Воспользовался преимуществами местности, и реализовал их на полную катушку: так весь город оставался за чертами двух горных рек, а центр с мостами мог в любой момент их поднять. Сегель подозревал, что за годы это здание едва ли потеряло в своей неприступности, а значит, нужно было искать другие ходы.
Прошлый раз их провела во дворец служанка, которую им вручили заговорщики, и тогда он не считал нужным запоминать ветвистые туннели под замком. Теперь он уже несколько раз себя упрекнул за такую халатность, несмотря на то, что его память и без того неохотно выдавала информацию о прошлом. Снова мужчина посмотрел на карту, и покачал головой — нет, это ему ничего не даст. Нужен кто-то, кто знает замок.
Внезапно в двери раздался стук. Сегель быстро натянул перчатки, и проверил, чтобы никаким образом механика не была видна, прежде чем открыть дверь.
— Это вы ведь — странник, вернувшийся в город? — За дверью стояла девушка. Она была невысокой. Даже по сравнению с ним она была маленькой, но стройной. — Моя госпожа сказала, что вы, верно, с ней знакомы. Она говорит, что у вас был общий покойный друг — капитан Дион.
— Диор, — поправил Сегель, а потом в размышлениях глянул в сторону. Туда же, куда он проходил за Пустым. Однако, как он и предполагал: никакой двери там не было и в помине. С одной стороны, нет ничего странного в приходе этой девушки, у Диора было много знакомых. Он человек общительный, и, несмотря на работу, был человеком чести. Никого не убивал из непричастных, и старался, чтобы цели умирали безболезненно — для этого у него даже был особый клинок. С другой стороны — он никого не извещал о том, что приехал, или собирается приехать в город. Даже на письма родных, в итоге не до конца уверенный в том, что он делает, не ответил. Трактирщик его имени не спрашивал, а он — не называл.
Девушка на него смотрела, нетерпеливо сжимая и разжимая кулачок.
— Если вы захотите встретиться с госпожой, она ждёт вас в парке, недалеко отсюда. Она говорила: «он знает, где он находится». Однако будьте осторожны: ночью улицы не безопасны для людей.
— Они всегда были небезопасны для людей. — Снисходительно ей улыбнулся Сегель. — Что же, я подумаю, стоит ли приходить. — Ответил он уклончиво, хотя для себя он уже однозначно решил, что не стоит упускать шанс. Он сомневался, что это действительно мог быть кто-то из знакомых ему людей, но уж лучше так, чем пытаться слепо искать пути к решению задачки. Кажется, судьба сама ему указывала путь. А может, это были божества?
Девушка склонила голову, сложив руки на груди, поклонилась кратко, прежде чем удалиться, оставляя его вновь одного, наедине со своими мыслями.
Итак, кто-то из прошлого пожелал с ним и сам встретиться. Кто же это мог быть? Ему ничего не приходило в голову. После того, что они совершили, часть горожан дружно его ненавидели, как последнего выжившего. Их представили виновниками тогда. Дескать, кто-то, такой нехороший, организовал успешное покушение на чету Трейвас, что было, в общем-то, правдой... только ирония заключалась в том, что сами заговорщики это и организовали, и теперь вещали на всю округу, отводя от себя подозрения. И если кто-то и сомневался в их речах, то никто ничего доказать не мог.
Сегеля это, собственно, не касалось, когда он израненный, и едва живой, ввалился в заведение «Три крысы», к нанимателю, требуя свои деньги за заказ. Его появлению удивились — оно и понятно, что их и не планировали оставлять живыми — но со скрежетом деньги выплатили, веля проваливать ко всем демонам из Гранвиля. Сегель и не собирался здесь оставаться.
Из всех этих размышлений выходят не самые утешительные выводы. Во-первых, это тот, кто знает обо всей трагедии их банды. О смерти «полуночников», и о том, что он — Сегель — выжил. Во-вторых, он даже понятия не имеет, кто это может быть. Наниматель? Зачем? Срок «давности» дела уже давно вышел, и он ему явно не нужен. Значит, это кто-то другой. Вопрос в том, кто? Никаких идей. Даже подозрений нет. В целом, девочка, которая передала послание, выглядела ухоженной, похожа на горничную или даже компаньонку богатой дамы. Достаточно ли среди его знакомых было господ? Достаточно, только, опять же, из-за его ремесла, многие из них его сторонились — никогда не узнаешь, пришёл ли он по твоей просьбе, или по чьему-то приглашению, и сейчас вертит в руках отравленный шип, чтобы поудобнее его воткнуть в сердце? — из этого вытекает следующее: Сегель в полной растерянности.
Мужчина некоторое время ещё постоял, а потом, покачал головой своим мыслям. Нет, эти размышления пустые и бессмысленные. Он подхватил ремень с парой коробок патронов, снова закрепил на перевязи пистолет, проверил клинки на поясе — тот, что был даром, скрыл под плащом — и, заперев комнату, поспешил на выход. Трактирщика за стойкой он не увидел.
Улицы Гротенберга, как всегда, были извилистыми и узкими. Старая часть города выросла из поселения близ форта, и постепенно разрослась ввысь и вширь, подступая к дворцовой площади и дворянским кварталам, отделёнными от этой части города большими крепостными стенами. К своему удивлению, наёмник понял, что ошибался о полной стагнации города. Самоходные паровые повозки иногда проезжали по улицам. Там, на козлах сидели вооруженные люди, и для собственной же безопасности, Сегель предпочитал прятаться в тенях, и передвигаться ещё более узкими улочками, не выходить на открытые дороги, и вообще избегать чужого внимания, пытаясь не попасть во всякие стоки, хотя, признаться, в темноте это было непросто.
Мужчина пару раз натыкался на каких-то людей в балахонах, самозабвенно стоявших в меловых кругах, и распевающих какую-то песню. Они так хорошо пели, что Сегель едва не заслушался. В этой песне не было слов, они просто гортанно тянули ноты, каким-то ему неведомым образом перелагая её в нечто складное, и очаровывающее. Ему даже пришлось напрячь волю, чтобы развернуться, и пойти прочь от них. «Снова чёрное колдовство» — решил для себя наёмник, и поспешил сбежать. Бежал, пока не перестал их слышать. Только тогда голова, наконец, прояснилась полностью, когда сердце стучало как бешенное в груди, а лёгкие горели от напряжения.
Пока ему везло, и нападений или встреч он избегал, несмотря на то, что слышал звуки боя где-то на улицах. А ещё он чувствовал, что за ним следят. Он понял это, когда вошёл в парк. Это был небольшой «зелёный островок» в каменном саду, который был улицами города. Здесь росли широколистные деревья, и множество кустарников. Для себя он невольно решил, что это идеальное место для засады. Продвигаясь в открытую по каменной дорожке, Сегель ловил себя на том, что держит руку на рукояти своего клинка, готовый выхватить его в любой момент.
Вскоре умиротворённость шелеста листвы пропала, когда он услышал плач.
Это было удивительно для него. Из всех звуков, что он слышал по дороге: рычание, пение, надрывный смех, разговоры членов ордена, к которым он решил не прислушиваться пока что, — плач, это что-то новенькое. Даже не просто «плач», а рыдания. Сегель осторожно двинулся в сторону звука. Это был центр парковой зоны, и здесь бил слабый ключ. Журчание воды ему напомнило о новом доме, и наполнило сердце тоской. Тоской по новой жизни, и стремление покончить с этой, старой жизнью ещё сильнее окрепло. Одна жизнь. Одна жизнь, и он будет свободен.
Не задумываясь, он ускорил шаг. Теперь уже ни о какой осторожности речи не было. Оставалось только показаться, сказать, что он пришёл, и узнать, зачем его позвали.
У ключа сидела, скрючившись на камнях, фигура в сером плаще. Вся она выглядела бесформенным силуэтом. Сегель прикинул, что это, вероятно, женщина. Всем телом та сотрясалась от рыданий, но наёмник застыл. Центр был покрыт алыми следами ног, ступавших по кровяным лужам, которые в туманном ночном свечении отчего-то угадывались слишком ярко. Там, на периферии зрения — отворачиваться от незнакомки он не пожелал бы, это небезопасно, когда не знаешь друг рядом или враг — была свалена груда безжизненных тел. Может, она потеряла кого-то из близких?
От этой мысли пришлось немедленно отмахнуться, как только Сегель приблизился и различил детали. Весь плащ незнакомки был не просто покрыт пятнами, он был пропитан кровью. Разве что капюшон являлся исключением. Вывод напрашивался сам: либо эти люди её жертвы, либо она помощница того, кто это совершил.
А слёзы и рыдания? Хм… бывалые люди рассказывают, что крокодилы – эти южные монстры, тоже плачут когда терзают своих жертв.
Это она его позвала? Зачем? Уж не для того же, для чего и этих несчастных?
— Хей? — Позвал он её осторожно, снимая перчатку с протеза. Он скоро может ему понадобиться в его полной функциональности, чувствовал Сегель. — Это вы меня звали сюда?
Рыдания прекратились. Фигура стала медленно проворачиваться к нему. Это и впрямь была женщина. Когда-то. Сейчас её впалые черты лица, с обвисшей кожей, покрытой язвами, вызывала отвращение. Однако её замутнённые глаза буквально впились в мужчину, внимательно изучали его.
— Ты — просветлённый?! Это Он тебе даровал силы?! — Хрипло спросила она. Сначала так тихо, что Сегель едва различил её слова. Но мере того, как в ней закипала лютая ярость, голос становился всё громче и злее. — А я-то! - всю жизнь молила его обратить на меня благосклонный взгляд, а он отказывал. — Она стала вновь трястись всем телом, то ли от рыданий, то ли ещё от чего-то, более схожего с безумным весельем. – Я приносила ему жертвы! Я собирала в ряды его верующих людей, готовых пойти добровольно на смерть во имя Пустоты! – Старуха протянула в его сторону страшный искорёженный палец с чёрным уродливым, но очень острым ногтем. — А теперь он нежит убийц, вроде тебя. Я, ведь, тебя помню, тебя искали, а ты сбежал. Натворил дел и сбежал, как трус, как низкая твар-р-рь… - Последние слова вырвались рычанием обезумевшей кошки. - Теперь у тебя есть его сила! Его Сила!
Дальнейшее слилось в смешение реальности и его горячечного бреда, преследовавшего в последнее время. Фигура не распрямилась, нет. Она словно бы приподнялась над камнем и будто бы начала размываться, как меняет очертания каменный болван, окутываемый густеющим туманом.
И при этом из чёрного провала рта уродины рвались сиплые вопли с подвываниями, всё менее и менее напоминавшими человеческую речь:
— Эта сила моя! Она не должна была достаться тебе… Нет, а это я её всегда хотела. Я! Я достойна ей владеть! Я, а не ты! Я заберу... заберу-заберу-заберу...
Чудовище, а как иначе можно назвать кровавого монстра, в которого превратилась эта женщина, мгновенно, с несвойственной человеку прытью, начала действовать.
Сегель, молча, приготовился, обнажая меч, и вовремя — с необыкновенной для больного человека резвостью она подскочила и взвилась в воздух. Одежды теперь больше напоминали ободранное тряпьё. Черты лица плотно обтянули череп, а глаза вспыхнули мертвенным огнём. Её пальцы с длинными ногтями заострённые, словно клинки, блеснули в свете луны, как стальные лезвия. Видимо, зараза делала из людей не просто больных, а монстров, хорошо оснащённых для кровавых пиршеств. И это чудовище привыкло убивать легко, играючи справляясь с жертвой.
Только и Сегель не был наивным горожанином или добровольным обреченцем, явившимся на заклание. Пальцы привычно сжали рукоять меча, всё тело напряглось, как взведённая пружина, и сдаваться он не привык.
Они ударили одновременно, будто почувствовали этот момент. Когти скользнули по лезвию, высекая из закалённой стали целый сноп слепящих искр. Чудовище, явно не ожидавшее сопротивления, отскочило назад. И Сегель, несколько ослеплённый этим невиданным фейерверком, успел проморгаться перед новой атакой.
Теперь он действовал рассчётливо и хладнокровно, как всегда в бою отметая посторонние мысли. Взгляд привычно вычленял слабые стороны врага. Но он, уже изрядно поднаторевший в сражениях с разного рода нежитью и нелюдью, даже предположить не мог того, что случится дальше.
Стоило закончить бой, как можно скорее. Он поднырнул под тонкой рукой, пропуская монстра себе за спину, и вогнал лезвие глубоко под рёбра, пытаясь пробиться дальше к сердцу. Только он не учёл, что это уже мало походило на человека. К его удивлению, плоть была мягкой, будто студень. Его и меч легко разрезал ткани, с хлюпающим звуком.
Чудовище взвыло от боли или от досады, и развернулось, раздирая собственную грудную клетку, даже не пытаясь соскользнуть с меча. Монстр ринулся на Сегеля так резко, что он не успел отреагировать и завалился на спину.
Позвоночник жалобно хрустнул, одарив хозяина жгучей болью, но хотя бы выдержал и не сломался. Зато меч был вырван из руки и отлетел куда-то в сторону. И мир будто опрокинулся вместе с ним, замерев на грани сознания. Давно он не находился в настолько жалком состоянии!
Самое мерзкое положение валяться на спине, когда твой противник совершенно не скован в своих действиях. «Госпожа» лишь выгнулась, как ни в чём не бывало, заставляя рассечённый бок соединиться, будто и не было раны.
Мир ещё вертелся в глазах Сегеля, а существо, как ни в чём не бывало, прогнувшись в спине, хрустнув суставами, выгибая их в другую сторону, нависло над наёмником.
Он нашарил на поясе небольшой мешочек с само воспламеняющимся порошком, и бросил его в лицо женщине. Пламенная вспышка озарила парк, обугливая кожу, и по волосам монстра заструился магический огонь. Оглушающий визг заполнил немое пространство. Но даже превратившись в факел монстр не прекращал попыток достать его. Когти со скрежетом били по камням. И будь эти клинки хотя бы немного короче или длиннее – как знать, возможно, атака чудовища оказалась бы успешной. Но ослепшая на время «госпожа» лупила невпопад.
И Сегель ударил механической рукой, отбрасывая прокажённую подальше от себя. Откатился в сторону, вскочил на ноги.
Тяжело дыша, он огляделся, пытаясь найти меч, но в ночном полумраке ничего не мог разобрать, всполохов гаснущего огня было недостаточно. Тварь каталась по земле, гася пламя в ещё никак не желавших застывать кровяных лужах. Воды она либо опасалась, либо потеряв ориентацию в пространстве, не могла найти. Зато кровь чуяла.
«Госпожа» потеряла всякую схожесть с человеческой природой. Теперь – это был зверь, исходящий от бешенства зверь. Тряпьё на нём истлело, обнажая тощее, обтянутое палёной, всё ещё дымящейся шкурой тело. Миазмы вони, источаемые ей, душили не хуже болотного газа. И отмечая, как тварь поднимается на четвереньки, Сегель понял, что искать оружие некогда. Наёмник отпрыгнул, позволяя твари приземлиться ровно туда, где он мгновенье назад был сам, и, выхватив клинок, подаренный Пустым, стиснул его обеими руками. Он чувствовал, как внутри клинка пульсировала какая-то энергия, но понятия не имел, как её использовать, и может ли он использовать её вообще? Как запасной вариант оставалась ещё пистоль, только надежды на её эффективность не было. Если не удалось сильно навредить мечом, то поможет ли пуля?
Сегель развернулся, соизмеряя длину прыжка монстра, силы к которому возвращались с невозможной скоростью. Как только враг взвился в воздух, ринулся навстречу. Клинок Пустого попал точно в то место, где должно было находиться сердце, ведь, как учили священники, именно там обитает и душа.
Прошлый раз их провела во дворец служанка, которую им вручили заговорщики, и тогда он не считал нужным запоминать ветвистые туннели под замком. Теперь он уже несколько раз себя упрекнул за такую халатность, несмотря на то, что его память и без того неохотно выдавала информацию о прошлом. Снова мужчина посмотрел на карту, и покачал головой — нет, это ему ничего не даст. Нужен кто-то, кто знает замок.
Внезапно в двери раздался стук. Сегель быстро натянул перчатки, и проверил, чтобы никаким образом механика не была видна, прежде чем открыть дверь.
— Это вы ведь — странник, вернувшийся в город? — За дверью стояла девушка. Она была невысокой. Даже по сравнению с ним она была маленькой, но стройной. — Моя госпожа сказала, что вы, верно, с ней знакомы. Она говорит, что у вас был общий покойный друг — капитан Дион.
— Диор, — поправил Сегель, а потом в размышлениях глянул в сторону. Туда же, куда он проходил за Пустым. Однако, как он и предполагал: никакой двери там не было и в помине. С одной стороны, нет ничего странного в приходе этой девушки, у Диора было много знакомых. Он человек общительный, и, несмотря на работу, был человеком чести. Никого не убивал из непричастных, и старался, чтобы цели умирали безболезненно — для этого у него даже был особый клинок. С другой стороны — он никого не извещал о том, что приехал, или собирается приехать в город. Даже на письма родных, в итоге не до конца уверенный в том, что он делает, не ответил. Трактирщик его имени не спрашивал, а он — не называл.
Девушка на него смотрела, нетерпеливо сжимая и разжимая кулачок.
— Если вы захотите встретиться с госпожой, она ждёт вас в парке, недалеко отсюда. Она говорила: «он знает, где он находится». Однако будьте осторожны: ночью улицы не безопасны для людей.
— Они всегда были небезопасны для людей. — Снисходительно ей улыбнулся Сегель. — Что же, я подумаю, стоит ли приходить. — Ответил он уклончиво, хотя для себя он уже однозначно решил, что не стоит упускать шанс. Он сомневался, что это действительно мог быть кто-то из знакомых ему людей, но уж лучше так, чем пытаться слепо искать пути к решению задачки. Кажется, судьба сама ему указывала путь. А может, это были божества?
Девушка склонила голову, сложив руки на груди, поклонилась кратко, прежде чем удалиться, оставляя его вновь одного, наедине со своими мыслями.
Итак, кто-то из прошлого пожелал с ним и сам встретиться. Кто же это мог быть? Ему ничего не приходило в голову. После того, что они совершили, часть горожан дружно его ненавидели, как последнего выжившего. Их представили виновниками тогда. Дескать, кто-то, такой нехороший, организовал успешное покушение на чету Трейвас, что было, в общем-то, правдой... только ирония заключалась в том, что сами заговорщики это и организовали, и теперь вещали на всю округу, отводя от себя подозрения. И если кто-то и сомневался в их речах, то никто ничего доказать не мог.
Сегеля это, собственно, не касалось, когда он израненный, и едва живой, ввалился в заведение «Три крысы», к нанимателю, требуя свои деньги за заказ. Его появлению удивились — оно и понятно, что их и не планировали оставлять живыми — но со скрежетом деньги выплатили, веля проваливать ко всем демонам из Гранвиля. Сегель и не собирался здесь оставаться.
Из всех этих размышлений выходят не самые утешительные выводы. Во-первых, это тот, кто знает обо всей трагедии их банды. О смерти «полуночников», и о том, что он — Сегель — выжил. Во-вторых, он даже понятия не имеет, кто это может быть. Наниматель? Зачем? Срок «давности» дела уже давно вышел, и он ему явно не нужен. Значит, это кто-то другой. Вопрос в том, кто? Никаких идей. Даже подозрений нет. В целом, девочка, которая передала послание, выглядела ухоженной, похожа на горничную или даже компаньонку богатой дамы. Достаточно ли среди его знакомых было господ? Достаточно, только, опять же, из-за его ремесла, многие из них его сторонились — никогда не узнаешь, пришёл ли он по твоей просьбе, или по чьему-то приглашению, и сейчас вертит в руках отравленный шип, чтобы поудобнее его воткнуть в сердце? — из этого вытекает следующее: Сегель в полной растерянности.
Мужчина некоторое время ещё постоял, а потом, покачал головой своим мыслям. Нет, эти размышления пустые и бессмысленные. Он подхватил ремень с парой коробок патронов, снова закрепил на перевязи пистолет, проверил клинки на поясе — тот, что был даром, скрыл под плащом — и, заперев комнату, поспешил на выход. Трактирщика за стойкой он не увидел.
***
Улицы Гротенберга, как всегда, были извилистыми и узкими. Старая часть города выросла из поселения близ форта, и постепенно разрослась ввысь и вширь, подступая к дворцовой площади и дворянским кварталам, отделёнными от этой части города большими крепостными стенами. К своему удивлению, наёмник понял, что ошибался о полной стагнации города. Самоходные паровые повозки иногда проезжали по улицам. Там, на козлах сидели вооруженные люди, и для собственной же безопасности, Сегель предпочитал прятаться в тенях, и передвигаться ещё более узкими улочками, не выходить на открытые дороги, и вообще избегать чужого внимания, пытаясь не попасть во всякие стоки, хотя, признаться, в темноте это было непросто.
Мужчина пару раз натыкался на каких-то людей в балахонах, самозабвенно стоявших в меловых кругах, и распевающих какую-то песню. Они так хорошо пели, что Сегель едва не заслушался. В этой песне не было слов, они просто гортанно тянули ноты, каким-то ему неведомым образом перелагая её в нечто складное, и очаровывающее. Ему даже пришлось напрячь волю, чтобы развернуться, и пойти прочь от них. «Снова чёрное колдовство» — решил для себя наёмник, и поспешил сбежать. Бежал, пока не перестал их слышать. Только тогда голова, наконец, прояснилась полностью, когда сердце стучало как бешенное в груди, а лёгкие горели от напряжения.
Пока ему везло, и нападений или встреч он избегал, несмотря на то, что слышал звуки боя где-то на улицах. А ещё он чувствовал, что за ним следят. Он понял это, когда вошёл в парк. Это был небольшой «зелёный островок» в каменном саду, который был улицами города. Здесь росли широколистные деревья, и множество кустарников. Для себя он невольно решил, что это идеальное место для засады. Продвигаясь в открытую по каменной дорожке, Сегель ловил себя на том, что держит руку на рукояти своего клинка, готовый выхватить его в любой момент.
Вскоре умиротворённость шелеста листвы пропала, когда он услышал плач.
Это было удивительно для него. Из всех звуков, что он слышал по дороге: рычание, пение, надрывный смех, разговоры членов ордена, к которым он решил не прислушиваться пока что, — плач, это что-то новенькое. Даже не просто «плач», а рыдания. Сегель осторожно двинулся в сторону звука. Это был центр парковой зоны, и здесь бил слабый ключ. Журчание воды ему напомнило о новом доме, и наполнило сердце тоской. Тоской по новой жизни, и стремление покончить с этой, старой жизнью ещё сильнее окрепло. Одна жизнь. Одна жизнь, и он будет свободен.
Не задумываясь, он ускорил шаг. Теперь уже ни о какой осторожности речи не было. Оставалось только показаться, сказать, что он пришёл, и узнать, зачем его позвали.
У ключа сидела, скрючившись на камнях, фигура в сером плаще. Вся она выглядела бесформенным силуэтом. Сегель прикинул, что это, вероятно, женщина. Всем телом та сотрясалась от рыданий, но наёмник застыл. Центр был покрыт алыми следами ног, ступавших по кровяным лужам, которые в туманном ночном свечении отчего-то угадывались слишком ярко. Там, на периферии зрения — отворачиваться от незнакомки он не пожелал бы, это небезопасно, когда не знаешь друг рядом или враг — была свалена груда безжизненных тел. Может, она потеряла кого-то из близких?
От этой мысли пришлось немедленно отмахнуться, как только Сегель приблизился и различил детали. Весь плащ незнакомки был не просто покрыт пятнами, он был пропитан кровью. Разве что капюшон являлся исключением. Вывод напрашивался сам: либо эти люди её жертвы, либо она помощница того, кто это совершил.
А слёзы и рыдания? Хм… бывалые люди рассказывают, что крокодилы – эти южные монстры, тоже плачут когда терзают своих жертв.
Это она его позвала? Зачем? Уж не для того же, для чего и этих несчастных?
— Хей? — Позвал он её осторожно, снимая перчатку с протеза. Он скоро может ему понадобиться в его полной функциональности, чувствовал Сегель. — Это вы меня звали сюда?
Рыдания прекратились. Фигура стала медленно проворачиваться к нему. Это и впрямь была женщина. Когда-то. Сейчас её впалые черты лица, с обвисшей кожей, покрытой язвами, вызывала отвращение. Однако её замутнённые глаза буквально впились в мужчину, внимательно изучали его.
— Ты — просветлённый?! Это Он тебе даровал силы?! — Хрипло спросила она. Сначала так тихо, что Сегель едва различил её слова. Но мере того, как в ней закипала лютая ярость, голос становился всё громче и злее. — А я-то! - всю жизнь молила его обратить на меня благосклонный взгляд, а он отказывал. — Она стала вновь трястись всем телом, то ли от рыданий, то ли ещё от чего-то, более схожего с безумным весельем. – Я приносила ему жертвы! Я собирала в ряды его верующих людей, готовых пойти добровольно на смерть во имя Пустоты! – Старуха протянула в его сторону страшный искорёженный палец с чёрным уродливым, но очень острым ногтем. — А теперь он нежит убийц, вроде тебя. Я, ведь, тебя помню, тебя искали, а ты сбежал. Натворил дел и сбежал, как трус, как низкая твар-р-рь… - Последние слова вырвались рычанием обезумевшей кошки. - Теперь у тебя есть его сила! Его Сила!
Дальнейшее слилось в смешение реальности и его горячечного бреда, преследовавшего в последнее время. Фигура не распрямилась, нет. Она словно бы приподнялась над камнем и будто бы начала размываться, как меняет очертания каменный болван, окутываемый густеющим туманом.
И при этом из чёрного провала рта уродины рвались сиплые вопли с подвываниями, всё менее и менее напоминавшими человеческую речь:
— Эта сила моя! Она не должна была достаться тебе… Нет, а это я её всегда хотела. Я! Я достойна ей владеть! Я, а не ты! Я заберу... заберу-заберу-заберу...
Чудовище, а как иначе можно назвать кровавого монстра, в которого превратилась эта женщина, мгновенно, с несвойственной человеку прытью, начала действовать.
Сегель, молча, приготовился, обнажая меч, и вовремя — с необыкновенной для больного человека резвостью она подскочила и взвилась в воздух. Одежды теперь больше напоминали ободранное тряпьё. Черты лица плотно обтянули череп, а глаза вспыхнули мертвенным огнём. Её пальцы с длинными ногтями заострённые, словно клинки, блеснули в свете луны, как стальные лезвия. Видимо, зараза делала из людей не просто больных, а монстров, хорошо оснащённых для кровавых пиршеств. И это чудовище привыкло убивать легко, играючи справляясь с жертвой.
Только и Сегель не был наивным горожанином или добровольным обреченцем, явившимся на заклание. Пальцы привычно сжали рукоять меча, всё тело напряглось, как взведённая пружина, и сдаваться он не привык.
Они ударили одновременно, будто почувствовали этот момент. Когти скользнули по лезвию, высекая из закалённой стали целый сноп слепящих искр. Чудовище, явно не ожидавшее сопротивления, отскочило назад. И Сегель, несколько ослеплённый этим невиданным фейерверком, успел проморгаться перед новой атакой.
Теперь он действовал рассчётливо и хладнокровно, как всегда в бою отметая посторонние мысли. Взгляд привычно вычленял слабые стороны врага. Но он, уже изрядно поднаторевший в сражениях с разного рода нежитью и нелюдью, даже предположить не мог того, что случится дальше.
Стоило закончить бой, как можно скорее. Он поднырнул под тонкой рукой, пропуская монстра себе за спину, и вогнал лезвие глубоко под рёбра, пытаясь пробиться дальше к сердцу. Только он не учёл, что это уже мало походило на человека. К его удивлению, плоть была мягкой, будто студень. Его и меч легко разрезал ткани, с хлюпающим звуком.
Чудовище взвыло от боли или от досады, и развернулось, раздирая собственную грудную клетку, даже не пытаясь соскользнуть с меча. Монстр ринулся на Сегеля так резко, что он не успел отреагировать и завалился на спину.
Позвоночник жалобно хрустнул, одарив хозяина жгучей болью, но хотя бы выдержал и не сломался. Зато меч был вырван из руки и отлетел куда-то в сторону. И мир будто опрокинулся вместе с ним, замерев на грани сознания. Давно он не находился в настолько жалком состоянии!
Самое мерзкое положение валяться на спине, когда твой противник совершенно не скован в своих действиях. «Госпожа» лишь выгнулась, как ни в чём не бывало, заставляя рассечённый бок соединиться, будто и не было раны.
Мир ещё вертелся в глазах Сегеля, а существо, как ни в чём не бывало, прогнувшись в спине, хрустнув суставами, выгибая их в другую сторону, нависло над наёмником.
Он нашарил на поясе небольшой мешочек с само воспламеняющимся порошком, и бросил его в лицо женщине. Пламенная вспышка озарила парк, обугливая кожу, и по волосам монстра заструился магический огонь. Оглушающий визг заполнил немое пространство. Но даже превратившись в факел монстр не прекращал попыток достать его. Когти со скрежетом били по камням. И будь эти клинки хотя бы немного короче или длиннее – как знать, возможно, атака чудовища оказалась бы успешной. Но ослепшая на время «госпожа» лупила невпопад.
И Сегель ударил механической рукой, отбрасывая прокажённую подальше от себя. Откатился в сторону, вскочил на ноги.
Тяжело дыша, он огляделся, пытаясь найти меч, но в ночном полумраке ничего не мог разобрать, всполохов гаснущего огня было недостаточно. Тварь каталась по земле, гася пламя в ещё никак не желавших застывать кровяных лужах. Воды она либо опасалась, либо потеряв ориентацию в пространстве, не могла найти. Зато кровь чуяла.
«Госпожа» потеряла всякую схожесть с человеческой природой. Теперь – это был зверь, исходящий от бешенства зверь. Тряпьё на нём истлело, обнажая тощее, обтянутое палёной, всё ещё дымящейся шкурой тело. Миазмы вони, источаемые ей, душили не хуже болотного газа. И отмечая, как тварь поднимается на четвереньки, Сегель понял, что искать оружие некогда. Наёмник отпрыгнул, позволяя твари приземлиться ровно туда, где он мгновенье назад был сам, и, выхватив клинок, подаренный Пустым, стиснул его обеими руками. Он чувствовал, как внутри клинка пульсировала какая-то энергия, но понятия не имел, как её использовать, и может ли он использовать её вообще? Как запасной вариант оставалась ещё пистоль, только надежды на её эффективность не было. Если не удалось сильно навредить мечом, то поможет ли пуля?
Сегель развернулся, соизмеряя длину прыжка монстра, силы к которому возвращались с невозможной скоростью. Как только враг взвился в воздух, ринулся навстречу. Клинок Пустого попал точно в то место, где должно было находиться сердце, ведь, как учили священники, именно там обитает и душа.
