У меня есть дурная привычка вытирать перья обо что придется, и, желая уберечь дворцовую мебель, папа выделил мне человека в специальной одежде, о которую очень удобно вытирать перья. Юшан прослужил у меня целых два месяца, прежде чем папе пришла в голову идея насчет парламента. Я как раз рисовала чертиков, сидя в тронном зале. Я часто рисую разноцветных чертиков и рассылаю с дарственными надписями всем вероятным кандидатам в мужья. Возможно, папина политика от этого и страдает, зато наша армия всегда загружена работой. Больше войны, меньше лени.
Папа увидел Юшана, ему понравилась пышная седая борода моей перочистки, и он немедленно назначил беднягу премьером. Вначале я огорчилась, а потом решила, что чертей, в конце концов, можно рисовать и карандашом, было бы сходство. Я время от времени устраиваю в свою честь турниры, где и высматриваю будущие модели.
Покончив с моей тарелкой, лакей перешел к Юшановой. Он обложил пенсне салатом, присыпал мелко нарубленной петрушкой и в заключение небрежно стряхнул на стекла ложку сметаны. Лицо Юшана покрылось багровыми пятнами, он жалобно заморгал и уставился на изукрашенное пенсне совершенно ошалелым взглядом.
- Что вы не кушаете? - спросила я сладким голосочком.
Юшан вздрогнул и поспешно схватил вилку. Ната уже доедала перепелку и при этом еще ухитрялась строить глазки королю. Папа сидел чернее тучи, не обращая внимание на фаворитку, и искал повод взорваться. Ему не давали покоя воспоминания о моих поцелуях.
- Почему нет жабинье?! - рявкнул, наконец, Гарант Четвертый. - Сколько раз надо повторять, что без жабинье я завтрака не начну?!
Лакей за его спиной слегка изменился в лице и поспешно хлопнул в ладоши. На серебряном блюде внесли жабинье. Папа схватил все блюдо, вывернул его лакею на голову и удовлетворенно крякнул. Зловонная жижа растеклась по безукоризненной стрижке лакея и заляпала белую манишку.
- Ну вот, - сказал папа, - другое дело.
Ната вежливо хихикнула, а я бесцеремонно зевнула. Надоело. Одно и то же, каждый день.
Удостоверившись, что я не собираюсь прогуливать казнь, папа позволил мне доесть завтрак молча. Говорил он. Расхваливал нашего западного соседа: два месяца с ним воюем, а он не забывает регулярно поставлять нам жабинье из своих стратегических запасов. Очень предусмотрительный малый.
Животик у “предусмотрительного малого” не влезал в военные доспехи, я всегда игнорировала папины намеки, а западного соседа наловчилась изображать в виде беременного черта. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за западного еще в прошлом сезоне: у страны не хватает своих судоверфей и весь флот мы заказывали на западе. Ничего, обойдется! На суше воевать надо!
Я вышла из-за стола, сделала реверанс и пропела ласковым голосочком: “Приятного аппетита всем. Да будет ваш желудок полным”.
Король милостливо кивнул, я открыла было рот, чтобы попросить насчет Осто, но вдруг передумала. Сперва подыщу музыканта, чтобы не остаться совсем без любовника. Кстати, оркестр уже подготовил сопровождение к казни? Надо проверить.
Я сбежала вниз по лестнице, где в подземелье рядом с тюрьмой у нас располагался репетиционный зал. Там упражнялся оркестр, заодно усложняя жизнь заключенным.
Я прошла по коридору, ежась от сырости и проклиная стражу. Ни один не попался навстречу! За что кормим бездельников? Дверь в репетиционный зал я распахнула пинком ноги. Дверь пронзительно заскрипела и явила взору комнату с двумя рядами факелов на стенах, грудой нотных пюпитров в углу и с огромным портретом композитора Гуди, на цепях подвешенном к закопченному потолку. На оркестровом помосте стоял наш дирижер маэстро Талад, но палочку свою он держал почему-то в зубах, а не в руках. Лицо маэстро сияло неестественной белизной, обычно накрученные усы обвисли, а руки он заложил за спину точно, как Гуди на портрете. У ног маэстро стоял маленький пузатый бочонок, на сдвинутой крышке которого горела свеча. Больше в зале никого не было.
Поза дирижера показалась мне странноватой, на цыпочках я подошла поближе, заглянула вначале в безумно вытаращенные глаза маэстро, а потом в бочонок. Так и есть. Порох. Затаив дыхание, я бережно сняла свечу, задвинула крышку и поставила свечу обратно. Палочка выпала из зубов дирижера.
- Ради бога, леди, - сказал он необычайно хриплым голосом. - Развяжите мне ноги.
Только теперь я заметила тонкий шнурок, оплетающий лодыжки нашего маэстро, да и руки, видимо, тоже. Это как-то не возбудило во мне жалости (в свое время он изрядно надоел мне уроками музыки).
- Где ваш оркестр, маэстро?
- Я не виноват, леди. Музыканты заперлись в караулке. Этот негодяй обещал подорвать нас всех!
Нет, не буду любить музыкантов. Бежать, как стало баранов, и от кого?! От кого, кстати?
Вытаращенные глаза маэстро повернулись влево, и я тоже невольно поглядела влево. честно говоря, было на что посмотреть. Рост - метр девяносто, не меньше. Плечи, как у гладиатора, талия танцора, божественный профиль, а глаза... Тьфу, как у врага государства! За спиной злодея прятался какой-то гнусный старикан. Да это же Дану Алисо! Как же так?! Что такое? А как же наша казнь?!
- Кого я вижу? - удивленно вскинул брови незнакомец. - Принцесса Зноя? кстати.
- Стража!
Мой крик породил кошмарное эхо и пошел гудеть под сводами зала многоголосыми перекатами. Акустика все-таки отменная.
Незнакомец небрежно швырнул на пол связку ключей.
- Я их по камерам рассовал, не беспокойтесь.
Один справился со всей стражей и полуторным составом оркестра? Ни-че-го себе! Не слабо!
- Все равно вы отсюда не выберетесь, - ехидно заметила я. - Лучше сдайтесь добровольно.
- А вы зачем, милая принцесса? Вы меня проводите.
Он вытащил из кармана кольт сорок пятого калибра. У меня от возмущения горло перехватило, и пару секунд ничего кроме жалкого “ва-ва-ва” выговорить я не могла. Кольт? Сорок пятого?! Идиот!
При виде кольта маэстро тихо повалился в обморок. Я его понимаю, у меня самой колени задрожали, но так же нельзя! Я перевела дыхание и сказала тихо:
- Вы не станете стрелять в женщину.
Незнакомец опешил:
- Я не стану? Да, верно, не стану. Черт, что же делать?!
Не дожидаясь, пока его осенит, я метнулась к двери. Кольт выстрелил. Пуля свистнула у меня над ухом, ударила в стену и расколола факел. Я замерла.
- Я еще не насладился вашим обществом, - мягко сказал незнакомец.
Все равно дальше двора ему не прорваться, к чему трепыхаться. Я постаралась улыбнуться полюбезнее:
- Вы приглашаете меня на свою казнь?
Он на мгновение опешил:
- На казнь? Да нет, как будто бы. Всего лишь на прогулку.
Я улыбнулась настолько приветливо, что растаял бы даже айсберг.
- Очень мило с вашей стороны, - и подумала: “Интересно, дежурит ли на крыше хоть один снайпер?” Папа периодически сажает их туда для отстрела ворон. С тех пор, как одна птичка нагадила ему на корону, папа предпочитает, чтобы сверху падали дохлые вороны, а не помет.
- Позвольте предложить вам руку, - незнакомец изогнул руку кренделем и склонился в вычурном поклоне, ухитряясь при этом не сводить с меня револьвера.
Ладно-ладно, я тебе это припомню. Пять тысяч жареных каракатиц я скормлю тебе прежде, чем ты умрешь!
Я положила руку на сгиб его локтя и послушно засеменила к двери. Старый хрыч Алисо поплелся за нами.
Как этот камикадзе сюда проник?! Как он прошел охрану?! В нашем дворе нет ни единого деревца, газоны регулярно подстригают. Цветы сажают исключительно стелющиеся, чтобы стрелок не мог спрятаться на клумбе, в единственный фонтан папа посадил шпика с подзорной трубой. Посты у нас расставлены через каждые десять метров. Здоровенные гренадеры в лиловых мундирах и шапках из меха ондатры. У каждого громадное ружье в особом стояке, чтобы не портить полировку приклада. У каждого - двойной подбородок, чтобы не позорить королевскую кухню, и начищенные до блеска сапоги. Орлы!
Орлы все были на местах. Они все делали “на караул”, когда мы проходили мимо, и ни одна сволочь не заинтересовалась слегка прикрытым кружевами манжета кольтом. Их почему-то не удивляла унылая фигура государственного преступника позади нас и совершенно не шокировала ветхая одежда моего сопровождающего. Да, они видели у нас всякое, но надо же и бдительность иметь!
Я с надеждой посмотрела на крышу. Задрав голову, снайпер изучал небо. Нет, так не бывает! Сговорились они, что ли?!
Внушительный толчок под ребра заставил меня ускорить шаг и не глазеть по сторонам. Мы уже приближались к воротам, где стоял роскошный экипаж для деловых поездок (папа даже сидения велел отделать бархатом). На козлах дремал кучер.
- Вы нас подвезете, - сказал незнакомец. - Я люблю утренние поездки.
Его наглость буквально завораживала. Я без звука влезла в коляску, позволила ему сесть рядом с собой и даже не поморщилась, когда Дану Алисо взгромоздился на сидение напротив. Этот жалкий старик всегда был мне неприятен, а в роли государственного преступника особенно. Его седая бороденка вечно была растрепанна, а теперь в ней еще и запутались соломинки из тюремной постели. Папа не слишком-то тратился на содержание заключенных, и без того худой Дану вообще стал похожим на ходячий скелет. И вот такое пугало сидело совсем рядом! А я не поморщилась. Я была занята. Я обдумывала: как бы поэффектнее упасть в обморок и при этом не спровоцировать выстрел. Вообще-то я неплохо падаю в обмороки, но под дулом револьвера еще не приходилось.
- Трогай, любезный! - рявкнул незнакомец кучеру, тот спросонок стеганул лошадей, и я очень удачно привалилась к похитителю. Конечно, риск был, курок - штука нежная, но мне повезло: нервы незнакомца оказались крепкими, он не выстрелил. - Поезжай к лесу, - велел он кучеру, ловя мое сползающее тело. Делал он это весьма энергично и, надо сказать, профессионально.
- Как ты меня отыскал, Пташка? - тихо спросил Дану Алисо.
Пташка довольно небрежно задвинул меня в угол сидения. Коляска выехала за ворота замка, звонкий цокот копыт по булыжнику сменился глухим топотом по проселочной дороге. (Папа никак не соберется замостить дороги вокруг нашей летней резиденции.)
Пташка молчал не менее пяти минут.
- Разве я мог оставить тебя в беде? - наконец произнес он.
Как трогательно! Я могла бы расчувствоваться, если бы не мысль о проклятом револьвере, который похититель наверняка все еще держал в правой руке. Убедителен ли мой обморок? Едва мы минуем пустошь и въедем под сень леса, нас обнаружит четвертый пост конных гвардейцев. Осто, безусловно, подлец, но гвардия у него вымуштрована. Стоит только крикнуть...
- Я уже простился с жизнью, - продолжал Дану Алисо все так же негромко. - Старому жабоглоту не терпелось меня повесить.
“Старый жабоглот”? Слышал бы это папочка!
- Я многим обязан тебе, Алисо, - из-под опущенных ресниц я успела разглядеть, как Пташка сует за пояс свой нелепый револьвер. Мы въехали в лес, где под каждым кустом должен сидеть гвардеец. Я опять начала сползать с сидения и не без удовольствия ощутила крепкую руку, которая привлекла меня к себе. - Черт, какая слабонервная девица оказалась!
Я изо всех сил саданула похитителя локтем, и сдавленный вопль прозвучал для меня музыкой. Я, вероятно, спрыгнула бы с коляски, если бы не Дану Алисо. Мерзкий старикашка успел схватить меня, пока его приятель корчился от боли и сжать с нестарческой силой. Я заверещала лучшим из своих истошных криков, призывая гвардию, а перепуганный кучер зачем-то вновь стеганул кнутом гнедую пару. Мы понеслись, как угорелые, но я услышала рев боевого рога. Сейчас меня спасут!
Увесистая пощечина оборвала мои музыкальные упражнения. Зубы лязгнули, я прикусила язык и внезапно ощутила холодное дуло где-то возле левого уха.
- Молись! Чтобы нас не догнали, принцесса!
Кучер нещадно хлестал обезумевших лошадей. Ничего, скоро ты ответишь за содействие преступникам, олух! Что за народ у папочки?!
Рог звучал уже совсем рядом. Я увидела догоняющих нас всадников с изображением золотого ириса на плащах. Их было не меньше десятка, а впереди скакал сам Лани - бывший начальник дворцовой стражи. Зачем только папа его разжаловал?! При нем бы и муха не пролетела бы во дворец, не то, что Пташка. Лани привстал на стременах, пытаясь рассмотреть происходящее в коляске, и Пташка немедленно выстрелил. Стрелял этот негодяй неплохо: Лани схватился за грудь и осел в седле. Остальные открыли беспорядочную стрельбу из пистолетов. Несколько пуль пролетели над нашими головами, и кучер с криком рухнул с козел. Так тебе и надо!
Пташка палил безостановочно, и каждый выстрел находил цель. Лошади падали на всем скаку, потом вскакивали и уносились прочь, а всадник оставался лежать. Приотставший, видимо раненный, Лани что-то крикнул гортанно, уцелевшие придержали лошадей, развернулись и помчались обратно. Где-то там поворот на Эльсу, они могут проехать по тропе и успеть перехватить нас раньше, чем мы достигнем моста.
Пташка торопливо перезарядил револьвер и с тревогой посмотрел вперед. Оставленные без кучера лошади постепенно замедляли бег, брошенные вожжи волочились по земле и достать их не было никакой возможности.
- Придется прыгать, Дану!
Дану Алисо соскочил с коляски с прытью, которую никак нельзя было ожидать от старца. Я не успела обрадоваться освобождению: Пташка сдернул меня вслед за Дану, и мы кубарем покатились в придорожные кусты. К сожалению, никто из похитителей шею себе не свернул, а я больно ушибла коленку. Я не спешила вставать, но меня подняли и заставили бежать вперед. Тот, кто бегал по лесу, меня поймет. Это ужасно неудобно: все время надо через что-то перепрыгивать, продираться и при этом еще и не падать, и на грибах не поскальзываться, и ухитряться не разодрать лицо о сучья. Тьфу! И ни одного гвардейца на пути!
Дану Алисо совершенно запыхался, когда мы, наконец, вышли к реке гораздо выше моста, где должна была ожидать нас засада. Старикашка повалился на землю и заявил, что дальше не пойдет. Пташка подхватил его под одну руку, меня заставил взяться за другую, и мы вдвоем поволокли мерзкого старца к глинистому обрыву. Я украдкой косилась на Пташку. Никогда не любила блондинов, особенно голубоглазых, но на этого стоило посмотреть. Когда он вывалялся в пыли так, что стал похож на брюнета, голубые глаза заблестели на темном ослепительными льдинками. Непременно велю перед казнью написать с него портрет. Нет, с нас двоих! Мы вдвоем на фоне заката!
Мы сползли по обрыву и втиснулись в какую-то яму в полуметре от поверхности воды. Яма была достаточно широкой, чтобы в ней поместились трое, но слишком узкой для благонравных девиц. Одним коленом я упиралась в бедро Пташки, на втором сидел Дану Алисо. Еще я старых пеньков не нянчила! Я сердито заерзала, намереваясь спихнуть старикашку, но тут какая-то сухая ветка впилась в кожу так, что я прокляла мини-юбку. Громко.
- Заткнись! - посоветовал Пташка.
Он так усердно прислушивался, что уши едва не шевелились на его породистой голове. Мне стало скучно. Ненавижу добропорядочных людей! Зачем тогда носить мини-юбки? Пташка смотрел куда угодно, только не на меня. Вероятно, предпочитал блондинок.
- Что делать будем? - Дану Алисо сполз, наконец, с моего колена, высунулся наружу и стал пялить глаза на реку. Мною овладело адское желание пнуть его в тощий зад так, чтобы старикашка полетел рылом в воду и прекратил портить мне настроение.
Папа увидел Юшана, ему понравилась пышная седая борода моей перочистки, и он немедленно назначил беднягу премьером. Вначале я огорчилась, а потом решила, что чертей, в конце концов, можно рисовать и карандашом, было бы сходство. Я время от времени устраиваю в свою честь турниры, где и высматриваю будущие модели.
Покончив с моей тарелкой, лакей перешел к Юшановой. Он обложил пенсне салатом, присыпал мелко нарубленной петрушкой и в заключение небрежно стряхнул на стекла ложку сметаны. Лицо Юшана покрылось багровыми пятнами, он жалобно заморгал и уставился на изукрашенное пенсне совершенно ошалелым взглядом.
- Что вы не кушаете? - спросила я сладким голосочком.
Юшан вздрогнул и поспешно схватил вилку. Ната уже доедала перепелку и при этом еще ухитрялась строить глазки королю. Папа сидел чернее тучи, не обращая внимание на фаворитку, и искал повод взорваться. Ему не давали покоя воспоминания о моих поцелуях.
- Почему нет жабинье?! - рявкнул, наконец, Гарант Четвертый. - Сколько раз надо повторять, что без жабинье я завтрака не начну?!
Лакей за его спиной слегка изменился в лице и поспешно хлопнул в ладоши. На серебряном блюде внесли жабинье. Папа схватил все блюдо, вывернул его лакею на голову и удовлетворенно крякнул. Зловонная жижа растеклась по безукоризненной стрижке лакея и заляпала белую манишку.
- Ну вот, - сказал папа, - другое дело.
Ната вежливо хихикнула, а я бесцеремонно зевнула. Надоело. Одно и то же, каждый день.
Удостоверившись, что я не собираюсь прогуливать казнь, папа позволил мне доесть завтрак молча. Говорил он. Расхваливал нашего западного соседа: два месяца с ним воюем, а он не забывает регулярно поставлять нам жабинье из своих стратегических запасов. Очень предусмотрительный малый.
Животик у “предусмотрительного малого” не влезал в военные доспехи, я всегда игнорировала папины намеки, а западного соседа наловчилась изображать в виде беременного черта. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за западного еще в прошлом сезоне: у страны не хватает своих судоверфей и весь флот мы заказывали на западе. Ничего, обойдется! На суше воевать надо!
Я вышла из-за стола, сделала реверанс и пропела ласковым голосочком: “Приятного аппетита всем. Да будет ваш желудок полным”.
Король милостливо кивнул, я открыла было рот, чтобы попросить насчет Осто, но вдруг передумала. Сперва подыщу музыканта, чтобы не остаться совсем без любовника. Кстати, оркестр уже подготовил сопровождение к казни? Надо проверить.
Я сбежала вниз по лестнице, где в подземелье рядом с тюрьмой у нас располагался репетиционный зал. Там упражнялся оркестр, заодно усложняя жизнь заключенным.
Я прошла по коридору, ежась от сырости и проклиная стражу. Ни один не попался навстречу! За что кормим бездельников? Дверь в репетиционный зал я распахнула пинком ноги. Дверь пронзительно заскрипела и явила взору комнату с двумя рядами факелов на стенах, грудой нотных пюпитров в углу и с огромным портретом композитора Гуди, на цепях подвешенном к закопченному потолку. На оркестровом помосте стоял наш дирижер маэстро Талад, но палочку свою он держал почему-то в зубах, а не в руках. Лицо маэстро сияло неестественной белизной, обычно накрученные усы обвисли, а руки он заложил за спину точно, как Гуди на портрете. У ног маэстро стоял маленький пузатый бочонок, на сдвинутой крышке которого горела свеча. Больше в зале никого не было.
Поза дирижера показалась мне странноватой, на цыпочках я подошла поближе, заглянула вначале в безумно вытаращенные глаза маэстро, а потом в бочонок. Так и есть. Порох. Затаив дыхание, я бережно сняла свечу, задвинула крышку и поставила свечу обратно. Палочка выпала из зубов дирижера.
- Ради бога, леди, - сказал он необычайно хриплым голосом. - Развяжите мне ноги.
Только теперь я заметила тонкий шнурок, оплетающий лодыжки нашего маэстро, да и руки, видимо, тоже. Это как-то не возбудило во мне жалости (в свое время он изрядно надоел мне уроками музыки).
- Где ваш оркестр, маэстро?
- Я не виноват, леди. Музыканты заперлись в караулке. Этот негодяй обещал подорвать нас всех!
Нет, не буду любить музыкантов. Бежать, как стало баранов, и от кого?! От кого, кстати?
Вытаращенные глаза маэстро повернулись влево, и я тоже невольно поглядела влево. честно говоря, было на что посмотреть. Рост - метр девяносто, не меньше. Плечи, как у гладиатора, талия танцора, божественный профиль, а глаза... Тьфу, как у врага государства! За спиной злодея прятался какой-то гнусный старикан. Да это же Дану Алисо! Как же так?! Что такое? А как же наша казнь?!
- Кого я вижу? - удивленно вскинул брови незнакомец. - Принцесса Зноя? кстати.
- Стража!
Мой крик породил кошмарное эхо и пошел гудеть под сводами зала многоголосыми перекатами. Акустика все-таки отменная.
Незнакомец небрежно швырнул на пол связку ключей.
- Я их по камерам рассовал, не беспокойтесь.
Один справился со всей стражей и полуторным составом оркестра? Ни-че-го себе! Не слабо!
- Все равно вы отсюда не выберетесь, - ехидно заметила я. - Лучше сдайтесь добровольно.
- А вы зачем, милая принцесса? Вы меня проводите.
Он вытащил из кармана кольт сорок пятого калибра. У меня от возмущения горло перехватило, и пару секунд ничего кроме жалкого “ва-ва-ва” выговорить я не могла. Кольт? Сорок пятого?! Идиот!
При виде кольта маэстро тихо повалился в обморок. Я его понимаю, у меня самой колени задрожали, но так же нельзя! Я перевела дыхание и сказала тихо:
- Вы не станете стрелять в женщину.
Незнакомец опешил:
- Я не стану? Да, верно, не стану. Черт, что же делать?!
Не дожидаясь, пока его осенит, я метнулась к двери. Кольт выстрелил. Пуля свистнула у меня над ухом, ударила в стену и расколола факел. Я замерла.
- Я еще не насладился вашим обществом, - мягко сказал незнакомец.
Все равно дальше двора ему не прорваться, к чему трепыхаться. Я постаралась улыбнуться полюбезнее:
- Вы приглашаете меня на свою казнь?
Он на мгновение опешил:
- На казнь? Да нет, как будто бы. Всего лишь на прогулку.
Я улыбнулась настолько приветливо, что растаял бы даже айсберг.
- Очень мило с вашей стороны, - и подумала: “Интересно, дежурит ли на крыше хоть один снайпер?” Папа периодически сажает их туда для отстрела ворон. С тех пор, как одна птичка нагадила ему на корону, папа предпочитает, чтобы сверху падали дохлые вороны, а не помет.
- Позвольте предложить вам руку, - незнакомец изогнул руку кренделем и склонился в вычурном поклоне, ухитряясь при этом не сводить с меня револьвера.
Ладно-ладно, я тебе это припомню. Пять тысяч жареных каракатиц я скормлю тебе прежде, чем ты умрешь!
Я положила руку на сгиб его локтя и послушно засеменила к двери. Старый хрыч Алисо поплелся за нами.
Как этот камикадзе сюда проник?! Как он прошел охрану?! В нашем дворе нет ни единого деревца, газоны регулярно подстригают. Цветы сажают исключительно стелющиеся, чтобы стрелок не мог спрятаться на клумбе, в единственный фонтан папа посадил шпика с подзорной трубой. Посты у нас расставлены через каждые десять метров. Здоровенные гренадеры в лиловых мундирах и шапках из меха ондатры. У каждого громадное ружье в особом стояке, чтобы не портить полировку приклада. У каждого - двойной подбородок, чтобы не позорить королевскую кухню, и начищенные до блеска сапоги. Орлы!
Орлы все были на местах. Они все делали “на караул”, когда мы проходили мимо, и ни одна сволочь не заинтересовалась слегка прикрытым кружевами манжета кольтом. Их почему-то не удивляла унылая фигура государственного преступника позади нас и совершенно не шокировала ветхая одежда моего сопровождающего. Да, они видели у нас всякое, но надо же и бдительность иметь!
Я с надеждой посмотрела на крышу. Задрав голову, снайпер изучал небо. Нет, так не бывает! Сговорились они, что ли?!
Внушительный толчок под ребра заставил меня ускорить шаг и не глазеть по сторонам. Мы уже приближались к воротам, где стоял роскошный экипаж для деловых поездок (папа даже сидения велел отделать бархатом). На козлах дремал кучер.
- Вы нас подвезете, - сказал незнакомец. - Я люблю утренние поездки.
Его наглость буквально завораживала. Я без звука влезла в коляску, позволила ему сесть рядом с собой и даже не поморщилась, когда Дану Алисо взгромоздился на сидение напротив. Этот жалкий старик всегда был мне неприятен, а в роли государственного преступника особенно. Его седая бороденка вечно была растрепанна, а теперь в ней еще и запутались соломинки из тюремной постели. Папа не слишком-то тратился на содержание заключенных, и без того худой Дану вообще стал похожим на ходячий скелет. И вот такое пугало сидело совсем рядом! А я не поморщилась. Я была занята. Я обдумывала: как бы поэффектнее упасть в обморок и при этом не спровоцировать выстрел. Вообще-то я неплохо падаю в обмороки, но под дулом револьвера еще не приходилось.
- Трогай, любезный! - рявкнул незнакомец кучеру, тот спросонок стеганул лошадей, и я очень удачно привалилась к похитителю. Конечно, риск был, курок - штука нежная, но мне повезло: нервы незнакомца оказались крепкими, он не выстрелил. - Поезжай к лесу, - велел он кучеру, ловя мое сползающее тело. Делал он это весьма энергично и, надо сказать, профессионально.
- Как ты меня отыскал, Пташка? - тихо спросил Дану Алисо.
Пташка довольно небрежно задвинул меня в угол сидения. Коляска выехала за ворота замка, звонкий цокот копыт по булыжнику сменился глухим топотом по проселочной дороге. (Папа никак не соберется замостить дороги вокруг нашей летней резиденции.)
Пташка молчал не менее пяти минут.
- Разве я мог оставить тебя в беде? - наконец произнес он.
Как трогательно! Я могла бы расчувствоваться, если бы не мысль о проклятом револьвере, который похититель наверняка все еще держал в правой руке. Убедителен ли мой обморок? Едва мы минуем пустошь и въедем под сень леса, нас обнаружит четвертый пост конных гвардейцев. Осто, безусловно, подлец, но гвардия у него вымуштрована. Стоит только крикнуть...
- Я уже простился с жизнью, - продолжал Дану Алисо все так же негромко. - Старому жабоглоту не терпелось меня повесить.
“Старый жабоглот”? Слышал бы это папочка!
- Я многим обязан тебе, Алисо, - из-под опущенных ресниц я успела разглядеть, как Пташка сует за пояс свой нелепый револьвер. Мы въехали в лес, где под каждым кустом должен сидеть гвардеец. Я опять начала сползать с сидения и не без удовольствия ощутила крепкую руку, которая привлекла меня к себе. - Черт, какая слабонервная девица оказалась!
Я изо всех сил саданула похитителя локтем, и сдавленный вопль прозвучал для меня музыкой. Я, вероятно, спрыгнула бы с коляски, если бы не Дану Алисо. Мерзкий старикашка успел схватить меня, пока его приятель корчился от боли и сжать с нестарческой силой. Я заверещала лучшим из своих истошных криков, призывая гвардию, а перепуганный кучер зачем-то вновь стеганул кнутом гнедую пару. Мы понеслись, как угорелые, но я услышала рев боевого рога. Сейчас меня спасут!
Увесистая пощечина оборвала мои музыкальные упражнения. Зубы лязгнули, я прикусила язык и внезапно ощутила холодное дуло где-то возле левого уха.
- Молись! Чтобы нас не догнали, принцесса!
Кучер нещадно хлестал обезумевших лошадей. Ничего, скоро ты ответишь за содействие преступникам, олух! Что за народ у папочки?!
Рог звучал уже совсем рядом. Я увидела догоняющих нас всадников с изображением золотого ириса на плащах. Их было не меньше десятка, а впереди скакал сам Лани - бывший начальник дворцовой стражи. Зачем только папа его разжаловал?! При нем бы и муха не пролетела бы во дворец, не то, что Пташка. Лани привстал на стременах, пытаясь рассмотреть происходящее в коляске, и Пташка немедленно выстрелил. Стрелял этот негодяй неплохо: Лани схватился за грудь и осел в седле. Остальные открыли беспорядочную стрельбу из пистолетов. Несколько пуль пролетели над нашими головами, и кучер с криком рухнул с козел. Так тебе и надо!
Пташка палил безостановочно, и каждый выстрел находил цель. Лошади падали на всем скаку, потом вскакивали и уносились прочь, а всадник оставался лежать. Приотставший, видимо раненный, Лани что-то крикнул гортанно, уцелевшие придержали лошадей, развернулись и помчались обратно. Где-то там поворот на Эльсу, они могут проехать по тропе и успеть перехватить нас раньше, чем мы достигнем моста.
Пташка торопливо перезарядил револьвер и с тревогой посмотрел вперед. Оставленные без кучера лошади постепенно замедляли бег, брошенные вожжи волочились по земле и достать их не было никакой возможности.
- Придется прыгать, Дану!
Дану Алисо соскочил с коляски с прытью, которую никак нельзя было ожидать от старца. Я не успела обрадоваться освобождению: Пташка сдернул меня вслед за Дану, и мы кубарем покатились в придорожные кусты. К сожалению, никто из похитителей шею себе не свернул, а я больно ушибла коленку. Я не спешила вставать, но меня подняли и заставили бежать вперед. Тот, кто бегал по лесу, меня поймет. Это ужасно неудобно: все время надо через что-то перепрыгивать, продираться и при этом еще и не падать, и на грибах не поскальзываться, и ухитряться не разодрать лицо о сучья. Тьфу! И ни одного гвардейца на пути!
Дану Алисо совершенно запыхался, когда мы, наконец, вышли к реке гораздо выше моста, где должна была ожидать нас засада. Старикашка повалился на землю и заявил, что дальше не пойдет. Пташка подхватил его под одну руку, меня заставил взяться за другую, и мы вдвоем поволокли мерзкого старца к глинистому обрыву. Я украдкой косилась на Пташку. Никогда не любила блондинов, особенно голубоглазых, но на этого стоило посмотреть. Когда он вывалялся в пыли так, что стал похож на брюнета, голубые глаза заблестели на темном ослепительными льдинками. Непременно велю перед казнью написать с него портрет. Нет, с нас двоих! Мы вдвоем на фоне заката!
Мы сползли по обрыву и втиснулись в какую-то яму в полуметре от поверхности воды. Яма была достаточно широкой, чтобы в ней поместились трое, но слишком узкой для благонравных девиц. Одним коленом я упиралась в бедро Пташки, на втором сидел Дану Алисо. Еще я старых пеньков не нянчила! Я сердито заерзала, намереваясь спихнуть старикашку, но тут какая-то сухая ветка впилась в кожу так, что я прокляла мини-юбку. Громко.
- Заткнись! - посоветовал Пташка.
Он так усердно прислушивался, что уши едва не шевелились на его породистой голове. Мне стало скучно. Ненавижу добропорядочных людей! Зачем тогда носить мини-юбки? Пташка смотрел куда угодно, только не на меня. Вероятно, предпочитал блондинок.
- Что делать будем? - Дану Алисо сполз, наконец, с моего колена, высунулся наружу и стал пялить глаза на реку. Мною овладело адское желание пнуть его в тощий зад так, чтобы старикашка полетел рылом в воду и прекратил портить мне настроение.
