Мы очутились у давно знакомого кафе. Эстер сказала, что пойдёт за чашкой горячего шоколада, а я решила не дразнить свой желудок — карманных денег я была лишена, и это было наказанием мне за якобы кражу копилки. Обидно было — это ещё слабо сказано, пропасть между мной и родителями лишь усиливалась. Я надеялась, что хоть словам математика они вняли, но не тут-то было… Их позиция не изменилась: я сама виновата, что мне нет житья, что всё я выдумываю и вообще, мне пора избавляться от воззрения, что все кругом плохие, а я одна хорошая. Доверия уже не было никакого.
— Ну, что вы у входа толпитесь? — спросила Симона, открывая дверь. — Проходите, чего вам на улице прохлаждаться?
И мы вошли в уже изученный от и до зал. В этот час здесь было лишь два посетителя. На кассе стояла женщина лет тридцати, а рядом с ней — сам Рудольф Кауффельдт.
— Пап, привет! — беззаботно крикнула Симона, и Рудольф в ответ улыбнулся во всю ширину своего рта. Это был приземистый плотный мужчина, примерно одного со мной роста. Как и полагается владельцу ресторана, он одет респектабельно: в отглаженный костюмчик. Лицо его неподвижно, губы плотно сжаты, он напоминает какого-нибудь чиновника. Рудольф кажется мне будто бы восковым — выхолощен до предела — даже волосы у него буквально прилизаны на косой пробор. «С него бы карикатуры рисовать», — думала я, глядя на него.
— Вас я помню, да, — приветливо кивнул он нам. — Вот вы, фройляйн, что-то перестали к нам ходить, — посмотрел он на меня.
— Ну… Мне не на что, — вздохнула я.
— А… Это вас из-за того случая наказали, да?
— Не сыпьте мне соль на рану, — буркнула я. — Я вообще ни за что пострадала!
Лукавила я — копилку-то я не брала, а вот лицо Хильде распорола.
— Ну, бывает, что поделать. Я там не был, не мне судить… Так, Симона, что за дело у тебя?
— Папа, — вдохнула Симона, — мне нужно пять крон.
— Пять? — поморщился Рудольф. — Может, трёх хватит, а?
— Пять, папа.
— А зачем тебе?
— Ну… Мало ли, какие расходы могут возникнуть… Просто нужно.
Они ещё минуты две торговались, и тогда, наконец, Кауффельдт поддался уговорам дочери и сказал кассирше отсчитать ровно пять крон.
— Вот ведь скупердяй! — шепнула Симона. — Сидит на них, как собака на сене!
Пока кассирша считала мелочь, из подсобки доносился монотонный голос фрау Рихтер. Она считала скатерти, салфетки и прочий ресторанный инвентарь. Если она сейчас выйдет, закатит скандал, почему Рудольф такой расточительный. По счастью, кассирша успела отсчитать нужную сумму и, поговорив с ресторатором, куда-то побежала.
— Эмма, можешь на кассе подежурить? — спросил Рудольф Кауфффельдт.
— Не сбивай меня со счёта, — донеслось из подсобки. — И с какой радости мне там стоять? Куда кассирша ушла?
— На вокзал — родственников встретить, — пояснил Рудольф. — Давай-ка, Эмма, поторопись.
— Не подгоняй меня!
Я краем глаза наблюдала, как Эстер, вдохнув носом припрятанный кокаин, сперва расслабляется, затем быстро начинает уминать печенье за обе щеки, как хомяк. В ту же секунду Симона завизжала и с грохотом упала на пол.
— Господи, ты, Боже мой! — выругался Рудольф. — Осторожней надо быть — пол только что вымыли!
Он помог Симоне встать и участливо спросил, не болит ли чего.
— Нога, — простонала Симона. — Кажется, подвернула.
— Ой, такая ли беда, — проворчал Рудольф. — В кого ты такая неженка? Не сломала ничего, и на том спасибо.
Тут мне в глаза бросилось странное зрелище — Сара копошилась где-то у стойки, а потом ещё где-то полминуты поправляла манжет левого рукава. Смутные догадки относительно того, что случилось, постепенно закрадывались в мою голову. Не иначе, что-то стянула уже, воспользовавшись замешательством ресторатора и отсутствием кассирши.
— Домой дойдёшь? — она тотчас метнулась к Симоне.
Говорила она томным, бархатным голосом. Её акцент в такие минуты звучал даже красиво. Она мастерски прикидывалась милой и заботливой, и как ни странно, эти уловки срабатывали! Сара — настоящий дьяволёнок с природным даром убеждения. Симона в ответ молча кивнула и поковыляла к столику, за которым сидела Эстер. Я же, как завороженная, наблюдала за странными телодвижениями Сары. Почему она так долго копошится в сумке? Не слишком ли долго она ищет упавшую под стол монетку? «Украла, что-то уже украла!» — вертелось у меня на языке. И ведь опять могу пострадать я… Соблазн рвануться к Саре, вырвать у неё из рук краденое и предъявить ресторатору пойманную с поличным воровку был велик, как никогда. Но вдруг мне показалось? Может Сара и не брала ничего, а я просто наговорила на подругу… Нет-нет, надо держать себя в руках. В конце концов, сам Кауффельдт видел, что я даже не подходила к кассе.
Хорватка же выглядела беззаботной и весёлой. Всю дорогу она охотно разговаривала с нами, шутила, а как только мы дошли до дома Эстер, она внезапно воскликнула:
— Слушай, я ж тебе портсигар на передержку отдала! Он у тебя?
У Эстер от удивления глаза на лоб полезли. Конечно, случалось так, что из головы у неё что-то вылетало, но вот то, что никакого портсигара у неё с собой нет, она помнила отлично. В спешке она проверила карманы. Ничего. А вот в сумке, рядом с учебниками и тетрадями, он самый — портсигар, служащий хранилищем всяких мелких безделушек Сары Манджукич. Что-то бессвязно мыча, Эстер отдала хорватке портсигар и удалилась.
Я шла домой с тяжёлым камнем на душе. Предчувствие беды не покидало меня. Опять крайней буду я, меня исключат и… Пулей влетев в свою комнату, я плюхнулась на кровать и прикрыла глаза, стараясь отогнать непрошеные мысли. Но нет, всё снова было слишком очевидно. Слишком уж хорошо я знала Сару и её привычку воровать всё, что плохо лежит.
«Что-то будет, что-то обязательно будет», — вертелось у меня в голове всё следующее утро. Войдя в класс, я заметила, что и Симона какая-то хмурая. Похоже, пропажа обнаружилась. Что украла Сара? Деньги или что-то ещё?
Сама Манджукич спокойно сидела на своём месте и прихорашивалась, глядя в портативное зеркальце. Мила дремала, развалившись на своей парте. Счастливица — ничего не видела.
— Эй, Анна, чего такая хмурая? — спросила Сара с наигранной беспечностью.
— Да вот, — я решила не медлить и буквально атаковала с порога: — Что ты делала у кассы?
— Стояла, — хмыкнула Сара. — А что я там могла делать? Э, подруга, ты точно не сестричка Милы? А то крыша у вас едет одинаково.
От одного упоминания моего мнимого родства с Гранчар, я скрипнула зубами. Жаль, у меня не было доказательств… Ну уж нет, если и в этот раз обвинят меня, я Сару покрывать не буду!
Так прошло два или три урока, началась большая перемена. В этот момент вошла классная дама, а вместе с ней — худенькая миниатюрная женщина.
— Попрошу всех остаться на местах! — крикнула фройляйн Гауптманн.
Симона в одно мгновение стала белей мела и отчаянно закричала:
— Тётя! Зачем ты здесь?!
Только тут мы — Сара, Мила, Эстер и я узнаём в гостье Эмму Рихтер — тётю Симоны. Ту самую, что в бытовке хозяйничала. Я и раньше её видела в кафетерии и на улице, но внимания не обращала. Слишком уж простецки она выглядела для совладелицы ресторана.
— Девочки, внимание! — крикнула классная дама, обратив на себя внимание всего класса. — Фрау Рихтер, ещё раз покажите, кто приходил к вам в кафе?
Фрау Рихтер внимательно оглядела всех нас и вскоре ткнула пальцем в Эстер.
— Эта была! Глаза у неё красные, это я точно помню. Эта тёмненькая, — указывает на Сару, — была. И эти две — тоже.
Я в недоумении стою, разведя руками и поглядываю на Милу. Та, приоткрыв рот и замерев, точно так же, как и когда её учитель о чём-нибудь спрашивает, непонимающе разводит руками. Она-то что? Она вообще у вешалки стояла и уж точно ни к Рудольфу Кауффельдту, ни к фрау Рихтер не подходила, и когда Симона подвернула ногу, поскользнувшись на мокром полу, она даже не подбежала, лишь удостоверившись, что ничего серьёзного нет, спокойно повернула назад, приняв от Эстер несколько печенюшек. Что случилось? А вот у кассы в тот момент, когда Рудольф Кауффельдт отсчитывал Симоне пять крон мелкими монетами, были как раз я и Сара. Смутные догадки относительно того, что же случилось, постепенно приходили ко мне. Ну конечно — Сара взяла из кассы деньги, и фрау Рихтер, пересчитав, хватилась их! И внезапное падение Симоны было отнюдь не случайным, и возня Сары с левым рукавом своего форменного платья, и загадочное попадание портсигара в сумку Эстер — всё это звенья одной цепи.
Фройляйн Гауптманн встрепенулась и дрожащим от волнения голосом произнесла:
— Так, Келлер, Манджукич, Зигель, Гранчар и Кауффельдт, всем явиться в учительскую! Мне придётся доложить фрау Вельзер о случившемся, всё очень серьёзно.
У нас в запасе один урок — урок географии, после которого нас ждёт разбирательство. Подумать только — ещё даже страсти после случая с шилом и распоротым лицом Хильды Майер не улеглись, как бах — и новое происшествие. Наша гимназия точно заговоренная. Одноклассницы облепили нас и давай расспрашивать, кто чего и как. А мы не знаем ничего. Вернее, я и Сара делаем вид, что не знаем.
— Ну да! — кричат нам. — Не знаете вы! А за что вас после уроков в учительскую зовут?
Гранчар в ответ что-то бессвязно мычит, Келлер от волнения глотает и звуки, и целые слова, а Сара будто уверена, что произошло просто небольшое недоразумение. Однако ей, похоже, едва верили, помня про историю с кражей копилки. Ещё немного, и нашей гренадерше Хельге придётся уже от Сары оттаскивать кого-то из одноклассниц. Опять я поймала на себе десятки косых взглядов, однако никто не решался обвинить меня, да и у остальных были такие искренние растерянные лица, что нам поверили, что мы ничего не знаем.
Кончились уроки. Симона хватает меня за руку и шепчет:
— Имей в виду — и остальным скажи: вы ничего не знаете! Она решила, что вы обокрали моего отца! Она всё врёт! Скряга, хуже отца… Пока замуж за Рихтера не вышла, была нормальной… Боже ты мой! Ждите меня, я скоро! — Симона буквально подрывается с места и выбегает из гимназии, надевая пальто на ходу. Я медленно с понурым видом иду в учительскую. В отношении меня давно действует презумпция виновности — чуть что украдут, или какой ещё инцидент, скажут, Зигель опять виновата. И ладно бы действительно виновата была, так нет же! Я иду позади всех и останавливаюсь, заслышав голоса. Один из них принадлежит Ингрид. На секунду задержавшись, я вижу в рекреации Филиппа Гранчара. Он по-прежнему худой и бледный, однако вида молодцеватого — не забывает за собой следить.
— Не-не, что вы, Мила вообще никогда не воровала, — говорил Филипп. —
Попрошайничала — да, но воровать…
— Я знаю, Мила не способна на такое, — отвечала Инга. — Но эта поганка может и свалить на неё! После того случая…
Не раз уже после того омерзительного случая с портретом из уст Инги слышались такие нелестные слова, как «поганка», «дрянь» и прочие.
— Спокойно, Инга — всё будет хорошо, я уверен, Мила ни при чём.
— Может, я всё же пойду?
— Нет-нет, это лишнее.
«Вот так номер! То-то бы удивились наши курицы, увидев всё это», — думала я, ускоряя шаг. Нет-нет, я не буду распускать язык. Однажды я уже потеряла доверие Инги, а если и теперь начну такие сплетни распускать… Пора было «на суд», то бишь, в учительскую. В этот раз все учителя вышли. Фрау Вельзер заняла место за столом, рядом с ней сидела Эмма Рихтер, а на диванах примостились Филипп Гранчар, мои родители, прислуга Келлеров и темноволосый с проседью мужчина — Вальтер Манджукич, отец Сары. Последний уже смотрел на дочь тяжёлым немигающим взглядом, как бы спрашивая, где она уже успела «отличиться». Сара испуганно пожимала плечами и шевелила губами, пытаясь, очевидно, убедить отца, что она ни в чём не виновата. Классная дама наблюдала со стороны. Мы же сели на приготовленные нам стулья. «Как настоящие подсудимые», — подумала я.
— Так, фрау Рихтер, расскажите подробно: что случилось?
— Рассказываю, — начала тётя. — Вчера вместе с Симоной пришли ещё четыре девочки. Они вертелись около кассы, разговаривали с Рудольфом, потом Симона вдруг упала и подвернула ногу. Рудольф отвлёкся, а они что-то там возились, оглядывались. Я потом пересчитала — пропало пятнадцать крон! Я уверена, их украли!
— Та-ак, прелестно, — строго заметила фройляйн Гауптманн. — Почему вы так уверены, что украли их именно они?
— Ну так сами посудите: после их прихода я вдруг недосчиталась пятнадцати крон! Мы с кассиршей всё проверили. Ошибки быть не может! Это как понимать?
Действительно, всё было просто, как дважды два. Должно быть, и Эстер сейчас поняла, что к чему, хотя она только несла в своей сумке злосчастный портсигар. Но если она укажет на Сару или на меня, то Сара легко парирует, мол воровка — Келлер, а на неё пытается лишь спихнуть ответственность, иначе откуда у неё в сумке портсигар, который она никогда не носила с собой?
— Девочки, предлагаю виновной самой сознаться, — строго посмотрела на нас фрау Вельзер.
Но никто не сказал «я украла». И Эстер с Сарой не сказали «мы украли», хотя участие первой ограничивалось лишь передержкой злосчастного портсигара. Мы все практически слово в слово рассказывали одно и то же. А я, поймав на себе скептический взгляд начальницы, протянула вперёд запястья и произнесла:
— Да-да, опять я во всём виновата! После того, как вы меня, не разобравшись обвинили в краже копилки, я уже ничему не удивлюсь. Ведите меня сразу в полицию, чего уж там!
— Анна, не паясничай! — резко обрывает меня мама и я замолкаю, подсознательно готовясь к тому, что опять я окажусь во всём виноватой.
— Что за спектакль вы затеяли? — вдруг перебил всех собравшихся Филипп Гранчар. — Мила ни при чём, и сами девочки подтверждают, что она вообще у вешалки торчала! Вы меня только за этим с работы дёрнули?! А если сейчас что-то сломается? Вам плевать, да? Прекратите этот цирк сей же час!
Он изображал раздражение и злость очень натурально, как заправский актёр. Я бы подумала, что он снова не в себе, если бы не видела, как мило, почти по-домашнему, он беседовал с Ингой. И хотя сама Мила, да и её отец знали, что каяться не в чем, волновались не меньше моего.
В это время дверь дважды приоткрылась. Наверное, мне кажется. Ан-нет, в скором времени дверь отворилась и в учительскую вошёл не кто иной, как наш грозный математик.
— Добрый день, фрау Вельзер, — он сразу обратил внимание на постные и хмурые лица всех присутствующих и поинтересовался: — А что тут у нас стряслось?
— Вы, наверное, слышали, что у фрау Рихтер кто-то украл пятнадцать крон? — спросила фрау Вельзер. — Мы разбираем пока, что к чему.
— Понимаю, а эти, — он оглядел всех нас, — тут при чём?
— В том-то и дело, что пропажу мы обнаружили как раз после их визита, — встряла фрау Рихтер.
— Очень интересно, — нахмурился Бекермайер. — Так, Келлер, продублируйте, пожалуйста, всё, что вы ранее сказали.
Хитрая тактика — заставить человека повторить всё, что он рассказывал ранее. Тут сбиться легко, если ты в чём-то виноват, волнение будет не скрыть.
— Мы пришли в кафетерий, я купила чашку какао, — с некоторой раздражённостью говорила она. — Потом Симона подвернула ногу, мы отвлеклись на её крик, ну, а потом герр Кауффельдт отдал Симоне пять крон мелочью. Посидели ещё и ушли. Всё.
— Ну, что вы у входа толпитесь? — спросила Симона, открывая дверь. — Проходите, чего вам на улице прохлаждаться?
И мы вошли в уже изученный от и до зал. В этот час здесь было лишь два посетителя. На кассе стояла женщина лет тридцати, а рядом с ней — сам Рудольф Кауффельдт.
— Пап, привет! — беззаботно крикнула Симона, и Рудольф в ответ улыбнулся во всю ширину своего рта. Это был приземистый плотный мужчина, примерно одного со мной роста. Как и полагается владельцу ресторана, он одет респектабельно: в отглаженный костюмчик. Лицо его неподвижно, губы плотно сжаты, он напоминает какого-нибудь чиновника. Рудольф кажется мне будто бы восковым — выхолощен до предела — даже волосы у него буквально прилизаны на косой пробор. «С него бы карикатуры рисовать», — думала я, глядя на него.
— Вас я помню, да, — приветливо кивнул он нам. — Вот вы, фройляйн, что-то перестали к нам ходить, — посмотрел он на меня.
— Ну… Мне не на что, — вздохнула я.
— А… Это вас из-за того случая наказали, да?
— Не сыпьте мне соль на рану, — буркнула я. — Я вообще ни за что пострадала!
Лукавила я — копилку-то я не брала, а вот лицо Хильде распорола.
— Ну, бывает, что поделать. Я там не был, не мне судить… Так, Симона, что за дело у тебя?
— Папа, — вдохнула Симона, — мне нужно пять крон.
— Пять? — поморщился Рудольф. — Может, трёх хватит, а?
— Пять, папа.
— А зачем тебе?
— Ну… Мало ли, какие расходы могут возникнуть… Просто нужно.
Они ещё минуты две торговались, и тогда, наконец, Кауффельдт поддался уговорам дочери и сказал кассирше отсчитать ровно пять крон.
— Вот ведь скупердяй! — шепнула Симона. — Сидит на них, как собака на сене!
Пока кассирша считала мелочь, из подсобки доносился монотонный голос фрау Рихтер. Она считала скатерти, салфетки и прочий ресторанный инвентарь. Если она сейчас выйдет, закатит скандал, почему Рудольф такой расточительный. По счастью, кассирша успела отсчитать нужную сумму и, поговорив с ресторатором, куда-то побежала.
— Эмма, можешь на кассе подежурить? — спросил Рудольф Кауфффельдт.
— Не сбивай меня со счёта, — донеслось из подсобки. — И с какой радости мне там стоять? Куда кассирша ушла?
— На вокзал — родственников встретить, — пояснил Рудольф. — Давай-ка, Эмма, поторопись.
— Не подгоняй меня!
Я краем глаза наблюдала, как Эстер, вдохнув носом припрятанный кокаин, сперва расслабляется, затем быстро начинает уминать печенье за обе щеки, как хомяк. В ту же секунду Симона завизжала и с грохотом упала на пол.
— Господи, ты, Боже мой! — выругался Рудольф. — Осторожней надо быть — пол только что вымыли!
Он помог Симоне встать и участливо спросил, не болит ли чего.
— Нога, — простонала Симона. — Кажется, подвернула.
— Ой, такая ли беда, — проворчал Рудольф. — В кого ты такая неженка? Не сломала ничего, и на том спасибо.
Тут мне в глаза бросилось странное зрелище — Сара копошилась где-то у стойки, а потом ещё где-то полминуты поправляла манжет левого рукава. Смутные догадки относительно того, что случилось, постепенно закрадывались в мою голову. Не иначе, что-то стянула уже, воспользовавшись замешательством ресторатора и отсутствием кассирши.
— Домой дойдёшь? — она тотчас метнулась к Симоне.
Говорила она томным, бархатным голосом. Её акцент в такие минуты звучал даже красиво. Она мастерски прикидывалась милой и заботливой, и как ни странно, эти уловки срабатывали! Сара — настоящий дьяволёнок с природным даром убеждения. Симона в ответ молча кивнула и поковыляла к столику, за которым сидела Эстер. Я же, как завороженная, наблюдала за странными телодвижениями Сары. Почему она так долго копошится в сумке? Не слишком ли долго она ищет упавшую под стол монетку? «Украла, что-то уже украла!» — вертелось у меня на языке. И ведь опять могу пострадать я… Соблазн рвануться к Саре, вырвать у неё из рук краденое и предъявить ресторатору пойманную с поличным воровку был велик, как никогда. Но вдруг мне показалось? Может Сара и не брала ничего, а я просто наговорила на подругу… Нет-нет, надо держать себя в руках. В конце концов, сам Кауффельдт видел, что я даже не подходила к кассе.
Хорватка же выглядела беззаботной и весёлой. Всю дорогу она охотно разговаривала с нами, шутила, а как только мы дошли до дома Эстер, она внезапно воскликнула:
— Слушай, я ж тебе портсигар на передержку отдала! Он у тебя?
У Эстер от удивления глаза на лоб полезли. Конечно, случалось так, что из головы у неё что-то вылетало, но вот то, что никакого портсигара у неё с собой нет, она помнила отлично. В спешке она проверила карманы. Ничего. А вот в сумке, рядом с учебниками и тетрадями, он самый — портсигар, служащий хранилищем всяких мелких безделушек Сары Манджукич. Что-то бессвязно мыча, Эстер отдала хорватке портсигар и удалилась.
Я шла домой с тяжёлым камнем на душе. Предчувствие беды не покидало меня. Опять крайней буду я, меня исключат и… Пулей влетев в свою комнату, я плюхнулась на кровать и прикрыла глаза, стараясь отогнать непрошеные мысли. Но нет, всё снова было слишком очевидно. Слишком уж хорошо я знала Сару и её привычку воровать всё, что плохо лежит.
«Что-то будет, что-то обязательно будет», — вертелось у меня в голове всё следующее утро. Войдя в класс, я заметила, что и Симона какая-то хмурая. Похоже, пропажа обнаружилась. Что украла Сара? Деньги или что-то ещё?
Сама Манджукич спокойно сидела на своём месте и прихорашивалась, глядя в портативное зеркальце. Мила дремала, развалившись на своей парте. Счастливица — ничего не видела.
— Эй, Анна, чего такая хмурая? — спросила Сара с наигранной беспечностью.
— Да вот, — я решила не медлить и буквально атаковала с порога: — Что ты делала у кассы?
— Стояла, — хмыкнула Сара. — А что я там могла делать? Э, подруга, ты точно не сестричка Милы? А то крыша у вас едет одинаково.
От одного упоминания моего мнимого родства с Гранчар, я скрипнула зубами. Жаль, у меня не было доказательств… Ну уж нет, если и в этот раз обвинят меня, я Сару покрывать не буду!
Так прошло два или три урока, началась большая перемена. В этот момент вошла классная дама, а вместе с ней — худенькая миниатюрная женщина.
— Попрошу всех остаться на местах! — крикнула фройляйн Гауптманн.
Симона в одно мгновение стала белей мела и отчаянно закричала:
— Тётя! Зачем ты здесь?!
Только тут мы — Сара, Мила, Эстер и я узнаём в гостье Эмму Рихтер — тётю Симоны. Ту самую, что в бытовке хозяйничала. Я и раньше её видела в кафетерии и на улице, но внимания не обращала. Слишком уж простецки она выглядела для совладелицы ресторана.
— Девочки, внимание! — крикнула классная дама, обратив на себя внимание всего класса. — Фрау Рихтер, ещё раз покажите, кто приходил к вам в кафе?
Фрау Рихтер внимательно оглядела всех нас и вскоре ткнула пальцем в Эстер.
— Эта была! Глаза у неё красные, это я точно помню. Эта тёмненькая, — указывает на Сару, — была. И эти две — тоже.
Я в недоумении стою, разведя руками и поглядываю на Милу. Та, приоткрыв рот и замерев, точно так же, как и когда её учитель о чём-нибудь спрашивает, непонимающе разводит руками. Она-то что? Она вообще у вешалки стояла и уж точно ни к Рудольфу Кауффельдту, ни к фрау Рихтер не подходила, и когда Симона подвернула ногу, поскользнувшись на мокром полу, она даже не подбежала, лишь удостоверившись, что ничего серьёзного нет, спокойно повернула назад, приняв от Эстер несколько печенюшек. Что случилось? А вот у кассы в тот момент, когда Рудольф Кауффельдт отсчитывал Симоне пять крон мелкими монетами, были как раз я и Сара. Смутные догадки относительно того, что же случилось, постепенно приходили ко мне. Ну конечно — Сара взяла из кассы деньги, и фрау Рихтер, пересчитав, хватилась их! И внезапное падение Симоны было отнюдь не случайным, и возня Сары с левым рукавом своего форменного платья, и загадочное попадание портсигара в сумку Эстер — всё это звенья одной цепи.
Фройляйн Гауптманн встрепенулась и дрожащим от волнения голосом произнесла:
— Так, Келлер, Манджукич, Зигель, Гранчар и Кауффельдт, всем явиться в учительскую! Мне придётся доложить фрау Вельзер о случившемся, всё очень серьёзно.
У нас в запасе один урок — урок географии, после которого нас ждёт разбирательство. Подумать только — ещё даже страсти после случая с шилом и распоротым лицом Хильды Майер не улеглись, как бах — и новое происшествие. Наша гимназия точно заговоренная. Одноклассницы облепили нас и давай расспрашивать, кто чего и как. А мы не знаем ничего. Вернее, я и Сара делаем вид, что не знаем.
— Ну да! — кричат нам. — Не знаете вы! А за что вас после уроков в учительскую зовут?
Гранчар в ответ что-то бессвязно мычит, Келлер от волнения глотает и звуки, и целые слова, а Сара будто уверена, что произошло просто небольшое недоразумение. Однако ей, похоже, едва верили, помня про историю с кражей копилки. Ещё немного, и нашей гренадерше Хельге придётся уже от Сары оттаскивать кого-то из одноклассниц. Опять я поймала на себе десятки косых взглядов, однако никто не решался обвинить меня, да и у остальных были такие искренние растерянные лица, что нам поверили, что мы ничего не знаем.
Кончились уроки. Симона хватает меня за руку и шепчет:
— Имей в виду — и остальным скажи: вы ничего не знаете! Она решила, что вы обокрали моего отца! Она всё врёт! Скряга, хуже отца… Пока замуж за Рихтера не вышла, была нормальной… Боже ты мой! Ждите меня, я скоро! — Симона буквально подрывается с места и выбегает из гимназии, надевая пальто на ходу. Я медленно с понурым видом иду в учительскую. В отношении меня давно действует презумпция виновности — чуть что украдут, или какой ещё инцидент, скажут, Зигель опять виновата. И ладно бы действительно виновата была, так нет же! Я иду позади всех и останавливаюсь, заслышав голоса. Один из них принадлежит Ингрид. На секунду задержавшись, я вижу в рекреации Филиппа Гранчара. Он по-прежнему худой и бледный, однако вида молодцеватого — не забывает за собой следить.
— Не-не, что вы, Мила вообще никогда не воровала, — говорил Филипп. —
Попрошайничала — да, но воровать…
— Я знаю, Мила не способна на такое, — отвечала Инга. — Но эта поганка может и свалить на неё! После того случая…
Не раз уже после того омерзительного случая с портретом из уст Инги слышались такие нелестные слова, как «поганка», «дрянь» и прочие.
— Спокойно, Инга — всё будет хорошо, я уверен, Мила ни при чём.
— Может, я всё же пойду?
— Нет-нет, это лишнее.
«Вот так номер! То-то бы удивились наши курицы, увидев всё это», — думала я, ускоряя шаг. Нет-нет, я не буду распускать язык. Однажды я уже потеряла доверие Инги, а если и теперь начну такие сплетни распускать… Пора было «на суд», то бишь, в учительскую. В этот раз все учителя вышли. Фрау Вельзер заняла место за столом, рядом с ней сидела Эмма Рихтер, а на диванах примостились Филипп Гранчар, мои родители, прислуга Келлеров и темноволосый с проседью мужчина — Вальтер Манджукич, отец Сары. Последний уже смотрел на дочь тяжёлым немигающим взглядом, как бы спрашивая, где она уже успела «отличиться». Сара испуганно пожимала плечами и шевелила губами, пытаясь, очевидно, убедить отца, что она ни в чём не виновата. Классная дама наблюдала со стороны. Мы же сели на приготовленные нам стулья. «Как настоящие подсудимые», — подумала я.
— Так, фрау Рихтер, расскажите подробно: что случилось?
— Рассказываю, — начала тётя. — Вчера вместе с Симоной пришли ещё четыре девочки. Они вертелись около кассы, разговаривали с Рудольфом, потом Симона вдруг упала и подвернула ногу. Рудольф отвлёкся, а они что-то там возились, оглядывались. Я потом пересчитала — пропало пятнадцать крон! Я уверена, их украли!
— Та-ак, прелестно, — строго заметила фройляйн Гауптманн. — Почему вы так уверены, что украли их именно они?
— Ну так сами посудите: после их прихода я вдруг недосчиталась пятнадцати крон! Мы с кассиршей всё проверили. Ошибки быть не может! Это как понимать?
Действительно, всё было просто, как дважды два. Должно быть, и Эстер сейчас поняла, что к чему, хотя она только несла в своей сумке злосчастный портсигар. Но если она укажет на Сару или на меня, то Сара легко парирует, мол воровка — Келлер, а на неё пытается лишь спихнуть ответственность, иначе откуда у неё в сумке портсигар, который она никогда не носила с собой?
— Девочки, предлагаю виновной самой сознаться, — строго посмотрела на нас фрау Вельзер.
Но никто не сказал «я украла». И Эстер с Сарой не сказали «мы украли», хотя участие первой ограничивалось лишь передержкой злосчастного портсигара. Мы все практически слово в слово рассказывали одно и то же. А я, поймав на себе скептический взгляд начальницы, протянула вперёд запястья и произнесла:
— Да-да, опять я во всём виновата! После того, как вы меня, не разобравшись обвинили в краже копилки, я уже ничему не удивлюсь. Ведите меня сразу в полицию, чего уж там!
— Анна, не паясничай! — резко обрывает меня мама и я замолкаю, подсознательно готовясь к тому, что опять я окажусь во всём виноватой.
— Что за спектакль вы затеяли? — вдруг перебил всех собравшихся Филипп Гранчар. — Мила ни при чём, и сами девочки подтверждают, что она вообще у вешалки торчала! Вы меня только за этим с работы дёрнули?! А если сейчас что-то сломается? Вам плевать, да? Прекратите этот цирк сей же час!
Он изображал раздражение и злость очень натурально, как заправский актёр. Я бы подумала, что он снова не в себе, если бы не видела, как мило, почти по-домашнему, он беседовал с Ингой. И хотя сама Мила, да и её отец знали, что каяться не в чем, волновались не меньше моего.
В это время дверь дважды приоткрылась. Наверное, мне кажется. Ан-нет, в скором времени дверь отворилась и в учительскую вошёл не кто иной, как наш грозный математик.
— Добрый день, фрау Вельзер, — он сразу обратил внимание на постные и хмурые лица всех присутствующих и поинтересовался: — А что тут у нас стряслось?
— Вы, наверное, слышали, что у фрау Рихтер кто-то украл пятнадцать крон? — спросила фрау Вельзер. — Мы разбираем пока, что к чему.
— Понимаю, а эти, — он оглядел всех нас, — тут при чём?
— В том-то и дело, что пропажу мы обнаружили как раз после их визита, — встряла фрау Рихтер.
— Очень интересно, — нахмурился Бекермайер. — Так, Келлер, продублируйте, пожалуйста, всё, что вы ранее сказали.
Хитрая тактика — заставить человека повторить всё, что он рассказывал ранее. Тут сбиться легко, если ты в чём-то виноват, волнение будет не скрыть.
— Мы пришли в кафетерий, я купила чашку какао, — с некоторой раздражённостью говорила она. — Потом Симона подвернула ногу, мы отвлеклись на её крик, ну, а потом герр Кауффельдт отдал Симоне пять крон мелочью. Посидели ещё и ушли. Всё.
