Она плакала беззвучно, да даже, если бы и громко, навряд ли он услышал бы их – ехал, кивая носом, засыпая на ходу, и как лошадь его слушалась?
Но когда Ацилия, обессиленная дорогой, остановилась, он вскинул голову и процедил сквозь зубы:
– Пошла! Шевелись!
Она вздохнула и повиновалась.
Шли они долго, слышно было только, как стучат копыта лошади по дороге, да собака бежит следом. Ацилия шла из последних сил, не желая казаться слабой, сдаваться, но собственное тело подвело её. Несколько раз она споткнулась, шла нетвёрдо, хромала, а потом ослабела настолько, что упала на голые колени и замерла, опустив голову. Слёзы охватили её, и ей было всё равно на разорванную тунику, на открытые ноги.
– Ну и что? – спросил он сверху. – Вставай!
– Я не могу... я не могу больше идти...
– Почему? Ты же как-то пришла сюда!
Ацилия вскинула голову, подняв заплаканное лицо:
– Потому что я устала! Потому что у меня больше нет сил... У меня всё болит... Я больше не могу! Я натёрла ноги... Мне больно идти...
– И что? – Он был поразительно спокоен.
– Лучше убейте меня тут, зачем обратно?.. Какая разница...
– Убить? – он удивился, склонился к ней с коня, уставился в лицо.
– Ну вы же обещали, что убьёте меня... – Она стёрла со щёк холодные слёзы.
– Не-ет, – протянул он, выпрямляясь в седле. – Я обещал, что отдам тебя своим солдатам, именно это я сделаю, когда мы вернёмся.
Ацилия задохнулась, качнувшись вперёд:
– Вы... вы не посмеете... Нет...
– Ещё как! Ты изрядно надоела мне со своими выходками, мне проще без тебя, чем с тобой.
– Но... Зачем вы... зачем тогда забирали меня у него?.. – Её лицо было бледным и резко выделялось в рассветных сумерках.
– Потому что он не попросил у меня, хотел сам, а я сам лично распоряжаюсь своими рабами, своими вещами...
Ацилия долго молчала, ошарашенная его словами. «И от него... у меня под сердцем...»
– Я не вещь! – бросила с вызовом.
Он усмехнулся:
– Конечно, все мои вещи лежат по местам, а ты всё время шаришься где-то, ещё удивительно, как это я успел до того, как Лелий попользовался тобой, как последней шлюхой... – Он замолчал, дёрнув подбородком, и от резкого движения лошадь беспокойно переступила копытами у ног Ацилии, а сам Марций цыкнул через зубы от боли в боку, где к ране присохла туника. – Может, ты жалеешь, может, вернёшься к Лелию? Сам он, может быть, сейчас мало на что способен, но тебе самой хватит ума ублажить его, он об этом мечтает... даже с дыркой в животе! Вернёшься?
Ацилия ничего не ответила на этот цинизм, только слёзы с новой силой хлынули из глаз.
– Вставай! – крикнул, и лошадь заплясала под ним, но он приструнил её одной рукой. Ацилия поднялась, прямо глядя перед собой, пошла вперед. Он толкнул лошадь пятками.
Ацилия шла ещё некоторое время, пока не закружилась голова то ли от усталости, то ли от того ребёнка, что был в ней. Она снова упала на колени, закрыла лицо ладонями и опять, в который раз уже, разрыдалась, молча, ни слова не говоря.
Когда постепенно успокоилась, поднимая глаза в испанское небо, лишь бы не глядеть на него, Марк протянул ей ладонь с коня:
– Давай руку!
Почему она взяла её? На что рассчитывала? Ведь хорошо знала, куда он везёт её... Но подчинилась, не думая, испитая до дна, обессиленная вконец. Марций посадил её на лошадь перед собой, и разорванная туника открыла ноги, но Ацилии было уже всё равно, и настолько, что она даже уронила голову назад, хозяину на грудь, закрывая глаза. Марк толкнул коня пятками, заставляя перейти на рысь, терпел боль в боку от прикосновения тела рабыни, нахмурил брови, заставляя себя не спать. На дальних горах уже занимался рассвет, а до лагеря ещё ехать и ехать.
Приехали они уже после рассвета, когда все просыпались, готовили завтраки, собирались на работы. Взмыленная лошадь остановилась у палатки, выскочил Гай, хватая её под уздцы. Марк спрыгнул сам, снял рабыню и на руках занёс её, сонную, в палатку, положил на постель в углу, где было место Ацилии. Гай крутился рядом, причитая.
– Не мешай, лучше позови врача...
Устало опустился на трипод, прикрыл глаза, повесил руки между колен. Всё тело болело, словно заживо рвали на куски. Как же он устал, смертельно устал. Повернул голову, прислушиваясь: рабыня ещё спала, устала, наверное, не меньше его самого. Сейчас, донельзя уставший и разбитый, он пока не чувствовал злости на неё, но знал, что когда всё пройдёт, она вернётся и, возможно, вдвойне или втройне...
Пришёл врач, пока готовил инструменты, приказал помыться, надеть чистую одежду, ждал терпеливо и спокойно, вселяя уверенность. И правильно приказал, после горячей воды тело посвежело, приобрело былую гибкость, но потянуло в сон ещё больше, глаза стали закрываться сами собой. Врач, молодой Цест, чуть старше самого Марка, аккуратно осмотрел раны, отвлекая разговором, промыл их раствором винного уксуса, рану на плече перевязал, а на животе – аккуратно зашил. Боль отрезвила Марка, он терпел, скрипя зубами, и с новой силой разозлился на рабыню.
Всё из-за неё! Только она одна во всём виновата! Будь проклят тот день, когда она появилась у него...
– Я бы мог дать тебе опий, но, думаю, ты и сам справишься с болью. – Цест собирал инструменты в деревянный ящичек. – Если бы я её не зашил, она заживала бы два месяца, а так... – Он промолчал.
Боль утихала, пульсируя даже в голове, и Марк смотрел на врача, откровенно разглядывая его, но, наверное, больным это позволялось. Цест и сам был военным, но пять лет назад попал в передрягу, кто-то даже говорил, что он один выжил из своего десятка, получил тяжёлую рану в ногу, выжил, но стал хромать, и его отправили со службы на мизерную пенсию. Он переквалифицировался и стал военным врачом. Он появился в их легионе лишь год назад, не все здесь ему доверяли из-за его молодости, были и другие врачи, постарше. Но, видимо, сейчас именно Цест оказался менее всего занят. Марк вздохнул, как к врачу у него к Цесту претензий не было.
Врач поднял голову:
– Мой совет: немного поешь чего полегче и ложись спать, проспишь до утра завтрашнего дня и практически обо всём забудешь, я слышал, на тебе всё быстро заживает. – Марк усмехнулся, повёл бровью. – Я сам зайду к твоему центуриону и скажу, что несколько дней ты будешь болен... – Вздохнул. – И где вы умудряетесь почти в мирное время? Удивляюсь. – Хмыкнул. – Сейчас вообще привезли центуриона Лелия с раной в живот... Молчит, ничего не говорит, где? Как?
– Серьёзно? – Марк нахмурился.
- Думаю, не очень, но полмесяца точно проболеет, главное, живот у него крепкий оказался, если бы внутренности выпали... Больно, конечно, ранения в живот всегда больно... Зашили, а насчёт лечения у нас возникли разногласия, думаешь, почему я здесь? – Усмехнулся. – Ладно. Пойду, гляну... Зовите, если что. – Направился к выходу.
– Спасибо, Цест!
– Это моя работа... – Качнул головой и ушёл.
Марций немного побродил по атриуму, придерживая локтем рану на боку, накручивая сам себя. Чего ей не хватало? С какой стати?.. Я же не бил её... Даже силой не брал сколько уже времени... Эх, недаром говорят, сколько волка ни корми... Что за подлая натура... Проклятые аристократы, простыми мозгами не поймёшь!..
Обернулся:
– Гай, разбуди её! И сюда! – Указал рукой на середину атриума.
Остановился лицом к выходу, когда через время обернулся, рабыня уже стояла, где указал, а на него смотрела, словно и не спала только что, а, может, и не спала, кто её знает, разве её поймёшь?
– Гай, погуляй пока. – Раб ушёл, а Марк подошёл поближе, поворачивая голову к правому плечу. Девчонка замерла, распахивая глаза от немого ожидания неприятностей, смотрела прямо перед собой, стараясь Марция не замечать. – Сними плащ, мне кажется, ты сейчас прямо побежишь куда-то.
Это был приказ, и Ацилия подчинилась, дрожащими пальцами отстегнула застёжку, и плащ упал к ногам. Марк оглядел её с ног до головы, она была в розовой столе, что он ей подарил ещё. Волосы растрёпаны, без платка, щёки бледные, румянец только-только обозначился на скулах. Знает, что виновата, вот и боится... Марк усмехнулся, медленно обошёл по кругу, вокруг рабыни, глядел ей в лицо, качая подбородком, смотрел сверху, и ей казалось каждую секунду, что сейчас заговорит, но он молчал. И это молчание было страшнее крика. Замер, опустил глаза вниз, захватил пальцами край разорванной туники и оттянул в сторону, открывая одну ногу от бедра и ниже, усмехнулся громко. Ацилия вспылила, повернула лицо к нему, сверкая глазами, вырвала одежду из его пальцев, шепнула зло:
– Что вам надо?
– Мне?.. – Он отстранился от удивления. – Это мне, оказывается, что-то надо?
Ацилия смутилась, зажимая подол туники в кулаке, чтобы закрыть ноги, отвела глаза:
– Ну хорошо, да... Я виновата... Я ушла...
– Сбежала! – перебил он резко, и Ацилия вздрогнула глазами, перевела взгляд ему на лицо:
– Да. Сбежала. А что вы хотели от меня? Я же говорила вам когда-то, что не смирюсь с вами, что буду бороться... Я хочу домой, а вы...
– Выходит, это я ещё и виноват?! – крикнул ей в лицо. – Виноват в том, что ты сбежала? Так?
Ацилия пожала плечами:
– Как хотите, так и понимайте. Мне всё равно.
– Зато мне не всё равно! – он опять закричал ей в лицо.
– Не кричите... – Она казалась спокойной, но губы её дрожали.
– Что?! – Марций наклонился к ней, к самому лицу, будто не расслышал.
– Не надо кричать, я и так вас хорошо слышу.
Он взял её ладонью за лицо, впиваясь пальцами в щёки, заговорил, глядя в глаза:
– Под Лелием ты что-то молчала, голоса не дано? Кричать не умеешь? А что так? Нравится?.. Я не слышал твоего сопротивления... Обычно женщины кричат в подобных случаях, а я – кричу сейчас – от злости... А ты не умеешь! Может, тебе нравится, когда тебя насилуют, а?
Ацилия дёрнула головой, освобождаясь от него, зашептала через боль в щеках:
– Нет!.. Мне не нравится... Я не больная...
– Вот как? – Усмехнулся.
– Поэтому я и ушла от вас, вы тоже – насильник, как и Лелий... Вы наслаждаетесь болью других...
– Неправда! – перебил он её.
– ...и я сопротивлялась! Вот, сами смотрите! – Она протянула руки, и на локтях, на предплечьях Марк увидел тёмные пятна синяков от пальцев Домна. Усмехнулся:
– Я предупреждал тебя...
– Отпустите меня домой.
– Нет!
– Позвольте мне написать письмо в Рим.
– Нет!
– Почему? – Её лицо исказила мука.
– Тебе плевать на мои слова, а мне – на твои... И зря, зря ты думаешь, что я просто пугаю тебя.
– Что вы хотите этим сказать? – удивилась Ацилия, вскинув тёмные брови.
– Я обещал тебе, что при втором побеге отдам своим легионерам...
– Вы не посмеете, вы не сделаете этого...
– Почему? – Ацилия ничего не ответила, только несколько раз моргнула растерянно. – Потому что ты патрицианка? Потому что – дочь сенатора, да? Поэтому?.. Ты думаешь, к тебе должно быть другое отношение?.. – Усмехнулся пренебрежительно, откинув голову назад. – Ты такая же женщина, как и все другие, ничем ты не отличаешься. Я уже сравнил – ничего особенного...
– Вы... Вы... – зашептала Ацилия, делая шаг назад. – Как вы можете? – Закачала головой, словно приступ боли претерпевала.
– Другие тебе то же самое скажут. Вот увидишь.
Он решительно шагнул к выходу, крикнул:
– Фаусимус?
Вернулся, твёрдо поджав губы. Зашёл легионер, Ацилия только медленно перевела на него глаза и снова перевела взгляд на Марция.
– Фаусимус? – Легионер вскинулся на своё имя. – Давно у тебя была женщина?
– В смысле, господин Марций? – Перевёл удивлённые глаза, вскинул брови, раскрывая рот от изумления, а Ацилия отшатнулась в страхе: неужели он в самом деле сделает это? Неужели он способен?.. Боги святые...
– Женщина? Самая настоящая женщина из плоти и крови? Давно ты в последний раз спал с женщиной? – Он напирал на растерянного легионера.
– Ну... – замялся, глянул Ацилии в лицо.
– А хочешь? Хочешь прямо сейчас?
– Ну... Я не знаю... Смотря, какая женщина...
– А тебе не всё равно? – Марций усмехнулся, а легионер удивлённо промолчал, наверное, ему ещё ни разу не предлагали подобного, и он думал, что его разыгрывают, чтобы потом посмеяться. Ацилия заворожено смотрела в лицо Марция, будто всё, что происходит, и не касается её, а он, как одержимый, словно играл роль, не оглядываясь, не думая, жестоко. Вскинул руку:
– Вот, эта вот женщина! – Ацилия отшатнулась, когда оба мужских лица повернулись к ней. – Нравится? Смотри внимательнее, Фаусимус... Смотри на неё... Нравится?
– Ну... – Легионер – мальчишка не старше самой Ацилии! – пожал плечами, улыбнулся неловко. – Это же ваша рабыня, все у нас это знают...
– А я разрешаю тебе. Хочешь мою рабыню?.. Хочешь? Я разрешаю... Прямо сейчас... Бери! – Он быстро подошёл к Ацилии, встал за спиной, взяв сзади за подбородок, приподнял её голову. – Что, не нравится? Смотри, какая... – Поймал за тунику у горла и рванул вниз до самых локтей, открывая плечи, грудь. Ацилия вскрикнула от неожиданности, быстро закрылась руками, наклонилась вперёд, стараясь сжаться. От резких движений туника колыхнулась вокруг ног, открывая их. А Марций так и стоял за спиной, глядел на белые вздрагивающие лопатки, желобок позвоночника. Последний раз он вот так вот видел эту белую спину у Овидия, тогда ему было её жалко... Ему было жалко эту девчонку... Он вскинул голову:
– Ну что, Фаусимус?
– Я даже не знаю, господин Марций...
– Ну что ты за растяпа! Ничего, я найду другого... Иди отсюда!
Пошёл к выходу, а Марций проводил его глазами поверх плеча рабыни, так и стоял у неё за спиной, проговорил негромко:
– Теперь ты понимаешь, что я не собираюсь с тобой шутить?
Ацилия вздрогнула, ни ничего не ответила, быстро отошла в сторону, отвернулась, наклонив голову, впопыхах стала натягивать вверх на плечи рукава разорванной одежды. Снизу порвано, сверху порвано, что им всем от неё надо?
– Ещё ни один человек не обращался со мной так жестоко, как вы... – негромко заговорила она, по-прежнему стоя к Марцию спиной.
– Конечно, ты привыкла, что вокруг тебя рабы и слуги, любящие папочка и брат, все смотрят на тебя, все любуются...
– Даже Овидий не так жесток, как вы... От него я по крайней мере смогла отбиться, мне хватило моих сил, вы же... от вас же... – Передёрнула плечами. – Вы же получили своё подлым шантажом, положив на другую чашу весов то, что вы делаете сейчас... Это мерзко! Мерзко и подло... – Марций слушал её не перебивая, только брови его от удивления с каждым её словом поднимались всё выше. – Даже Лелий... У него свои причуды, действует он, конечно... Но его можно понять, он просто хочет получить то, что хочет, и способы его не интересуют... Я не думаю, что он когда-нибудь будет шантажировать меня, как вы... Мерзко и грязно! Получит своё и успокоится...
– Хорошо! – Марций перебил её. – Я понял тебя!.. Ты жалеешь, что я отбил тебя, что вмешался... Я могу тебя продать ему...
– Нет! – резко перебила его Ацилия, обернувшись к нему, стояла, обняв себя за плечи, удерживая рваную одежду.
Но когда Ацилия, обессиленная дорогой, остановилась, он вскинул голову и процедил сквозь зубы:
– Пошла! Шевелись!
Она вздохнула и повиновалась.
Шли они долго, слышно было только, как стучат копыта лошади по дороге, да собака бежит следом. Ацилия шла из последних сил, не желая казаться слабой, сдаваться, но собственное тело подвело её. Несколько раз она споткнулась, шла нетвёрдо, хромала, а потом ослабела настолько, что упала на голые колени и замерла, опустив голову. Слёзы охватили её, и ей было всё равно на разорванную тунику, на открытые ноги.
– Ну и что? – спросил он сверху. – Вставай!
– Я не могу... я не могу больше идти...
– Почему? Ты же как-то пришла сюда!
Ацилия вскинула голову, подняв заплаканное лицо:
– Потому что я устала! Потому что у меня больше нет сил... У меня всё болит... Я больше не могу! Я натёрла ноги... Мне больно идти...
– И что? – Он был поразительно спокоен.
– Лучше убейте меня тут, зачем обратно?.. Какая разница...
– Убить? – он удивился, склонился к ней с коня, уставился в лицо.
– Ну вы же обещали, что убьёте меня... – Она стёрла со щёк холодные слёзы.
– Не-ет, – протянул он, выпрямляясь в седле. – Я обещал, что отдам тебя своим солдатам, именно это я сделаю, когда мы вернёмся.
Ацилия задохнулась, качнувшись вперёд:
– Вы... вы не посмеете... Нет...
– Ещё как! Ты изрядно надоела мне со своими выходками, мне проще без тебя, чем с тобой.
– Но... Зачем вы... зачем тогда забирали меня у него?.. – Её лицо было бледным и резко выделялось в рассветных сумерках.
– Потому что он не попросил у меня, хотел сам, а я сам лично распоряжаюсь своими рабами, своими вещами...
Ацилия долго молчала, ошарашенная его словами. «И от него... у меня под сердцем...»
– Я не вещь! – бросила с вызовом.
Он усмехнулся:
– Конечно, все мои вещи лежат по местам, а ты всё время шаришься где-то, ещё удивительно, как это я успел до того, как Лелий попользовался тобой, как последней шлюхой... – Он замолчал, дёрнув подбородком, и от резкого движения лошадь беспокойно переступила копытами у ног Ацилии, а сам Марций цыкнул через зубы от боли в боку, где к ране присохла туника. – Может, ты жалеешь, может, вернёшься к Лелию? Сам он, может быть, сейчас мало на что способен, но тебе самой хватит ума ублажить его, он об этом мечтает... даже с дыркой в животе! Вернёшься?
Ацилия ничего не ответила на этот цинизм, только слёзы с новой силой хлынули из глаз.
– Вставай! – крикнул, и лошадь заплясала под ним, но он приструнил её одной рукой. Ацилия поднялась, прямо глядя перед собой, пошла вперед. Он толкнул лошадь пятками.
Ацилия шла ещё некоторое время, пока не закружилась голова то ли от усталости, то ли от того ребёнка, что был в ней. Она снова упала на колени, закрыла лицо ладонями и опять, в который раз уже, разрыдалась, молча, ни слова не говоря.
Когда постепенно успокоилась, поднимая глаза в испанское небо, лишь бы не глядеть на него, Марк протянул ей ладонь с коня:
– Давай руку!
Почему она взяла её? На что рассчитывала? Ведь хорошо знала, куда он везёт её... Но подчинилась, не думая, испитая до дна, обессиленная вконец. Марций посадил её на лошадь перед собой, и разорванная туника открыла ноги, но Ацилии было уже всё равно, и настолько, что она даже уронила голову назад, хозяину на грудь, закрывая глаза. Марк толкнул коня пятками, заставляя перейти на рысь, терпел боль в боку от прикосновения тела рабыни, нахмурил брови, заставляя себя не спать. На дальних горах уже занимался рассвет, а до лагеря ещё ехать и ехать.
Приехали они уже после рассвета, когда все просыпались, готовили завтраки, собирались на работы. Взмыленная лошадь остановилась у палатки, выскочил Гай, хватая её под уздцы. Марк спрыгнул сам, снял рабыню и на руках занёс её, сонную, в палатку, положил на постель в углу, где было место Ацилии. Гай крутился рядом, причитая.
– Не мешай, лучше позови врача...
Устало опустился на трипод, прикрыл глаза, повесил руки между колен. Всё тело болело, словно заживо рвали на куски. Как же он устал, смертельно устал. Повернул голову, прислушиваясь: рабыня ещё спала, устала, наверное, не меньше его самого. Сейчас, донельзя уставший и разбитый, он пока не чувствовал злости на неё, но знал, что когда всё пройдёт, она вернётся и, возможно, вдвойне или втройне...
Пришёл врач, пока готовил инструменты, приказал помыться, надеть чистую одежду, ждал терпеливо и спокойно, вселяя уверенность. И правильно приказал, после горячей воды тело посвежело, приобрело былую гибкость, но потянуло в сон ещё больше, глаза стали закрываться сами собой. Врач, молодой Цест, чуть старше самого Марка, аккуратно осмотрел раны, отвлекая разговором, промыл их раствором винного уксуса, рану на плече перевязал, а на животе – аккуратно зашил. Боль отрезвила Марка, он терпел, скрипя зубами, и с новой силой разозлился на рабыню.
Всё из-за неё! Только она одна во всём виновата! Будь проклят тот день, когда она появилась у него...
– Я бы мог дать тебе опий, но, думаю, ты и сам справишься с болью. – Цест собирал инструменты в деревянный ящичек. – Если бы я её не зашил, она заживала бы два месяца, а так... – Он промолчал.
Боль утихала, пульсируя даже в голове, и Марк смотрел на врача, откровенно разглядывая его, но, наверное, больным это позволялось. Цест и сам был военным, но пять лет назад попал в передрягу, кто-то даже говорил, что он один выжил из своего десятка, получил тяжёлую рану в ногу, выжил, но стал хромать, и его отправили со службы на мизерную пенсию. Он переквалифицировался и стал военным врачом. Он появился в их легионе лишь год назад, не все здесь ему доверяли из-за его молодости, были и другие врачи, постарше. Но, видимо, сейчас именно Цест оказался менее всего занят. Марк вздохнул, как к врачу у него к Цесту претензий не было.
Врач поднял голову:
– Мой совет: немного поешь чего полегче и ложись спать, проспишь до утра завтрашнего дня и практически обо всём забудешь, я слышал, на тебе всё быстро заживает. – Марк усмехнулся, повёл бровью. – Я сам зайду к твоему центуриону и скажу, что несколько дней ты будешь болен... – Вздохнул. – И где вы умудряетесь почти в мирное время? Удивляюсь. – Хмыкнул. – Сейчас вообще привезли центуриона Лелия с раной в живот... Молчит, ничего не говорит, где? Как?
– Серьёзно? – Марк нахмурился.
- Думаю, не очень, но полмесяца точно проболеет, главное, живот у него крепкий оказался, если бы внутренности выпали... Больно, конечно, ранения в живот всегда больно... Зашили, а насчёт лечения у нас возникли разногласия, думаешь, почему я здесь? – Усмехнулся. – Ладно. Пойду, гляну... Зовите, если что. – Направился к выходу.
– Спасибо, Цест!
– Это моя работа... – Качнул головой и ушёл.
Марций немного побродил по атриуму, придерживая локтем рану на боку, накручивая сам себя. Чего ей не хватало? С какой стати?.. Я же не бил её... Даже силой не брал сколько уже времени... Эх, недаром говорят, сколько волка ни корми... Что за подлая натура... Проклятые аристократы, простыми мозгами не поймёшь!..
Обернулся:
– Гай, разбуди её! И сюда! – Указал рукой на середину атриума.
Остановился лицом к выходу, когда через время обернулся, рабыня уже стояла, где указал, а на него смотрела, словно и не спала только что, а, может, и не спала, кто её знает, разве её поймёшь?
– Гай, погуляй пока. – Раб ушёл, а Марк подошёл поближе, поворачивая голову к правому плечу. Девчонка замерла, распахивая глаза от немого ожидания неприятностей, смотрела прямо перед собой, стараясь Марция не замечать. – Сними плащ, мне кажется, ты сейчас прямо побежишь куда-то.
Это был приказ, и Ацилия подчинилась, дрожащими пальцами отстегнула застёжку, и плащ упал к ногам. Марк оглядел её с ног до головы, она была в розовой столе, что он ей подарил ещё. Волосы растрёпаны, без платка, щёки бледные, румянец только-только обозначился на скулах. Знает, что виновата, вот и боится... Марк усмехнулся, медленно обошёл по кругу, вокруг рабыни, глядел ей в лицо, качая подбородком, смотрел сверху, и ей казалось каждую секунду, что сейчас заговорит, но он молчал. И это молчание было страшнее крика. Замер, опустил глаза вниз, захватил пальцами край разорванной туники и оттянул в сторону, открывая одну ногу от бедра и ниже, усмехнулся громко. Ацилия вспылила, повернула лицо к нему, сверкая глазами, вырвала одежду из его пальцев, шепнула зло:
– Что вам надо?
– Мне?.. – Он отстранился от удивления. – Это мне, оказывается, что-то надо?
Ацилия смутилась, зажимая подол туники в кулаке, чтобы закрыть ноги, отвела глаза:
– Ну хорошо, да... Я виновата... Я ушла...
– Сбежала! – перебил он резко, и Ацилия вздрогнула глазами, перевела взгляд ему на лицо:
– Да. Сбежала. А что вы хотели от меня? Я же говорила вам когда-то, что не смирюсь с вами, что буду бороться... Я хочу домой, а вы...
– Выходит, это я ещё и виноват?! – крикнул ей в лицо. – Виноват в том, что ты сбежала? Так?
Ацилия пожала плечами:
– Как хотите, так и понимайте. Мне всё равно.
– Зато мне не всё равно! – он опять закричал ей в лицо.
– Не кричите... – Она казалась спокойной, но губы её дрожали.
– Что?! – Марций наклонился к ней, к самому лицу, будто не расслышал.
– Не надо кричать, я и так вас хорошо слышу.
Он взял её ладонью за лицо, впиваясь пальцами в щёки, заговорил, глядя в глаза:
– Под Лелием ты что-то молчала, голоса не дано? Кричать не умеешь? А что так? Нравится?.. Я не слышал твоего сопротивления... Обычно женщины кричат в подобных случаях, а я – кричу сейчас – от злости... А ты не умеешь! Может, тебе нравится, когда тебя насилуют, а?
Ацилия дёрнула головой, освобождаясь от него, зашептала через боль в щеках:
– Нет!.. Мне не нравится... Я не больная...
– Вот как? – Усмехнулся.
– Поэтому я и ушла от вас, вы тоже – насильник, как и Лелий... Вы наслаждаетесь болью других...
– Неправда! – перебил он её.
– ...и я сопротивлялась! Вот, сами смотрите! – Она протянула руки, и на локтях, на предплечьях Марк увидел тёмные пятна синяков от пальцев Домна. Усмехнулся:
– Я предупреждал тебя...
– Отпустите меня домой.
– Нет!
– Позвольте мне написать письмо в Рим.
– Нет!
– Почему? – Её лицо исказила мука.
– Тебе плевать на мои слова, а мне – на твои... И зря, зря ты думаешь, что я просто пугаю тебя.
– Что вы хотите этим сказать? – удивилась Ацилия, вскинув тёмные брови.
– Я обещал тебе, что при втором побеге отдам своим легионерам...
– Вы не посмеете, вы не сделаете этого...
– Почему? – Ацилия ничего не ответила, только несколько раз моргнула растерянно. – Потому что ты патрицианка? Потому что – дочь сенатора, да? Поэтому?.. Ты думаешь, к тебе должно быть другое отношение?.. – Усмехнулся пренебрежительно, откинув голову назад. – Ты такая же женщина, как и все другие, ничем ты не отличаешься. Я уже сравнил – ничего особенного...
– Вы... Вы... – зашептала Ацилия, делая шаг назад. – Как вы можете? – Закачала головой, словно приступ боли претерпевала.
– Другие тебе то же самое скажут. Вот увидишь.
Он решительно шагнул к выходу, крикнул:
– Фаусимус?
Вернулся, твёрдо поджав губы. Зашёл легионер, Ацилия только медленно перевела на него глаза и снова перевела взгляд на Марция.
– Фаусимус? – Легионер вскинулся на своё имя. – Давно у тебя была женщина?
– В смысле, господин Марций? – Перевёл удивлённые глаза, вскинул брови, раскрывая рот от изумления, а Ацилия отшатнулась в страхе: неужели он в самом деле сделает это? Неужели он способен?.. Боги святые...
– Женщина? Самая настоящая женщина из плоти и крови? Давно ты в последний раз спал с женщиной? – Он напирал на растерянного легионера.
– Ну... – замялся, глянул Ацилии в лицо.
– А хочешь? Хочешь прямо сейчас?
– Ну... Я не знаю... Смотря, какая женщина...
– А тебе не всё равно? – Марций усмехнулся, а легионер удивлённо промолчал, наверное, ему ещё ни разу не предлагали подобного, и он думал, что его разыгрывают, чтобы потом посмеяться. Ацилия заворожено смотрела в лицо Марция, будто всё, что происходит, и не касается её, а он, как одержимый, словно играл роль, не оглядываясь, не думая, жестоко. Вскинул руку:
– Вот, эта вот женщина! – Ацилия отшатнулась, когда оба мужских лица повернулись к ней. – Нравится? Смотри внимательнее, Фаусимус... Смотри на неё... Нравится?
– Ну... – Легионер – мальчишка не старше самой Ацилии! – пожал плечами, улыбнулся неловко. – Это же ваша рабыня, все у нас это знают...
– А я разрешаю тебе. Хочешь мою рабыню?.. Хочешь? Я разрешаю... Прямо сейчас... Бери! – Он быстро подошёл к Ацилии, встал за спиной, взяв сзади за подбородок, приподнял её голову. – Что, не нравится? Смотри, какая... – Поймал за тунику у горла и рванул вниз до самых локтей, открывая плечи, грудь. Ацилия вскрикнула от неожиданности, быстро закрылась руками, наклонилась вперёд, стараясь сжаться. От резких движений туника колыхнулась вокруг ног, открывая их. А Марций так и стоял за спиной, глядел на белые вздрагивающие лопатки, желобок позвоночника. Последний раз он вот так вот видел эту белую спину у Овидия, тогда ему было её жалко... Ему было жалко эту девчонку... Он вскинул голову:
– Ну что, Фаусимус?
– Я даже не знаю, господин Марций...
– Ну что ты за растяпа! Ничего, я найду другого... Иди отсюда!
Пошёл к выходу, а Марций проводил его глазами поверх плеча рабыни, так и стоял у неё за спиной, проговорил негромко:
– Теперь ты понимаешь, что я не собираюсь с тобой шутить?
Прода от 09.01.2020, 17:22
Глава 16
Ацилия вздрогнула, ни ничего не ответила, быстро отошла в сторону, отвернулась, наклонив голову, впопыхах стала натягивать вверх на плечи рукава разорванной одежды. Снизу порвано, сверху порвано, что им всем от неё надо?
– Ещё ни один человек не обращался со мной так жестоко, как вы... – негромко заговорила она, по-прежнему стоя к Марцию спиной.
– Конечно, ты привыкла, что вокруг тебя рабы и слуги, любящие папочка и брат, все смотрят на тебя, все любуются...
– Даже Овидий не так жесток, как вы... От него я по крайней мере смогла отбиться, мне хватило моих сил, вы же... от вас же... – Передёрнула плечами. – Вы же получили своё подлым шантажом, положив на другую чашу весов то, что вы делаете сейчас... Это мерзко! Мерзко и подло... – Марций слушал её не перебивая, только брови его от удивления с каждым её словом поднимались всё выше. – Даже Лелий... У него свои причуды, действует он, конечно... Но его можно понять, он просто хочет получить то, что хочет, и способы его не интересуют... Я не думаю, что он когда-нибудь будет шантажировать меня, как вы... Мерзко и грязно! Получит своё и успокоится...
– Хорошо! – Марций перебил её. – Я понял тебя!.. Ты жалеешь, что я отбил тебя, что вмешался... Я могу тебя продать ему...
– Нет! – резко перебила его Ацилия, обернувшись к нему, стояла, обняв себя за плечи, удерживая рваную одежду.
