Может быть, и в самом деле принять её предложение и создать монашескую семью? Только взять с неё слово, что никому не расскажет...
Но каков же граф Вольдейн, а? Нет, он должен знать, что всё открылось, и не нужны мне его земли, и крепости свои пусть сам строит...
Ниард почувствовал, как от досады сами собой до скрипа стиснулись зубы. Надо навестить Дарн, в самое ближайшее время, пока перевалы ещё открыты и нет весенней распутицы. Пусть не думает, что перехитрил всех, пусть будет обязанным за свою дочь.
* * * * *
Конечно же, в Дарне никто его не ждал, и граф Вольдейн удивился неожиданному приезду зятя. Он встречал его в холодной комнате, куда заинтересованный пришёл и барон Дарл; служанка торопливо растапливала камин.
Маркграф пришёл в комнату один, без слуг и сопровождающих, молча выдержал прямой взгляд тестя и для приветствия склонил голову, шепнул «здравствуйте». Граф смерил молодого человека неторопливым взглядом.
– Что-нибудь случилось, маркграф? Ваш приезд такой неожиданный... – Он говорил на «вы», как чужому или как старшему.
– Я хочу поговорить с вами один на один. Это о вашей дочери... – Ниард старался держать себя в руках, он знал, что это будет нелегко, он готовился к этому разговору всю дорогу до Дарна.
– Хорошо. – Граф посмотрел на служанку. – Поторопись... – И снова перевёл взгляд на маркграфа.
– А-а... – Ниард посмотрел на барона Дарла, намекая ещё раз, что говорить хочет один на один, без свидетелей.
– Она крестница барона, ему тоже будет интересно послушать о ней, не переживайте, не тайны же у вас королевского двора. – Усмехнулся небрежно.
Ниард пожал плечами, словно говоря: «Как хотите...» В зале повисла тишина, все молча следили за действиями мешкающей служанки. Наконец, в камине весело затрещали дрова, потянуло лёгким дымком, сейчас установится тяга в трубе камина, и запаха дыма больше не почувствуется. Девушка установила решётку у огня и ушла, виновато опуская взгляд. Все ждали, а потом и граф, и его родственник по жене перевели глаза на приехавшего маркграфа.
Ниард сглотнул, собираясь с мыслями, заговорил негромко:
– Ваша дочь, господин граф... Вы нечестно поступили со мной, вы обманули меня. Эта свадьба... вы просто воспользовались мной, чтобы скрыть свой позор. – При этих словах граф Вольдейн и барон Дарл переглянулись. – Любому ваше предложение показалось бы странным, думаете, и я не удивился, когда от вас приехали сваты, да и ваши лестные письма. Это мой советник настоял, желал, чтобы я породнился с вами. Лично я сам не планировал ещё жениться, и уж тем более не хотел бы быть родственником бесчестного человека.
– Вы обвиняете меня в бесчестье? – Граф заметно удивился, поднимая чёрные брови, строго поджал губы. И барон Дарл уже знал, что это значит, искренне сочувствуя молодому маркграфу. Да, с его стороны это был опрометчивый шаг, необдуманно, но, если он всё знает про Вэллию, – а он, судя по всему, знает, – его можно понять.
– А разве это не бесчестье – так обмануть меня?
– О чём вы говорите, молодой человек? В чём вы меня обвиняете?
– Вы всё прекрасно понимаете! Я говорю о вашей дочери, о своей жене! Вы впопыхах провели эту свадьбу, чтобы скрыть её бесчестье... Я же всё знаю, в ноябре её украли из дома, люди графа Лионского таскали её по всем лесам, а вы даже не удосужились объявить по своим землям, что вашу дочь похитили. Вы боялись за своё доброе имя, и вам было всё равно, что чувствует она... – Он говорил спокойно и негромко, внешне и не поймёшь, что творится в его голове, все эмоции скрыты и взгляд – прямой. Так может говорить только человек, уверенный в своей правоте.
Барон Дарл чуть прищурил тёмные глаза, наблюдая за лицом говорившего молодого маркграфа. Зря граф думал, что этот парнишка будет сговорчивым и благодарным за всё, что ему дали. Да и вряд ли даже его личный советник барон Гердис знает о цели сегодняшнего визита сюда. Этот парень не так прост, как кажется на первый взгляд. Не так прост, как думалось вначале.
– Ваша дочь всё рассказала мне...
– Редкая дура! – вырвалось у графа Вольдейна.
– Может быть, она и молчала бы, но... – Он сделал паузу, словно не знал, как сказать дальнейшее.– Она потеряла ребёнка... Не моего ребёнка, будьте уверены. Она понесла от насильника, и своим обманом, граф, вы обесчестили и себя, и её, и меня. И я хотел бы, чтобы вы знали...
– Я никому из вассалов не позволяю разговаривать со мной в таком тоне.
– Я не только ваш вассал, я – ваш родственник. Примите мои претензии не как от слуги, а как от родственника.
Эта реплика молодого человека вызвала смех у графа Вольдейна, но барон Дарл даже не улыбнулся, видя неискренность этого смеха. Маркграф вправе требовать компенсацию за обиду, и будет хорошо, если после всего этого он ещё не разнесёт это по всему графству, не доведёт всё до скандала. Вот это будет новость для сельских кумушек и сплетен всех таверн и постоялых дворов. Бедная Вэллия...
«А всё из-за твоей жадности. Ты мог бы отпустить её в монастырь, как она и просила, но тебе не хотелось отдавать монастырю землю и деньги за неё, ты, наоборот, хотел приумножить свои богатства и своё влияние через дочь. И этот мальчишка стал твоим зятем, и ты командуешь теперь в его землях, знаешь, что можешь забрать их, если что...»
– И что теперь ты хочешь от меня, родственник? Развода? Это твоё право! Пиши епископу в Рейс, и ваш брак признают недействительным.
Барон Дарл поморщился как от зубной боли. Ну почему он разговаривает с ним в таком тоне? «Ты же сам боялся дурной славы и бесчестья, а своим тоном ты только заставишь этого парня придать весь этот позор огласке. Надо договориться, попросить его сделать всё тихо и без большого шума».
– Ваша дочь не хочет возвращаться в Дарн, она боится вас и готова стать, лучше, нищей, чем вернуться к родному отцу. – Спокойный, выдержанный тон молодого человека, при всей иронии к нему в обращении графа, заставлял барона Дарла внутренне уважать маркграфа. Из парня вышел бы прекрасный дипломат и советник. – Развод погубит её, а не вас. Что будет с вами, мне всё равно...
– Вот как? – граф перебил его. – Интересно.
– Я не собираюсь разводиться с вашей дочерью, пусть ваши ошибки останутся вашими ошибками, она не должна отвечать за вас...
– Хватит! – граф снова перебил его. – Мне надоело это слушать! – Резко разрубил воздух раскрытой ладонью. – Я не позволю разговаривать с собой в таком тоне. Это неслыханная наглость. Ты являешься ко мне, в мой дом, и начинаешь учить меня. Я – твой сеньор, а ты – слуга. Ты много возомнил о себе, если думаешь, что твоё родство со мной много тебе позволяет. Я от людей вдвое старше тебя подобного не собираюсь слушать, а уж ты-то... Молоко на губах не обсохло.
Если бы обстоятельства так не сложились, я хотел бы лучше иметь дело с твоим покойным братом, чем с тобой. Мне не нравятся такие дерзкие слуги и родственники – тоже. Если что-то не устраивает тебя, подавай на развод и убирайся, а если ты не собираешься разводиться, и тебя устраивает твоя жена, зачем ты вообще тут стоишь и издеваешься надо мной? Чего ты хотел, чтобы я извинился перед тобой? Да? Да, – граф дёрнул подбородком и развёл руки, – обстоятельства сложились так, ты женился на ней, но кто-то же должен был на ней жениться, почему это не должен был быть ты? Чем ты лучше других? По-моему, ты получил за этот брак достаточно, чтоб жаловаться на такую мелочь, а я лично от тебя и от этого брака получил самую ничтожную выгоду. И прежде, чем ехать сюда, надо было посоветоваться со своим советником, чтоб не выглядеть здесь дураком. Он бы точно посоветовал тебе молчать и не дёргаться.
На какое-то время в зале повисла тишина, слышно было только, как потрескивают дрова в камине. Маркграф не сводил красноречивого взгляда с лица тестя, потом прошептал чуть слышно:
– Я не отказываюсь от своих слов, а вы сейчас их только подтверждаете.
– Убирайся, маркграф, пока я не приказал задержать тебя, пока у меня ещё есть терпение.
Ниард в замешательстве перевёл взгляд на лицо барона Дарла, словно и от того ждал каких-то слов, но барон промолчал, и маркграф ушёл.
– Почему мне не везёт с Бергскими правителями...
Барон Дарл поднялся с места и, хромая, сделал несколько шагов к двери.
– Надо было тебе отпустить её в монастырь, чтоб не выслушивать вот этого всего.
– К чёрту!
– Получается теперь, что он ещё и виноват, по твоим словам.
– И виноват! Сидел бы в своём Берге и помалкивал. Да и она тоже – хороша! Можно подумать, она не знала, что понесла от этих? Она сделала это нарочно, чтобы отомстить мне, противная девчонка. Смирная тихоня приготовила коварную месть. Хорошо ещё, если этот щенок не растрясёт это всё по всему графству...
– Не растрясёт, – заверил его барон Дарл с уверенностью.
– Ты так думаешь? Мне кажется, он способен на всё. У него такой взгляд и выдержка, как у дьявола. От него чего угодно можно ожидать, я не удивлюсь ничему.
– Не растрясёт, поверь мне. – Барон похлопал графа по плечу и сделал ещё несколько шагов к двери.
– Куда ты?
– Проверю, успели ли покормить его людей и сменили ли лошадей, ты так быстро его выгнал.
Граф Вольдейн только усмехнулся недобро.
– И поделом, чтоб забыл дорогу сюда.
– Не забывай, что его земли очень важны для нас, скоро весна и лето, а в Лионе Доранн уже гремит щитами. Не лучшее время ссориться с вассалами, да тем более на границах...
– Ты думаешь, этот щенок способен на предательство?
– Я ни о чём не думаю, время покажет.
– Если это будет так, я скормлю его потроха собакам. Как мне надоели эти бергские выскочки.
Но барон Дарл ничего не ответил, хмуро поджимая губы, толкнулся в дверь.
* * * * *
Весть о том, что он поехал в Дарн, к отцу, повергла Вэллию в замешательство. Зачем? Что он хочет услышать от него? Ждёт извинений? Да отец никогда и ни перед кем не извинялся. Ещё хуже, он будет только мстить, холодно и расчётливо. А если вспомнить, что он сделал с прежними правителями Берга, то вообще жить становится страшно.
Вэллия уже начала потихоньку вставать, ходила на кухню, в мастерские, где девушки занимались ткачеством и пряли. Всё время ей не хотелось оставаться одной, тишина давила на неё, а совесть не давала покоя. Она предала этого человека. Именно она, сама лично, должна была отказаться от этой свадьбы, что ей стоило сказать «нет» на венчании? А сейчас не было бы этих мук и постоянного чувства стыда и вины. Как она сможет теперь смотреть ему в глаза? Жить с ним как под одной крышей? Если бы он выгнал её на улицу, она бы поняла всё, и ей, наверное, было бы легче, чем сейчас жить с этой виной.
А сейчас ещё он полетел в Дарн, можно себе только представить, что он там наговорит отцу, и что выслушает в ответ на все свои претензии.
Она старалась найти себе какое-либо дело: вышивала, ткала, пела с девушками за работой в мастерской, помогала на кухне, следила, как слуги кормят собак и выгуливают лошадей, подолгу бывала в церкви. Дни казались бесконечно длинными, наполненными событиями и лицами, мрачными думами.
А скоро вернулся и хозяин замка. Вэллия встречала его тревожным взглядом. И была права. Он вернулся из Дарна мрачнее тучи и долго не разговаривал. Только после ужина у тёплого камина Вэллия решилась задать первый вопрос:
– Как вы съездили? – Ниард хмуро посмотрел на неё через бровь и не ответил на вопрос. Вэллия убирала в корзину цветные клубки ниток для вышивания, выбирая себе нужный цвет. – Я представляю себе, он, наверное, наговорил целую кучу гадостей и ругательств...
– Да нет, совсем немного. Он просто выгнал меня и заявил, что не собирается слушать.
– Да? – Она удивилась. – И он даже нисколько не чувствовал себя виноватым?
Маркграф усмехнулся:
– Ещё чего! Нисколько! Он меня выставил виноватым. Я слишком много получил, по его словам, от брака с... – Он замолчал и отвернулся, упираясь глазами в пол. – Я должен быть благодарным ему...
Вэллия смотрела ему в спину, кусая губы, впилась ногтями в мягкий клубок в ладони.
– Простите меня, пожалуйста, – прошептала чуть слышно, даже сипло от переживаемой боли за него, за чувство стыда. Ниард резко обернулся к ней и посмотрел удивлённо, спросил:
– Тебя? Тебя-то за что?
Вэллия со вздохом присела на скамью, сложила ладони, тиская клубок ниток в пальцах.
– Я... Это я должна была остановить это всё. Мне надо было сказать вам или епископу при венчании... Господи, я так боялась отца тогда...
– Ты и сейчас его боишься. – От него не ускользнул её страх в глазах и дрожащие губы. Вэллия опустила голову, признавая свою вину.
– Боюсь. И я не знаю, кто сможет защитить меня от него. Я даже здесь не чувствую себя в безопасности. Я же говорила вам, что он убил мою старшую сестру только за то, что она не захотела выйти замуж за того, кого он ей выбрал. Он говорит, что это получилось случайно, а я не верю. И он держит всё это в тайне, все думают, что она – самоубийца, её даже похоронили за оградой кладбища. Я боюсь его... Сильно-сильно боюсь... Он мстительный и жестокий. Он и вам будет мстить.
– Мне-то за что?
Вэллия пожала плечами, шепнула:
– Мало ли, я же не знаю, что вы наговорили ему. Вряд ли он простит вам даже то, что вы приехали туда, что возмутились...
Ниард опять усмехнулся.
– Что он может мне сделать? Я здесь, а он – там.
– Он подождёт. Он найдёт время. Потом...
– Кто может это знать? Мне показалось, граф – человек настроения. Я не хочу говорить о нём. А ты перестань его бояться и прекрати говорить мне «вы»...
Вэллия смотрела на него широко открытыми глазами. Он оставил её своей женой, он обещал ей защиту и покровительство, но предупредил, что настоящей семьёй они так и не будут. Монашеская семья, как когда-то просила она, вот что теперь у них. Вэллия с трудом разжала стиснутые в кулак пальцы и бросила в корзину моток ниток. А Ниард неторопливо покинул комнату.
* * * * *
Так они и жили дальше, вдвоём, но не вместе. На людях играли одну семью, а сами даже боялись коснуться руки друг друга. И никто этого не знал. Спали каждый на своей стороне кровати, ложились порознь и вставали так же; обычно утром Вэллия просыпалась одна, а вечерами ложилась, когда Ниарда ещё не было в спальне.
Она старалась делать всё, что должна была, как настоящая хозяйка в замке: следила за кухней и ремёслами; часто посещала местную церковь и регулярно исповедовалась отцу Валериану, во всём и везде старалась помочь, слушалась советов старой Геллы. В конце концов, даже вредная старуха стала посматривать на неё снисходительно, а служанки послушно выполняли все указания. В свободное время Вэллия вышивала или читала молитвенник, чтоб не умереть с тоски и одиночества. Ни одного близкого человека в замке у неё так и не появилось, не с кем было посоветоваться или просто поделиться тем, что накопилось на сердце.
У неё был муж, но близким он ей не стал ни на капельку. Правда, она стала со временем более свободно общаться с ним, иногда он сам что-нибудь рассказывал ей, когда по вечерам они сидели вдвоём в одной комнате при камине. Вэллия читала или вышивала гобелен, а Ниард занимался какими-нибудь бумагами, письмами или долговыми расписками.
Но каков же граф Вольдейн, а? Нет, он должен знать, что всё открылось, и не нужны мне его земли, и крепости свои пусть сам строит...
Ниард почувствовал, как от досады сами собой до скрипа стиснулись зубы. Надо навестить Дарн, в самое ближайшее время, пока перевалы ещё открыты и нет весенней распутицы. Пусть не думает, что перехитрил всех, пусть будет обязанным за свою дочь.
* * * * *
Конечно же, в Дарне никто его не ждал, и граф Вольдейн удивился неожиданному приезду зятя. Он встречал его в холодной комнате, куда заинтересованный пришёл и барон Дарл; служанка торопливо растапливала камин.
Маркграф пришёл в комнату один, без слуг и сопровождающих, молча выдержал прямой взгляд тестя и для приветствия склонил голову, шепнул «здравствуйте». Граф смерил молодого человека неторопливым взглядом.
– Что-нибудь случилось, маркграф? Ваш приезд такой неожиданный... – Он говорил на «вы», как чужому или как старшему.
– Я хочу поговорить с вами один на один. Это о вашей дочери... – Ниард старался держать себя в руках, он знал, что это будет нелегко, он готовился к этому разговору всю дорогу до Дарна.
– Хорошо. – Граф посмотрел на служанку. – Поторопись... – И снова перевёл взгляд на маркграфа.
– А-а... – Ниард посмотрел на барона Дарла, намекая ещё раз, что говорить хочет один на один, без свидетелей.
– Она крестница барона, ему тоже будет интересно послушать о ней, не переживайте, не тайны же у вас королевского двора. – Усмехнулся небрежно.
Ниард пожал плечами, словно говоря: «Как хотите...» В зале повисла тишина, все молча следили за действиями мешкающей служанки. Наконец, в камине весело затрещали дрова, потянуло лёгким дымком, сейчас установится тяга в трубе камина, и запаха дыма больше не почувствуется. Девушка установила решётку у огня и ушла, виновато опуская взгляд. Все ждали, а потом и граф, и его родственник по жене перевели глаза на приехавшего маркграфа.
Ниард сглотнул, собираясь с мыслями, заговорил негромко:
– Ваша дочь, господин граф... Вы нечестно поступили со мной, вы обманули меня. Эта свадьба... вы просто воспользовались мной, чтобы скрыть свой позор. – При этих словах граф Вольдейн и барон Дарл переглянулись. – Любому ваше предложение показалось бы странным, думаете, и я не удивился, когда от вас приехали сваты, да и ваши лестные письма. Это мой советник настоял, желал, чтобы я породнился с вами. Лично я сам не планировал ещё жениться, и уж тем более не хотел бы быть родственником бесчестного человека.
– Вы обвиняете меня в бесчестье? – Граф заметно удивился, поднимая чёрные брови, строго поджал губы. И барон Дарл уже знал, что это значит, искренне сочувствуя молодому маркграфу. Да, с его стороны это был опрометчивый шаг, необдуманно, но, если он всё знает про Вэллию, – а он, судя по всему, знает, – его можно понять.
– А разве это не бесчестье – так обмануть меня?
– О чём вы говорите, молодой человек? В чём вы меня обвиняете?
– Вы всё прекрасно понимаете! Я говорю о вашей дочери, о своей жене! Вы впопыхах провели эту свадьбу, чтобы скрыть её бесчестье... Я же всё знаю, в ноябре её украли из дома, люди графа Лионского таскали её по всем лесам, а вы даже не удосужились объявить по своим землям, что вашу дочь похитили. Вы боялись за своё доброе имя, и вам было всё равно, что чувствует она... – Он говорил спокойно и негромко, внешне и не поймёшь, что творится в его голове, все эмоции скрыты и взгляд – прямой. Так может говорить только человек, уверенный в своей правоте.
Барон Дарл чуть прищурил тёмные глаза, наблюдая за лицом говорившего молодого маркграфа. Зря граф думал, что этот парнишка будет сговорчивым и благодарным за всё, что ему дали. Да и вряд ли даже его личный советник барон Гердис знает о цели сегодняшнего визита сюда. Этот парень не так прост, как кажется на первый взгляд. Не так прост, как думалось вначале.
– Ваша дочь всё рассказала мне...
– Редкая дура! – вырвалось у графа Вольдейна.
– Может быть, она и молчала бы, но... – Он сделал паузу, словно не знал, как сказать дальнейшее.– Она потеряла ребёнка... Не моего ребёнка, будьте уверены. Она понесла от насильника, и своим обманом, граф, вы обесчестили и себя, и её, и меня. И я хотел бы, чтобы вы знали...
– Я никому из вассалов не позволяю разговаривать со мной в таком тоне.
– Я не только ваш вассал, я – ваш родственник. Примите мои претензии не как от слуги, а как от родственника.
Эта реплика молодого человека вызвала смех у графа Вольдейна, но барон Дарл даже не улыбнулся, видя неискренность этого смеха. Маркграф вправе требовать компенсацию за обиду, и будет хорошо, если после всего этого он ещё не разнесёт это по всему графству, не доведёт всё до скандала. Вот это будет новость для сельских кумушек и сплетен всех таверн и постоялых дворов. Бедная Вэллия...
«А всё из-за твоей жадности. Ты мог бы отпустить её в монастырь, как она и просила, но тебе не хотелось отдавать монастырю землю и деньги за неё, ты, наоборот, хотел приумножить свои богатства и своё влияние через дочь. И этот мальчишка стал твоим зятем, и ты командуешь теперь в его землях, знаешь, что можешь забрать их, если что...»
– И что теперь ты хочешь от меня, родственник? Развода? Это твоё право! Пиши епископу в Рейс, и ваш брак признают недействительным.
Барон Дарл поморщился как от зубной боли. Ну почему он разговаривает с ним в таком тоне? «Ты же сам боялся дурной славы и бесчестья, а своим тоном ты только заставишь этого парня придать весь этот позор огласке. Надо договориться, попросить его сделать всё тихо и без большого шума».
– Ваша дочь не хочет возвращаться в Дарн, она боится вас и готова стать, лучше, нищей, чем вернуться к родному отцу. – Спокойный, выдержанный тон молодого человека, при всей иронии к нему в обращении графа, заставлял барона Дарла внутренне уважать маркграфа. Из парня вышел бы прекрасный дипломат и советник. – Развод погубит её, а не вас. Что будет с вами, мне всё равно...
– Вот как? – граф перебил его. – Интересно.
– Я не собираюсь разводиться с вашей дочерью, пусть ваши ошибки останутся вашими ошибками, она не должна отвечать за вас...
– Хватит! – граф снова перебил его. – Мне надоело это слушать! – Резко разрубил воздух раскрытой ладонью. – Я не позволю разговаривать с собой в таком тоне. Это неслыханная наглость. Ты являешься ко мне, в мой дом, и начинаешь учить меня. Я – твой сеньор, а ты – слуга. Ты много возомнил о себе, если думаешь, что твоё родство со мной много тебе позволяет. Я от людей вдвое старше тебя подобного не собираюсь слушать, а уж ты-то... Молоко на губах не обсохло.
Если бы обстоятельства так не сложились, я хотел бы лучше иметь дело с твоим покойным братом, чем с тобой. Мне не нравятся такие дерзкие слуги и родственники – тоже. Если что-то не устраивает тебя, подавай на развод и убирайся, а если ты не собираешься разводиться, и тебя устраивает твоя жена, зачем ты вообще тут стоишь и издеваешься надо мной? Чего ты хотел, чтобы я извинился перед тобой? Да? Да, – граф дёрнул подбородком и развёл руки, – обстоятельства сложились так, ты женился на ней, но кто-то же должен был на ней жениться, почему это не должен был быть ты? Чем ты лучше других? По-моему, ты получил за этот брак достаточно, чтоб жаловаться на такую мелочь, а я лично от тебя и от этого брака получил самую ничтожную выгоду. И прежде, чем ехать сюда, надо было посоветоваться со своим советником, чтоб не выглядеть здесь дураком. Он бы точно посоветовал тебе молчать и не дёргаться.
На какое-то время в зале повисла тишина, слышно было только, как потрескивают дрова в камине. Маркграф не сводил красноречивого взгляда с лица тестя, потом прошептал чуть слышно:
– Я не отказываюсь от своих слов, а вы сейчас их только подтверждаете.
– Убирайся, маркграф, пока я не приказал задержать тебя, пока у меня ещё есть терпение.
Ниард в замешательстве перевёл взгляд на лицо барона Дарла, словно и от того ждал каких-то слов, но барон промолчал, и маркграф ушёл.
– Почему мне не везёт с Бергскими правителями...
Барон Дарл поднялся с места и, хромая, сделал несколько шагов к двери.
– Надо было тебе отпустить её в монастырь, чтоб не выслушивать вот этого всего.
– К чёрту!
– Получается теперь, что он ещё и виноват, по твоим словам.
– И виноват! Сидел бы в своём Берге и помалкивал. Да и она тоже – хороша! Можно подумать, она не знала, что понесла от этих? Она сделала это нарочно, чтобы отомстить мне, противная девчонка. Смирная тихоня приготовила коварную месть. Хорошо ещё, если этот щенок не растрясёт это всё по всему графству...
– Не растрясёт, – заверил его барон Дарл с уверенностью.
– Ты так думаешь? Мне кажется, он способен на всё. У него такой взгляд и выдержка, как у дьявола. От него чего угодно можно ожидать, я не удивлюсь ничему.
– Не растрясёт, поверь мне. – Барон похлопал графа по плечу и сделал ещё несколько шагов к двери.
– Куда ты?
– Проверю, успели ли покормить его людей и сменили ли лошадей, ты так быстро его выгнал.
Граф Вольдейн только усмехнулся недобро.
– И поделом, чтоб забыл дорогу сюда.
– Не забывай, что его земли очень важны для нас, скоро весна и лето, а в Лионе Доранн уже гремит щитами. Не лучшее время ссориться с вассалами, да тем более на границах...
– Ты думаешь, этот щенок способен на предательство?
– Я ни о чём не думаю, время покажет.
– Если это будет так, я скормлю его потроха собакам. Как мне надоели эти бергские выскочки.
Но барон Дарл ничего не ответил, хмуро поджимая губы, толкнулся в дверь.
* * * * *
Весть о том, что он поехал в Дарн, к отцу, повергла Вэллию в замешательство. Зачем? Что он хочет услышать от него? Ждёт извинений? Да отец никогда и ни перед кем не извинялся. Ещё хуже, он будет только мстить, холодно и расчётливо. А если вспомнить, что он сделал с прежними правителями Берга, то вообще жить становится страшно.
Вэллия уже начала потихоньку вставать, ходила на кухню, в мастерские, где девушки занимались ткачеством и пряли. Всё время ей не хотелось оставаться одной, тишина давила на неё, а совесть не давала покоя. Она предала этого человека. Именно она, сама лично, должна была отказаться от этой свадьбы, что ей стоило сказать «нет» на венчании? А сейчас не было бы этих мук и постоянного чувства стыда и вины. Как она сможет теперь смотреть ему в глаза? Жить с ним как под одной крышей? Если бы он выгнал её на улицу, она бы поняла всё, и ей, наверное, было бы легче, чем сейчас жить с этой виной.
А сейчас ещё он полетел в Дарн, можно себе только представить, что он там наговорит отцу, и что выслушает в ответ на все свои претензии.
Она старалась найти себе какое-либо дело: вышивала, ткала, пела с девушками за работой в мастерской, помогала на кухне, следила, как слуги кормят собак и выгуливают лошадей, подолгу бывала в церкви. Дни казались бесконечно длинными, наполненными событиями и лицами, мрачными думами.
А скоро вернулся и хозяин замка. Вэллия встречала его тревожным взглядом. И была права. Он вернулся из Дарна мрачнее тучи и долго не разговаривал. Только после ужина у тёплого камина Вэллия решилась задать первый вопрос:
– Как вы съездили? – Ниард хмуро посмотрел на неё через бровь и не ответил на вопрос. Вэллия убирала в корзину цветные клубки ниток для вышивания, выбирая себе нужный цвет. – Я представляю себе, он, наверное, наговорил целую кучу гадостей и ругательств...
– Да нет, совсем немного. Он просто выгнал меня и заявил, что не собирается слушать.
– Да? – Она удивилась. – И он даже нисколько не чувствовал себя виноватым?
Маркграф усмехнулся:
– Ещё чего! Нисколько! Он меня выставил виноватым. Я слишком много получил, по его словам, от брака с... – Он замолчал и отвернулся, упираясь глазами в пол. – Я должен быть благодарным ему...
Вэллия смотрела ему в спину, кусая губы, впилась ногтями в мягкий клубок в ладони.
– Простите меня, пожалуйста, – прошептала чуть слышно, даже сипло от переживаемой боли за него, за чувство стыда. Ниард резко обернулся к ней и посмотрел удивлённо, спросил:
– Тебя? Тебя-то за что?
Вэллия со вздохом присела на скамью, сложила ладони, тиская клубок ниток в пальцах.
– Я... Это я должна была остановить это всё. Мне надо было сказать вам или епископу при венчании... Господи, я так боялась отца тогда...
– Ты и сейчас его боишься. – От него не ускользнул её страх в глазах и дрожащие губы. Вэллия опустила голову, признавая свою вину.
– Боюсь. И я не знаю, кто сможет защитить меня от него. Я даже здесь не чувствую себя в безопасности. Я же говорила вам, что он убил мою старшую сестру только за то, что она не захотела выйти замуж за того, кого он ей выбрал. Он говорит, что это получилось случайно, а я не верю. И он держит всё это в тайне, все думают, что она – самоубийца, её даже похоронили за оградой кладбища. Я боюсь его... Сильно-сильно боюсь... Он мстительный и жестокий. Он и вам будет мстить.
– Мне-то за что?
Вэллия пожала плечами, шепнула:
– Мало ли, я же не знаю, что вы наговорили ему. Вряд ли он простит вам даже то, что вы приехали туда, что возмутились...
Ниард опять усмехнулся.
– Что он может мне сделать? Я здесь, а он – там.
– Он подождёт. Он найдёт время. Потом...
– Кто может это знать? Мне показалось, граф – человек настроения. Я не хочу говорить о нём. А ты перестань его бояться и прекрати говорить мне «вы»...
Вэллия смотрела на него широко открытыми глазами. Он оставил её своей женой, он обещал ей защиту и покровительство, но предупредил, что настоящей семьёй они так и не будут. Монашеская семья, как когда-то просила она, вот что теперь у них. Вэллия с трудом разжала стиснутые в кулак пальцы и бросила в корзину моток ниток. А Ниард неторопливо покинул комнату.
* * * * *
Так они и жили дальше, вдвоём, но не вместе. На людях играли одну семью, а сами даже боялись коснуться руки друг друга. И никто этого не знал. Спали каждый на своей стороне кровати, ложились порознь и вставали так же; обычно утром Вэллия просыпалась одна, а вечерами ложилась, когда Ниарда ещё не было в спальне.
Она старалась делать всё, что должна была, как настоящая хозяйка в замке: следила за кухней и ремёслами; часто посещала местную церковь и регулярно исповедовалась отцу Валериану, во всём и везде старалась помочь, слушалась советов старой Геллы. В конце концов, даже вредная старуха стала посматривать на неё снисходительно, а служанки послушно выполняли все указания. В свободное время Вэллия вышивала или читала молитвенник, чтоб не умереть с тоски и одиночества. Ни одного близкого человека в замке у неё так и не появилось, не с кем было посоветоваться или просто поделиться тем, что накопилось на сердце.
У неё был муж, но близким он ей не стал ни на капельку. Правда, она стала со временем более свободно общаться с ним, иногда он сам что-нибудь рассказывал ей, когда по вечерам они сидели вдвоём в одной комнате при камине. Вэллия читала или вышивала гобелен, а Ниард занимался какими-нибудь бумагами, письмами или долговыми расписками.
