Т/И снова устраивается в ее объятиях. Она снова смотрит на Ванду и кивает себе, прежде чем оглядеть комнату в поисках Нат. Однако что-то привлекает ее внимание в сумке с покупками. Ванда понимает и быстро встает, держа Т/И на бедре, пока идет.
Ванда останавливается у сумки и достает плюшевого кролика, которого она купила для т/и. «Ты хочешь этого кролика?» — спрашивает Ванда, поднося его к т/и.
Т/И смотрит на него секунду, прежде чем спрятать голову в шее Ванды. «Все в порядке, можешь забрать его. Я купила его только для тебя», — говорит Ванда.
Т/И медленно кивает Ванде в шею.
Ванда улыбается, прежде чем положить кролика на руки Т/И и наблюдает, как она быстро притягивает его к себе.
Ванда подходит к дивану и садится, все еще держа Т/И на коленях. Они остаются обниматься. Наташа медленно входит и улыбается паре. Она подходит и становится на колени перед ними обоими, глядя на Т/И.
«Привет, Т/И. Я хотела спросить, можем ли мы с тобой пообщаться?» — говорит Наташа, стараясь, чтобы ее голос звучал весело, чтобы не напугать Т/И.
Т/и смотрит между двумя женщинами и кивает. Она замечает, что две пожилые женщины смотрят друг на друга мгновение, прежде чем Наташа заговорит.
«Мы хотели узнать, хочешь ли ты поехать с нами домой». Наташа делает паузу и хватает Т/И за руку, прежде чем продолжить. «Я думаю, я могу говорить за нас обоих, когда говорю, что мы действительно заботимся о тебе, Т/И. Мы защитим тебя, если ты вернешься с нами. Я могу предложить тебе безопасность, еду, дом. Все, что тебе нужно, детка», — говорит Наташа, наблюдая, как слезы наворачиваются на глаза Т/И.
«Вы, люди, меня не любите», — говорит Т/И, и ее голос звучит теперь немного громче.
Ванда поворачивает лицо Т/И, чтобы посмотреть на нее. «Они узнают, они не знают настоящего тебя. У Наташи и у меня тяжелое прошлое. Они смогут это контролировать. Это может занять время, но я знаю, что они это сделают», — говорит Ванда.
«А если не пойдут, то мы пойдем, все трое. Мы справимся сами. У нас есть ты, т/и. Тебе не обязательно быть одной, тебе не обязательно быть большой», — говорит Наташа.
Это заставляет Т/И плакать. Наташа и Ванда тут же обнимают ее, а Наташа продолжает повторять Т/И на ухо: «Все в порядке».
«Хорошо», — тихо говорит Т/И.
Наташа и Ванда улыбаются, глядя друг на друга. «Ладно».
Наташа начинает упаковывать квинджет и готовить его к полету, пока Ванда помогает Т/И упаковывать вещи. У Т/И мало вещей, что неудивительно, учитывая, что она в бегах. Однако Ванда помогает ей упаковать те немногие личные вещи, которые у нее есть. Ванда ставит сумку у входной двери, чтобы Наташа могла ее взять, прежде чем забрать Т/И.
Т/И улыбается, обнимая Ванду, заставляя ее уронить своего кролика. Т/И смотрит на него и тихонько скулит, заставляя Ванду хихикать и качать головой, прежде чем наклониться, чтобы схватить его.
«Тебе нужно крепко держать его», — говорит Ванда, надежно беря кролика под руку Т/И. Т/И кивает в ответ.
«Как насчет того, чтобы еще раз осмотреть это место. Убедиться, что мы ничего не забыли?» — говорит Ванда, получая от Т/И легкий кивок.
Ванда бродит по маленькой квартире, прижимая к себе т/и. Ванда останавливается на мгновение в каждой комнате, чтобы т/и осмотрела ее. После того, как они проходят по каждой комнате, и т/и ничего не говорит, Ванда направляется к двери.
Прежде чем выйти, она смотрит на т/и. «Ты готова идти?» — говорит Ванда, глядя на нее сверху вниз.
Т/И на мгновение замолкает и оглядывает комнату. «Да», — прежде чем медленно опустить голову назад, защищая шею Ванды.
Ванда подходит к квинджету, держа т/и близко. Наташа улыбается, как только видит, как эта пара входит.
«Ты готова, Т/И?» — говорит Наташа, слегка поглаживая Т/И. Т/И сонно кивает, заставляя Наташу улыбнуться.
Ванда смотрит на т/и и снова на Наташу. «Пойдем домой».
Наташа кивает и направляется, чтобы вести самолет обратно в лагерь. Ванда и Т/И сидят сзади. Т/И остается на коленях Ванды, пока Ванда гладит ее по спине.
Примерно через час Т/И засыпает и начинает сосать ключицу Ванды. Ванда улыбается, прежде чем закрыть глаза и позволить сну овладеть ею.
Ванду тихонько будит Наташа, слегка трясущая ее за плечи. «Мы здесь», — говорит Наташа, прежде чем схватить сумку.
Ванда встает, все еще держа спящую Т/И. Т/И немного скулит, теряя ключицу Ванды, но Ванда помогает ей вернуть голову на место. «Разбудим ее?» — спрашивает Ванда.
«Нет, она в порядке. Ей явно нужно поспать», — говорит Наташа, любуясь Т/И.
Наташа опускает рампу квинджета и видит Фьюри, стоящего с полной ударной группой в полном тактическом снаряжении.
Наташа тут же достает свой пистолет и подходит к Вандe, которая все еще держит т/и на бедре. Свободная рука Ванды быстро обвивается красными прядями, готовая защитить т/и.
«Ярость», — говорит Наташа, стоя у подножия пандуса и глядя на него сверху вниз.
«Агент Романофф. Вижу, ты отклонилась от приказа», — говорит он, глядя мимо Наташи, пытаясь разглядеть т/и. Наташа быстро замечает это и закрывает ему обзор.
«Я приняла решение», — говорит Наташа, все еще сжимая пистолет.
«То, на что у вас не было свободы», — заявляет Фьюри, глядя на тактическую группу и кивая.
Все их оружие быстро направляется на трех женщин. Наташа поднимает свое на него и начинает говорить, но Ванда ее останавливает.
Ванда наклоняет голову и одной свободной рукой позволяет энергии мяча играть в ее руке. Глаза всех агентов ударной команды быстро краснеют, а их оружие направлено на Фьюри.
«Т/И останется с нами. Она сможет выбрать, хочет ли она присоединиться к мстителям или сможет сделать что-то еще. Т/И не является защитой и больше не будет рассматриваться как таковая», — говорит Ванда с выдающимся акцентом.
«Это твое единственное предупреждение», — заявляет Ванда, прежде чем пройти мимо Фьюри, а Наташа следует за ней по пятам.
Т/И пока этого не знает, но эти двое сделают для нее все, что угодно.
Текст главы
Большая тупая обезьяна, которую ее босс называет поваром, ударяется пальцем ноги и просто «шлепается» прямо в сковородку. Его рука обжигается так сильно, что другая официантка говорит, что ее сейчас стошнит, а босс выгоняет всех клиентов с извинениями и слабой улыбкой, а Энджи достается обязанность убирать и закрывать, потому что другая девушка такая же зеленая, как их униформа, а босс носит галстук , а ни один парень в галстуке не будет убирать мусор или вытирать сковородку. Нет, сэр.
Энджи смотрит на вход больше, чем ей, возможно, следовало бы, пока она убирается. Она не видела Пегги за завтраком тем утром и надеялась — как бы глупо это ни было — что она зайдет за куском пирога после работы. Энджи даже оставила кусок, а босс уже ушел на ночь, так что она могла впустить Пегги и все такое.
Она представляет себе все эти картины того, как это будет. Ее уборка и болтовня, и Пегги, сидящая на табурете у окна, обрамленная светом города, скрестившая ноги в коленях и задумчиво поджав губы, когда она рассматривает кусок пирога и действительно ли он «слишком велик для одного человека, Энджи».
Тогда, возможно, Пегги улыбнется ей.
Боже мой, у Пегги такая милая улыбка. Такая, которая просто согревает девушку с ног до головы.
Энджи усердно оттирает сковородку, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, девочкам не положено согреваться, думая об улыбках других девочек. Может быть, когда они еще, знаете ли, девочки, а их мама заплетает им волосы в косы, целует их в макушку и говорит им, что они прекрасны.
Но не тогда, когда они уже окончательно достигли зрелого возраста и живут самостоятельно, со всеми этими давно обрезанными узами брака и близкими дружескими отношениями, приберегаемыми для того, чтобы делать друг другу маникюр перед свиданием с здоровенным парнем.
Она чистит сковородку до тех пор, пока не может почти увидеть в ней свое лицо, а Пегги все еще не показывается. То же самое после того, как она моет полы. И после того, как она протирает каждую столешницу.
Она оставляет пирог в покое, пока убирает мусор.
Так что Пегги не собирается заходить к ней в дом и делить с ней кусок вишневого пирога. Какая разница! Она закончит работу, доест пирог и все равно будет дома к комендантскому часу.
В отличие от некоторых женщин, которые даже не удосуживаются регулярно общаться со своими подругами.
За городом холодно, но душно . Навалился туман, и все сыро, но недостаточно, чтобы она могла воспользоваться зонтиком по дороге к поезду. Он липкий, как свидание в постели, и заставляет Энджи дрожать.
Воды так много, что образуются отвратительные лужицы, и ей приходится обходить их, чтобы не испортить свою фирменную обувь.
Она так занята тем, что разглядывает лужи в переулке по пути к мусорке, что едва не пропускает фигуру, скрывающуюся в тени, словно урод.
Почти.
Только Энджи не дура. Ее воспитали мудро, и когда она понимает, что кто-то просто стоит там, она взваливает на плечо свой мешок с мусором, как оружие, и говорит им «выходите» в том, что, как она надеется, звучит убедительно.
Но фигура, вместо того, чтобы сделать шаг, просто как бы оседает. Съезжает по стене и падает на землю, как мешок с картошкой.
Свет ловит их, как только они касаются земли, и Энджи щурится, пытаясь понять, может ли она... «Английский?»
Прозвище, которое она дала Пегги, просто выскакивает. Не ее настоящее имя, которое Энджи использовала не раз, а прозвище, которое она любит выкладывать, когда слишком много думает об улыбке Пегги и ей нужно немного отстраниться.
Пегги не улыбается. Наверное, потому что она белая как полотно и только наполовину в сознании.
Энджи подкрадывается ближе и наблюдает, как прерывисто дышит Пегги. Как когда ее младшая сестра заболела гриппом в 28-м и ее последний вздох просто вырвался наружу.
Она бросает мусор по другую сторону от Пегги, немного загораживая их обеих от улицы, и протягивает руку, чтобы коснуться ее лица.
Прохладно. Липко. Но достаточно тепло, чтобы быть живой. «Пегги», — шепчет она с любопытством.
Темные глаза трепещут, открываются, но они затуманены смущением. «Энджи», — наконец шепчет она. Голос Пегги хриплый.
Она обхватывает лицо Пегги, словно ее собственные холодные руки могут передать немного тепла. «Эй», — говорит она и умудряется удержаться от добавления «малышка», потому что она уверена, что Пегги старше, умнее и обычно мудрее ее. «Знаешь, последний парень, который пользовался задней дверью, получил удар метлой по задней двери».
Пегги как бы улыбается и смеется, но затем это переходит в небольшой хрип. Поэтому Энджи откидывается на пятки, чтобы свет через плечо мог лучше освещать Пегги. Она почти пропускает это.
На улице так сыро, что на первый взгляд кажется, будто Пегги слишком близко подобралась к такси, когда оно проезжало по луже.
Но он такой мокрый . Осторожно Энджи протягивает руку и касается мокрого места на затылке уха Пегги и отшатывается, когда ее пальцы касаются чего-то красного, липкого и, несомненно, кровавого .
Она наклоняется, осторожно наклоняет голову Пегги и... «Тебе больно!»
Пегги похлопывает ее по руке. «Я ударилась головой на работе. Думаю…» — вздыхает она, «это может быть серьезнее, чем я думала изначально».
«Ты думаешь? Ты, наверное, истек кровью на двадцать кварталов!»
Она ухмыльнулась. «Двадцать два».
Энджи не впечатлена. «Неужели сейчас самое время быть мудрой?»
Ухмылка исчезает. «Полагаю, что нет».
«Давай, мы отнесем тебя внутрь и позвоним в больницу».
Она тянется к руке Пегги, чтобы поднять ее, но Пегги отстраняется. «Я...»
«Ты что?»
«Я не могу позволить себе врача».
Энджи смотрит. "Чем они тебе платят в телефонной компании? Чаем и оладьями?"
«Бренди и...» Она морщится. «Правильно. Никаких шуток. Неподходящее время. Я... я действительно звонила кому-то. Чтобы помочь».
«И ты решил подождать их в переулке возле моей работы?»
«Я бы лучше надеялся попасть внутрь. Меня просто… задержали».
«Потому что ты почистил свои часы! Какого черта это вообще происходит в телефонной компании?»
«Тяжелые двери».
"Пегги."
Пегги выглядит серьезной, что Пегги делает нечасто, и те несколько раз, когда Энджи видела, как она это делает, это было похоже на то, как если бы она наблюдала за волком, одетым в бабушкину одежду. Но в этот раз, в этот раз она выглядит серьезной, и это кажется подлинным. Как будто она не просто хочет, а нуждается в том, чтобы Энджи, и только Энджи, поверила ей.
«Когда я уезжал, я не думал, что все настолько плохо».
Энджи вздыхает. «Есть ли у тебя идеи, сколько времени пройдет, прежде чем они доберутся сюда?»
Пегги смотрит на часы, циферблат которых повернут к внутренней стороне запястья, и читает время. «Он всегда был очень пунктуальным. Так что я могу себе представить, что в любой момент...»
Яркие огни шикарной машины освещают их обоих. Пегги прикрывает глаза и шипит от раздражения, а Энджи встает, тянется за полузабытым мусорным мешком, словно собирается бросить его в машину, но рука Пегги на ее голой лодыжке останавливает ее.
«Все в порядке, — говорит она. — Это мой друг».
####
Друг оказывается тем самым высоким, темноволосым британцем, с которым Пегги всегда общается и ведет себя так, будто люди этого не замечают. Что, ну ладно, может быть, большинство людей не замечают. Может, это просто Энджи.
Он тоже замечает ее, но узнавание слабое, и хотя он вежлив, он в основном просто игнорирует ее, помогая Пегги.
Они обсуждают, следует ли перевезти ее в другое место, но затем все их планы, похоже, перестают быть планами, когда они оба вспоминают, как Энджи стоит там, неловко сжимая в руках мешок с мусором, словно старушка с сумочкой.
«Если она сговорчива, возможно, ты сможешь меня подлатать, а Энджи сможет проводить меня домой», — говорит она, и Пегги смотрит на Энджи, но без прежних мольб и тоски.
В этой троице определенно сидит простак, и Энджи догадывается, кто это. Но она все равно кивает и не пытается скрыть своего шока и благоговения. «Конечно, если ты думаешь, что с тобой все будет в порядке. У меня был кузен, которому не проверили порез на ноге, а теперь», — она издает хрустящий звук уголком рта, «ноги нет».
Высокий, смуглый и британский любезно улыбается. «Уверяю вас, мисс Картер сохранит все свои способности. И», — говорит он, подумав, — «ее ногу».
Они переносят Пегги на заднее сиденье его просторной машины, и Высокий, Темнокожий и Британский заставляет ее держать свет, чтобы он мог осмотреть порез, который кровавый и длинный, но не такой уж плохой под светом. Он очищает его и быстро зашивает, словно штопает брюки, а Пегги даже не вздрагивает.
Затем он надувает свои мужественные губы. «А грудь?»
Глаза Энджи, должно быть, вылезают из орбит на десять футов, и она почти ожидает, что кто-нибудь из них заметит, что она похожа на Looney Tune. Но Высокий, Темнокожий и Британский предан своему пациенту, а его пациент предан тому, чтобы вздыхать: «Все не так уж и плохо».
«Вы явно повредили ребра, иначе бы вы не хрипели, как астматик».
Пегги смотрит на Энджи. «Дверь ударила меня... в грудь».
У нее широко раскрытые глаза.
«Это очень большая дверь. С…ручкой».
«Как кулак», — бормочет Высокий, Темнокожий и Британский.
Ванда останавливается у сумки и достает плюшевого кролика, которого она купила для т/и. «Ты хочешь этого кролика?» — спрашивает Ванда, поднося его к т/и.
Т/И смотрит на него секунду, прежде чем спрятать голову в шее Ванды. «Все в порядке, можешь забрать его. Я купила его только для тебя», — говорит Ванда.
Т/И медленно кивает Ванде в шею.
Ванда улыбается, прежде чем положить кролика на руки Т/И и наблюдает, как она быстро притягивает его к себе.
Ванда подходит к дивану и садится, все еще держа Т/И на коленях. Они остаются обниматься. Наташа медленно входит и улыбается паре. Она подходит и становится на колени перед ними обоими, глядя на Т/И.
«Привет, Т/И. Я хотела спросить, можем ли мы с тобой пообщаться?» — говорит Наташа, стараясь, чтобы ее голос звучал весело, чтобы не напугать Т/И.
Т/и смотрит между двумя женщинами и кивает. Она замечает, что две пожилые женщины смотрят друг на друга мгновение, прежде чем Наташа заговорит.
«Мы хотели узнать, хочешь ли ты поехать с нами домой». Наташа делает паузу и хватает Т/И за руку, прежде чем продолжить. «Я думаю, я могу говорить за нас обоих, когда говорю, что мы действительно заботимся о тебе, Т/И. Мы защитим тебя, если ты вернешься с нами. Я могу предложить тебе безопасность, еду, дом. Все, что тебе нужно, детка», — говорит Наташа, наблюдая, как слезы наворачиваются на глаза Т/И.
«Вы, люди, меня не любите», — говорит Т/И, и ее голос звучит теперь немного громче.
Ванда поворачивает лицо Т/И, чтобы посмотреть на нее. «Они узнают, они не знают настоящего тебя. У Наташи и у меня тяжелое прошлое. Они смогут это контролировать. Это может занять время, но я знаю, что они это сделают», — говорит Ванда.
«А если не пойдут, то мы пойдем, все трое. Мы справимся сами. У нас есть ты, т/и. Тебе не обязательно быть одной, тебе не обязательно быть большой», — говорит Наташа.
Это заставляет Т/И плакать. Наташа и Ванда тут же обнимают ее, а Наташа продолжает повторять Т/И на ухо: «Все в порядке».
«Хорошо», — тихо говорит Т/И.
Наташа и Ванда улыбаются, глядя друг на друга. «Ладно».
Наташа начинает упаковывать квинджет и готовить его к полету, пока Ванда помогает Т/И упаковывать вещи. У Т/И мало вещей, что неудивительно, учитывая, что она в бегах. Однако Ванда помогает ей упаковать те немногие личные вещи, которые у нее есть. Ванда ставит сумку у входной двери, чтобы Наташа могла ее взять, прежде чем забрать Т/И.
Т/И улыбается, обнимая Ванду, заставляя ее уронить своего кролика. Т/И смотрит на него и тихонько скулит, заставляя Ванду хихикать и качать головой, прежде чем наклониться, чтобы схватить его.
«Тебе нужно крепко держать его», — говорит Ванда, надежно беря кролика под руку Т/И. Т/И кивает в ответ.
«Как насчет того, чтобы еще раз осмотреть это место. Убедиться, что мы ничего не забыли?» — говорит Ванда, получая от Т/И легкий кивок.
Ванда бродит по маленькой квартире, прижимая к себе т/и. Ванда останавливается на мгновение в каждой комнате, чтобы т/и осмотрела ее. После того, как они проходят по каждой комнате, и т/и ничего не говорит, Ванда направляется к двери.
Прежде чем выйти, она смотрит на т/и. «Ты готова идти?» — говорит Ванда, глядя на нее сверху вниз.
Т/И на мгновение замолкает и оглядывает комнату. «Да», — прежде чем медленно опустить голову назад, защищая шею Ванды.
Ванда подходит к квинджету, держа т/и близко. Наташа улыбается, как только видит, как эта пара входит.
«Ты готова, Т/И?» — говорит Наташа, слегка поглаживая Т/И. Т/И сонно кивает, заставляя Наташу улыбнуться.
Ванда смотрит на т/и и снова на Наташу. «Пойдем домой».
Наташа кивает и направляется, чтобы вести самолет обратно в лагерь. Ванда и Т/И сидят сзади. Т/И остается на коленях Ванды, пока Ванда гладит ее по спине.
Примерно через час Т/И засыпает и начинает сосать ключицу Ванды. Ванда улыбается, прежде чем закрыть глаза и позволить сну овладеть ею.
Ванду тихонько будит Наташа, слегка трясущая ее за плечи. «Мы здесь», — говорит Наташа, прежде чем схватить сумку.
Ванда встает, все еще держа спящую Т/И. Т/И немного скулит, теряя ключицу Ванды, но Ванда помогает ей вернуть голову на место. «Разбудим ее?» — спрашивает Ванда.
«Нет, она в порядке. Ей явно нужно поспать», — говорит Наташа, любуясь Т/И.
Наташа опускает рампу квинджета и видит Фьюри, стоящего с полной ударной группой в полном тактическом снаряжении.
Наташа тут же достает свой пистолет и подходит к Вандe, которая все еще держит т/и на бедре. Свободная рука Ванды быстро обвивается красными прядями, готовая защитить т/и.
«Ярость», — говорит Наташа, стоя у подножия пандуса и глядя на него сверху вниз.
«Агент Романофф. Вижу, ты отклонилась от приказа», — говорит он, глядя мимо Наташи, пытаясь разглядеть т/и. Наташа быстро замечает это и закрывает ему обзор.
«Я приняла решение», — говорит Наташа, все еще сжимая пистолет.
«То, на что у вас не было свободы», — заявляет Фьюри, глядя на тактическую группу и кивая.
Все их оружие быстро направляется на трех женщин. Наташа поднимает свое на него и начинает говорить, но Ванда ее останавливает.
Ванда наклоняет голову и одной свободной рукой позволяет энергии мяча играть в ее руке. Глаза всех агентов ударной команды быстро краснеют, а их оружие направлено на Фьюри.
«Т/И останется с нами. Она сможет выбрать, хочет ли она присоединиться к мстителям или сможет сделать что-то еще. Т/И не является защитой и больше не будет рассматриваться как таковая», — говорит Ванда с выдающимся акцентом.
«Это твое единственное предупреждение», — заявляет Ванда, прежде чем пройти мимо Фьюри, а Наташа следует за ней по пятам.
Т/И пока этого не знает, но эти двое сделают для нее все, что угодно.
Глава 16 Крупные Корпорации Виноваты Априори
Текст главы
Большая тупая обезьяна, которую ее босс называет поваром, ударяется пальцем ноги и просто «шлепается» прямо в сковородку. Его рука обжигается так сильно, что другая официантка говорит, что ее сейчас стошнит, а босс выгоняет всех клиентов с извинениями и слабой улыбкой, а Энджи достается обязанность убирать и закрывать, потому что другая девушка такая же зеленая, как их униформа, а босс носит галстук , а ни один парень в галстуке не будет убирать мусор или вытирать сковородку. Нет, сэр.
Энджи смотрит на вход больше, чем ей, возможно, следовало бы, пока она убирается. Она не видела Пегги за завтраком тем утром и надеялась — как бы глупо это ни было — что она зайдет за куском пирога после работы. Энджи даже оставила кусок, а босс уже ушел на ночь, так что она могла впустить Пегги и все такое.
Она представляет себе все эти картины того, как это будет. Ее уборка и болтовня, и Пегги, сидящая на табурете у окна, обрамленная светом города, скрестившая ноги в коленях и задумчиво поджав губы, когда она рассматривает кусок пирога и действительно ли он «слишком велик для одного человека, Энджи».
Тогда, возможно, Пегги улыбнется ей.
Боже мой, у Пегги такая милая улыбка. Такая, которая просто согревает девушку с ног до головы.
Энджи усердно оттирает сковородку, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, девочкам не положено согреваться, думая об улыбках других девочек. Может быть, когда они еще, знаете ли, девочки, а их мама заплетает им волосы в косы, целует их в макушку и говорит им, что они прекрасны.
Но не тогда, когда они уже окончательно достигли зрелого возраста и живут самостоятельно, со всеми этими давно обрезанными узами брака и близкими дружескими отношениями, приберегаемыми для того, чтобы делать друг другу маникюр перед свиданием с здоровенным парнем.
Она чистит сковородку до тех пор, пока не может почти увидеть в ней свое лицо, а Пегги все еще не показывается. То же самое после того, как она моет полы. И после того, как она протирает каждую столешницу.
Она оставляет пирог в покое, пока убирает мусор.
Так что Пегги не собирается заходить к ней в дом и делить с ней кусок вишневого пирога. Какая разница! Она закончит работу, доест пирог и все равно будет дома к комендантскому часу.
В отличие от некоторых женщин, которые даже не удосуживаются регулярно общаться со своими подругами.
За городом холодно, но душно . Навалился туман, и все сыро, но недостаточно, чтобы она могла воспользоваться зонтиком по дороге к поезду. Он липкий, как свидание в постели, и заставляет Энджи дрожать.
Воды так много, что образуются отвратительные лужицы, и ей приходится обходить их, чтобы не испортить свою фирменную обувь.
Она так занята тем, что разглядывает лужи в переулке по пути к мусорке, что едва не пропускает фигуру, скрывающуюся в тени, словно урод.
Почти.
Только Энджи не дура. Ее воспитали мудро, и когда она понимает, что кто-то просто стоит там, она взваливает на плечо свой мешок с мусором, как оружие, и говорит им «выходите» в том, что, как она надеется, звучит убедительно.
Но фигура, вместо того, чтобы сделать шаг, просто как бы оседает. Съезжает по стене и падает на землю, как мешок с картошкой.
Свет ловит их, как только они касаются земли, и Энджи щурится, пытаясь понять, может ли она... «Английский?»
Прозвище, которое она дала Пегги, просто выскакивает. Не ее настоящее имя, которое Энджи использовала не раз, а прозвище, которое она любит выкладывать, когда слишком много думает об улыбке Пегги и ей нужно немного отстраниться.
Пегги не улыбается. Наверное, потому что она белая как полотно и только наполовину в сознании.
Энджи подкрадывается ближе и наблюдает, как прерывисто дышит Пегги. Как когда ее младшая сестра заболела гриппом в 28-м и ее последний вздох просто вырвался наружу.
Она бросает мусор по другую сторону от Пегги, немного загораживая их обеих от улицы, и протягивает руку, чтобы коснуться ее лица.
Прохладно. Липко. Но достаточно тепло, чтобы быть живой. «Пегги», — шепчет она с любопытством.
Темные глаза трепещут, открываются, но они затуманены смущением. «Энджи», — наконец шепчет она. Голос Пегги хриплый.
Она обхватывает лицо Пегги, словно ее собственные холодные руки могут передать немного тепла. «Эй», — говорит она и умудряется удержаться от добавления «малышка», потому что она уверена, что Пегги старше, умнее и обычно мудрее ее. «Знаешь, последний парень, который пользовался задней дверью, получил удар метлой по задней двери».
Пегги как бы улыбается и смеется, но затем это переходит в небольшой хрип. Поэтому Энджи откидывается на пятки, чтобы свет через плечо мог лучше освещать Пегги. Она почти пропускает это.
На улице так сыро, что на первый взгляд кажется, будто Пегги слишком близко подобралась к такси, когда оно проезжало по луже.
Но он такой мокрый . Осторожно Энджи протягивает руку и касается мокрого места на затылке уха Пегги и отшатывается, когда ее пальцы касаются чего-то красного, липкого и, несомненно, кровавого .
Она наклоняется, осторожно наклоняет голову Пегги и... «Тебе больно!»
Пегги похлопывает ее по руке. «Я ударилась головой на работе. Думаю…» — вздыхает она, «это может быть серьезнее, чем я думала изначально».
«Ты думаешь? Ты, наверное, истек кровью на двадцать кварталов!»
Она ухмыльнулась. «Двадцать два».
Энджи не впечатлена. «Неужели сейчас самое время быть мудрой?»
Ухмылка исчезает. «Полагаю, что нет».
«Давай, мы отнесем тебя внутрь и позвоним в больницу».
Она тянется к руке Пегги, чтобы поднять ее, но Пегги отстраняется. «Я...»
«Ты что?»
«Я не могу позволить себе врача».
Энджи смотрит. "Чем они тебе платят в телефонной компании? Чаем и оладьями?"
«Бренди и...» Она морщится. «Правильно. Никаких шуток. Неподходящее время. Я... я действительно звонила кому-то. Чтобы помочь».
«И ты решил подождать их в переулке возле моей работы?»
«Я бы лучше надеялся попасть внутрь. Меня просто… задержали».
«Потому что ты почистил свои часы! Какого черта это вообще происходит в телефонной компании?»
«Тяжелые двери».
"Пегги."
Пегги выглядит серьезной, что Пегги делает нечасто, и те несколько раз, когда Энджи видела, как она это делает, это было похоже на то, как если бы она наблюдала за волком, одетым в бабушкину одежду. Но в этот раз, в этот раз она выглядит серьезной, и это кажется подлинным. Как будто она не просто хочет, а нуждается в том, чтобы Энджи, и только Энджи, поверила ей.
«Когда я уезжал, я не думал, что все настолько плохо».
Энджи вздыхает. «Есть ли у тебя идеи, сколько времени пройдет, прежде чем они доберутся сюда?»
Пегги смотрит на часы, циферблат которых повернут к внутренней стороне запястья, и читает время. «Он всегда был очень пунктуальным. Так что я могу себе представить, что в любой момент...»
Яркие огни шикарной машины освещают их обоих. Пегги прикрывает глаза и шипит от раздражения, а Энджи встает, тянется за полузабытым мусорным мешком, словно собирается бросить его в машину, но рука Пегги на ее голой лодыжке останавливает ее.
«Все в порядке, — говорит она. — Это мой друг».
####
Друг оказывается тем самым высоким, темноволосым британцем, с которым Пегги всегда общается и ведет себя так, будто люди этого не замечают. Что, ну ладно, может быть, большинство людей не замечают. Может, это просто Энджи.
Он тоже замечает ее, но узнавание слабое, и хотя он вежлив, он в основном просто игнорирует ее, помогая Пегги.
Они обсуждают, следует ли перевезти ее в другое место, но затем все их планы, похоже, перестают быть планами, когда они оба вспоминают, как Энджи стоит там, неловко сжимая в руках мешок с мусором, словно старушка с сумочкой.
«Если она сговорчива, возможно, ты сможешь меня подлатать, а Энджи сможет проводить меня домой», — говорит она, и Пегги смотрит на Энджи, но без прежних мольб и тоски.
В этой троице определенно сидит простак, и Энджи догадывается, кто это. Но она все равно кивает и не пытается скрыть своего шока и благоговения. «Конечно, если ты думаешь, что с тобой все будет в порядке. У меня был кузен, которому не проверили порез на ноге, а теперь», — она издает хрустящий звук уголком рта, «ноги нет».
Высокий, смуглый и британский любезно улыбается. «Уверяю вас, мисс Картер сохранит все свои способности. И», — говорит он, подумав, — «ее ногу».
Они переносят Пегги на заднее сиденье его просторной машины, и Высокий, Темнокожий и Британский заставляет ее держать свет, чтобы он мог осмотреть порез, который кровавый и длинный, но не такой уж плохой под светом. Он очищает его и быстро зашивает, словно штопает брюки, а Пегги даже не вздрагивает.
Затем он надувает свои мужественные губы. «А грудь?»
Глаза Энджи, должно быть, вылезают из орбит на десять футов, и она почти ожидает, что кто-нибудь из них заметит, что она похожа на Looney Tune. Но Высокий, Темнокожий и Британский предан своему пациенту, а его пациент предан тому, чтобы вздыхать: «Все не так уж и плохо».
«Вы явно повредили ребра, иначе бы вы не хрипели, как астматик».
Пегги смотрит на Энджи. «Дверь ударила меня... в грудь».
У нее широко раскрытые глаза.
«Это очень большая дверь. С…ручкой».
«Как кулак», — бормочет Высокий, Темнокожий и Британский.
