Удар от этого предательства был сильным, страшным, рана в душе болела долго, никак не заживала. Ян поклялся себе никому не верить, поставил каменную стену между собой и людьми-предателями. Поэтому, когда молодая одинокая женщина усыновила его, десятилетнего мальчика, он не принял её, как близкого человека, как свою мать. Это было трудно – не любить её, не верить, женщина оказалась хорошей, заботливой и доброй. Но он старался, он никому не позволит больше себя обманывать. Стал плохим, таким легче живётся, дерзил, хулиганил, дрался, убегал из дома.
– Ян, знаешь, Кочубей сильно болен, – к нему подошёл молодой рыжий верзила, прервав поток воспоминаний.
– Едем к нему. Отвезёшь? – парень кивнул, ухватив коляску Яна, направился к выходу из вокзала.
Кочубей… Много лет этот старый и мудрый человек был главным в его незадавшейся жизни… Когда Ян впервые сбежал из дома после укоризненных слов новой матери, рассматривавшей его дневник с двойками, он долго ходил по городу, отдыхая иногда на скамейках в парках. К ночи, голодный и усталый, не желая возвращаться домой, забрёл на вокзал, ещё не зная, что это место сыграет большую роль в его жизни.
Тут он и встретил Кочубея, главу вокзальных бомжей, местного авторитета, который накормил паренька и позволил ему выспаться, охраняя от вокзальных ментов. Кочубей стал его первым другом, сильным и мудрым. Этот человек помогал всем, кто нуждался в помощи, защищал тех, кому нужна была защита, ничего не требуя взамен. Таких людей Ян ещё не встречал. Надо ли говорить, что вскоре Кочубей стал его идолом, любимым учителем, мудрым наставником, который долгие годы вел мальчика по жизни.
А сейчас его учитель стар и болен. И Ян постарается сделать для него всё, что потребуется. Врачи, лекарства, уход, внимание – он готов отдать все свои долги этому замечательному человеку.
* * *
Мир полон чудес. Женька знал об этом, только вот чудесам, похоже, с ним было не по пути. Обходили парня, не задерживались в его жизни. Они такие, чудеса, невзлюбят, так невзлюбят.
Все изменилось в один прекрасный день, когда он получил удар по голове. Первое чудо – он стал знаменит. Уже на следующий день в больницу проникли люди из своры Галахова. Оператор заснял его, слабого, больного, пострадавшего за правое дело, тихим голосом произнесшего несколько слов о своём самочувствии. Галахов профессионал, он хорошо знал простую истину – шоу должно продолжаться.
Выписали его скоро. Аня с беспокойными глазами всё утро была рядом, внимательно выслушала наставления врача, кивала, произнося иногда "да, поняла", "обязательно сделаем'. Дома уложила Женьку в постель, несмотря на его активное сопротивление. К счастью, телефон не отобрала, и Евгений позвонил на работу, главному.
– Аксёнов, ты нам нужен, – шеф обрадовался его звонку, – тут тебя домогаются несколько клиентов. Угадай, кто один из них?
Он назвал такую известную фамилию, что Евгений ахнул. Этот великий человек, сильный мира сего, хочет иметь с ним дело!? Если это не чудо, то он, Женька, ничего не понимает в жизни.
– Представь, мне, говорит, нужен такой молодой и горячий, как ваш Аксёнов, – он громко захохотал. – Вот так! А твой визит на телевидение получился более чем удачным.
Подошла Аня с таблетками, укоризненно покачала головой. Женя быстренько закруглился с разговором, пообещав заглянуть в редакцию через день. Отложил телефон, притянул к себе за руку свою милую сиделку.
– Угадай, чего хочу я сейчас больше всего на свете, – зашептал ей в ухо жарко, целуя сердитое Анино лицо. – Хочу ласкать тебя. Целовать здесь, здесь и здесь...
– Больному нужен покой, – Аня ещё сердилась, но уже через силу, сопротивляться его ласкам получалось плохо, совсем плохо...
Евгений нежно поглаживал её грудь, одновременно расстёгивая мелкие пуговки шёлковой блузки. Последняя из них поддалась его пальцам и...
Открывшаяся его взору картина заставила парня глубоко вздохнуть. Никогда, никогда он не видел ничего прекраснее, чем женская грудь, пленительная, упругая. Нежные округлости в белой пенке кружев и просвечивающие через тонкую ткань напрягшиеся соски манили, не устоять! Одно движение - и уже нет никаких преград, только Анина роскошная грудь, как распечатанный драгоценный подарок, перед его глазами, грудь, которую можно гладить и целовать, гладить и целовать, пока не потемнеет в глазах... А ещё любоваться полузакрытыми, такими родными глазами, в которых сейчас нега, желание и кажется, немного нежности, так, самую малость. О, боги, если надо, накажите недостойного или четвертуйте, делайте с ним, что хотите, только не отнимайте у него волшебного тела любимой подруги.
«Вот зачем мы живём, – думал Женька, когда отлюбив, уже успокаивалось его ненасытное, неистовое тело, – живём, чтобы любить. Так ясно, так просто и правильно».
Его сумбурные мысли прервал телефонный звонок. Следователь! Он уже беседовал с Евгением в больнице, выяснял обстоятельства нападения. Как оказалось, этих нужных следователю обстоятельств оказалось ничтожно мало. Поинтересовался, не вспомнил ли пострадавший какие-то мелочи, детали, которые могут быть полезны следствию. А он не вспомнил, увы. Жаль, резюмировал следователь, зацепок, чтоб обвинить того, кого все подозревают, нет никаких. Всё идёт к тому, что дело будет закрыто.
А, и ладно! Женька забудет эту историю, как страшный сон. Сегодня Аня останется с ним, это гораздо важнее. Анна! Имя звучит, как выстрел, как торжествующий залп. Анна! Непостижимая, как океан, полный нераскрытых тайн. Он готов изучать свою любимую всю жизнь. И совершенно точно, Евгений не сможет без неё. Никак, совсем никак. И прямо сейчас, а чего тянуть, скажет ей об этом.
Аня вошла в комнату с чашкой чая.
– Пей, больной, – протянула ему голубую чашку, присела рядом, прижалась к его плечу.
– Не больной, – Евгений поднял палец вверх, – выздоравливающий! Чувствуешь разницу?
Сейчас он скажет ей, сейчас…
– Жень, я хочу сказать тебе важную вещь. Очень важную, – волнуясь, Анна сжала руки, переплела пальцы.
– Я тоже. Тоже хочу сказать. Тоже важную… – Женька привстал с подушки, спустил ноги на пол, пригладил волосы.
– Давай сначала ты, – Аня вопросительно взглянула ему в глаза.
Женька встал, кашлянул, завел руки за спину. Потом вытянул их по швам. Снова кашлянул.
– Жень, ты меня пугаешь, – Аня с беспокойством взглянула на молодого человека.
Обратного хода нет! Глубоко вздохнув, как будто в омут головой, Евгений произнёс:
– Дорогая Аня! Аня, дорогая… Могу я считать тебя своей невестой? Ну, и женой в недалёком будущем?
Она ждала этих слов, поэтому не удивилась совсем. Так, самую малую малость. Засмеялась радостно, кивнула головой, да, да, да.
– Конечно, Жень, ведь у нас будет малыш…
– Какой малыш? – Женьке показалось, что он ослышался.
Или это дурила его раненая голова?
– Какой? Красивый, умный, смышлёный. Наш с тобой… Крохотная новая жизнь уже во мне… Частица тебя и меня…
Женя сел, ноги не держали, ведь мир вокруг немножечко рухнул и уже никогда не будет прежним. Он отец? Да у него никогда не получится! Ребёнок – такая ответственность, сегодняшний Женька не сумеет, нет! Он, что, боится?
– Женя, скажи что-нибудь, – Анна взглянула ему в глаза.
– Огорошила, в себя не приду… Сейчас, подожди…
Ещё один родной человечек… Если вдуматься – это фантастика, чудо, подаренное судьбой. Глупец, почему же он растерялся? Испугался, как малое дитя? А трудности, что ж, он с достоинством их перенесёт, не впервой.
Расстроенная, Анна опустила голову. Вот и слёзы уже близко, подбираются к глазам. Женька присел рядом, прошептал: «Вот я болван. Аня, прости мне минуты колебания. Так неожиданно было узнать… Но я рад, Ань, я счастлив, клянусь». И она, чудачка, заплакала, слёзы радости и облегчения лились и лились по бледным щекам. А Женька целовал эти горькие слезинки, чувствуя себя самым счастливым человеком на земле…
* * *
Надежда, сжимая в своей руке маленькую бабушкину ладонь, сидела у её постели в крохотной больничной палате. Вздувшиеся венки на руках, сухая, как старинный пергамент кожа… Повинуясь внутреннему порыву, девушка поцеловала эту ослабевшую руку. Бабушкина рука – её вечная страховка и ежедневная молчаливая поддержка, она вела её в детский сад и школу, дарила сладости, гладила по голове перед сном. И уходили маленькие девчоночьи беды, мир становился светлей, а в душе поселялся покой.
«Плохи дела, – сказал, устало глядя Надежде в глаза, старый доктор в роговых очках, – обширный инфаркт. И не первый, как оказалось». Сидя в маленьком кабинете, насквозь пропахшем лекарствами, взволнованная, измученная бессонной ночью, Надя просила врача спасти её родного человека. Тот кивал, бормоча под нос «делаем, что можем, но возраст, сами понимаете…»
Надежда не понимала. Больница всегда ассоциировалась у неё с понятием несправедливости мира. Это неправильно, это ужасно, когда болеют и умирают люди, а умудрённые опытом парацельсы в белых халатах ничего не могут сделать.
– Надюшка, – бабушка говорила тяжело, всегда спокойное лицо её с весёлыми лучиками морщинок у глаз сейчас заострилось, побледнело, – где деньги лежат, ты помнишь. Там и сберкнижка. Чувствую, я здесь надолго…
Только бы не заплакать! Надежда говорила какие-то ободряющие слова о скором выздоровлении, о хороших врачах, которые вылечат, помогут, не могут не помочь. Да сейчас медицина такая, ого-го… Бабушка не слушала, ушла в свои мысли, в свой мир, где живут боль и страдание.
– Ты иди, Надюш, иди домой. Посплю я. Устала…
Бабушка закрыла глаза, задышала ровно.
– И прощай, – вдруг тихим шелестом слетело с её губ горькое слово, сказанное еле слышно, так, что внучка не услышала.
И хорошо, что не услышала, такое прощание – как маленькая смерть, которая уже стояла у изголовья больной и ждала своего часа.
Надежда, поцеловав бабушку в щёку, бросив на неё прощальный взгляд от дверей, тихо вышла. Она отправилась домой, решив заняться уборкой, чтоб хоть немного притупить душевную маету. В опустевшем доме было холодно и неуютно, бабушкина разобранная постель, склянки с лекарствами на тумбочке, весь этот наспех покинутый мир был невыносимо печален.
Ночью Наде не спалось. Может быть, душа чувствовала, что завтра будет страшный и чёрный день в её жизни. День отчаяния и скорби, который сделает Надежду самым одиноким человеком на свете.
Бабушка умерла под утро, когда занимался рассвет, серый и мглистый. Но больное сердце, устав биться, не пустило пожилую женщину в этот новый, зарождающийся осенний день. Больное сердце остановилось…
Еле живая, Надя возвращалась в Москву. Похороны, поминки – всё осталось позади. Как у неё хватило на это сил, непонятно. Если б не помощь соседки, бабушкиной подруги, не справилась бы. Огромное горе затаилось внутри, жило в ней, устроившись надолго в надломленной душе. Как можно жить с таким горем? Надежде надо занять себя работой с утра до ночи, иначе она просто сойдет с ума.
Злость на несправедливый мир придала ей сил, их хватит, чтоб прямо сегодня заехать к нотариусу и забрать документы. «Да, я не буду откладывать, – подумала девушка. – И теперь у меня есть деньги, бабушкины деньги. Спасибо тебе за всё, родная моя!»
И вот теперь с замирающим сердцем она поднималась в офис издательства. Страшно. Как там отнесутся к её новому статусу? Алла и Глеб будут рады, иначе и быть не может. А остальные? В любом случае, обратного хода нет. Надежда оглянулась. Антонов тащился сзади, тяжело дыша, нешуточная одышка у нотариуса от сидячей работы. Сразу прошли в кабинет главного, девушка едва успела махнуть всем рукой в ответ на удивлённые взгляды.
– Вот, встречайте новую хозяйку, – нотариус разложил на столе бумаги, что-то негромко говорил ошарашенному всем происходящим шефу.
А она сидела, усталая и безучастная, равнодушно ожидая своей участи. Наконец, мужчины встали, Антонов жестом показал Надежде на дверь. Она шагнула вперед. Шаг, другой, третий, всего несколько шагов отделяли её от новой, неизведанной жизни, от другого, опасного и непонятного мира успешных деловых людей. Будет ли этот мир благосклонен к девчонке из маленького провинциального городка Макарьева, как знать…
«Вот он, самый замечательный в мире курьер», – обрадовался Андрей, увидев входящую в комнату девушку. И тут же нахмурился, заметив её несимпатичного провожатого, таких людей не должно быть рядом с этим милым созданием. Что-то во внешнем облике Надежды заставило сжаться сердце молодого человека. Да ей плохо, очень плохо! Её лицо, как икона, созданная талантливой рукой мастера, было строгим и отрешённым. Андрей вскочил, сделал шаг навстречу, но девушка уже скрылась в кабинете главного, следом туда же протиснулся и неприятный тип.
Молодой человек уткнулся было в статью «Пять правил хорошего текста», которую изучал всё утро, но чтение «не пошло», эти дурацкие правила показались ему неинтересными и надуманными. Он подошёл к Глебу, с которым с первых дней установились дружеские отношения.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Андрей кивнул на дверь главного редактора.
Глеб пожал плечами.
– Одно ясно, ничего хорошего бедную Воронцову не ждёт.
Между тем загадка недолго оставалась загадкой. То, что произошло дальше, повергло в глубокий шок всех сотрудников издательства.
Из кабинета с опущенной вниз головой вышла Надежда, а с ней незнакомец и главный редактор, лицо последнего имело странное выражение, не поддающееся расшифровке.
– Прошу внимания! – шеф откашлялся, оглядел всех растерянным взглядом. – Имею честь сообщить вам, сказать вам, – главный путался в словах, что было ему несвойственно и отражало крайнюю степень взволнованности. – В общем, представляю нового владельца «Галактики» Надежду Павловну Воронцову. Она является дальней родственницей Светловой.
Звенящая тишина была ему ответом. Слышно было, как шумел маленький холодильник в углу, заставляя звенеть стаканы, стоящие на нём. Шеф оглядел собравшихся, ожидая реакции, но никто не произнес ни слова. Молчание и в самом деле становилось тягостным. «Понятно, что все в шоке. Но скажите уж хоть что-нибудь, – думал он, – а то, кто знает, они там себе намолчат?»
– Надежда, поздравляю! – к девушке подошла улыбающаяся Алла, радость на её лице была искренней. – Сумасшедшая новость! Большего чуда и представить сложно!
И Глеб, взглянув на девушку, изумлённо покачал головой, потом, сцепив руки, поднял их вверх в приветственном жесте. Народ зашумел, обсуждая невероятное событие, прикидывая, как это отразится на их жизни, по большей части люди не самые большие любители перемен. Потом все дружно замолчали, ожидая, что же скажет им новая хозяйка.
А Надежда сквозь землю готова была провалиться. Что делать? Девушка сжала пересохшие губы. Нет, ни слова ей сейчас не выдавить. Ну, не знает она, что сказать и как сказать! Да и за свой невольный обман Наде было страшно неловко. Не за ту себя выдавала, дурила головы хорошим людям.
И снова её выручил Глеб.
– Надежда, скажи, ты собираешься что-то принципиально менять в работе издательства?
Изо всех сил она отрицательно замотала головой, нет, конечно, нет. Глеб улыбнулся. Алиса, стоящая рядом, скептически хмыкнула, что-то пробормотала. Надежда голову дала бы на отсечение, что это было слово «выскочка».
– Ян, знаешь, Кочубей сильно болен, – к нему подошёл молодой рыжий верзила, прервав поток воспоминаний.
– Едем к нему. Отвезёшь? – парень кивнул, ухватив коляску Яна, направился к выходу из вокзала.
Кочубей… Много лет этот старый и мудрый человек был главным в его незадавшейся жизни… Когда Ян впервые сбежал из дома после укоризненных слов новой матери, рассматривавшей его дневник с двойками, он долго ходил по городу, отдыхая иногда на скамейках в парках. К ночи, голодный и усталый, не желая возвращаться домой, забрёл на вокзал, ещё не зная, что это место сыграет большую роль в его жизни.
Тут он и встретил Кочубея, главу вокзальных бомжей, местного авторитета, который накормил паренька и позволил ему выспаться, охраняя от вокзальных ментов. Кочубей стал его первым другом, сильным и мудрым. Этот человек помогал всем, кто нуждался в помощи, защищал тех, кому нужна была защита, ничего не требуя взамен. Таких людей Ян ещё не встречал. Надо ли говорить, что вскоре Кочубей стал его идолом, любимым учителем, мудрым наставником, который долгие годы вел мальчика по жизни.
А сейчас его учитель стар и болен. И Ян постарается сделать для него всё, что потребуется. Врачи, лекарства, уход, внимание – он готов отдать все свои долги этому замечательному человеку.
* * *
Мир полон чудес. Женька знал об этом, только вот чудесам, похоже, с ним было не по пути. Обходили парня, не задерживались в его жизни. Они такие, чудеса, невзлюбят, так невзлюбят.
Все изменилось в один прекрасный день, когда он получил удар по голове. Первое чудо – он стал знаменит. Уже на следующий день в больницу проникли люди из своры Галахова. Оператор заснял его, слабого, больного, пострадавшего за правое дело, тихим голосом произнесшего несколько слов о своём самочувствии. Галахов профессионал, он хорошо знал простую истину – шоу должно продолжаться.
Выписали его скоро. Аня с беспокойными глазами всё утро была рядом, внимательно выслушала наставления врача, кивала, произнося иногда "да, поняла", "обязательно сделаем'. Дома уложила Женьку в постель, несмотря на его активное сопротивление. К счастью, телефон не отобрала, и Евгений позвонил на работу, главному.
– Аксёнов, ты нам нужен, – шеф обрадовался его звонку, – тут тебя домогаются несколько клиентов. Угадай, кто один из них?
Он назвал такую известную фамилию, что Евгений ахнул. Этот великий человек, сильный мира сего, хочет иметь с ним дело!? Если это не чудо, то он, Женька, ничего не понимает в жизни.
– Представь, мне, говорит, нужен такой молодой и горячий, как ваш Аксёнов, – он громко захохотал. – Вот так! А твой визит на телевидение получился более чем удачным.
Подошла Аня с таблетками, укоризненно покачала головой. Женя быстренько закруглился с разговором, пообещав заглянуть в редакцию через день. Отложил телефон, притянул к себе за руку свою милую сиделку.
– Угадай, чего хочу я сейчас больше всего на свете, – зашептал ей в ухо жарко, целуя сердитое Анино лицо. – Хочу ласкать тебя. Целовать здесь, здесь и здесь...
– Больному нужен покой, – Аня ещё сердилась, но уже через силу, сопротивляться его ласкам получалось плохо, совсем плохо...
Евгений нежно поглаживал её грудь, одновременно расстёгивая мелкие пуговки шёлковой блузки. Последняя из них поддалась его пальцам и...
Открывшаяся его взору картина заставила парня глубоко вздохнуть. Никогда, никогда он не видел ничего прекраснее, чем женская грудь, пленительная, упругая. Нежные округлости в белой пенке кружев и просвечивающие через тонкую ткань напрягшиеся соски манили, не устоять! Одно движение - и уже нет никаких преград, только Анина роскошная грудь, как распечатанный драгоценный подарок, перед его глазами, грудь, которую можно гладить и целовать, гладить и целовать, пока не потемнеет в глазах... А ещё любоваться полузакрытыми, такими родными глазами, в которых сейчас нега, желание и кажется, немного нежности, так, самую малость. О, боги, если надо, накажите недостойного или четвертуйте, делайте с ним, что хотите, только не отнимайте у него волшебного тела любимой подруги.
«Вот зачем мы живём, – думал Женька, когда отлюбив, уже успокаивалось его ненасытное, неистовое тело, – живём, чтобы любить. Так ясно, так просто и правильно».
Его сумбурные мысли прервал телефонный звонок. Следователь! Он уже беседовал с Евгением в больнице, выяснял обстоятельства нападения. Как оказалось, этих нужных следователю обстоятельств оказалось ничтожно мало. Поинтересовался, не вспомнил ли пострадавший какие-то мелочи, детали, которые могут быть полезны следствию. А он не вспомнил, увы. Жаль, резюмировал следователь, зацепок, чтоб обвинить того, кого все подозревают, нет никаких. Всё идёт к тому, что дело будет закрыто.
А, и ладно! Женька забудет эту историю, как страшный сон. Сегодня Аня останется с ним, это гораздо важнее. Анна! Имя звучит, как выстрел, как торжествующий залп. Анна! Непостижимая, как океан, полный нераскрытых тайн. Он готов изучать свою любимую всю жизнь. И совершенно точно, Евгений не сможет без неё. Никак, совсем никак. И прямо сейчас, а чего тянуть, скажет ей об этом.
Аня вошла в комнату с чашкой чая.
– Пей, больной, – протянула ему голубую чашку, присела рядом, прижалась к его плечу.
– Не больной, – Евгений поднял палец вверх, – выздоравливающий! Чувствуешь разницу?
Сейчас он скажет ей, сейчас…
– Жень, я хочу сказать тебе важную вещь. Очень важную, – волнуясь, Анна сжала руки, переплела пальцы.
– Я тоже. Тоже хочу сказать. Тоже важную… – Женька привстал с подушки, спустил ноги на пол, пригладил волосы.
– Давай сначала ты, – Аня вопросительно взглянула ему в глаза.
Женька встал, кашлянул, завел руки за спину. Потом вытянул их по швам. Снова кашлянул.
– Жень, ты меня пугаешь, – Аня с беспокойством взглянула на молодого человека.
Обратного хода нет! Глубоко вздохнув, как будто в омут головой, Евгений произнёс:
– Дорогая Аня! Аня, дорогая… Могу я считать тебя своей невестой? Ну, и женой в недалёком будущем?
Она ждала этих слов, поэтому не удивилась совсем. Так, самую малую малость. Засмеялась радостно, кивнула головой, да, да, да.
– Конечно, Жень, ведь у нас будет малыш…
– Какой малыш? – Женьке показалось, что он ослышался.
Или это дурила его раненая голова?
– Какой? Красивый, умный, смышлёный. Наш с тобой… Крохотная новая жизнь уже во мне… Частица тебя и меня…
Женя сел, ноги не держали, ведь мир вокруг немножечко рухнул и уже никогда не будет прежним. Он отец? Да у него никогда не получится! Ребёнок – такая ответственность, сегодняшний Женька не сумеет, нет! Он, что, боится?
– Женя, скажи что-нибудь, – Анна взглянула ему в глаза.
– Огорошила, в себя не приду… Сейчас, подожди…
Ещё один родной человечек… Если вдуматься – это фантастика, чудо, подаренное судьбой. Глупец, почему же он растерялся? Испугался, как малое дитя? А трудности, что ж, он с достоинством их перенесёт, не впервой.
Расстроенная, Анна опустила голову. Вот и слёзы уже близко, подбираются к глазам. Женька присел рядом, прошептал: «Вот я болван. Аня, прости мне минуты колебания. Так неожиданно было узнать… Но я рад, Ань, я счастлив, клянусь». И она, чудачка, заплакала, слёзы радости и облегчения лились и лились по бледным щекам. А Женька целовал эти горькие слезинки, чувствуя себя самым счастливым человеком на земле…
* * *
Надежда, сжимая в своей руке маленькую бабушкину ладонь, сидела у её постели в крохотной больничной палате. Вздувшиеся венки на руках, сухая, как старинный пергамент кожа… Повинуясь внутреннему порыву, девушка поцеловала эту ослабевшую руку. Бабушкина рука – её вечная страховка и ежедневная молчаливая поддержка, она вела её в детский сад и школу, дарила сладости, гладила по голове перед сном. И уходили маленькие девчоночьи беды, мир становился светлей, а в душе поселялся покой.
«Плохи дела, – сказал, устало глядя Надежде в глаза, старый доктор в роговых очках, – обширный инфаркт. И не первый, как оказалось». Сидя в маленьком кабинете, насквозь пропахшем лекарствами, взволнованная, измученная бессонной ночью, Надя просила врача спасти её родного человека. Тот кивал, бормоча под нос «делаем, что можем, но возраст, сами понимаете…»
Надежда не понимала. Больница всегда ассоциировалась у неё с понятием несправедливости мира. Это неправильно, это ужасно, когда болеют и умирают люди, а умудрённые опытом парацельсы в белых халатах ничего не могут сделать.
– Надюшка, – бабушка говорила тяжело, всегда спокойное лицо её с весёлыми лучиками морщинок у глаз сейчас заострилось, побледнело, – где деньги лежат, ты помнишь. Там и сберкнижка. Чувствую, я здесь надолго…
Только бы не заплакать! Надежда говорила какие-то ободряющие слова о скором выздоровлении, о хороших врачах, которые вылечат, помогут, не могут не помочь. Да сейчас медицина такая, ого-го… Бабушка не слушала, ушла в свои мысли, в свой мир, где живут боль и страдание.
– Ты иди, Надюш, иди домой. Посплю я. Устала…
Бабушка закрыла глаза, задышала ровно.
– И прощай, – вдруг тихим шелестом слетело с её губ горькое слово, сказанное еле слышно, так, что внучка не услышала.
И хорошо, что не услышала, такое прощание – как маленькая смерть, которая уже стояла у изголовья больной и ждала своего часа.
Надежда, поцеловав бабушку в щёку, бросив на неё прощальный взгляд от дверей, тихо вышла. Она отправилась домой, решив заняться уборкой, чтоб хоть немного притупить душевную маету. В опустевшем доме было холодно и неуютно, бабушкина разобранная постель, склянки с лекарствами на тумбочке, весь этот наспех покинутый мир был невыносимо печален.
Ночью Наде не спалось. Может быть, душа чувствовала, что завтра будет страшный и чёрный день в её жизни. День отчаяния и скорби, который сделает Надежду самым одиноким человеком на свете.
Бабушка умерла под утро, когда занимался рассвет, серый и мглистый. Но больное сердце, устав биться, не пустило пожилую женщину в этот новый, зарождающийся осенний день. Больное сердце остановилось…
Еле живая, Надя возвращалась в Москву. Похороны, поминки – всё осталось позади. Как у неё хватило на это сил, непонятно. Если б не помощь соседки, бабушкиной подруги, не справилась бы. Огромное горе затаилось внутри, жило в ней, устроившись надолго в надломленной душе. Как можно жить с таким горем? Надежде надо занять себя работой с утра до ночи, иначе она просто сойдет с ума.
Злость на несправедливый мир придала ей сил, их хватит, чтоб прямо сегодня заехать к нотариусу и забрать документы. «Да, я не буду откладывать, – подумала девушка. – И теперь у меня есть деньги, бабушкины деньги. Спасибо тебе за всё, родная моя!»
И вот теперь с замирающим сердцем она поднималась в офис издательства. Страшно. Как там отнесутся к её новому статусу? Алла и Глеб будут рады, иначе и быть не может. А остальные? В любом случае, обратного хода нет. Надежда оглянулась. Антонов тащился сзади, тяжело дыша, нешуточная одышка у нотариуса от сидячей работы. Сразу прошли в кабинет главного, девушка едва успела махнуть всем рукой в ответ на удивлённые взгляды.
– Вот, встречайте новую хозяйку, – нотариус разложил на столе бумаги, что-то негромко говорил ошарашенному всем происходящим шефу.
А она сидела, усталая и безучастная, равнодушно ожидая своей участи. Наконец, мужчины встали, Антонов жестом показал Надежде на дверь. Она шагнула вперед. Шаг, другой, третий, всего несколько шагов отделяли её от новой, неизведанной жизни, от другого, опасного и непонятного мира успешных деловых людей. Будет ли этот мир благосклонен к девчонке из маленького провинциального городка Макарьева, как знать…
Глава 7
«Вот он, самый замечательный в мире курьер», – обрадовался Андрей, увидев входящую в комнату девушку. И тут же нахмурился, заметив её несимпатичного провожатого, таких людей не должно быть рядом с этим милым созданием. Что-то во внешнем облике Надежды заставило сжаться сердце молодого человека. Да ей плохо, очень плохо! Её лицо, как икона, созданная талантливой рукой мастера, было строгим и отрешённым. Андрей вскочил, сделал шаг навстречу, но девушка уже скрылась в кабинете главного, следом туда же протиснулся и неприятный тип.
Молодой человек уткнулся было в статью «Пять правил хорошего текста», которую изучал всё утро, но чтение «не пошло», эти дурацкие правила показались ему неинтересными и надуманными. Он подошёл к Глебу, с которым с первых дней установились дружеские отношения.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Андрей кивнул на дверь главного редактора.
Глеб пожал плечами.
– Одно ясно, ничего хорошего бедную Воронцову не ждёт.
Между тем загадка недолго оставалась загадкой. То, что произошло дальше, повергло в глубокий шок всех сотрудников издательства.
Из кабинета с опущенной вниз головой вышла Надежда, а с ней незнакомец и главный редактор, лицо последнего имело странное выражение, не поддающееся расшифровке.
– Прошу внимания! – шеф откашлялся, оглядел всех растерянным взглядом. – Имею честь сообщить вам, сказать вам, – главный путался в словах, что было ему несвойственно и отражало крайнюю степень взволнованности. – В общем, представляю нового владельца «Галактики» Надежду Павловну Воронцову. Она является дальней родственницей Светловой.
Звенящая тишина была ему ответом. Слышно было, как шумел маленький холодильник в углу, заставляя звенеть стаканы, стоящие на нём. Шеф оглядел собравшихся, ожидая реакции, но никто не произнес ни слова. Молчание и в самом деле становилось тягостным. «Понятно, что все в шоке. Но скажите уж хоть что-нибудь, – думал он, – а то, кто знает, они там себе намолчат?»
– Надежда, поздравляю! – к девушке подошла улыбающаяся Алла, радость на её лице была искренней. – Сумасшедшая новость! Большего чуда и представить сложно!
И Глеб, взглянув на девушку, изумлённо покачал головой, потом, сцепив руки, поднял их вверх в приветственном жесте. Народ зашумел, обсуждая невероятное событие, прикидывая, как это отразится на их жизни, по большей части люди не самые большие любители перемен. Потом все дружно замолчали, ожидая, что же скажет им новая хозяйка.
А Надежда сквозь землю готова была провалиться. Что делать? Девушка сжала пересохшие губы. Нет, ни слова ей сейчас не выдавить. Ну, не знает она, что сказать и как сказать! Да и за свой невольный обман Наде было страшно неловко. Не за ту себя выдавала, дурила головы хорошим людям.
И снова её выручил Глеб.
– Надежда, скажи, ты собираешься что-то принципиально менять в работе издательства?
Изо всех сил она отрицательно замотала головой, нет, конечно, нет. Глеб улыбнулся. Алиса, стоящая рядом, скептически хмыкнула, что-то пробормотала. Надежда голову дала бы на отсечение, что это было слово «выскочка».
