Ания опустила голову и наткнулась глазами на левую руку молодого барона. Та, поддерживаемая перевязью, покоилась на груди под камзолом, наброшенным на левое плечо. В рукаве у Орвила была только правая рука.
- Что с рукой?- вскинула голову.
- Заживёт,- отмахнулся небрежно.
- Это после падения с коня? Я видела! Как вы? Я же для этого пришла. Я хотела узнать, как вы, что с вами, как вы чувствуете себя?
Орвил улыбался ей, глядя сверху вниз, видя её тревогу за него, её переживания.
- Не волнуйтесь. Всё это я переживу. Первые дни было худо, сейчас я уже могу жить, а теперь,- его брови дрогнули,- и подавно.
Ания улыбнулась, понимая, о чём он. Он намекал на неё, о том, что она рядом. «Он любит! Любит меня...»
А взгляд опустила, боясь, что заметит её мысли, прочтёт по лицу, по сияющим глазам. И снова увидела его руку.
- Эту руку он сломал вам тогда, да? Я помню... Помню, как он махал своей палкой!- Дёрнулась вдруг, вспоминая прошлое. Оно накатило неожиданной отрезвляющей волной, как холодный дождь среди жаркого дня.- Я думала, он убил вас... Он закрыл меня и приходил с угрозами, он называл вас предателем, не достойным жизни. Он морил меня голодом и холодом, он заставлял меня убить себя, совершить самоубийство, он хотел подослать ко мне убийц... О, Боже, Господь Милосердный...- прошептала последнее и затихла, вспоминая, что пережила тогда, и Орвил обнял её за плечи и прижал к себе одной рукой.
Ания слышала удары его сердца и прошептала в отчаянии:
- Я молилась, молилась за вас... Помните, о чём мы говорили тогда?- Вскинула лицо к молодому барону.- Тогда... Вы говорили, что будете молиться за меня, каждый день молиться, а я молилась за вас... Я боялась, что он убил вас, боялась, что молюсь за мертвеца... А вы? Вы были живы всё это время, вы были рядом, а я даже не знала...
Рука Орвила с её спины скользнула вверх, по плечу, по шее, ладонь тыльной стороной приподняла голову Ании под подбородок вверх, а губы нашли её губы. Он целовал её. Она не сопротивлялась, не пыталась оттолкнуть или вырваться, она отдавалась ему в этом поцелуе. Но Орвилу этого уже было мало. Его рука скользнула вниз по шее и по ключице на грудь, вздымающуюся от волнения происходящего. Ласкала её через ткань платья сильными пальцами воина. И Ания почувствовала, как что-то звенящее задрожало внутри неё с трепетом, словно что-то ожило вдруг и хлопнуло мягкими крыльями.
Ей нравились эти необычные ощущения, что-то новое и неизвестное, то, что раньше она никогда не испытывала, не переживала. А ладонь барона скользнула вниз с груди на живот и ещё ниже, Ания инстинктивно стиснула в этот миг бёдра, не пуская его дальше.
- Не бойся...- прошептал ей на ухо, щекоча дыханием кожу виска.- Всё будет хорошо...
- Я не... не знаю...
- Всё будет не так, как с ним... Поверь мне. Если тебе станет больно, если я сделаю тебе больно, ты обязательно скажешь, и я остановлюсь... Хорошо? Ания? Хорошо?- Он говорил с ней на «ты», говорил доверительно, мягко, шептал чуть слышно. Она замотала головой в отрицании, не веря ему, говорила быстро:
- Нет... Нет, Орвил... Это всё для мужчин, я знаю, нам приходится только терпеть... Я не хочу помнить тебя вместе с этим... Нет...
Она попыталась отстраниться, но барон не отпускал её, хотя и понимал, что, если она уйдёт, то будет права, и если захочет вырваться из объятий его руки, она это легко сделает. И они расстанутся, расстанутся, быть может, уже надолго, если не навсегда.
- Он целовал тебя когда-нибудь?- спросил вдруг, и Ания вскинула удивлённые глаза, недоумённо замерев.
- Конечно...- шепнула.
- Так же, как я?- Она не ответила, только нахмурилась, поджимая строго губы, не понимая вопроса, и Орвил снова спросил:- Ты чувствовала то, что и сейчас? Когда он целовал тебя, тебе нравились его поцелуи?
- Нет! Конечно же, нет! Он бил меня по губам, а потом целовал их... Мне было больно!
- Как сейчас?
- Нет!
- Сейчас тебе не больно?
- Нет.- Она встретилась с ним глазами и мягко улыбнулась вдруг.- Мне не больно...
Орвил снова обнял её, прижимая к себе, и опять заговорил шёпотом, мягко, так, что все слова его проникали в самое сердце:
- Вот видишь, я умею целовать без боли, не так, как он это делает, и если ты позволишь мне, я не сделаю тебе больно. Я никогда не смогу сделать тебе больно. Никогда-никогда. Это он наслаждается болью, он делает больно другим, особенно тем, кто рядом...
Она усмехнулась на его слова, разделяя их. В самом деле, барон Элвуд причинял боль всем, кто жил рядом с ним, словно упивался ею. Все просто терпели его.
- Ах, Орвил,- шепнула сухими губами,- можем ли мы, смеем ли мы это делать? Бог накажет нас! Это измена, предательство. Я – своему мужу, а ты – отцу... Ты знаешь, какие силы мне давало то, что я не изменяла ему в те дни, когда он бил меня, обзывал шлюхой и заставлял покончить с собой? Ты знаешь, что он сделал со мной перед тем, как отправить в монастырь?- Орвил отрицательно двинул подбородком.- На мне живого места не было, он хлестал меня плетью, как лошадь бьют, он выкручивал мне руки, да что говорить? Он сейчас прикасается ко мне – меня передёргивает. Я ненавижу его. И я...- Голос её сорвался на беззвучный сип,- я... я ещё и забеременела после этого...
Орвил хрипло выдохнул, понимая, что отец не ограничился только побоями, сильнее притиснул к себе, стараясь успокоить, передать часть сил от себя, самого-то страдающего головными болями и слабостью после падения на турнире.
И всё равно, он-то сам приехал сюда, добровольно, никто не заставлял его, а она? По своему ли желанию она стала женой этого дурного человека, кто заставил её? За что она терпит его побои и насилие? За что вынуждена делить с ним свою жизнь?
- Оставайся у меня!- предложил вдруг, и Ания перестала дышать, замерла.- Сейчас я – барон, у меня титул и замок, я не ниже его по положению, я смогу защитить тебя от всех, кто будет мешать нам. Я смогу.
- Начнётся война, Орвил. Ты понимаешь это?
- Мой сеньор поддержит меня.
- Это кто?
- Граф Мард. Это серьёзный человек, ему можно верить.
- Серьёзный настолько, чтобы развязать войну из-за любовницы своего вассала?- Усмехнулась горько.- Нет, Орвил, нет. Я не стану причиной войны...
- Она всё равно будет! Её уже готовят! Я знаю, я вижу! Думаешь, зря граф Гавардский вызвал отца к себе?
- Значит, я не стану поводом к этой войне!
- О Боже, Ания, какая разница? Война всё равно будет, с тобой или без тебя! Мы все будем замешаны в неё, не всё ли равно?
- И ты?
Он промолчал на её вопрос, понимая, что придётся ответить утвердительно, и Ания заговорила сама:
- Я не хочу, чтобы ты воевал против него. Он сделает всё, чтобы убить тебя! Ты слышал, как он орал на галерее? Он хотел твоей смерти! Он просил, требовал, чтобы тебя добили! Ты этого хочешь?
- Старый дурак! Я не слышал, мне потом рассказали...
- Ты улыбаешься? Ты думаешь, это смешно? Ты же знаешь своего отца! Ты лучше всех его знаешь! Думаешь, он простит тебе всё? Твой новый титул, твоё положение? Служение графу Мард? Меня? Нет! Ты не должен ввязываться в эту войну! Ты не должен воевать против своего отца...
- А клятвы? Обеты? Это мой долг – поддерживать своего сеньора! Я не могу иначе! Я не могу обещать тебе этого, потому что не смогу выполнить обещаний.
Ания глубоко вздохнула, думая обо всём этом. В замешательстве она позволяла целовать себя, подставляла шею, думая о другом, смотрела отстранённо в сторону. Опомнилась, когда рука барона уже расшнуровывала лиф её платья.
Что говорить? Начать сопротивляться? А вдруг она никогда больше не увидит его? Начнётся война, и они будут по разные стороны.
Шепнула рассеянно:
- Твоя рука...
- Мне хватит и одной.
Он снимал с неё её простое платье, помогал избавиться от одежды, и Ания ловила себя на мысли, что позволяет ему это делать. А Орвил, помогая себе вывихнутой левой рукой, добирался до вожделенного тела.
Он так давно мечтал об этом. С того самого мига, как увидел её ещё в монастыре. Хотел, зная, что она принадлежит отцу перед людьми, законом и перед Богом, но ничего не мог с собой поделать.
От безумного желания голова перестала соображать, он даже не чувствовал боли, не дававшей покоя все эти дни. Целовал и касался тела любимой женщины невесомыми пальцами, понимая, что любое грубое действие, малейшая боль отбросят его в самое начало. Она позволяла ему ласкать шею, руки, грудь, целовать живот и ладони. Он слышал, что его прикосновения рождают хриплые выдохи страсти и удовольствия, а не страх и скованность.
Она – молодая замужняя женщина переживала любовь впервые в жизни, и он не давал ей опомниться, не давал останавливаться, продвигая по этому пути всё дальше и дальше, открывая новое, пока не довёл до конца его, пока на глазах её не выступили слёзы благодарности, пока она сама не обняла его за шею в последнем объятии страсти, не желая отпускать от себя ни на миг, забыв обо всём.
Потом они лежали на постели, обняв друг друга, и долго молчали. Ания лежала на боку, глядя в какую-то точку в пространстве, а Орвил прижимался к её спине, невесомо обнимая своей больной рукой. Голова Ании покоилась на его плече, она еле дышала, всё ещё охваченная пережитым и прочувствованным.
Что это было с ней? Что это вообще было? Что случилось? Будто весь мир приобрёл краски, будто разгаданы все тайны бесконечной Вселенной, а рядом – тихое мужское дыхание на горячей щеке. И внешне ничего не изменилось. Та же комната постоялого двора, звуки музыки из распахнутого окна. И только Ания совсем другая, уже не та, что прежде.
Её пальцы осторожно касались больной руки Орвила, и она поймала себя на том, что чуть поглаживает её совсем невесомо только кончиками пальцев. Он здесь. Он рядом с ней!
Ох, никогда бы не заканчивалась эта ночь! Или жизнь пусть остановится сейчас же. Незачем больше жить, раз пережито это. Зачем ей завтра, когда в нём не будет его? Зачем что-то другое, когда у неё есть он?
- Ты видела, как я проиграл поединок?- спросил вдруг Орвил, и Ания недоумённо нахмурилась, возвращаясь в реальность.
О чём он? Что спрашивает у неё?
- М-м-м?
- Ты видела, как я упал с коня? Видела мой проигрыш?
- Да... Я не знала, что это был ты... Я вообще не знала, что ты был на этом турнире. Тебя не было на пирах... Я даже не знала, где ты вообще и что делаешь. Марин сказала, что ты был у них, а потом уехал. И всё...
Они молчали, думая каждый о своём.
- Почему ты барон? Как это получилось?- спросила сама, постепенно отдаляясь от того, что случилось, отправляя его в прошлое.
Орвил рассказывал ей о том, что хотел рассказать все эти месяцы, рассказывал о своих переживаниях, о мыслях, и они говорили-говорили-говорили, нежась объятьями друг друга, лёгкими прикосновениями пальцев рук, коленей, спин.
И им казалось, что ночь эта будет бесконечной, будет продолжаться без начала нового дня. Пока подступающий с востока рассвет не предвестил звон далёких колоколов.
Ания дёрнулась, сминая подушки под собой.
- Мне надо идти. Если кто-то узнает, что меня не было всю ночь, если он узнает – он убьёт меня. Орвил? Я должна идти...
Встала и принялась быстро одеваться.
- Есть ли хоть надежда, что я смогу уговорить тебя остаться и бросить его?
- Нет, Орвил, нет...
Он долго смотрел на неё, следил за её руками. Сел.
- Я провожу тебя... Я сам провожу тебя.
Уходя, они держались за руки, боясь расцепить их, смотрели друг на друга, ловя сияющие взгляды. Внизу Орвил задержал Анию и осторожно набросил на голову свободный капюшон плаща. Они смотрели друг на друга и не видели, что смотрят за ними. А молодой человек за столиком узнал их двоих и всё понял без единого слова.
Вот это да! И кто бы мог подумать! Ничего себе!
Эрвин, ошеломлённый случившимся, не мог найти покоя весь следующий день и поединок на турнире, где он, кстати, неожиданно для самого себя победил и это после бессонной ночи! Не мог найти успокоения и вечером, на пиру. Знание тайны, к которой он так неожиданно прикоснулся, воодушевляло его, наполняло энергией и силой. Может быть, поэтому он без большого труда победил своего соперника в поединке, а тот был бароном и весьма болезненно воспринял поражение от рыцаря без наследства. Мысли же Эрвина были заняты другим.
На пиру он наблюдал за молодой баронессой и её мужем, пытался угадать её мысли, читал её движения и вздохи. Как противно ей присутствие старого мужа рядом, его взгляды хмурые исподлобья. Как искала она среди лиц молодых людей знакомые черты своего любовника. О, Эрвин видел этот её ищущий взгляд, видел и улыбался.
Интересно, а её муж знает об отношениях сына с женой? Знает, какими тесными бывают их общения? Да, совсем не как у мачехи с пасынком.
Да, конечно же, знает!
Вот откуда его отношение к сыну! Вот откуда ненависть и желание ему смерти! Он лишил его всех прав наследства и титула, выгнал его из замка! Не иначе всё потому, что он знает об измене сына с женой!
Или догадывается...
Эрвин прищурил глаза, наблюдая за молодой баронессой. Интересно, что сделал бы барон, если бы узнал об измене? Характер у него крут, вряд ли бы он позволил своей жене быть рядом, если бы знал о предательстве.
Получается, сына наказал и выгнал, а её оставил?
Хмыкнул недоверчиво сам своим мыслям. Что-то тут не складывается. Ни один муж не простит измены жены, не позволит ей быть рядом после другого мужчины, даже если это сын.
Значит, барон ничего не знает, может быть, подозревает или догадывается, но подтверждений у него нет, нет явных доказательств.
Эти доказательства есть у Эрвина. Он свидетель, он их видел, видел, как они смотрели друг на друга, видел, как держались они за руки, он караулил их всю ночь до утра.
А уж они там не песни пели и не развлекали друг друга стихами о любви.
Они любовники, они встречаются друг с другом за спиной мужа и отца, они предают его, предают клятвы верности и брака, предают родную кровь.
Как же она ищет его! Как старается!
Хорошо же он стряхнул себе голову, упав с коня, что ему хватает ума продолжать свои связи даже здесь, перед носом её мужа и отца своего. Наглость многомерная!
Это хорошо ещё, что он не приходит на пиры, хватает совести и такта, уважения к отцу. А если он придёт, это будет новость. А она его ждёт, ох, как же она его ждёт...
Ни в один вечер до этого она не вела себя так откровенно, так явно не ждала его. Что это вдруг с ней случилось? Всегда осторожная, она делала вид, что ей всё равно, даже тогда, когда Эрвин открыто спросил у барона о здоровье его сына. Она и тогда держала себя в руках, будто не понимала, о ком речь. Что же сейчас приключилось, что она выдаёт себя?
А потом пришёл он. Вот дурак! Видно, точно, упал с коня неудачно и стряхнул себе башку, не иначе. Турнир уже заканчивался, сколько дней он не появлялся на пирах ни разу! Зачем сейчас припёрся? Выдать барону-отцу и себя, и её – заодно? Дурак!
Эрвин только покачивал головой, видя со стороны их перекрещивающиеся взгляды.
Они, что, думают, это видно только ему?
Ну и пусть он стоит у колонны в компании своего оруженосца, пусть говорит всё время только с ним, не танцует (с подвязанной-то рукой!), не лезет в чужие разговоры – пусть! Но взгляд-то его то и дело выхватывает из толпы её лицо. Он только её видит!
- Что с рукой?- вскинула голову.
- Заживёт,- отмахнулся небрежно.
- Это после падения с коня? Я видела! Как вы? Я же для этого пришла. Я хотела узнать, как вы, что с вами, как вы чувствуете себя?
Орвил улыбался ей, глядя сверху вниз, видя её тревогу за него, её переживания.
- Не волнуйтесь. Всё это я переживу. Первые дни было худо, сейчас я уже могу жить, а теперь,- его брови дрогнули,- и подавно.
Ания улыбнулась, понимая, о чём он. Он намекал на неё, о том, что она рядом. «Он любит! Любит меня...»
А взгляд опустила, боясь, что заметит её мысли, прочтёт по лицу, по сияющим глазам. И снова увидела его руку.
- Эту руку он сломал вам тогда, да? Я помню... Помню, как он махал своей палкой!- Дёрнулась вдруг, вспоминая прошлое. Оно накатило неожиданной отрезвляющей волной, как холодный дождь среди жаркого дня.- Я думала, он убил вас... Он закрыл меня и приходил с угрозами, он называл вас предателем, не достойным жизни. Он морил меня голодом и холодом, он заставлял меня убить себя, совершить самоубийство, он хотел подослать ко мне убийц... О, Боже, Господь Милосердный...- прошептала последнее и затихла, вспоминая, что пережила тогда, и Орвил обнял её за плечи и прижал к себе одной рукой.
Ания слышала удары его сердца и прошептала в отчаянии:
- Я молилась, молилась за вас... Помните, о чём мы говорили тогда?- Вскинула лицо к молодому барону.- Тогда... Вы говорили, что будете молиться за меня, каждый день молиться, а я молилась за вас... Я боялась, что он убил вас, боялась, что молюсь за мертвеца... А вы? Вы были живы всё это время, вы были рядом, а я даже не знала...
Рука Орвила с её спины скользнула вверх, по плечу, по шее, ладонь тыльной стороной приподняла голову Ании под подбородок вверх, а губы нашли её губы. Он целовал её. Она не сопротивлялась, не пыталась оттолкнуть или вырваться, она отдавалась ему в этом поцелуе. Но Орвилу этого уже было мало. Его рука скользнула вниз по шее и по ключице на грудь, вздымающуюся от волнения происходящего. Ласкала её через ткань платья сильными пальцами воина. И Ания почувствовала, как что-то звенящее задрожало внутри неё с трепетом, словно что-то ожило вдруг и хлопнуло мягкими крыльями.
Ей нравились эти необычные ощущения, что-то новое и неизвестное, то, что раньше она никогда не испытывала, не переживала. А ладонь барона скользнула вниз с груди на живот и ещё ниже, Ания инстинктивно стиснула в этот миг бёдра, не пуская его дальше.
- Не бойся...- прошептал ей на ухо, щекоча дыханием кожу виска.- Всё будет хорошо...
- Я не... не знаю...
- Всё будет не так, как с ним... Поверь мне. Если тебе станет больно, если я сделаю тебе больно, ты обязательно скажешь, и я остановлюсь... Хорошо? Ания? Хорошо?- Он говорил с ней на «ты», говорил доверительно, мягко, шептал чуть слышно. Она замотала головой в отрицании, не веря ему, говорила быстро:
- Нет... Нет, Орвил... Это всё для мужчин, я знаю, нам приходится только терпеть... Я не хочу помнить тебя вместе с этим... Нет...
Она попыталась отстраниться, но барон не отпускал её, хотя и понимал, что, если она уйдёт, то будет права, и если захочет вырваться из объятий его руки, она это легко сделает. И они расстанутся, расстанутся, быть может, уже надолго, если не навсегда.
- Он целовал тебя когда-нибудь?- спросил вдруг, и Ания вскинула удивлённые глаза, недоумённо замерев.
- Конечно...- шепнула.
- Так же, как я?- Она не ответила, только нахмурилась, поджимая строго губы, не понимая вопроса, и Орвил снова спросил:- Ты чувствовала то, что и сейчас? Когда он целовал тебя, тебе нравились его поцелуи?
- Нет! Конечно же, нет! Он бил меня по губам, а потом целовал их... Мне было больно!
- Как сейчас?
- Нет!
- Сейчас тебе не больно?
- Нет.- Она встретилась с ним глазами и мягко улыбнулась вдруг.- Мне не больно...
Орвил снова обнял её, прижимая к себе, и опять заговорил шёпотом, мягко, так, что все слова его проникали в самое сердце:
- Вот видишь, я умею целовать без боли, не так, как он это делает, и если ты позволишь мне, я не сделаю тебе больно. Я никогда не смогу сделать тебе больно. Никогда-никогда. Это он наслаждается болью, он делает больно другим, особенно тем, кто рядом...
Она усмехнулась на его слова, разделяя их. В самом деле, барон Элвуд причинял боль всем, кто жил рядом с ним, словно упивался ею. Все просто терпели его.
- Ах, Орвил,- шепнула сухими губами,- можем ли мы, смеем ли мы это делать? Бог накажет нас! Это измена, предательство. Я – своему мужу, а ты – отцу... Ты знаешь, какие силы мне давало то, что я не изменяла ему в те дни, когда он бил меня, обзывал шлюхой и заставлял покончить с собой? Ты знаешь, что он сделал со мной перед тем, как отправить в монастырь?- Орвил отрицательно двинул подбородком.- На мне живого места не было, он хлестал меня плетью, как лошадь бьют, он выкручивал мне руки, да что говорить? Он сейчас прикасается ко мне – меня передёргивает. Я ненавижу его. И я...- Голос её сорвался на беззвучный сип,- я... я ещё и забеременела после этого...
Орвил хрипло выдохнул, понимая, что отец не ограничился только побоями, сильнее притиснул к себе, стараясь успокоить, передать часть сил от себя, самого-то страдающего головными болями и слабостью после падения на турнире.
И всё равно, он-то сам приехал сюда, добровольно, никто не заставлял его, а она? По своему ли желанию она стала женой этого дурного человека, кто заставил её? За что она терпит его побои и насилие? За что вынуждена делить с ним свою жизнь?
- Оставайся у меня!- предложил вдруг, и Ания перестала дышать, замерла.- Сейчас я – барон, у меня титул и замок, я не ниже его по положению, я смогу защитить тебя от всех, кто будет мешать нам. Я смогу.
- Начнётся война, Орвил. Ты понимаешь это?
- Мой сеньор поддержит меня.
- Это кто?
- Граф Мард. Это серьёзный человек, ему можно верить.
- Серьёзный настолько, чтобы развязать войну из-за любовницы своего вассала?- Усмехнулась горько.- Нет, Орвил, нет. Я не стану причиной войны...
- Она всё равно будет! Её уже готовят! Я знаю, я вижу! Думаешь, зря граф Гавардский вызвал отца к себе?
- Значит, я не стану поводом к этой войне!
- О Боже, Ания, какая разница? Война всё равно будет, с тобой или без тебя! Мы все будем замешаны в неё, не всё ли равно?
- И ты?
Он промолчал на её вопрос, понимая, что придётся ответить утвердительно, и Ания заговорила сама:
- Я не хочу, чтобы ты воевал против него. Он сделает всё, чтобы убить тебя! Ты слышал, как он орал на галерее? Он хотел твоей смерти! Он просил, требовал, чтобы тебя добили! Ты этого хочешь?
- Старый дурак! Я не слышал, мне потом рассказали...
- Ты улыбаешься? Ты думаешь, это смешно? Ты же знаешь своего отца! Ты лучше всех его знаешь! Думаешь, он простит тебе всё? Твой новый титул, твоё положение? Служение графу Мард? Меня? Нет! Ты не должен ввязываться в эту войну! Ты не должен воевать против своего отца...
- А клятвы? Обеты? Это мой долг – поддерживать своего сеньора! Я не могу иначе! Я не могу обещать тебе этого, потому что не смогу выполнить обещаний.
Ания глубоко вздохнула, думая обо всём этом. В замешательстве она позволяла целовать себя, подставляла шею, думая о другом, смотрела отстранённо в сторону. Опомнилась, когда рука барона уже расшнуровывала лиф её платья.
Что говорить? Начать сопротивляться? А вдруг она никогда больше не увидит его? Начнётся война, и они будут по разные стороны.
Шепнула рассеянно:
- Твоя рука...
- Мне хватит и одной.
Он снимал с неё её простое платье, помогал избавиться от одежды, и Ания ловила себя на мысли, что позволяет ему это делать. А Орвил, помогая себе вывихнутой левой рукой, добирался до вожделенного тела.
Он так давно мечтал об этом. С того самого мига, как увидел её ещё в монастыре. Хотел, зная, что она принадлежит отцу перед людьми, законом и перед Богом, но ничего не мог с собой поделать.
От безумного желания голова перестала соображать, он даже не чувствовал боли, не дававшей покоя все эти дни. Целовал и касался тела любимой женщины невесомыми пальцами, понимая, что любое грубое действие, малейшая боль отбросят его в самое начало. Она позволяла ему ласкать шею, руки, грудь, целовать живот и ладони. Он слышал, что его прикосновения рождают хриплые выдохи страсти и удовольствия, а не страх и скованность.
Она – молодая замужняя женщина переживала любовь впервые в жизни, и он не давал ей опомниться, не давал останавливаться, продвигая по этому пути всё дальше и дальше, открывая новое, пока не довёл до конца его, пока на глазах её не выступили слёзы благодарности, пока она сама не обняла его за шею в последнем объятии страсти, не желая отпускать от себя ни на миг, забыв обо всём.
Потом они лежали на постели, обняв друг друга, и долго молчали. Ания лежала на боку, глядя в какую-то точку в пространстве, а Орвил прижимался к её спине, невесомо обнимая своей больной рукой. Голова Ании покоилась на его плече, она еле дышала, всё ещё охваченная пережитым и прочувствованным.
Что это было с ней? Что это вообще было? Что случилось? Будто весь мир приобрёл краски, будто разгаданы все тайны бесконечной Вселенной, а рядом – тихое мужское дыхание на горячей щеке. И внешне ничего не изменилось. Та же комната постоялого двора, звуки музыки из распахнутого окна. И только Ания совсем другая, уже не та, что прежде.
Её пальцы осторожно касались больной руки Орвила, и она поймала себя на том, что чуть поглаживает её совсем невесомо только кончиками пальцев. Он здесь. Он рядом с ней!
Ох, никогда бы не заканчивалась эта ночь! Или жизнь пусть остановится сейчас же. Незачем больше жить, раз пережито это. Зачем ей завтра, когда в нём не будет его? Зачем что-то другое, когда у неё есть он?
- Ты видела, как я проиграл поединок?- спросил вдруг Орвил, и Ания недоумённо нахмурилась, возвращаясь в реальность.
О чём он? Что спрашивает у неё?
- М-м-м?
- Ты видела, как я упал с коня? Видела мой проигрыш?
- Да... Я не знала, что это был ты... Я вообще не знала, что ты был на этом турнире. Тебя не было на пирах... Я даже не знала, где ты вообще и что делаешь. Марин сказала, что ты был у них, а потом уехал. И всё...
Они молчали, думая каждый о своём.
- Почему ты барон? Как это получилось?- спросила сама, постепенно отдаляясь от того, что случилось, отправляя его в прошлое.
Орвил рассказывал ей о том, что хотел рассказать все эти месяцы, рассказывал о своих переживаниях, о мыслях, и они говорили-говорили-говорили, нежась объятьями друг друга, лёгкими прикосновениями пальцев рук, коленей, спин.
И им казалось, что ночь эта будет бесконечной, будет продолжаться без начала нового дня. Пока подступающий с востока рассвет не предвестил звон далёких колоколов.
Ания дёрнулась, сминая подушки под собой.
- Мне надо идти. Если кто-то узнает, что меня не было всю ночь, если он узнает – он убьёт меня. Орвил? Я должна идти...
Встала и принялась быстро одеваться.
- Есть ли хоть надежда, что я смогу уговорить тебя остаться и бросить его?
- Нет, Орвил, нет...
Он долго смотрел на неё, следил за её руками. Сел.
- Я провожу тебя... Я сам провожу тебя.
Уходя, они держались за руки, боясь расцепить их, смотрели друг на друга, ловя сияющие взгляды. Внизу Орвил задержал Анию и осторожно набросил на голову свободный капюшон плаща. Они смотрели друг на друга и не видели, что смотрят за ними. А молодой человек за столиком узнал их двоих и всё понял без единого слова.
Прода от 08.11.2019, 13:05
Глава 20
Вот это да! И кто бы мог подумать! Ничего себе!
Эрвин, ошеломлённый случившимся, не мог найти покоя весь следующий день и поединок на турнире, где он, кстати, неожиданно для самого себя победил и это после бессонной ночи! Не мог найти успокоения и вечером, на пиру. Знание тайны, к которой он так неожиданно прикоснулся, воодушевляло его, наполняло энергией и силой. Может быть, поэтому он без большого труда победил своего соперника в поединке, а тот был бароном и весьма болезненно воспринял поражение от рыцаря без наследства. Мысли же Эрвина были заняты другим.
На пиру он наблюдал за молодой баронессой и её мужем, пытался угадать её мысли, читал её движения и вздохи. Как противно ей присутствие старого мужа рядом, его взгляды хмурые исподлобья. Как искала она среди лиц молодых людей знакомые черты своего любовника. О, Эрвин видел этот её ищущий взгляд, видел и улыбался.
Интересно, а её муж знает об отношениях сына с женой? Знает, какими тесными бывают их общения? Да, совсем не как у мачехи с пасынком.
Да, конечно же, знает!
Вот откуда его отношение к сыну! Вот откуда ненависть и желание ему смерти! Он лишил его всех прав наследства и титула, выгнал его из замка! Не иначе всё потому, что он знает об измене сына с женой!
Или догадывается...
Эрвин прищурил глаза, наблюдая за молодой баронессой. Интересно, что сделал бы барон, если бы узнал об измене? Характер у него крут, вряд ли бы он позволил своей жене быть рядом, если бы знал о предательстве.
Получается, сына наказал и выгнал, а её оставил?
Хмыкнул недоверчиво сам своим мыслям. Что-то тут не складывается. Ни один муж не простит измены жены, не позволит ей быть рядом после другого мужчины, даже если это сын.
Значит, барон ничего не знает, может быть, подозревает или догадывается, но подтверждений у него нет, нет явных доказательств.
Эти доказательства есть у Эрвина. Он свидетель, он их видел, видел, как они смотрели друг на друга, видел, как держались они за руки, он караулил их всю ночь до утра.
А уж они там не песни пели и не развлекали друг друга стихами о любви.
Они любовники, они встречаются друг с другом за спиной мужа и отца, они предают его, предают клятвы верности и брака, предают родную кровь.
Как же она ищет его! Как старается!
Хорошо же он стряхнул себе голову, упав с коня, что ему хватает ума продолжать свои связи даже здесь, перед носом её мужа и отца своего. Наглость многомерная!
Это хорошо ещё, что он не приходит на пиры, хватает совести и такта, уважения к отцу. А если он придёт, это будет новость. А она его ждёт, ох, как же она его ждёт...
Ни в один вечер до этого она не вела себя так откровенно, так явно не ждала его. Что это вдруг с ней случилось? Всегда осторожная, она делала вид, что ей всё равно, даже тогда, когда Эрвин открыто спросил у барона о здоровье его сына. Она и тогда держала себя в руках, будто не понимала, о ком речь. Что же сейчас приключилось, что она выдаёт себя?
А потом пришёл он. Вот дурак! Видно, точно, упал с коня неудачно и стряхнул себе башку, не иначе. Турнир уже заканчивался, сколько дней он не появлялся на пирах ни разу! Зачем сейчас припёрся? Выдать барону-отцу и себя, и её – заодно? Дурак!
Эрвин только покачивал головой, видя со стороны их перекрещивающиеся взгляды.
Они, что, думают, это видно только ему?
Ну и пусть он стоит у колонны в компании своего оруженосца, пусть говорит всё время только с ним, не танцует (с подвязанной-то рукой!), не лезет в чужие разговоры – пусть! Но взгляд-то его то и дело выхватывает из толпы её лицо. Он только её видит!
