В этот самый момент Лана кричит: «Антон, стой! Акулина бежит!» Я чувствую, как он разворачивает машину, в голове молотком звучит – нееет!
Бабка подходит к машине и протягивает Лане свёрток: «Милая, а яблочки – то мочёные забыла. Да и люльку для малыша я тебе не сказала, где покупать. Вооон там за лысым деревом, в глубине, мастерская дядьки Татарина. Может свидимся!»
Лана начинает почти сразу есть эти яблоки. «Неужели пронесло» – думаю я. «Только вначале едем за люлькой!» – требует капризно Ланка.
Вслед за огромным сухим деревом вдалеке стоит серый дом и, похожая на амбар, мастерская. Мы подъезжаем и сигналим. Из мастерской выходит бородатый мужик с повязкой, как у пирата, на одном глазу. Лана начинает придурковато объяснять какая люлька ей нужна. Татарин приглашает пройти в мастерскую, чтобы выбрать.
Заходим все вместе. В мастерской пахнет клеем, краской, деревом – несколько люлек с похожим на свастику орнаментом и странными мордами животных стоят посредине. Кроме основной комнаты в амбаре есть ещё несколько, в одну из них дверь слегка приоткрыта. Ланка разглядывает и качает люльки, Антон смотрит в окно, а Татарин закрывает форточку. В этот момент приоткрытая дверь, возле которой стою я, распахивается чуть сильнее, и я отчётливо вижу, что комнату заполняют 15-20 гробов разного размера: несколько маленьких, разрисованных так же, как люльки и большие, обитые перьями и бархатом. Татарин резко поворачивается, а я начинаю стряхивать несуществующую грязь с кед. Он спокойно подходит к двери и плотно закрывает её.
Ланка выбирает люльку с уродливой мордой то ли птицы, то ли рыбы и узорами. Мы расплачиваемся и уезжаем. Я ничего не успеваю сказать, потому что через несколько метров Ланка начинает рвать прямо на пол машины. Антон орёт: «Это из-за вонючей краски!» Тормозит машину и минут пять из его сестры выходит зелёная слизь. Я держу её волосы, умываю водой и повторяю: «Ланочка, сейчас будет легче!»
Так же резко, как и началась, рвота прекращается. Обессиленная Ланка падает на сидение. «Обратно к бабке!» – требовательно пищит она Антону.
Я начиняю мямлить о том, что может лучше в больницу, но меня, естественно, никто не слушает.
Из окна я вижу, что Акулина стоит у калитки так, словно ждёт нас. Антон на руках выносит из машины Ланку, попутно объясняя бабке ситуацию. Старуха суетится, приговаривая, что с дороги на 7 месяце беременности лучше бы было отдохнуть хотя бы дня 2-3.
Я обречённо плетусь за ними. В этот момент бабка поворачивается ко мне и говорит чётким и холодным голосом: «А ты думала – только бы не обернуться!» Этой фразой Акулина возвращает меня в эту деревенскую реальность. Она перестаёт быть просто странной старушкой, она становится моим врагом, которого хорошо бы ударить.
В доме начинается суета, Ланку укладывают на кровать. Бабка бегает во круг неё, как близкая родственница, что раздражает меня ещё сильнее. Лана просит воды, и я иду за ней на кухню. Всё это время меня не покидает странное ощущение того, что в доме что-то неуловимо поменялось – так, словно те же самые вещи и комнаты переставили местами. Почти механически я наливаю из чайника воду и в этот самый момент замечаю на стене нечто. Это очень похоже на икону. На небольшой бархатной доске висит нарисованное изображение очень красивого человека. Глаза его завязаны, а сквозь повязку по щекам льются капли красного цвета. В углах этой доски изображены символы, похожие на те, что мы видели в мастерской Татарина.
Я подхожу и начинаю трогать это изображение. Как только я прикасаюсь к бархату, мои пальцы обжигает пламя. С глаз изображённого человека пропадает повязка. Он смотрит на меня большими, ясными глазами цвета вечернего неба.
Капли красного цвета капают мне на ладонь. В этот момент лицо человека говорит мне: «Помоги нам, а я помогу вам! Ты – часть моей судьбы, часть Усморья!» Я резко отрываю руку от изображения и всё возвращается на свои места. Картинка опять становится прежней, красные капли пропадают с моей ладони, и я спрашиваю сама у себя: «Это что, и в правду было?»
Размышляя над произошедшим, я стою не способная пошевелиться. Из этого шока меня выдёргивает крик Антона: «Где вода?»
Мне натерпится всё рассказать Антону, но в доме я не хочу этого делать. И тут неожиданно Антон спрашивает Акулину: «Где у вас можно позвонить? Мне надо предупредить родителей, что с нами всё в порядке. Мобильник – то не ловит!» Акулина на секунду напрягается, но быстро берёт себя в руки. «В доме бывшего почтальона есть телефон. Это рядом!» Она объясняет куда надо идти.
Лана начинает дремать, и я знаками показываю Антону, что пойду с ним.
Как только мы отходим от дома меня прорывает «Я хочу домой, я очень хочу свалить с этой вонючей дыры!» – ору я Антону. Он тяжело вздыхает, и я вижу, что он тоже на пределе. «Ты грёбаная эгоистка, из обычной серой деревни ты сделала резиденцию Вия. Ты знаешь, что у Ланки уже было недавно кровотечение. Ей просто надо отлежаться перед дорогой. Где, чёрт возьми, мы посредине глухой трассы найдём отель или, тем более, больницу? Нет, мы сейчас прям соберёмся, с блюющей сестрой, твоей тупой одержимостью и свалим просто потому, что тебе не нравится бабка с деревней. Меня тоже не прёт сидеть в этой богом забытой части мира и смотреть на местных клоунов. Просто я совсем не эгоист. Короче, если завтра Ланка оклемается – поедем. Нет – будем ждать.»
Дальше идём молча. У дома того самого «бывшего почтальона» видим на велосипеде конопатого пацана, с которым уже болтали. Я торможу его, а Антон идёт в дом.
–Привет, рыжий! Вы, смотрю, ещё не уехали?
–Привет! Вы, смотрю тоже! Рыжий многозначительно мне подмигивает, а потом ни с того ни с сего начинает напевать: «Горе приносит Усморье, горе уносит Усморье. Всё поменяется вскоре, всё будет просто другое!»
Я ошарашенно спрашиваю: «Что это значит?» Конопатый подёргивает плечами: «Фиг знает, детская считалочка. У тебя, кстати, красивый крестик!»
Я вижу, как Антон вдалеке ходит во круг дома. Спрашиваю рыжего: «А что случилось с твоим отцом?» Он ковыряет в зубах колоском и совершенно спокойно говорит: «Сгорел, когда сжигал Закон тёмного равновесия».
«Что за Закон такой и как это произошло? Кстати, как тебя зову? Меня Саша!» – говорю я мальчишке немного громче обычного.
Он смотрит на меня минуты две, не отводя взгляда. Я тоже смотрю ему в лицо и замечаю, что у него глаза разного цвета – один тёмно – синий, а другой ярко – зелёный.
Потом он говорит мне: «Меня зовут Дэниэл, но все здесь называют меня просто Дэ. Знаешь, что, Саша, ты задаешь вопросы, но готова ли ты получить на них ответы? Ведь то, что кажется очевидным, может выглядеть совсем иначе, если посмотреть на это просто поменяв угол зрения! Если есть тёмное – значит есть и светлое. Одно без другого не существует, потому что тогда всё теряет смысл. Это как день и ночь, как инь и янь, как зима и лето. Убери одно и другое станет абсолютным. Только равновесие может создаёт баланс мира и жизни!»
Когда Дэ говорит мне всё это, он меняется – из смешного рыжего шалопая делается красивым и взрослым парнем. Я верю всему, что он говорит. Это не просто слова, это важные Знания, которые мне почему-то озвучены им.
Дэ продолжает: «Есть вещи, которые сами входят в твою жизнь, есть же те, которые ты призываешь или наоборот, боишься обрести. Но как бы там ни было – всё, что тебе необходимо ВСЕГДА найдёт тебя, где бы ты ни была. Но вначале ты должна обрести себя, стать истинной ценностью мира, в котором живёшь! Пока ты не готова принять Закон тёмного равновесия. Но однажды это, всё же, случится – тогда, когда ты будешь к этому готова!»
Он говорит это медленно, отделяя каждое слово от предыдущего. Как мудрый учитель, который доносит необходимые Знания до ученика. Потом резко замолкает и опять становится обычным мальчишкой.
В этот момент к нам подходит Антон, а Дэниэл быстро уезжает на велосипеде. Я про себя думаю: «Твою мать!» Антон мне сообщает, что в доме глухо. Про разговор с мальчишкой ему говорить бессмысленно. Он просто скажет, что я окончательно сошла с ума.
«Санька, завтра, поедем! Меня тоже подзадолбала эта глушь! Здесь абсолютно ничегнельзя найти или сделать, ну как будто в каменный век попали, честное слово!» – Антон берёт меня за руку.
Мне кажется, что мы отсутствуем в доме бабки минут двадцать – тридцать. Но, когда мы возвращаемся, становится понятно, что нас не было часа три.
Это ещё одна особенность Усморья – время здесь идёт как-то странно. Когда мы заходим в дом – Акулина и Ланка ужинают на кухне, приглашая нас к столу. Я боковым зрение вижу, что изображения на бархате нет.
Я совершенно не хочу есть. Выпив кружку чая в кровати, я в секунду проваливаюсь в сон. Меня возвращает в сознание сильный удар всего тела об стену. Как и прошлой ночью, в комнате темнота, но есть полное присутствие Зла. Сегодня оно ведёт себя иначе. Очень мягко подключается к моему сознанию, как бы щадя меня. Это странное чувство меня притягивает. А потом вдруг я ощущаю внутри себя сильную энергию. В какой-то момент по телу проходит горячий ток такой мощной силы, какой у меня не было никогда. Боль, счастье, огромная энергия смешиваются в бешеный коктейль чего – то бесконечно прекрасного и пугающе страшного, но мне кажется, что я уже это ощущала. В этом есть что-то захватывающее, хоть я и не понимаю сути происходящего.
Вдруг, я чувствую невозможную боль Зла, она настолько сильная, что из моих глаз текут слёзы. И мне становится жаль это тёмное создание, я хочу помочь Злу. Мне кажется, что оно, так уязвимо и так неподдельно несчастно, как никто на земле. Зло как будто обнимает меня, и я осязаю странный сладковатый запах ладана и мятной примеси. В этот самый момент крестик на груди сильно обжигает кожу.
Я открываю глаза от горячего света на затылке. Это солнце. Около нашей кровати прямо надо мной стоит бабка и смотрит на мою шею.
Я вздрагиваю, вскрикиваю и подпрыгиваю на кровати. Моментально проснувшись, пытаюсь найти руку Антона под одеялом. Акулина отходит и говорит немного напряжённо: «У девочки кровотечение! Надо звать фельдшера!» Моментально проснувшийся от этих слов Антон вскакивает с кровати, зацепив одеяло, которое нечаянно рвёт ногой. Я вижу внутри одеяла тот же бархат, что и на гробах в мастерской, и на изображении на кухне.
В Ланкиной комнате стоят бабка и Антон. «Антон, Сашка, пожалуйста, сделайте что-то! Я не хочу потерять сына!» Обычно сестра Антона меня ужасно раздражает своей инфантильностью и избалованностью, но сейчас мне её так жалко, что я готова сделать всё, что необходимо. Лана полусидит на кровати бледная, с распущенными волосами и синими губами. Она держится за живот. Я вижу, как растерян Антон. После трёх неудачных попыток зачать малыша его сестра наконец-то сама забеременела и ждёт сына. «За фельдшером, а потом едем в город!» – почти орёт Антон бабке. Акулина вытирает капли пота мокрым полотенцем с лица Ланы. «Нельзя ехать с кровотечением. Срок у неё такой, что вполне может родиться здоровенький малыш. Фельдшер пол нашей деревни вместе со мной принимала. Я повитухой знатной была. А там, как знаете!» Антон натягивает футболку, но Ланка умоляюще смотрит на брата: «Антон, пожалуйста, не уходи, будь рядом. Мне очень страшно!» На её лице действительно странная маска – оно как будто похудело и осунулось, плечи заострились. Я обнимаю её легонько и целую в голову. И тут меня передёргивает – на тёмно – каштановых волосах Ланы я замечаю рыжую прядь. Её точно не было раньше. Беременная Ланка не красила волосы. В этот момент Акулина говорит: «Сашенька, детка, беги скорее за фельдшером. С Ланочкой останемся мы. Я, всё же, помочь смогу, а ты и пошустрее будешь!»
На ходу Акулина поясняет мне куда идти: «Сейчас зайдёшь в просеку, слева будет Мутное озеро, к нему не подходи, иди держась старых сосен. За ними будет жёлтый дом с рыбами на заборе. Постучись к Варваре – она точно не откажет!» Я отхожу пару метров от ступенек, оборачиваюсь и вижу, как старуха сверлит меня взглядом. Я скорее чувствую, чем слышу, как она говорит мне: «И не смей отказываться от нашей помощи!»
Я поворачиваюсь в сторону дороги и ощущаю, как моё сердце отдаёт стуком в горле. И это уже не страх, это непостижимая жуть, которая так быстро меняет декорации, что я не успеваю реагировать.
Я осознаю, что сейчас задача номер один помочь Лане, но я не доверяю всей этой деревне, как бы предчувствуя что-то неладное.
За забором я начинаю соображать куда идти. Сквозь просеку виднеется озеро, к которому не ведёт ни одна тропа. За озером какое – то глухое место со сваленной травой, полу засохшими кустами и огромным, почти мёртвым дубом. И, хотя, бабка предупреждала меня держаться от озера по дальше, я чувствую, как меня тянет к его воде.
«На минуту подойду» – говорю сама себе. Кусты и трава впиваются в мои икры, царапают ноги. Пробираясь сквозь них, подхожу к озеру. Удивлённо понимаю, что оно совершенно не Мутное, а кристально – чистое. Опускаю в него руки и черпаю воду. Умыв лицо заглядываю в озеро и вижу своё отражение, но с белым лицом в веснушках и рыжими волосами. Стряхиваю изображение, вскакиваю на ноги и не врубаюсь – куда надо идти.
Через какое – то время вдалеке показывается дом. Из трубы уютно выходит сизоватый дымок. И, хотя, дом не жёлтый, а скорее грязно – белый, я спешу к нему. Ворота раскрыты. Сбоку от дома женщина, похожая на добрую Бабу Ягу, вывешивает бельё.
– Здрасьте! Вы – фельдшер Варвара?
– Ну, здравствуй, коль не шутишь. Нет – люди зовут меня баба Веда. Я – Знахарка.
«Что это за дикая дичь? Фельдшер, знахарка, какая блин разница!?» – проносится у меня в голове.
– Послушайте, баба Веда, нам очень нужна ваша помощь!
Путано и быстро я рассказываю о том, кто мы, почему оказались в деревне и у кого остановились; о Ланкиных проблемах, сроке, кровотечении, объясняя, что нужно срочно что-то предпринимать. Я объясняю этой женщине, что помощь необходимо оказать молниеносно, интересуюсь нет ли у неё телефона для связи с внешним миром, перебивая сама себя.
Веда смотрит на меня устало и дико.
– Здесь нет никакой деревни уже лет семьдесят. Кроме меня в округе не живёт ни одна живая душа.
«Чёртова деревня, чёртова шизанутая старуха. Что вообще это всё значит. АААААА» – веду я бессмысленный диалог, похожий на истерику, внутри себя.
– Деревни нет, но она есть.
– Веда, что это значит?
– Это, значит, что тебе повезло, а остальным нет.
– Я не понимаю, там девушка истекает кровью, а вы мне ребусы режете! ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? Вы поможете нам в конце-то концов, здесь же каждая минута дорога!
– Это деревня – призрак. Всё, что происходит в ней – мираж. Кто попадает в него, остаётся там. Тебя спасло чудо, крестик и Чистое озеро.
– Да Усморье же видно через это долбаное озеро. Вам всего – то надо просто пойти со мной и помочь. Просто помочь!
Веда молча подводит меня к озеру и указывает рукой на то, где было Усморье. И тут я впадаю в состояние полного шока. Мои зубы непроизвольно начинают стучать так сильно, что я вся дрожу и трясусь. Вместо Усморья на меня смотрит выгоревшее, огромное, чёрное и бесконечное, как бездна, поле.
Бабка подходит к машине и протягивает Лане свёрток: «Милая, а яблочки – то мочёные забыла. Да и люльку для малыша я тебе не сказала, где покупать. Вооон там за лысым деревом, в глубине, мастерская дядьки Татарина. Может свидимся!»
Лана начинает почти сразу есть эти яблоки. «Неужели пронесло» – думаю я. «Только вначале едем за люлькой!» – требует капризно Ланка.
Вслед за огромным сухим деревом вдалеке стоит серый дом и, похожая на амбар, мастерская. Мы подъезжаем и сигналим. Из мастерской выходит бородатый мужик с повязкой, как у пирата, на одном глазу. Лана начинает придурковато объяснять какая люлька ей нужна. Татарин приглашает пройти в мастерскую, чтобы выбрать.
Заходим все вместе. В мастерской пахнет клеем, краской, деревом – несколько люлек с похожим на свастику орнаментом и странными мордами животных стоят посредине. Кроме основной комнаты в амбаре есть ещё несколько, в одну из них дверь слегка приоткрыта. Ланка разглядывает и качает люльки, Антон смотрит в окно, а Татарин закрывает форточку. В этот момент приоткрытая дверь, возле которой стою я, распахивается чуть сильнее, и я отчётливо вижу, что комнату заполняют 15-20 гробов разного размера: несколько маленьких, разрисованных так же, как люльки и большие, обитые перьями и бархатом. Татарин резко поворачивается, а я начинаю стряхивать несуществующую грязь с кед. Он спокойно подходит к двери и плотно закрывает её.
Ланка выбирает люльку с уродливой мордой то ли птицы, то ли рыбы и узорами. Мы расплачиваемся и уезжаем. Я ничего не успеваю сказать, потому что через несколько метров Ланка начинает рвать прямо на пол машины. Антон орёт: «Это из-за вонючей краски!» Тормозит машину и минут пять из его сестры выходит зелёная слизь. Я держу её волосы, умываю водой и повторяю: «Ланочка, сейчас будет легче!»
Так же резко, как и началась, рвота прекращается. Обессиленная Ланка падает на сидение. «Обратно к бабке!» – требовательно пищит она Антону.
Я начиняю мямлить о том, что может лучше в больницу, но меня, естественно, никто не слушает.
Из окна я вижу, что Акулина стоит у калитки так, словно ждёт нас. Антон на руках выносит из машины Ланку, попутно объясняя бабке ситуацию. Старуха суетится, приговаривая, что с дороги на 7 месяце беременности лучше бы было отдохнуть хотя бы дня 2-3.
Я обречённо плетусь за ними. В этот момент бабка поворачивается ко мне и говорит чётким и холодным голосом: «А ты думала – только бы не обернуться!» Этой фразой Акулина возвращает меня в эту деревенскую реальность. Она перестаёт быть просто странной старушкой, она становится моим врагом, которого хорошо бы ударить.
В доме начинается суета, Ланку укладывают на кровать. Бабка бегает во круг неё, как близкая родственница, что раздражает меня ещё сильнее. Лана просит воды, и я иду за ней на кухню. Всё это время меня не покидает странное ощущение того, что в доме что-то неуловимо поменялось – так, словно те же самые вещи и комнаты переставили местами. Почти механически я наливаю из чайника воду и в этот самый момент замечаю на стене нечто. Это очень похоже на икону. На небольшой бархатной доске висит нарисованное изображение очень красивого человека. Глаза его завязаны, а сквозь повязку по щекам льются капли красного цвета. В углах этой доски изображены символы, похожие на те, что мы видели в мастерской Татарина.
Я подхожу и начинаю трогать это изображение. Как только я прикасаюсь к бархату, мои пальцы обжигает пламя. С глаз изображённого человека пропадает повязка. Он смотрит на меня большими, ясными глазами цвета вечернего неба.
Капли красного цвета капают мне на ладонь. В этот момент лицо человека говорит мне: «Помоги нам, а я помогу вам! Ты – часть моей судьбы, часть Усморья!» Я резко отрываю руку от изображения и всё возвращается на свои места. Картинка опять становится прежней, красные капли пропадают с моей ладони, и я спрашиваю сама у себя: «Это что, и в правду было?»
Размышляя над произошедшим, я стою не способная пошевелиться. Из этого шока меня выдёргивает крик Антона: «Где вода?»
Мне натерпится всё рассказать Антону, но в доме я не хочу этого делать. И тут неожиданно Антон спрашивает Акулину: «Где у вас можно позвонить? Мне надо предупредить родителей, что с нами всё в порядке. Мобильник – то не ловит!» Акулина на секунду напрягается, но быстро берёт себя в руки. «В доме бывшего почтальона есть телефон. Это рядом!» Она объясняет куда надо идти.
Лана начинает дремать, и я знаками показываю Антону, что пойду с ним.
Как только мы отходим от дома меня прорывает «Я хочу домой, я очень хочу свалить с этой вонючей дыры!» – ору я Антону. Он тяжело вздыхает, и я вижу, что он тоже на пределе. «Ты грёбаная эгоистка, из обычной серой деревни ты сделала резиденцию Вия. Ты знаешь, что у Ланки уже было недавно кровотечение. Ей просто надо отлежаться перед дорогой. Где, чёрт возьми, мы посредине глухой трассы найдём отель или, тем более, больницу? Нет, мы сейчас прям соберёмся, с блюющей сестрой, твоей тупой одержимостью и свалим просто потому, что тебе не нравится бабка с деревней. Меня тоже не прёт сидеть в этой богом забытой части мира и смотреть на местных клоунов. Просто я совсем не эгоист. Короче, если завтра Ланка оклемается – поедем. Нет – будем ждать.»
Дальше идём молча. У дома того самого «бывшего почтальона» видим на велосипеде конопатого пацана, с которым уже болтали. Я торможу его, а Антон идёт в дом.
–Привет, рыжий! Вы, смотрю, ещё не уехали?
–Привет! Вы, смотрю тоже! Рыжий многозначительно мне подмигивает, а потом ни с того ни с сего начинает напевать: «Горе приносит Усморье, горе уносит Усморье. Всё поменяется вскоре, всё будет просто другое!»
Я ошарашенно спрашиваю: «Что это значит?» Конопатый подёргивает плечами: «Фиг знает, детская считалочка. У тебя, кстати, красивый крестик!»
Я вижу, как Антон вдалеке ходит во круг дома. Спрашиваю рыжего: «А что случилось с твоим отцом?» Он ковыряет в зубах колоском и совершенно спокойно говорит: «Сгорел, когда сжигал Закон тёмного равновесия».
«Что за Закон такой и как это произошло? Кстати, как тебя зову? Меня Саша!» – говорю я мальчишке немного громче обычного.
Он смотрит на меня минуты две, не отводя взгляда. Я тоже смотрю ему в лицо и замечаю, что у него глаза разного цвета – один тёмно – синий, а другой ярко – зелёный.
Потом он говорит мне: «Меня зовут Дэниэл, но все здесь называют меня просто Дэ. Знаешь, что, Саша, ты задаешь вопросы, но готова ли ты получить на них ответы? Ведь то, что кажется очевидным, может выглядеть совсем иначе, если посмотреть на это просто поменяв угол зрения! Если есть тёмное – значит есть и светлое. Одно без другого не существует, потому что тогда всё теряет смысл. Это как день и ночь, как инь и янь, как зима и лето. Убери одно и другое станет абсолютным. Только равновесие может создаёт баланс мира и жизни!»
Когда Дэ говорит мне всё это, он меняется – из смешного рыжего шалопая делается красивым и взрослым парнем. Я верю всему, что он говорит. Это не просто слова, это важные Знания, которые мне почему-то озвучены им.
Дэ продолжает: «Есть вещи, которые сами входят в твою жизнь, есть же те, которые ты призываешь или наоборот, боишься обрести. Но как бы там ни было – всё, что тебе необходимо ВСЕГДА найдёт тебя, где бы ты ни была. Но вначале ты должна обрести себя, стать истинной ценностью мира, в котором живёшь! Пока ты не готова принять Закон тёмного равновесия. Но однажды это, всё же, случится – тогда, когда ты будешь к этому готова!»
Он говорит это медленно, отделяя каждое слово от предыдущего. Как мудрый учитель, который доносит необходимые Знания до ученика. Потом резко замолкает и опять становится обычным мальчишкой.
В этот момент к нам подходит Антон, а Дэниэл быстро уезжает на велосипеде. Я про себя думаю: «Твою мать!» Антон мне сообщает, что в доме глухо. Про разговор с мальчишкой ему говорить бессмысленно. Он просто скажет, что я окончательно сошла с ума.
«Санька, завтра, поедем! Меня тоже подзадолбала эта глушь! Здесь абсолютно ничегнельзя найти или сделать, ну как будто в каменный век попали, честное слово!» – Антон берёт меня за руку.
Мне кажется, что мы отсутствуем в доме бабки минут двадцать – тридцать. Но, когда мы возвращаемся, становится понятно, что нас не было часа три.
Это ещё одна особенность Усморья – время здесь идёт как-то странно. Когда мы заходим в дом – Акулина и Ланка ужинают на кухне, приглашая нас к столу. Я боковым зрение вижу, что изображения на бархате нет.
Я совершенно не хочу есть. Выпив кружку чая в кровати, я в секунду проваливаюсь в сон. Меня возвращает в сознание сильный удар всего тела об стену. Как и прошлой ночью, в комнате темнота, но есть полное присутствие Зла. Сегодня оно ведёт себя иначе. Очень мягко подключается к моему сознанию, как бы щадя меня. Это странное чувство меня притягивает. А потом вдруг я ощущаю внутри себя сильную энергию. В какой-то момент по телу проходит горячий ток такой мощной силы, какой у меня не было никогда. Боль, счастье, огромная энергия смешиваются в бешеный коктейль чего – то бесконечно прекрасного и пугающе страшного, но мне кажется, что я уже это ощущала. В этом есть что-то захватывающее, хоть я и не понимаю сути происходящего.
Вдруг, я чувствую невозможную боль Зла, она настолько сильная, что из моих глаз текут слёзы. И мне становится жаль это тёмное создание, я хочу помочь Злу. Мне кажется, что оно, так уязвимо и так неподдельно несчастно, как никто на земле. Зло как будто обнимает меня, и я осязаю странный сладковатый запах ладана и мятной примеси. В этот самый момент крестик на груди сильно обжигает кожу.
Я открываю глаза от горячего света на затылке. Это солнце. Около нашей кровати прямо надо мной стоит бабка и смотрит на мою шею.
Я вздрагиваю, вскрикиваю и подпрыгиваю на кровати. Моментально проснувшись, пытаюсь найти руку Антона под одеялом. Акулина отходит и говорит немного напряжённо: «У девочки кровотечение! Надо звать фельдшера!» Моментально проснувшийся от этих слов Антон вскакивает с кровати, зацепив одеяло, которое нечаянно рвёт ногой. Я вижу внутри одеяла тот же бархат, что и на гробах в мастерской, и на изображении на кухне.
В Ланкиной комнате стоят бабка и Антон. «Антон, Сашка, пожалуйста, сделайте что-то! Я не хочу потерять сына!» Обычно сестра Антона меня ужасно раздражает своей инфантильностью и избалованностью, но сейчас мне её так жалко, что я готова сделать всё, что необходимо. Лана полусидит на кровати бледная, с распущенными волосами и синими губами. Она держится за живот. Я вижу, как растерян Антон. После трёх неудачных попыток зачать малыша его сестра наконец-то сама забеременела и ждёт сына. «За фельдшером, а потом едем в город!» – почти орёт Антон бабке. Акулина вытирает капли пота мокрым полотенцем с лица Ланы. «Нельзя ехать с кровотечением. Срок у неё такой, что вполне может родиться здоровенький малыш. Фельдшер пол нашей деревни вместе со мной принимала. Я повитухой знатной была. А там, как знаете!» Антон натягивает футболку, но Ланка умоляюще смотрит на брата: «Антон, пожалуйста, не уходи, будь рядом. Мне очень страшно!» На её лице действительно странная маска – оно как будто похудело и осунулось, плечи заострились. Я обнимаю её легонько и целую в голову. И тут меня передёргивает – на тёмно – каштановых волосах Ланы я замечаю рыжую прядь. Её точно не было раньше. Беременная Ланка не красила волосы. В этот момент Акулина говорит: «Сашенька, детка, беги скорее за фельдшером. С Ланочкой останемся мы. Я, всё же, помочь смогу, а ты и пошустрее будешь!»
На ходу Акулина поясняет мне куда идти: «Сейчас зайдёшь в просеку, слева будет Мутное озеро, к нему не подходи, иди держась старых сосен. За ними будет жёлтый дом с рыбами на заборе. Постучись к Варваре – она точно не откажет!» Я отхожу пару метров от ступенек, оборачиваюсь и вижу, как старуха сверлит меня взглядом. Я скорее чувствую, чем слышу, как она говорит мне: «И не смей отказываться от нашей помощи!»
Я поворачиваюсь в сторону дороги и ощущаю, как моё сердце отдаёт стуком в горле. И это уже не страх, это непостижимая жуть, которая так быстро меняет декорации, что я не успеваю реагировать.
Я осознаю, что сейчас задача номер один помочь Лане, но я не доверяю всей этой деревне, как бы предчувствуя что-то неладное.
За забором я начинаю соображать куда идти. Сквозь просеку виднеется озеро, к которому не ведёт ни одна тропа. За озером какое – то глухое место со сваленной травой, полу засохшими кустами и огромным, почти мёртвым дубом. И, хотя, бабка предупреждала меня держаться от озера по дальше, я чувствую, как меня тянет к его воде.
«На минуту подойду» – говорю сама себе. Кусты и трава впиваются в мои икры, царапают ноги. Пробираясь сквозь них, подхожу к озеру. Удивлённо понимаю, что оно совершенно не Мутное, а кристально – чистое. Опускаю в него руки и черпаю воду. Умыв лицо заглядываю в озеро и вижу своё отражение, но с белым лицом в веснушках и рыжими волосами. Стряхиваю изображение, вскакиваю на ноги и не врубаюсь – куда надо идти.
Через какое – то время вдалеке показывается дом. Из трубы уютно выходит сизоватый дымок. И, хотя, дом не жёлтый, а скорее грязно – белый, я спешу к нему. Ворота раскрыты. Сбоку от дома женщина, похожая на добрую Бабу Ягу, вывешивает бельё.
– Здрасьте! Вы – фельдшер Варвара?
– Ну, здравствуй, коль не шутишь. Нет – люди зовут меня баба Веда. Я – Знахарка.
«Что это за дикая дичь? Фельдшер, знахарка, какая блин разница!?» – проносится у меня в голове.
– Послушайте, баба Веда, нам очень нужна ваша помощь!
Путано и быстро я рассказываю о том, кто мы, почему оказались в деревне и у кого остановились; о Ланкиных проблемах, сроке, кровотечении, объясняя, что нужно срочно что-то предпринимать. Я объясняю этой женщине, что помощь необходимо оказать молниеносно, интересуюсь нет ли у неё телефона для связи с внешним миром, перебивая сама себя.
Веда смотрит на меня устало и дико.
– Здесь нет никакой деревни уже лет семьдесят. Кроме меня в округе не живёт ни одна живая душа.
«Чёртова деревня, чёртова шизанутая старуха. Что вообще это всё значит. АААААА» – веду я бессмысленный диалог, похожий на истерику, внутри себя.
– Деревни нет, но она есть.
– Веда, что это значит?
– Это, значит, что тебе повезло, а остальным нет.
– Я не понимаю, там девушка истекает кровью, а вы мне ребусы режете! ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? Вы поможете нам в конце-то концов, здесь же каждая минута дорога!
– Это деревня – призрак. Всё, что происходит в ней – мираж. Кто попадает в него, остаётся там. Тебя спасло чудо, крестик и Чистое озеро.
– Да Усморье же видно через это долбаное озеро. Вам всего – то надо просто пойти со мной и помочь. Просто помочь!
Веда молча подводит меня к озеру и указывает рукой на то, где было Усморье. И тут я впадаю в состояние полного шока. Мои зубы непроизвольно начинают стучать так сильно, что я вся дрожу и трясусь. Вместо Усморья на меня смотрит выгоревшее, огромное, чёрное и бесконечное, как бездна, поле.
