- Да куда ж я их сниму, там детей полпляжа, - Аршеза предложенный вариант не устроил.
- И? – она смотрела все более недоуменно. – Дети-то тут при чем? Я ж тебе не трусы снять предложила.
И тут же покраснела, сообразив, что именно ляпнула.
- Аура, малыш, - вздохнув, признался он. – Для детей не слишком полезна.
- А я… - ей вспомнился весь этот крутеж с ее совершеннолетием, и то, что он говорил, что на улице бы не подошел. – Ты мне поэтому велел витамины пить?
- Да, - не стал отказываться он. – Ты не бойся, это не так критично: ты взрослая уже почти и индивидуальные показатели у тебя… просто сказочные.
- Индивидуальные показатели чего? – она и не боялась. До тех пор, пока он не начал уговаривать ее этого не делать. «Да ты посмотри, какие уникальные характеристики… да для ее возраста…» - раздался в памяти отвратительный голос развозившего их пилота.
- Способности твоего организма сопротивляться вредному излучению моей ауры.
- Они что, растут с годами?
- Как и весь организм – только в детстве да юности. Но у тебя они уже сейчас выше, чем у абсолютного большинства взрослых в нашей стране. Не смогу тебе сказать, в чем причина. Возможно – это твои индивидуальные особенности, возможно у людей из-за гор этот показатель вообще значительно выше. Века тесного сосуществования в границах Сибирии иммунитет наших людей могли существенно подорвать… В любом случае, у тебя он безопасно высок, а детей ко мне в дом не води, - подытожил Аршез не слишком приятный разговор. И перевел на банальное, - есть хочешь?
- Ага. Но не сильно, можно пока не переживать, - улыбнулась она, осознав, что будет ведь переживать. И как-то на задний план ушли и нелепые разборки о различиях в фольклоре, и вредоносность его таинственной ауры, ей, впрочем, ничем не грозящая. Он – ее Аршез, ее Артемка – волнуется из-за того, что она голодная. И даже готов драться за нее со всякими местными дураками. Хоть и считает это пацанством.
Ужин она готовила сама. Он предлагал в кафе, но она отказалась. Все же первый раз на своей собственной кухне. Хотелось обновить. Хотелось попробовать. Хотелось почувствовать себя настоящей хозяйкой их уютного дома. Хотелось показать ему, что она не маленькая, не беспомощная, и уж с чем – с чем, а с приготовлением пищи справляется прекрасно. Ну и, кроме того, она просто любила готовить.
А после ужина он утащил – нет, увлек ее смотреть кино. К себе в спальню, на мягкое бежевое покрывало. Усадил ее перед собой, так, чтоб можно было нашептывать на ухо, вдыхая аромат ее волос и кожи, и тихонечко целовать в макушку, пользуясь ее увлеченностью фильмом, и не только в макушку… ну, если повезет. Фильм выбрал, как она и просила, по географии: про Бездну и горы, про леса и реки. Тот, кто делал его, умел любить свою землю, умел делиться ее завораживающей красотой.
И Аня парила над лесами и ныряла в Бездну, неслась по степи за табунами диких коней, и ветер шевелил ее волосы на вершинах высоких гор. Или это Аршез шевелил. Так ласково, так невесомо. И все что-то рассказывал, рассказывал, а голос у него был – хотелось слушать и слушать… Так, в кольце его рук, под его неспешный рассказ она и уснула.
А он долго еще сидел, бережно удерживая ее у своей груди, и не мог ни на что решиться. Хотелось уложить ее на подушки, лечь рядом, обнять и гладить ее… ну, пусть хоть по волосам… до самого рассвета. Вот только рассудок твердил, что «по волосам» его не устроит, он хотел ее всю – гладить, целовать, обладать… Обладать!!! Пронзая ее насквозь, вслушиваясь в хриплое, сбившееся дыхание, захлебываясь от поглотившей их обоих страсти!.. И похоронить уже под утро.
Нет, он сдержится, что за бред? У него были сотни человеческих дев, и все они живы и прекрасно себя чувствуют. Все Ксандар с его безумными страшилками, да чтоб он в Бездну рухнул, ломая ноги! А Аня, его нежная, маленькая, хрупкая Аня… Да просто не простит, и никогда уже ему не поверит. И не обретет уверенности в себе, и не обретет здесь дома, который он так стремился для нее создать. Потому что дом – это там, где не предают. Где тепло, безопасно, там, куда хочется возвращаться.
А ей хотелось. Он чувствовал это, ей сегодня хотелось. После всех прогулок, приключений, знакомств вернуться с ним в его дом – в их дом, в ее дом. Но вовсе не в его кровать. Так неужели он все разрушит?
Он вздохнул, поднимая свою деву на руки и бережно перенося в выделенную для нее комнату. Опускать – отпускать – ее не хотелось. Но он все же уложил ее в такую огромную для столь маленькой девы кровать и укрыл одеялом, так и не решившись стянуть с нее хотя бы шорты. Они точно будут мешать ей спать, и вообще, спать в одежде – это какая-то особо извращенная пытка. Но ведь не оценит, извращенка малолетняя, опять кричать начнет о личном пространстве… Да просто смутится.
Он вышел, осторожно прикрывая дверь. Но ложиться не стал. Открыл маршрутизатор, пробежал глазами зеленые огоньки тех, кто устраивал этой ночью вечеринку и списки их прибывших и еще ожидаемых гостей. И решительно добавил свой огонек к тем, кто намерен провести эту ночь под крышей дома Астэи. Лететь меньше часа, а компания подбиралась страстная. Хрупкие малолетние человечки точно из головы вылетят. Хотя бы на эту ночь.
Когда Аня проснулась, Аршез был дома. Нет, не так. Она проснулась и поняла – он здесь, в гостиной, он никуда не ушел, хотя утро, вроде, уже не раннее. Чем-то занят. Сосредоточен. Увлечен. И это было такое странное чувство – чувствовать его, не просто его присутствие, его местонахождение, но его состояние, настроение.
Она вылетела из комнаты, желая убедиться, что это не иллюзия, что чувства ее не обманывают. И расцвела улыбкой, обнаружив его именно там, где и ожидала – возле двери на кухню, что-то тщательно вымеряющего там… И, конечно же, обернувшегося к ней тут же, едва она появилась.
- Привет, ребенок. Выспалась?
- Ага. А тебе разве не надо на работу?
- У меня полный дом работы, зачем мне куда-то ходить? – он кивнул на гостиную, и в самом деле заполненную… какими-то деревяшками разных форм и размеров – коряги, стволы, вернее, их части, распиленные кто вдоль, кто поперек, множеством инструментов, о назначении большинства из которых Аня могла лишь догадываться, листами с рисунками и расчетами.
- А это все что? – недоуменно поинтересовалась девочка. В состоянии вечного ремонта, вроде, он жить не хотел, вчера только все закончили, убрали, расставили, а тут…
- Ну, ты же хотела, чтобы я сделал тебе что-то из дерева, украсил дом.
- Но я думала так, статуэтку. Маленькую, на тумбочку.
- И статуэтку, если захочешь. Из отходов.
- А это?..
- А это будет резное ободверье для твоей кухни.
- Резное что?
- Украшение. Дверного проема. Сделаю в виде ивы, трепещущей на ветру. Вот отсюда, - он, склонившись, коснулся плинтуса справа от косяка, - будет расти ствол, дальше пойдут ветви, шатром нависая над дверью и ниспадая слева, оживляя стену летящими на ветру ветвями.
- Красиво, - представила она, следя за движением его рук. – Но это ж, наверно, долго.
- Да, - согласился он, - за пару дней не успеть. Тем более что на работе мне все же бывать придется. Сегодня вот после полудня надо будет туда заглянуть на пару часов, надеюсь, придумаешь, чем без меня заняться.
- Да придумаю, конечно, Ар, ну что ты? Ну, я же не маленькая уже, в самом деле. Ты из этих несчастных двух лет, что мне до восемнадцати не хватает, такую трагедию на ровном месте развел.
- Ну и не развел, ну и не трагедию, - не согласился он. Подошел, обнял ее, такую теплую и мягкую после сна. Зарылся носом в ее встрепанные волосы, припал губами к бьющейся на шее жилке. Лизнул, заставив ее вздрогнуть и чуть приподнять плечо. Вновь припал в поцелуе.
Она не вырывалась. Привыкла. Просто наслаждалась его нежностью, его лаской. Близостью его тела, от которого исходило такое умопомрачительное, такое родное тепло. Этой его глубоко вредоносной «аурой». Ну и как она может быть вредоносной, когда так ласкает, кажется, каждую жилку, проходя сквозь тело?
Не ощущая сопротивления, его губы заскользили по ключице, прошлись по горлу, заставив ее выгнуть шею с легким вздохом изумления. А пальцы проникли под футболку, наслаждаясь нежностью и бархатистостью ее кожи.
- Ар! – все же всхлипнула она, приходя в себя.
- Дай ребрышки посчитать, - останавливаться не хотелось. Она пахла так восхитительно – открытая, томная.
- Перестань. Ты хотел работать.
- Да. Конечно. Сейчас, - он опустился перед ней на колени и, задрав футболку ей до груди, поцеловал вздрогнувший животик. И действительно пересчитал поцелуями ребрышки – справа, слева - до самого края ее одежд, до жестких косточек ее лифчика, до ее судорожно прижатых к груди ладоней. Провел языком дорожку от пупка и выше, до вставших на его дороге пальцев. Лизнул и их.
- Аршез!
- Трусиха, - он вздохнул, прижимаясь щекой к ее животу и обхватывая ее при этом руками, чтобы не отстранялась. А что ладони легли на ягодицы – так оно само как-то вышло, он не специально. – Такая мягкая, такая трепетная… моя, - ладони на ее попе сжались непроизвольно, ему просто захотелось ощутить ее чуть сильней, а там ткань…
- Пусти! – она все же запаниковала. Он никогда не остановится. Не успокоится, пока не затащит ее в постель. Чуть она позволяет ему одно – и он тут же идет дальше!
- Не держу, - он действительно убрал руки и отстранился, садясь на пол возле ее ног.
Убежала. Заперлась в ванной с горящими от смущения щеками. Недовольная всем – им, собой, своей на него реакцией, своей готовностью… или нет, желанием позволить ему… посмотреть, что будет, если ему позволить… нет, черт побери, нет! Она не такая, она знакома с ним три дня! А он просто избалованный распутный мальчишка, который даже отношения ни с кем построить не может, потому что всех мыслей – как бы в постель затащить, а как затащит, так уже и идеи кончились, что дальше-то делать, и интерес пропадает… Да к дьяволу! Она не должна себе позволять, не должна от него так зависеть! Надо самой... Собой… Быть собой, а не беспомощным к нему приложением!.. Знать бы, как…
- Пойдем гулять по городу? – он неслышно опустился на кухонный стул, когда она готовила себе бутерброды под мерный шум закипающего чайника.
- Тебе ведь работать надо, - качнула головой, не отрываясь от своего занятия.
- Много работать вредно, - не согласился Аршез. – Вот свежий воздух – он никогда вредным не бывает.
- Это в городе он свежий?
- А куда хочешь, за город? Хорошо, давай слетаем. Я знаю много красивых мест, тебе понравится.
- Нет.
- Анют? – взглянул недоуменно. То, что она все еще дуется, он понял. И что смутил он ее куда сильнее, чем… чем стоило бы, понял тоже. Но ведь не собирается же она теперь безвылазно сидеть дома в такой погожий день?
- Ты ведь не можешь вечно водить меня за руку. Развлекать меня денно и нощно, контролировать… У тебя свои дела есть, работа…
- Анют, мне не сложно. Напротив, даже приятно…
- А мне – нет! – почти выкрикнула она. – Такое чувство, что ты оплел меня, опутал… Я уже задыхаюсь. Куда не повернешься, везде твои руки, губы, запах, аура твоя дурацкая. Я задыхаюсь, понимаешь? Я устала. У меня уже мысли в твоем присутствии путаются, я сообразить не могу, чего я хочу, чего ты, нить разговора теряю…
Он молчал, бессильно закусив губу. Нет. Нет, она преувеличивает, все ведь не так! И мысли у нее не путаются, он бы заметил, и с разговорами все в порядке…
- Ар? – она давно уже молчит и смотрит на него выжидающе.
- Да? – кажется, он что-то прослушал. – Да, ты права, конечно, было бы лучше, если бы ты жила отдельно, но пока я не вижу такой возможности.
Жила отдельно? Его слова неожиданно сделали больно. Еще не получил, а уже избавиться хочет? Или… потому и хочет избавиться, что получить не выходит? А говорил, что его навек… Конечно, его, не на улицу же ему ее гнать. Жить ей действительно негде больше.
- Ты говорил, я смогу работать, - осторожно начала девочка. - Возможно, ты мог бы… хотя бы подсказать, какую работу я могла бы попробовать получить, все какие-то деньги. Снять комнату. Ну, или… как у вас принято?
- У нас не принято, чтобы дети, недоучившиеся в школе, зарабатывали себе на жизнь, - неожиданно разозлился он. – У них родители есть для этого.
- У меня – нет.
- У тебя есть я, это равнозначно, - отрезал мрачный, как туча, Аршез. – Пока образования нормального не получишь, чтоб о работе даже не заикалась!
- Но сейчас… все равно каникулы, - возразила она куда менее уверенно. – Я могла бы подработать…
- Мы не бедствуем, - он едва кулаком по столу не грохнул. – Скажи, чего тебе не хватает, я куплю.
- Аршез, ну что ты? Погоди, - испугалась Аня. Почувствовала, что он обиделся. Действительно обиделся. – Сам же сказал, что я у тебя на шее сижу, я просто хотела…
- Это ж когда я такое сказал? – приязни в его взгляде не добавилось.
- Когда сообщил, что предпочел бы, чтоб меня в твоем доме не было, - в конце концов, она тоже обиделась. – Вот только выгнать меня не можешь. Из сострадания, потому как… куда мне?.. – у нее даже слезы выступили. Она не хотела, нет. Они сами.
Он вздохнул.
- Ань. Ну ты уже разберись. То ты утверждаешь, что тебе со мной плохо, и меня в твоей жизни слишком много. То страдаешь, что я тебя, якобы, выгоняю.
- Я просто хотела побыть одной. И тебя не отвлекать от работы, и самой немного проветриться… разобраться… А у тебя либо с тобой, либо никак, да? Либо в твою постель, либо вон пойди?
- А-ня! – он едва не взвыл. – Ну постель-то тут причем? Вот уж куда не зову…
- В глаза не бросилось!
Он беспомощно поднял вверх руки.
- Просто скажи, что конкретно ты хочешь. Как лично ты хотела бы провести этот день?
- Я бы хотела погулять по городу. Одна. Это возможно?
- Нежелательно, - он снова вздохнул. – Но… раз уж меня в твоей жизни так чудовищно много… давай попробуем.
- Спасибо, - она не выдержала, обняла его. Конечно, это было неправильно, он опять решит, что… Но ссориться с ним было так больно, так физически неприятно, что хотелось растворить этот горький осадок в тепле его рук, в прикосновении к его большому сильному телу.
- Ребенок, - он, конечно же, обнял в ответ. Целовать не стал, ничего не стал, просто подержал ее чуть-чуть у самого сердца. Отпустил. – Ты только послушай меня сейчас. Очень внимательно. Мне важно, чтоб ты меня услышала. Хорошо?
Она послушно кивнула, присаживаясь за стол.
- Это касается не только сегодняшней твоей прогулки, но и вообще… Всего времени твоего пребывания… всей твоей жизни теперь.
- Да?
- Тебе придется забыть о твоей стране. Твоем городе, твоем доме. Обо всем мире по ту сторону гор.
- Да, я поняла, что я уже не вернусь.
- Не только. Ты никогда и никому не должна рассказывать. Ничего о той жизни. Не просто «никаких подробностей», но и вообще о том, что она была. Ты родилась и выросла здесь. В небольшом городке… Потом, если хочешь, выберем по карте… Никто не должен знать, Аня, пойми. От этого зависит… да все, включая твою возможность посещать школу. Все, что касается мира за горами – это государственная тайна, и за ее раскрытие здесь по головке не гладят.
- Х-хорошо, я, в общем, и не собиралась…
- Вот и умница. Дальше. Я, разумеется, не могу предусмотреть всего…
- И? – она смотрела все более недоуменно. – Дети-то тут при чем? Я ж тебе не трусы снять предложила.
И тут же покраснела, сообразив, что именно ляпнула.
- Аура, малыш, - вздохнув, признался он. – Для детей не слишком полезна.
- А я… - ей вспомнился весь этот крутеж с ее совершеннолетием, и то, что он говорил, что на улице бы не подошел. – Ты мне поэтому велел витамины пить?
- Да, - не стал отказываться он. – Ты не бойся, это не так критично: ты взрослая уже почти и индивидуальные показатели у тебя… просто сказочные.
- Индивидуальные показатели чего? – она и не боялась. До тех пор, пока он не начал уговаривать ее этого не делать. «Да ты посмотри, какие уникальные характеристики… да для ее возраста…» - раздался в памяти отвратительный голос развозившего их пилота.
- Способности твоего организма сопротивляться вредному излучению моей ауры.
- Они что, растут с годами?
- Как и весь организм – только в детстве да юности. Но у тебя они уже сейчас выше, чем у абсолютного большинства взрослых в нашей стране. Не смогу тебе сказать, в чем причина. Возможно – это твои индивидуальные особенности, возможно у людей из-за гор этот показатель вообще значительно выше. Века тесного сосуществования в границах Сибирии иммунитет наших людей могли существенно подорвать… В любом случае, у тебя он безопасно высок, а детей ко мне в дом не води, - подытожил Аршез не слишком приятный разговор. И перевел на банальное, - есть хочешь?
- Ага. Но не сильно, можно пока не переживать, - улыбнулась она, осознав, что будет ведь переживать. И как-то на задний план ушли и нелепые разборки о различиях в фольклоре, и вредоносность его таинственной ауры, ей, впрочем, ничем не грозящая. Он – ее Аршез, ее Артемка – волнуется из-за того, что она голодная. И даже готов драться за нее со всякими местными дураками. Хоть и считает это пацанством.
Ужин она готовила сама. Он предлагал в кафе, но она отказалась. Все же первый раз на своей собственной кухне. Хотелось обновить. Хотелось попробовать. Хотелось почувствовать себя настоящей хозяйкой их уютного дома. Хотелось показать ему, что она не маленькая, не беспомощная, и уж с чем – с чем, а с приготовлением пищи справляется прекрасно. Ну и, кроме того, она просто любила готовить.
А после ужина он утащил – нет, увлек ее смотреть кино. К себе в спальню, на мягкое бежевое покрывало. Усадил ее перед собой, так, чтоб можно было нашептывать на ухо, вдыхая аромат ее волос и кожи, и тихонечко целовать в макушку, пользуясь ее увлеченностью фильмом, и не только в макушку… ну, если повезет. Фильм выбрал, как она и просила, по географии: про Бездну и горы, про леса и реки. Тот, кто делал его, умел любить свою землю, умел делиться ее завораживающей красотой.
И Аня парила над лесами и ныряла в Бездну, неслась по степи за табунами диких коней, и ветер шевелил ее волосы на вершинах высоких гор. Или это Аршез шевелил. Так ласково, так невесомо. И все что-то рассказывал, рассказывал, а голос у него был – хотелось слушать и слушать… Так, в кольце его рук, под его неспешный рассказ она и уснула.
А он долго еще сидел, бережно удерживая ее у своей груди, и не мог ни на что решиться. Хотелось уложить ее на подушки, лечь рядом, обнять и гладить ее… ну, пусть хоть по волосам… до самого рассвета. Вот только рассудок твердил, что «по волосам» его не устроит, он хотел ее всю – гладить, целовать, обладать… Обладать!!! Пронзая ее насквозь, вслушиваясь в хриплое, сбившееся дыхание, захлебываясь от поглотившей их обоих страсти!.. И похоронить уже под утро.
Нет, он сдержится, что за бред? У него были сотни человеческих дев, и все они живы и прекрасно себя чувствуют. Все Ксандар с его безумными страшилками, да чтоб он в Бездну рухнул, ломая ноги! А Аня, его нежная, маленькая, хрупкая Аня… Да просто не простит, и никогда уже ему не поверит. И не обретет уверенности в себе, и не обретет здесь дома, который он так стремился для нее создать. Потому что дом – это там, где не предают. Где тепло, безопасно, там, куда хочется возвращаться.
А ей хотелось. Он чувствовал это, ей сегодня хотелось. После всех прогулок, приключений, знакомств вернуться с ним в его дом – в их дом, в ее дом. Но вовсе не в его кровать. Так неужели он все разрушит?
Он вздохнул, поднимая свою деву на руки и бережно перенося в выделенную для нее комнату. Опускать – отпускать – ее не хотелось. Но он все же уложил ее в такую огромную для столь маленькой девы кровать и укрыл одеялом, так и не решившись стянуть с нее хотя бы шорты. Они точно будут мешать ей спать, и вообще, спать в одежде – это какая-то особо извращенная пытка. Но ведь не оценит, извращенка малолетняя, опять кричать начнет о личном пространстве… Да просто смутится.
Он вышел, осторожно прикрывая дверь. Но ложиться не стал. Открыл маршрутизатор, пробежал глазами зеленые огоньки тех, кто устраивал этой ночью вечеринку и списки их прибывших и еще ожидаемых гостей. И решительно добавил свой огонек к тем, кто намерен провести эту ночь под крышей дома Астэи. Лететь меньше часа, а компания подбиралась страстная. Хрупкие малолетние человечки точно из головы вылетят. Хотя бы на эту ночь.
Глава 5 - День пятый.
Когда Аня проснулась, Аршез был дома. Нет, не так. Она проснулась и поняла – он здесь, в гостиной, он никуда не ушел, хотя утро, вроде, уже не раннее. Чем-то занят. Сосредоточен. Увлечен. И это было такое странное чувство – чувствовать его, не просто его присутствие, его местонахождение, но его состояние, настроение.
Она вылетела из комнаты, желая убедиться, что это не иллюзия, что чувства ее не обманывают. И расцвела улыбкой, обнаружив его именно там, где и ожидала – возле двери на кухню, что-то тщательно вымеряющего там… И, конечно же, обернувшегося к ней тут же, едва она появилась.
- Привет, ребенок. Выспалась?
- Ага. А тебе разве не надо на работу?
- У меня полный дом работы, зачем мне куда-то ходить? – он кивнул на гостиную, и в самом деле заполненную… какими-то деревяшками разных форм и размеров – коряги, стволы, вернее, их части, распиленные кто вдоль, кто поперек, множеством инструментов, о назначении большинства из которых Аня могла лишь догадываться, листами с рисунками и расчетами.
- А это все что? – недоуменно поинтересовалась девочка. В состоянии вечного ремонта, вроде, он жить не хотел, вчера только все закончили, убрали, расставили, а тут…
- Ну, ты же хотела, чтобы я сделал тебе что-то из дерева, украсил дом.
- Но я думала так, статуэтку. Маленькую, на тумбочку.
- И статуэтку, если захочешь. Из отходов.
- А это?..
- А это будет резное ободверье для твоей кухни.
- Резное что?
- Украшение. Дверного проема. Сделаю в виде ивы, трепещущей на ветру. Вот отсюда, - он, склонившись, коснулся плинтуса справа от косяка, - будет расти ствол, дальше пойдут ветви, шатром нависая над дверью и ниспадая слева, оживляя стену летящими на ветру ветвями.
- Красиво, - представила она, следя за движением его рук. – Но это ж, наверно, долго.
- Да, - согласился он, - за пару дней не успеть. Тем более что на работе мне все же бывать придется. Сегодня вот после полудня надо будет туда заглянуть на пару часов, надеюсь, придумаешь, чем без меня заняться.
- Да придумаю, конечно, Ар, ну что ты? Ну, я же не маленькая уже, в самом деле. Ты из этих несчастных двух лет, что мне до восемнадцати не хватает, такую трагедию на ровном месте развел.
- Ну и не развел, ну и не трагедию, - не согласился он. Подошел, обнял ее, такую теплую и мягкую после сна. Зарылся носом в ее встрепанные волосы, припал губами к бьющейся на шее жилке. Лизнул, заставив ее вздрогнуть и чуть приподнять плечо. Вновь припал в поцелуе.
Она не вырывалась. Привыкла. Просто наслаждалась его нежностью, его лаской. Близостью его тела, от которого исходило такое умопомрачительное, такое родное тепло. Этой его глубоко вредоносной «аурой». Ну и как она может быть вредоносной, когда так ласкает, кажется, каждую жилку, проходя сквозь тело?
Не ощущая сопротивления, его губы заскользили по ключице, прошлись по горлу, заставив ее выгнуть шею с легким вздохом изумления. А пальцы проникли под футболку, наслаждаясь нежностью и бархатистостью ее кожи.
- Ар! – все же всхлипнула она, приходя в себя.
- Дай ребрышки посчитать, - останавливаться не хотелось. Она пахла так восхитительно – открытая, томная.
- Перестань. Ты хотел работать.
- Да. Конечно. Сейчас, - он опустился перед ней на колени и, задрав футболку ей до груди, поцеловал вздрогнувший животик. И действительно пересчитал поцелуями ребрышки – справа, слева - до самого края ее одежд, до жестких косточек ее лифчика, до ее судорожно прижатых к груди ладоней. Провел языком дорожку от пупка и выше, до вставших на его дороге пальцев. Лизнул и их.
- Аршез!
- Трусиха, - он вздохнул, прижимаясь щекой к ее животу и обхватывая ее при этом руками, чтобы не отстранялась. А что ладони легли на ягодицы – так оно само как-то вышло, он не специально. – Такая мягкая, такая трепетная… моя, - ладони на ее попе сжались непроизвольно, ему просто захотелось ощутить ее чуть сильней, а там ткань…
- Пусти! – она все же запаниковала. Он никогда не остановится. Не успокоится, пока не затащит ее в постель. Чуть она позволяет ему одно – и он тут же идет дальше!
- Не держу, - он действительно убрал руки и отстранился, садясь на пол возле ее ног.
Убежала. Заперлась в ванной с горящими от смущения щеками. Недовольная всем – им, собой, своей на него реакцией, своей готовностью… или нет, желанием позволить ему… посмотреть, что будет, если ему позволить… нет, черт побери, нет! Она не такая, она знакома с ним три дня! А он просто избалованный распутный мальчишка, который даже отношения ни с кем построить не может, потому что всех мыслей – как бы в постель затащить, а как затащит, так уже и идеи кончились, что дальше-то делать, и интерес пропадает… Да к дьяволу! Она не должна себе позволять, не должна от него так зависеть! Надо самой... Собой… Быть собой, а не беспомощным к нему приложением!.. Знать бы, как…
- Пойдем гулять по городу? – он неслышно опустился на кухонный стул, когда она готовила себе бутерброды под мерный шум закипающего чайника.
- Тебе ведь работать надо, - качнула головой, не отрываясь от своего занятия.
- Много работать вредно, - не согласился Аршез. – Вот свежий воздух – он никогда вредным не бывает.
- Это в городе он свежий?
- А куда хочешь, за город? Хорошо, давай слетаем. Я знаю много красивых мест, тебе понравится.
- Нет.
- Анют? – взглянул недоуменно. То, что она все еще дуется, он понял. И что смутил он ее куда сильнее, чем… чем стоило бы, понял тоже. Но ведь не собирается же она теперь безвылазно сидеть дома в такой погожий день?
- Ты ведь не можешь вечно водить меня за руку. Развлекать меня денно и нощно, контролировать… У тебя свои дела есть, работа…
- Анют, мне не сложно. Напротив, даже приятно…
- А мне – нет! – почти выкрикнула она. – Такое чувство, что ты оплел меня, опутал… Я уже задыхаюсь. Куда не повернешься, везде твои руки, губы, запах, аура твоя дурацкая. Я задыхаюсь, понимаешь? Я устала. У меня уже мысли в твоем присутствии путаются, я сообразить не могу, чего я хочу, чего ты, нить разговора теряю…
Он молчал, бессильно закусив губу. Нет. Нет, она преувеличивает, все ведь не так! И мысли у нее не путаются, он бы заметил, и с разговорами все в порядке…
- Ар? – она давно уже молчит и смотрит на него выжидающе.
- Да? – кажется, он что-то прослушал. – Да, ты права, конечно, было бы лучше, если бы ты жила отдельно, но пока я не вижу такой возможности.
Жила отдельно? Его слова неожиданно сделали больно. Еще не получил, а уже избавиться хочет? Или… потому и хочет избавиться, что получить не выходит? А говорил, что его навек… Конечно, его, не на улицу же ему ее гнать. Жить ей действительно негде больше.
- Ты говорил, я смогу работать, - осторожно начала девочка. - Возможно, ты мог бы… хотя бы подсказать, какую работу я могла бы попробовать получить, все какие-то деньги. Снять комнату. Ну, или… как у вас принято?
- У нас не принято, чтобы дети, недоучившиеся в школе, зарабатывали себе на жизнь, - неожиданно разозлился он. – У них родители есть для этого.
- У меня – нет.
- У тебя есть я, это равнозначно, - отрезал мрачный, как туча, Аршез. – Пока образования нормального не получишь, чтоб о работе даже не заикалась!
- Но сейчас… все равно каникулы, - возразила она куда менее уверенно. – Я могла бы подработать…
- Мы не бедствуем, - он едва кулаком по столу не грохнул. – Скажи, чего тебе не хватает, я куплю.
- Аршез, ну что ты? Погоди, - испугалась Аня. Почувствовала, что он обиделся. Действительно обиделся. – Сам же сказал, что я у тебя на шее сижу, я просто хотела…
- Это ж когда я такое сказал? – приязни в его взгляде не добавилось.
- Когда сообщил, что предпочел бы, чтоб меня в твоем доме не было, - в конце концов, она тоже обиделась. – Вот только выгнать меня не можешь. Из сострадания, потому как… куда мне?.. – у нее даже слезы выступили. Она не хотела, нет. Они сами.
Он вздохнул.
- Ань. Ну ты уже разберись. То ты утверждаешь, что тебе со мной плохо, и меня в твоей жизни слишком много. То страдаешь, что я тебя, якобы, выгоняю.
- Я просто хотела побыть одной. И тебя не отвлекать от работы, и самой немного проветриться… разобраться… А у тебя либо с тобой, либо никак, да? Либо в твою постель, либо вон пойди?
- А-ня! – он едва не взвыл. – Ну постель-то тут причем? Вот уж куда не зову…
- В глаза не бросилось!
Он беспомощно поднял вверх руки.
- Просто скажи, что конкретно ты хочешь. Как лично ты хотела бы провести этот день?
- Я бы хотела погулять по городу. Одна. Это возможно?
- Нежелательно, - он снова вздохнул. – Но… раз уж меня в твоей жизни так чудовищно много… давай попробуем.
- Спасибо, - она не выдержала, обняла его. Конечно, это было неправильно, он опять решит, что… Но ссориться с ним было так больно, так физически неприятно, что хотелось растворить этот горький осадок в тепле его рук, в прикосновении к его большому сильному телу.
- Ребенок, - он, конечно же, обнял в ответ. Целовать не стал, ничего не стал, просто подержал ее чуть-чуть у самого сердца. Отпустил. – Ты только послушай меня сейчас. Очень внимательно. Мне важно, чтоб ты меня услышала. Хорошо?
Она послушно кивнула, присаживаясь за стол.
- Это касается не только сегодняшней твоей прогулки, но и вообще… Всего времени твоего пребывания… всей твоей жизни теперь.
- Да?
- Тебе придется забыть о твоей стране. Твоем городе, твоем доме. Обо всем мире по ту сторону гор.
- Да, я поняла, что я уже не вернусь.
- Не только. Ты никогда и никому не должна рассказывать. Ничего о той жизни. Не просто «никаких подробностей», но и вообще о том, что она была. Ты родилась и выросла здесь. В небольшом городке… Потом, если хочешь, выберем по карте… Никто не должен знать, Аня, пойми. От этого зависит… да все, включая твою возможность посещать школу. Все, что касается мира за горами – это государственная тайна, и за ее раскрытие здесь по головке не гладят.
- Х-хорошо, я, в общем, и не собиралась…
- Вот и умница. Дальше. Я, разумеется, не могу предусмотреть всего…
