А у него теперь есть! Надо обстоятельно изучить эти бумаги, а потом решать, что делать дальше.
«Кстати, а что такое или кто такой А.М., которому предназначалось золото на сумму один миллион четыреста шестьдесят тысяч рублей?»
Тихое постукивание по наличнику заставило вздрогнуть и прийти в себя. Алексей, не шевелясь, смотрел на занавеску, прикрывающую окно: «Да что же такое? До этого год никому не был нужен, а теперь очередь выстроилась, чтобы ко мне постучаться. … А может, показалось? … Или голуби, … ветер?»
Громкий, продолжительный, звенящий стук по дребезжащему в старой раме стеклу дал понять, что ни птицы, ни стихия здесь не при чём.
1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
Неожиданный стук в окно поздним вечером, громкий и настойчивый, растревожит любого, даже непугливого человека. Но за тёмными стёклами окон, залепленных мокрым весенним снегом, не было заметно беспокойства. Никто не выглянул на стук, ни в одной из комнат не загорелся свет. Может, и нет никого в доме?
Промозглым мартовским вечером, пробравшись по непролазной грязи, смешанной с липким снежным месивом, Леонард Ильин безуспешно пытался достучаться в окна родительского дома. Девять лет он не был в Оренбурге, и сейчас, в снежных сумерках, с трудом нашёл знакомую с детства улицу и свой дом. На первом этаже каменного особняка за высокими зарешеченными окнами когда-то размещалась контора филиала компании Ильиных. Рядом, в одной из комнат, жил его друг Кенжегали, назначенный Иваном Леонидовичем управляющим хозяйством в Оренбурге за особые заслуги перед семьёй и обосновавшийся здесь незадолго до отъезда младшего Ильина в Москву. Постучав ещё раз по наличнику, Леонард понял: его не слышат или в доме никого нет.
Уставший после долгого путешествия Бакун хмуро наблюдал за осторожными действиями товарища и рассматривал особняк солепромышленников. Массивное основательное двухэтажное здание на высоком фундаменте, с мансардами под двускатной крышей. За каменным забором темнели деревья со склонившимися под тяжестью мокрого снега ветвями.
Друзья так долго добирались из сибирской ссылки в Оренбург, что перспектива ещё какое-то время стоять в грязи под снегом привела в неистовство закоченевшего Бакуна. Поняв, что надо самому браться за дело, он снял походный рюкзак, подошёл к окнам и, громко выругавшись, забарабанил подобранной палкой по стёклам и наличникам.
В доме послышались испуганные голоса, замелькали огоньки свечей и тени на занавесках. Встревоженные домочадцы тщетно пытались рассмотреть нежданных гостей через залепленные снегом окна. За арочными воротами, гремя цепями и хрипя от беспрерывного лая, бесновались собаки. Наконец, во дворе послышался скрип открываемой двери. Кто-то шикнул на разъярённых псов, осторожно подошёл к воротам и тихо спросил:
— Кто здесь?
— Кенжегали! — узнал Леонард голос давнего приятеля и вздохнул с облегчением. — Это я, Леон.
1902 ГОД. ЗАКАСПИЙСК
Они познакомились и подружились в небольшом приморском городке, где Леонард часто бывал с родителями в далёкие безмятежные годы на стыке веков.
В тысяча девятьсот втором году он в очередной раз приехал с отцом и дядей в Закаспийск к Николаю Петровичу Дубинину, с которым Ильиных связывали не только родственные, но и деловые отношения. Семьи укрепляли сотрудничество между своими предприятиями. Расширяли производственную и коммерческую деятельность: строили дома, склады, пристани, перерабатывающие комбинаты. Поставляли продукцию не только по всей России, но и отправляли через Каспий в Баку и Персию. Оттуда привозили мануфактуру, ковры, специи.
Компаньоны старались чаще встречаться, вместе ездили не только на подписание контрактов, но и приезжали с семьями друг к другу в гости. Вот и в этот раз братья Ильины после деловых встреч в Закаспийске собирались отправиться с Дубининым в Баку, а оттуда в персидский город Энзели, куда их давно приглашали местные предприниматели. Там они планировали купить землю под выращивание хлопка и участки под строительство домов и складов.
Леонард на время их поездки оставался у Дубининых. Не скоро ему удастся снова приехать сюда. После окончания гимназии он готовился поступать в Императорское Московское техническое училище. Николай Сергеевич Ильин, окончивший ИМТУ, перед отъездом пообещал научить его работать с геодезическими инструментами и картами. Так что эта поездка стала для Леонарда не только развлекательной, но и познавательной. К тому же дядя, желая чем-то занять племянника, придумал, как обучение можно превратить в развлечение. Показав основные приёмы работы с инструментами, он поручил с их помощью решить предложенную задачу: найти тайники в зданиях, сооружениях, мемориалах, обозначенных символами на оставленной карте.
Для Леонарда, с его беспокойным характером, задание дяди стало вызовом и проверкой. Всё оставшееся до конца лета время он и местные подростки были заняты захватывающими приключениями: поисками тайников, спрятанных в городе и окрестностях.
Три первых обнаружили относительно легко, благодаря достаточно ясным подсказкам, зашифрованным на оставленной карте. Для нахождения четвёртого тайника потребовалось больше времени и усилий: пришлось обследовать много домов, заброшенных строений, памятников и курганов. Лето близилось к концу, но найти его не удавалось. Большинство искателей приключений разъехались по домам. Только Кенжегали, сын рыбака, с которым Леонард, помимо прочего, занимался грамотой, продолжил поиски вместе с ним. Знаток окрестных мест чувствовал ответственность за нового друга и не мог оставить без помощи в незнакомом городе. А Леонарду необходимо было доказать отцу и дяде, что он может довести до конца любую порученную работу и сделать её хорошо. Ведь в скором времени ему предстояло покинуть семью и отправиться на учёбу в далёкую, незнакомую, пугающую Москву.
Друзья проверили выполненную ранее работу и, исправив допущенную при измерениях ошибку, довольно быстро нашли последний тайник с оставленными в нём сувенирами.
Чтобы разнообразить оставшиеся до отъезда Леонарда дни, Кенжегали решил показать ему Лебяжий остров и расположенный на нём посёлок рыбаков, где в одной из артелей Дубинина работал его отец.
Длинный и узкий, вытянувшийся с севера на юг на три десятка километров, покрытый пустынными растениями и на первый взгляд необитаемый остров располагался в тридцати километрах к северу от Закаспийска. Раньше рыбаки приезжали сюда только для работы и жили в сезонных строениях – времянках в небольшом селении, стихийно образовавшемся на северной стороне острова. Со временем не только рыбаки, но и местные купцы построили здесь себе дома. Посёлок разрастался. Старые времянки переоборудовали под цеха для переработки рыбной продукции. Рядом соорудили погреба – ледники для её хранения. Покупатели рыбы и икры приезжали из Баку, Астрахани, Гурьева.
Отец Кенжегали, малограмотный, как и другие рыбаки, прекрасно знал море, бесстрашно плавал под парусами на лодках, разбирался в правилах мореходства и учил этому своего сына. Последние годы тот работал в артели с отцом. Иногда выходил в море, но в основном был занят в цехе по разделке и засолке рыбы. Только этим летом ему удалось немного отдохнуть: Дубинин поручил на время своего отъезда присмотреть за сыном и племянником. Всё-таки, он был старше их, сильнее, опытнее, да и окрестности города знал намного лучше.
На острове, куда они добрались вместе с рыбаками, Кенжегали познакомил Леонарда с братьями и сестрами, жившими и работавшими здесь. Показал посёлок, старинные и современные постройки, песчаные пляжи и отмели. Особых достопримечательностей здесь не было, кроме остовов разбитых за многие годы кораблей и памятника погибшим морякам. К вечеру приятели заметно устали и решили возвращаться в город на парусной лодке, надеясь добраться дотемна.
Хорошая погода, ясное небо, лёгкий бриз. Ничто не предвещало беды. Но вскоре после выхода в море с севера навалились чёрные тучи, скрывшие заходящее солнце. Подул сильный ветер, и его скорость стремительно нарастала. Огромные волны швыряли и крутили лодку. Её быстро относило к югу от острова. Друзья пытались противостоять напору стихии. Убрали паруса, но набирающий силу шторм всё сильнее бросал их утлое судёнышко из стороны в сторону. Берегов уже не было видно. Обессиленные подростки бросили вёсла, надели спасательные круги и, сев на дно, вычерпывали воду из лодки. Неожиданно резким порывом ветра её развернуло бортом к волнам. Она легла на бок и, захлёстнутая очередным валом, перевернулась вверх дном. Ребята уцепились за неё, уже не надеясь на спасение.
Трудно сказать, как долго их носила и терзала бушующая стихия. Наступила ночь, и ветер стих так же неожиданно, как и налетел до этого. Тучи стремительно умчались на юг. Ночное небо, усыпанное тысячами звёзд, не пугало, а успокоило друзей. Они осматривались, пытаясь определить своё местоположение. Не было видно ни огней со стороны города, ни света костров, которые обычно зажигали рыбаки на острове. Леонард хорошо плавал, но никогда не бывал в таких ситуациях и, наглотавшись воды, запаниковал. Державшийся рядом Кенжегали быстро сориентировался и крикнул, показав на яркую звезду:
–– Нас сносит на северо-запад, а плыть надо строго на север. Вон туда, на Железный Кол.
Им чудом удалось спастись среди бушевавших волн, но появилась новая опасность: то ли течением, то ли небольшим низовым ветерком лодку несло в открытое море.
–– Леон, где-то впереди остров. Там должны быть видны огни. Смотри внимательно.
Действительно, через какое-то время они увидели всполохи костров и поняли, что их уносит в сторону от Лебяжьего острова. Оставив лодку, приятели поплыли к нему и вскоре почувствовали под ногами землю. Берег был довольно далеко, но они уже шли по дну, поняв, что оказались на отмели, оставшейся от перешейка, когда-то связывавшего остров с материком.
До берега по мелководью шли долго, и Кенжегали, стараясь подбодрить уставшего и замёрзшего товарища, рассказывал об острове и о том, как его осваивали жители близлежащих селений.
–– Здесь, на водном пути с Яика на западный берег Каспия, в старину находилось убежище одной из ватаг Степана Разина. В ту пору бунтовщики прошлись набегами и грабежами от Астрахани и Гурьева до Дербента, Баку и Персии. Говорят, что это место казачьи предводители выбрали, как одно из многих других, для хранения награбленного.
–– И долго существовало это разинское поселение?
–– Два – три года. Потом из Астрахани прибыл карательный отряд стрельцов, которые его разрушили, а мятежников казнили. Позднее людская молва разнесла слухи о спрятанных на острове кладах удалого атамана Степана Тимофеевича.
–– Так надо поискать!
–– За прошедшие годы кто только не искал. Даже мы, пацаны, пытались копать. Да где же здесь можно что-то найти? Глина да песок. К тому же уровень воды в море за сотни лет много раз поднимался и опускался. Размер и границы острова постоянно менялись. Старики говорили, что в давние времена над водой, бывало, появлялся перешеек, соединяющий остров с полуостровом Карелина. И туда можно было пройти по отмелям, а в иные годы даже и посуху. Позднее перешеек был размыт волнами и течениями. Да и уровень моря в последние годы сильно поднялся. Теперь здесь проходят не только рыбацкие лодки, но в некоторых местах даже суда с малой осадкой. Но эти места знают только несколько человек из старожилов.
Через полчаса уставшие друзья с трудом выбрались на берег, где их уже искали рыбаки, поднятые отцом Кенжегали после начала шторма.
Долго сидели у костра, согреваясь и обсуждая своё спасение. Леонард вспомнил слова друга, услышанные в самые трудные минуты:
–– А что ты кричал про железный кол? … Или мне послышалось?
Рыбаки засмеялись, а Кенжегали объяснил, увидев удивление Леона:
–– Железный Кол. Подпорка. Темир-казык. Так у нас называют Полярную звезду. В ночном небе она всегда неподвижна при вращении остальных светил, и её сравнивают с вбитым колом, к которому тянется след золотой цепи, и вокруг которого, подобно животным на привязи, ходят звезды.
Ильины и Дубинин, вернувшиеся из Персии, не сразу узнали о случившемся. Сначала хотели наказать всех. Молодых «мореплавателей» за неоправданную самоуверенность: взялись за дело, которое и взрослым не всем по плечу. Отца Кенжегали за то, что опрометчиво доверил лодку и отпустил неопытных подростков одних в опасное плавание.
Но всё обошлось. Плохое быстро забывается, а хорошее остаётся в памяти надолго. Ильины уехали домой, поблагодарив Кенжегали и пригласив к себе в Оренбург. А Дубинин устроил его на обучение в уездное училище и взял на работу и проживание в своё имение.
После окончания училища Кенжегали работал смотрителем в перерабатывающем цехе, на складах и ледниках Дубинина. В тысяча девятьсот четырнадцатом был призван на фронт. Вернулся через три года и переехал в Оренбург, где Ильин предложил ему работу в своей компании. Николай Сергеевич часто и надолго уезжал в другие города и за границу. Ему нужен был надёжный человек, которому он мог бы доверить присмотр и охрану домов, магазинов, складов во время своего отсутствия.
1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
Закрытые двери комнат вдоль узкого и тесного коридора, когда-то казавшегося просторным, как улица. Дом, похоже, давно не проветривался, окна с лета не открывались. Запах дыма от печи и самовара, казалось, въелся в старые стены. Душно, сыро, темно.
–– А что, электрического освещения у вас нет?
–– Было при хозяине. Да как посадили его, так мы и не включаем это ликтричество. Побаиваемся мы его, батюшка. Нам керосинка сподручнее. Да и нет никого здесь кроме меня, сторожей да кухарки. Зачем зря деньги тратить.
Старая экономка, переехавшая в Оренбург из провинциального Илецка после ареста Николая Сергеевича Ильина, чтобы следить за порядком в его опустевшем доме, проводила Леонарда с другом в комнату на втором этаже, где он жил до отъезда в Москву.
–– А где же его дочери? –– удивился Леонард, вспомнив своих троюродных сестёр.
–– В Самаре они. И младшенькая Олюшка и Елена с мужем. Выросли, разъехались. Думала, здесь их увижу, но не застала. Я ведь нянчилась с ними. Как родные они мне. А вот уж два года, почитай, не виделись.
Открыв знакомую дверь, Леонард растерялся: большой и яркий мир, где он прожил долгие годы и о котором с нежностью вспоминал в холодной ссылке, исчез. Свет лампы немного раздвинул стены маленькой комнаты, тесно заставленной старой, тяжёлой, пыльной мебелью.
Экономка, оглянувшись, понимающе покачала головой и грустно улыбнулась:
–– Это не комната стала меньше. … Это ты вырос, Лёня.
Только матушка так называла Леонарда.
–– Узнала меня, Анна Степановна?
–– Да как не узнать. Вылитый Иван Леонидович. Пропал он, горемыка. А потом и родительница ваша упокоилась. Как свечка угасла. … Всё порушилось, –– вздохнула экономка. –– Вот и дядюшку вашего, Николая Сергеевича, заарестовали. Мыкается, сердешный, в узилище.
«Кстати, а что такое или кто такой А.М., которому предназначалось золото на сумму один миллион четыреста шестьдесят тысяч рублей?»
Тихое постукивание по наличнику заставило вздрогнуть и прийти в себя. Алексей, не шевелясь, смотрел на занавеску, прикрывающую окно: «Да что же такое? До этого год никому не был нужен, а теперь очередь выстроилась, чтобы ко мне постучаться. … А может, показалось? … Или голуби, … ветер?»
Громкий, продолжительный, звенящий стук по дребезжащему в старой раме стеклу дал понять, что ни птицы, ни стихия здесь не при чём.
ГЛАВА 5
1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
Неожиданный стук в окно поздним вечером, громкий и настойчивый, растревожит любого, даже непугливого человека. Но за тёмными стёклами окон, залепленных мокрым весенним снегом, не было заметно беспокойства. Никто не выглянул на стук, ни в одной из комнат не загорелся свет. Может, и нет никого в доме?
Промозглым мартовским вечером, пробравшись по непролазной грязи, смешанной с липким снежным месивом, Леонард Ильин безуспешно пытался достучаться в окна родительского дома. Девять лет он не был в Оренбурге, и сейчас, в снежных сумерках, с трудом нашёл знакомую с детства улицу и свой дом. На первом этаже каменного особняка за высокими зарешеченными окнами когда-то размещалась контора филиала компании Ильиных. Рядом, в одной из комнат, жил его друг Кенжегали, назначенный Иваном Леонидовичем управляющим хозяйством в Оренбурге за особые заслуги перед семьёй и обосновавшийся здесь незадолго до отъезда младшего Ильина в Москву. Постучав ещё раз по наличнику, Леонард понял: его не слышат или в доме никого нет.
Уставший после долгого путешествия Бакун хмуро наблюдал за осторожными действиями товарища и рассматривал особняк солепромышленников. Массивное основательное двухэтажное здание на высоком фундаменте, с мансардами под двускатной крышей. За каменным забором темнели деревья со склонившимися под тяжестью мокрого снега ветвями.
Друзья так долго добирались из сибирской ссылки в Оренбург, что перспектива ещё какое-то время стоять в грязи под снегом привела в неистовство закоченевшего Бакуна. Поняв, что надо самому браться за дело, он снял походный рюкзак, подошёл к окнам и, громко выругавшись, забарабанил подобранной палкой по стёклам и наличникам.
В доме послышались испуганные голоса, замелькали огоньки свечей и тени на занавесках. Встревоженные домочадцы тщетно пытались рассмотреть нежданных гостей через залепленные снегом окна. За арочными воротами, гремя цепями и хрипя от беспрерывного лая, бесновались собаки. Наконец, во дворе послышался скрип открываемой двери. Кто-то шикнул на разъярённых псов, осторожно подошёл к воротам и тихо спросил:
— Кто здесь?
— Кенжегали! — узнал Леонард голос давнего приятеля и вздохнул с облегчением. — Это я, Леон.
1902 ГОД. ЗАКАСПИЙСК
Они познакомились и подружились в небольшом приморском городке, где Леонард часто бывал с родителями в далёкие безмятежные годы на стыке веков.
В тысяча девятьсот втором году он в очередной раз приехал с отцом и дядей в Закаспийск к Николаю Петровичу Дубинину, с которым Ильиных связывали не только родственные, но и деловые отношения. Семьи укрепляли сотрудничество между своими предприятиями. Расширяли производственную и коммерческую деятельность: строили дома, склады, пристани, перерабатывающие комбинаты. Поставляли продукцию не только по всей России, но и отправляли через Каспий в Баку и Персию. Оттуда привозили мануфактуру, ковры, специи.
Компаньоны старались чаще встречаться, вместе ездили не только на подписание контрактов, но и приезжали с семьями друг к другу в гости. Вот и в этот раз братья Ильины после деловых встреч в Закаспийске собирались отправиться с Дубининым в Баку, а оттуда в персидский город Энзели, куда их давно приглашали местные предприниматели. Там они планировали купить землю под выращивание хлопка и участки под строительство домов и складов.
Леонард на время их поездки оставался у Дубининых. Не скоро ему удастся снова приехать сюда. После окончания гимназии он готовился поступать в Императорское Московское техническое училище. Николай Сергеевич Ильин, окончивший ИМТУ, перед отъездом пообещал научить его работать с геодезическими инструментами и картами. Так что эта поездка стала для Леонарда не только развлекательной, но и познавательной. К тому же дядя, желая чем-то занять племянника, придумал, как обучение можно превратить в развлечение. Показав основные приёмы работы с инструментами, он поручил с их помощью решить предложенную задачу: найти тайники в зданиях, сооружениях, мемориалах, обозначенных символами на оставленной карте.
Для Леонарда, с его беспокойным характером, задание дяди стало вызовом и проверкой. Всё оставшееся до конца лета время он и местные подростки были заняты захватывающими приключениями: поисками тайников, спрятанных в городе и окрестностях.
Три первых обнаружили относительно легко, благодаря достаточно ясным подсказкам, зашифрованным на оставленной карте. Для нахождения четвёртого тайника потребовалось больше времени и усилий: пришлось обследовать много домов, заброшенных строений, памятников и курганов. Лето близилось к концу, но найти его не удавалось. Большинство искателей приключений разъехались по домам. Только Кенжегали, сын рыбака, с которым Леонард, помимо прочего, занимался грамотой, продолжил поиски вместе с ним. Знаток окрестных мест чувствовал ответственность за нового друга и не мог оставить без помощи в незнакомом городе. А Леонарду необходимо было доказать отцу и дяде, что он может довести до конца любую порученную работу и сделать её хорошо. Ведь в скором времени ему предстояло покинуть семью и отправиться на учёбу в далёкую, незнакомую, пугающую Москву.
Друзья проверили выполненную ранее работу и, исправив допущенную при измерениях ошибку, довольно быстро нашли последний тайник с оставленными в нём сувенирами.
Чтобы разнообразить оставшиеся до отъезда Леонарда дни, Кенжегали решил показать ему Лебяжий остров и расположенный на нём посёлок рыбаков, где в одной из артелей Дубинина работал его отец.
Длинный и узкий, вытянувшийся с севера на юг на три десятка километров, покрытый пустынными растениями и на первый взгляд необитаемый остров располагался в тридцати километрах к северу от Закаспийска. Раньше рыбаки приезжали сюда только для работы и жили в сезонных строениях – времянках в небольшом селении, стихийно образовавшемся на северной стороне острова. Со временем не только рыбаки, но и местные купцы построили здесь себе дома. Посёлок разрастался. Старые времянки переоборудовали под цеха для переработки рыбной продукции. Рядом соорудили погреба – ледники для её хранения. Покупатели рыбы и икры приезжали из Баку, Астрахани, Гурьева.
Отец Кенжегали, малограмотный, как и другие рыбаки, прекрасно знал море, бесстрашно плавал под парусами на лодках, разбирался в правилах мореходства и учил этому своего сына. Последние годы тот работал в артели с отцом. Иногда выходил в море, но в основном был занят в цехе по разделке и засолке рыбы. Только этим летом ему удалось немного отдохнуть: Дубинин поручил на время своего отъезда присмотреть за сыном и племянником. Всё-таки, он был старше их, сильнее, опытнее, да и окрестности города знал намного лучше.
На острове, куда они добрались вместе с рыбаками, Кенжегали познакомил Леонарда с братьями и сестрами, жившими и работавшими здесь. Показал посёлок, старинные и современные постройки, песчаные пляжи и отмели. Особых достопримечательностей здесь не было, кроме остовов разбитых за многие годы кораблей и памятника погибшим морякам. К вечеру приятели заметно устали и решили возвращаться в город на парусной лодке, надеясь добраться дотемна.
Хорошая погода, ясное небо, лёгкий бриз. Ничто не предвещало беды. Но вскоре после выхода в море с севера навалились чёрные тучи, скрывшие заходящее солнце. Подул сильный ветер, и его скорость стремительно нарастала. Огромные волны швыряли и крутили лодку. Её быстро относило к югу от острова. Друзья пытались противостоять напору стихии. Убрали паруса, но набирающий силу шторм всё сильнее бросал их утлое судёнышко из стороны в сторону. Берегов уже не было видно. Обессиленные подростки бросили вёсла, надели спасательные круги и, сев на дно, вычерпывали воду из лодки. Неожиданно резким порывом ветра её развернуло бортом к волнам. Она легла на бок и, захлёстнутая очередным валом, перевернулась вверх дном. Ребята уцепились за неё, уже не надеясь на спасение.
Трудно сказать, как долго их носила и терзала бушующая стихия. Наступила ночь, и ветер стих так же неожиданно, как и налетел до этого. Тучи стремительно умчались на юг. Ночное небо, усыпанное тысячами звёзд, не пугало, а успокоило друзей. Они осматривались, пытаясь определить своё местоположение. Не было видно ни огней со стороны города, ни света костров, которые обычно зажигали рыбаки на острове. Леонард хорошо плавал, но никогда не бывал в таких ситуациях и, наглотавшись воды, запаниковал. Державшийся рядом Кенжегали быстро сориентировался и крикнул, показав на яркую звезду:
–– Нас сносит на северо-запад, а плыть надо строго на север. Вон туда, на Железный Кол.
Им чудом удалось спастись среди бушевавших волн, но появилась новая опасность: то ли течением, то ли небольшим низовым ветерком лодку несло в открытое море.
–– Леон, где-то впереди остров. Там должны быть видны огни. Смотри внимательно.
Действительно, через какое-то время они увидели всполохи костров и поняли, что их уносит в сторону от Лебяжьего острова. Оставив лодку, приятели поплыли к нему и вскоре почувствовали под ногами землю. Берег был довольно далеко, но они уже шли по дну, поняв, что оказались на отмели, оставшейся от перешейка, когда-то связывавшего остров с материком.
До берега по мелководью шли долго, и Кенжегали, стараясь подбодрить уставшего и замёрзшего товарища, рассказывал об острове и о том, как его осваивали жители близлежащих селений.
–– Здесь, на водном пути с Яика на западный берег Каспия, в старину находилось убежище одной из ватаг Степана Разина. В ту пору бунтовщики прошлись набегами и грабежами от Астрахани и Гурьева до Дербента, Баку и Персии. Говорят, что это место казачьи предводители выбрали, как одно из многих других, для хранения награбленного.
–– И долго существовало это разинское поселение?
–– Два – три года. Потом из Астрахани прибыл карательный отряд стрельцов, которые его разрушили, а мятежников казнили. Позднее людская молва разнесла слухи о спрятанных на острове кладах удалого атамана Степана Тимофеевича.
–– Так надо поискать!
–– За прошедшие годы кто только не искал. Даже мы, пацаны, пытались копать. Да где же здесь можно что-то найти? Глина да песок. К тому же уровень воды в море за сотни лет много раз поднимался и опускался. Размер и границы острова постоянно менялись. Старики говорили, что в давние времена над водой, бывало, появлялся перешеек, соединяющий остров с полуостровом Карелина. И туда можно было пройти по отмелям, а в иные годы даже и посуху. Позднее перешеек был размыт волнами и течениями. Да и уровень моря в последние годы сильно поднялся. Теперь здесь проходят не только рыбацкие лодки, но в некоторых местах даже суда с малой осадкой. Но эти места знают только несколько человек из старожилов.
Через полчаса уставшие друзья с трудом выбрались на берег, где их уже искали рыбаки, поднятые отцом Кенжегали после начала шторма.
Долго сидели у костра, согреваясь и обсуждая своё спасение. Леонард вспомнил слова друга, услышанные в самые трудные минуты:
–– А что ты кричал про железный кол? … Или мне послышалось?
Рыбаки засмеялись, а Кенжегали объяснил, увидев удивление Леона:
–– Железный Кол. Подпорка. Темир-казык. Так у нас называют Полярную звезду. В ночном небе она всегда неподвижна при вращении остальных светил, и её сравнивают с вбитым колом, к которому тянется след золотой цепи, и вокруг которого, подобно животным на привязи, ходят звезды.
Ильины и Дубинин, вернувшиеся из Персии, не сразу узнали о случившемся. Сначала хотели наказать всех. Молодых «мореплавателей» за неоправданную самоуверенность: взялись за дело, которое и взрослым не всем по плечу. Отца Кенжегали за то, что опрометчиво доверил лодку и отпустил неопытных подростков одних в опасное плавание.
Но всё обошлось. Плохое быстро забывается, а хорошее остаётся в памяти надолго. Ильины уехали домой, поблагодарив Кенжегали и пригласив к себе в Оренбург. А Дубинин устроил его на обучение в уездное училище и взял на работу и проживание в своё имение.
После окончания училища Кенжегали работал смотрителем в перерабатывающем цехе, на складах и ледниках Дубинина. В тысяча девятьсот четырнадцатом был призван на фронт. Вернулся через три года и переехал в Оренбург, где Ильин предложил ему работу в своей компании. Николай Сергеевич часто и надолго уезжал в другие города и за границу. Ему нужен был надёжный человек, которому он мог бы доверить присмотр и охрану домов, магазинов, складов во время своего отсутствия.
1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
Закрытые двери комнат вдоль узкого и тесного коридора, когда-то казавшегося просторным, как улица. Дом, похоже, давно не проветривался, окна с лета не открывались. Запах дыма от печи и самовара, казалось, въелся в старые стены. Душно, сыро, темно.
–– А что, электрического освещения у вас нет?
–– Было при хозяине. Да как посадили его, так мы и не включаем это ликтричество. Побаиваемся мы его, батюшка. Нам керосинка сподручнее. Да и нет никого здесь кроме меня, сторожей да кухарки. Зачем зря деньги тратить.
Старая экономка, переехавшая в Оренбург из провинциального Илецка после ареста Николая Сергеевича Ильина, чтобы следить за порядком в его опустевшем доме, проводила Леонарда с другом в комнату на втором этаже, где он жил до отъезда в Москву.
–– А где же его дочери? –– удивился Леонард, вспомнив своих троюродных сестёр.
–– В Самаре они. И младшенькая Олюшка и Елена с мужем. Выросли, разъехались. Думала, здесь их увижу, но не застала. Я ведь нянчилась с ними. Как родные они мне. А вот уж два года, почитай, не виделись.
Открыв знакомую дверь, Леонард растерялся: большой и яркий мир, где он прожил долгие годы и о котором с нежностью вспоминал в холодной ссылке, исчез. Свет лампы немного раздвинул стены маленькой комнаты, тесно заставленной старой, тяжёлой, пыльной мебелью.
Экономка, оглянувшись, понимающе покачала головой и грустно улыбнулась:
–– Это не комната стала меньше. … Это ты вырос, Лёня.
Только матушка так называла Леонарда.
–– Узнала меня, Анна Степановна?
–– Да как не узнать. Вылитый Иван Леонидович. Пропал он, горемыка. А потом и родительница ваша упокоилась. Как свечка угасла. … Всё порушилось, –– вздохнула экономка. –– Вот и дядюшку вашего, Николая Сергеевича, заарестовали. Мыкается, сердешный, в узилище.
