Энгус тем временем рассортировал прутья и навис над его распростертым телом, сжимая в кулаке грозный инструмент. Как обычно, со всей своей менторской невозмутимостью.
Почему-то именно в этот момент Джейми почувствовал настоящий страх. В желудке пронзительно резануло, перехватив последнее дыхание. Он сосредоточенно впился пальцами в край скамьи и, сцепив зубы, заставил себя дышать все же. Вдох-выдох: колкий спазм невольно исторгал из груди судорожные вздохи, скорее похожие на всхлипы.
Он долго готовился к этому моменту сегодня, и все же не был готов. Дыхание резко оборвалось, когда прут, со свистом вспоров воздух, обрушился на него со всей положенной мощью. Глаза широко распахнулись. Иисус! Он уже и забыл, как это бывает. Он дернулся, мысленно охнув, и тут же спрятал лицо, исказившееся невольно яркостью впечатлений. Потом незаметно заглотил застывший в горле вскрик. Место удара запекло, будто приложились раскаленным металлом.
Тихий вздох прокатился по Залу. Джейми тихонько выдохнул и упрямо поднял голову, обводя всех невидящим, но определенно мятежным взором. Отыскал Мурту и кивнул ему чуть заметно. Потом бросил взгляд на бесстрастного лэрда. Высохшие губы дрогнули в усмешке: «Ты хотел, чтобы все было по-твоему, дядя? Прости, но не в этот раз!»
Ощерившись корявой улыбкой, он сузил глаза и, глядя в упор на крестного, отчетливо выдохнул: «Один!». Потом еще раз кивнул, будто давая команду.
Секунду Мурта пытался сообразить, чего же задумал этот мошенник, но, наконец, взгляд крестного прояснился. Бородач тоже кивнул в ответ и, слегка усмехаясь, громко крикнул «Один!», толкая локтем стоявших рядом соседей. Есть на свете люди, способные руководить собственной казнью, и его крестник, сдается, был из таких, разрази гром его упертую душу!
Второй удар окончательно разрушил надежды Джейми на свое закаленное в боях терпение: его бросило в жар. Но, тем не менее, едва совладав с оглушительной встряской, он снова поднял голову и довольно бодро гаркнул: «Два!», в этот раз вместе с Муртой и еще несколькими жизнерадостными зрителями, с азартом вступившими в игру.
После пятого удара зал уже со всеобщим одобрением скандировал количество кровавых отметин на заднице племянника лэрда, вовсю поддерживая желание сумасбродного парня сделать из своей экзекуции маленький скандал. Колум заметно хмурился после каждого всплеска и недовольно кривил губы, но напряженно молчал. Дугал усмехался в усы.
Энгус наносил удары редко и размеренно, но со всем подобающим усердием. Он даже слегка поднимался на носках, вкладывая как можно больше своей и без того отменной силы так, что каждые пять-семь ударов ему приходилось отбрасывать истрепанный прут.
Только бешеное упрямство да еще многолетний опыт не позволил Джейми откровенно стонать в голос. Он жмурился, тихонько пыхтел и ерзал на скамье, стараясь, чтобы не было слишком заметно.
«Держаться! – крутилась в голове одна мысль, и... тут же малодушное: – Иисус милосердный! Да когда уже все?»
– Четырнадцать! – хрипло отсчитал его пересохший рот.
«Всего лишь четырнадцать?! Черт!» Тело сотрясалось и явно дрожало из последнего терпения принимая удары. Он даже не мог позволить себе роскошь спрятать в локте перекошенное лицо, потому что спектакль нужно было довести до конца.
Толпа вокруг радостно гудела, с энтузиазмом выкрикивая счет. Джейми, почти ничего не осознавая вокруг, направил все усилия на то, чтобы держаться. «Держаться!» Свинцовая боль, растекаясь, наполняла бедра тугой ломотой, в мышцах, в костях. «Улыбаться!» Хотя тот оскал, что упорно изображали его сведенные судорогой челюсти, мало походил на улыбку... «Черти всех разнеси!»
– Шестнадцать! – он стал смотреть на побелевшие костяшки пальцев, впившихся в край скамьи, пытаясь как-то собрать последние остатки выдержки.
Благословенная передышка!.. Энгус, склонившись за следующей хворостиной, благородно возился подольше, давая ему возможность перевести дух, восстановить самообладание.
Задница мучительно пламенела. Джейми чувствовал, как боль затягивает в себя, заполоняет, лишая сознание внятности. Просоленные розги жалят, словно тысячу шершней.
«Вонючий ад и все его сковородки! – думалось ему. – Угораздило же ему жениться на этой ведь…»
Он не успел додумать, порка возобновилась с новой силой, заставив его невольно увернуться, избегая следующего удара. Он закусил губу.
«Нет! Нет же! Не сметь крутиться! Терпеть, дьявол тебя задери!»
Внезапно представив, что сейчас на его месте могла бы запросто оказаться Клэр, Джейми снова взмок от горячего прилива пота, вызванного совсем не телесной болью.
– Двадцать!
«Улыбаться! И терпеть! Да чтоб же тебя! Еще десять...»
В голове шумело, кровь потоком стучала в висках. Скорее от того, что он давил стоны вместе с дыханием. А ведь могло бы все уже закончиться, если бы не вмешалась эта чертова женщина. Он не мог понять, что испытывает, ярость или удивление от ее безумного поступка. На что она надеялась? Неужели хотела... чтобы вот т-А-А-А-к?! Господи! Черт!
Прямо сейчас ему стало казаться, что вынести оставшееся выше его сил, тело отказывалось подчиняться, само пытаясь увернуться из-под ударов. От того, что Джейми не был привязан, терпеть получалось все сложнее, но он обязан был держаться, чтобы сохранить лицо.
– Двадцать... три... – голос надсадно сипел, когда он с трудом разлеплял спекшиеся губы.
Сможет ли он не сдаться сейчас? Сможет ли досчитать до конца? Хвала Иисусу, Мурта громко подхватывал счет вместе с остальными, крайне увлеченными действом зрителями.
– Двадцать! Пять! – он взвился, почувствовав, как хворостина саданула по ногам, по тому месту, где ягодицы переходят в бедра. ООО!..
Дело дрянь! Сколько же он теперь не сможет сидеть? Казалось, прут напрочь снес всю плоть с его злополучной задницы. Энгус перешел на бедра и от души выписывал по самым чувствительным местам, будто закрепляя урок навечно. Последние пять ударов калеными отметинами впечатались в его мозг.
Наконец:
– Тридцать! – с глухим стоном выдохнул Джейми и, мысленно благословив Иисуса и всех Святых, без сил растекся по скамье.
– Сделано, мой лэрд! – это уже Энгус.
В зале одобрительно заулюлюкали и захлопали, будто после увлекательного представления. Джейми полежал еще немного с закрытыми глазами, стараясь прийти в себя, собраться с силами и хоть как-то избавиться от этой отвратительной вибрации во всех мышцах. Еще надо поклониться лэрду, будь он неладен, и смиренно поблагодарить за экзекуцию. Христос!
Энгус протянул руку, помогая ему подняться. Джейми, кое-как уняв дрожь, медленно сполз с лавки и, слегка пошатнувшись, натянул бриджи. Жесткая ткань коснулась напоротого тела, и он задышал усиленно. Рот совсем пересох, а язык был настолько опухшим и клейким, что вряд ли Джейми смог сказать сейчас что-либо вообще. Струйки пота стекали по его вискам, лицо блестело от болезненной испарины. Но он, собрав остатки сил, приложил руку к груди, кланяясь Колуму, а после – Энгусу.
Лэрд жестом подозвал племянника и протянул традиционную чашу с вином. Стараясь, чтобы было не слишком заметно дрожание его рук, Джейми принял подношение с поклоном и выпил судорожными глотками, не особо заботясь, что бордовая жидкость ручейками стекает через край к нему на грудь. Рубаха жадно впитывала кровавые капли.
Колум внимательно смотрел, как Джейми пьет, и ни один мускул не дрогнул на его каменном лице, а когда тот оторвался от чаши и процедил сквозь стиснутые зубы: «Благодарю, мой лэрд!», в ответ сухо кивнул племяннику, благосклонно принимая это как ритуальный акт благодарности за порку. Потом провозгласил обычное: «Дело решено!» и указал Джейми на место слева от себя.
По правилам, наказанный должен был присутствовать до конца Собрания. Боже милосердный, хотя бы садиться его никто не заставлял! Энгус молча подал ему плед и сюртук. И пока Колум решал следующий вопрос своих арендаторов, чуть отвлекший внимание людей от Джейми, тот отошел подальше от любопытных взглядов в уголок зала, где неспешно облачился обратно в килт, надел сюртук, повязал галстук. После этой процедуры он хотя бы более менее пришел в себя, и его не слишком болтало на ослабевших ногах.
Наконец, он смог занять место на возвышении, рядом с дядьями. Зад палило немилосердно, хотя выпитое вино несколько снизило остроту шока. С вызовом оглядев зал, Джейми ожидал увидеть насмешливые или злорадные лица, но к удивлению своему, во встречных взглядах он замечал лишь сочувствие, ловил отовсюду одобрительные и даже восторженные кивки. Только некоторые в смущении поспешно отводили глаза, особенно женщины. Да, ладно... Это ему бы надо смущаться, но он упрямо выпятил челюсть и решил, что не будет.
Сейчас, стоя перед всеми, Джейми заставил себя надеть маску небрежного безразличия, хотя внутри все катастрофически рушилось от унижения, нахлынувшего лавиной. Он почувствовал, как многочасовое напряжение отпускает, и слезы, внезапно подступившие после очередного доброго кивка из зала стиснули ему горло.
Он испуганно заиграл желваками, и судорожно попытался думать о чем нибудь, да хоть бы о лошадях, чтобы постыдно не расплакаться прямо у всех на глазах. «Надо помочь завтра Алеку с выездкой... Интересно, Шторму выправили растяжение?.. Как там Меткая Стрела ожеребилась, надо узнать...» Горький комок в горле потихоньку развеялся.
Собрание, наконец, закончилось традиционным ужином с крепкими напитками и разнообразной едой, предназначенной для всех гостей. Джейми готов был потихоньку смыться из зала, хотя чувствовал, что зверски голоден: он не мог сегодня есть с того самого момента, как Колум официально объявил ему утром о намерении высечь его на Собрании. Что ж, признаться, вполне ожидаемое и справедливое наказание за то, что он допустил возникновение опасной для клана ситуации.
Но его страх неожиданно вышел из под контроля... Слишком много на него свалилось за последнее время, да еще ссора с Клэр абсолютно измотала его. Он знал, страх ожидания всегда хуже самого наказания. Кишки просто сворачивало от тягостного предвкушения вечернего позора. Поджилки постыдно тряслись, а мысли сносило напрочь, и Джейми провел в этаком раздрае целый день, бродя по лесу и пытаясь охотится.
Он привычно молился, дабы Бог укрепил его, дал силы. И Он дал хрупкую иллюзию спокойствия, с которой Джейми смог прийти на Собрание и как-то выдержать экзекуцию. «Христос, благодарю!» – сказал он от души. И вновь почувствовал облегчение, что физическая боль уже действительно закончилось. Чего нельзя было сказать о душевной.
Позор не боль и – как он до сих пор отчетливо помнил – быстро не забудется. Стыд от унижения еще долго будет преследовать его, заливая краской лицо в ответ на любой взгляд, показавшийся хотя бы чуть насмешливым. Хотя тогда, в его шестнадцать лет, все воспринималось не в пример острее. Видимо, он зачерствел все же – усмехнулся он сам себе – и умел теперь отрешаться в неприглядной ситуации.
И еще... Джейми был удовлетворен собой, на самом деле. По крайне мере, он воткнул топор, четко обозначив границу и не собирался так просто сдаваться. Он показал всем, и Колуму в том числе, что сломать его нелегко – безвольной жертвой он теперь не станет. К тому же, чувство вины, гадостно точившее где-то под сердцем за нанесенную жене обиду – как бы он там, дьявол, себя ни оправдывал – вдруг, на удивление, подуспокоилось.
Уже на пороге его поймал Нед Гоуэн. Посмеиваясь, седовласый адвокат мягко взял его под руку и протянул бокал, произнося несколько восхищенных слов о его стойкости и отличном представлении, которое Джейми тут всем устроил.
– Черт возьми, парень! Твой хребет, видимо, выкован из стали! – глаза его светились одобрением и дружеским участием.
Стряпчий от души посочувствовал той ситуации, в которую парень попал конечно... незаслуженно. Джейми был действительно благодарен и с наслаждением выпил несколько глотков из кубка за свое благополучие и здоровье.
– Думаю, это будет нелишне, мой друг! – Нед сокрушенно кивнул куда-то в направлении его седалища. – Должно быть, чертовски больно!
– Да уж! – проговорил Джейми, с удивлением обнаружив, что ему приятна поддержка старика. – До сих пор горит как в аду, скажу я вам, – доверительно нагнувшись, сообщил он, чем заслужил ободряющее похлопывание по спине.
Он так и не смог сбежать. Люди потянулись к нему, выражая сочувствие и почтение. После двадцатого хлопка по спине и плечам, он уже не ощущал такой горечи от позорного эпизода. Тем более, каждый норовил выпить с ним хотя бы пару глотков, и в голове у Джейми теперь радужно шумело.
Дугал неспешно подошел к нему и, слегка усмехаясь, сжал потрепанное вдоволь плечо.
– Молодцом! – проронил военачальник и ободряюще кивнул.
Видимо, испытывал он все же неловкость за свое активное участие в скоропостижной женитьбе племянника на легкомысленной английской бестии, которая привела ни в чем не повинного парня к этакой, прямо скажем, неприглядной ситуации...
ГЛАВА 5. ДРУЖЕСКОЕ СОЧУВСТВИЕ
НАКОНЕЦ, ДЖЕЙМИ СУМЕЛ-ТАКИ улизнуть потихоньку, прихватив с собой кувшинчик, наполненный приятными всплесками виски. Пазуху аппетитно оттягивала пара лепешек и шмат копченого мяса. Хватит на всю ночь, чтобы... упиться и забыться.
Он твердо решил, что сегодня не пойдет к Клэр... Зачем? Снова спать отвергнутым на коврике у камина? Под сердцем засаднило так, что даже боль от порки не смогла затмить эту жгучую вспышку. Джейми скривился.
Нет. Лучше он пойдет к лошадям, ласковым и добрым. Они всегда были на его стороне: выслушают, покивают, уткнутся понимающей мордой в плечо. «Конечно, ты же их не бьешь!..» – шевельнулась жирным червяком полная укора мысль, вызвав волну запоздалого раскаяния.
Он вспомнил как Клэр сегодня пыталась... Прикрыть его?.. На душе у него потеплело. «Моя храбрая девочка!» – с гордостью подумал он. И внутри все опять сжалось внезапно: ничего теперь не изменишь, и Клэр потеряна для него навсегда.
Он страшно запутался и совершенно не представлял, что теперь делать. А сумбурные – после всех событий и выпитого виски – мысли не слишком-то могли приблизить его к верному решению.
Погладив Сорокха по шелковистой морде, он скормил ему кусочки лепешки и прижался лбом к теплому мягкому храпу. Конь сочувственно потерся губами об щеку и ласково потыкался в ладонь, обдав кожу влажным дыханием. «Только ты меня понимаешь, дружище...» – закралась предательская мысль, от которой тягуче закипело внутри. Джейми почувствовал себя одиноким, совсем как в детстве, когда обидят несправедливо и крепко. Расслабленный алкоголем к тому же, он не смог остановиться и беспомощно соскользнул в эту позорную жалость к себе.
Слезы полились, прорвав заслон болезненной гордости, благо здесь, в полумраке конюшни с ее уютными запахами конского пота, навоза и сена, Джейми никто не мог увидеть. А лошади? Что ж, они только пофыркивали деликатно. Спрятав лицо в изгибе локтя, он приник к столбу денника и окончательно дал волю постыдной слабости, верно недостойной мужчины и солдата.
