А Раиса Павловна тем временем продолжала рассказывать о мероприятии, посвящённом Кристи, вдаваясь всё в большие подробности. Вскоре Александра поняла: долгое повествование – не побег и не привычка – это долгий и болезненный путь женщины, отпускавшей многолетнюю ложь и наконец, принимавшей правду.
Рая уже давно забыла о цели рассказа, и трепетно касалась губами воспоминаний о первом свидании вне стен института, поцелуе в парке и романтичных прогулках в ночи по Невскому, случившихся гораздо позднее того дня, когда они впервые столкнулись с Давидом у импровизированного стенда с портретом Агаты Кристи.
Каждое слово, каждая описанная чёрточка мужа дышали нежностью и теплившимся в глубине сердца теплом. Маленький костерок не хотел оставлять после себя лишь угли, и поэтому сознание продолжало выискивать в прошлом самое лучшее, самое дорогое и вытаскивать эти драгоценные крохи из недр памяти.
Чем дольше Александра слушала Манину, тем больше сочувствия испытывала. Раиса Павловна продолжала лелеять образ своего Давидушки, понимая, каким чудовищем муж был с самого начала. Его настоящее «я», мрачное и жестокое, было известно с первых недель знакомства, но Манина прикрывалась от страшной правды своей безграничной и наивной любовью.
«Глубоко несчастная женщина, – подумала про себя Александра, когда витиеватыми путями всё-таки дошли до сути. – Она настолько ослепла от чувств, что обманывала не только себя, но и собственную дочь».
В такие моменты детективу становилось по-настоящему страшно. Любовь, как бы её не воспевали деятели искусств, сколько бы прекрасного о ней не говорили пары, прожившие в счастливом браке десятилетия, по сути являлась ядом для каждого. Одних он лечил, других калечил, а третьих убивал. Яд действовал на всех, но не все это осознавали, мало кто задумывался о собственных чувствах. О том, на что готов пойти ради этой самой любви и какие границы готов размыть.
Александра поймала взгляд Бриза и неожиданно для себя внутренне сжалась: недоступность, непоколебимость, собственная вера её предавали именно в эту минуту, заставляя признаться себе в том, что собственные размышления – пустое, а все муки ада не страшны, любые последствия ничтожны, если сердце горит любовью, если двое нашли друг друга. Неважно, какие проблемы будут потом, и сколько слёз прольётся позже. Главное – побыть счастливой, хотя бы недолго, хотя бы миг.
Саша опустила глаза, борясь с эмоциями. Она вспомнила Диму. Его тёплые прикосновения и настойчивые губы, насмешливые глаза и широкую улыбку.
Запах потного тела в моменты ласк и аромат парфюма проникли в воздух и окружили Сашу. Горячие споры до бешенства и холодные ссоры возникли перед глазами. Сменялись кадры недолгих отношений, внося сумятицу в мысли, внося сумятицу в сердце. Моменты нежности ранили душу, пугая яркими ощущениями, словно только вчера Саша воском плавилась в объятьях Димы, через минуту ненавидя себя за эту слабость.
Дима оставался её страстью, болью и страхом – надеждой и врагом пугливого сердца.
– Нельзя взять и вычеркнуть из жизни любимого человека, – донеслись слова Маниной, и детектив вернулась в настоящее, мысленно соглашаясь с Раей. – Каким бы нечестным и паршивым Давидушка не был, невозможно так просто избавиться от чувств. Я подозревала опасность в его переписках, я понимала: хорошим это не кончится, но… но я сроднилась с ним душой и телом, я сделала его своей частичкой. Я… я проклинаю день нашей встречи, проклинаю себя за доверие, ненавижу свою любовь к нему, ненавижу собственное сердце, ненавижу себя! – Манина уже кричала, и в этом крике душа рвалась нескончаемой болью. – Я знала об изменах и молчала! Я рисовала его идеальным семьянином, оправдывая грубости и нахальство, находя сотни причин, для чего остаюсь с ним рядом! Он ведь так любил нашу дочь! По-настоящему любил! Я не знаю человека, способного так заботиться о ребёнке, как это делал Давидушка. Я… ненавижу его…
Последняя фраза и Раиса Павловна сползла по стене. Ника, сидевшая рядом с мужем, вскрикнула и вскочила. Иван бросился к Раисе Павловне. Он отвёл еле держащуюся на ногах женщину к дивану, уложил и долго держал слабую руку в своих, не в силах понять масштаб её горя.
Максим обнимал Нику. Александра молчала. Никто из них не знал, какой удар Манина наносила себе произнесёнными словами, а она избивала себя в кровь, в мясо, признавая очевидное для каждого, но не для собственного сердца. То, что было с Давидом было не только оголтелой любовью, безумной и странной, но и тем, в чём так не хотелось признаваться – любовь была бесконтрольным эгоизмом, прикрываемым Раей нуждами Ники.
Жмурясь от душевной боли, глотая слёзы горькие, как можжевельник, Раиса Павловна просила прощения у дочери.
А где-то совсем с иными чувствами и другими мыслями Третий безумным взглядом обжигал тело Ники-Лары на фото в Сети и мечтал о новой встрече с любимой, пока его жена Ася, прощённая за резкие эмоции по пустяку со стрижкой, месила тесто для пирога.
***
С трудом успокоившись, Раиса Павловна сообщила, где спрятан телефон мужа, и пока детектив вместе со следователем изучали записи, она представляла Давидушку. Он, как всегда, стоял спиной у облюбованного окна и думал о своём, держа в одной руке бутылочку с пивом, а в другой – её сердце. Она хотела бы спросить, почему он оказался так жесток к ней и к Нике, почему изменял и играл с её чувствами. Хотела бы… Но зачем? Он забрал свою тайну. Возможно, это и к лучшему. Манина не желала выяснять причины его каждодневной лжи и неискренности. Боялась почувствовать себя ещё глупее, чем сейчас.
– У него есть документ. Зашифрованный, – заметила она, когда секреты мужа перешли к посторонним. – Я знаю код. – Поднялась с дивана.
Александра протянула телефон.
Рая улыбнулась с нежной грустью:
– Ласточка. Он называл нашу девочку ласточкой.
Ворд открылся, и перед Александрой возник уже знакомый договор, записанный по памяти. Да, жестокая Игра зияла ранами – многих пунктов не хватало, но они и не требовались. Дрожь и без того пробирала тело, а фанатичная страсть к убийствам чувствовалась в каждой строчке. Нулевой, кем бы он ни был, обладал поистине пугающим хобби.
Детектив перешла на другую страницу и обнаружила список из английских букв, идущих не по алфавиту, цифр, запятых, многоточий, скобок и других символов.
– Вы знаете, что это? – спросила Саша у Маниной.
Та помотала головой.
Увиденное напомнило Александре дело Шифровальщика (подробнее читайте в «Полярных чувствах»).
– Я кажется… знаю, – прозвучал тихий голос Ники. – Папа мне вроде бы рассказывал.
– Доченька…
– Всё хорошо, мама. Он был пьян и много говорил. Обычно я не воспринимала его всерьёз, но, когда он начал повторяться… – Ника достала из вещей, так и не уехавших на дачу, зелёную тетрадь и прижала к груди. Повторила. – Когда папа начал повторяться, я решила записать его слова. Вот. – Раскрыла на нужных страницах.
Александра ещё раз взглянула на записи:
Е А » 1000900803, [1]
Закрыть
»), ~ $, mnit, af * №3Db 23,4. 12. ( st. adm. «F
Вслух зачитала получившуюся расшифровку:
– Елена Аистова 1983, проживает на улице Дыбенко 23,4.12 работает старшим администратором Фитнесс Хауса, страсть к деньгам, мнительная, боится пауков номер 3.
Александра победно взглянула на Ваню и вернулась к записям.
Ниже в зелёной тетради раскрывались ещё четверо, среди них Агнецкая и долгожданная личность Нулевого.
Александра вспомнила слова бизнесмена:
«Страх – это то, что делает нас уязвимыми. И я стараюсь приручать свой собственный страх».
«И поэтому создал Игру, – догадалась Александра. Сравнение Фурского с противным червём теперь казалось идеальным.
– Из-за этого Давидушку и убили? – Глаза Маниной полнились ужасом. – Из-за этих записей?
– Думаю да, – ответила Александра. – Ваш муж нарушал правила, за что и поплатился.
– Но, если так, почему Фурский взял его в Игру? – задал резонный вопрос Иван.
– Возможно их что-то связывало помимо Игры. – Александра задумалась. Вспомнила про Караэс. Обратилась сразу ко всем членам семьи. – Давид интересовался ядами?
Женщины подобного не вспомнили.
Максим кивнул.
Прода от 22.06.2021, 14:34
Глава 26
– Макс… ты о чём?
– Никусь, это было давно.
– Было что?
Он вздохнул.
– Помнишь, твой отец позвал меня на серьёзный разговор?
– Да. Он просил тебя бросить курить, потому что для меня это вредно.
– Верно. У тебя тогда случилась задержка, и мы решили…
– Но это оказался обычный сбой, помню.
– Ты волновалась.
– Я всегда из-за всего волнуюсь. О чём вы говорили с отцом?
– Мы говорили о сигаретах, о будущем, о моих генах, – замолчал.
Саша видела, какая борьба идёт внутри Максима. Что-то терзало его, не давая продолжить. Максим чего-то боялся. Но у неё не было никакого желания ждать, пока ещё один созреет к признанию, и поэтому без всякого такта она напомнила:
– Терпение не безгранично. Не усугубляйте. Говорите, Максим, пока у вас есть шанс оправдаться.
– Оправдаться?
– Рассказывайте. Мы все ждём.
Максим взял жену за руку, поднёс её ладонь к своим губам и нежно поцеловал.
– Тогда я вновь засомневался. Прости, Никусь.
– Хватит. Не надо, – захныкала Ника.
Прошлое возвращается… – произнёс бессмысленную, но любопытную для детектива фразу. Не менее любопытную, чем гены.
– Он посмел заговорить о них… – протянула Раиса Павловна. – Неужели… мы ведь договаривались. Он дал обещание.
– А часто ли он их выполнял? – грустно усмехнулся Максим.
Рая опустила глаза.
– Очередной секрет? – недовольство сочилось из голоса Александры. – Может, довольно? Как вы не поймёте, чем дольше бережёте свои тайны, тем меньше шансов на нормальную жизнь! Вам не надоело жить в страхе, Манина? А вам, Нильские? Получаете удовольствие?
– Не говорите глупости, – попросила Раиса Павловна. – Вы понятия не имеете, какого это жить в постоянной тревоге.
– Я могу развеять тревогу! Только начните уже сотрудничать!
– Сложно сотрудничать с теми, кому не веришь.
От нахальства Максима зазвенело в ушах. Нервы собрались в волны и готовы были нахлынуть на Нильского возмущением и грубостью. Удержаться от промыва мозгов помог Иван.
– Это обоюдно, – заметил он. – Но сейчас дело не в доверии, а в человеческих жизнях. Сначала Давид, затем Лара. Кто следующий? Или вы думаете, скрывая истину, всё закончится? Да. Наверняка. Соседи сделают всех вас лотами и уберут по очереди, это и будет конец. Вы этого желаете?
Угроза уверенного голоса, будто Резников знал больше, чем кто-либо из присутствующих, ввела семью в ступор. Александра, воспользовавшись моментом, продолжила давить на ослабшие позиции.
– Они играют не первый год, имеют опыт и неслабый арсенал причин, по которым убивают. Не знаю их конкретных мотивов, но предполагаю, они не столь важны. Игра идёт на деньги. Огромные деньги. Перед хрустящими купюрами, способными обеспечить чем угодно, меркнут любые обстоятельства. Алчность, азарт, жажда крови – это основной набор Соседей. Остановятся ли они перед чем-либо на пути к богатству? Нет. Пожалеют ли кого-то, достигая цели? Нет. Соседи видят лишь одно – человеческую жизнь, как преграду, и сейчас преграда для них – вы.
Нику ощутимо пробрал озноб. Манина обняла себя за плечи. Максим не отводил глаз от пола.
– Хотите закончить, как Давид или Лара? Пожалуйста. – Александра развернулась в сторону выхода. Ей надоел этот спектакль. Иван сделал тоже.
– Стойте! – окрикнул Максим, когда напарники подошли к двери. – Вы правы. В покое они нас не оставят, пока мы хоть что-то знаем. Но скажите, вы можете гарантировать нам безопасность?
Александра задумалась. Однозначного ответа у неё не было.
– Есть не только Соседи, – продолжил Максим, – но и журналисты. Они уничтожат нашу семью, если всё начнётся.
– Начнётся что?
– Повторное расследование.
Детектив нахмурилась, припоминая фразу Нильского:
«Со стороны происходящее выглядит подозрительно, я знаю, сталкивался с подобным, но поверьте, мы хотели всего лишь немного забыться и побыть вдали от города».
– В вашей семье были преступники?
Вопрос прозвучал раскатом грома. Семья, оглушённая цепочкой из пяти слов, застыла.
Александра попала в цель.
Максим первый собрался с силами и решительными шагами приблизился к детективу. Игнорируя вопрос, он ответил совсем о другом:
– Давид Альбертович расспрашивал о яде, пытаясь выведать, кому мой дед продал рецепт.
– Что?! Почему ты не рассказывал?
– Ника, я не хотел. Твой отец выпил. Я не думал, что это серьёзно.
– Мерзавец, – прошипела Манина, – какой же ты, Давид, мерзавец.
Максим перевёл взгляд с жены на Александру:
– Мой дед не был убийцей, не подумайте. Он бы и крысу не убил. Он их боялся. Его вынудили, понимаете? Он потом всю жизнь жалел о случившемся.
– О чём жалел? – сухо поинтересовалась детектив, уставшая от выпадающих скелетов.
– О чёртовой сделке.
Прода от 22.06.2021, 19:58
***
Ночь подкралась незаметно, только Алисе Сафьяловой не было до этого никакого дела. Сыновья давно спали, убаюканные сладким какао и материнским чтением, а ей было не до сна. Документы, сложенные стопкой, пугали однозначностью последствий: опасность, вот чем грозила помощь Селивёрстовой. Но иначе Алиса поступить не могла.
Свет ночника ленивой змейкой тянулся из-под приоткрытой двери. Мальчишки всё ещё боялись темноты, и Алиса их понимала. Она бы никому и никогда не призналась, но пугающие образы, тени мрачных дней, идущих после убийства мужа, тревожили и её. Дети знали из правды лишь малость: папа погиб в автомобильной аварии, но даже этого хватило для череды кошмаров, продолжавшихся до сих пор. Алиса же знала всё: аварию подстроили. Не случай и не коварство судьбы лишили её дорогого человека – руки, жестокие, кровожадные. Руки бизнесмена, плюющего на жизни простых людей.
Алиса заглянула в комнату, и от сердца отлегло. Мысли, что однажды она точно так же зайдёт проверить мальчиков и обнаружит пустые кровати, кусались образами один другого страшнее. Как журналистка не пыталась, но даже со смертью убийцы мужа и сестры, спокойствие не пришло. Оно являлось призраком, маячило перед глазами, но оставалось ненадолго.
Мальчишек обнимал Морфей. Он дарил хорошие сны, и дети, совершенно умиротворённые, с радостью принимали его дары.
Алиса улыбнулась сове-ночнику, любимому светилу ребят, и вышла из комнаты. Какие существа только не поселялись в детской: мишки, собачки, черепахи и даже слоны. Но прижилась только сова. В детстве Алиса тоже любила сов. Потом охладела.
Хотела бы она вновь стать маленькой девчонкой и не знать потерь, разочарований. Не обладать той информацией, которая сейчас была на руках. Все мрачные секреты, жестокие тайны хранились здесь, на обычной бумаге. Принтер продолжал ронять на пол новые листы, а Сафьялова – мечтать о душевном спокойствии. Быть может, когда история с Караэсом останется позади, и жертвы от смертельного укола прекратятся, она тоже прекратит страдать виной за слишком громкие дела и необдуманные поступки, за чересчур громкие заявления и поспешные
