Это мгновенно остановило зверя, но он ещё больше разъярился: затрубив, вскинул лапы, и стал взбивать ими снег. Голос его жалобным писком разрывал охотникам перепонки. Но как Толстокожий ни прыгал, как ни тряс головой, а древко охотничьей стрелы по-прежнему оставалось у него в глазнице. Кровь сочилась оттуда тонкой струйкой, второй глаз в это время вращался во все стороны, будто бы ища того, кто пробил ему сетчатку. Но бился он недолго – всего несколько мгновений, а потом упал на брюхо, в последний раз вцепившись когтями в снег, и затих.
- В чём дело, вождь? – раньше других спросил Бек. – Почему ты стоишь? Пора освежевать этого Толстокожего.
- Погоди…
Теперь не только Бек, но уже Дан, а вместе с ним и Дир с изумлением следили за вождём. Но тот не обращал ни на кого из них не обращал внимания, а продолжал настороженно следить за неподвижной тушей.
- Да в чём дело? – от нетерпения Дан даже готов был первым метнуться к Толстокожему, и поспешил высказать это Вождю.- Айн, если ты боишься этого зверя, давай шкуру с него сниму я…
Молодой, резкий, вспыльчивый, и не в меру горячий Дан уже готов был броситься к неподвижной туше, чтобы снять с Толстокожего шкуру, но Айн сделал один-единственный отстраняющий жест.
- Я сам!
. - Вождь, может не надо? – предостерег Дир.
- Остерегись, Айн… - вторил ему Бек. Но вождь, похоже, не слышал Братьев. Он уверенно шагал в сторону разящей зловониями туши. Запах был резкий, а холод только усиливал его. Но Айн не обращал на него внимания, сосредоточившись лишь на одном – сейчас ему нужно убедиться в том, что Толстокожий мёртв. Что, если стрела, пронзив глаз чудовища, осталась в глазнице, не пробив хрупкую кость? Айн мгновенно подавил в себе мысль, только-только зародившуюся в сознании, и, напустив на себя уверенности, зашагал вперёд. Расстояние не показалось бы большим даже тому, кто чаще преодолевает большие расстояния в удобных санях, либо на спине у могучего пса, а уж те, кто не боится ни трескучего мороза, ни обволакивающей мягкости снежных сугробов, и вовсе посчитали бы это расстояние незначительным. Но для Айна, который в те мгновения был не в лучшем своём состоянии, расстояние это показалось огромным – он шёл медленно, осторожными, едва уловимыми шажками вымеряя пространство. Наконец, подойдя к толстокожему вплотную, и вовсе впал в ступор.
- Ну, что? Мёртв?
- Сейчас, Бек….
Вождь клана, как лопоухий щенок, только-только оторвавшийся от тёплой и сытной материнской груди, погрузился в неизведанное. И не важно, что, всё то, что исследован он, было известно ему уже давным-давно – в те напряжённые для него мгновения вождь вёл себя так, как будто вышел на охоту впервые. Неловкий, неуверенный, он дрожащими руками тянулся к громадной туше. Наконец, кинжал коснулся грубой волосатой коже, которая хорошо прощупывалась под густым слоем меха….
- Нет…Живой
Слово Айна, произнесённое с содроганием, заглушил неистовый голос Толстокожего, который внезапно вскочил, подняв столб снега.
- Он жив! Бек, уводи всех! Скорее, скорее…
- Айн, а как же ты?
- Я отвлеку его, уходите! Живее!
Бек, Дир, и Дан осторожно попятились прочь из чащи. Все трое прекрасно понимали, что не должны были оставлять Айна в одиночестве, но они понимали так же другое: он, Айн, принял сейчас непростое решение. Не ради признания клана, а лишь затем, чтобы все те, кто был сейчас с ним, остались живы. Дир, Бек, и Дан понимали это, и без лишних споров ушли. Но ничего этого Айн уже не видел, потому что его противник – зверь с мощными лапами и длинным носом - , укротив в себе ярость, протрубил в очередной раз, после чего задняя его часть, немного подпрыгнув, подогнала переднюю, и теперь уже вся туша с проколотым левым глазом бросилась на Айна. Вождь мог отступить, отскочить – словом, вариантов избежать встречи было масса – но он не стал пользоваться ни одним из них, сделав неправильный, но единственно верный, по его мнению, выбор – оставаться на месте. Выбор этот толстокожий воспринял как вызов, и метнулся в сторону своего врага. Айн же только обрадовался этому: пригнувшись, покрепче зажал в ладони кинжал, и приготовился к встрече с исполином. При том, в те минуты в голове его не было ничего. Пустота давила, но в пустоте этой Айн чувствовал себя вполне комфортно, потому что внимание охотника было сосредоточено в тот момент на другом. С тщательностью златокузнеца он отсчитывал мгновения до рокового столкновения, а потому тишина эта нисколько ему не досаждала – напротив, охотник в ней чувствовал себя свободно. Ничего не отвлекает, только бешеный стук сердца подстёгивает, не позволяет задремать, держит в тонусе…
Толстокожий, не задумываясь, бросился на врага, думая, что уже одолел его, но не учёл одного факта – Айн был готов к его прыжку, и, точно рассчитав время, склонился под брюхо исполину, и всадил кинжал прямо туда. Толстокожий затрубил в очередной раз, и стал скрести лапами, скребя землю мощными когтями.... Где же в этот момент находился вождь? Он находился точно под тушей зверя, не смея выпустить из рук клинок. Толстокожий же в это время ерзал задними лапами, пока передние болтались в воздухе. Единственный, уцелевший зрачок вращался из стороны в сторону, и из лопнувших капилляров сочилась кровь, заливая полость внутри глаза. Сдавленное, натруженное трубение было похоже не яростный выкрик полного жизни, могучего чудища, а на плач ребёнка, который просит о помощи, зовёт кого-то… Ещё несколько мгновений Толстокожий боролся – не то с самим собой, не то со снегом, не то с невидимым, спрятавшимся у него под брюхом, Айном - , а потом затих, испутив дух. Айн вместе с кинжалом оказался погребённым под его тушей. Казалось, ничего особенного не произошло, если не принимать во внимание размеров Толстокожего. Но, к счастью, между Толстокожим и землёй был слой снега, пусть и не слишком глубокий – по колено. Но этого оказалось достаточно, чтобы вырыть в снегу проход, и выбраться, пока тепло, исходящее от громадной туши, окончательно не уничтожило весь воздух. Выбравшись на волю, Айн критически осмотрел тушу. Жалко было оставлять добычу, но забрать тушу с собой сейчас просто не представлялось возможным. Если он сейчас вернётся в клан, а затем приедет сюда на санях, и в сопровождении нескольких членов клана, и к этому времени Белый Клык не найдёт тушу Толстокожего, значит, охота прошла не зря.
Но, возникшая в тот же момент проблема подкосила охотника. Он растерялся, потому что не мог вспомнить, в какую сторону должен двигаться, чтобы вернуться в клан. Ориентироваться по следам было бесполезно- братья охотники спутали их, когда в панике бежали от Толстокожего. Хорошо, если они пошли верной дорогой, которая привела их назад, в каньон. А что, если нет? Что, если, убегая от мощного противника, охотники забрели не туда? И как понять, какой путь правильный? Если бы Охотник знал это, то наверняка, не стоял бы сейчас на одном месте, бессильно опустив руки.
Но стоял он так недолго. Но не потому, что решение пришло слишком быстро. Его просто не было. Лишь зов сознания, тонкой искоркой возникнув в воздухе, чтобы, мгновенно разгоревшись, тут же потухнуть. И появления этого оказалось достаточно для того, чтобы оставить не только в сознании – в воздухе – длинный, вьющийся след, как далёкого костра, и дымную эту дорожку не мог растворить даже здешний пронизывающий холод. След оставался даже, когда Айн нырнул обратно в чащу. Быть может, именно он вёл тогда вождя Клана Восходящей Зари? Надо сказать, Айн и сам не понимал, что заставило его идти именно в ту сторону: то ли далёкий вой Белого Клыка, то ли качание елей… А может, это и вовсе был мгновенный порыв? Разум у Вождя проснулся лишь несколько минут спустя, когда в глухой чаще он считал ели, сходящиеся на небосводе яркими конусами, понимая, что в этой хвойной глуши он один, совершенно один. И что следы лишь спутались ещё больше, ну а тропа не возникла сама собой. А если бы ещё и темнота накрыла его размашистым крылом Чёрного Дракона, он, Айн, вообще не смог бы ничего. А так он хотя бы мог видеть тени, отбрасываемые елями.
- Что же делать?
Сейчас Айну хотелось сделать всё, как нужно, чтобы не блуждать по чаще, а, в конце концов, выбраться из неё, и потому не стал внимать своему внутреннему голосу, а решил полагаться только на голос разума, который, к несчастью, молчал. А вот голоса леса посещали его гораздо чаще, и первым завыл, сотрясая величественные ели до самых крон, Белый Клык. Он был ещё далеко, но Айн чувствовал его неумолимое приближение. Однако это не было похоже топот ног Толстокожего – это было едва различимое фырканье, которое лишь изредка прерывал вой. От воя этого тело Айна вздрагивало: уже второй раз за сегодня он едва не сталкивается с волком. Первый раз избежать стычки удалось, удастся ли во второй?
Он снова искал выход среди острых верхушек могучих елей, и снова видел только сходящиеся над головой мохнатые ветки…
- Белый клык приближается! – он понял это, когда услышал сначала зазывный вой, а потом и едва различимые звуки шагов хищника…- Он приближается… - Это был сигнал, сигнал к тому, что пора выбираться отсюда. Неважно, как. Главное – быстро. Как можно быстрее. Очевидно, этой мыслью руководствовались и другие охотники, правда, они наверняка выбрали иной путь. А теперь и он, Айн, был вынужден лавировать меж деревьев, пробираться в тусклом дневном свете, где невидимая тропа блуждала, шаталась из стороны в сторону, а одинокий путник в панике следовал за ним, убегая не то от Белого Клыка, не то от его невыносимого воя. Звуки раз от разу становились всё громче, следом за Айном ползла тень. Он видел её, и всё время пытался быть быстрее этой самой тени – такой дикой, такой стремительной, с бешено развивающимися кистями, и невероятной, широкой разинутой пастью. Силуэт волка прорисовывался на белоснежном пушистом одеяле; он наступал на Айна, грыз его своими ужасными чёрными клыками, в то время как сам волк находился немного дальше, но и он уже подобрался достаточно близко…
Айн просил Белую Чащу спасти его, лавируя между деревьями, срезая там, где можно было срезать. И Чаща вела его, любезно открывая Врата в чертоги, недоступные другим путникам. Но делала это лишь до поры, до времени, а потом по каким-то причинам решила отказать, и замкнула Врата. Ряды могучих елей, до того обнажавшие едва различимые в тусклом солнечном свете проходы, теперь и вовсе сомкнулись. Айн споткнулся, и рухнул, уткнувшись в снег лицом. Вопрос «что будет дальше?» созрел в голове раньше, чем кожа на руках пропиталась снегом, а тепло, исходящее от тела, растопила снежинки, и между пальцев проступила влага. Раньше, чем боль от падения врезалась в тело тысячами иголок… Наверное, именно поэтому он не сразу почувствовал странный предмет, врезавшийся в грудь…
Что делать – осторожно подняться, или лежать, притворяясь мёртвым, пока хищник не поймёт, что ты живёхонький, и тогда выбирать просто не будет времени. А что ему остаётся сейчас? В сущности, оба варианта никуда не годились, но иного выбора у него не было.
Или, всё же, был?
Странная штуковина, сокрытая под снегом, давила на грудь, и Айн решил её вытащить. Хотя, проявлять интерес к безделушке, лежащей на снегу, в тот момент, когда за твоей спиной рыщет чудище, в силе и сноровке едва ли можно было бы сомневаться, по меньшей мере, глупо. Но Айн решил достать эту штуковину, чем бы она не оказалась. И пускай даже он потратит драгоценные мгновения попусту, но ничуть не пожалеет об этом, потому так в этой ситуации помочь ему могло лишь чудо.... А откуда ждать его, чуда? Если только…
Штуковина извлеклась легко, несмотря на то, что была довольно громоздкой, и имела не слишком длинную, но, с виду прочную цепочку… Круглая, плоская, из стали, находка явно пришлась Айну по вкусу. Он счистил с неё снег, чтобы рассмотреть получше, и взору предстало нечто овальное плоское, выкованное, очевидно, из бронзы и украшенное позолотой. Странный символ в виде крылатого чудища поразил охотника, и он любовался узором, выдавленном в стали, пока от занятия этого его не оторвал вой Белого Клыка.
- Вот и всё, - подумал Айн. – Лук и короткий кинжал. Вот и всё моё оружие. Ещё эта безделушка… Может, запустить ею в волка?
Бросать находку Айн не стал, а просто повесил её на шею, и, поднявшись, приготовился ко встрече с волком, который уже ждал его, приготовив клыки и когти. Пока поднимался, Охотник видел фигуру Белого Клыка – массивную, налитую мышцами, с ярко красными зрачками, горящими изнутри, точно разноцветные стекляшки, отданные на растерзание солнечному свету. Но свет, исходящий от глаз волка, был враждебным, и не источал тепла, зато он источал ярость – лютую неприкрытую жгучу, и которая моментально овладела сознанием Айна. Но не только это вызывало страх: его подкреплял образ Белого Клыка, в котором не было и намёка на плавность и грациозность, а было одно только напряжение, сопряжённое с желанием наброситься на противника при первой возможности. Возможность эту волк пытался отыскать за те короткие мгновения. Айн же, казалось, ничего не пытался предпринять: он просто ждал – не то прыжка, не то сигнала от взъерошенного, оскалившегося волка…
Страх сменился трепетом, когда над сражавшимися вдруг возникла дьявольская тень. Назвать ЭТО как это иначе не поворачивался язык, поскольку у Айна не нашлось тогда подходящих слов – не только потому, что он не понял, кто перед ним, но так же из-за страха, священного трепета перед неизведанным.
Между тем чёрная тень быстро пронеслась над головами сражавшихся и, на секунду исчезнув за пушистыми елями, возникла вновь. И только теперь Айн, наконец, смог разглядеть чудище. Два огромных крыла несли массивное тело с длинной шеей; позади болтался хвост; поджатые задние и передние лапы были снабжены когтями; ни кожи, ни меха на теле чудища не было. Вместо них – чешуя ядовито-зелёного цвета.
- Дракон!
Едва Айн понял, кто перед ним, страх в его душе разгорелся с новой силой, и был несравним с тем, что он испытал, встретив Белого Клыка. И наверное поэтому с таким напряжением и вниманием наблюдал за парящим над пиками елей чудищем. Дракон между тем снижался и, прежде, чем Айн успел что-либо сообразить, схватил волка передними лапами, и в ту же секунду исчез в облаках, оставив Айна в недоумении. Но чувство это было с ним всего несколько мгновений, а потом вождь клана вспомнил об поверженной им туше.
- Пора возвращаться в клан!
День выдался солнечным, хоть и морозным. Утоптанная тропа из льда и снега сверкала от золотых отблесков. На плетнях, раскидистых еловых ветвях, и округлых крышах ледяных хижин лежал иней. Снежный бисер посеребрил даже тропу.
Собаки громким лаем будили хозяев. А те лениво выбирались на воздух, и приступали к привычным делам – готовили пищу для себя и животных, приводили в порядок стойла для молочных коз, доставали для них сено, заготовленное летом. Кто-то с самого утра ушел за дровами. В привычной суете никто не заметил, как в селище въехала одинокая упряжка саней. Единственная, кто увидела пришедших – невысокая рыжеволосая девушка с красивым пухлым лицом.
- В чём дело, вождь? – раньше других спросил Бек. – Почему ты стоишь? Пора освежевать этого Толстокожего.
- Погоди…
Теперь не только Бек, но уже Дан, а вместе с ним и Дир с изумлением следили за вождём. Но тот не обращал ни на кого из них не обращал внимания, а продолжал настороженно следить за неподвижной тушей.
- Да в чём дело? – от нетерпения Дан даже готов был первым метнуться к Толстокожему, и поспешил высказать это Вождю.- Айн, если ты боишься этого зверя, давай шкуру с него сниму я…
Молодой, резкий, вспыльчивый, и не в меру горячий Дан уже готов был броситься к неподвижной туше, чтобы снять с Толстокожего шкуру, но Айн сделал один-единственный отстраняющий жест.
- Я сам!
. - Вождь, может не надо? – предостерег Дир.
- Остерегись, Айн… - вторил ему Бек. Но вождь, похоже, не слышал Братьев. Он уверенно шагал в сторону разящей зловониями туши. Запах был резкий, а холод только усиливал его. Но Айн не обращал на него внимания, сосредоточившись лишь на одном – сейчас ему нужно убедиться в том, что Толстокожий мёртв. Что, если стрела, пронзив глаз чудовища, осталась в глазнице, не пробив хрупкую кость? Айн мгновенно подавил в себе мысль, только-только зародившуюся в сознании, и, напустив на себя уверенности, зашагал вперёд. Расстояние не показалось бы большим даже тому, кто чаще преодолевает большие расстояния в удобных санях, либо на спине у могучего пса, а уж те, кто не боится ни трескучего мороза, ни обволакивающей мягкости снежных сугробов, и вовсе посчитали бы это расстояние незначительным. Но для Айна, который в те мгновения был не в лучшем своём состоянии, расстояние это показалось огромным – он шёл медленно, осторожными, едва уловимыми шажками вымеряя пространство. Наконец, подойдя к толстокожему вплотную, и вовсе впал в ступор.
- Ну, что? Мёртв?
- Сейчас, Бек….
Вождь клана, как лопоухий щенок, только-только оторвавшийся от тёплой и сытной материнской груди, погрузился в неизведанное. И не важно, что, всё то, что исследован он, было известно ему уже давным-давно – в те напряжённые для него мгновения вождь вёл себя так, как будто вышел на охоту впервые. Неловкий, неуверенный, он дрожащими руками тянулся к громадной туше. Наконец, кинжал коснулся грубой волосатой коже, которая хорошо прощупывалась под густым слоем меха….
- Нет…Живой
Слово Айна, произнесённое с содроганием, заглушил неистовый голос Толстокожего, который внезапно вскочил, подняв столб снега.
- Он жив! Бек, уводи всех! Скорее, скорее…
- Айн, а как же ты?
- Я отвлеку его, уходите! Живее!
Бек, Дир, и Дан осторожно попятились прочь из чащи. Все трое прекрасно понимали, что не должны были оставлять Айна в одиночестве, но они понимали так же другое: он, Айн, принял сейчас непростое решение. Не ради признания клана, а лишь затем, чтобы все те, кто был сейчас с ним, остались живы. Дир, Бек, и Дан понимали это, и без лишних споров ушли. Но ничего этого Айн уже не видел, потому что его противник – зверь с мощными лапами и длинным носом - , укротив в себе ярость, протрубил в очередной раз, после чего задняя его часть, немного подпрыгнув, подогнала переднюю, и теперь уже вся туша с проколотым левым глазом бросилась на Айна. Вождь мог отступить, отскочить – словом, вариантов избежать встречи было масса – но он не стал пользоваться ни одним из них, сделав неправильный, но единственно верный, по его мнению, выбор – оставаться на месте. Выбор этот толстокожий воспринял как вызов, и метнулся в сторону своего врага. Айн же только обрадовался этому: пригнувшись, покрепче зажал в ладони кинжал, и приготовился к встрече с исполином. При том, в те минуты в голове его не было ничего. Пустота давила, но в пустоте этой Айн чувствовал себя вполне комфортно, потому что внимание охотника было сосредоточено в тот момент на другом. С тщательностью златокузнеца он отсчитывал мгновения до рокового столкновения, а потому тишина эта нисколько ему не досаждала – напротив, охотник в ней чувствовал себя свободно. Ничего не отвлекает, только бешеный стук сердца подстёгивает, не позволяет задремать, держит в тонусе…
Толстокожий, не задумываясь, бросился на врага, думая, что уже одолел его, но не учёл одного факта – Айн был готов к его прыжку, и, точно рассчитав время, склонился под брюхо исполину, и всадил кинжал прямо туда. Толстокожий затрубил в очередной раз, и стал скрести лапами, скребя землю мощными когтями.... Где же в этот момент находился вождь? Он находился точно под тушей зверя, не смея выпустить из рук клинок. Толстокожий же в это время ерзал задними лапами, пока передние болтались в воздухе. Единственный, уцелевший зрачок вращался из стороны в сторону, и из лопнувших капилляров сочилась кровь, заливая полость внутри глаза. Сдавленное, натруженное трубение было похоже не яростный выкрик полного жизни, могучего чудища, а на плач ребёнка, который просит о помощи, зовёт кого-то… Ещё несколько мгновений Толстокожий боролся – не то с самим собой, не то со снегом, не то с невидимым, спрятавшимся у него под брюхом, Айном - , а потом затих, испутив дух. Айн вместе с кинжалом оказался погребённым под его тушей. Казалось, ничего особенного не произошло, если не принимать во внимание размеров Толстокожего. Но, к счастью, между Толстокожим и землёй был слой снега, пусть и не слишком глубокий – по колено. Но этого оказалось достаточно, чтобы вырыть в снегу проход, и выбраться, пока тепло, исходящее от громадной туши, окончательно не уничтожило весь воздух. Выбравшись на волю, Айн критически осмотрел тушу. Жалко было оставлять добычу, но забрать тушу с собой сейчас просто не представлялось возможным. Если он сейчас вернётся в клан, а затем приедет сюда на санях, и в сопровождении нескольких членов клана, и к этому времени Белый Клык не найдёт тушу Толстокожего, значит, охота прошла не зря.
Но, возникшая в тот же момент проблема подкосила охотника. Он растерялся, потому что не мог вспомнить, в какую сторону должен двигаться, чтобы вернуться в клан. Ориентироваться по следам было бесполезно- братья охотники спутали их, когда в панике бежали от Толстокожего. Хорошо, если они пошли верной дорогой, которая привела их назад, в каньон. А что, если нет? Что, если, убегая от мощного противника, охотники забрели не туда? И как понять, какой путь правильный? Если бы Охотник знал это, то наверняка, не стоял бы сейчас на одном месте, бессильно опустив руки.
Но стоял он так недолго. Но не потому, что решение пришло слишком быстро. Его просто не было. Лишь зов сознания, тонкой искоркой возникнув в воздухе, чтобы, мгновенно разгоревшись, тут же потухнуть. И появления этого оказалось достаточно для того, чтобы оставить не только в сознании – в воздухе – длинный, вьющийся след, как далёкого костра, и дымную эту дорожку не мог растворить даже здешний пронизывающий холод. След оставался даже, когда Айн нырнул обратно в чащу. Быть может, именно он вёл тогда вождя Клана Восходящей Зари? Надо сказать, Айн и сам не понимал, что заставило его идти именно в ту сторону: то ли далёкий вой Белого Клыка, то ли качание елей… А может, это и вовсе был мгновенный порыв? Разум у Вождя проснулся лишь несколько минут спустя, когда в глухой чаще он считал ели, сходящиеся на небосводе яркими конусами, понимая, что в этой хвойной глуши он один, совершенно один. И что следы лишь спутались ещё больше, ну а тропа не возникла сама собой. А если бы ещё и темнота накрыла его размашистым крылом Чёрного Дракона, он, Айн, вообще не смог бы ничего. А так он хотя бы мог видеть тени, отбрасываемые елями.
- Что же делать?
Сейчас Айну хотелось сделать всё, как нужно, чтобы не блуждать по чаще, а, в конце концов, выбраться из неё, и потому не стал внимать своему внутреннему голосу, а решил полагаться только на голос разума, который, к несчастью, молчал. А вот голоса леса посещали его гораздо чаще, и первым завыл, сотрясая величественные ели до самых крон, Белый Клык. Он был ещё далеко, но Айн чувствовал его неумолимое приближение. Однако это не было похоже топот ног Толстокожего – это было едва различимое фырканье, которое лишь изредка прерывал вой. От воя этого тело Айна вздрагивало: уже второй раз за сегодня он едва не сталкивается с волком. Первый раз избежать стычки удалось, удастся ли во второй?
Он снова искал выход среди острых верхушек могучих елей, и снова видел только сходящиеся над головой мохнатые ветки…
- Белый клык приближается! – он понял это, когда услышал сначала зазывный вой, а потом и едва различимые звуки шагов хищника…- Он приближается… - Это был сигнал, сигнал к тому, что пора выбираться отсюда. Неважно, как. Главное – быстро. Как можно быстрее. Очевидно, этой мыслью руководствовались и другие охотники, правда, они наверняка выбрали иной путь. А теперь и он, Айн, был вынужден лавировать меж деревьев, пробираться в тусклом дневном свете, где невидимая тропа блуждала, шаталась из стороны в сторону, а одинокий путник в панике следовал за ним, убегая не то от Белого Клыка, не то от его невыносимого воя. Звуки раз от разу становились всё громче, следом за Айном ползла тень. Он видел её, и всё время пытался быть быстрее этой самой тени – такой дикой, такой стремительной, с бешено развивающимися кистями, и невероятной, широкой разинутой пастью. Силуэт волка прорисовывался на белоснежном пушистом одеяле; он наступал на Айна, грыз его своими ужасными чёрными клыками, в то время как сам волк находился немного дальше, но и он уже подобрался достаточно близко…
Айн просил Белую Чащу спасти его, лавируя между деревьями, срезая там, где можно было срезать. И Чаща вела его, любезно открывая Врата в чертоги, недоступные другим путникам. Но делала это лишь до поры, до времени, а потом по каким-то причинам решила отказать, и замкнула Врата. Ряды могучих елей, до того обнажавшие едва различимые в тусклом солнечном свете проходы, теперь и вовсе сомкнулись. Айн споткнулся, и рухнул, уткнувшись в снег лицом. Вопрос «что будет дальше?» созрел в голове раньше, чем кожа на руках пропиталась снегом, а тепло, исходящее от тела, растопила снежинки, и между пальцев проступила влага. Раньше, чем боль от падения врезалась в тело тысячами иголок… Наверное, именно поэтому он не сразу почувствовал странный предмет, врезавшийся в грудь…
Что делать – осторожно подняться, или лежать, притворяясь мёртвым, пока хищник не поймёт, что ты живёхонький, и тогда выбирать просто не будет времени. А что ему остаётся сейчас? В сущности, оба варианта никуда не годились, но иного выбора у него не было.
Или, всё же, был?
Странная штуковина, сокрытая под снегом, давила на грудь, и Айн решил её вытащить. Хотя, проявлять интерес к безделушке, лежащей на снегу, в тот момент, когда за твоей спиной рыщет чудище, в силе и сноровке едва ли можно было бы сомневаться, по меньшей мере, глупо. Но Айн решил достать эту штуковину, чем бы она не оказалась. И пускай даже он потратит драгоценные мгновения попусту, но ничуть не пожалеет об этом, потому так в этой ситуации помочь ему могло лишь чудо.... А откуда ждать его, чуда? Если только…
Штуковина извлеклась легко, несмотря на то, что была довольно громоздкой, и имела не слишком длинную, но, с виду прочную цепочку… Круглая, плоская, из стали, находка явно пришлась Айну по вкусу. Он счистил с неё снег, чтобы рассмотреть получше, и взору предстало нечто овальное плоское, выкованное, очевидно, из бронзы и украшенное позолотой. Странный символ в виде крылатого чудища поразил охотника, и он любовался узором, выдавленном в стали, пока от занятия этого его не оторвал вой Белого Клыка.
- Вот и всё, - подумал Айн. – Лук и короткий кинжал. Вот и всё моё оружие. Ещё эта безделушка… Может, запустить ею в волка?
Бросать находку Айн не стал, а просто повесил её на шею, и, поднявшись, приготовился ко встрече с волком, который уже ждал его, приготовив клыки и когти. Пока поднимался, Охотник видел фигуру Белого Клыка – массивную, налитую мышцами, с ярко красными зрачками, горящими изнутри, точно разноцветные стекляшки, отданные на растерзание солнечному свету. Но свет, исходящий от глаз волка, был враждебным, и не источал тепла, зато он источал ярость – лютую неприкрытую жгучу, и которая моментально овладела сознанием Айна. Но не только это вызывало страх: его подкреплял образ Белого Клыка, в котором не было и намёка на плавность и грациозность, а было одно только напряжение, сопряжённое с желанием наброситься на противника при первой возможности. Возможность эту волк пытался отыскать за те короткие мгновения. Айн же, казалось, ничего не пытался предпринять: он просто ждал – не то прыжка, не то сигнала от взъерошенного, оскалившегося волка…
Страх сменился трепетом, когда над сражавшимися вдруг возникла дьявольская тень. Назвать ЭТО как это иначе не поворачивался язык, поскольку у Айна не нашлось тогда подходящих слов – не только потому, что он не понял, кто перед ним, но так же из-за страха, священного трепета перед неизведанным.
Между тем чёрная тень быстро пронеслась над головами сражавшихся и, на секунду исчезнув за пушистыми елями, возникла вновь. И только теперь Айн, наконец, смог разглядеть чудище. Два огромных крыла несли массивное тело с длинной шеей; позади болтался хвост; поджатые задние и передние лапы были снабжены когтями; ни кожи, ни меха на теле чудища не было. Вместо них – чешуя ядовито-зелёного цвета.
- Дракон!
Едва Айн понял, кто перед ним, страх в его душе разгорелся с новой силой, и был несравним с тем, что он испытал, встретив Белого Клыка. И наверное поэтому с таким напряжением и вниманием наблюдал за парящим над пиками елей чудищем. Дракон между тем снижался и, прежде, чем Айн успел что-либо сообразить, схватил волка передними лапами, и в ту же секунду исчез в облаках, оставив Айна в недоумении. Но чувство это было с ним всего несколько мгновений, а потом вождь клана вспомнил об поверженной им туше.
- Пора возвращаться в клан!
Глава 2. Добыча
День выдался солнечным, хоть и морозным. Утоптанная тропа из льда и снега сверкала от золотых отблесков. На плетнях, раскидистых еловых ветвях, и округлых крышах ледяных хижин лежал иней. Снежный бисер посеребрил даже тропу.
Собаки громким лаем будили хозяев. А те лениво выбирались на воздух, и приступали к привычным делам – готовили пищу для себя и животных, приводили в порядок стойла для молочных коз, доставали для них сено, заготовленное летом. Кто-то с самого утра ушел за дровами. В привычной суете никто не заметил, как в селище въехала одинокая упряжка саней. Единственная, кто увидела пришедших – невысокая рыжеволосая девушка с красивым пухлым лицом.
