Мне было десять лет, когда твой отец со своими людьми попросились к нам на ночлег, а отца не было... Они ели у нас... с нами... за одним столом сидели... Лето было... Солнце зашло, ещё светло было, ворота в замке закрыли... Мама боялась, и без отца их закрывали раньше... Их словно подменили... Резали нашу охрану и слуг, всех мужчин в замке... Я, как сейчас, это помню... С арбалетов расстреливали... Маму сразу убили, она, наверное, и не поняла ничего... Гирана тоже... Он успел за меч схватиться... Ему шестнадцать было... Рику... – Он выдохнул с нескрываемой болью и стиснул в кулаки свои тёмно-русые волосы. Вэллия боялась пошевелиться, даже кашель где-то в лёгких потерялся. – Рику рыцари себе забрали... я слышал, как она кричала... Я только потом... через много лет понял... что они делали... – Он дёрнулся вдруг и, неожиданно отдёрнув руки, развернулся к Вэллии, глянув в спину девушки. – Мне не говорили, я слышал, как потом женщины со священником шушукались... Уже после того, как их всех похоронили... Это всё отец твой... Граф Вольдейн... Его узнали... и я его запомнил... Да и приехали они сразу открыто, представились...
– А вы? Почему вас не тронули? – Она повернулась к нему, и их взгляды скрестились, но Вэллия смутилась и опустила глаза, словно сама в чём-то виновата была перед ним.
– Почему не тронули? Тронули! – Он зло усмехнулся. – Хорошо тронули, я потом до самой зимы проболел, монахи меня прятали, а сразу – наш духовный отец и кухарка... Я маленький был... стрела арбалетная меня насквозь пробила... Никто из них и не думал, наверное... что жив останусь... – Он замолчал и снова отвернулся, подпёр голову кулаком, волосы посыпались, закрывая лицо.
Вэллия тоже долго молчала, следила за ним, смотрела в спину, на подрагивающие лопатки, поднимающиеся вместе с дыханием в груди. Что она могла сделать, чтобы уменьшить его боль? Разве у неё нашлись бы силы, чтобы сделать это?
Вместо всего она спросила:
– И что, теперь вам легче? После всего... От мести...
Его как хлыстом ударили через спину, вздрогнул, вскочил на ноги.
– Ещё хуже стало!
– Это месть, кто сказал, что от неё делается легче?
Он смотрел ей в лицо, пытался запомнить каждую чёрточку, и думал, что потом, когда снова станет князем, он будет искать себе в жёны девушку, такую, как эта дочь графа Вольдейна. Она права, она всё это поняла лучше его, она моложе, но она мудрее...
«И почему я не могу жениться на тебе? Почему я должен ждать? Почему должен искать другую, похожую?»
Возможно, он бы что-то успел сказать ей, но зашедшая служанка позвала на обед. И жизнь заставила их вернуться к действительности. За столом они отгородились друг от друга, потом Вэллия легла в постель, а Алдор ушёл в город и зачем, не сказал.
Она вспоминала его слова, думала, понимая, что всё, сказанное, пропитанное болью, не могло быть только выдумкой, напрасным обвинением её отца. А если так? Значит, его слова – правда? Значит, отец, в самом деле, сделал это?
* * * * *
Алдор вернулся уже далеко после обеда, но плаща не снимал, прошёлся по комнате, стараясь не замечать Вэллии. Та уже давно проснулась и сидела на краю кровати. Вэллия встала давно. Ждала его возвращения и сейчас не знала, что сказать после всего, что он рассказал ей перед обедом. Конечно, у него была причина ненавидеть отца, мстить ему и ей, как его дочери. И вряд ли он лгал ей в своём рассказе, о таком не лгут, ради красного словца такое не расскажешь. И что бы сейчас она не сказала ему в утешение – всё пустое!
Алдор попил холодного молока из кувшина, служанка только-только принесла его со льда из погреба. Стёр губы ладонью и проговорил:
– Мне надо уйти...
– Уже вечер... Куда? – Вэллия нахмурилась. За последнее время она не привыкла быть одной. Всё время с нею кто-то был, то Корвин, то сам Алдор. Сегодня он ушёл и оставил её одну в чужом городе, на постоялом дворе, где она никого не знает. Что она пережила за это время одиночества – одному Богу известно. И сейчас он бросает её, когда вот-вот наступит ночь?
– Я вернусь... Скоро вернусь... – Он обернулся и посмотрел ей в лицо.
– Я не хочу оставаться одна...– прошептала чуть слышно ему в глаза. Почему ей так хотелось, чтобы он не уходил?
– Я вернусь. Я просто схожу в лавку...
– Все лавки уже закрылись...
Он смутился, – она поймала его на маленькой лжи. Конечно же, ему не надо было в лавку, она была права.
– Тебе надо подождать совсем немного, поверь мне, ты недолго будешь одна.
Алдор машинально проверил застёжку плаща и глянул в угол, где были сложены его вещи: сумки, одеяла, оружие. Именно по этому взгляду Вэллия поняла всё, и страх сковал её.
– Я стала обузой для вас? Вдвоём нам из города не выйти... Вы всё время боитесь меня... боитесь, что я открою себя им. Так? – Он повернулся и теперь глядел ей в глаза. – Вы просто решили бросить меня здесь? Да? Или убьёте сейчас?.. – Её голос сорвался на шёпот; она хотела ещё что-то сказать, но почувствовала, как от неожиданного страха перехватило горло. Она сипло прошептала: – Не убивайте меня, пожалуйста...
Алдор в три шага подошёл к ней, встал рядом и поглядел сверху вниз. Вэллия медленно подняла лицо ему навстречу, в глазах её стоял ужас.
– Не надо, прошу вас... Я ничего не знала о вашей семье... – Голос её срывался, и слова тонули в хриплом дыхании страха и болезни. – Господи...
Наверное, сейчас она забыла все молитвы, какие знала. Но Алдор совсем не собирался убивать её. Он протянул ладонь, коснулся её щеки пальцами, провёл медленно до уха и запустил в волосы, закинув голову назад, наклонился, не сводя взгляда с глаз. Она, наверное, ждала чего угодно, что он сломает ей шею, перережет горло или задушит, но Алдор, неожиданно даже для самого себя, поцеловал её в дрожащие губы. Поцеловал по-настоящему, сильно, но без боли, так, что у девушки перехватило дыхание. Когда он оставил её, она продолжала сидеть с огромными изумлёнными глазами и дрожащими губами, до сих пор не веря в то, что произошло.
– Я ухожу, тебе надо только подождать немного... – Он впопыхах собрал свои вещи и на миг замер у двери. Глянул через плечо. – Прощай... – Ушёл.
Она долго не сводила взгляда с двери, потом опустила голову и уставилась в пол.
Он не убил её! Он не сделал ей больно за всё, что сделал отец! Он не попытался взять её с собой... Почему он поцеловал её? Зачем? Почему он сделал это? Почему – именно это?
Она осторожно подняла ставшую чужой руку и коснулась кончиками пальцев своих губ. Они ещё помнили этот поцелуй. «Как во сне, всё, как во сне...» – пронеслось в голове. Она боялась его, а он... И в этот миг распахнулась дверь, влетели рыцари с мечами и арбалетами. Поднялся невообразимый шум. В дверях маячила фигура растерянного врача, он кому-то говорил сбивчиво:
– Да... Он сказал, что знает, где искать... Да-да... Я сразу же пошёл за вами... Конечно... Я же не знал... Я и не думал, что это он сам...
Вэллия глядела исподлобья на приближающуюся фигуру отца. Таким грозным, таким сердитым, таким страшным она не видела его ещё ни разу в жизни.
– Где он? – Это было первое, что он спросил, когда приблизился к дочери.
– Кто? – Она боялась глядеть ему в лицо, но не могла отвести взгляда.
Граф Вольдейн неожиданно дал дочери пощёчину, отчего её волосы взметнулись верх и упали на лицо.
– Не заставляй меня повторять дважды.
И тут Вэллия расплакалась, ей было страшно от такого количества людей вокруг, от гнева отца, и прошедшие тихие дни недавнего прошлого показались ей сном. А уж неожиданный поцелуй Алдора – вообще фантазией.
Набросилось всё вдруг: мысли о возвращении, вопросы и расспросы, злость отца на случившееся, лица домашних. И она поняла, что не хочет домой, не хочет опять в тот мир, мир, который никогда уже не станет прежним...
– Он ушёл... – прошептала, давясь слезами.
– Куда? Давно?
– Ещё в обед... – Она солгала неосознанно.
Граф Вольдейн обратился к начальнику своей стражи, Вэллия узнала его:
– Значит, он не возвращался... Где второй? – Этот вопрос был опять адресован Вэллии. – Вэллия, куда подевался второй?
– Он ушёл ещё раньше... Они поругались...
– Ты узнала, кто они? Откуда?
– Из Лиона...
– Я так и знал, это всё Доранн, будь он проклят! Это надо же, придумать такое... Почему они бросили тебя? – Снова к Вэллии.
Она помолчала и раскашлялась. Все ждали.
– Они боялись, не пройти через границу...
– Правильно боялись. – Вэллия впервые за всё время разговора отбросила волосы, резко дёрнув подбородком, и осмелилась глянуть отцу в лицо. На что граф Вольдейн опять спросил: – Что они сделали с тобой? Они изнасиловали тебя? – Она опустила глаза, и граф, вскинув тяжёлые руки, с силой сжал плечи дочери. – Отвечай! Вэллия!
Вэллия расплакалась с новой силой и прошептала:
– Па… Папочка... я хочу домой...
Граф отпустил её и приказал:
– Ладно. Уходим. Я хочу сегодня же тронуться в путь. – Он взял Вэллию за локоть и поднял на ноги, повёл перед собой, как виноватую в чём-то, как преступницу. В дверях граф Вольдейн глянул в лицо врача и приказал: – Заплатите ему обещанную сумму, и пусть молчит о том, что случилось...
Вэллия шла с отцом, как во сне, ничего не видя перед собой, и сейчас ей хотелось одного – умереть.
* * * * *
Вэллия осторожно зажгла новую свечу и поставила её в подсвечник, когда огонёк более-менее разгорелся, долго смотрела на пламя. Старая свеча уже догорела, огонь её дрожал и бросал неровный свет на жёлтые страницы книги, читать от этого было плохо глазам. Всякие мысли лезли в голову. Возвращение, беседа с отцом. Да и что она могла ему рассказать? Сама-то ничего не знала, но про земли Берга промолчала. Если это правда, отец не будет рад... Она ещё спросит его об этом, но потом.
После исповеди духовному отцу Клементу, Вэллия была наказана сорока днями поста и долгими молитвами. Три раза в день должна была посещать церковь, общаться только с домашними и по крайней необходимости, носить скромную одежду, есть постную пищу. Всю жизнь она неукоснительно выполняла требования отца Клемента, и только в этот раз не могла согласиться с ним. Почему он наложил на неё пост? Разве она виновата в том, что случилось? Украсть могли любого... Разве это была её вина?
Но Вэллия смиренно приняла всё и всё выполняла с рвением. Даже больше – она посещала церковь не три, а четыре, пять раз в день и подолгу молилась, пока отец Клемент не отпускал её, поражаясь её выдержке. Но через короткое время Вэллия снова появлялась в церкви.
Она вставала ещё до рассвета, а по ночам подолгу читала молитвенник, замкнуто просиживала в своей комнате в одиночестве, молилась и подолгу смотрела в одну точку.
Она всё это терпела безропотно, потому что скрывала от всех причину своего похищения, имена похитителей, а самое главное – тот последний поцелуй... Именно он стал её великой тайной, о нём она не рассказала бы никому даже под страхом пыток. Он изменил её, он заставил её взглянуть на многое по-другому, и она помнила его, хранила в своей памяти, как что-то самое ценное и дорогое.
Ей хотелось верить, что у этого Алдора были к ней не только ненависть и желание отомстить. Что-то хрупкое, нежное она хранила в душе от тех мгновений, и не хотела потерять, как забываются сны по утрам. Она переживала все дни вместе с этим человеком, искала в памяти его поступки, выражения глаз и лица, надумывала себе даже то, чего, возможно, и не было. Он казался ей заботливым и благородным, честным и справедливым, и порой ей чудилось даже, что она, наверное, любит его... И она понимала, что эти чувства запретны, губительны для души её, и она ещё неистовей молилась и постилась.
С каждым днём она всё больше худела, замыкалась в себе, у неё кружилась голова, от слабости её тошнило и клонило в сон. Эти изменения не ускользали от внимательного взгляда графа Вольдейна, и он настоял, чтобы отец Клемент снял наказание с дочери. Для Вэллии закончился пост, и многие запреты были сняты, но она по-прежнему подолгу просиживала за святыми книгами и молилась в церкви, чем только радовала своего духовного отца.
Старая свеча ещё несколько раз дрогнула, и расплавленный жир затушил фитилёк. Света стало меньше, теперь горела только новая свеча, и при свете её Вэллия перевернула страницу молитвенника, выхватывая глазами первые строки. Возможно, то, что случилось с ней, это самое интересное в её жизни и ничего больше уже не будет. Но она сохранит всё это, чтобы унести с собой в могилу.
* * * * *
Барон Дарл наблюдал за своей племянницей. Она не замечала этого, при свете, падающем из окна через цветное витражное стекло, читала молитвенник. В последнее время она с ним практически не расставалась, наверное, только благодаря этой тяжёлой книге, девушку и не сносило ветром. Дарл усмехнулся. Она превратилась в тень себя, прежней. Замкнулась, мало говорила, не смеялась, практически ничего не ела. Даже тогда, когда её духовный отец снял пост. За общим столом требовала себе только просяную кашу и ржаной хлеб, и пила только воду. Все это видели, ведь граф Вольдейн требовал, чтобы за столом все собирались вместе, так было всегда.
С наступлением холодов жилыми оставили всего несколько комнат, только их и отапливали. Женскую комнату в Южной башне, смежную с детской, где располагался мальчишка-наследник. О здоровье сына граф заботился, конечно, вряд ли у него будут ещё сыновья. Служанки относили в покои мальчика лишнюю охапку дров.
Мужские комнаты отапливали хуже, граф экономил и на себе, и на младшем брате покойной жены. Даже в столовой было холодно. Единственная общая комната, в которой более-менее было тепло, библиотека. Книг, конечно, в ней хранили немного, они стоили дорого, но здесь граф проводил много времени, общался с гостями, играл в шахматы с сыном и шурином, разбирал документы и письма, общался. Очень часто именно в этой комнате собирались все родственники графа. Сейчас здесь были барон Дарл и дочь его сестры.
Вэллия мало была похожа и на мать и на отца, она была похожа на свою бабушку по матери. Барон Дарл это видел и любил свою племянницу. Он был её крёстным, и сейчас переживал за неё. Бедная девочка, что она перенесла, если так изменилась. И всё проклятый граф Лиона...
Для графа Вольдейна более любимой и ценной была старшая дочь – Келла. Красавица, умница, она была похожа на мать, а крёстным её был сам король. Именно с ней граф связывал все свои надежды, и в женихи ей нашёл герцога, а она... Вот, как три года её уже нет... И граф стал мрачнее с её смертью. Сумеет ли он для младшей дочери найти подобную партию? А в свете последних событий? Конечно, граф постарался скрыть похищение дочери, нигде не сообщали, не обещали наград, личная охрана графа искала девушку сама, нашли верных людей, неболтливых. И, конечно же, не нашли бы, если бы похитители не бросили её сами.
Барон стиснул зубы, вспоминая, что для Вэллии это похищение завершилось насилием, поэтому она и молится так неистово. Ему было жаль её и обидно за девушку. Милая, весёлая, добрая, за что ей такое?
– А вы? Почему вас не тронули? – Она повернулась к нему, и их взгляды скрестились, но Вэллия смутилась и опустила глаза, словно сама в чём-то виновата была перед ним.
– Почему не тронули? Тронули! – Он зло усмехнулся. – Хорошо тронули, я потом до самой зимы проболел, монахи меня прятали, а сразу – наш духовный отец и кухарка... Я маленький был... стрела арбалетная меня насквозь пробила... Никто из них и не думал, наверное... что жив останусь... – Он замолчал и снова отвернулся, подпёр голову кулаком, волосы посыпались, закрывая лицо.
Вэллия тоже долго молчала, следила за ним, смотрела в спину, на подрагивающие лопатки, поднимающиеся вместе с дыханием в груди. Что она могла сделать, чтобы уменьшить его боль? Разве у неё нашлись бы силы, чтобы сделать это?
Вместо всего она спросила:
– И что, теперь вам легче? После всего... От мести...
Его как хлыстом ударили через спину, вздрогнул, вскочил на ноги.
– Ещё хуже стало!
– Это месть, кто сказал, что от неё делается легче?
Он смотрел ей в лицо, пытался запомнить каждую чёрточку, и думал, что потом, когда снова станет князем, он будет искать себе в жёны девушку, такую, как эта дочь графа Вольдейна. Она права, она всё это поняла лучше его, она моложе, но она мудрее...
«И почему я не могу жениться на тебе? Почему я должен ждать? Почему должен искать другую, похожую?»
Возможно, он бы что-то успел сказать ей, но зашедшая служанка позвала на обед. И жизнь заставила их вернуться к действительности. За столом они отгородились друг от друга, потом Вэллия легла в постель, а Алдор ушёл в город и зачем, не сказал.
Она вспоминала его слова, думала, понимая, что всё, сказанное, пропитанное болью, не могло быть только выдумкой, напрасным обвинением её отца. А если так? Значит, его слова – правда? Значит, отец, в самом деле, сделал это?
* * * * *
Глава 12
Алдор вернулся уже далеко после обеда, но плаща не снимал, прошёлся по комнате, стараясь не замечать Вэллии. Та уже давно проснулась и сидела на краю кровати. Вэллия встала давно. Ждала его возвращения и сейчас не знала, что сказать после всего, что он рассказал ей перед обедом. Конечно, у него была причина ненавидеть отца, мстить ему и ей, как его дочери. И вряд ли он лгал ей в своём рассказе, о таком не лгут, ради красного словца такое не расскажешь. И что бы сейчас она не сказала ему в утешение – всё пустое!
Алдор попил холодного молока из кувшина, служанка только-только принесла его со льда из погреба. Стёр губы ладонью и проговорил:
– Мне надо уйти...
– Уже вечер... Куда? – Вэллия нахмурилась. За последнее время она не привыкла быть одной. Всё время с нею кто-то был, то Корвин, то сам Алдор. Сегодня он ушёл и оставил её одну в чужом городе, на постоялом дворе, где она никого не знает. Что она пережила за это время одиночества – одному Богу известно. И сейчас он бросает её, когда вот-вот наступит ночь?
– Я вернусь... Скоро вернусь... – Он обернулся и посмотрел ей в лицо.
– Я не хочу оставаться одна...– прошептала чуть слышно ему в глаза. Почему ей так хотелось, чтобы он не уходил?
– Я вернусь. Я просто схожу в лавку...
– Все лавки уже закрылись...
Он смутился, – она поймала его на маленькой лжи. Конечно же, ему не надо было в лавку, она была права.
– Тебе надо подождать совсем немного, поверь мне, ты недолго будешь одна.
Алдор машинально проверил застёжку плаща и глянул в угол, где были сложены его вещи: сумки, одеяла, оружие. Именно по этому взгляду Вэллия поняла всё, и страх сковал её.
– Я стала обузой для вас? Вдвоём нам из города не выйти... Вы всё время боитесь меня... боитесь, что я открою себя им. Так? – Он повернулся и теперь глядел ей в глаза. – Вы просто решили бросить меня здесь? Да? Или убьёте сейчас?.. – Её голос сорвался на шёпот; она хотела ещё что-то сказать, но почувствовала, как от неожиданного страха перехватило горло. Она сипло прошептала: – Не убивайте меня, пожалуйста...
Алдор в три шага подошёл к ней, встал рядом и поглядел сверху вниз. Вэллия медленно подняла лицо ему навстречу, в глазах её стоял ужас.
– Не надо, прошу вас... Я ничего не знала о вашей семье... – Голос её срывался, и слова тонули в хриплом дыхании страха и болезни. – Господи...
Наверное, сейчас она забыла все молитвы, какие знала. Но Алдор совсем не собирался убивать её. Он протянул ладонь, коснулся её щеки пальцами, провёл медленно до уха и запустил в волосы, закинув голову назад, наклонился, не сводя взгляда с глаз. Она, наверное, ждала чего угодно, что он сломает ей шею, перережет горло или задушит, но Алдор, неожиданно даже для самого себя, поцеловал её в дрожащие губы. Поцеловал по-настоящему, сильно, но без боли, так, что у девушки перехватило дыхание. Когда он оставил её, она продолжала сидеть с огромными изумлёнными глазами и дрожащими губами, до сих пор не веря в то, что произошло.
– Я ухожу, тебе надо только подождать немного... – Он впопыхах собрал свои вещи и на миг замер у двери. Глянул через плечо. – Прощай... – Ушёл.
Она долго не сводила взгляда с двери, потом опустила голову и уставилась в пол.
Он не убил её! Он не сделал ей больно за всё, что сделал отец! Он не попытался взять её с собой... Почему он поцеловал её? Зачем? Почему он сделал это? Почему – именно это?
Она осторожно подняла ставшую чужой руку и коснулась кончиками пальцев своих губ. Они ещё помнили этот поцелуй. «Как во сне, всё, как во сне...» – пронеслось в голове. Она боялась его, а он... И в этот миг распахнулась дверь, влетели рыцари с мечами и арбалетами. Поднялся невообразимый шум. В дверях маячила фигура растерянного врача, он кому-то говорил сбивчиво:
– Да... Он сказал, что знает, где искать... Да-да... Я сразу же пошёл за вами... Конечно... Я же не знал... Я и не думал, что это он сам...
Вэллия глядела исподлобья на приближающуюся фигуру отца. Таким грозным, таким сердитым, таким страшным она не видела его ещё ни разу в жизни.
– Где он? – Это было первое, что он спросил, когда приблизился к дочери.
– Кто? – Она боялась глядеть ему в лицо, но не могла отвести взгляда.
Граф Вольдейн неожиданно дал дочери пощёчину, отчего её волосы взметнулись верх и упали на лицо.
– Не заставляй меня повторять дважды.
И тут Вэллия расплакалась, ей было страшно от такого количества людей вокруг, от гнева отца, и прошедшие тихие дни недавнего прошлого показались ей сном. А уж неожиданный поцелуй Алдора – вообще фантазией.
Набросилось всё вдруг: мысли о возвращении, вопросы и расспросы, злость отца на случившееся, лица домашних. И она поняла, что не хочет домой, не хочет опять в тот мир, мир, который никогда уже не станет прежним...
– Он ушёл... – прошептала, давясь слезами.
– Куда? Давно?
– Ещё в обед... – Она солгала неосознанно.
Граф Вольдейн обратился к начальнику своей стражи, Вэллия узнала его:
– Значит, он не возвращался... Где второй? – Этот вопрос был опять адресован Вэллии. – Вэллия, куда подевался второй?
– Он ушёл ещё раньше... Они поругались...
– Ты узнала, кто они? Откуда?
– Из Лиона...
– Я так и знал, это всё Доранн, будь он проклят! Это надо же, придумать такое... Почему они бросили тебя? – Снова к Вэллии.
Она помолчала и раскашлялась. Все ждали.
– Они боялись, не пройти через границу...
– Правильно боялись. – Вэллия впервые за всё время разговора отбросила волосы, резко дёрнув подбородком, и осмелилась глянуть отцу в лицо. На что граф Вольдейн опять спросил: – Что они сделали с тобой? Они изнасиловали тебя? – Она опустила глаза, и граф, вскинув тяжёлые руки, с силой сжал плечи дочери. – Отвечай! Вэллия!
Вэллия расплакалась с новой силой и прошептала:
– Па… Папочка... я хочу домой...
Граф отпустил её и приказал:
– Ладно. Уходим. Я хочу сегодня же тронуться в путь. – Он взял Вэллию за локоть и поднял на ноги, повёл перед собой, как виноватую в чём-то, как преступницу. В дверях граф Вольдейн глянул в лицо врача и приказал: – Заплатите ему обещанную сумму, и пусть молчит о том, что случилось...
Вэллия шла с отцом, как во сне, ничего не видя перед собой, и сейчас ей хотелось одного – умереть.
* * * * *
Вэллия осторожно зажгла новую свечу и поставила её в подсвечник, когда огонёк более-менее разгорелся, долго смотрела на пламя. Старая свеча уже догорела, огонь её дрожал и бросал неровный свет на жёлтые страницы книги, читать от этого было плохо глазам. Всякие мысли лезли в голову. Возвращение, беседа с отцом. Да и что она могла ему рассказать? Сама-то ничего не знала, но про земли Берга промолчала. Если это правда, отец не будет рад... Она ещё спросит его об этом, но потом.
После исповеди духовному отцу Клементу, Вэллия была наказана сорока днями поста и долгими молитвами. Три раза в день должна была посещать церковь, общаться только с домашними и по крайней необходимости, носить скромную одежду, есть постную пищу. Всю жизнь она неукоснительно выполняла требования отца Клемента, и только в этот раз не могла согласиться с ним. Почему он наложил на неё пост? Разве она виновата в том, что случилось? Украсть могли любого... Разве это была её вина?
Но Вэллия смиренно приняла всё и всё выполняла с рвением. Даже больше – она посещала церковь не три, а четыре, пять раз в день и подолгу молилась, пока отец Клемент не отпускал её, поражаясь её выдержке. Но через короткое время Вэллия снова появлялась в церкви.
Она вставала ещё до рассвета, а по ночам подолгу читала молитвенник, замкнуто просиживала в своей комнате в одиночестве, молилась и подолгу смотрела в одну точку.
Она всё это терпела безропотно, потому что скрывала от всех причину своего похищения, имена похитителей, а самое главное – тот последний поцелуй... Именно он стал её великой тайной, о нём она не рассказала бы никому даже под страхом пыток. Он изменил её, он заставил её взглянуть на многое по-другому, и она помнила его, хранила в своей памяти, как что-то самое ценное и дорогое.
Ей хотелось верить, что у этого Алдора были к ней не только ненависть и желание отомстить. Что-то хрупкое, нежное она хранила в душе от тех мгновений, и не хотела потерять, как забываются сны по утрам. Она переживала все дни вместе с этим человеком, искала в памяти его поступки, выражения глаз и лица, надумывала себе даже то, чего, возможно, и не было. Он казался ей заботливым и благородным, честным и справедливым, и порой ей чудилось даже, что она, наверное, любит его... И она понимала, что эти чувства запретны, губительны для души её, и она ещё неистовей молилась и постилась.
С каждым днём она всё больше худела, замыкалась в себе, у неё кружилась голова, от слабости её тошнило и клонило в сон. Эти изменения не ускользали от внимательного взгляда графа Вольдейна, и он настоял, чтобы отец Клемент снял наказание с дочери. Для Вэллии закончился пост, и многие запреты были сняты, но она по-прежнему подолгу просиживала за святыми книгами и молилась в церкви, чем только радовала своего духовного отца.
Старая свеча ещё несколько раз дрогнула, и расплавленный жир затушил фитилёк. Света стало меньше, теперь горела только новая свеча, и при свете её Вэллия перевернула страницу молитвенника, выхватывая глазами первые строки. Возможно, то, что случилось с ней, это самое интересное в её жизни и ничего больше уже не будет. Но она сохранит всё это, чтобы унести с собой в могилу.
* * * * *
Глава 13
Барон Дарл наблюдал за своей племянницей. Она не замечала этого, при свете, падающем из окна через цветное витражное стекло, читала молитвенник. В последнее время она с ним практически не расставалась, наверное, только благодаря этой тяжёлой книге, девушку и не сносило ветром. Дарл усмехнулся. Она превратилась в тень себя, прежней. Замкнулась, мало говорила, не смеялась, практически ничего не ела. Даже тогда, когда её духовный отец снял пост. За общим столом требовала себе только просяную кашу и ржаной хлеб, и пила только воду. Все это видели, ведь граф Вольдейн требовал, чтобы за столом все собирались вместе, так было всегда.
С наступлением холодов жилыми оставили всего несколько комнат, только их и отапливали. Женскую комнату в Южной башне, смежную с детской, где располагался мальчишка-наследник. О здоровье сына граф заботился, конечно, вряд ли у него будут ещё сыновья. Служанки относили в покои мальчика лишнюю охапку дров.
Мужские комнаты отапливали хуже, граф экономил и на себе, и на младшем брате покойной жены. Даже в столовой было холодно. Единственная общая комната, в которой более-менее было тепло, библиотека. Книг, конечно, в ней хранили немного, они стоили дорого, но здесь граф проводил много времени, общался с гостями, играл в шахматы с сыном и шурином, разбирал документы и письма, общался. Очень часто именно в этой комнате собирались все родственники графа. Сейчас здесь были барон Дарл и дочь его сестры.
Вэллия мало была похожа и на мать и на отца, она была похожа на свою бабушку по матери. Барон Дарл это видел и любил свою племянницу. Он был её крёстным, и сейчас переживал за неё. Бедная девочка, что она перенесла, если так изменилась. И всё проклятый граф Лиона...
Для графа Вольдейна более любимой и ценной была старшая дочь – Келла. Красавица, умница, она была похожа на мать, а крёстным её был сам король. Именно с ней граф связывал все свои надежды, и в женихи ей нашёл герцога, а она... Вот, как три года её уже нет... И граф стал мрачнее с её смертью. Сумеет ли он для младшей дочери найти подобную партию? А в свете последних событий? Конечно, граф постарался скрыть похищение дочери, нигде не сообщали, не обещали наград, личная охрана графа искала девушку сама, нашли верных людей, неболтливых. И, конечно же, не нашли бы, если бы похитители не бросили её сами.
Барон стиснул зубы, вспоминая, что для Вэллии это похищение завершилось насилием, поэтому она и молится так неистово. Ему было жаль её и обидно за девушку. Милая, весёлая, добрая, за что ей такое?
