Она как раз закончила с его ранами и отставила в сторону опустевшую баночку из-под мази.
– Вы, нынешние кэайа, совсем не те создания, какими запомнились мне на заре своей юности. Вы многому научились за тысячелетия правления. Но и многое утратили.
– Что же мы утратили?
– Самое важное. – Теперь она сидела прямо, сложив свои изящные руки на коленях. – Способность восхищаться жизнью. А значит – и саму способность жить.
– Зачем же тогда меня выхаживать? Из сострадания? – он злился и ничего не мог с этим поделать. Да и не хотел, если уж говорить начистоту.
– Глупец, – снова повторила она с ласковой печалью в голосе. – Ты ведь последний из кэайа. Но не думай, что только из-за этой прискорбной особенности ты видишься мне и Призрачным Мирам столь ценным и интересным. Ты сосредоточение всех слабостей, всех пороков, но и всех достоинств и всего величия ушедшего Монтиталя. Ты прямолинеен и расчетлив, как и все твои соплеменники, ты не умеешь – или не желаешь – прощать, и многие, особенно люди, назвали бы эти качества воплощением бессердечия и цинизма. Но такое отношение к окружающим рождено из твоего воспитания и привитых с детства традиций, и даже пресловутая жестокость кха-гуула далеко не всегда идет рука об руку с тобой. Она лишь часть тебя, одна из сторон твоей сути, и ты мечтаешь научиться контролировать ее. Пока ты проигрываешь в этом внутреннем, скрытом от всех окружающих противостоянии, но ты упрям и не оставляешь попыток. Ты не одарил Хеллака, своего кузена, смертью за совершенное им предательство, ты позволил ему жить, хотя и придумал для него весьма изощренное наказание. И мы оба знаем, что ты не прогадал, пощадив его. Его помощь, как и его жертва, в час войны была бесценна. А еще ты один из самых сильных чародеев, когда-либо правивших Монтиталем, но ты так редко пользуешься своим даром, что порой и вовсе забываешь о нем. – Гэсэр протестующе вскинул руку, но Тао Эйу покачала головой: – Скажи мне, сколько раз ты прибегал к колдовству, когда попадал в ловушки Призрачных Миров?.. Ни разу, мой император. В любом сражении ты в первую очередь доверяешь надежному мечу в руке и силе собственного тела, и только после – могуществу проверенных песен. Ты научился побеждать без заклинаний. Необычайно редкий талант для кэайа. И он тебе еще пригодится, поверь мне. Ты никогда не сворачивал с однажды выбранного пути, не отступал перед напастями, каждая ошибка, каждая неудача только злили тебя и толкали вперед. Сейчас, я уверена, ты, не раздумывая и не сомневаясь, сокрушишь Вселенную, если поверишь, что гибель всех миров вернет тебе один единственный, твой собственный мир – Монтиталь. Но твое сердце сберегло и ростки сострадания. В тебе есть сила, и есть слабость. Ты противоречив, уникален – и ты должен жить.
Она все говорила и говорила – и с каждым ее новым словом император становился все мрачнее.
– А еще, – неожиданно закончила она. – Ты хочешь познать любовь.
– Кэайа не умеют любить! – зло выпалил он, дав волю долго сдерживаемому раздражению.
Слова ее оказались чистейшей правдой, и он готов был возненавидеть ее лишь за то, что она посмела произнести их вслух. Зачем сейчас – когда все кончено! – напоминать ему, что единственным кэайа, уцелевшим в кровавой бойне, и то лишь потому, что за него отдали жизни все его подданные, оказался именно он, сумасбродный упрямец, так и не успевший оправдать ожиданий Монтиталя?
– Я наблюдала за твоими скитаниями по Призрачным Мирам, император. – Как ни в чем не бывало, даже не заметив бурной вспышки его гнева, продолжила Тао Эйу. – Ты постоянно что-то искал: что-то, что могло бы наполнить смыслом твою жизнь.
– Зато теперь мне нечего искать, – злобно отозвался он. – Никакого смысла жизни. Да и от самой жизни ничего не осталось.
– Прекрати. – Тао Эйу строго посмотрела на него, заставив умолкнуть. – Ты выжил. Мало того, ты поклялся. Твое последнее проклятие поможет возродить Монтиталь. Однажды ты сумеешь оживить потерянный мир. И ты должен дождаться, должен готовиться: ты взял на себя обязательство перед мертвыми и превратился в надежду для целого народа.
– Вернуть Монтиталь... – послушно повторил он, и горечь недавней утраты сильнейшей болью отозвалась в его сердце.
– Да, мой дорогой Кон-Охэн. И хотя бы ради этой надежды тебе придется жить. Впереди у тебя долгий, сложный путь, овеянный отчаянием, но ты пройдешь его – и ты справишься.
Император молчал. Ему нечего было ответить. Хотя Тао Эйу говорила с такой уверенностью, будто и сама прошла через все описываемые ею невзгоды.
Он вспомнил, как услышал, вернее, ощутил пронзивший все его тело вибрациями и толчками безмолвный, кричащий призыв, обрушившийся на него одновременно со всех сторон – перед последним броском на солдат, которые должны были убить его: «Так живи же!.. Живи!»
Что, если это сам Монтиталь в последнем вздохе агонии взывал к нему тогда?..
– Когда время придет, я помогу тебе вернуться, – заверила его Тао Эйу.
– Мне не нужна помощь. – Он все еще злился и никак не мог побороть своего раздражения.
– Ошибаешься, – покачала головой Тао Эйу. – Твоего мира больше не существует. Белые башни Монтиталя растаяли в пене морских волн. А в мире людей, куда бы ты сейчас ни направился, тебе придется столкнуться с людской ненавистью, тебя начнут преследовать, гнать, как чужака, и стремиться убить.
– Я не стану прятаться.
– Тебе и не придется, – успокоила она его. – Мы лишь немного подождем. Память новых хозяев мира недолговечна. Пройдет век-другой, и упоминания о твоем народе сотруться из летописей, истлеют, словно прах на ветру. Никто и не вспомнит о тысячелетиях владычества кэайа.
– Два века?.. – ужаснулся он.
Тао Эйу позабавила его реакция.
– Возможно, чуть дольше. Но что такое двести лет в твоей бесконечно долгой жизни, император? – полушутя, полудразня, поинтересовалась она.
– Мне всего-то сто тридцать семь, а жизнь уже кажется мне отвратительной штукой.
– Действительно, сто тридцать семь лет – не так уж и много для живущего почти вечно, – согласилась с ним Тао Эйу. – Трагическая смерть отца рано взвалила на тебя бремя ответственности, но ты доказал своим подданным, что достоин трона. Не твоя вина, что Монтиталь сгинул. Ты пока в самом начале своего пути, но, поверь мне, чем дольше живешь, тем быстрее летят года.
Только что он мечтал похоронить себя заживо – вместе со всем своим мертвым народом. Но Тао Эйу наполнила его сердце сомнениями, показала, что он еще не готов распрощаться с пусть уже и навсегда изменившимся миром. Едва подумав о долгом вынужденном затворничестве, он с удивлением обнаружил в себе неуемную жажду по ярким, наполненным событиями дням.
– И что прикажешь мне делать все это время? Размышлять о вечности? Играть в настольные игры? – едко поинтересовался он.
– Просто побудь моим гостем, – ласково предложила она. – Хотя бы дождись, пока твое тело окрепнет. В Призрачных Мирах у времени свой ход. Если попросишь, десять дней здесь пролетят быстрее, чем сто лет в мире, который ты только что покинул.
– Хочешь сказать, что если я попрошу ускорить время, ты сделаешь это для меня? – недоверчиво спросил он.
– Не я, – улыбнулась Тао Эйу. – Призрачные Миры сделают это для тебя.
И добавила, вконец запутав его:
– Ты ведь их избранник.
– Избранник?
Тао Эйу всплеснула руками:
– Какой же ты невнимательный, Гэсэр Айдин Кон-Охэн, последний император Монтиталя! Разве ты никогда не замечал, что они постоянно тебя опекают, то и дело подбрасывают молчаливые советы – только успевай, лови их! Преподают уроки, испытывают?
– Может быть, – нерешительно пробормотал он. – Я думал, со всеми так. С теми, кто посещал их подолгу.
– Так знай, что ты заблуждаешься. Все прочие кэайа очень быстро устают от Призрачных Миров. Они бегут, так и не найдя здесь ничего интересного, их просто выставляют обратно в реальность, из которой они явились. А ты всегда желанный гость. Призрачные Миры даже меч тебе подарили, когда решили, что ты готов.
– К чему готов?
Тао Эйу пожала плечами.
– Может, сразиться за обладание новым миром, – предположила она, но окрашенные легкой тревогой интонации в ее голосе подтолкнули императора к мысли, что она чего-то недоговаривает, скрывает нечто важное, но он никак не мог сконцентрироваться, чтобы все хорошенько обдумать.
– Ну, да. Утратив собственный мир, мне, действительно, сражаться больше не за что.
– Может, это твоя судьба. Твое предназначение.
– И в чем оно?
– Узнаешь со временем. Ведь даже мне неведомы все помыслы Призрачных Миров.
Гэсэр вздохнул, гася раздражение. Он жутко устал от бесконечных загадок.
– Так что они такое, эти Призрачные Миры?
– Право, не знаю, – голос Тао Эйу стал задумчивым. – Они существовали всегда. И всегда были неимоверно стары. Много их, или же он один – изменчивый и непостоянный? Откуда они появились? Для чего существуют? Зачем помогают нам и чего добиваются? Я мало что могу рассказать об их сути. Когда-то мне пришлось принять непростое, спорное решение – и на протяжении всего пути я ощущала безмолвную поддержку Призрачных Миров. Я не повернула вспять, и появился твой народ. После я не раз наблюдала за жизнью Монтиталя из окружающего безвременья. Но чаще всего я просто двигаюсь сквозь меняющуюся пустоту, ведь Призрачные Миры открывают дороги в необыкновенные земли.
– Значит, ты живешь не здесь?
Тао Эйу улыбнулась.
– Конечно же, нет. Мой нынешний дом далеко отсюда. И гораздо гостеприимнее этих стен. – Она обвела рукой комнату, в которой они находились. – Они позвали меня, когда поняли, что тебе нужна помощь, и сами они не в силах тебя излечить.
Император потер лоб.
– Ничего не понимаю, – выдохнул он.
– Но разве это имеет значение? Особенно сейчас, когда мы вместе?
Тао Эйу плавно поднялась с кресла, одним неуловимым, легким движением выскользнула из переливающегося разноцветными огнями платья, ослепив Гэсэра белизной и совершенством своего обнаженного тела, и опустилась на постель рядом с ним. Император вздрогнул, когда она прильнула к нему и с мягкой нежностью, стараясь не причинить боли, дотронулась губами до уже начавшего исчезать рубца на его груди. Ее ласковые пальцы пробежались по его шее, по сильным плечам, и он отозвался, ее огонь, перекинувшись на него, оживил его тело и согрел душу. Он притянул ее к себе, и их губы слились в сладком поцелуе. Не разрывая объятий, Гэсэр провел рукой вдоль ее спины, наслаждаясь прикосновением к ее изумительной, бархатной коже, окунулся лицом в волны ее сияющих волос и почти задохнулся от острого желания, охватившего его.
– Как ты прекрасен, мой кэайа... – прошептала она, и от одного звука ее мелодичного голоса по всему телу императора побежала волна щемящей дрожи.
Он словно сошел с ума, позабыл обо всем: об утратах, боли, отчаянии – и надежде. Единственной реальностью для него стали только требовательные касания их рук и близость их слившихся тел.
...Он выбрал жизнь.
Когда он проснулся, Тао Эйу рядом с ним уже не было. Остались только ее вкус на губах и запах ее волос на подушке. Он сел на постели, спустил ноги вниз, и его босых ступней коснулась сухая колючая трава. Он осмотрелся. Вчерашняя комната растворилась, уступив место бескрайней равнине под тусклым, холодным солнцем. Будь перед ним обычный мир, он бы сказал, что только-только занимается рассвет. Но здешнее солнце могло провисеть над горизонтом вечность, но так и не сдвинуться с места.
Он сделал несколько неуверенных, осторожных шагов – и удивился: от вчерашней слабости не осталось и следа. А когда обернулся, то увидел, что кровать исчезла. Вместо нее на пригорке появилось корявое, расщепленное молнией дерево. К стволу был прислонен его меч, а рядом на земле стопкой лежала аккуратно сложенная одежда. Наряд из прошлой, мирной жизни: темно-красная рубашка с узкими рукавами и воротником-стойкой, черные, облегающие штаны, в которых его ноги, и без того худые и длинные, казались еще тоньше. Но Гэсэр уже надел поверх штанов широкую, чуть ниже колен юбку-ханоо из красной ткани, традиционную одежду воинов его народа, и затянул на бедрах кожаный пояс. Обул высокие сапоги с серебряными застежками на голенищах, примерил черный камзол – все идеально подошло. Последним он поднял меч, бережно огладил рукоять, всмотрелся в письмена на лезвии и опустил клинок в ножны у пояса. Им обоим нужен отдых.
Сейчас, без доспеха, который он не снимал с самого начала войны, Гэсэр чувствовал себя удивительно легко и свободно. Непривычно. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Воздух подрагивал от разливающейся вокруг прохлады, привнося в его мысли ясность. Он расчесал пальцами чересчур коротко обрезанные волосы, попробовал собрать их сзади хоть в какое-то подобие прически, но длины прядей даже на маленький хвост не хватило. Люди полагали, что срезав его косу, они унизят его. Но это были всего лишь волосы – ничтожная потеря по сравнению с тем, чего он на самом деле лишился. Тао Эйу права, волосы отрастут, а вот окрасит ли он их снова в красный цвет, Гэсэр пока не мог сказать. Возможно, в будущем, когда он вернет себе право называться императором... Что ж, похоже, ему все-таки есть ради чего жить – ради эфемерной надежды, мечты, которая, скорее всего, никогда не обернется явью. Ради собственного проклятия.
– Однажды солнце снова взойдет над Монтиталем. – Тао Эйу встала рядом с ним, появившись, как и в первую их встречу, из ниоткуда. – Тебе лишь надо поверить в себя и в свои силы. Ты сможешь выйти победителем.
– Я хочу вернуться, – признался он ей.
– Еще не время. Позволь новому миру позабыть о кэайа. – Они пошли рука об руку по высокой, шуршащей траве. – После прошлой ночи я так надеялась, что ты согласишься остаться со мной. Хотя бы на тысячу лет. Или на две. Но я чувствую, как тебя тянет обратно.
– Мое место там.
– На руинах?
– Ты же знаешь, что и руин никаких не осталось.
– Остались. – Она остановилась и приложила раскрытую ладонь к его груди. – Вот здесь. В твоем сердце. И когда закрываешь глаза, ты ведь видишь одну лишь смерть?
Он не стал отвечать. К чему слова, если она и так все знает?
– Наслаждайся отдыхом, Гэсэр Айдин Кон-Охэн. Когда ты покинешь нас – меня и Призрачные Миры – мы не скоро сможем увидеться вновь.
– Отчего же? – возразил он. – В любой миг. Стоит мне только захотеть.
Тао Эйу покачала головой.
– Для этого тебе придется вернуться домой – на то место, где когда-то стоял Монтиталь. Лишь оттуда ты сможешь осуществить переход. Таковы последствия заклятия, уничтожившего твой остров. И еще... Как колдун, ты теперь тоже бессилен. Конечно, какую-нибудь мелочь, детский фокус ты еще сможешь сотворить, но прежних способностей у тебя больше нет.
– Что еще я должен знать? – Он шумно выдохнул в попытке справиться с яростью, а его пальцы хрустнули, сжимаясь. – Что еще люди отняли у меня?
– Не надо мести, – попросила Тао Эйу и мягко накрыла рукой его сжавшийся кулак. – Я смотрю в твои глаза – и окунаюсь во всю ту боль и тоску, что ты сейчас ощущаешь. Однажды ты научишься жить с этим непомерным грузом.
– Не бойся. Мести не будет. – Ее сочуствующие слова отрезвили его затуманившийся разум. – Мы слишком долго правили миром, и он устал от нас. Люди здесь ни при чем. Они всего лишь оружие. Только знать бы, чья рука направила его на нас.
– Вы, нынешние кэайа, совсем не те создания, какими запомнились мне на заре своей юности. Вы многому научились за тысячелетия правления. Но и многое утратили.
– Что же мы утратили?
– Самое важное. – Теперь она сидела прямо, сложив свои изящные руки на коленях. – Способность восхищаться жизнью. А значит – и саму способность жить.
– Зачем же тогда меня выхаживать? Из сострадания? – он злился и ничего не мог с этим поделать. Да и не хотел, если уж говорить начистоту.
– Глупец, – снова повторила она с ласковой печалью в голосе. – Ты ведь последний из кэайа. Но не думай, что только из-за этой прискорбной особенности ты видишься мне и Призрачным Мирам столь ценным и интересным. Ты сосредоточение всех слабостей, всех пороков, но и всех достоинств и всего величия ушедшего Монтиталя. Ты прямолинеен и расчетлив, как и все твои соплеменники, ты не умеешь – или не желаешь – прощать, и многие, особенно люди, назвали бы эти качества воплощением бессердечия и цинизма. Но такое отношение к окружающим рождено из твоего воспитания и привитых с детства традиций, и даже пресловутая жестокость кха-гуула далеко не всегда идет рука об руку с тобой. Она лишь часть тебя, одна из сторон твоей сути, и ты мечтаешь научиться контролировать ее. Пока ты проигрываешь в этом внутреннем, скрытом от всех окружающих противостоянии, но ты упрям и не оставляешь попыток. Ты не одарил Хеллака, своего кузена, смертью за совершенное им предательство, ты позволил ему жить, хотя и придумал для него весьма изощренное наказание. И мы оба знаем, что ты не прогадал, пощадив его. Его помощь, как и его жертва, в час войны была бесценна. А еще ты один из самых сильных чародеев, когда-либо правивших Монтиталем, но ты так редко пользуешься своим даром, что порой и вовсе забываешь о нем. – Гэсэр протестующе вскинул руку, но Тао Эйу покачала головой: – Скажи мне, сколько раз ты прибегал к колдовству, когда попадал в ловушки Призрачных Миров?.. Ни разу, мой император. В любом сражении ты в первую очередь доверяешь надежному мечу в руке и силе собственного тела, и только после – могуществу проверенных песен. Ты научился побеждать без заклинаний. Необычайно редкий талант для кэайа. И он тебе еще пригодится, поверь мне. Ты никогда не сворачивал с однажды выбранного пути, не отступал перед напастями, каждая ошибка, каждая неудача только злили тебя и толкали вперед. Сейчас, я уверена, ты, не раздумывая и не сомневаясь, сокрушишь Вселенную, если поверишь, что гибель всех миров вернет тебе один единственный, твой собственный мир – Монтиталь. Но твое сердце сберегло и ростки сострадания. В тебе есть сила, и есть слабость. Ты противоречив, уникален – и ты должен жить.
Она все говорила и говорила – и с каждым ее новым словом император становился все мрачнее.
– А еще, – неожиданно закончила она. – Ты хочешь познать любовь.
– Кэайа не умеют любить! – зло выпалил он, дав волю долго сдерживаемому раздражению.
Слова ее оказались чистейшей правдой, и он готов был возненавидеть ее лишь за то, что она посмела произнести их вслух. Зачем сейчас – когда все кончено! – напоминать ему, что единственным кэайа, уцелевшим в кровавой бойне, и то лишь потому, что за него отдали жизни все его подданные, оказался именно он, сумасбродный упрямец, так и не успевший оправдать ожиданий Монтиталя?
– Я наблюдала за твоими скитаниями по Призрачным Мирам, император. – Как ни в чем не бывало, даже не заметив бурной вспышки его гнева, продолжила Тао Эйу. – Ты постоянно что-то искал: что-то, что могло бы наполнить смыслом твою жизнь.
– Зато теперь мне нечего искать, – злобно отозвался он. – Никакого смысла жизни. Да и от самой жизни ничего не осталось.
– Прекрати. – Тао Эйу строго посмотрела на него, заставив умолкнуть. – Ты выжил. Мало того, ты поклялся. Твое последнее проклятие поможет возродить Монтиталь. Однажды ты сумеешь оживить потерянный мир. И ты должен дождаться, должен готовиться: ты взял на себя обязательство перед мертвыми и превратился в надежду для целого народа.
– Вернуть Монтиталь... – послушно повторил он, и горечь недавней утраты сильнейшей болью отозвалась в его сердце.
– Да, мой дорогой Кон-Охэн. И хотя бы ради этой надежды тебе придется жить. Впереди у тебя долгий, сложный путь, овеянный отчаянием, но ты пройдешь его – и ты справишься.
Император молчал. Ему нечего было ответить. Хотя Тао Эйу говорила с такой уверенностью, будто и сама прошла через все описываемые ею невзгоды.
Он вспомнил, как услышал, вернее, ощутил пронзивший все его тело вибрациями и толчками безмолвный, кричащий призыв, обрушившийся на него одновременно со всех сторон – перед последним броском на солдат, которые должны были убить его: «Так живи же!.. Живи!»
Что, если это сам Монтиталь в последнем вздохе агонии взывал к нему тогда?..
– Когда время придет, я помогу тебе вернуться, – заверила его Тао Эйу.
– Мне не нужна помощь. – Он все еще злился и никак не мог побороть своего раздражения.
– Ошибаешься, – покачала головой Тао Эйу. – Твоего мира больше не существует. Белые башни Монтиталя растаяли в пене морских волн. А в мире людей, куда бы ты сейчас ни направился, тебе придется столкнуться с людской ненавистью, тебя начнут преследовать, гнать, как чужака, и стремиться убить.
– Я не стану прятаться.
– Тебе и не придется, – успокоила она его. – Мы лишь немного подождем. Память новых хозяев мира недолговечна. Пройдет век-другой, и упоминания о твоем народе сотруться из летописей, истлеют, словно прах на ветру. Никто и не вспомнит о тысячелетиях владычества кэайа.
– Два века?.. – ужаснулся он.
Тао Эйу позабавила его реакция.
– Возможно, чуть дольше. Но что такое двести лет в твоей бесконечно долгой жизни, император? – полушутя, полудразня, поинтересовалась она.
– Мне всего-то сто тридцать семь, а жизнь уже кажется мне отвратительной штукой.
– Действительно, сто тридцать семь лет – не так уж и много для живущего почти вечно, – согласилась с ним Тао Эйу. – Трагическая смерть отца рано взвалила на тебя бремя ответственности, но ты доказал своим подданным, что достоин трона. Не твоя вина, что Монтиталь сгинул. Ты пока в самом начале своего пути, но, поверь мне, чем дольше живешь, тем быстрее летят года.
Только что он мечтал похоронить себя заживо – вместе со всем своим мертвым народом. Но Тао Эйу наполнила его сердце сомнениями, показала, что он еще не готов распрощаться с пусть уже и навсегда изменившимся миром. Едва подумав о долгом вынужденном затворничестве, он с удивлением обнаружил в себе неуемную жажду по ярким, наполненным событиями дням.
– И что прикажешь мне делать все это время? Размышлять о вечности? Играть в настольные игры? – едко поинтересовался он.
– Просто побудь моим гостем, – ласково предложила она. – Хотя бы дождись, пока твое тело окрепнет. В Призрачных Мирах у времени свой ход. Если попросишь, десять дней здесь пролетят быстрее, чем сто лет в мире, который ты только что покинул.
– Хочешь сказать, что если я попрошу ускорить время, ты сделаешь это для меня? – недоверчиво спросил он.
– Не я, – улыбнулась Тао Эйу. – Призрачные Миры сделают это для тебя.
И добавила, вконец запутав его:
– Ты ведь их избранник.
– Избранник?
Тао Эйу всплеснула руками:
– Какой же ты невнимательный, Гэсэр Айдин Кон-Охэн, последний император Монтиталя! Разве ты никогда не замечал, что они постоянно тебя опекают, то и дело подбрасывают молчаливые советы – только успевай, лови их! Преподают уроки, испытывают?
– Может быть, – нерешительно пробормотал он. – Я думал, со всеми так. С теми, кто посещал их подолгу.
– Так знай, что ты заблуждаешься. Все прочие кэайа очень быстро устают от Призрачных Миров. Они бегут, так и не найдя здесь ничего интересного, их просто выставляют обратно в реальность, из которой они явились. А ты всегда желанный гость. Призрачные Миры даже меч тебе подарили, когда решили, что ты готов.
– К чему готов?
Тао Эйу пожала плечами.
– Может, сразиться за обладание новым миром, – предположила она, но окрашенные легкой тревогой интонации в ее голосе подтолкнули императора к мысли, что она чего-то недоговаривает, скрывает нечто важное, но он никак не мог сконцентрироваться, чтобы все хорошенько обдумать.
– Ну, да. Утратив собственный мир, мне, действительно, сражаться больше не за что.
– Может, это твоя судьба. Твое предназначение.
– И в чем оно?
– Узнаешь со временем. Ведь даже мне неведомы все помыслы Призрачных Миров.
Гэсэр вздохнул, гася раздражение. Он жутко устал от бесконечных загадок.
– Так что они такое, эти Призрачные Миры?
– Право, не знаю, – голос Тао Эйу стал задумчивым. – Они существовали всегда. И всегда были неимоверно стары. Много их, или же он один – изменчивый и непостоянный? Откуда они появились? Для чего существуют? Зачем помогают нам и чего добиваются? Я мало что могу рассказать об их сути. Когда-то мне пришлось принять непростое, спорное решение – и на протяжении всего пути я ощущала безмолвную поддержку Призрачных Миров. Я не повернула вспять, и появился твой народ. После я не раз наблюдала за жизнью Монтиталя из окружающего безвременья. Но чаще всего я просто двигаюсь сквозь меняющуюся пустоту, ведь Призрачные Миры открывают дороги в необыкновенные земли.
– Значит, ты живешь не здесь?
Тао Эйу улыбнулась.
– Конечно же, нет. Мой нынешний дом далеко отсюда. И гораздо гостеприимнее этих стен. – Она обвела рукой комнату, в которой они находились. – Они позвали меня, когда поняли, что тебе нужна помощь, и сами они не в силах тебя излечить.
Император потер лоб.
– Ничего не понимаю, – выдохнул он.
– Но разве это имеет значение? Особенно сейчас, когда мы вместе?
Тао Эйу плавно поднялась с кресла, одним неуловимым, легким движением выскользнула из переливающегося разноцветными огнями платья, ослепив Гэсэра белизной и совершенством своего обнаженного тела, и опустилась на постель рядом с ним. Император вздрогнул, когда она прильнула к нему и с мягкой нежностью, стараясь не причинить боли, дотронулась губами до уже начавшего исчезать рубца на его груди. Ее ласковые пальцы пробежались по его шее, по сильным плечам, и он отозвался, ее огонь, перекинувшись на него, оживил его тело и согрел душу. Он притянул ее к себе, и их губы слились в сладком поцелуе. Не разрывая объятий, Гэсэр провел рукой вдоль ее спины, наслаждаясь прикосновением к ее изумительной, бархатной коже, окунулся лицом в волны ее сияющих волос и почти задохнулся от острого желания, охватившего его.
– Как ты прекрасен, мой кэайа... – прошептала она, и от одного звука ее мелодичного голоса по всему телу императора побежала волна щемящей дрожи.
Он словно сошел с ума, позабыл обо всем: об утратах, боли, отчаянии – и надежде. Единственной реальностью для него стали только требовательные касания их рук и близость их слившихся тел.
...Он выбрал жизнь.
Глава 4
Когда он проснулся, Тао Эйу рядом с ним уже не было. Остались только ее вкус на губах и запах ее волос на подушке. Он сел на постели, спустил ноги вниз, и его босых ступней коснулась сухая колючая трава. Он осмотрелся. Вчерашняя комната растворилась, уступив место бескрайней равнине под тусклым, холодным солнцем. Будь перед ним обычный мир, он бы сказал, что только-только занимается рассвет. Но здешнее солнце могло провисеть над горизонтом вечность, но так и не сдвинуться с места.
Он сделал несколько неуверенных, осторожных шагов – и удивился: от вчерашней слабости не осталось и следа. А когда обернулся, то увидел, что кровать исчезла. Вместо нее на пригорке появилось корявое, расщепленное молнией дерево. К стволу был прислонен его меч, а рядом на земле стопкой лежала аккуратно сложенная одежда. Наряд из прошлой, мирной жизни: темно-красная рубашка с узкими рукавами и воротником-стойкой, черные, облегающие штаны, в которых его ноги, и без того худые и длинные, казались еще тоньше. Но Гэсэр уже надел поверх штанов широкую, чуть ниже колен юбку-ханоо из красной ткани, традиционную одежду воинов его народа, и затянул на бедрах кожаный пояс. Обул высокие сапоги с серебряными застежками на голенищах, примерил черный камзол – все идеально подошло. Последним он поднял меч, бережно огладил рукоять, всмотрелся в письмена на лезвии и опустил клинок в ножны у пояса. Им обоим нужен отдых.
Сейчас, без доспеха, который он не снимал с самого начала войны, Гэсэр чувствовал себя удивительно легко и свободно. Непривычно. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Воздух подрагивал от разливающейся вокруг прохлады, привнося в его мысли ясность. Он расчесал пальцами чересчур коротко обрезанные волосы, попробовал собрать их сзади хоть в какое-то подобие прически, но длины прядей даже на маленький хвост не хватило. Люди полагали, что срезав его косу, они унизят его. Но это были всего лишь волосы – ничтожная потеря по сравнению с тем, чего он на самом деле лишился. Тао Эйу права, волосы отрастут, а вот окрасит ли он их снова в красный цвет, Гэсэр пока не мог сказать. Возможно, в будущем, когда он вернет себе право называться императором... Что ж, похоже, ему все-таки есть ради чего жить – ради эфемерной надежды, мечты, которая, скорее всего, никогда не обернется явью. Ради собственного проклятия.
– Однажды солнце снова взойдет над Монтиталем. – Тао Эйу встала рядом с ним, появившись, как и в первую их встречу, из ниоткуда. – Тебе лишь надо поверить в себя и в свои силы. Ты сможешь выйти победителем.
– Я хочу вернуться, – признался он ей.
– Еще не время. Позволь новому миру позабыть о кэайа. – Они пошли рука об руку по высокой, шуршащей траве. – После прошлой ночи я так надеялась, что ты согласишься остаться со мной. Хотя бы на тысячу лет. Или на две. Но я чувствую, как тебя тянет обратно.
– Мое место там.
– На руинах?
– Ты же знаешь, что и руин никаких не осталось.
– Остались. – Она остановилась и приложила раскрытую ладонь к его груди. – Вот здесь. В твоем сердце. И когда закрываешь глаза, ты ведь видишь одну лишь смерть?
Он не стал отвечать. К чему слова, если она и так все знает?
– Наслаждайся отдыхом, Гэсэр Айдин Кон-Охэн. Когда ты покинешь нас – меня и Призрачные Миры – мы не скоро сможем увидеться вновь.
– Отчего же? – возразил он. – В любой миг. Стоит мне только захотеть.
Тао Эйу покачала головой.
– Для этого тебе придется вернуться домой – на то место, где когда-то стоял Монтиталь. Лишь оттуда ты сможешь осуществить переход. Таковы последствия заклятия, уничтожившего твой остров. И еще... Как колдун, ты теперь тоже бессилен. Конечно, какую-нибудь мелочь, детский фокус ты еще сможешь сотворить, но прежних способностей у тебя больше нет.
– Что еще я должен знать? – Он шумно выдохнул в попытке справиться с яростью, а его пальцы хрустнули, сжимаясь. – Что еще люди отняли у меня?
– Не надо мести, – попросила Тао Эйу и мягко накрыла рукой его сжавшийся кулак. – Я смотрю в твои глаза – и окунаюсь во всю ту боль и тоску, что ты сейчас ощущаешь. Однажды ты научишься жить с этим непомерным грузом.
– Не бойся. Мести не будет. – Ее сочуствующие слова отрезвили его затуманившийся разум. – Мы слишком долго правили миром, и он устал от нас. Люди здесь ни при чем. Они всего лишь оружие. Только знать бы, чья рука направила его на нас.
