Кто-то падал, сраженный его мечом, кто-то оставался стоять. Он не смотрел по сторонам, он видел лишь Партатую. Призывая воинов быстрее идти на помощь, он наконец-то прорубил себе путь к старику. В то мгновение, когда он ударил кого-то щитом, Партатую свалили два мечника, защищенные лишь кольчугами. Огромный латник занес над ним свой двуручный меч. Старик закрыл глаза, готовясь отправиться на встречу со Всадником.
В ушах его раздался треск дерева, и щепка, попавшая в лицо, привела старика в чувство. Он увидел, как какой-то маленький мальчик, упав на колени, удержал щитом удар меча. Латник, выругавшись, вынул меч из щита паренька и мощным ударом руки о щит отбросил его к краю стены. Партатуя, удерживаемый лежа на спине двумя мужами, был скован в движениях. Правой рукой он притянул к себе противника и оставшимися целыми передними зубами вцепился ему в нос, да так, что тот взвыл и отпустил его руку.
Пока латник отвлекся на мальчика, Партатуя выхватил привязанный к бедру кинжал и вонзил его в паразита, уцепившегося в левую руку. Поднявшись, он метнул меч в огромный силуэт, закованный в сталь. Меч только лязгнул о плечо громадины и отлетел в сторону. Великан перевел свой взгляд с мальчика на старика. Тот, улыбаясь, постучал в щит, который выронил Мазсе, призывая гиганта к себе. Откуда-то выскочили еще двое мечников, но Партатуя убил их тремя взмахами меча.
Латник, не спеша, приближался к старику. Шлем его с металлическим звоном упал на камни. Дальше Партатуя наблюдал, как маленький мальчик, запрыгнув на огромную груду металла, легко и непринужденно провел лезвием по горлу, тем самым поставив на колени столь могучего воина. Он упал, зажимая горло одной рукой, второй пытался дотянуться до выроненного меча, царапая пальцами камень. Партатуя вознес меч над головой великана и избавил его от страданий.
Взгляд Мазсе привлекла толпа латников, взбирающихся по лестнице на стены с внутренней стороны замка. Тут Мазсе увидел, что со спины подоспели воины Партатуи. Они бросились вперед, рубя и убивая врагов. Натиск неприятеля был мощным и стремительным, это были закованные в сталь ветераны, и тяжело было найти в доспехах их уязвимое место, чтобы направить клинок. Мазсе успел убить еще двоих, во всяком случае, он видел, как они упали, прежде чем латники начали стремительно оттеснять их, убивая сератаев одного за другим. Партатуя ругался, выкрикивал проклятия, раз за разом пытаясь пробить доспехи латников.
Дождь все усиливался, как вдруг откуда-то послышался протяжный гул. Это был еще один трубящий в рог дозорный.
— Лестницы прибыли! — сказал Партатуя, не дав Мазсе самому об этом догадаться.
Но враг продолжал напирать. Мазсе удалось вонзить свой клинок в глаз кому-то из мечников, но на его место тут же встал другой латник.
— Заряжай! — донеслась откуда-то с башни на стене протяжная команда.
Над головами пронеслась молния, и мальчик увидел Араме, в доспехах казавшегося еще больше своего роста. Волосы его, не то от дождя, не то от крови мокрыми прядями спадали на плечи — сейчас они казались еще темнее, чем были прежде. Он с оставшимися силами захватил сторожевую башню.
— Пли!
Сотни стрел, свистя, встретили неприятеля, поднимающегося по каменной лестнице на стену.
Партатуя, воспользовавшись минутной слабостью и растерянностью врага, скомандовал наступление. Сератаи, крича и вопя, ринулись на испуганных антерольцев. Они валили их на спины, топтали и рубили, сбрасывали со стен. Одни начали отступать, другие шли вперед, осыпаемые градом стрел. Антерольцы потеряли инициативу в этом сражении.
И вот уже два брата встретились у лестницы, ведущей в город, давя и убивая противника. Третий дозорный протрубил в рог.
«Ворота пали», — подумал Мазсе.
Тысячи конных сератаев во главе с Акиннаезом ворвались в город, убивая каждого, кто вставал у них на пути. Конница, не останавливаясь, промчалась до центральной площади, сметая всех и вся.
Антерольцы бросали оружие и знамена, бежали из последних сил. Те немногие, кто сохранил достоинство и мечи в руках, сражались и умирали в стенах замка. По городу лились реки крови, везде лежали убитые или стонали умирающие. В дома вламывались, горожан вытаскивали из подвалов.
Когда битва начала затихать, и Мазсе вместо обученных воинов попадались лишь селяне с вилами, кто-то вдалеке прокричал:
— Антерольский король мертв!
«Бой окончен. Город взят!» — подумал Мазсе.
Кое-где в городе еще слышался звон мечей. Внезапно мальчик увидел того бойца, стоявшего рядом с ним в осадной башне. Он был уже верхом на коне и куда-то скакал галопом.
— Где Скилур? — окликнул его Мазсе.
Промчавшись мимо, всадник все-таки обернулся, по-видимому, узнав мальчика, и крикнул:
— Погиб он, стрелой сраженный!
«Как погиб? Не может быть. Скорее всего, он его перепутал с кем-то другим, мало ли Скилуров в орде», — Мазсе как можно скорее прогнал прочь дурные мысли.
— Как только бой закончится, бери все самой ценное, что сможешь унести, остальное заберет Акиннаез, — сказал ему Араме перед боем.
И мальчик принялся искать наживы. Он вломился в дом, что выглядел побогаче, на той улице, где он разминулся с Араме. Хозяин дома бросился на него с топором, защищая семейство. Мазсе одним решительным ударом вспорол ему живот. Жена и дети его принялись кричать. Парень, не обращая на них внимания, принялся рыскать по дому в поисках драгоценной утвари.
Серебряные подсвечники, фарфоровая посуда, два золотых перстня — все это Мазсе скидывал в простыню, снятую с пуховой перины хозяина дома. Увлеченный поиском разного рода ценностей, мальчик не заметил, как кто-то подкрался сзади. Лишь скрип половицы под ногой неприятеля выдал его. Обернувшись, он увидел, как супруга хозяина занесла нож над его головой, готовая нанести удар.
Мазсе интуитивно выставил свой меч вперед. Женщина без сопротивления приняла в себя холодную сталь. Она округлила глаза то ли от боли, то ли от страха перед неизвестностью, а может, просто от неожиданно настигшей ее смерти, и бездыханная повалилась на пол, схватившись за рану.
Девочка — маленькая, русая, увидев смерть родителей, закричала что было мочи, но все было бесполезно, ее никто не слышал, некому было прийти на помощь. Мазсе замахнулся на нее мечом, собираясь прервать этот дикий вопль, но остановился, забрал мешок с награбленным и вышел вон из злополучного дома.
В ту ночь Мазсе обошел еще два особняка, пока его сделанный из простыни мешок не наполнился. Уже светало, и Мазсе, поймав какого-то коня, поспешил к центральной площади. Именно там собирались все вожди, прежде чем идти на совет во дворце.
Проезжая мимо антерольского храма, здания большого и величественного, сложенного из белого камня, с пятью куполами, покрытыми медью, он увидел, как трое сератаев неизвестного Мазсе племени волокут старого монаха в серой одежде, больше похожей на мешковину. На ступенях храма уже лежали трупы служителей, и Мазсе понял, что и этому не миновать участи своих братьев. Пока двое оттаскивали монаха, третий нес охапку книг.
— Меня убейте! Но книги оставьте, прошу вас. Людьми будьте, — произнес монах на чистом сератайском языке, как будто всю жизнь прожил в степях.
— Оставьте его! — вмешался Мазсе.
— Этот раб мой. И книги его мне принадлежат!
— Отправляйся к своей шлюхе-матери, — огрызнулся коренастый черноволосый сератай, указывая топором в сторону мальчика.
— Оставь, это брат вождя Араме, — шепотом сказал ему соплеменник, прильнув к его уху.
Наглец дернулся, а Мазсе слез с коня и молча двинулся в сторону своего обидчика.
— Хочешь этого раба — придется забрать его поединком, если не побоишься.
Мазсе молча достал меч из ножен, а со спины — свой щит. Сератай перекидывал топор из одной руки в другую, когда Мазсе подбежал к нему и нанес сверху рубящий удар. Неприятель закрылся рукояткой топора. Так же он защитился и от второго выпада. Затем враг нанес два удара из стороны в сторону, но мальчик уклонился от обоих. Противник сделал третью попытку поразить мальчишку, но и она провалилась. Мазсе использовал возможность, когда противник открылся на отмашке, и нанес колющий удар в плечо неприятеля.
Враг закричал и даже припал на колено. Рука его обмякла. Выругавшись, он перекинул топор в левую руку и отбросил лезвие меча от своего плеча. Попытался нанести еще два удара, но его левая рука была явно слабее правой, поэтому Мазсе без труда выбил из нее топор. Сератай с голыми руками помчался на Мазсе, надеясь задавить мальчика своей массой, но Мазсе ловким движением ушел с линии атаки противника и полоснул его лезвием по спине. Из раны хлынула кровь, а сам незадачливый боец растянулся на ступенях храма.
— Отче наш, прости их, грешных, ибо не знают, чью святыню оскверняют, — начал причитать монах.
— Забери своего друга, пока я не передумал сохранять ему жизнь, — с грозным видом обратился Мазсе ко второму сератаю.
Испуганный сератай подхватил соплеменника и, позабыв о книгах, повел его прочь от храма.
— Отныне ты раб мой, и храм твой, и книги под моей защитой, старик. Если кто посмеет покуситься на жизнь твою или имущество мое, назови имя мое — Мазсе, сын Теорека.
Мазсе вскочил на коня и поскакал дальше к площади, оставив монаха с охапкой книг на ступенях храма. Добравшись до нее, мальчик увидел множество вождей и представителей знати, которые, судя по крикам, уже делили дома в городе. Мальчик быстро отыскал своего брата в толпе крикунов.
— Мазсе! Ты жив, хвала Всаднику! Я потерял тебя из виду, когда мы начали прорываться к площади.
— Скилур… Он… погиб?
— Что? Нет. Брат словил пару стрел и теперь отлеживается в какой-то харчевне неподалеку от стены, завтра уже будет на ногах, вот увидишь.
— Правда? Но мне сказали, что он погиб.
— Мы многих сегодня потеряли.
Араме посмотрел на небо. Уже совсем рассвело, и дождь перестал идти. Солнечные лучи пробивались сквозь редеющую толщу облаков, озаряя улицы города и горы трупов, лежащих на них.
— Я еще не встретился со всей знатью, но, по предварительным подсчетам, мы потеряли больше тысячи человек сегодня.
— Я захватил себе раба и какой-то храм недалеко от площади, — гордо произнес Мазсе.
— Хорошо, покажешь мне его, когда будут уводить рабов. Ты ведь заберешь его в Аббий? — смеясь, произнес Араме.
«Нет, брат. Я остаюсь, и раб мой останется здесь. Это мой город. Только с этим городом она снова будет моей», — хотел сказать Мазсе, но предпочел сохранить молчание и просто пожал плечами.
В ушах его раздался треск дерева, и щепка, попавшая в лицо, привела старика в чувство. Он увидел, как какой-то маленький мальчик, упав на колени, удержал щитом удар меча. Латник, выругавшись, вынул меч из щита паренька и мощным ударом руки о щит отбросил его к краю стены. Партатуя, удерживаемый лежа на спине двумя мужами, был скован в движениях. Правой рукой он притянул к себе противника и оставшимися целыми передними зубами вцепился ему в нос, да так, что тот взвыл и отпустил его руку.
Пока латник отвлекся на мальчика, Партатуя выхватил привязанный к бедру кинжал и вонзил его в паразита, уцепившегося в левую руку. Поднявшись, он метнул меч в огромный силуэт, закованный в сталь. Меч только лязгнул о плечо громадины и отлетел в сторону. Великан перевел свой взгляд с мальчика на старика. Тот, улыбаясь, постучал в щит, который выронил Мазсе, призывая гиганта к себе. Откуда-то выскочили еще двое мечников, но Партатуя убил их тремя взмахами меча.
Латник, не спеша, приближался к старику. Шлем его с металлическим звоном упал на камни. Дальше Партатуя наблюдал, как маленький мальчик, запрыгнув на огромную груду металла, легко и непринужденно провел лезвием по горлу, тем самым поставив на колени столь могучего воина. Он упал, зажимая горло одной рукой, второй пытался дотянуться до выроненного меча, царапая пальцами камень. Партатуя вознес меч над головой великана и избавил его от страданий.
Взгляд Мазсе привлекла толпа латников, взбирающихся по лестнице на стены с внутренней стороны замка. Тут Мазсе увидел, что со спины подоспели воины Партатуи. Они бросились вперед, рубя и убивая врагов. Натиск неприятеля был мощным и стремительным, это были закованные в сталь ветераны, и тяжело было найти в доспехах их уязвимое место, чтобы направить клинок. Мазсе успел убить еще двоих, во всяком случае, он видел, как они упали, прежде чем латники начали стремительно оттеснять их, убивая сератаев одного за другим. Партатуя ругался, выкрикивал проклятия, раз за разом пытаясь пробить доспехи латников.
Дождь все усиливался, как вдруг откуда-то послышался протяжный гул. Это был еще один трубящий в рог дозорный.
— Лестницы прибыли! — сказал Партатуя, не дав Мазсе самому об этом догадаться.
Но враг продолжал напирать. Мазсе удалось вонзить свой клинок в глаз кому-то из мечников, но на его место тут же встал другой латник.
— Заряжай! — донеслась откуда-то с башни на стене протяжная команда.
Над головами пронеслась молния, и мальчик увидел Араме, в доспехах казавшегося еще больше своего роста. Волосы его, не то от дождя, не то от крови мокрыми прядями спадали на плечи — сейчас они казались еще темнее, чем были прежде. Он с оставшимися силами захватил сторожевую башню.
— Пли!
Сотни стрел, свистя, встретили неприятеля, поднимающегося по каменной лестнице на стену.
Партатуя, воспользовавшись минутной слабостью и растерянностью врага, скомандовал наступление. Сератаи, крича и вопя, ринулись на испуганных антерольцев. Они валили их на спины, топтали и рубили, сбрасывали со стен. Одни начали отступать, другие шли вперед, осыпаемые градом стрел. Антерольцы потеряли инициативу в этом сражении.
И вот уже два брата встретились у лестницы, ведущей в город, давя и убивая противника. Третий дозорный протрубил в рог.
«Ворота пали», — подумал Мазсе.
Тысячи конных сератаев во главе с Акиннаезом ворвались в город, убивая каждого, кто вставал у них на пути. Конница, не останавливаясь, промчалась до центральной площади, сметая всех и вся.
Антерольцы бросали оружие и знамена, бежали из последних сил. Те немногие, кто сохранил достоинство и мечи в руках, сражались и умирали в стенах замка. По городу лились реки крови, везде лежали убитые или стонали умирающие. В дома вламывались, горожан вытаскивали из подвалов.
Когда битва начала затихать, и Мазсе вместо обученных воинов попадались лишь селяне с вилами, кто-то вдалеке прокричал:
— Антерольский король мертв!
«Бой окончен. Город взят!» — подумал Мазсе.
Кое-где в городе еще слышался звон мечей. Внезапно мальчик увидел того бойца, стоявшего рядом с ним в осадной башне. Он был уже верхом на коне и куда-то скакал галопом.
— Где Скилур? — окликнул его Мазсе.
Промчавшись мимо, всадник все-таки обернулся, по-видимому, узнав мальчика, и крикнул:
— Погиб он, стрелой сраженный!
«Как погиб? Не может быть. Скорее всего, он его перепутал с кем-то другим, мало ли Скилуров в орде», — Мазсе как можно скорее прогнал прочь дурные мысли.
— Как только бой закончится, бери все самой ценное, что сможешь унести, остальное заберет Акиннаез, — сказал ему Араме перед боем.
И мальчик принялся искать наживы. Он вломился в дом, что выглядел побогаче, на той улице, где он разминулся с Араме. Хозяин дома бросился на него с топором, защищая семейство. Мазсе одним решительным ударом вспорол ему живот. Жена и дети его принялись кричать. Парень, не обращая на них внимания, принялся рыскать по дому в поисках драгоценной утвари.
Серебряные подсвечники, фарфоровая посуда, два золотых перстня — все это Мазсе скидывал в простыню, снятую с пуховой перины хозяина дома. Увлеченный поиском разного рода ценностей, мальчик не заметил, как кто-то подкрался сзади. Лишь скрип половицы под ногой неприятеля выдал его. Обернувшись, он увидел, как супруга хозяина занесла нож над его головой, готовая нанести удар.
Мазсе интуитивно выставил свой меч вперед. Женщина без сопротивления приняла в себя холодную сталь. Она округлила глаза то ли от боли, то ли от страха перед неизвестностью, а может, просто от неожиданно настигшей ее смерти, и бездыханная повалилась на пол, схватившись за рану.
Девочка — маленькая, русая, увидев смерть родителей, закричала что было мочи, но все было бесполезно, ее никто не слышал, некому было прийти на помощь. Мазсе замахнулся на нее мечом, собираясь прервать этот дикий вопль, но остановился, забрал мешок с награбленным и вышел вон из злополучного дома.
В ту ночь Мазсе обошел еще два особняка, пока его сделанный из простыни мешок не наполнился. Уже светало, и Мазсе, поймав какого-то коня, поспешил к центральной площади. Именно там собирались все вожди, прежде чем идти на совет во дворце.
Проезжая мимо антерольского храма, здания большого и величественного, сложенного из белого камня, с пятью куполами, покрытыми медью, он увидел, как трое сератаев неизвестного Мазсе племени волокут старого монаха в серой одежде, больше похожей на мешковину. На ступенях храма уже лежали трупы служителей, и Мазсе понял, что и этому не миновать участи своих братьев. Пока двое оттаскивали монаха, третий нес охапку книг.
— Меня убейте! Но книги оставьте, прошу вас. Людьми будьте, — произнес монах на чистом сератайском языке, как будто всю жизнь прожил в степях.
— Оставьте его! — вмешался Мазсе.
— Этот раб мой. И книги его мне принадлежат!
— Отправляйся к своей шлюхе-матери, — огрызнулся коренастый черноволосый сератай, указывая топором в сторону мальчика.
— Оставь, это брат вождя Араме, — шепотом сказал ему соплеменник, прильнув к его уху.
Наглец дернулся, а Мазсе слез с коня и молча двинулся в сторону своего обидчика.
— Хочешь этого раба — придется забрать его поединком, если не побоишься.
Мазсе молча достал меч из ножен, а со спины — свой щит. Сератай перекидывал топор из одной руки в другую, когда Мазсе подбежал к нему и нанес сверху рубящий удар. Неприятель закрылся рукояткой топора. Так же он защитился и от второго выпада. Затем враг нанес два удара из стороны в сторону, но мальчик уклонился от обоих. Противник сделал третью попытку поразить мальчишку, но и она провалилась. Мазсе использовал возможность, когда противник открылся на отмашке, и нанес колющий удар в плечо неприятеля.
Враг закричал и даже припал на колено. Рука его обмякла. Выругавшись, он перекинул топор в левую руку и отбросил лезвие меча от своего плеча. Попытался нанести еще два удара, но его левая рука была явно слабее правой, поэтому Мазсе без труда выбил из нее топор. Сератай с голыми руками помчался на Мазсе, надеясь задавить мальчика своей массой, но Мазсе ловким движением ушел с линии атаки противника и полоснул его лезвием по спине. Из раны хлынула кровь, а сам незадачливый боец растянулся на ступенях храма.
— Отче наш, прости их, грешных, ибо не знают, чью святыню оскверняют, — начал причитать монах.
— Забери своего друга, пока я не передумал сохранять ему жизнь, — с грозным видом обратился Мазсе ко второму сератаю.
Испуганный сератай подхватил соплеменника и, позабыв о книгах, повел его прочь от храма.
— Отныне ты раб мой, и храм твой, и книги под моей защитой, старик. Если кто посмеет покуситься на жизнь твою или имущество мое, назови имя мое — Мазсе, сын Теорека.
Мазсе вскочил на коня и поскакал дальше к площади, оставив монаха с охапкой книг на ступенях храма. Добравшись до нее, мальчик увидел множество вождей и представителей знати, которые, судя по крикам, уже делили дома в городе. Мальчик быстро отыскал своего брата в толпе крикунов.
— Мазсе! Ты жив, хвала Всаднику! Я потерял тебя из виду, когда мы начали прорываться к площади.
— Скилур… Он… погиб?
— Что? Нет. Брат словил пару стрел и теперь отлеживается в какой-то харчевне неподалеку от стены, завтра уже будет на ногах, вот увидишь.
— Правда? Но мне сказали, что он погиб.
— Мы многих сегодня потеряли.
Араме посмотрел на небо. Уже совсем рассвело, и дождь перестал идти. Солнечные лучи пробивались сквозь редеющую толщу облаков, озаряя улицы города и горы трупов, лежащих на них.
— Я еще не встретился со всей знатью, но, по предварительным подсчетам, мы потеряли больше тысячи человек сегодня.
— Я захватил себе раба и какой-то храм недалеко от площади, — гордо произнес Мазсе.
— Хорошо, покажешь мне его, когда будут уводить рабов. Ты ведь заберешь его в Аббий? — смеясь, произнес Араме.
«Нет, брат. Я остаюсь, и раб мой останется здесь. Это мой город. Только с этим городом она снова будет моей», — хотел сказать Мазсе, но предпочел сохранить молчание и просто пожал плечами.
