Амадео неопределенно пожал плечами и продолжил есть. Кормили тут на удивление неплохо, хоть и однообразно, однако иного ждать не приходилось – в конце концов, это тюрьма, а не ресторан.
- Тебе нужно есть, Йохан. Ты сжигаешь очень много энергии, тренируясь с боксерской грушей. – Он отпил молока из пластикового стакана. – Так что не привередничай.
- Да знаю я, знаю, – протянул сокамерник, зачерпывая ложкой ненавистные бобы. – Кстати, я же обещал научить тебя боксировать. Почему бы не начать сегодня?
- Я не против. – Амадео Амадео, допивая молоко.
Столовая гудела от голосов – заключенные никогда не замолкали. Ночные часы, когда любые разговоры были запрещены, сильно действовали на нервы, и узники не теряли времени днем. Тем более, сегодня был день свиданий. Наскоро пережевывая пищу, люди на какое-то время забыли, что они – преступники, и делились своими надеждами, предположениями, что принесет им родня, гадали, сильно ли выросли дети. Обычные заботы обычных людей.
- Посмотрите, кто у нас здесь, – вдруг зазвучал на всю столовую голос, от которого Амадео недовольно поморщился – Буйвол, который в первые дни домогался его в душевой, стоял рядом и тыкал пальцем в плечо. – Знаете ли вы, кто это, а?
Но заключенные лишь склонились над тарелками, не желая отвечать на вопрос. Буйвол грохнул свой поднос на стол, за которым расположились Амадео и Йохан, и, оперевшись о столешницу, продолжил:
- Это заключенный номер триста семьдесят восемь. Амадео, – он обвел взглядом всех присутствующих. – Солитарио. Подлый отцеубийца, который сидит в соседней камере, справа от меня.
Йохан во все глаза смотрел на Амадео, который лишь досадливо прикусил губу. Надзиратель Бенедикт положил ладонь на дубинку, но пока не вмешивался.
- Здесь все убийцы, Буйвол, – робко возразил рыжеволосый щуплый парень из-за стоящего у стены стола.
- А я тебе слово давал, Прыщ? – рявкнул тот. – Нет, так что заткнись! Да, мы все убивали, конечно. Однако только тех, кто это заслужил. – Он наклонился к Амадео и оскалился. – Но он – он убил не потому, что папочка лупасил его, как последнюю скотину, нет.
- Прекрати, Буйвол. – Йохан начал подниматься из-за стола, однако на плечо легла массивная ладонь. Обернувшись, он увидел приятеля Буйвола – того самого Кудрявого. Так вот что они задумали. Раз не получилось завладеть Амадео, они решили подавить его. Унизить. Настроить против него заключенных, чтобы никто не пришел на помощь. И тогда они возьмут свое.
Йохан дернулся, однако Кудрявый держал крепко. Буйвол тем временем продолжал:
- И вовсе не потому, что он – нелюбимый сыночек. Вовсе нет. Папочка его обожал, наверняка. Все обожают принцев. А сделал наш монарх это потому, – он наклонился к Амадео, дохнув в лицо вонью того, что тут принимали за табак, – что хотел получить наследство. Так ведь? Ты пришил своего папашу из-за наследства, неблагодарный сыно..!
Договорить он не успел. Амадео схватил поднос, который Буйвол так любезно поставил рядом, и нанес удар в челюсть снизу вверх скругленным углом. Загремела пластиковая посуда, еда смачно шмякнулась на пол. На пятно томатного соуса закапала кровь – удар оказался настолько сильным, что рассадил кожу. Поднос опустился на макушку Буйвола и раскололся пополам – пластик не выдержал такого бесцеремонного обращения. Обломки разлетелись в стороны, шрапнелью ударяясь о ножки соседних столов и скамеек.
- Никогда. Не смей. Говорить о моем отце, – разъяренно прорычал Амадео.
Кудрявый даже не сделал попытки броситься на помощь напарнику – настолько поразила его реакция этого аристократа. Он ждал чего угодно: равнодушия, уныния, может быть, принцесска даже заплакала бы – но не такого. Буйвол сидел на полу посреди разбросанной еды, по лбу и шее текла кровь, заливаясь за ворот футболки. Глаза закатились, он ничего не соображал.
Йохан же застыл на месте точно так же, как державший его Кудрявый. Но смотрел вовсе не на поверженного Буйвола. Он таращился на Амадео. На того, кого он, как выяснилось, совсем не знал. В глазах полыхала чистая ярость, руки сжимались в кулаки так сильно, что в наступившей тишине слышался хруст костяшек. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию, на скулах играли желваки.
- Что тут происходит?! – раздался громовой рык надзирателя, наконец решившего вмешаться. – Солитарио, какого хрена ты творишь?
Амадео молчал. Лицо снова стало спокойным, он отвернулся от Буйвола. И тут же ему заломили руки за спину, на запястьях защелкнулись стальные браслеты.
- Ты что о себе возомнил, а, Солитарио? – засвистел в ухо надзиратель Бенедикт. – Думаешь, можно устраивать драки в моем блоке?
- Но он не… – начал Йохан, однако Амадео предупреждающе глянул на него, и слова застряли в горле. Надзиратель этого даже не заметил.
- Карцер научит тебя, как правильно себя вести, не сомневайся.
Впервые на лице Амадео мелькнул страх.
- Карцер?
- А ты думал. У нас тут есть апартаменты для особо буйных. Для таких аристократов, как ты, подойдут в самый раз. – Надзиратель тычками погнал Амадео к выходу из столовой. – Отдохнешь с недельку, глядишь, мозги на место встанут. Кортес, – он указал подоспевшему напарнику на сидящего в остатках завтрака Буйвола, – отведите этого в лазарет.
Йохан последний раз попытался исправить положение:
- Господин надзиратель, это начал вовсе не он!
- Еще одно слово, Торн, и отправишься следом, – отрезал тот. Дверь столовой захлопнулась. Заключенные принялись за свой завтрак, будто ничего не случилось.
Карцер оказался даже хуже, чем он мог себе представить в самых кошмарных снах.
Узкая комнатка, в которой с трудом можно было улечься, подтянув колени к груди. Ни единого проблеска света, кроме как из окошечка надзирателя, которое открывалось раз в сутки, когда приносили еду.
Теснота.
Удушающая теснота, усугубляемая постоянной темнотой. Низкий потолок. Стены, которые, казалось, сдвигаются все сильнее. Паника.
Первые полчаса Амадео еще старался держаться. Вспоминал все известные приемы, чтобы справиться с панической атакой. Пытался дышать глубоко и ровно, следя за тем, чтобы горло не перехватило мучительными спазмами. Однако ничего не мог поделать с ужасом, медленно, но верно заползающим внутрь, заставляющим желудок сжиматься, сердце – колотиться все быстрее, кожу – покрываться липким холодным потом.
Это лишь комната, говорил он себе. Отсюда есть выход, дверь. Она прямо перед ним. Однако предательские мысли тут же возникали в голове. Дверь заперта. Ключа у него нет. Отсюда не выйти, пока ее не откроют, а будет это не раньше, чем через неделю. Об этом говорили надзиратели, пока тащили его сюда. Неделя. Неделя в этой клетке. Без света. Без воздуха.
Клетке? У клетки хотя бы есть прутья. Здесь же – лишь бетонные стены. И они слишком близко. В любом положении он касался противоположных стен.
И наконец Амадео сдался. Закричал, если бы мог, но горло стиснуло так, что он с трудом мог вдохнуть. Его затрясло, как в лихорадке. Паника накатывала волнами, и каждая последующая становилась все больше. Он боялся не вынырнуть. Боялся утонуть в этой липкой, горячей, тошнотворно-сладкой панике. И вместе с тем это казалось благословением – в конце концов, он выберется из этой темной комнаты, пусть даже и мертвым.
Неделя.
Ксавьер оторвался от ноутбука и, шумно выдохнув, закинул руки за голову. Кажется, удалось договориться с португальским дилером, но нужно быть осторожным – Наркоконтроль не дремлет и только и ждет удобного момента, чтобы схватить его за руку. Через пару недель истекает срок блокировки счета, и он наконец рассчитается с Валентайном Алькарасом. А потом с чистой совестью можно будет начать все сначала.
Ксавьер не сомневался, что перевод крупной суммы на счет, который и навел на него Наркоконтроль, организовал Беррингтон. Объединившись с Жаклин, бывший министр всеми силами старался уничтожить бизнес Ксавьера. Что ж, можно его поздравить – это вполне удалось. Однако Беррингтон не учел, что капитана следует утопить вместе с кораблем. А Ксавьер собирался воспользоваться всеми спасательными шлюпками, что имелись в наличии.
- Ужин будет готов через пять минут! – крикнул Серджио.
- Хорошо, – отозвался Ксавьер, поднимаясь и с наслаждением потягиваясь – от долгого сидения крючком все тело затекло.
Он распахнул окно и закурил. Ворвавшиеся в комнату звуки улицы вдруг прорезала резкая трель дверного звонка.
- Я открою! – Серджио выскочил из кухни, вытирая руки полотенцем, и молниеносно нацепил на пояс кобуру – охранник никогда не терял бдительности. Ксавьер мысленно похвалил его. Только сейчас он начал понимать, что за великолепный профессионал ему достался. Раньше он воспринимал мгновенную боеготовность как само собой разумеющееся.
- Могу я поговорить с Ксавьером Санторо? – раздался из прихожей мелодичный женский голос.
Сигарета выпала из пальцев, и Ксавьер, чертыхнувшись, поднял ее, пока не прожгла ковер.
- Впусти, Серджио, – сказал он, отправляя окурок в пепельницу.
В комнату зашла женщина. Медного цвета волосы переливались в ярком свете единственной лампочки, глаза изумрудами сверкали на красивом, несмотря на возраст, лице. Она небрежно сбросила плащ в руки вездесущему охраннику.
- Подержи это, Джейкоб. Только не клади никуда – боюсь, испачкается.
- Добрый вечер, Жаклин. – Самообладанию Ксавьера мог бы позавидовать кто угодно. – Думаю, что ветер, который тебя занес, был далеко не попутным.
- Ты еще умудряешься дерзить? – Жаклин оглядела комнату и сморщила нос. – В каких условиях ты живешь, подумать только. Хотя, не сомневаюсь, Солитарио сейчас куда хуже.
- Лукасу вполне вольготно в кресле отца. При чем тут он?
- О, ты, видимо, не понял. Я говорила о младшем Солитарио, который сейчас ворочается на неудобных нарах. Как не повезло малышу. А у него были такие перспективы…
- Он никогда не относился к семейству Солитарио, – спокойно ответил Ксавьер. – Значит, там ему и место. Ты пришла сюда говорить о нем? Прости, эта тема мне неинтересна.
- Вовсе нет, я хотела поговорить о тебе. Ты даже в этой берлоге выглядишь королем. – Жаклин вытянула из серебряного портсигара тонкую сигарету. – Но теперь твой удел – повелевать скопищем крыс, которые снуют туда-сюда в подвале этой развалюхи. Не слишком подходящая жизнь для такого, как ты, не находишь? – Она прикурила от зажигалки, которую заботливо поднес телохранитель, и выпустила струю дыма в направлении Ксавьера.
- Не твое дело, чем я сейчас занимаюсь, Жаклин, – резко ответил он, едва сдерживая злость. – Зачем ты пришла?
- Честно говоря… – Она обхватила губами сигарету и сделала глубокую затяжку. Клуб дыма снова окутал Ксавьера. – Честно говоря, хотела посмотреть на твое унижение. Однако меня не устраивает то, что я вижу. Тебя всегда отличала излишняя аристократичность. Одень тебя в мешок из-под картошки – ты превратишь его в мантию.
- Меня необычайно трогают твои комплименты, но переходи к делу. Если его нет – дверь открыта.
- Выгоняешь свою благодетельницу? Как грубо. – Жаклин уселась на диван, закинув ногу на ногу. – Вспомни, кто вытащил тебя из грязи, кто сделал тем, кем ты являешься!
- И кто снова втоптал меня в эту грязь, отправив на верную смерть к Изабелле. О, я всего лишь расходный материал для спятившей бабы с нестерпимой чесоткой, – ядовито отозвался Ксавьер. – Так чем обязан?
- Хочу сделать деловое предложение. – Жаклин сверкнула изумрудными глазами. – Работай на меня. Стань моим пажом. Я вытащу тебя со дна и сделаю важной персоной. Ты ведь хочешь этого?
В наступившей тишине громом прозвучал смех. Ксавьер запрокинул голову назад и хохотал, пока на глазах не выступили слезы. Смеялся так сильно, что заболел живот, однако не мог остановиться.
Жаклин сдвинула тонкие брови к переносице. Левой рукой затушила сигарету о край стола и поднялась.
- Не вижу тут ничего смешного, Ксавьер. Прекрати немедленно!
- Прекратить? – выдавил тот, вытирая глаза. – Прекратить? Ты первая начала, Жаклин. Сделать меня своим пажом! Да, такой шутки я давно не слышал.
- Я вовсе не шути…
- Убирайся. – Ксавьер в мгновение ока преобразился, на лице застыло обычное равнодушное выражение, стальные глаза впились в Жаклин. – Убирайся и больше не смей приходить сюда. Я никогда не приму твое предложение, хватит с меня унижений.
Жаклин покраснела от гнева, губы, накрашенные алой помадой, затряслись. Она подняла руку, намереваясь расцарапать наглецу лицо длинными, темно-красными ногтями, но Серджио, шагнув вперед, покачал головой.
- Вижу, одного слугу ты не потерял, – наконец выговорила она дрожащим от едва сдерживаемой злости голосом. – И почему он так за тебя держится? Что ты ему пообещал, у тебя же ни черта нет!
- Покиньте дом, госпожа, – бесстрастным голосом произнес Серджио, демонстрируя пистолет на поясе.
Это возымело действие. Джейкоб наклонился к Жаклин, поглядывая на Серджио. Правая рука застыла у кобуры, но не касалась ее.
- Думаю, лучше сделать, как он просит, мисс Жаклин. Мы можем прийти в другой раз.
- Ты что, испугался этого здоровяка, Джейкоб? – Та раздраженно обернулась. – Я тебе плачу за то, чтобы ты разбирался с такими, как он, не так ли?
- Считаю, это неблагоразумно, мисс Жаклин, – продолжал он тем же тихим, размеренным голосом. – Санторо работал на вас, вам ли не знать, что угрозами его не проймешь? Вы сделаете только хуже. Прошу, пойдемте.
- А твой охранник умнее тебя, – не замедлил съехидничать Ксавьер. – Уходи. Иначе начнется смертоубийство, а этого не нужно ни тебе, ни мне.
Жаклин какое-то время стояла, сжимая в руке так и не выброшенный окурок, затем развернулась на каблуках и вышла за дверь. Джейкоб коротко кивнул Ксавьеру и последовал за ней.
Амадео не сразу понял, где находится. Потолок был грязно-серым, в трещинах, но откуда-то лился дневной свет. Ничего общего с темнотой карцера, которая окутывала со всех сторон целую вечность, заползала в голову, вытесняя все мысли и пресекая слабые попытки сопротивляться.
- Очнулся наконец? – прогромыхал кто-то над ухом, и Амадео вздрогнул.
Рядом с койкой, на которую его уложили, возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой. У соседней суетился врач, перевязывая руку какому-то заключенному.
- Ну конечно, очухался, – удовлетворенно прогрохотал надзиратель. – А я думал, копыта откинешь, Солитарио. Как ты со своей клаустрофобией вообще тут оказался?
Амадео попытался заговорить и не смог – в горле настолько пересохло, что любая попытка причиняла боль. Надзиратель отвернулся и налил воды в пластиковый стакан.
- Никак не пойму, ты самоубийца, или кто, Солитарио? – Он держал стакан на вытянутой руке, дожидаясь, пока Амадео сядет. – На кой черт стремишься себя уничтожить? Знаешь, что от паники ты запросто мог бы задохнуться там, в карцере?
Амадео промочил горло и, благодарно кивнув, вернул стакан надзирателю.
- Знаю. Но почему ко мне должны относиться как-то по-особенному? Я напал на другого заключенного и вполне заслужил наказание…
- Солитарио! – рявкнул Роджерс так, что стекла в окнах задребезжали. Стаканчик, беспомощно хрустнув, смялся в здоровенных кулачищах. – Ты конченый идиот или только прикидываешься?! Еще не хватало самоубийц в моем блоке! Хочешь свести счеты с жизнью, так придуши себя наволочкой! Больной на голову ублюдок, хренов мазохист!
- Тебе нужно есть, Йохан. Ты сжигаешь очень много энергии, тренируясь с боксерской грушей. – Он отпил молока из пластикового стакана. – Так что не привередничай.
- Да знаю я, знаю, – протянул сокамерник, зачерпывая ложкой ненавистные бобы. – Кстати, я же обещал научить тебя боксировать. Почему бы не начать сегодня?
- Я не против. – Амадео Амадео, допивая молоко.
Столовая гудела от голосов – заключенные никогда не замолкали. Ночные часы, когда любые разговоры были запрещены, сильно действовали на нервы, и узники не теряли времени днем. Тем более, сегодня был день свиданий. Наскоро пережевывая пищу, люди на какое-то время забыли, что они – преступники, и делились своими надеждами, предположениями, что принесет им родня, гадали, сильно ли выросли дети. Обычные заботы обычных людей.
- Посмотрите, кто у нас здесь, – вдруг зазвучал на всю столовую голос, от которого Амадео недовольно поморщился – Буйвол, который в первые дни домогался его в душевой, стоял рядом и тыкал пальцем в плечо. – Знаете ли вы, кто это, а?
Но заключенные лишь склонились над тарелками, не желая отвечать на вопрос. Буйвол грохнул свой поднос на стол, за которым расположились Амадео и Йохан, и, оперевшись о столешницу, продолжил:
- Это заключенный номер триста семьдесят восемь. Амадео, – он обвел взглядом всех присутствующих. – Солитарио. Подлый отцеубийца, который сидит в соседней камере, справа от меня.
Йохан во все глаза смотрел на Амадео, который лишь досадливо прикусил губу. Надзиратель Бенедикт положил ладонь на дубинку, но пока не вмешивался.
- Здесь все убийцы, Буйвол, – робко возразил рыжеволосый щуплый парень из-за стоящего у стены стола.
- А я тебе слово давал, Прыщ? – рявкнул тот. – Нет, так что заткнись! Да, мы все убивали, конечно. Однако только тех, кто это заслужил. – Он наклонился к Амадео и оскалился. – Но он – он убил не потому, что папочка лупасил его, как последнюю скотину, нет.
- Прекрати, Буйвол. – Йохан начал подниматься из-за стола, однако на плечо легла массивная ладонь. Обернувшись, он увидел приятеля Буйвола – того самого Кудрявого. Так вот что они задумали. Раз не получилось завладеть Амадео, они решили подавить его. Унизить. Настроить против него заключенных, чтобы никто не пришел на помощь. И тогда они возьмут свое.
Йохан дернулся, однако Кудрявый держал крепко. Буйвол тем временем продолжал:
- И вовсе не потому, что он – нелюбимый сыночек. Вовсе нет. Папочка его обожал, наверняка. Все обожают принцев. А сделал наш монарх это потому, – он наклонился к Амадео, дохнув в лицо вонью того, что тут принимали за табак, – что хотел получить наследство. Так ведь? Ты пришил своего папашу из-за наследства, неблагодарный сыно..!
Договорить он не успел. Амадео схватил поднос, который Буйвол так любезно поставил рядом, и нанес удар в челюсть снизу вверх скругленным углом. Загремела пластиковая посуда, еда смачно шмякнулась на пол. На пятно томатного соуса закапала кровь – удар оказался настолько сильным, что рассадил кожу. Поднос опустился на макушку Буйвола и раскололся пополам – пластик не выдержал такого бесцеремонного обращения. Обломки разлетелись в стороны, шрапнелью ударяясь о ножки соседних столов и скамеек.
- Никогда. Не смей. Говорить о моем отце, – разъяренно прорычал Амадео.
Кудрявый даже не сделал попытки броситься на помощь напарнику – настолько поразила его реакция этого аристократа. Он ждал чего угодно: равнодушия, уныния, может быть, принцесска даже заплакала бы – но не такого. Буйвол сидел на полу посреди разбросанной еды, по лбу и шее текла кровь, заливаясь за ворот футболки. Глаза закатились, он ничего не соображал.
Йохан же застыл на месте точно так же, как державший его Кудрявый. Но смотрел вовсе не на поверженного Буйвола. Он таращился на Амадео. На того, кого он, как выяснилось, совсем не знал. В глазах полыхала чистая ярость, руки сжимались в кулаки так сильно, что в наступившей тишине слышался хруст костяшек. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию, на скулах играли желваки.
- Что тут происходит?! – раздался громовой рык надзирателя, наконец решившего вмешаться. – Солитарио, какого хрена ты творишь?
Амадео молчал. Лицо снова стало спокойным, он отвернулся от Буйвола. И тут же ему заломили руки за спину, на запястьях защелкнулись стальные браслеты.
- Ты что о себе возомнил, а, Солитарио? – засвистел в ухо надзиратель Бенедикт. – Думаешь, можно устраивать драки в моем блоке?
- Но он не… – начал Йохан, однако Амадео предупреждающе глянул на него, и слова застряли в горле. Надзиратель этого даже не заметил.
- Карцер научит тебя, как правильно себя вести, не сомневайся.
Впервые на лице Амадео мелькнул страх.
- Карцер?
- А ты думал. У нас тут есть апартаменты для особо буйных. Для таких аристократов, как ты, подойдут в самый раз. – Надзиратель тычками погнал Амадео к выходу из столовой. – Отдохнешь с недельку, глядишь, мозги на место встанут. Кортес, – он указал подоспевшему напарнику на сидящего в остатках завтрака Буйвола, – отведите этого в лазарет.
Йохан последний раз попытался исправить положение:
- Господин надзиратель, это начал вовсе не он!
- Еще одно слово, Торн, и отправишься следом, – отрезал тот. Дверь столовой захлопнулась. Заключенные принялись за свой завтрак, будто ничего не случилось.
Карцер оказался даже хуже, чем он мог себе представить в самых кошмарных снах.
Узкая комнатка, в которой с трудом можно было улечься, подтянув колени к груди. Ни единого проблеска света, кроме как из окошечка надзирателя, которое открывалось раз в сутки, когда приносили еду.
Теснота.
Удушающая теснота, усугубляемая постоянной темнотой. Низкий потолок. Стены, которые, казалось, сдвигаются все сильнее. Паника.
Первые полчаса Амадео еще старался держаться. Вспоминал все известные приемы, чтобы справиться с панической атакой. Пытался дышать глубоко и ровно, следя за тем, чтобы горло не перехватило мучительными спазмами. Однако ничего не мог поделать с ужасом, медленно, но верно заползающим внутрь, заставляющим желудок сжиматься, сердце – колотиться все быстрее, кожу – покрываться липким холодным потом.
Это лишь комната, говорил он себе. Отсюда есть выход, дверь. Она прямо перед ним. Однако предательские мысли тут же возникали в голове. Дверь заперта. Ключа у него нет. Отсюда не выйти, пока ее не откроют, а будет это не раньше, чем через неделю. Об этом говорили надзиратели, пока тащили его сюда. Неделя. Неделя в этой клетке. Без света. Без воздуха.
Клетке? У клетки хотя бы есть прутья. Здесь же – лишь бетонные стены. И они слишком близко. В любом положении он касался противоположных стен.
И наконец Амадео сдался. Закричал, если бы мог, но горло стиснуло так, что он с трудом мог вдохнуть. Его затрясло, как в лихорадке. Паника накатывала волнами, и каждая последующая становилась все больше. Он боялся не вынырнуть. Боялся утонуть в этой липкой, горячей, тошнотворно-сладкой панике. И вместе с тем это казалось благословением – в конце концов, он выберется из этой темной комнаты, пусть даже и мертвым.
Неделя.
Ксавьер оторвался от ноутбука и, шумно выдохнув, закинул руки за голову. Кажется, удалось договориться с португальским дилером, но нужно быть осторожным – Наркоконтроль не дремлет и только и ждет удобного момента, чтобы схватить его за руку. Через пару недель истекает срок блокировки счета, и он наконец рассчитается с Валентайном Алькарасом. А потом с чистой совестью можно будет начать все сначала.
Ксавьер не сомневался, что перевод крупной суммы на счет, который и навел на него Наркоконтроль, организовал Беррингтон. Объединившись с Жаклин, бывший министр всеми силами старался уничтожить бизнес Ксавьера. Что ж, можно его поздравить – это вполне удалось. Однако Беррингтон не учел, что капитана следует утопить вместе с кораблем. А Ксавьер собирался воспользоваться всеми спасательными шлюпками, что имелись в наличии.
- Ужин будет готов через пять минут! – крикнул Серджио.
- Хорошо, – отозвался Ксавьер, поднимаясь и с наслаждением потягиваясь – от долгого сидения крючком все тело затекло.
Он распахнул окно и закурил. Ворвавшиеся в комнату звуки улицы вдруг прорезала резкая трель дверного звонка.
- Я открою! – Серджио выскочил из кухни, вытирая руки полотенцем, и молниеносно нацепил на пояс кобуру – охранник никогда не терял бдительности. Ксавьер мысленно похвалил его. Только сейчас он начал понимать, что за великолепный профессионал ему достался. Раньше он воспринимал мгновенную боеготовность как само собой разумеющееся.
- Могу я поговорить с Ксавьером Санторо? – раздался из прихожей мелодичный женский голос.
Сигарета выпала из пальцев, и Ксавьер, чертыхнувшись, поднял ее, пока не прожгла ковер.
- Впусти, Серджио, – сказал он, отправляя окурок в пепельницу.
В комнату зашла женщина. Медного цвета волосы переливались в ярком свете единственной лампочки, глаза изумрудами сверкали на красивом, несмотря на возраст, лице. Она небрежно сбросила плащ в руки вездесущему охраннику.
- Подержи это, Джейкоб. Только не клади никуда – боюсь, испачкается.
- Добрый вечер, Жаклин. – Самообладанию Ксавьера мог бы позавидовать кто угодно. – Думаю, что ветер, который тебя занес, был далеко не попутным.
- Ты еще умудряешься дерзить? – Жаклин оглядела комнату и сморщила нос. – В каких условиях ты живешь, подумать только. Хотя, не сомневаюсь, Солитарио сейчас куда хуже.
- Лукасу вполне вольготно в кресле отца. При чем тут он?
- О, ты, видимо, не понял. Я говорила о младшем Солитарио, который сейчас ворочается на неудобных нарах. Как не повезло малышу. А у него были такие перспективы…
- Он никогда не относился к семейству Солитарио, – спокойно ответил Ксавьер. – Значит, там ему и место. Ты пришла сюда говорить о нем? Прости, эта тема мне неинтересна.
- Вовсе нет, я хотела поговорить о тебе. Ты даже в этой берлоге выглядишь королем. – Жаклин вытянула из серебряного портсигара тонкую сигарету. – Но теперь твой удел – повелевать скопищем крыс, которые снуют туда-сюда в подвале этой развалюхи. Не слишком подходящая жизнь для такого, как ты, не находишь? – Она прикурила от зажигалки, которую заботливо поднес телохранитель, и выпустила струю дыма в направлении Ксавьера.
- Не твое дело, чем я сейчас занимаюсь, Жаклин, – резко ответил он, едва сдерживая злость. – Зачем ты пришла?
- Честно говоря… – Она обхватила губами сигарету и сделала глубокую затяжку. Клуб дыма снова окутал Ксавьера. – Честно говоря, хотела посмотреть на твое унижение. Однако меня не устраивает то, что я вижу. Тебя всегда отличала излишняя аристократичность. Одень тебя в мешок из-под картошки – ты превратишь его в мантию.
- Меня необычайно трогают твои комплименты, но переходи к делу. Если его нет – дверь открыта.
- Выгоняешь свою благодетельницу? Как грубо. – Жаклин уселась на диван, закинув ногу на ногу. – Вспомни, кто вытащил тебя из грязи, кто сделал тем, кем ты являешься!
- И кто снова втоптал меня в эту грязь, отправив на верную смерть к Изабелле. О, я всего лишь расходный материал для спятившей бабы с нестерпимой чесоткой, – ядовито отозвался Ксавьер. – Так чем обязан?
- Хочу сделать деловое предложение. – Жаклин сверкнула изумрудными глазами. – Работай на меня. Стань моим пажом. Я вытащу тебя со дна и сделаю важной персоной. Ты ведь хочешь этого?
В наступившей тишине громом прозвучал смех. Ксавьер запрокинул голову назад и хохотал, пока на глазах не выступили слезы. Смеялся так сильно, что заболел живот, однако не мог остановиться.
Жаклин сдвинула тонкие брови к переносице. Левой рукой затушила сигарету о край стола и поднялась.
- Не вижу тут ничего смешного, Ксавьер. Прекрати немедленно!
- Прекратить? – выдавил тот, вытирая глаза. – Прекратить? Ты первая начала, Жаклин. Сделать меня своим пажом! Да, такой шутки я давно не слышал.
- Я вовсе не шути…
- Убирайся. – Ксавьер в мгновение ока преобразился, на лице застыло обычное равнодушное выражение, стальные глаза впились в Жаклин. – Убирайся и больше не смей приходить сюда. Я никогда не приму твое предложение, хватит с меня унижений.
Жаклин покраснела от гнева, губы, накрашенные алой помадой, затряслись. Она подняла руку, намереваясь расцарапать наглецу лицо длинными, темно-красными ногтями, но Серджио, шагнув вперед, покачал головой.
- Вижу, одного слугу ты не потерял, – наконец выговорила она дрожащим от едва сдерживаемой злости голосом. – И почему он так за тебя держится? Что ты ему пообещал, у тебя же ни черта нет!
- Покиньте дом, госпожа, – бесстрастным голосом произнес Серджио, демонстрируя пистолет на поясе.
Это возымело действие. Джейкоб наклонился к Жаклин, поглядывая на Серджио. Правая рука застыла у кобуры, но не касалась ее.
- Думаю, лучше сделать, как он просит, мисс Жаклин. Мы можем прийти в другой раз.
- Ты что, испугался этого здоровяка, Джейкоб? – Та раздраженно обернулась. – Я тебе плачу за то, чтобы ты разбирался с такими, как он, не так ли?
- Считаю, это неблагоразумно, мисс Жаклин, – продолжал он тем же тихим, размеренным голосом. – Санторо работал на вас, вам ли не знать, что угрозами его не проймешь? Вы сделаете только хуже. Прошу, пойдемте.
- А твой охранник умнее тебя, – не замедлил съехидничать Ксавьер. – Уходи. Иначе начнется смертоубийство, а этого не нужно ни тебе, ни мне.
Жаклин какое-то время стояла, сжимая в руке так и не выброшенный окурок, затем развернулась на каблуках и вышла за дверь. Джейкоб коротко кивнул Ксавьеру и последовал за ней.
Амадео не сразу понял, где находится. Потолок был грязно-серым, в трещинах, но откуда-то лился дневной свет. Ничего общего с темнотой карцера, которая окутывала со всех сторон целую вечность, заползала в голову, вытесняя все мысли и пресекая слабые попытки сопротивляться.
- Очнулся наконец? – прогромыхал кто-то над ухом, и Амадео вздрогнул.
Рядом с койкой, на которую его уложили, возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой. У соседней суетился врач, перевязывая руку какому-то заключенному.
- Ну конечно, очухался, – удовлетворенно прогрохотал надзиратель. – А я думал, копыта откинешь, Солитарио. Как ты со своей клаустрофобией вообще тут оказался?
Амадео попытался заговорить и не смог – в горле настолько пересохло, что любая попытка причиняла боль. Надзиратель отвернулся и налил воды в пластиковый стакан.
- Никак не пойму, ты самоубийца, или кто, Солитарио? – Он держал стакан на вытянутой руке, дожидаясь, пока Амадео сядет. – На кой черт стремишься себя уничтожить? Знаешь, что от паники ты запросто мог бы задохнуться там, в карцере?
Амадео промочил горло и, благодарно кивнув, вернул стакан надзирателю.
- Знаю. Но почему ко мне должны относиться как-то по-особенному? Я напал на другого заключенного и вполне заслужил наказание…
- Солитарио! – рявкнул Роджерс так, что стекла в окнах задребезжали. Стаканчик, беспомощно хрустнув, смялся в здоровенных кулачищах. – Ты конченый идиот или только прикидываешься?! Еще не хватало самоубийц в моем блоке! Хочешь свести счеты с жизнью, так придуши себя наволочкой! Больной на голову ублюдок, хренов мазохист!
