— Это были не они. Скажи мне, ты мазохист, Оли? Или тебя заводят девушки с придурью? Или ты бьешь их, а они защищаются? Черт… — она нервно смеется, осознав, какую ересь только что сказала. — Боже, я скоро сама свихнусь, — закрыв лицо ладонями, измученно бормочет Гвен. — Это невозможно, Оливер. Нельзя жить в постоянном страхе. Я устала.
— И что ты предлагаешь? — участливо спрашиваю я, исподлобья наблюдая за расклеившейся сестрой. Она шумно втягивает воздух, запуская пальцы в растрепавшиеся волосы.
— Давай избавимся от них обоих, — произносит на выдохе.
— Не понял…, — озадаченно смотрю на нее. Понял, но поверить не могу, что у Гвен язык повернулся ляпнуть подобное.
— От этой Шерри и Дилана, — бесстрастно уточняет сестра. — Он хотел ее. Пусть забирает.
— Ты же не серьезно, — недоверчиво тряхнув головой, я тщетно ищу на лице Гвендолен следы притворства и неискренности. Да что, черт побери, с ней такое?
— Однажды ты позволил ему, — негромко бормочет она, намеренно ударяя по самому больному месту.
— Заткнись! Закрой свой чертов рот, Гвен, — рычу по слогам, срываясь на крик. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, Гвендолен замечает, что довела меня до ручки, и кривит губы в саркастической улыбке.
— Или что? Натравишь на меня своего личного Цербера? Или его кошку? Я должна описаться от страха?
Резкая вспышка концентрированной боли в середине ладони отрезвляет, и я успокаиваюсь также внезапно, как вскипел. Не могу, не хочу и не умею злиться на Гвен. Она — мой единственный маяк в этом *бнутом мире.
— К слову о кошке, — невозмутимо возвращаюсь к разговору. — Ее нет в комнате Дилана.
— Херовый признак, — мрачно и как-то слишком спокойно отзывается Гвендолен. — В доме тоже нет?
— Нет, я не нашел, — отрицательно качаю головой. — Но она оцарапала Шерил позапрошлой ночью.
— Супер, — отвернувшись, Гвен круговыми движениями потирает виски, прикрывая глаза длинными ресницами.
— Что это еще значит? — озадаченно спрашиваю, включая зажигание и трогаясь с места.
— Это значит, что я согласна поговорить с мисс Рэмси. Но сначала мне нужно принять душ, привести себя в порядок и поменять гортензии в вазах. Нарежь мне свежих, пожалуйста, пока я буду в ванной. Кстати, ты помнишь, почему я выращиваю именно гортензии?
— Твои любимые цветы? — предполагаю с улыбкой, которая мгновенно гаснет, стоит задеть взглядом побледневшее лицо Гвен.
— Я сказал что-то не то? — искренне недоумеваю, вопросительно глядя на сестру.
— Следи за дорогой, Оливер, — бесцветным тоном просит Гвен и до самого дома не произносит больше ни слова.
Особняк встречает нас тишиной и темными окнами. Прислуга разъехалась, и внешнее освещение только подчёркивает сумрачную пустоту внутри. «Кanehousgarden» выглядит необитаемым, отталкивающим и одиноким, но я знаю, что это далеко не так. Старые дома не любят посторонних глаз, у них сварливый характер, с ними сложно договориться, услышать, почувствовать. Мне удалось.
— Ненавижу это место, — зябко поежившись, бормочет Гвен. Звонко цокая каблуками по тротуарному покрытию, она кутается в длинный кремовый тренч и с опаской поглядывает на окна, взирающие на нее с не меньшим подозрением. Дом не любит Гвен, но терпит ради меня. Подняв голову вверх, я вдыхаю влажный прелый запах увядающей природы. Ощущение безмятежного спокойствия растекается по телу, стирая горький осадок, оставшийся после ссоры с сестрой. Ветер треплет мои волосы, приветственно шелестит в верхушках деревьев, щедро посыпая дорожки сухой листвой. — Уверен, что Шерил не сбежала?
— Она здесь, — утверждаю с блуждающей улыбкой, поднимаясь на парадное крыльцо.
В холле помогаю Гвен снять верхнюю одежду, и мы вместе проходим в гостиную. Свет включается автоматически, оснащенный датчиками движения.
— Не забудь про гортензии, — направляясь к лестнице с резными перилами, напоминает Гвендолен. — Можешь погреть ужин, если справишься быстрее, чем я спущусь. И подумай насчёт круглосуточного персонала.
— Ты же понимаешь, что это невозможно. Мы не можем себе позволить подобный риск.
— Ничего невозможного не существует, Оли. Все зависит от твоего желания, — небрежно махнув рукой, Гвен сворачивает в коридор, оставляя меня наедине с увядшими в вазах гортензиями.
За час я успеваю справиться и с цветами, и с ужином, аккуратно и почти профессионально расставляю приборы на три персоны в гостиной за круглым столом. Я с детства привык обслуживать себя сам и не вижу смысла менять либо упрощать отработанный распорядок. Закончив, собираюсь подняться за Шерил, но она сама появляется на лестнице. Почти одновременно с Гвен. Сестру я практически не замечаю, сконцентрировав максимум внимания на Шерри. Она снова в тех же юбке и блузке, в которых я увидел ее в библиотеке пару дней назад. Сложно поверить, что мы знакомы так мало времени. Слишком много всего произошло после ее появления, она оживила что-то во мне, открыла с новой незнакомой стороны. Рядом с ней все моим эмоции и чувства кажутся правильными, естественными, знакомыми.
Наверное, со стороны я выгляжу, как полный идиот, влюбленно глазеющий на симпатичную девушку. Светлые волосы распущены по плечам, на лице ни грамма косметики. Вцепившись пальцами в перила, Шерри спускается с медлительной осторожностью, избегая встречаться со мной взглядом. Я списываю данный факт на смущение после проведенной вместе ночи, но меня тревожит ее внешний вид. Она выглядит заспанной, растерянной, болезненно бледной.
— Все в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я, галантно отодвигая для девушки стул. Шерри коротко кивает, так и не взглянув на меня. Нахмурившись, перевожу взгляд на ехидно ухмыляющуюся сестру, и та выразительно выгибает брови. «Я же говорила, что она ненормальная», кричит ее взгляд. Мы рассаживаемся по своим местам в напряженном неловком молчании. Никто не решается начать даже с дежурной фразы. Гвен невозмутимо приступает к ужину, Шерри рассеянно елозит вилкой по тарелке с салатом, я разливаю вино в высокие бокалы.
— Как прошел день, Шерил? Оливер сообщил, что сегодня ты осталась без работы, — сестра не выдерживает первой. Изящно покачивая в пальцах ножку бокала, она устремляет на нашу гостью вежливо-холодный взгляд.
— Да, так и есть, — отложив вилку, нейтральным тоном подтверждает Шерил. — Есть вопросы, которые я хочу обсудить до того, как продолжу редактуру рукописи.
— Вот как, — промокнув губы салфеткой, Гвендолен снисходительно улыбается. — Тебя не устраивают условия? Или может не нравится дом? Или имеют место сексуальные домогательства мистера Кейна? — с откровенным вызовом перечисляет сестра.
— Гвен, хватит, — резко перебиваю, с беспокойством наблюдая за Шерри.
— Нет, все перечисленное не имеет отношения к сути проблемы, — не дрогнув, невозмутимо отвечает она. — При заключении трудового контракта, вы скрыли от меня важную деталь.
— Какую же? — сухо уточняет Гвен, продолжая вести себя, как снобистая высокомерная сука.
— Одно из ваших изданий не так давно выпустило статью о Балтиморском маньяке. И практически сразу после этого мне поступило предложение о вакансии.
— Если быть точной, Шерил, то анкета соискателя была отправлена тебе задолго до выхода статьи.
— Неважно. Принимая меня на работу, вы отлично знали, что моя старшая сестра была последней жертвой Уолтера Хадсона, а я тот ребенок, которому посчастливилось выжить.
— И что это меняет? — холодно уточняет Гвен. — Шерил, давай представим на минутку, что во время собеседования я в лоб выдаю тебе: эй, детка, я в курсе, что ты пережила, соболезную твоей утрате. Считаешь, что это было бы тактично, уместно и корректно?
— Это было бы справедливо и честно, — уверенно озвучивает свою точку зрения Шерил. — Вы умолчали важную информацию и не предупредили, что содержание рукописи напрямую связано с событиями из моего прошлого.
— Ты читала рукопись первой, — бесстрастно напоминает Гвен.
— Да, но вы знали, о чем она, — настаивает Шерри. — Не могли не знать. Меня интересует мотив.
— Хочу напомнить, что ты подписала соглашение…
— Гвен, остановись, — подняв руку, призываю сестру к молчанию и поворачиваюсь к Шерри, оценивая ее моральную готовность к откровенному разговору. Она выжидающе и спокойно смотрит на меня, но в тоже время словно вскользь. Несмотря на дежурную вежливую улыбку, я физически ощущаю исходящие от Шерил настороженность и недоверие. Какой бы ни была причина, я хочу это исправить. Мне необходимо абсолютное доверие Шерри, и она сама в моей жизни.
— Шерил, я отвечу на все твои вопросы и очень надеюсь на понимание и правильную трактовку моих слов. Я рассчитываю, что в конечном итоге мотив, о котором ты говоришь, станет нашим общим делом, — начинаю максимально осторожно.
— А я рассчитываю, что полученная информация не выйдет за пределы этого дома, — предусмотрительно вставляет Гвен стервозным тоном.
— Если вы сомневаетесь, готова подписать дополнительные соглашения, — деловито предлагает Шерил.
— Дополнительные меры не помешают, — одобряет Гвен встречное предложение.
— Не нужно, — непререкаемым твёрдым тоном завершаю бессмысленную дискуссию. — Мы доверяем тебе, Шерил.
— Спасибо, — слегка нахмурившись, отзывается девушка, скользнув по мне недоверчивым взглядом. Гвен несогласно фыркает, но с этой секунды ее мнение не учитывается.
— Самое главное, что ты должна знать…, — уверенно начинаю я, но почти сразу запинаюсь, заблудившись в темном сумраке настороженных глаз мисс Рэмси. — Это не самая приятная правда для тебя, Шерри, но я хочу, чтобы ты не делала преждевременных выводов и дослушала меня до конца, — продолжаю ходить кругами, не решаясь приступить к главному. Очередное фырканье сестры приводит меня в чувство. Промочив пересохшее горло глотком вина, делаю вторую попытку. Точнее, выдаю главный козырь, в лоб и без подготовки.
— Уолтер Хадсон был нашим отцом, — и снова замолкаю, но исключительно для того, чтобы дать Шерил время принять и осмыслить мои слова. Пока она приходит в себя, я внимательно наблюдаю за ответной реакцией. Она не отводит взгляд, не дрожит, не кричит и не плачет, но я успеваю заметить недоумение и шок, мелькнувшие в распахнутых глазах. Шерри мертвенно бледнеет, сминая в кулаке бумажную салфетку. Повернув голову, напряженно смотрит на Гвен, словно требуя у нее подтверждения. Словно ей недостаточно моего слова. Не знаю почему, но меня это дико задевает.
— Папочка монстр испоганил жизнь не только вашей семье и близким других убитых девушек, но и своим детям тоже, — ожесточённо бросает Гвендолен. Уголки кривящихся губ предательски дрожат. За ее агрессией скрывается боль, и это очевидно не только мне. Уронив взгляд в свою нетронутую тарелку, Шерил оставляет услышанную реплику без ответа.
— Никто из нас не был готов к тому, что произошло, Шерри, — продолжаю я, тщательно подбирая слова. — Эта трагедия причинила огромную боль многим и нам тоже. Последствия ударили по обеим сторонам. Когда имя отца попало в прессу, наша семья подвергалась вполне ожидаемым нападениями со стороны близких жертв Балтиморского маньяка. Думаю, тебе не стоит объяснять, как ожесточает боль от столь ужасной потери. Гнев, поиск виноватых, жажда мести ради восстановления справедливости. Разбитые окна, сожжённые автомобили, плевки в лицо моей матери и бесконечные угрозы. Мы все это прочувствовали на себе. Очень сложно и опасно оставаться в городе, где каждый житель считает своим общественным долгом высказать жене и детям убийцы все, что не успели ему. По этой причине, как только закончились взаимодействии с полицией, наша семья покинула Балтимор, — ненадолго прерываюсь, чтобы перевести дыхание и глотнуть еще немного вина для храбрости. Шерил по-прежнему, не поднимая головы, рассматривает узоры в тарелке, и догадаться хотя бы примерно, что она думает по поводу всего сказанного, практически невозможно.
— В тяжелой ситуации нас поддержал Даниэль Кейн, дед по материнской линии, помог финансово, позволил взять его фамилию, устроил наш переезд в Нью-Йорк. Так же он использовал свои широкие связи, чтобы стереть из нашей биографии факт родства с Уолтером Хадсоном. Это позволило нам попытаться начать новую жизнь с чистого листа. Я представляю, как это выглядит со стороны… Вместо тысячи несчастий и кары небес за преступления отца, мы получили в наследство многомиллионное состояние и возможность купаться в роскоши, не оглядываясь назад.
— Но этого не произошло, — глухим тоном вступает в диалог Гвен. — К сожалению, мы не можем стереть и перезаписать память, — добавляет она с горечью. Первоначальная злость и несогласие улеглись. Сейчас Гвендолен с трудом пытается скрыть мучительную боль, но отягощающее чувство все равно проскальзывает в потерянном отрешённом взгляде, в застывших чертах лица и побледневших покровах кожи.
— Считаете, что мне повезло больше, чем вам? — резко вскинув голову, Шерил полоснула по нам с сестрой холодным пронизывающим взглядом.
— Как думаешь, что страшнее: быть жертвой монстра или его отродьем? — проигнорировав вопрос, Гвендолен задает свой.
— Это не соревнования за место главного пострадавшего, Гвен, — накрываю ладонь сестры успокаивающим сдерживающим жестом.
— Я все еще не понимаю, что вам нужно от меня? — Шерри требовательно смотрит мне в глаза.
— Ты, я, Гвендолен и семьи погибших девушек имеют право знать правду, — глубоким твердым голосом говорю я.
— Какую? — с ожесточенным изумлением спрашивает Шерри. — Правда в том, что Уолтер Хадсон был хладнокровным, кровожадным убийцей. И он бы продолжил свои зверства, если бы его не остановил пожар.
— С меня хватит, — истерически кричит Гвен, закрывая уши ладонями. — Я же говорила, что она не поймет, — опрокинув бокал, сестра вскакивает с места. Стул с грохотом падает на пол. Гвендолен трясет мелкой дрожью, в глазах горят слезы, лихорадочный взгляд устремлён на разливающееся по белой скатерти красное вино.
— Гвен, прошу тебя, успокойся, — поднявшись из-за стола, решительно обхватываю сестру за плечи и привлекаю к себе. Вцепившись в лацканы моего пиджака, она поднимает на меня болезненно-яростный взгляд.
— Я просила тебя оставить прошлое там, где ему и место. В гребаном аду, вместе с нашим ублюдочным отцом. Я умоляла тебя об этом, — с упреком хрипло шепчет Гвен. — Остановись, пожалуйста, Оливер. Отпусти его. Позволь всем нам жить, — отчаянная мольба в глазах сестры стальными тисками сжимает сердце.
— Не могу, Гвен, — ласково погладив ее по щеке, с искренним сожалением отвечаю я. Уткнувшись лицом в мое плечо, Гвен позволят рыданиям прорваться наружу. Она плачет горько, почти беззвучно, пока я успокаивающе глажу ее волосы, глядя поверх темноволосой головы в шокированное лицо Шерил Рэмси.
— Уолтера Хадсона остановил не пожар, — уверенно сообщаю я. — Он умер до того, как загорелся дом.
— Хадсон совершил самоубийство, — Шерри озвучивает официальную версию, но есть подлинная, и она должна быть в курсе.
— Ты не читала материалы дела? — озадачено спрашиваю, продолжая укачивать в объятиях рыдающую сестру. — Тебя же допрашивали, задавали вопросы?
— Допрашивали, — соглашается Шерил. — В присутствии детского психолога. Напомню, что я была ребёнком, пережившим ужас и страдающим посттравматической амнезией. Ради моего психического здоровья некоторые факты не озвучивались.
— И что ты предлагаешь? — участливо спрашиваю я, исподлобья наблюдая за расклеившейся сестрой. Она шумно втягивает воздух, запуская пальцы в растрепавшиеся волосы.
— Давай избавимся от них обоих, — произносит на выдохе.
— Не понял…, — озадаченно смотрю на нее. Понял, но поверить не могу, что у Гвен язык повернулся ляпнуть подобное.
— От этой Шерри и Дилана, — бесстрастно уточняет сестра. — Он хотел ее. Пусть забирает.
— Ты же не серьезно, — недоверчиво тряхнув головой, я тщетно ищу на лице Гвендолен следы притворства и неискренности. Да что, черт побери, с ней такое?
— Однажды ты позволил ему, — негромко бормочет она, намеренно ударяя по самому больному месту.
— Заткнись! Закрой свой чертов рот, Гвен, — рычу по слогам, срываясь на крик. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, Гвендолен замечает, что довела меня до ручки, и кривит губы в саркастической улыбке.
— Или что? Натравишь на меня своего личного Цербера? Или его кошку? Я должна описаться от страха?
Резкая вспышка концентрированной боли в середине ладони отрезвляет, и я успокаиваюсь также внезапно, как вскипел. Не могу, не хочу и не умею злиться на Гвен. Она — мой единственный маяк в этом *бнутом мире.
— К слову о кошке, — невозмутимо возвращаюсь к разговору. — Ее нет в комнате Дилана.
— Херовый признак, — мрачно и как-то слишком спокойно отзывается Гвендолен. — В доме тоже нет?
— Нет, я не нашел, — отрицательно качаю головой. — Но она оцарапала Шерил позапрошлой ночью.
— Супер, — отвернувшись, Гвен круговыми движениями потирает виски, прикрывая глаза длинными ресницами.
— Что это еще значит? — озадаченно спрашиваю, включая зажигание и трогаясь с места.
— Это значит, что я согласна поговорить с мисс Рэмси. Но сначала мне нужно принять душ, привести себя в порядок и поменять гортензии в вазах. Нарежь мне свежих, пожалуйста, пока я буду в ванной. Кстати, ты помнишь, почему я выращиваю именно гортензии?
— Твои любимые цветы? — предполагаю с улыбкой, которая мгновенно гаснет, стоит задеть взглядом побледневшее лицо Гвен.
— Я сказал что-то не то? — искренне недоумеваю, вопросительно глядя на сестру.
— Следи за дорогой, Оливер, — бесцветным тоном просит Гвен и до самого дома не произносит больше ни слова.
***
Особняк встречает нас тишиной и темными окнами. Прислуга разъехалась, и внешнее освещение только подчёркивает сумрачную пустоту внутри. «Кanehousgarden» выглядит необитаемым, отталкивающим и одиноким, но я знаю, что это далеко не так. Старые дома не любят посторонних глаз, у них сварливый характер, с ними сложно договориться, услышать, почувствовать. Мне удалось.
— Ненавижу это место, — зябко поежившись, бормочет Гвен. Звонко цокая каблуками по тротуарному покрытию, она кутается в длинный кремовый тренч и с опаской поглядывает на окна, взирающие на нее с не меньшим подозрением. Дом не любит Гвен, но терпит ради меня. Подняв голову вверх, я вдыхаю влажный прелый запах увядающей природы. Ощущение безмятежного спокойствия растекается по телу, стирая горький осадок, оставшийся после ссоры с сестрой. Ветер треплет мои волосы, приветственно шелестит в верхушках деревьев, щедро посыпая дорожки сухой листвой. — Уверен, что Шерил не сбежала?
— Она здесь, — утверждаю с блуждающей улыбкой, поднимаясь на парадное крыльцо.
В холле помогаю Гвен снять верхнюю одежду, и мы вместе проходим в гостиную. Свет включается автоматически, оснащенный датчиками движения.
— Не забудь про гортензии, — направляясь к лестнице с резными перилами, напоминает Гвендолен. — Можешь погреть ужин, если справишься быстрее, чем я спущусь. И подумай насчёт круглосуточного персонала.
— Ты же понимаешь, что это невозможно. Мы не можем себе позволить подобный риск.
— Ничего невозможного не существует, Оли. Все зависит от твоего желания, — небрежно махнув рукой, Гвен сворачивает в коридор, оставляя меня наедине с увядшими в вазах гортензиями.
За час я успеваю справиться и с цветами, и с ужином, аккуратно и почти профессионально расставляю приборы на три персоны в гостиной за круглым столом. Я с детства привык обслуживать себя сам и не вижу смысла менять либо упрощать отработанный распорядок. Закончив, собираюсь подняться за Шерил, но она сама появляется на лестнице. Почти одновременно с Гвен. Сестру я практически не замечаю, сконцентрировав максимум внимания на Шерри. Она снова в тех же юбке и блузке, в которых я увидел ее в библиотеке пару дней назад. Сложно поверить, что мы знакомы так мало времени. Слишком много всего произошло после ее появления, она оживила что-то во мне, открыла с новой незнакомой стороны. Рядом с ней все моим эмоции и чувства кажутся правильными, естественными, знакомыми.
Наверное, со стороны я выгляжу, как полный идиот, влюбленно глазеющий на симпатичную девушку. Светлые волосы распущены по плечам, на лице ни грамма косметики. Вцепившись пальцами в перила, Шерри спускается с медлительной осторожностью, избегая встречаться со мной взглядом. Я списываю данный факт на смущение после проведенной вместе ночи, но меня тревожит ее внешний вид. Она выглядит заспанной, растерянной, болезненно бледной.
— Все в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я, галантно отодвигая для девушки стул. Шерри коротко кивает, так и не взглянув на меня. Нахмурившись, перевожу взгляд на ехидно ухмыляющуюся сестру, и та выразительно выгибает брови. «Я же говорила, что она ненормальная», кричит ее взгляд. Мы рассаживаемся по своим местам в напряженном неловком молчании. Никто не решается начать даже с дежурной фразы. Гвен невозмутимо приступает к ужину, Шерри рассеянно елозит вилкой по тарелке с салатом, я разливаю вино в высокие бокалы.
— Как прошел день, Шерил? Оливер сообщил, что сегодня ты осталась без работы, — сестра не выдерживает первой. Изящно покачивая в пальцах ножку бокала, она устремляет на нашу гостью вежливо-холодный взгляд.
— Да, так и есть, — отложив вилку, нейтральным тоном подтверждает Шерил. — Есть вопросы, которые я хочу обсудить до того, как продолжу редактуру рукописи.
— Вот как, — промокнув губы салфеткой, Гвендолен снисходительно улыбается. — Тебя не устраивают условия? Или может не нравится дом? Или имеют место сексуальные домогательства мистера Кейна? — с откровенным вызовом перечисляет сестра.
— Гвен, хватит, — резко перебиваю, с беспокойством наблюдая за Шерри.
— Нет, все перечисленное не имеет отношения к сути проблемы, — не дрогнув, невозмутимо отвечает она. — При заключении трудового контракта, вы скрыли от меня важную деталь.
— Какую же? — сухо уточняет Гвен, продолжая вести себя, как снобистая высокомерная сука.
— Одно из ваших изданий не так давно выпустило статью о Балтиморском маньяке. И практически сразу после этого мне поступило предложение о вакансии.
— Если быть точной, Шерил, то анкета соискателя была отправлена тебе задолго до выхода статьи.
— Неважно. Принимая меня на работу, вы отлично знали, что моя старшая сестра была последней жертвой Уолтера Хадсона, а я тот ребенок, которому посчастливилось выжить.
— И что это меняет? — холодно уточняет Гвен. — Шерил, давай представим на минутку, что во время собеседования я в лоб выдаю тебе: эй, детка, я в курсе, что ты пережила, соболезную твоей утрате. Считаешь, что это было бы тактично, уместно и корректно?
— Это было бы справедливо и честно, — уверенно озвучивает свою точку зрения Шерил. — Вы умолчали важную информацию и не предупредили, что содержание рукописи напрямую связано с событиями из моего прошлого.
— Ты читала рукопись первой, — бесстрастно напоминает Гвен.
— Да, но вы знали, о чем она, — настаивает Шерри. — Не могли не знать. Меня интересует мотив.
— Хочу напомнить, что ты подписала соглашение…
— Гвен, остановись, — подняв руку, призываю сестру к молчанию и поворачиваюсь к Шерри, оценивая ее моральную готовность к откровенному разговору. Она выжидающе и спокойно смотрит на меня, но в тоже время словно вскользь. Несмотря на дежурную вежливую улыбку, я физически ощущаю исходящие от Шерил настороженность и недоверие. Какой бы ни была причина, я хочу это исправить. Мне необходимо абсолютное доверие Шерри, и она сама в моей жизни.
— Шерил, я отвечу на все твои вопросы и очень надеюсь на понимание и правильную трактовку моих слов. Я рассчитываю, что в конечном итоге мотив, о котором ты говоришь, станет нашим общим делом, — начинаю максимально осторожно.
— А я рассчитываю, что полученная информация не выйдет за пределы этого дома, — предусмотрительно вставляет Гвен стервозным тоном.
— Если вы сомневаетесь, готова подписать дополнительные соглашения, — деловито предлагает Шерил.
— Дополнительные меры не помешают, — одобряет Гвен встречное предложение.
— Не нужно, — непререкаемым твёрдым тоном завершаю бессмысленную дискуссию. — Мы доверяем тебе, Шерил.
— Спасибо, — слегка нахмурившись, отзывается девушка, скользнув по мне недоверчивым взглядом. Гвен несогласно фыркает, но с этой секунды ее мнение не учитывается.
— Самое главное, что ты должна знать…, — уверенно начинаю я, но почти сразу запинаюсь, заблудившись в темном сумраке настороженных глаз мисс Рэмси. — Это не самая приятная правда для тебя, Шерри, но я хочу, чтобы ты не делала преждевременных выводов и дослушала меня до конца, — продолжаю ходить кругами, не решаясь приступить к главному. Очередное фырканье сестры приводит меня в чувство. Промочив пересохшее горло глотком вина, делаю вторую попытку. Точнее, выдаю главный козырь, в лоб и без подготовки.
— Уолтер Хадсон был нашим отцом, — и снова замолкаю, но исключительно для того, чтобы дать Шерил время принять и осмыслить мои слова. Пока она приходит в себя, я внимательно наблюдаю за ответной реакцией. Она не отводит взгляд, не дрожит, не кричит и не плачет, но я успеваю заметить недоумение и шок, мелькнувшие в распахнутых глазах. Шерри мертвенно бледнеет, сминая в кулаке бумажную салфетку. Повернув голову, напряженно смотрит на Гвен, словно требуя у нее подтверждения. Словно ей недостаточно моего слова. Не знаю почему, но меня это дико задевает.
— Папочка монстр испоганил жизнь не только вашей семье и близким других убитых девушек, но и своим детям тоже, — ожесточённо бросает Гвендолен. Уголки кривящихся губ предательски дрожат. За ее агрессией скрывается боль, и это очевидно не только мне. Уронив взгляд в свою нетронутую тарелку, Шерил оставляет услышанную реплику без ответа.
— Никто из нас не был готов к тому, что произошло, Шерри, — продолжаю я, тщательно подбирая слова. — Эта трагедия причинила огромную боль многим и нам тоже. Последствия ударили по обеим сторонам. Когда имя отца попало в прессу, наша семья подвергалась вполне ожидаемым нападениями со стороны близких жертв Балтиморского маньяка. Думаю, тебе не стоит объяснять, как ожесточает боль от столь ужасной потери. Гнев, поиск виноватых, жажда мести ради восстановления справедливости. Разбитые окна, сожжённые автомобили, плевки в лицо моей матери и бесконечные угрозы. Мы все это прочувствовали на себе. Очень сложно и опасно оставаться в городе, где каждый житель считает своим общественным долгом высказать жене и детям убийцы все, что не успели ему. По этой причине, как только закончились взаимодействии с полицией, наша семья покинула Балтимор, — ненадолго прерываюсь, чтобы перевести дыхание и глотнуть еще немного вина для храбрости. Шерил по-прежнему, не поднимая головы, рассматривает узоры в тарелке, и догадаться хотя бы примерно, что она думает по поводу всего сказанного, практически невозможно.
— В тяжелой ситуации нас поддержал Даниэль Кейн, дед по материнской линии, помог финансово, позволил взять его фамилию, устроил наш переезд в Нью-Йорк. Так же он использовал свои широкие связи, чтобы стереть из нашей биографии факт родства с Уолтером Хадсоном. Это позволило нам попытаться начать новую жизнь с чистого листа. Я представляю, как это выглядит со стороны… Вместо тысячи несчастий и кары небес за преступления отца, мы получили в наследство многомиллионное состояние и возможность купаться в роскоши, не оглядываясь назад.
— Но этого не произошло, — глухим тоном вступает в диалог Гвен. — К сожалению, мы не можем стереть и перезаписать память, — добавляет она с горечью. Первоначальная злость и несогласие улеглись. Сейчас Гвендолен с трудом пытается скрыть мучительную боль, но отягощающее чувство все равно проскальзывает в потерянном отрешённом взгляде, в застывших чертах лица и побледневших покровах кожи.
— Считаете, что мне повезло больше, чем вам? — резко вскинув голову, Шерил полоснула по нам с сестрой холодным пронизывающим взглядом.
— Как думаешь, что страшнее: быть жертвой монстра или его отродьем? — проигнорировав вопрос, Гвендолен задает свой.
— Это не соревнования за место главного пострадавшего, Гвен, — накрываю ладонь сестры успокаивающим сдерживающим жестом.
— Я все еще не понимаю, что вам нужно от меня? — Шерри требовательно смотрит мне в глаза.
— Ты, я, Гвендолен и семьи погибших девушек имеют право знать правду, — глубоким твердым голосом говорю я.
— Какую? — с ожесточенным изумлением спрашивает Шерри. — Правда в том, что Уолтер Хадсон был хладнокровным, кровожадным убийцей. И он бы продолжил свои зверства, если бы его не остановил пожар.
— С меня хватит, — истерически кричит Гвен, закрывая уши ладонями. — Я же говорила, что она не поймет, — опрокинув бокал, сестра вскакивает с места. Стул с грохотом падает на пол. Гвендолен трясет мелкой дрожью, в глазах горят слезы, лихорадочный взгляд устремлён на разливающееся по белой скатерти красное вино.
— Гвен, прошу тебя, успокойся, — поднявшись из-за стола, решительно обхватываю сестру за плечи и привлекаю к себе. Вцепившись в лацканы моего пиджака, она поднимает на меня болезненно-яростный взгляд.
— Я просила тебя оставить прошлое там, где ему и место. В гребаном аду, вместе с нашим ублюдочным отцом. Я умоляла тебя об этом, — с упреком хрипло шепчет Гвен. — Остановись, пожалуйста, Оливер. Отпусти его. Позволь всем нам жить, — отчаянная мольба в глазах сестры стальными тисками сжимает сердце.
— Не могу, Гвен, — ласково погладив ее по щеке, с искренним сожалением отвечаю я. Уткнувшись лицом в мое плечо, Гвен позволят рыданиям прорваться наружу. Она плачет горько, почти беззвучно, пока я успокаивающе глажу ее волосы, глядя поверх темноволосой головы в шокированное лицо Шерил Рэмси.
— Уолтера Хадсона остановил не пожар, — уверенно сообщаю я. — Он умер до того, как загорелся дом.
— Хадсон совершил самоубийство, — Шерри озвучивает официальную версию, но есть подлинная, и она должна быть в курсе.
— Ты не читала материалы дела? — озадачено спрашиваю, продолжая укачивать в объятиях рыдающую сестру. — Тебя же допрашивали, задавали вопросы?
— Допрашивали, — соглашается Шерил. — В присутствии детского психолога. Напомню, что я была ребёнком, пережившим ужас и страдающим посттравматической амнезией. Ради моего психического здоровья некоторые факты не озвучивались.
