Мышцы отозвались привычной резкой болью, в горле перехватило дыхание, кислород стремительно исчезал: отец душил в памяти, а фантомная боль застилала глаза в настоящем. Лиза подняла руки в попытке освободиться от удушающей хватки и ощутила пустоту.
«Нет! Это шанс, это мой шанс, я должна думать о себе! Сколько времени уйдёт на поиски психолога, лечение… Захочет ли он лечиться? Не убьёт ли меня раньше, не совладав с собой?» – Отбивало сердце, пока шаги, тихие, чтобы не заметил, удалялись от комнаты и приближались к лестнице, за которой был портал, а дальше… свобода.
«Даже если он всё знает, даже если это ошибка, и сейчас всё закончится, закончится для меня, я должна попытаться, потому что…»
И тут в памяти улыбнулась мама. Её ласковый голос напомнил:
«Всегда борись. Как бы не было страшно, борись со своими страхами».
Мама говорила о чудовищах под кроватью, которых долгое время боялась дочь, но ведь отец тоже стал чудовищем. Он больше не был её отцом!
«Мама-а-а!» – Мысленно закричала Лиза, вновь стирая слёзы, и едва не сбила саму себя, стоящую у портала.
Та, что играла её роль, кивнула, рукой указывая на путь к свободе, но Лиза снова потеряла смелость.
***
Время уходило: портал не мог оставаться видимым долго, и тогда Нитта, читая в глазах Лизы такой знакомый для неё не страх – ужас, решительно вцепилась в запястье девушки и втолкнула в уже слабеющий овал. Затем, когда следы спасения испарились, она вдохнула полной грудью и поспешила в Лизину комнату. Она поднималась быстро, но бесшумно, то и дело оборачиваясь на ванную комнату. Нитта так боялась, что волчара всё поймёт, выскочит, набросится. Разорвёт на куски. Но этого не произошло. Нитта без проблем поднялась по лестнице и оказалась в Лизиной комнате, подошла к окну, закрыла его, открыла, повторив так три раза, таким образом подавая сигнал, что она на месте, и устало опустилась на кровать.
«Ещё немного, ещё немного, – твердила она себе, черпая силы из обстановки Лизы, вспоминая собственный уголок подростка. – Ещё чуть-чуть, и я смогу победить…»
***
«Где студентка?» – Злился Дарк, спрашивая жестами у Главного и держа одновременно уйму порталов. – « Какого хрена она не выходит?» – Прочитал Дима в его глазах и задался тем же вопросом.
Фарли почувствовала эмоции, исходящие из портала, из которого должна была появиться Лиза, и заклинанием в воздухе написала: «ЖУТКИЙ СТРАХ! САМА ОНА НЕ ВЫЙДЕТ!»
«Чёрт!» – Одними губами произнёс Дарк.
«Вытащи её!» – Жестами велел Дима.
Прода от 10 февраля
***
Лизу трясло. Сердце стучало так громко, что казалось его слышит и полиция, и отец, и весь район. До свободы, ну или хотя бы до выхода из дома, оставалась всего пара шагов, а пока… Пока Лиза всё ещё находилась в доме, внизу, в гостиной. Она слышала, как отец выключил воду и зашелестел одеждой – всё же гены оборотня давали о себе знать – обливается парфюмом: она ненавидела этот въедливый запах. Видела, как отец открыл дверь, погасил свет, взъерошил руками влажные волосы, потянулся к тумбочке с феном.
Горячий воздух касался отцовской кожи: он любил пройтись по оголённым рукам, а в жар бросало Лизу. Она вспомнила, сколько раз отец заставлял её принимать с ним душ, а после стоять под феном, и содрогнулась. Кто-то схватил за руку, зажал рот. Лиза не успела вскрикнуть. Кто-то её развернул к себе, и она увидела, что перед ней, приложив палец к губам, стоит Фарли. Удивлённая Лиза кивнула, понимая, что нужно молчать. Но когда Фарли потянула за собой, не сдвинулась с места. Она видела, что та хмурится, чувствовала, как её потянули сильнее, но продолжала стоять. Лиза упрямо трясла головой снова и снова.
***
От жертвы фонило таким страхом, что у Фарли заболела голова: считывать кошмарные мысли, опасения и будоражащие нервы образы в голове студентки было просто невыносимо. Необходимо было что-то делать и наконец вытащить Лизу из портала. Фарли, применив магию, написала:
«Ты напугана, и это нормально. Страх – обычная реакция, защитная. Но пора стать сильной, чтобы покончить с собственными мучениями. Всё готово, осталось немного, и ты будешь под защитой. Поверь, сейчас всё зависит только от тебя. Обуздай свой страх».
Девушка поджала губы, обернулась. Её отец уже оделся и сидел на диване. Ждал.
Фарли попыталась вразумить девушку, но та была словно в прострации. Можно было бы пожалеть её, но сейчас не было времени на жалость.
«Да хватит быть жертвой!» – Гневно вывела Фарли в воздухе, глядя туда же, на волчару. Они его видели, он их – нет. – «Да, тебе нелегко, но сейчас ты делаешь хуже не только себе! Ты хоть понимаешь, сколько людей сейчас пекутся о твоей свободе? Перестань быть трусихой и хоть немного подумай о других! Например, о той, что сейчас сидит наверху! В твоей комнате! Вместо тебя!»
Прода от 13 февраля
***
Прочитав написанное, Лиза подумала в первую очередь не о незнакомке, а о Нитте. Это Нитта, превозмогая собственную боль, открывала душу, делилась советами и учила быть сильной. И Лиза хотела доказать, что она стала таковой, что не зря были все эти встречи, разговоры, но… ей было так страшно… Лишь Нитта бы смогла понять, что творится на самом деле в её душе, ведь монстром был не кто-то, а родной отец: тот, кто менял пелёнки и сидел у кровати, в чьих глазах она видела защиту, а в поступках – настоящего мужчину. Тот, чей образ когда-то искала в красивых мальчиках, тот, кем гордилась в саду и школе на День Отца. В чьих объятьях находила утешение, когда болела мама, и чей смех поднимал настроение – всегда. Но это было так давно, что стало сложно принимать за правду. А даже если так, могла ли она бросить родного отца? Разве родителей выбирают? Разве не станет она и сама чудовищем, посадив его в тюрьму? И как бы отнеслась к этому мама? Смириться, не сделав попытки вернуть отца к прежнему «я» – это ли не самая настоящая трусость?..
Её мама никогда не была трусихой.
Лиза сделала шаг назад.
***
Фарли не видела и не читала – она ощущала каждой клеточкой своего тела, всей полнотой своей души тот опасный водоворот, который всё сильнее затягивал Лизу. Жертве не нужно было ничего говорить, объяснять: опасения, переживания, рассуждения были слишком очевидны. Фарли хорошо понимала, что сейчас чувствует Лиза, хотя возникающие у той эмоции и не были правильными. Синдром жертвы, иллюзорность вины, подавляющие разум комплексы, душевная травма: как ни назови, в какой последовательности не перечисляй, но всё это наносило одинаковый вред. Фарли не могла позволить, чтобы иррациональность, излишняя эмоциональность, чувствительность и обманчивая доброта, порождённая травмирующими событиями, утащили несчастную Лизу на дно. Она знала: дальше дорога лишь в одну сторону – к безумию. Не жалея чувств жертвы, но чувствуя её боль от каждого, словно хлыстом ударяющего слова, Фарли спешно выводила:
«Когда рождается ребёнок, родители идут на всё, чтобы защитить его от зла. Ругают, доводят до слёз, запрещают играть в любимые игры и мешают встречаться с дорогими ему людьми. Снова и снова ставят запреты, ультиматумы, делают выговоры… Оставляют лишь крохи свободы и море обиды. Но родители несмотря на свои конфликты, порой очень тяжёлые конфликты со своими детьми, всё это делают с одной единственной целью – помочь, не дать сгинуть в мире, где столько фальши и лжи, потому что знают, как часто монстры притворяются людьми и сколько затем приносят боли и смертей. Дети вырастают, и случается, меняются с родителями местами. Теперь они их защищают, ограждая от зла. И если это зло исходит от самих родителей, детям приходиться вспоминать своё детство, брать себя в руки и бороться, не жалея себя. Ты, Лиза, сейчас жалеешь себя, а должна жалеть его. Ты должна помочь отцу освободиться от зла, даже если единственный способ – сдать его нам. Зло уже убило твою подругу, причинило вред тебе. Так что ещё должно случиться, чтобы ты осознала, как сильно твой отец нуждается в помощи? Ты можешь подумать, что тюрьма – не лучший выход, нужен психолог, и тогда всё будет хорошо, но я скажу тебе правду: насилие не лечится».
Прода от 13 февраля
***
Это была боль. Всепоглощающая и неутомимая. Она не давала Лизе дышать, но и плакать не давала.
«Наверное… это принятие», – подумала девушка, внезапно отчётливо осознав, что в своём эгоистичном страхе подвергает опасности самого отца. С каждым годом он становился всё более жестоким и беспощадным, и если сначала были угрозы, то теперь сразу шли действия. А она вместо того, чтобы помочь, целых восемь лет утопала в страданиях и жалости к себе, и даже теперь, когда выход один, продолжала тонуть, бросив отца на произвол.
«Идём, Лиза», – прочитала она. Фарли вновь взяла за руку. Лиза кивнула, только уйти не смогла. Она чувствовала, что должна увидеть всё собственными глазами, чтобы не пойти на попятную, чтобы… Чтобы саму себя убедить в том, что понимал разум, но не сердце.
Лиза опустилась на пол и обхватила себя за колени.
***
Фарли всё поняла. Она страшно переживала за Лизу, но не могла её лишить возможности обрести себя. Если в случае с отцом, тюрьма была единственным выходом, то с дочерью – полное принятие, а именно к этому сейчас всё и шло, могло произойти лишь таким жестоким способом. Лиза должна была увидеть себя со стороны.
Фарли по-дружески похлопала девушку по плечу, улыбнулась и покинула портал.
***
«Где?» – Взглядом спросил Главный, как только вернулась напарница.
Ответом Фарли вывела:
«Осталась. Она в этом нуждается. Я буду с ней, подстрахую».
Дима кивнул, затем бросил взгляд на экран мобильного, встретился глазами с каждым из напарников, дал команду остальным быть наготове, и операция началась.
Глава 22
Нитта знала каждый шаг наизусть. Когда Вельский сообщил, что готов, она с молчаливой улыбкой вышла из комнаты, подошла к тумбе, протянула руку и взяла бокал. Он стоял там, где и рассказывала Лиза: слева от вазы с искусственными орхидеями.
Сердце Нитты забилось приближением паники, хотя пальцы, не дрожащие, вполне уверенно поднесли бокал к губам. Сразу пить она не стала: знала, Вельский наблюдает, смакуя каждой деталью. Выжидает, облизывается, не торопит, и не хочет, чтобы торопилась она.
Нитта покрутила бокал в руке, любуясь янтарём переливов – так казалось со стороны. А на самом деле она смотрела на стеклянные стенки, успокаивая дрожь в коленях и в сердце.
«Только бы не пролить, не упасть. Всех не подвести…» – Переживала Нитта, наклоняя бокал. Сделала неспешный глоток, затем следующий. Третий обжёг горло и все внутренности, но Нитта знала: дело не в напитке – это эликсир, меняющий внешность. Он напоминал о себе, предупреждал, подгонял. Но торопиться она не могла, иначе всему конец. Столь продуманная операция полетит к чертям, если она прямо сейчас не возьмёт под контроль и эмоции, и тело.
Нитта позволила себе секундную слабость – прикрыла глаза – и вновь стала сильной. Затем она сделала очередной глоток и начала неспешно спускаться. Внутри всё жгло злостью, ненавистью, отвращением, но её роль была иной. Нитта была жертвой и не могла смотреть на Вельского так, как того желала. Однако изобразить страх удалось легко. Стоило представить монстра из прошлого и пережитый из-за него кошмар, как роль стала не навязанной, а хорошо знакомой и привычной.
Вельский вожделел от кокетливо выглядывающего из-под красного платья белья и не скрывал своего похотливого взгляда, а Нитта видела в извращенце на диване родного брата.
Прода от 14 февраля
Он точно также с жадностью изучал её тело, пока она спускалась с лестницы от алтаря. Ноги, талия, грудь. Брат ещё не дотронулся до неё, а уже всю облизал. Но это – его намерение – она поняла не сразу. На алтаре лежала взрезанная антилопа – дар Богам перед решающей битвой двух племён – и в тот момент Нитта думала лишь об одном: чтобы родители выжили, а народ не пострадал. Она сама убила животное и принесла его сюда – в надежде закончить войну малой кровью. Она и подумать не могла, что брат, верный помощник отца, храбрый воин, любимец племени, решит посягнуть на её душу. И не знала, что отец и мать уже мертвы, потому что брат их предал, что утешать её, волнующуюся за родных, дрожащую и слепо ему доверяющую, он даже не собирался.
Нитта спустилась, робко улыбнулась и Вельскому, и брату-монстру. Оборотень поманил, и она подошла. Поставила бокал на стеклянный столик, внутренне сжалась, а затем позволила делать с собою всё то, что позволяла Лиза.
Его ласки ничем не отличались от тех, что она когда-то уже познала: таже грубость, жестокость, тоже желание владеть не частично – всецело. Те же пальцы, мнущие тело, и глаза, грызущие душу. Два разных существа, но монстр – один.
Когда Вельский ударил её по лицу, она не произнесла ни звука, но в сознании кричала. Кричала так, как хотела кричать и в тот день, но молчала, зная о последствиях. Оборотень, вжимая её в диван, наслаждался своей властью и её послушанием. Нитта – скорым моментом, когда тот поплатится.
Шёлк повис клочьями, Вельский улыбался в волчьем оскале. Нитта не хотела бояться, но испытывала первобытный страх. Брат тоже был милым, добрым – обычным, но в тот день будто попав под влияние злого духа, стал совсем иным. Его лицо с мягкими чертами также изменялось: нет, он не превращался в оборотня или ещё кого-то, его улыбка не становилась оскалом, но растягивалась безумием. Нитта помнила, как не верила в происходящее с ней ещё долгие пытки после, и как проиграла в попытке его наказать.
«А теперь накажу», – твёрдостью духа произнесла она мысленно, глядя в ненавистные до боли глаза.
Вельский крепко стиснул её запястья и велел:
– А теперь кричи! Я хочу слышать твой крик!
«Тогда мне едва исполнилось тринадцать, но сейчас я… сильная», – и Нитта вслух произнесла, тихо выплёскивая всю накопившуюся ненависть:
– Да пошёл ты…
«Я сильная, а ты – ничто».
Прода от 15 февраля
***
Диме показалось, что глаза Ирмы колыхнулись чёрным, но он не был уверен, ведь если это так, то значит там, внутри, не Ирма – Нитта, а это невозможно.
***
Нитта плюнула оборотню в лицо. Вельский не ожидал, обратился, полоснул когтями по её щеке. Глаза Нитты заслезились, она толкнула его в грудь.
– Ты что это вдруг? Оборзела?
Удар, и Нитта оказалась на полу. Голова закружилась – не от удара, от проклятого зелья… Теряя очертания, Нитта поползла вперёд, потому что миссия была ещё не выполнена. Путь преградил обратившийся Вельский.
– Ты – моя! – Зарычал он с такой силой, что лопнул стеклянный столик. Осколки брызнули в стороны, и один впился Нитте в ладонь.
Наблюдающие за происходящим напарники еле сдерживались. Каждый хотел ворваться в коттедж и замочить оборотня, но знал – рано, пока нельзя. Операция будет сорвана, если они дадут волю эмоциям.
Фарли благодарила всех известных богов за то, что Главный выпил лекарство от ударной магии и кое как, но держал себя в руках. Она и сама плавилась от злости, и уж если ей контролировать себя было нелегко, но что творилось с Димой, было страшно представить. Из портала она видела его напряжённую позу и почти стеклянный взгляд. Мужская рука, сжимавшая пистолет, дрожала не нервами – бешенством.
