Ольви прервала все контакты с окружающим миром. Почти не выходила из комнаты. Кто-то из слуг приносил ей обед и ужин, заставлял поесть и выпить чаю - какого-то особого, успокаивающего, как они говорили. Она была благодарна за их заботу и покорно принимала ее.
А каждую ночь, когда мир погружался в сон, Ольви оказывалась в бескрайней водной пустыне.
Каждую ночь, снова и снова, она пыталась переплыть океан боли.
Каждую ночь - один на один с черной бездной, под равнодушным черным небом. Где-то на берегу оставались отец и брат, и взгляды их были полны скорби. Ольви чувствовала их кожей; она не смогла бы воспротивиться их зову.
И они молчали.
Каждое движение давалось с трудом, и тьма тяжким грузом давила на плечи. Когда-то, под другим небом - звездным, в другом море - теплом и ласковом - тот, кого она любила, учил ее плавать. Он тоже незримо присутствовал здесь, едва различимым шепотом: плыви, плыви, как я учил тебя. Трудно? Ничего. В жизни часто бывает трудно. Пока можешь чувствовать боль - ты жива. Не останавливайся. Не сдавайся. Плыви...
Но однажды ночью настал момент, когда Ольви поняла: это все. Сил больше не осталось. Пора смириться с неизбежным. Пусть океан заберет ее. Она устала терпеть боль.
Нельзя, - шепнул ей призрак Азура, - каждому назначен свой путь, и его нужно пройти до конца, как бы ни было больно... дух-гурвиц подтвердит!
Посвященным - можно, - возразил дух голосом Литы. - Обладающая даром жизни и смерти сама выбирает свой путь и может закончить его когда захочет. Достаточно нырнуть и сделать глоток, и боль уйдет навсегда.
Так просто.
И Ольви нырнула.
Где-то на самом краю гаснущего сознания мелькнул смутный образ - ни имени, ни лица - только голос, далекий и полузабытый.
...Я вернусь за тобой...
Кто ты? Откуда я тебя знаю? Не помню... ничего не помню... Но я продержусь еще одну эту ночь... я дождусь.
Она вытолкнула себя на поверхность.
*
- Знаешь... я, пожалуй, поеду прямо сейчас. Ужинай без меня.
- Ты же только что с дороги...
- У меня плохое предчувствие, Лэви. Боюсь опоздать.
- Велю заложить экипаж, - вздохнула Арлэви, поднимаясь. – Я еду с тобой.
*
Сумерки сгущались. Ольви смотрела на свой остывающий чай, безуспешно пытаясь припомнить, где и когда она слышала тот голос из сна. И тут двор за окном наполнился звуками. Кажется, опять кто-то пожаловал с непрошеным визитом. А потом к ней постучал Кэрто.
- Госпожа... вас хотят видеть...
Он назвал имя. Ольви встрепенулась и опрокинула чашку.
Барт Авиль.
Смутный образ обрел лицо – и картинка сложилась.
Ольви велела зажечь газовые светильники - никаких свечей, хватит с нее этого полумрака... Она хотела рассмотреть до последней черточки его лицо, почему-то стершееся из памяти.
Арлэви отошла к окну, чтобы не мешать, и наблюдала за братом и Ольви со смутным беспокойством.
Барт смотрел на девушку, сдвинув брови, как будто видел впервые, как будто был не рад этой встрече, на которую так спешил. Что ж, немудрено - перед ним стояла тень прежней Ольви: похудевшая, осунувшаяся, с лихорадочно блестящими глазами и резкими рваными движениями.
- Забери меня отсюда, Барт, - прошептала она, вздрагивая и умоляюще вглядываясь в непроницаемые темные глаза. - Оставаться здесь, в огромном пустом доме... я больше не могу! Каждая вещь кричит о них. Вот в этом кресле любил сидеть папа... с газетой и сигарой... Каждый вечер мы вместе пили чай, еще с детства, и Ориен всегда отбирал у меня плюшки. Потом мы играли в фишки, и я проигрывала каждый третий раз, потому что иначе он жутко злился... А сейчас никого нет, из всей семьи - только я одна. И я схожу с ума... Пожалуйста, не оставляй меня здесь.
Барт медленно кивнул и повернул голову к сестре.
- Мы приглашаем вас отужинать с нами, Ольви, - сказала Арлэви.
Все было не так. Ольви уже жалела, что напросилась на этот ужин. И что на нее нашло? Теперь она с тоской вспоминала о своей темной спальне и одиночестве. Свет в столовой резал глаза, еда казалась безвкусной - она едва к ней притронулась, да еще этот мин Кельвин, домашний доктор четы Ли, на вид ровесник Арлэви, которого зачем-то пригласили на ужин и усадили слева от Ольви. Она невольно передернула плечами, вспомнив, как он поцеловал ей руку и зачем-то задержал ее в своей, слегка сжав запястье. Сейчас кожа зудела там, где касались его пальцы. Вдобавок он то и дело бросал на нее взгляды, вероятно, думая, что она не видит. Как же это раздражало.
Тем временем Арлэви, улыбаясь, что-то оживленно говорила, стараясь вовлечь всех присутствующих в беседу. Барт охотно поддерживал ее, Кельвин тоже что-то вежливо отвечал, а Ольви отделывалась односложными репликами. Ей было душно, она осушила два бокала вина, но это не утолило жажду.
- Мы завтра переселяемся в загородный дом, - говорила Арлэви, - последний теплый месяц осени, и моим младшим пойдет на пользу свежий лесной воздух. К тому же Белла хочет учиться верховой езде. Я приглашаю вас погостить у меня, Ольви.
- Благодарю вас, Арлэви, - слова царапали горло, - это так неожиданно...
- Конечно, я не тороплю вас с ответом. Но я вижу, вы устали. Уже довольно поздно. Оставайтесь у меня до завтра. Вам приготовят спальню... А завтра после обеда, если согласитесь, отправимся все вместе.
Ольви еле дождалась окончания ужина и, пожелав всем спокойной ночи, почти выбежала вслед за горничной-киранкой, которой было велено проводить ее до спальни и помочь раздеться.
- Что скажешь, Кель? - озабоченно спросила Арлэви, когда они остались втроем.
Тот покачал головой и вытянул губы в трубочку.
- Мне очень не понравилось то, что я увидел. Зрачки расширены, и пульс... и это беспокойство - ала Ольви сидела как на иголках. И ничего не ела. И еще жажда.
- Мы видели такое, - медленно сказала Арлэви. Они застыли - глаза в глаза, застигнутые одной и той же мыслью. Барт, подобравшись, молча переводил взгляд с одной на другого.
- Да, - так же медленно и очень тихо ответил Кельвин. - Когда Алену Арту не доставили его очередную дозу.
*
Барт знал эту историю по рассказам сестры. Ален Арт, по прозвищу Ястреб, был в свое время одним из ночных нарушителей. Яркий, веселый и бесстрашный, он ввязывался в самые рискованные авантюры - на грани законного, а, бывало, и за гранью, и с ним никогда не было скучно. Дурманом в их компании баловались все - но он заигрался. Пробовал все более и более сильные зелья, смешивал их, упиваясь новыми ощущениями. Особенно любил те, которые вызывали видения - это же так интересно! Говорил, что они помогают ему лучше увидеть суть вещей. На все осторожные замечания приятелей фыркал и отмахивался: "Я могу бросить как только захочу!"
Не смог.
В первую ночь без дозы он выглядел беспокойным и нервным, сидел как на иголках, щурился на свет и раздражался на все шутки, все время пил, но, кажется, не чувствовал вкуса. А потом ни с того ни с сего пожаловался на духоту, вылетел на улицу как пробка из бутылки и умчался неизвестно куда.
Назавтра уже все поняли, что с Ястребом творится что-то неладное. Его глаза покраснели, распухли и слезились, руки дрожали так, что он не мог зажечь сигарету, но он все еще хорохорился и пытался острить, то и дело шмыгая носом.
На третью ночь на него было страшно смотреть. Он пел, чтобы не плакать от боли, - сорвался на крик, пошел танцевать - и упал на пол, извиваясь в судорогах. Когда, задыхаясь, он содрал с себя маску, кто-то из мисанов узнал его и назвал его имя и курс.
Как-то очень быстро вся толпа нарушителей рассосалась, и, кроме растерянных официантов, в таверне с Аленом осталось трое - Кельвин и Ларрэн держали его, чтобы не покалечился, а Арлэви послала одного из киранов за извозчиком.
- А потом мы все вместе повезли его в мисанский пансион, - рассказывала позже Арлэви. - И мы сняли маски и назвали друг другу наши настоящие имена, чтобы в будущем найтись.
Алена немедленно отправили в лазарет, Кельвина в изолятор, а за Арлэви с Ларрэном пришли из алвойского пансиона. Им тоже пришлось провести ночь в лазарете - и год в изоляторах. Но на предпоследнем курсе они встретились снова и больше никогда не расставались. А закончив пансион, разыскали Келя.
- После того случая я решил стать доктором. Это ужасно - когда ничем не можешь помочь...
*
- Что будем делать, Кель?
- Нужно выяснить, что именно она принимала и как долго. Тогда я смогу приготовить лекарство. Барт, она вам доверяет больше всех, насколько я понимаю...
- Я спрошу. Но она могла и не знать, что принимает, - произнес Барт. - Все это выглядит крайне подозрительно. Мы сейчас же пошлем посыльного к начальнику полиции. А пока будем его ждать, я поговорю с Ольви.
Начальника полиции, приземистого пожилого мисана с пышными усами, приняли в кабинете. Арлэви с Кельвином молчали, пока Барт кратко излагал суть дела.
- Ала Орио утверждает, что не принимала никаких лекарств или других... средств, следовательно, ей что-то давали без ее ведома. Доставьте сюда ее юриста и доктора. Час поздний, но дело не терпит отлагательств... Кроме того, срочно отправьте полицейских в дом Орио, возьмите всех слуг под домашний арест и изолируйте каждого в отдельную комнату. А потом мы всех допросим. Да, все участвующие в деле должны подписать документ о неразглашении. Наш юрист подготовит.
- Будет сделано, ал Авиль, - кивнул полицмейстер.
Ночь выдалась беспокойной. Поднявшись после ужина наверх, Ольви надеялась уснуть, но сна не было ни в одном глазу, а в постель будто насыпали горячего песка. Поворочавшись, она встала и открыла окно, и замерла, опираясь на подоконник и хватая ртом прохладный воздух. Редкие экипажи проезжали по мостовой, и грохот их колес отдавался в голове странным гулким эхом.
Пришел Барт, зажег свечу, задавал странные вопросы. Это немного отвлекло.
- Ты еще не собираешься ложиться? - извиняющимся тоном спросил Барт напоследок. - Мне... и еще кое-кому... скоро придется опять тебя побеспокоить.
- Абсолютно не возражаю, - вздохнула Ольви. - Мне совершенно не хочется спать.
Оставшись одна, она попыталась почитать найденную тут же книгу - но строчки почему-то расплывались перед глазами. Ольви зашвырнула ее в угол и стала мерить шагами спальню.
Она не знала, сколько прошло времени, когда распахнулась дверь, и комната наполнилась людьми. Барт, Арлэви, ее противный доктор, пожилой усатый мужчина в полицейской форме, еще двое незнакомцев высшей расы, и - вот уж кого Ольви не ожидала увидеть - доктор Юрис и семейный юрист Орио.
Кельвин зажег газовый рожок. Юрис приблизился, обеспокоенно заглянул ей в глаза, проверил пульс и послушал дыхание, а потом тоже стал задавать всякие странные вопросы, как будто сговорился с Бартом. Ольви это показалось настолько забавным, что ее разобрал смех. Она не заметила, как комната опустела, и с ней остался только Барт, который обнимал ее и гладил по голове, пока смех не прекратился. Наступило странное опустошение и какая-то детская обида, словно у нее отобрали что-то. Ольви всхлипнула, готовая расплакаться.
- Посмотри на меня, - прошептал Барт, зарывшись пальцами в ее мягкие волосы. - Все хорошо. Я тебя не оставлю. Сейчас тебе нужно уснуть. Выпей вот это. Тут снотворное. Тебе нужно набраться сил.
Он поднес к ее губам чашку молока - вкус был странный, ваниль и еще что-то - и заставил выпить все до капли. Голова отяжелела, Барт подхватил Ольви на руки, опустил на подушки, и она забылась тяжелым сном без сновидений.
Когда Барт вошел в кабинет, юрист Ли выложил на стол подготовленные бумаги.
- Вы все видели сами. - Опершись на стол, Барт обвел взглядом присутствующих. - Ала Орио не в состоянии распоряжаться ни своим имуществом, ни людьми. Поэтому я, глава одного из сорока восьми древних родов, временно беру их под свою ответственность.
- Прошу докторов подтвердить недееспособность алы Ольви Орио, - сказал юрист семьи Ли.
Кельвин и Юрис поставили свои подписи. Потом Барт и оба юриста подписали акт о передаче имущества и прислуги Орио в управление Барта Авиля. То же самое сделали все свидетели, и нотариус заверил документ.
- Благодарю вас, - сказал Барт. - Мины юристы и нотариус могут быть свободны. Приношу извинения за то, что побеспокоил вас так поздно. Мин Юрис, прошу вас остаться. Вы нам понадобитесь.
Они остались впятером. Юрис, седой, подавленный, с опущенной головой, выглядел намного старше своих лет, старше, чем полицмейстер, хотя тому уже перевалило за шестьдесят, а Юрису не исполнилось и пятидесяти.
- Что скажете, мин Юрис? На что похожи симптомы?
- На употребление какого-то дурманного зелья, - упавшим голосом ответил тот.
- Когда вы видели алу Ольви в последний раз?
- В день суда. После суда она сказала, что мои услуги ей больше не нужны. Мы с женой переехали к сыну.
- Три недели назад?
- Да, ал Авиль.
- Были у нее тогда подобные симптомы?
- Нет. Она была очень шокирована тем, что произошло, потому я и возражал против ее присутствия на заседаниях, но такого с ней не было.
- Их юрист подтвердил это, - вставил Кельвин. - По всему выходит, что ала Ольви принимала зелье в течение этих трех недель, когда некому было обратить внимание на то, что с ней творилось.
- В таком случае, - Барт встал, - мы отправляемся в дом Орио. Я думаю, оба доктора должны присутствовать на допросе.
Кельвин и Юрис наклонили головы.
- Мин Марис, вы окажете мне любезность, если я попрошу вас вести протокол допроса? Прошу прощения, что обременяю вас секретарской работой, однако мне хотелось бы, чтобы как можно меньше человек были вовлечены в это дело.
- Ничего страшного, - махнул рукой полицмейстер, выбираясь из-за стола, - я с этого начинал. Вспомню молодость.
Барт взялся за ручку двери и оглянулся на сестру.
- Не беспокойся, - улыбнулась Арлэви. - Я за ней присмотрю.
Барт с Кельвином вернулись под утро. Арлэви, дремавшая в кресле в спальне Ольви (они с Бартом решили по возможности не привлекать слуг к уходу за ней, чтобы избежать сплетен), встрепенулась, услышав на лестнице их шаги, и встала, кутаясь в шаль. По утрам было зябко.
- Все было спокойно? Она не просыпалась?
Арлэви покачала головой, глядя, как Кельвин стремительно шагает к постели, щупает Ольви лоб, проверяет пульс, сосредоточенно сведя брови - она знала каждое его движение наизусть. Сколько раз она видела все то же самое, когда болели дети.
- Хорошо. Арлэви, Барт, прошу в мой кабинет. Я сразу же начну готовить лекарство.
В кабинете, пока Кельвин раскладывал на столе порошки, купленные по пути у аптекаря, хмурый Барт показал сестре полотняный мешочек с сухими измельченными листьями каких-то трав.
- Это то, что ей давали пить.
Арлэви осторожно потрогала травы пальцем и внимательно посмотрела на брата, почти физически ощущая исходящие от него волны холодной ярости.
- Виновник сознался?
- Тут такое дело, - хмыкнул Кельвин, отмеряя препарат, - когда мы начали задавать вопросы, кухарка очень возмутилась: да как мы могли такое подумать, да чтобы они причинили вред госпоже... Неудивительно - она оказалась под подозрением первой, как та, что готовит всю еду и напитки.
- И она сказала, что они после случившегося уж так ее берегли, лишний раз не тревожили, - язвительно добавил Барт, явно копируя стиль кухарки, - даже чай специальный с горничной собственноручно заваривали, для успокоения нервов...
А каждую ночь, когда мир погружался в сон, Ольви оказывалась в бескрайней водной пустыне.
Каждую ночь, снова и снова, она пыталась переплыть океан боли.
Каждую ночь - один на один с черной бездной, под равнодушным черным небом. Где-то на берегу оставались отец и брат, и взгляды их были полны скорби. Ольви чувствовала их кожей; она не смогла бы воспротивиться их зову.
И они молчали.
Каждое движение давалось с трудом, и тьма тяжким грузом давила на плечи. Когда-то, под другим небом - звездным, в другом море - теплом и ласковом - тот, кого она любила, учил ее плавать. Он тоже незримо присутствовал здесь, едва различимым шепотом: плыви, плыви, как я учил тебя. Трудно? Ничего. В жизни часто бывает трудно. Пока можешь чувствовать боль - ты жива. Не останавливайся. Не сдавайся. Плыви...
Но однажды ночью настал момент, когда Ольви поняла: это все. Сил больше не осталось. Пора смириться с неизбежным. Пусть океан заберет ее. Она устала терпеть боль.
Нельзя, - шепнул ей призрак Азура, - каждому назначен свой путь, и его нужно пройти до конца, как бы ни было больно... дух-гурвиц подтвердит!
Посвященным - можно, - возразил дух голосом Литы. - Обладающая даром жизни и смерти сама выбирает свой путь и может закончить его когда захочет. Достаточно нырнуть и сделать глоток, и боль уйдет навсегда.
Так просто.
И Ольви нырнула.
Где-то на самом краю гаснущего сознания мелькнул смутный образ - ни имени, ни лица - только голос, далекий и полузабытый.
...Я вернусь за тобой...
Кто ты? Откуда я тебя знаю? Не помню... ничего не помню... Но я продержусь еще одну эту ночь... я дождусь.
Она вытолкнула себя на поверхность.
*
- Знаешь... я, пожалуй, поеду прямо сейчас. Ужинай без меня.
- Ты же только что с дороги...
- У меня плохое предчувствие, Лэви. Боюсь опоздать.
- Велю заложить экипаж, - вздохнула Арлэви, поднимаясь. – Я еду с тобой.
*
Сумерки сгущались. Ольви смотрела на свой остывающий чай, безуспешно пытаясь припомнить, где и когда она слышала тот голос из сна. И тут двор за окном наполнился звуками. Кажется, опять кто-то пожаловал с непрошеным визитом. А потом к ней постучал Кэрто.
- Госпожа... вас хотят видеть...
Он назвал имя. Ольви встрепенулась и опрокинула чашку.
Барт Авиль.
Смутный образ обрел лицо – и картинка сложилась.
***
Ольви велела зажечь газовые светильники - никаких свечей, хватит с нее этого полумрака... Она хотела рассмотреть до последней черточки его лицо, почему-то стершееся из памяти.
Арлэви отошла к окну, чтобы не мешать, и наблюдала за братом и Ольви со смутным беспокойством.
Барт смотрел на девушку, сдвинув брови, как будто видел впервые, как будто был не рад этой встрече, на которую так спешил. Что ж, немудрено - перед ним стояла тень прежней Ольви: похудевшая, осунувшаяся, с лихорадочно блестящими глазами и резкими рваными движениями.
- Забери меня отсюда, Барт, - прошептала она, вздрагивая и умоляюще вглядываясь в непроницаемые темные глаза. - Оставаться здесь, в огромном пустом доме... я больше не могу! Каждая вещь кричит о них. Вот в этом кресле любил сидеть папа... с газетой и сигарой... Каждый вечер мы вместе пили чай, еще с детства, и Ориен всегда отбирал у меня плюшки. Потом мы играли в фишки, и я проигрывала каждый третий раз, потому что иначе он жутко злился... А сейчас никого нет, из всей семьи - только я одна. И я схожу с ума... Пожалуйста, не оставляй меня здесь.
Барт медленно кивнул и повернул голову к сестре.
- Мы приглашаем вас отужинать с нами, Ольви, - сказала Арлэви.
***
Все было не так. Ольви уже жалела, что напросилась на этот ужин. И что на нее нашло? Теперь она с тоской вспоминала о своей темной спальне и одиночестве. Свет в столовой резал глаза, еда казалась безвкусной - она едва к ней притронулась, да еще этот мин Кельвин, домашний доктор четы Ли, на вид ровесник Арлэви, которого зачем-то пригласили на ужин и усадили слева от Ольви. Она невольно передернула плечами, вспомнив, как он поцеловал ей руку и зачем-то задержал ее в своей, слегка сжав запястье. Сейчас кожа зудела там, где касались его пальцы. Вдобавок он то и дело бросал на нее взгляды, вероятно, думая, что она не видит. Как же это раздражало.
Тем временем Арлэви, улыбаясь, что-то оживленно говорила, стараясь вовлечь всех присутствующих в беседу. Барт охотно поддерживал ее, Кельвин тоже что-то вежливо отвечал, а Ольви отделывалась односложными репликами. Ей было душно, она осушила два бокала вина, но это не утолило жажду.
- Мы завтра переселяемся в загородный дом, - говорила Арлэви, - последний теплый месяц осени, и моим младшим пойдет на пользу свежий лесной воздух. К тому же Белла хочет учиться верховой езде. Я приглашаю вас погостить у меня, Ольви.
- Благодарю вас, Арлэви, - слова царапали горло, - это так неожиданно...
- Конечно, я не тороплю вас с ответом. Но я вижу, вы устали. Уже довольно поздно. Оставайтесь у меня до завтра. Вам приготовят спальню... А завтра после обеда, если согласитесь, отправимся все вместе.
Ольви еле дождалась окончания ужина и, пожелав всем спокойной ночи, почти выбежала вслед за горничной-киранкой, которой было велено проводить ее до спальни и помочь раздеться.
- Что скажешь, Кель? - озабоченно спросила Арлэви, когда они остались втроем.
Тот покачал головой и вытянул губы в трубочку.
- Мне очень не понравилось то, что я увидел. Зрачки расширены, и пульс... и это беспокойство - ала Ольви сидела как на иголках. И ничего не ела. И еще жажда.
- Мы видели такое, - медленно сказала Арлэви. Они застыли - глаза в глаза, застигнутые одной и той же мыслью. Барт, подобравшись, молча переводил взгляд с одной на другого.
- Да, - так же медленно и очень тихо ответил Кельвин. - Когда Алену Арту не доставили его очередную дозу.
*
Барт знал эту историю по рассказам сестры. Ален Арт, по прозвищу Ястреб, был в свое время одним из ночных нарушителей. Яркий, веселый и бесстрашный, он ввязывался в самые рискованные авантюры - на грани законного, а, бывало, и за гранью, и с ним никогда не было скучно. Дурманом в их компании баловались все - но он заигрался. Пробовал все более и более сильные зелья, смешивал их, упиваясь новыми ощущениями. Особенно любил те, которые вызывали видения - это же так интересно! Говорил, что они помогают ему лучше увидеть суть вещей. На все осторожные замечания приятелей фыркал и отмахивался: "Я могу бросить как только захочу!"
Не смог.
В первую ночь без дозы он выглядел беспокойным и нервным, сидел как на иголках, щурился на свет и раздражался на все шутки, все время пил, но, кажется, не чувствовал вкуса. А потом ни с того ни с сего пожаловался на духоту, вылетел на улицу как пробка из бутылки и умчался неизвестно куда.
Назавтра уже все поняли, что с Ястребом творится что-то неладное. Его глаза покраснели, распухли и слезились, руки дрожали так, что он не мог зажечь сигарету, но он все еще хорохорился и пытался острить, то и дело шмыгая носом.
На третью ночь на него было страшно смотреть. Он пел, чтобы не плакать от боли, - сорвался на крик, пошел танцевать - и упал на пол, извиваясь в судорогах. Когда, задыхаясь, он содрал с себя маску, кто-то из мисанов узнал его и назвал его имя и курс.
Как-то очень быстро вся толпа нарушителей рассосалась, и, кроме растерянных официантов, в таверне с Аленом осталось трое - Кельвин и Ларрэн держали его, чтобы не покалечился, а Арлэви послала одного из киранов за извозчиком.
- А потом мы все вместе повезли его в мисанский пансион, - рассказывала позже Арлэви. - И мы сняли маски и назвали друг другу наши настоящие имена, чтобы в будущем найтись.
Алена немедленно отправили в лазарет, Кельвина в изолятор, а за Арлэви с Ларрэном пришли из алвойского пансиона. Им тоже пришлось провести ночь в лазарете - и год в изоляторах. Но на предпоследнем курсе они встретились снова и больше никогда не расставались. А закончив пансион, разыскали Келя.
- После того случая я решил стать доктором. Это ужасно - когда ничем не можешь помочь...
*
- Что будем делать, Кель?
- Нужно выяснить, что именно она принимала и как долго. Тогда я смогу приготовить лекарство. Барт, она вам доверяет больше всех, насколько я понимаю...
- Я спрошу. Но она могла и не знать, что принимает, - произнес Барт. - Все это выглядит крайне подозрительно. Мы сейчас же пошлем посыльного к начальнику полиции. А пока будем его ждать, я поговорю с Ольви.
Начальника полиции, приземистого пожилого мисана с пышными усами, приняли в кабинете. Арлэви с Кельвином молчали, пока Барт кратко излагал суть дела.
- Ала Орио утверждает, что не принимала никаких лекарств или других... средств, следовательно, ей что-то давали без ее ведома. Доставьте сюда ее юриста и доктора. Час поздний, но дело не терпит отлагательств... Кроме того, срочно отправьте полицейских в дом Орио, возьмите всех слуг под домашний арест и изолируйте каждого в отдельную комнату. А потом мы всех допросим. Да, все участвующие в деле должны подписать документ о неразглашении. Наш юрист подготовит.
- Будет сделано, ал Авиль, - кивнул полицмейстер.
***
Ночь выдалась беспокойной. Поднявшись после ужина наверх, Ольви надеялась уснуть, но сна не было ни в одном глазу, а в постель будто насыпали горячего песка. Поворочавшись, она встала и открыла окно, и замерла, опираясь на подоконник и хватая ртом прохладный воздух. Редкие экипажи проезжали по мостовой, и грохот их колес отдавался в голове странным гулким эхом.
Пришел Барт, зажег свечу, задавал странные вопросы. Это немного отвлекло.
- Ты еще не собираешься ложиться? - извиняющимся тоном спросил Барт напоследок. - Мне... и еще кое-кому... скоро придется опять тебя побеспокоить.
- Абсолютно не возражаю, - вздохнула Ольви. - Мне совершенно не хочется спать.
Оставшись одна, она попыталась почитать найденную тут же книгу - но строчки почему-то расплывались перед глазами. Ольви зашвырнула ее в угол и стала мерить шагами спальню.
Она не знала, сколько прошло времени, когда распахнулась дверь, и комната наполнилась людьми. Барт, Арлэви, ее противный доктор, пожилой усатый мужчина в полицейской форме, еще двое незнакомцев высшей расы, и - вот уж кого Ольви не ожидала увидеть - доктор Юрис и семейный юрист Орио.
Кельвин зажег газовый рожок. Юрис приблизился, обеспокоенно заглянул ей в глаза, проверил пульс и послушал дыхание, а потом тоже стал задавать всякие странные вопросы, как будто сговорился с Бартом. Ольви это показалось настолько забавным, что ее разобрал смех. Она не заметила, как комната опустела, и с ней остался только Барт, который обнимал ее и гладил по голове, пока смех не прекратился. Наступило странное опустошение и какая-то детская обида, словно у нее отобрали что-то. Ольви всхлипнула, готовая расплакаться.
- Посмотри на меня, - прошептал Барт, зарывшись пальцами в ее мягкие волосы. - Все хорошо. Я тебя не оставлю. Сейчас тебе нужно уснуть. Выпей вот это. Тут снотворное. Тебе нужно набраться сил.
Он поднес к ее губам чашку молока - вкус был странный, ваниль и еще что-то - и заставил выпить все до капли. Голова отяжелела, Барт подхватил Ольви на руки, опустил на подушки, и она забылась тяжелым сном без сновидений.
***
Когда Барт вошел в кабинет, юрист Ли выложил на стол подготовленные бумаги.
- Вы все видели сами. - Опершись на стол, Барт обвел взглядом присутствующих. - Ала Орио не в состоянии распоряжаться ни своим имуществом, ни людьми. Поэтому я, глава одного из сорока восьми древних родов, временно беру их под свою ответственность.
- Прошу докторов подтвердить недееспособность алы Ольви Орио, - сказал юрист семьи Ли.
Кельвин и Юрис поставили свои подписи. Потом Барт и оба юриста подписали акт о передаче имущества и прислуги Орио в управление Барта Авиля. То же самое сделали все свидетели, и нотариус заверил документ.
- Благодарю вас, - сказал Барт. - Мины юристы и нотариус могут быть свободны. Приношу извинения за то, что побеспокоил вас так поздно. Мин Юрис, прошу вас остаться. Вы нам понадобитесь.
Они остались впятером. Юрис, седой, подавленный, с опущенной головой, выглядел намного старше своих лет, старше, чем полицмейстер, хотя тому уже перевалило за шестьдесят, а Юрису не исполнилось и пятидесяти.
- Что скажете, мин Юрис? На что похожи симптомы?
- На употребление какого-то дурманного зелья, - упавшим голосом ответил тот.
- Когда вы видели алу Ольви в последний раз?
- В день суда. После суда она сказала, что мои услуги ей больше не нужны. Мы с женой переехали к сыну.
- Три недели назад?
- Да, ал Авиль.
- Были у нее тогда подобные симптомы?
- Нет. Она была очень шокирована тем, что произошло, потому я и возражал против ее присутствия на заседаниях, но такого с ней не было.
- Их юрист подтвердил это, - вставил Кельвин. - По всему выходит, что ала Ольви принимала зелье в течение этих трех недель, когда некому было обратить внимание на то, что с ней творилось.
- В таком случае, - Барт встал, - мы отправляемся в дом Орио. Я думаю, оба доктора должны присутствовать на допросе.
Кельвин и Юрис наклонили головы.
- Мин Марис, вы окажете мне любезность, если я попрошу вас вести протокол допроса? Прошу прощения, что обременяю вас секретарской работой, однако мне хотелось бы, чтобы как можно меньше человек были вовлечены в это дело.
- Ничего страшного, - махнул рукой полицмейстер, выбираясь из-за стола, - я с этого начинал. Вспомню молодость.
Барт взялся за ручку двери и оглянулся на сестру.
- Не беспокойся, - улыбнулась Арлэви. - Я за ней присмотрю.
***
Барт с Кельвином вернулись под утро. Арлэви, дремавшая в кресле в спальне Ольви (они с Бартом решили по возможности не привлекать слуг к уходу за ней, чтобы избежать сплетен), встрепенулась, услышав на лестнице их шаги, и встала, кутаясь в шаль. По утрам было зябко.
- Все было спокойно? Она не просыпалась?
Арлэви покачала головой, глядя, как Кельвин стремительно шагает к постели, щупает Ольви лоб, проверяет пульс, сосредоточенно сведя брови - она знала каждое его движение наизусть. Сколько раз она видела все то же самое, когда болели дети.
- Хорошо. Арлэви, Барт, прошу в мой кабинет. Я сразу же начну готовить лекарство.
В кабинете, пока Кельвин раскладывал на столе порошки, купленные по пути у аптекаря, хмурый Барт показал сестре полотняный мешочек с сухими измельченными листьями каких-то трав.
- Это то, что ей давали пить.
Арлэви осторожно потрогала травы пальцем и внимательно посмотрела на брата, почти физически ощущая исходящие от него волны холодной ярости.
- Виновник сознался?
- Тут такое дело, - хмыкнул Кельвин, отмеряя препарат, - когда мы начали задавать вопросы, кухарка очень возмутилась: да как мы могли такое подумать, да чтобы они причинили вред госпоже... Неудивительно - она оказалась под подозрением первой, как та, что готовит всю еду и напитки.
- И она сказала, что они после случившегося уж так ее берегли, лишний раз не тревожили, - язвительно добавил Барт, явно копируя стиль кухарки, - даже чай специальный с горничной собственноручно заваривали, для успокоения нервов...
