ее руку.
- Все будет, - тихо, словно тайную информацию выдал. – Давай спать.
- Ну, спать, так спать, - нехотя смирилась разыгравшаяся, как озорной котенок, Анна.
Полностью поглощенные волшебством этой ночи, они все-таки затихли, однако переполнявшие их эмоции не отступали, и им не хотелось расставаться. Ведь еще не придумали такого устройства, которое позволяло бы видеть один сон на двоих, быть вместе во сне. «Это как в могиле, где каждый одинок», - подумалось вдруг Глебу. Он вздрогнул от неожиданной и страшной в своей непогрешимости мысли. Тут же нагло начали втискиваться и другие непозитивные воспоминания. Как быть с детьми? Как узнать тайну своей любимой и не травмировать ее? Что значили слова – ребенок или брак.
- Ты меня не бросишь? – помимо воли вырвался у него вопрос. – Ты меня приручила, как дикого зверя, который теперь потерял все навыки вольной жизни.
- Я боюсь принести тебе несчастье, - Анне тяжело дались слова. – Женщины в нашем роду делают несчастными своих мужчин.
- Что за чушь, девочка моя! Ты мое счастье! И я не хочу слышать никакой ерунды насчет семейных проклятий. Забудь, как страшный сон. Я не смогу тебя разлюбить. Это невозможно в принципе. Как невозможно разучиться дышать.
Они ступили на тонкий лед. Пока можно отодвинуть решение проблемы. Утро вечера мудренее. Но и тянуть с этим долго нельзя.
Жизнь в молодой, хоть и не зарегистрированной в актах гражданского состояния, семье бурлила.
Анна загорелась идеей открыть частную балетную школу, благо опыт у нее был достаточным. А учить детей танцевать ей всегда хотелось. И теперь у нее имелись достаточные средства. Как бы то ни было, нет худа без добра. Страшные дни, проведенные ею в нищенском обличье, а Глебом в застенке, принесли очень весомый бонус – она теперь могла распоряжаться своим наследством, как угодно. Кириллу грозил большой тюремный срок за его злодеяния. И в качестве мужа рассматриваться уже не мог. В завещании указано, что пункт о замужестве теряет силу только в случае смерти жениха или в обнаружении фактов недостойного поведения. Бедный папа. Он даже представить не мог, насколько недостойным оно может оказаться!
Осталось слетать в Италию (конечно, с Глебом! Без него она теперь и шагу не ступит) уладить формальности, проведать маму. Но пока любимый мужчина не в лучшей форме, нужно заняться подготовкой к открытию собственного дела - оформить пакет документов, подобрать персонал, найти помещение. И она с энтузиазмом окунулась в эти хлопоты, успевая накормить свою семью – Харитон тоже входил в нее – и поноситься по Москве, посидеть в интернете, отвечать на звонки.
Штольцев, нацепив бандаж, как бронежилет, тоже погрузился в работу, пропадая там целыми днями. Однажды он нарушил устоявшийся график и пришел к обеду.
Анна сидела за компьютером, когда услышала звук открываемой двери.
Родной голос.
- Проходи, не стесняйся. Теперь будешь жить здесь!
Харитон, сидевший у девушки на коленях, настороженно повел ушами. Не любил он сюрпризов. И кого это еще хозяин в дом притащил? Не пса ли какого-нибудь приблудного? Недовольно фыркнув, он пошел разбираться в прихожую.
Анна последовала за ним.
- Гриня! - Ахнула она. Хотела было полезть с объятиями, но вспомнила, что парнишка к ним не приучен. Ограничившись поглаживанием по голове и ласковой улыбкой, скомандовала:
- Сейчас в ванну, потом я тебе дам что - нибудь одеться, покормлю тебя, а Глеб Платоныч съездит в магазин за новой одеждой.
Гриня молча подчинился, но по его испуганному лицу было видно, что он отказывается верить в происходящее. Запах еды с кухни, чистая квартира, даже сортир приятно пахнет. И Анька живая, добрая, красивая. Он боялся, что все это в один миг растворится. Ведь с той помойки, где он жил, можно было уйти только вперед ногами.
Однако, сколько он ни щипал себя, прекрасная действительность не исчезала, а, наоборот, приобретала все более осязаемые якоря.
Несколько дней он обвыкался, пытался помочь Анне в домашних делах, чем вызывал неизменное умиление с ее стороны и одобрение со стороны Штольцева.
Но поскольку даже у кота был паспорт, то ребенку оформить бумаги нужно было и подавно. И тут возник ряд вопросов.
- Ань, а как мы будем свидетельство Гриньке делать?
- Употребим связи и деньги! – как прожженный делец, ответила она.
- Ты не поняла. В графу отец меня вписать не проблема. А вот что записать там, где мать? Ты же не можешь быть матерью человека, который моложе тебя всего лишь на несколько лет? Нет, ну есть там исключительные случаи в Африке, где десятилетние рожают. Но это же абсурд!
И в самом документе нельзя оставить прочерк в этом месте. По-моему, не бывает так, чтоб в графе мать было пусто. Или не знаю…
Они крепко задумались, понимая, что придется немало поломать голову.
Однако Гриня вскоре сам нашел способ разрешения проблемы.
* ****
- Платоныч! Возьми меня с собой на работу, - попросился Гриня.
- С чего это? – спросил Глеб. Анна начала готовить мальчишку к школе, и поэтому, несмотря на свою загруженность, утро посвящала ему.
- Да не, я потом наверстаю, просто очень хочется посмотреть на твоих работников. Может, и я ментом стану, когда вырасту, - Штольцев этим доводом был сражен и даже не заподозрил, что мотивы у просьбы были совсем другие. Которые вскоре и выяснились.
Полдня Гриня просидел тихо, как мышь, в уголке, терпеливо ожидая, пока Платоныч раздаст всем люлей, кому –то еще и с добавкой. С замирающим сердцем он наблюдал за своим уже кумиром. Благоговейно следил за всеми его жестами: как он крутит в руках карандаш, иронично вскидывает бровь, когда что-то его не устраивает, как уверенно посылает по телефону кого-то, причем использует для этого какие-то мудреные обороты, однако смысл понятен. «Жаль, что ваш отец не предохранялся», - тут Гриня прыснул со смеху, вызвав строгую молнию взгляда.
И только тогда, когда Штольцев выделил время для кофе, мальчишка осмелился затеять разговор.
- Платоныч! А ты и вправду такой крутой, что круче всех? - начал он издалека.
- Ну, на каждого крутого всегда находится тот, кто круче, - улыбнулся Глеб. – Но крутой.
- И все можешь? - Гриня преданно заглянул в глаза мужчине.
- Гриня, кончай с заездами, а?! Давай конкретно, в какой области я должен быть волшебником?!
Парнишка помялся, однако знал, что, сказав «а», нужно говорить «б». И набрав воздуха, выдохнул:
- Найди мою мамку?!
Штольцев на мгновение потерял дар речи. Определенно, сотрясение мозга привело к сбоям в его работе. Ему и в голову не пришло, что парнишка может оказаться не сиротой, и что у него теоретически могут быть вменяемые родители.
Анна засветилась от улыбки.
- Представляю себе. Глеб, я тебя об этом же хотела просить! Возьмем, да?! Если найдем родителей или родственников, то отдадим, но со дна его необходимо вытащить. Его Гриня зовут.
- А я переживал, что ты будешь против.
- А я боялась, что ты не согласишься. Зато меня не волнует твое мнение насчет уколов. Давайте, Глеб Платоныч, оголяйте свою филейную часть!
*****
Подставив губы для предсонного поцелуя, Анна заботливо укрыла своего мужчину, и, сняв халатик, с замирающим сердцем юркнула под одеяло. Можно было, конечно, постелить себе на диване, но достаточно в их короткой совместной жизни было передряг, чтобы отказываться от блаженства ощущать близость любимого человека, его дыхание, прикасаться к нему спящему.
Усилием воли она сосредоточилась на воображаемой точке, как во время выполнения фуэте, абстрагировалась. Затем хронический недосып сначала в бомжатском притоне, затем в больнице, суматоха сегодняшнего дня дали о себе знать, и она уснула.
Штольцев пытался последовать ее примеру, но безуспешно. Он старательно жмурил глаза, пока его заботливая …женушка – так просилось на язык слово – но пока только любимая женщина – уснула. Но едва она мирно засопела, сонливость, как рукой, сняло. Ярко светившая луна позволяла видеть все изгибы до боли желанного тела.
Тонкая сорочка обрисовывала манящие груди со всеми деталями. Четко выделяющиеся холмики, венчающие их, словно дразнили. Звали и притягивали взор и не только взор. Штольцев закусил до боли губу. Судорожно сглотнул. Нестерпимо хотелось обхватить ртом эти вершинки, втянуть в себя вместе с шелком, прижать, выпустить, снова прижать. Играть, дразнить, пока хозяйка не застонет во сне. Сердце билось гулко. Так гулко, что казалось готово выпрыгнуть из груди. Губами это сделать невозможно, придется склониться над ней. Но боль, от которой темнеет в глазах, не позволит это сделать...
Желание стало непереносимо острым, и Глеб, скривившись и едва не охнув, повернулся на бок. Осторожно протянул руку и накрыл грудь девушки. Ладонью ощущая ее упругость, он с наслаждением поднялся вверх, легонько провел пальцами по ключице, погладил шею, и, понимая, что время целомудренности осталось в больнице, страстными ласками вернулся к груди. Из уст Анны вырвался низкий стон, она подалась навстречу руке и изумленно открыла глаза.
- Глеб! Что ты делаешь? – вмиг пересохшими губами прошептала она.
Мужчина, застигнутый на месте преступления, хотел было отшутиться, однако тело, а соответственно и все функции уже отказывались воспринимать игры разума.
- Я немного…, - слова «пристаю», «ласкаю», «хочу» смешались в винегрет, и он выдохнул то, что было короче и главней, - хочу тебя!
- Немного? – придя в себя, с лукавой улыбкой переспросила Анна.
Понимая, что его любимая и заботливая женщина сейчас скажет «тебе же нельзя!», и не в силах противиться желанию, которое уже имело явно выраженные физиологические признаки, признался:
- Много! Очень много! У меня аж судорогой тело сводит, так много я хочу тебя!
Несколько мгновений Анна лежала, наслаждаясь лаской. Затем осторожно взяла его руку и нежно поцеловала в ладонь, породив цепную реакцию из маленьких искорок блаженства.
- Я тоже очень соскучилась! – с этими словами она села на кровати, небрежно откинула волосы, каскадом упавшие ей на грудь, и, протянув руку, легонько прикоснулась к плечу своего временно ограниченного в свободе действий любимого. Не веря себе, теряя голову от счастья, тот послушно перевернулся на спину.
- Сними рубашку, - хрипло попросил он.
Анна, взявшись двумя руками за подол, одним завораживающе медленным движением стянула с себя шелк, оставшись в кружевных трусиках. Наклонившись, она поцеловала своего мужчину в губы, погладила шею, спустилась руками на грудь, легонько прошлась пальчиками по животу, замерев перед преградой, отделявшей их общее «хочу» от его «нельзя». Проведя руками по бедрам, она поднялась к резинке и, захватив с обеих сторон, медленно стянула с него плавки. Волна ее волос, сорвавшись со спины, окатила неземной лаской живот и пах мужчины, заставив его коротко выдохнуть.
Потрясенный этими новыми, невыносимо чувственными прикосновениями, Глеб едва мог говорить.
- Аня, там в сумке, в кармане, еще с Кинешмы остались анти-пупсы, - попытался он внести свой вклад в процесс, что далось с неимоверным трудом. Мозг отказывался содействовать, тело пылало от страсти, и лишь усилием воли он удерживался, чтобы не перехватить инициативу и тут же не потянуть девушку на себя.
Анна грациозно поднялась, заставив и без того отчаянно бьющееся сердце мужчины колотиться еще сильней. Чуть ли не больным взглядом сопровождал он каждое ее движение.
Приготовившись помочь, он протянул руку за резинкой. Однако Анна мягко положила ее к себе на бедро и легко изогнувшись, позволила Глебу снять трусики. Он в очередной раз почувствовал, что его выдержка находится на грани.
- Аня, я не могу больше терпеть. Иди ко мне, - чуть не простонал он.
Девушка не ответила. Она села на его бедра и склонилась к животу. Легкие поцелуи сводили мужчину с ума. Он полагал, что достиг максимальной точки возбуждения. Но когда ее губы спустились ниже и коснулись его до боли возбужденной плоти, он едва не зарычал. Это была запредельная ласка. Это высшая степень доверия и проявления любви.
- Аня! Аня!- как безумный повторял до тех пор, пока не почувствовал, что их тела уже слились в страстном единении.
Воздух кончился, Вселенная исчезла, весь мир растворился, оставив только их двоих. Несмотря на ограничивающие его движения руки девушки, он не выдержал и, достигая пика, подался вверх, пронзая острым наслаждением и ее женскую суть. Резкая боль компенсировалась неизведанным до сих пор состоянием безумного счастья, эйфории….
Анна тихонько забилась ему в подмышку, аккуратно положила руку на живот, боясь причинить боль.
- Ань, ну вылезь, пожалуйста. Я ж не дотянусь до тебя. Потом скажешь – сделал свое дело и захрапел, - жалобно попросил Глеб.
- Ну, это кто еще сделал, - как маленькая хулиганка, подначила девушка. – Я так соскучилась по твоему телу, а здесь я вся в тебе.
Глебу тоже хотелось обнимать свое сокровище, поэтому он, кряхтя, повернулся на бок и, тронув проказницу за нос, положил руку ей на талию.
- Люблю тебя!
Анна зажмурилась от счастья. Звонкое, как клятва:
- Люблю тебя!
- Я боюсь, теперь мне придется называть тебя «Моя госпожа», - скривившись от боли, пошутил он.
- Почему госпожа вдруг?
Штольцев прикусил язык, не желая выяснять, каков объем познаний о девиациях в межполовых отношениях в этой хорошенькой головке.
- Спи давай!
- Нет, госпожа, так госпожа! Когда ты еще такое предложишь? – развеселившись, Анна принялась доставать своего обычно сдержанного и почти сурового мужчину.- Так что я должна сделать, чтоб еще раз это услышать?
- Еще раз проявить инициативу! – как сытый кот, улыбнулся он.
- А, это когда делают больно, чтоб стало приятно?
- Фу, Анна Викторовна, откуда у вас такие познания? – пряча озорных чертиков в глазах, строго спросил он.
- 50 оттенков серого…, - покаянно призналась девушка. – Я хоть и росла в оранжерее, но общалась с коллегами и интернет у меня был. Так что простите, мой полицейский нравов – успели испортить.
- Не прощу! Придется тебя наказать! Вот погоди, ребра срастутся, будешь пощады просить у меня!
- Ага, - хмыкнула Анна. - Сейчас! Пока – то ты в моей власти! И поверь, я не упущу своего! - Она подхватилась и уселась на кровати, забыв, что ничего на ней нет, опять заставив Глеба сглотнуть слюну и закрыть глаза.
- Знаешь, как мне хочется потормошить тебя! Снова оказаться у тебя на руках! Почувствовать твою силу! Меня просто переполняет какой-то безумный драйв, которого я никогда в жизни не испытывала.
Штольцев, не открывая глаз, нащупал ее талию, огладил бедра, поднялся к груди, задержался, отпустил с сожалением и поймал ее руку.
- Все будет, - тихо, словно тайную информацию выдал. – Давай спать.
- Ну, спать, так спать, - нехотя смирилась разыгравшаяся, как озорной котенок, Анна.
Полностью поглощенные волшебством этой ночи, они все-таки затихли, однако переполнявшие их эмоции не отступали, и им не хотелось расставаться. Ведь еще не придумали такого устройства, которое позволяло бы видеть один сон на двоих, быть вместе во сне. «Это как в могиле, где каждый одинок», - подумалось вдруг Глебу. Он вздрогнул от неожиданной и страшной в своей непогрешимости мысли. Тут же нагло начали втискиваться и другие непозитивные воспоминания. Как быть с детьми? Как узнать тайну своей любимой и не травмировать ее? Что значили слова – ребенок или брак.
- Ты меня не бросишь? – помимо воли вырвался у него вопрос. – Ты меня приручила, как дикого зверя, который теперь потерял все навыки вольной жизни.
- Я боюсь принести тебе несчастье, - Анне тяжело дались слова. – Женщины в нашем роду делают несчастными своих мужчин.
- Что за чушь, девочка моя! Ты мое счастье! И я не хочу слышать никакой ерунды насчет семейных проклятий. Забудь, как страшный сон. Я не смогу тебя разлюбить. Это невозможно в принципе. Как невозможно разучиться дышать.
Они ступили на тонкий лед. Пока можно отодвинуть решение проблемы. Утро вечера мудренее. Но и тянуть с этим долго нельзя.
ГЛАВА 35
Жизнь в молодой, хоть и не зарегистрированной в актах гражданского состояния, семье бурлила.
Анна загорелась идеей открыть частную балетную школу, благо опыт у нее был достаточным. А учить детей танцевать ей всегда хотелось. И теперь у нее имелись достаточные средства. Как бы то ни было, нет худа без добра. Страшные дни, проведенные ею в нищенском обличье, а Глебом в застенке, принесли очень весомый бонус – она теперь могла распоряжаться своим наследством, как угодно. Кириллу грозил большой тюремный срок за его злодеяния. И в качестве мужа рассматриваться уже не мог. В завещании указано, что пункт о замужестве теряет силу только в случае смерти жениха или в обнаружении фактов недостойного поведения. Бедный папа. Он даже представить не мог, насколько недостойным оно может оказаться!
Осталось слетать в Италию (конечно, с Глебом! Без него она теперь и шагу не ступит) уладить формальности, проведать маму. Но пока любимый мужчина не в лучшей форме, нужно заняться подготовкой к открытию собственного дела - оформить пакет документов, подобрать персонал, найти помещение. И она с энтузиазмом окунулась в эти хлопоты, успевая накормить свою семью – Харитон тоже входил в нее – и поноситься по Москве, посидеть в интернете, отвечать на звонки.
Штольцев, нацепив бандаж, как бронежилет, тоже погрузился в работу, пропадая там целыми днями. Однажды он нарушил устоявшийся график и пришел к обеду.
Анна сидела за компьютером, когда услышала звук открываемой двери.
Родной голос.
- Проходи, не стесняйся. Теперь будешь жить здесь!
Харитон, сидевший у девушки на коленях, настороженно повел ушами. Не любил он сюрпризов. И кого это еще хозяин в дом притащил? Не пса ли какого-нибудь приблудного? Недовольно фыркнув, он пошел разбираться в прихожую.
Анна последовала за ним.
- Гриня! - Ахнула она. Хотела было полезть с объятиями, но вспомнила, что парнишка к ним не приучен. Ограничившись поглаживанием по голове и ласковой улыбкой, скомандовала:
- Сейчас в ванну, потом я тебе дам что - нибудь одеться, покормлю тебя, а Глеб Платоныч съездит в магазин за новой одеждой.
Гриня молча подчинился, но по его испуганному лицу было видно, что он отказывается верить в происходящее. Запах еды с кухни, чистая квартира, даже сортир приятно пахнет. И Анька живая, добрая, красивая. Он боялся, что все это в один миг растворится. Ведь с той помойки, где он жил, можно было уйти только вперед ногами.
Однако, сколько он ни щипал себя, прекрасная действительность не исчезала, а, наоборот, приобретала все более осязаемые якоря.
Несколько дней он обвыкался, пытался помочь Анне в домашних делах, чем вызывал неизменное умиление с ее стороны и одобрение со стороны Штольцева.
Но поскольку даже у кота был паспорт, то ребенку оформить бумаги нужно было и подавно. И тут возник ряд вопросов.
- Ань, а как мы будем свидетельство Гриньке делать?
- Употребим связи и деньги! – как прожженный делец, ответила она.
- Ты не поняла. В графу отец меня вписать не проблема. А вот что записать там, где мать? Ты же не можешь быть матерью человека, который моложе тебя всего лишь на несколько лет? Нет, ну есть там исключительные случаи в Африке, где десятилетние рожают. Но это же абсурд!
И в самом документе нельзя оставить прочерк в этом месте. По-моему, не бывает так, чтоб в графе мать было пусто. Или не знаю…
Они крепко задумались, понимая, что придется немало поломать голову.
Однако Гриня вскоре сам нашел способ разрешения проблемы.
* ****
- Платоныч! Возьми меня с собой на работу, - попросился Гриня.
- С чего это? – спросил Глеб. Анна начала готовить мальчишку к школе, и поэтому, несмотря на свою загруженность, утро посвящала ему.
- Да не, я потом наверстаю, просто очень хочется посмотреть на твоих работников. Может, и я ментом стану, когда вырасту, - Штольцев этим доводом был сражен и даже не заподозрил, что мотивы у просьбы были совсем другие. Которые вскоре и выяснились.
Полдня Гриня просидел тихо, как мышь, в уголке, терпеливо ожидая, пока Платоныч раздаст всем люлей, кому –то еще и с добавкой. С замирающим сердцем он наблюдал за своим уже кумиром. Благоговейно следил за всеми его жестами: как он крутит в руках карандаш, иронично вскидывает бровь, когда что-то его не устраивает, как уверенно посылает по телефону кого-то, причем использует для этого какие-то мудреные обороты, однако смысл понятен. «Жаль, что ваш отец не предохранялся», - тут Гриня прыснул со смеху, вызвав строгую молнию взгляда.
И только тогда, когда Штольцев выделил время для кофе, мальчишка осмелился затеять разговор.
- Платоныч! А ты и вправду такой крутой, что круче всех? - начал он издалека.
- Ну, на каждого крутого всегда находится тот, кто круче, - улыбнулся Глеб. – Но крутой.
- И все можешь? - Гриня преданно заглянул в глаза мужчине.
- Гриня, кончай с заездами, а?! Давай конкретно, в какой области я должен быть волшебником?!
Парнишка помялся, однако знал, что, сказав «а», нужно говорить «б». И набрав воздуха, выдохнул:
- Найди мою мамку?!
Штольцев на мгновение потерял дар речи. Определенно, сотрясение мозга привело к сбоям в его работе. Ему и в голову не пришло, что парнишка может оказаться не сиротой, и что у него теоретически могут быть вменяемые родители.
