Взгляд Асари стал снисходительным.
— Не преувеличивай. Можешь опустить руки... — Юноша запахнул плащ. — Тебя-то я, как вижу, тоже с прошлой ночи подлечили.
— Боец из меня будет некудышный, если ты об этом. — Покачала Сиола головой. — А что с Сегелем? Он...
— Жив. — Прервал её Асари, и тут же дополнил. — Пока жив. Сильно пострадал после обращения.
Тут Сиола подняла взгляд к небу, смотря на то, как затягивается небо темными облаками, через которые не видно стало звезды. Асари видел, какой вопрос у неё просится наружу, но она его не задает.
Улицы понемногу «умирали», чтобы отдать себя во власть зла. Мгновение затишья вот-вот кончится. Расползались по домам последние мирные жители. Принимали эликсир те проклятые, у которых хватало средств на снадобье Нерла. Где-то там, вдали, был слышен вой — кто-то обращался, вырываясь на улицы Гротенберга. За этим последовали и другие вопли. Однако сейчас они казались совершенно призрачными, максимально отдаленными. Вслед за воем проклятых, слышны были крики офицеров стражи, и жрецов.
— Что ты планируешь делать завтра?
— А ты планируешь донести на меня другим жрицам?
Сиола побледнела, и даже отступила чуть назад, покачав головой, снимая шлем. Под ним не было диадемы.
— Нет. Ни в коем случае... ты мне должен. Дважды. Поэтому я хочу знать, что произошло, разве... разве Сэм не один из вас? Неужто Проклятый вас не бережет?
— Бережет. — Насупился Асари. Правда, после прошлой ночи он и сам в этом сомневаться стал. Может, и не бережет. Может, ему просто так везло. — Мне кажется, что дело было не в том, что Сегель наделен был даром Ваканта. Дело в чем-то другом. Но сейчас... сейчас дело в другом. Я планирую завтра убить герцогиню Мэйнард. Чего бы мне это не стоило. Эта ведьма выберется из своей цитадели зла, и у неё не должно быть никакой магической подпитки.
— Элеонора планирует выжигать магию по всей площади во время выступления Лиоры.
Как давно он не слышал простого, смертного, имени герцогини, подумал Асари. Уже столько лет, сколько пытался до неё добраться.
— Значит, я был прав. — Кивнул Асари, и повернулся в сторону площади. — Знаешь, это даже на руку. Никто не ждет появления божеств, как и прошедшие десятилетия, так что можно будет просто воспользоваться церемонией. Это на руку и вам, и нам.
— Пока будут петь строки из Пути — фонари будут заряжены силой под завязку.
— Я знаю.
— Это рискованно.
— И это я знаю. — Кивнул Асари. — В сущности, у меня и других-то вариантов не будет, кроме как рискнуть завтра, пойти ва-банк, и сорвать куш, чтобы, наконец, исполнить свою миссию.
Даже отсюда было легко увидеть замок Гранвиль. Его черный силуэт поднимался с северной стороны, как обсидиановый обелиск. Асари смотрел на него с искренней тоской по тем временам, когда над ним не висели тяжелые темные тучи, словно закручивающиеся в спираль над центральной башней. Тронный зал. Он стиснул руки в кулаках, словно желая одним прыжком пересечь это расстояние, и ворваться в зал. Лишь после затянувшейся тишины, он краем глаза посмотрел на девушку.
Тишина способствовала тому, чтобы мысли вновь и вновь блуждали по воспоминаниям прошлого. Десять лет... как символично, что именно в этот год снова проведут торжество. Как символично, что он собирается положить конец деяниям Мэйнард, и исправить то, что сам натворил. Асари смахнул с себя приступ размышлений о прошлом, нервно дернув головой, и передернув плечами.
— Сиола, так... а в чем же твоя миссия, зачем ты пошла за мной?
Жрица молчала. Тогда Асари обернулся на неё, и увидел, как она внимательно вглядывается в его лицо. Тщательно вглядывалась в его осанистую фигуру. В выгоревший блонд в роковую ночь, на фоне которого кожа казалась ещё темнее, а серые глаза словно светились в темноте. О чем думала она — он не знал. Его недоверчивость могла бы до бесконечности раскручивать варианты, не сулящие ему ничего хорошего. И всё-таки, почему-то сейчас ему хотелось ей поверить. Более того, пока он поглядывал на неё, все больше в голове всплывал образ темноволосой девочки в плохо затянутом кожаном доспехе, которую он видел много лет назад. Роковая ночь. Всё сводится к ней.
В этот миг, кажется, и девушка для себя что-то осознала. В её взгляде промелькнуло осознание, заставившее отхлынуть кровь от лица, так что оно стало белым, как мел.
— Так это ты, мстительный дух семейства Трейвас... — наконец, пробормотала Сиола севшим голосом, сделала шаг назад, но тут же собрала себя в руки. — Хирем.
...Лаборатория Нерла. Старый Гротенберг
Первое, что ощутил Сегель, просыпаясь — это боль. Жгучая, ужасная в своей сути и нестерпимая боль. Кажется, она захлестывала всё его существо, каждую клетку тела. Тело, к слову, совершенно было неподвижным, наверное, так чувствуют себя разбитые параличом. Единственное, что мог он сейчас — это едва заметно вдохнуть. Вдохнуть, и тут же провалиться во Тьму.
За эти сутки мужчина просыпался уже много раз. Купался в океане боли, под шепот алхимика, играющего на его чувствах музыкой. Забывался в кошмарных снах, навеваемых этим проклятым городом, слушал песню, которую пела закованная в легкий доспех под атласным платьем женщина с седыми волосами, опустившимися до самого пола, и скрывающие почти всё лицо, кроме сухих потемневших губ. Иногда ему казалось, когда он открывал глаза, что эта женщина смотрит на него, откуда-то издали. Присматривается к нему, пытается зачаровать.
Ранее кажущаяся ужасающей песня, его манила. Была лучшей из всех, что он слышал в своей жизни. Ему хотелось её слушать, словно это была колыбельная, успокаивающая его, заставляющая забыть все печали, всю тревогу, и говорила: «отдайся на волю течению, присоединяйся к потоку, и не будет проблем, не будет печалей, всё останется где-то далеко позади». Но его частичка напоминала о том, что у него есть ещё цель, за которую стоит держаться. Сестра. Её тоже манит песня? Сегелю казалось, что он слышал среди хора голосов и её, и не мог точно сказать, не было ли это простой галлюцинацией.
Однако песня была слишком далека от него, сколько бы Сегель теперь не тянулся к ней. Его мозг ясно понимал, что бредит. Может, он и вовсе стремительно сходит с ума под тяжестью этого города, под тяжестью событий прошлого дня.
В очередной раз проснувшись, Сегель чувствовал, как рябит вокруг него пространство. Несмотря на боль, сознание было удивительно ясным. Впервые за это время. Во рту был горький привкус трав, а их запах стоял в воздухе. Открывая глаза, он понял, что находится в лаборатории Нерла. Старый алхимик разговаривал о чем-то с незнакомым ему мужчиной. Сегель не мог повернуть головы, в сторону входа, но наблюдал через высокое, ростовое зеркало. Как будто кто-то специально его поставил, чтобы следить за входящими. Может, здесь бывал кто-то до него? Вполне вероятно.
Сосредоточившись на неизвестном ему ранее ощущении, он понял, что чувствует металл, что, если бы он напрягся, то «разглядел» бы всю конструкцию здания, и даже сейчас удивительным образом понимал, где точно стоит алхимик, и незнакомец. Бег крови, понял он. В голове медленно нарастала боль. Организм не мог адаптироваться к новым ощущениям, и Сегель заставил себя отпустить это чувство. Мир словно «потух», оставляя его со стуком собственного сердца, а после — звуки реального мира вокруг снова обрушились на слух.
Неприятное чувство, подумал наемник.
Нерл тихо переговаривался с мужчиной о проклятии своего старшего сына, который боится обращения. Просил о лекарстве. О снадобье, сдерживающем обращение. Поскольку темноволосый скрылся из поля видимости зеркала, зато заскрипел шкафом, похоже, доставая склянки. Пару минут спустя, мужчина рассыпался в благодарностях перед алхимиком.
Сегель же снова закрыл глаза. Что было после того, как его ударила Сиола? Он не помнил. Только темнота была вокруг. Его самого не было. Ему даже почудилось, что он и впрямь умер. Или всё-таки, не почудилось? Он снова дернулся, распахнув глаза. Порыв прощупать грудную клетку, подавляли чары, и получилось лишь едва двинуть головой, тут же тяжелеющей от магии алхимика.
— Тебя убили прошлой ночью, Сегель. — Сказал Нерл. Так просто, словно это была норма жизни, но Сэмюель побледнел.
Мозг не сразу понял смысл сказанного, но алхимик не торопился. Ошеломленный мужчина снова осторожно опустил взгляд на грудь, едва-едва касаясь окровавленных бинтов. От осознания и воспоминаний, окативших его холодной волной, ему стало снова плохо, и он закрыл лицо руками.
— Но я ведь сижу здесь, перед ва-... — он осекся. Конечно. Если он проклят, как и многие жители города, значит, эта проклятая сила вернула его к жизни.
Удивительным образом этот факт не вызвал ужаса, наоборот, Сегель облегченно выдохнул на миг. У него всё ещё есть время. Он поежился. Такое привычное чувство, терзавшее его суть с момента приезда в Гротенберг, теперь обрело форму: проклятие. Если он столько времени противился Песне, то, что делать ему сейчас? С опаской он одернул пыльную занавеску на скудном грязном окне. Ночь.
— Почему же я тогда не обращаюсь сейчас? — Обернулся Сегель к алхимику.
— Потому что перед закатом я влил тебе снадобье, и оно сработало. — На губах алхимика проскочила улыбка. — Я опасался, что не подействует, учитывая твой... специфичный случай. Твое обращение до смерти испугало Асари. — И улыбка исчезла с его лица. Он расправил полы мантии, словно давал себе время, чтобы подобрать слова. Сегелю это не понравилось, и он нахмурился. — Поговорим о том, что тебе уготовано, Сегель. Весь путь людей ведом чувствами, и твой путь тебя ведёт к Мэйнард.
— Я лишь хочу помочь Элизе, — уверенно и честно сказал он, — если для того, чтобы освободить её от этого проклятия, понадобится убить герцогиню, я это сделаю.
Нерл смотрел в глаза мужчины непроницаемым тяжелым взглядом. Под ним он чувствовал себя ничтожным, легко извлекая и то, зачем он так стремится к своей цели. Вина, и искупление вины. Вина перед Элизой, которую он вынужден был бросить в городе, виной перед павшими товарищами по его вине, виной, по которой город пришел к этому упадку. Одно дело. Одна огромная ошибка привела его в эту точку, поставила перед выбором, насмехаясь над глупыми попытками сбежать от прошлого, от попыток утопить горе в выпивке, едва он вырвался из Гротенберга, но лишь так подстегивал ужасные кошмары — следы прошлого назойливо его преследовали эти годы. Преследовали и потери отрядов, где удивительным образом выживал именно он, а его товарищи погибали. Судьба извращенно смеялась над ним, сгущая черный шлейф, тянущийся за ним. Он хотел просто защитить один единственный цветок, единственную радость своей жизни.
Чтобы вернувшись, обнаружить, как этот цветок оброс шипами, и был поражен болезнью.
Тяжесть навалилась прессом на плечи, словно подхватывая желание высказаться за много лет, сорвать плотину, которой он огородил реку сожалений.
— Цена за твои желания будет высокой, друг мой. — Неожиданно мягко произнес алхимик. — Увы, но этот город не дает хороших и счастливых историй.
— Я хочу хорошей концовки для моей сестры. — Прошептал Сегель. — Я так... виноват перед ней. Много лет назад я совершил столько ошибок, что мне по гроб жизни не расплатиться, и я это знаю. Киран мне судья, но я раскаиваюсь в том, что совершил. Я обманывал своих друзей, обманывал себя самого, что заключенный с Вакантом договор был не ради меня, а ради неё, и трусливо сбежал, оправдывая себя тем, что наш совместный побег навредит ей куда больше, стоило мне увидеть стражников у нашего дома. Я лишь хочу исправить это. — Уже едва слышно он добавил. — Но мне страшно заплатить эту цену.
— Ты можешь всё ещё сбежать. — Алхимик выдохнул, отстраняясь. Он откинулся на спинку стула, снимая очки, и вынимая лоскут ткани, чтобы протереть их снова. — Оставить город Злу, позволить ему захватить все умы и сердца. Вакант лишь дает инструмент, чтобы его просвещенные сами решали, хотят ли они платить за него, хотят ли класть на алтарь во имя него то, что он потребовал. Людям удобно верить, что его путь — неотвратим, и что его плата обязательна. Отнюдь, — Нерл надел очки, и поднялся, — строки из Пути о возвышении Ваканта гласят: «Твой выбор определяет судьбы ход. Служение кровью превратит душу в ад» — никто этого только почему-то не замечает.
— Я ведь не служил ему. — Покачал головой Сегель. — Я только исполнил нашу с ним договоренность, и больше и не вспоминал о нем. Ни о Ваканте, ни о каких других местных божествах. За пределами Гротенберга мало кто поклоняется им. Свободные от религиозных обетов, от ритуалов, от платы кровью за то, что можно получить и без магии.
Мужчина тяжело выдохнул.
— Если... — он поджал губы, и взгляд его заметался, — если я убью Мэйнард, я освобожу людей в Гротенберге?
— Да. — Уверенно кивнул Нерл, неожиданно мрачнея. В его взгляде промелькнуло сочувствие к наёмнику, которое он не понимал.
— И какова цена будет у этого? — Сегель поежился.
— Есть разница в том, как именно обратились проклятые. Есть те, кто обратился из-за смерти, поднятые магией мертвых. Есть те, кого ранил проклятый. Весомое отличие. Ты платишь цену теми, кто уже мертв.
Сегель промолчал. К какому из них относится его сестра? Откуда он может знать, не убьет ли он её своим действием?
Музыка вновь неожиданно обрушилась на него. Хлынула в мозг, заполнила слух, выворачивая сознание наизнанку. Его затрясло крупной дрожью, а темные силы изнутри пытались вырваться, раздирая грудную клетку от боли. Сердце зашлось в бешеном ритме. Всё вокруг словно задрожало вместе с ним. Перегородки шкафчиков, крепления, даже тонкая металлическая рама на входной арке — словно играло в унисон с его дрожью. Нерл поднялся, метнувшись к стойке, вытаскивая из крепления тонкую пробирку, и протянул в дрожащие руки Сегеля. «Пей» — приказал алхимик, и его голосу было тяжело противиться — он пробивался через весь вой хора. Он впивался в сознание ледяными иглами.
Собрав свою волю, Сегель выпил снадобье. Холодной волной оно прокатилось по телу, и... всё стихло. Трясти не перестало, но уже не так сильно, как раньше. Зябко обняв плечи, непроизвольно весь подобрался, сжавшись. Боль в груди не проходила.
— Как-то возможно это контролировать? — Спросил он, когда стал чувствовать себя немного лучше. — Я ведь не могу при каждом приступе просто пить снадобье. Я не могу просто выпадать из боя потому, что на меня начнет действовать проклятие.
— Ты прав. — Не стал возражать Нерл. — Более того, есть вероятность, что в замке тебе будет куда как тяжелее справиться с проклятием. Это его источник, а значит, и эффект будет сильнее всего. Ох, был бы ты просвещен в оккультных науках, тогда был бы, право, выход! — Алхимик поставил обратно пустую пробирку, и покачал головой. — Путь через Тьму — первый шаг к настоящему просветлению.
— Ты хочешь сказать, пройти по пути божеств? Это ведь всё мифы...
Нерл окатил его тяжелым взглядом.
— Вовсе не миф. Ритуальные возвышения над человеческим существованием есть в практике большинства культур, просто могут быть скрыты от глаз многих, из-за опасности. Творцы подарили своим детям многие знания, а те в свою очередь разделили знания с теми, кто этого заслуживает.
— Не преувеличивай. Можешь опустить руки... — Юноша запахнул плащ. — Тебя-то я, как вижу, тоже с прошлой ночи подлечили.
— Боец из меня будет некудышный, если ты об этом. — Покачала Сиола головой. — А что с Сегелем? Он...
— Жив. — Прервал её Асари, и тут же дополнил. — Пока жив. Сильно пострадал после обращения.
Тут Сиола подняла взгляд к небу, смотря на то, как затягивается небо темными облаками, через которые не видно стало звезды. Асари видел, какой вопрос у неё просится наружу, но она его не задает.
Улицы понемногу «умирали», чтобы отдать себя во власть зла. Мгновение затишья вот-вот кончится. Расползались по домам последние мирные жители. Принимали эликсир те проклятые, у которых хватало средств на снадобье Нерла. Где-то там, вдали, был слышен вой — кто-то обращался, вырываясь на улицы Гротенберга. За этим последовали и другие вопли. Однако сейчас они казались совершенно призрачными, максимально отдаленными. Вслед за воем проклятых, слышны были крики офицеров стражи, и жрецов.
— Что ты планируешь делать завтра?
— А ты планируешь донести на меня другим жрицам?
Сиола побледнела, и даже отступила чуть назад, покачав головой, снимая шлем. Под ним не было диадемы.
— Нет. Ни в коем случае... ты мне должен. Дважды. Поэтому я хочу знать, что произошло, разве... разве Сэм не один из вас? Неужто Проклятый вас не бережет?
— Бережет. — Насупился Асари. Правда, после прошлой ночи он и сам в этом сомневаться стал. Может, и не бережет. Может, ему просто так везло. — Мне кажется, что дело было не в том, что Сегель наделен был даром Ваканта. Дело в чем-то другом. Но сейчас... сейчас дело в другом. Я планирую завтра убить герцогиню Мэйнард. Чего бы мне это не стоило. Эта ведьма выберется из своей цитадели зла, и у неё не должно быть никакой магической подпитки.
— Элеонора планирует выжигать магию по всей площади во время выступления Лиоры.
Как давно он не слышал простого, смертного, имени герцогини, подумал Асари. Уже столько лет, сколько пытался до неё добраться.
— Значит, я был прав. — Кивнул Асари, и повернулся в сторону площади. — Знаешь, это даже на руку. Никто не ждет появления божеств, как и прошедшие десятилетия, так что можно будет просто воспользоваться церемонией. Это на руку и вам, и нам.
— Пока будут петь строки из Пути — фонари будут заряжены силой под завязку.
— Я знаю.
— Это рискованно.
— И это я знаю. — Кивнул Асари. — В сущности, у меня и других-то вариантов не будет, кроме как рискнуть завтра, пойти ва-банк, и сорвать куш, чтобы, наконец, исполнить свою миссию.
Даже отсюда было легко увидеть замок Гранвиль. Его черный силуэт поднимался с северной стороны, как обсидиановый обелиск. Асари смотрел на него с искренней тоской по тем временам, когда над ним не висели тяжелые темные тучи, словно закручивающиеся в спираль над центральной башней. Тронный зал. Он стиснул руки в кулаках, словно желая одним прыжком пересечь это расстояние, и ворваться в зал. Лишь после затянувшейся тишины, он краем глаза посмотрел на девушку.
Тишина способствовала тому, чтобы мысли вновь и вновь блуждали по воспоминаниям прошлого. Десять лет... как символично, что именно в этот год снова проведут торжество. Как символично, что он собирается положить конец деяниям Мэйнард, и исправить то, что сам натворил. Асари смахнул с себя приступ размышлений о прошлом, нервно дернув головой, и передернув плечами.
— Сиола, так... а в чем же твоя миссия, зачем ты пошла за мной?
Жрица молчала. Тогда Асари обернулся на неё, и увидел, как она внимательно вглядывается в его лицо. Тщательно вглядывалась в его осанистую фигуру. В выгоревший блонд в роковую ночь, на фоне которого кожа казалась ещё темнее, а серые глаза словно светились в темноте. О чем думала она — он не знал. Его недоверчивость могла бы до бесконечности раскручивать варианты, не сулящие ему ничего хорошего. И всё-таки, почему-то сейчас ему хотелось ей поверить. Более того, пока он поглядывал на неё, все больше в голове всплывал образ темноволосой девочки в плохо затянутом кожаном доспехе, которую он видел много лет назад. Роковая ночь. Всё сводится к ней.
В этот миг, кажется, и девушка для себя что-то осознала. В её взгляде промелькнуло осознание, заставившее отхлынуть кровь от лица, так что оно стало белым, как мел.
— Так это ты, мстительный дух семейства Трейвас... — наконец, пробормотала Сиола севшим голосом, сделала шаг назад, но тут же собрала себя в руки. — Хирем.
Глава 10 — Ночь. День третий
...Лаборатория Нерла. Старый Гротенберг
Первое, что ощутил Сегель, просыпаясь — это боль. Жгучая, ужасная в своей сути и нестерпимая боль. Кажется, она захлестывала всё его существо, каждую клетку тела. Тело, к слову, совершенно было неподвижным, наверное, так чувствуют себя разбитые параличом. Единственное, что мог он сейчас — это едва заметно вдохнуть. Вдохнуть, и тут же провалиться во Тьму.
За эти сутки мужчина просыпался уже много раз. Купался в океане боли, под шепот алхимика, играющего на его чувствах музыкой. Забывался в кошмарных снах, навеваемых этим проклятым городом, слушал песню, которую пела закованная в легкий доспех под атласным платьем женщина с седыми волосами, опустившимися до самого пола, и скрывающие почти всё лицо, кроме сухих потемневших губ. Иногда ему казалось, когда он открывал глаза, что эта женщина смотрит на него, откуда-то издали. Присматривается к нему, пытается зачаровать.
Ранее кажущаяся ужасающей песня, его манила. Была лучшей из всех, что он слышал в своей жизни. Ему хотелось её слушать, словно это была колыбельная, успокаивающая его, заставляющая забыть все печали, всю тревогу, и говорила: «отдайся на волю течению, присоединяйся к потоку, и не будет проблем, не будет печалей, всё останется где-то далеко позади». Но его частичка напоминала о том, что у него есть ещё цель, за которую стоит держаться. Сестра. Её тоже манит песня? Сегелю казалось, что он слышал среди хора голосов и её, и не мог точно сказать, не было ли это простой галлюцинацией.
Однако песня была слишком далека от него, сколько бы Сегель теперь не тянулся к ней. Его мозг ясно понимал, что бредит. Может, он и вовсе стремительно сходит с ума под тяжестью этого города, под тяжестью событий прошлого дня.
В очередной раз проснувшись, Сегель чувствовал, как рябит вокруг него пространство. Несмотря на боль, сознание было удивительно ясным. Впервые за это время. Во рту был горький привкус трав, а их запах стоял в воздухе. Открывая глаза, он понял, что находится в лаборатории Нерла. Старый алхимик разговаривал о чем-то с незнакомым ему мужчиной. Сегель не мог повернуть головы, в сторону входа, но наблюдал через высокое, ростовое зеркало. Как будто кто-то специально его поставил, чтобы следить за входящими. Может, здесь бывал кто-то до него? Вполне вероятно.
Сосредоточившись на неизвестном ему ранее ощущении, он понял, что чувствует металл, что, если бы он напрягся, то «разглядел» бы всю конструкцию здания, и даже сейчас удивительным образом понимал, где точно стоит алхимик, и незнакомец. Бег крови, понял он. В голове медленно нарастала боль. Организм не мог адаптироваться к новым ощущениям, и Сегель заставил себя отпустить это чувство. Мир словно «потух», оставляя его со стуком собственного сердца, а после — звуки реального мира вокруг снова обрушились на слух.
Неприятное чувство, подумал наемник.
Нерл тихо переговаривался с мужчиной о проклятии своего старшего сына, который боится обращения. Просил о лекарстве. О снадобье, сдерживающем обращение. Поскольку темноволосый скрылся из поля видимости зеркала, зато заскрипел шкафом, похоже, доставая склянки. Пару минут спустя, мужчина рассыпался в благодарностях перед алхимиком.
Сегель же снова закрыл глаза. Что было после того, как его ударила Сиола? Он не помнил. Только темнота была вокруг. Его самого не было. Ему даже почудилось, что он и впрямь умер. Или всё-таки, не почудилось? Он снова дернулся, распахнув глаза. Порыв прощупать грудную клетку, подавляли чары, и получилось лишь едва двинуть головой, тут же тяжелеющей от магии алхимика.
— Тебя убили прошлой ночью, Сегель. — Сказал Нерл. Так просто, словно это была норма жизни, но Сэмюель побледнел.
Мозг не сразу понял смысл сказанного, но алхимик не торопился. Ошеломленный мужчина снова осторожно опустил взгляд на грудь, едва-едва касаясь окровавленных бинтов. От осознания и воспоминаний, окативших его холодной волной, ему стало снова плохо, и он закрыл лицо руками.
— Но я ведь сижу здесь, перед ва-... — он осекся. Конечно. Если он проклят, как и многие жители города, значит, эта проклятая сила вернула его к жизни.
Удивительным образом этот факт не вызвал ужаса, наоборот, Сегель облегченно выдохнул на миг. У него всё ещё есть время. Он поежился. Такое привычное чувство, терзавшее его суть с момента приезда в Гротенберг, теперь обрело форму: проклятие. Если он столько времени противился Песне, то, что делать ему сейчас? С опаской он одернул пыльную занавеску на скудном грязном окне. Ночь.
— Почему же я тогда не обращаюсь сейчас? — Обернулся Сегель к алхимику.
— Потому что перед закатом я влил тебе снадобье, и оно сработало. — На губах алхимика проскочила улыбка. — Я опасался, что не подействует, учитывая твой... специфичный случай. Твое обращение до смерти испугало Асари. — И улыбка исчезла с его лица. Он расправил полы мантии, словно давал себе время, чтобы подобрать слова. Сегелю это не понравилось, и он нахмурился. — Поговорим о том, что тебе уготовано, Сегель. Весь путь людей ведом чувствами, и твой путь тебя ведёт к Мэйнард.
— Я лишь хочу помочь Элизе, — уверенно и честно сказал он, — если для того, чтобы освободить её от этого проклятия, понадобится убить герцогиню, я это сделаю.
Нерл смотрел в глаза мужчины непроницаемым тяжелым взглядом. Под ним он чувствовал себя ничтожным, легко извлекая и то, зачем он так стремится к своей цели. Вина, и искупление вины. Вина перед Элизой, которую он вынужден был бросить в городе, виной перед павшими товарищами по его вине, виной, по которой город пришел к этому упадку. Одно дело. Одна огромная ошибка привела его в эту точку, поставила перед выбором, насмехаясь над глупыми попытками сбежать от прошлого, от попыток утопить горе в выпивке, едва он вырвался из Гротенберга, но лишь так подстегивал ужасные кошмары — следы прошлого назойливо его преследовали эти годы. Преследовали и потери отрядов, где удивительным образом выживал именно он, а его товарищи погибали. Судьба извращенно смеялась над ним, сгущая черный шлейф, тянущийся за ним. Он хотел просто защитить один единственный цветок, единственную радость своей жизни.
Чтобы вернувшись, обнаружить, как этот цветок оброс шипами, и был поражен болезнью.
Тяжесть навалилась прессом на плечи, словно подхватывая желание высказаться за много лет, сорвать плотину, которой он огородил реку сожалений.
— Цена за твои желания будет высокой, друг мой. — Неожиданно мягко произнес алхимик. — Увы, но этот город не дает хороших и счастливых историй.
— Я хочу хорошей концовки для моей сестры. — Прошептал Сегель. — Я так... виноват перед ней. Много лет назад я совершил столько ошибок, что мне по гроб жизни не расплатиться, и я это знаю. Киран мне судья, но я раскаиваюсь в том, что совершил. Я обманывал своих друзей, обманывал себя самого, что заключенный с Вакантом договор был не ради меня, а ради неё, и трусливо сбежал, оправдывая себя тем, что наш совместный побег навредит ей куда больше, стоило мне увидеть стражников у нашего дома. Я лишь хочу исправить это. — Уже едва слышно он добавил. — Но мне страшно заплатить эту цену.
— Ты можешь всё ещё сбежать. — Алхимик выдохнул, отстраняясь. Он откинулся на спинку стула, снимая очки, и вынимая лоскут ткани, чтобы протереть их снова. — Оставить город Злу, позволить ему захватить все умы и сердца. Вакант лишь дает инструмент, чтобы его просвещенные сами решали, хотят ли они платить за него, хотят ли класть на алтарь во имя него то, что он потребовал. Людям удобно верить, что его путь — неотвратим, и что его плата обязательна. Отнюдь, — Нерл надел очки, и поднялся, — строки из Пути о возвышении Ваканта гласят: «Твой выбор определяет судьбы ход. Служение кровью превратит душу в ад» — никто этого только почему-то не замечает.
— Я ведь не служил ему. — Покачал головой Сегель. — Я только исполнил нашу с ним договоренность, и больше и не вспоминал о нем. Ни о Ваканте, ни о каких других местных божествах. За пределами Гротенберга мало кто поклоняется им. Свободные от религиозных обетов, от ритуалов, от платы кровью за то, что можно получить и без магии.
Мужчина тяжело выдохнул.
— Если... — он поджал губы, и взгляд его заметался, — если я убью Мэйнард, я освобожу людей в Гротенберге?
— Да. — Уверенно кивнул Нерл, неожиданно мрачнея. В его взгляде промелькнуло сочувствие к наёмнику, которое он не понимал.
— И какова цена будет у этого? — Сегель поежился.
— Есть разница в том, как именно обратились проклятые. Есть те, кто обратился из-за смерти, поднятые магией мертвых. Есть те, кого ранил проклятый. Весомое отличие. Ты платишь цену теми, кто уже мертв.
Сегель промолчал. К какому из них относится его сестра? Откуда он может знать, не убьет ли он её своим действием?
Музыка вновь неожиданно обрушилась на него. Хлынула в мозг, заполнила слух, выворачивая сознание наизнанку. Его затрясло крупной дрожью, а темные силы изнутри пытались вырваться, раздирая грудную клетку от боли. Сердце зашлось в бешеном ритме. Всё вокруг словно задрожало вместе с ним. Перегородки шкафчиков, крепления, даже тонкая металлическая рама на входной арке — словно играло в унисон с его дрожью. Нерл поднялся, метнувшись к стойке, вытаскивая из крепления тонкую пробирку, и протянул в дрожащие руки Сегеля. «Пей» — приказал алхимик, и его голосу было тяжело противиться — он пробивался через весь вой хора. Он впивался в сознание ледяными иглами.
Собрав свою волю, Сегель выпил снадобье. Холодной волной оно прокатилось по телу, и... всё стихло. Трясти не перестало, но уже не так сильно, как раньше. Зябко обняв плечи, непроизвольно весь подобрался, сжавшись. Боль в груди не проходила.
— Как-то возможно это контролировать? — Спросил он, когда стал чувствовать себя немного лучше. — Я ведь не могу при каждом приступе просто пить снадобье. Я не могу просто выпадать из боя потому, что на меня начнет действовать проклятие.
— Ты прав. — Не стал возражать Нерл. — Более того, есть вероятность, что в замке тебе будет куда как тяжелее справиться с проклятием. Это его источник, а значит, и эффект будет сильнее всего. Ох, был бы ты просвещен в оккультных науках, тогда был бы, право, выход! — Алхимик поставил обратно пустую пробирку, и покачал головой. — Путь через Тьму — первый шаг к настоящему просветлению.
— Ты хочешь сказать, пройти по пути божеств? Это ведь всё мифы...
Нерл окатил его тяжелым взглядом.
— Вовсе не миф. Ритуальные возвышения над человеческим существованием есть в практике большинства культур, просто могут быть скрыты от глаз многих, из-за опасности. Творцы подарили своим детям многие знания, а те в свою очередь разделили знания с теми, кто этого заслуживает.
