Отец, узнав об участии Леонарда в нападении на купеческое общество, основанное при участии его семьи и семей других известных предпринимателей — знакомых, друзей, партнёров, в негодовании лишил сына поддержки проживания и обучения в Москве. Учиться стало заметно труднее, к тому же отвлекали партийные дела. Бывало, что Леонард пропускал по два-три семестра, да и оплату за обучение вносил нерегулярно. В ту пору к «вечным студентам» университетское руководство относилось снисходительно, их не отчисляли и некоторые, как он, учились по семь-восемь лет, а то и больше.
Тысяча девятьсот одиннадцатый год стал поворотным и несчастливым для Ильина. Сначала случилась беда с его отцом, известным игроком и кутилой. Иван Леонидович, которому на то время шёл сорок пятый год, считался лучшим игроком Поволжья, да и по всей России мало было равных ему бильярдистов. И вот он проиграл огромную сумму, а заодно и особняк в Оренбурге, построенный еще его отцом, дедом Леонарда. Проиграл и после этого исчез. Ходили слухи, что, скорее всего, в живых его уже нет. То ли сам после игры свёл счёты с жизнью, то ли помогли ему. Говорили, что проигрыш его произошёл при странных обстоятельствах. Играли в известном в городе салоне. Свидетелей было мало, а те, кто присутствовал, особенно не разбирались в тонкостях и правилах игры. Так что они не могли сказать ничего определенного о профессионализме соперников Ивана Леонидовича. Но им показалось, что он был или не здоров, или под воздействием каких-то препаратов: не пьян, но не в себе. Были и такие слухи, что к проигрышу и исчезновению причастен Николай Сергеевич Ильин, которому надоели праздность, игры, расточительность двоюродного брата.
Поиски были организованы с опозданием и не увенчались успехом, потому что родственники пропавшего не сразу сообщили о случившемся. В их среде азартные игры и разгульный образ жизни осуждались. Считалось, что игрок на деньги не может быть серьёзным предпринимателем. Пагубные пристрастия несовместимы с холодной рассудительностью и расчётливостью, которые необходимы промышленникам и купцам. А Иван Леонидович не обладал такими качествами и постоянно попадал в неприятные и даже скандальные ситуации. Его близкие привыкли к этому, не обращали внимания на его выходки и особо не торопились спешить ему на помощь.
В том же тысяча девятьсот одиннадцатом году партия социалистов - революционеров - максималистов прекратила своё существование. Леонард и его единомышленники по партии продолжили борьбу с режимом проведением единовременных акций — экспроприаций банков и коммерческих предприятий. Но, в основном, перешли к методам идеологической борьбы: вовлекали в свои ряды единомышленников, выпускали партийную литературу и листовки, готовили и проводили митинги и забастовки.
За восемь лет участия в революционных битвах из романтического восторженного юноши Леонард превратился в непримиримого борца с монархией — скрытного, жёсткого, решительного, бескомпромиссного.
Ильин был арестован осенью тысяча девятьсот четырнадцатого года. На открытом судебном процессе по делам об ограблениях банков, государственных и частных фондов защищал позицию партии. Как и другие его сподвижники был осуждён и сослан в Сибирь. Там, в селе Манзурка Иркутской губернии, он познакомился с политссыльными Вячеславом Михайловичем Молотовым, Мартином Ивановичем Лацисом, Верой Петровной Брауде. Подружился с анархистом Александром Бакуном, с которым был знаком ещё по Оренбургской гимназии. А в октябре тысяча девятьсот шестого года они вместе принимали участие в подготовке акции по нападению на инкассаторскую карету Петербургской портовой таможни, названной позднее в газетах «Ограблением века».
После бурных событий тысяча девятьсот пятого года революционная энергия в стране угасала, и только эсеры-максималисты и анархисты различных течений не прекращали борьбы. Бакун был известен как бесстрашный активист боевых дружин анархистов. По окончании гимназии он поступил в Санкт-Петербургский Горный институт, но в тысяча девятьсот седьмом году бросил учебу и полностью отдался работе сначала в подпольном революционном кружке, потом в Московской группе анархистов – коммунистов. Приверженец жёсткого безмотивного антибуржуазного террора и экспроприаций, он был известен в Санкт-Петербурге и Москве под партийным прозвищем Бакунин. Поджарый, среднего роста, темноволосый крепыш с холёными чёрными усами и выправкой спортсмена притягивал женщин и отталкивал мужчин. Незнакомых людей смущал и тревожил его настороженный, недобрый, звероватый взгляд исподлобья — взгляд хищника, всегда готового к внезапному нападению. На выбор псевдонима повлияли и характер его, и фамилия, и почитание одного из основоположников анархизма и народничества — Михаила Александровича Бакунина.
В иркутской ссылке Бакун и Ильин вместе охотились, рыбачили, работали в сельской школе.
1916 ГОД. ИРКУТСКАЯ ГУБЕРНИЯ
После тысяча девятьсот пятого года количество политссыльных в России значительно увеличилось. Сибирь стала местом высылки на поселение приверженцев разных идейных направлений, «вредных и революционных» для правящего режима — большевиков и меньшевиков, эсеров и анархистов. Но основную массу ссыльных составляли всё-таки уголовники: от фальшивомонетчиков и конокрадов до воров, разбойников и убийц. Возможно, поэтому местные жители с недоверием встречали всех этапников, их сторонились и никакого сочувствия не проявляли. Говорили: «Поселенец, что младенец, на что взглянет, то и стянет».
Поначалу политссыльные, особенно из больших городов, были угнетены тяжёлыми условиями новой жизни и беспомощны. В суровом климате недружелюбного захолустья они оказались отрезанными от мира обыденного благополучия. Но со временем привыкали, окружали себя необходимыми вещами, вели спокойную, размеренную жизнь, стараясь организовать её по образу той, которой жили до ссылки. Постоянно нуждаясь, брались за любую работу. В «Положении о полицейском надзоре» был установлен порядок надсмотра в местах пребывания политических ссыльных. Давая относительную свободу, им запрещалось отлучаться, поступать на государственную службу, заниматься адвокатской и педагогической деятельностью. Некоторые возможности зависели от дозволения местного начальства. Учителя, студенты, гимназисты иногда получали разрешение на обучение детей грамоте. Врачей в тех краях всегда не хватало, и они занимались лечебной практикой. Кроме того, ссыльные могли устраиваться на временные работы. Кто-то занимался охотой, рыбалкой, кто-то работал на пристанях, лесозаготовках. Местные власти были обязаны помогать ссыльным, что они и делали: выделяли небольшие деньги и продукты питания, выдавали единовременные пособия на летнюю и зимнюю одежду.
Тяжёлые условия, необходимость преодоления житейских проблем не разделяли, а помогали сплочению ссыльных разных национальностей, социального происхождения, политических взглядов. Постепенно складывался неписаный свод правил существования в нелёгких и непривычных для них условиях. Политзаключённые объединялись в ячейки и коммуны, организовывали быт на условиях равенства всех членов коллектива, создавали кассы взаимопомощи, столовые, библиотеки. Помогали вновь прибывающим ссыльным с обустройством на новом месте, и те постепенно свыкались и растворялись в окружающем обществе. Но не все уживались и смирялись. Одни ожесточались и, возвращаясь впоследствии на родину, несли с собой гнев, злобу, ненависть. Другие пытались бежать, но без организованной помощи сделать это было почти невозможно. Иные просто спивались. Только долгая, трудная работа над собой в коллективе помогала в ссылке оставаться человеком.
Уголовники устраивались в этих условиях по-другому. Сбиваясь в группы и артели, они делились строго по специализациям — криминальным «профессиям» и имели разные права внутри своих общин. В каждой такой группе выбирался староста, державший артельные деньги – «общак». Он же нёс ответственность перед местными властями за все проступки уголовников, которые постоянно досаждали местным жителям.
У политических с уголовниками отношения складывались сложно. Вначале пробовали наладить мирное сосуществование, предлагали помощь по разным вопросам: образованию, просвещению, медицине, по бытовым проблемам. Но все миротворческие усилия заканчивались ссорами, жестокими столкновениями, кровопролитными драками. Были даже случаи убийств политссыльных.
Многие из политических до ссылки прошли суровую школу столкновений и боёв с царской охранкой, полицией и жандармерией. Эсеры-максималисты и анархисты считали индивидуальный террор и экспроприацию одними из решающих средств для уничтожения капитализма. Их напору, дерзости и силе уступал даже отлаженный столетиями репрессивный механизм царского режима. Большевики были менее привержены тактике революционного террора. Они относились к нему, как к защите и способу подготовки будущих кадров новой рабоче-крестьянской армии.
Суровая школа отношений после нескольких случаев столкновений, драк и нераскрытых убийств, подтолкнула политссыльных к объединению. Чтобы противостоять уголовникам и подчеркнуть свою независимость, они дистанцировались от общения и стали впоследствии представлять внушительную и опасную силу. Боевая выучка и опыт в проведении силовых акций, приобретённые эсерами и анархистами в ходе революционных столкновений, сдерживали уголовников. Они достаточно быстро поняли, что рядом с политическими надо или мирно жить, или хотя бы соблюдать нейтралитет.
Анархист Александр Николаевич Бакун после очередной стычки с уголовниками, когда его товарищи чудом остались живы, решил вести среди политссыльных занятия по боевой подготовке. Во время учёбы в Санкт-Петербурге он вступил в летучий боевой отряд анархистов-коммунистов, девизом которых был лозунг их идола Михаила Александровича Бакунина: «… не может быть революции без широкого и страстного разрушения … спасительного и плодотворного, потому что именно из него … зарождаются и возникают новые миры». Подготовкой этого отряда занимались опытные инструкторы. Они обучали начинающих бойцов приемам рукопашной борьбы, схваткам с использованием винтовок, револьверов, ножей, лопат. Воспитывали в учениках смелость и дерзость, тренировали их на выносливость. Ведение боя летучего отряда было основано на неожиданной и быстрой атаке короткими ударами рук, ног и любым оружием в наиболее уязвимые части тела.
— Бить надо первым и внезапно, сильно и быстро, не дожидаясь этого от противника, — учил Бакунин свою группу, в которую входили и женщины. — Если не ты, то он ударит первым, и тогда плохи твои дела. Отвлеки противника словом, уклоном, резким движением и ударь его в пах, горло, колено или солнечное сплетение.
Вера Брауде, посещавшая занятия по боевой подготовке, несмотря на своё «интересное положение», поморщилась, услышав про удары по глазам исподтишка. Что ей не понравилось в словах анархиста, непонятно. Она и её единомышленники — большевики, эсеры, анархисты шли путём революционного насилия, террора и разрушения, считая, что таким образом они противостоят произволу существующей власти. Главное в том, что насилие приведёт к революции, а значит и к построению нового общества, в котором не будет насилия!
1916 ГОД. ВЕРА БРАУДЕ. «ДИКАЯ КОМАНДА»
Вера Петровна Брауде, в девичестве Булич, родилась в тысяча восемьсот девяностом году. Дочь действительного статского советника, дворянка. До восьмилетнего возраста жила в семейном имении в деревне. После переезда семьи в Казань, поступила в женскую гимназию, из которой была исключена в третьем классе за строптивый характер и систематическое нарушение дисциплины. В институте благородных девиц, куда её определили родители для образования и воспитания, тоже надолго не задержалась — после отказа изучать Закон Божий и ходить в церковь была изгнана с мотивировкой «за антирелигиозные настроения».
В Казанской частной гимназии, куда Вера поступила для продолжения образования, она увлеклась идеологией марксизма, занималась организационной и пропагандистской работой в нелегальном большевистском кружке. В пятнадцатилетнем возрасте была первый раз арестована за антиправительственные призывы и участие в демонстрациях. После очередного ареста за изготовление, хранение и распространение нелегальной литературы была отправлена под опеку дяди, служившего земским начальником. Из-под надзора сбежала, но перед этим вместе с друзьями из местной организации РСДРП сожгла имение любимого дядюшки.
Работая в большевистских организациях с тысяча девятьсот пятого года, неоднократно подвергалась задержаниям, арестам, высылкам, репрессиям. После замужества, уже под фамилией Брауде, Вера продолжила революционную деятельность в Казани, Петербурге и Швейцарии, куда эмигрировала, сбежав из очередной ссылки. Там познакомилась с Лениным. Потом переехала в Париж, а в тысяча девятьсот четырнадцатом году вернулась в Россию. Вскоре снова была арестована, теперь уже за антивоенную пропаганду, и в тысяча девятьсот шестнадцатом году выслана в село Манзурка Иркутской губернии.
— Именно так, Вера Петровна, — горячился Бакунин. — Удары исподтишка в наиболее уязвимые места приносят победу в уличных схватках. Честная драка не всегда эффективна, а чаще до неё и не доходит. Вспомните, как убили нашего товарища на лесосплаве. Прохаживался и оживлённо беседовал с кем-то на берегу после работы (так до сих пор и не установили, с кем). Тот его по-дружески за плечо приобнимал. А через полчаса нашли с заточкой под рёбрами в кустах. И глаза песком запорошены.
Леонард усмехнулся: — А я-то думал, зачем у тебя табак с солью в кармане. Теперь понятно.
— Верно, Леон. Песок не всегда найдётся. А табак под рукой. Да и любой порошок подойдёт. Возьмите горсть песка, табака, соли или грязи и бросьте в лицо противнику. А следом — мгновенный удар в глаза, горло, пах, колено. Понятно это? А то ведь перережут здесь, как баранов, а нас там, на большой земле, родные ждут и товарищи наши боевые. Камень, кирпич, палка — это тоже оружие. А потом добивать по голове, да так, чтобы в кровь. … Да, да, уважаемая Вера Петровна, в кровь. Или мы их, или они нас.
Рассказывал Бакунин на этих импровизированных курсах о возможных вариантах нападения и защиты. Показывал и отрабатывал с каждым из товарищей применение различных видов ударов, как без оружия, так и с помощью любых попавшихся под руку предметов.
Уголовники знали об этих тренировках, насмехались над группой Бакуна, зубоскалили, называя её «дикой командой товарища Бакунина». Но вскоре всем пришлось убедиться в необходимости и справедливости его наставлений.
Спокойная жизнь сибирского захолустья была взбудоражена происшествием вполне предсказуемым и даже, в какой-то мере, закономерным, но как всегда неожиданным. В один из дней ссыльные закончили работу и собрались возле конторы для получения ежемесячного пособия и продуктов. Когда полицейские, представитель местной власти и работники конторы вошли в здание, к нему из ближайшего перелеска неожиданно подбежали люди с закрытыми лицами, вооружённые ножами и коваными прутьями.
