Ей казалось, земля попала на лицо, волосы. Хотелось поскорее вытряхнуть её, смыть. Тяжесть падающих комьев давила на грудь. Если бы Марину спросили, знает ли она как чувствует тот, кого похоронили заживо, ответ дала однозначный. Она видела мелкие камни в земле, травинки, палочки. Даже червей! Это пугало.
Мир вертелся взаправду: Марину будто насильно посадили на карусель и поставили максимальную скорость. Тошнота присутствовала до сих пор.
Это было невозможно.
Врач спросил про шоколад, и невольно возникла ассоциация с землёй. Марина вновь почувствовала сырость, увидела комья, и всё, что с такой жадностью было съедено совсем недавно, вышло на чистый пол.
– Вы, наверно, переели, – заметил доктор.
Марина медленно кивнула и, завалившись на подушку, потеряла сознание.
Псих ушёл. Завязал руки, наклеил скотч, забрал недоеденный гамбургер – Нину едва не стошнило – закрыл дверь.
Оставшись одна, она попыталась уснуть, но все попытки шли крахом. Карина, Люся, Аня стояли перед ней. Секунду смотрели с укором, виня её в сообразительности, скорости. Удаче.
Секунду смотрели, жалея. Они уже обрели свой покой, освободились от пут психопата. Были счастливы. Ей хотелось в это верить. Нине же предстояло помучиться, и только извращенец знал, как долго продлятся эти муки. Закрыла глаза, прогоняя образы мёртвых одноклассниц.
Ад начался с утренней пробежки.
Нина, как всегда, по выходным бегала намеченным маршрутом: до книжного магазина, где бабушка по старинке покупала романы, вдоль озера с лебедями, мимо кофейни «У Барса», имевшей такое необычное название по весьма простой причине – владелица предпочла своей фамилии Петрова более звучную, Барс, принадлежавшую покойному мужу. Дальше вокруг дома Нильских-Маниных: ей нравилось любоваться ухоженным садом и многообразием оттенков зелёного в их летней беседке. Раньше у них стоял обычный забор, но после случая с похищением, они решили его сменить на более высокий, поставить новую калитку со сложным замком, а заодно и сигнализацию в доме. И пока шли работы, Нина могла с чистой совестью наслаждаться великолепием двора. Вероника Давидовна умела наводить красоту и всегда улыбалась Нине при встрече. В свои шестнадцать лет Нина восхищалась Вероникой, находя её не по современному изящной. Но и немного странноватой (подробнее о семье Нильских-Маниных читайте в книге «Колыбель для ласточки»).
Один и тот же маршрут уже год с тех пор, как одноклассница выбросилась с шестнадцатого этажа. Ева покончила с жизнью из-за парня. Она влюбилась, он назвал её толстой. Возможно, у Евы имелись и другие причины, но именно эта побудила Нину заняться спортом. К тому же её маму сложно было назвать худой, а гены, как известно, вещь сложная. Кроме пробежки ещё были занятия плаванием два раза в неделю и уроки с тренером по четвергам после школы.
Нина пробегала мимо кафе, когда её окликнул мужчина в кепке и громоздких солнцезащитных очках. Он сидел за столиком и смотрел меню. Если бы Нина знала, чем обернётся её помощь, сразу бы вызвала полицию, но тогда человек, чьё лицо было скрыто наполовину козырьком и очками, всего лишь попросил совета. Он хотел узнать, какая выпечка здесь самая вкусная. Беременная жена всю дорогу клянчила что-нибудь незабываемое.
Нина и подошла, и посоветовала: без сомнения ткнула в местный «Наполеон» с вишней. А когда принесли большой кусок торта, и незнакомец попросил Нину доказать его неверующей жене, что он не лжёт, и торт очень вкусный, согласилась подойти к машине.
Автомобиль стоял неподалёку. Серый неприметный «Мерседес». И на заднем сидении действительно кто-то был. Кто-то размытый.
Нина не представляла, как человек может быть размытым и, решив, что ей померещилось от нагрузки или преломления света, потёрла глаза. А в следующий миг что-то больно впилось в шею.
Очнулась Нина в лесу.
Так она решила сначала, из-за густой зелени и характерного хвойного запаха. Но, окончательно придя в себя, и осмотревшись, поняла: вокруг декорации, сделанные умелыми руками. Вскоре её догадка подтвердилась. В «лесу» открылась дверь, сливающаяся с нереально высокой травой, и оттуда вышел похититель. Он был в той же одежде, но снял очки и кепку.
Нина посчитала это плохим знаком.
Марина проснулась от аромата кофе. Он проник в сон, это был снова кошмар – она ехала в том самом такси. Аромат буквально потянул за собой, прочь от страшных воспоминаний, звона битого стекла и скрежета металла. Всё дальше и дальше от жуткой аварии, смявшей не только машину такси, но и жизнь Марины.
Прочь от холодной смерти.
– Я здесь.
Родной голос.
Открыла глаза.
– Я рядом, любимая.
Увидела Лёшу. Как обычно ухоженный: гладко выбритый в чистой одежде, идеально сидящей на спортивном теле. Улыбчивый.
Именно так и должен был выглядеть сын известного мецената. Тот, в чьих объятиях мечтала оказаться каждая третья от двадцати до тридцати.
Марине было 28. Ещё не тридцать, но уже и не юность.
Она часто ловила косые взгляды и немые вопросы. Что Алексей Оскин нашёл в Марине Лесницкой? Ответ лежал на поверхности. Двое сошлись интересами: оба любили искусство не меньше, чем жизнь. Позже, словно детали пазла, объединились тела. А дальше встретились два сердца, отчаянно нуждавшиеся в искренности.
«Я его люблю», – подумала Марина, приподнимаясь на подушке, и на душе разлилось тепло, которое было так необходимо после холодного кошмара в ночи: она снова видела много земли. Холодной, мокрой, липнущей. Будто падающей сверху под дождём. Страшное чувство.
– Ты меня не узнаёшь?
Марина вернулась в реальность.
– У тебя сейчас был такой взгляд, словно…
Он не мог найти слов, а она не желала ничего объяснять. Сложила губы трубочкой, намекая на поцелуй.
– А насчёт этого я не против, – Лёша прильнул к её губам, и какое-то время Марина чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Она любила и была любима. Она хотела этого мужчину и чувствовала взаимность.
Он первым отстранился.
– Марин, – начал Лёша, и в голосе проскочила неловкость, – мне сказали, произошёл какой-то инцидент.
– Не… хочу… об этом… вспо… ми… нать…
Говорить Марине становилось всё легче, и она вполне могла произнести эти слова на обычный манер, но не хотела. Понимала, если Лёша почувствует её физическую силу, объяснений не избежать. Он будет ругаться из-за того, что она одна вышла в коридор, а ей придётся оправдываться, будто нашкодившей девчонке.
– Ты ещё слаба. Тогда не будем об этом. Но впредь веди себя разумнее.
Кивнула. Роль сыграна. Теперь можно снова чувствовать радость от Лёшиного присутствия.
– Медсестра сказала, ты сильно испугалась и смотрела так, будто что-то увидела, только там ничего такого не было. Но я опять не о том. Забудь. Ты у меня нормальная. Вчера я обедал с дирек…
Он говорил-говорил, но Марина не слушала. Его произнесённое «нормальная» прозвучало обидно, больно, колко, настороженно. Лёша пытался сказать слово между прочим, но вышло совсем иначе. Взгляд, интонация, даже мимолётное почёсывание за ухом выдавали истинные эмоции. И эти эмоции имели чёткое название. Они были страхом.
– Ты тоже считаешь меня ненормальной?
– Что? Подожди, Марин, ты меня перебила.
– Нет. Это ты… подожди. Я задала вопрос.
– Ты можешь говорить?
Встретились острые взгляды.
Лёша обвинил её в неискренности, Марина его в наглости.
– Я три месяца пробыла в коме, мне стало плохо от нагрузки, а ты смеешь называть меня ненормальной?!
– Я сказал, что ты нормальная.
– Ты бы себя слышал! – Марина вспылила, вроде по мелочи, сама понимала, но ничего не могла с собой поделать. Она нуждалась в Лёшиной поддержке и хотела бы не обращать внимания на его слова, но слишком хорошо знала своего мужчину. Когда он пытался загладить неловкие моменты вроде такого, но при этом по-прежнему считал себя правым, то брал руку собеседницы или касался плеча собеседника и, молча, водил глазами по полу. В других случаях смотрел на собственные пальцы и начинал извиняться.
Марина очень надеялась на второй вариант, но Лёша крепко сжал её руку. А дальше обоих поглотила тишина.
В палату вошли родители. Вместе, улыбаясь. Мама принесла плюшевого тигрёнка, папа – барби в зелёном «русалочьем» платье. Родители заметили нетронутый кофе на подлокотнике свободного кресла, задумчивые лица и повернулись к выходу.
– Нет. Вам лучше остаться, – произнесла уверенно. – А тебе, Лёш… – выдернула руку, – стоит уйти.
Нина проснулась от собственного кошмара. Во сне она снова шла по тропинке. Кричала.
«Лес» был первым испытанием после того, как она оказалась в лапах монстра. Похититель, которого
Нина сразу окрестила психом, велел ей выбрать одну из трёх тропинок. Она не хотела выбирать: каждая заканчивалась деревом с помеченным стволом. «Кору» первого уродовал красный крест, «кору» второго серый череп, с третьего смотрел глаз с дырой вместо зрачка.
Псих поторопил ударом кроссовки в спину. Пришлось поторопиться.
Ещё не зная, чего ожидать, Нина выбрала первую тропинку: символ аптеки и медицинской помощи казался наиболее безопасным.
Позднее, наблюдая через камеру на других похищенных, Нина узнала, крест был худшим выбором.
Псих сказал, что ей нужно просунуть руку в дупло и победить то, что она там найдёт.
Внутри оказалась игрушка. Клоун, размером с бультерьера.
Нина не боялась клоунов, но и не любила. А этот, с развороченной улыбкой на всё лицо и разными глазами, настораживал. Он, словно, сошёл с экрана какого-нибудь ужастика. Глупого. Но от того не менее страшного.
Псих улыбнулся. Неласково. Мрачно. Бросился на Нину и забрал в темноту.
Очнувшись в следующий раз, она оказалась в просторной комнате. Помещение было больше её собственной спальни в коттедже. Но на этом прелесть нового места обрывалась. Ни окон, ни мебели. Матрас, брошенный на пол, четыре стены с белыми обоями. Камеры со всех сторон. Четыре тёмных экрана, размером с две её ладони. Дверь.
Свет давали лампочки, напоминающие прожекторы. Они располагались по всему потолку. Иных источников света не наблюдалось. Не было и розеток.
Нине связали руки и заклеили рот. Ноги были свободны. Попытки стучать, выбить дверь ни к чему не привели: снаружи играла музыка. Рок. Очень громко. Нина решила, это хороший знак: раз псих заглушает шум, значит, боится. Начала пристально осматривать комнату.
Она ползала вперёд-назад, прощупывала ступнями пол в надежде хоть на что-то, и удача наконец улыбнулась. В углу, под матрасом торчал гвоздь. Нина оттолкнула матрас ногами, легла на спину и начала тереть верёвку об остриё.
Ничего не получалось.
Слёзы отчаяния брызнули из глаз. Яркой вспышкой вспыхнул монитор. Сначала один, затем ещё несколько. Нина замерла. Испугалась. Камеры передали видео из комнат-близнецов: их, таких же обезличенных, как её тюрьма, было две.
Тогда Нина ещё не знала, что из-за борьбы с клоуном, одна из комнат опустеет. А она, лучшая ученица школы, станет той, кому придётся наблюдать смерть за смертью.
– Вы поругались? – мама по просьбе Марины вылила кофе. – Сходить за новым?
– Нет.
– Правильно, Мариночка, не ругайтесь. Он так помог с больницей, врачом. Если бы не Лёшина семья, я не знаю…
– Нет не хочу новый кофе! – гаркнула Марина. И да. Мы поругались!
– Зачем же? Ты плохо себя чувствуешь?
– Мы в молодости тоже ругались, – вставил свои пять копеек папа. – Люд, не начинай.
– А как я должна себя чувствовать?! – пошла в оборону Марина. – Я столько времени провела над пропастью, очнулась, прихожу постепенно в себя, а он!
Мама присела на край кровати, положила свою ладонь поверх руки дочери и ласково заметила:
– Мариночка, я понимаю, тебе нелегко. Но и Лёше непросто. Ты ослушалась его, поехала на выставку, вызвала такси…
– То есть я виновата в случившемся?! – выдернула руку.
– Не переиначивай. В аварии твоей вины нет. Это всё водитель. Но его бог уже покарал.
– Люд, не нужно.
– А что не нужно? Он выехал на встречную и покалечил нашу дочь! Ты будешь его защищать?
– Наша девочка жива. Не будь бессердечной.
– Он купил права, устроился перевозчиком и выехал на встречку! И я бессердечная?!
– Успокойся. Мы все на нервах. – Обратился к Марине. – Алексей хороший человек. Первый месяц он не отходил от твоей кровати, а если его вызывал отец, то возвращался к ночи и сидел до утра. В те дни мы с мамой могли отдохнуть. Правда, – горько усмехнулся, – твоя мама всё равно не спала. Ты же её знаешь.
Марина кивнула.
– Она не хочет тебя ни в чём обвинить. Мама пытается сказать, чтобы ты была помягче с Алексеем. В трудной ситуации оказалась не только ты, но и все мы. Верить и ждать три месяца, когда вокруг убеждают, что надежды нет – это, знаешь ли, испытание. А у Алексея трудности на работе. Но я его не оправдываю. Я лишь напоминаю тебе, что все мы люди со своими слабостями. Мы живые, Марин.
Если папа хотел затронуть совесть, то ему удалось. Марина вспомнила, сколько Лёша для неё сделал в ТОЙ ЖИЗНИ, до аварии, и почувствовала стыд.
– Дай ему шанс. Будь терпимее. Вы же поссорились из-за слов медсестры?
Проницательность отца поражала. И радовала. Хорошо, когда не нужно ничего объяснять. Два родных человека встретились сначала взглядами, а затем и улыбками.
Притихшая мать вздохнула:
– Послушай отца. Он дело говорит. Лёша мог испугаться. Ты и вправду выглядела…
– Лю-ю-юд… – брошенный взгляд заставил супругу замолчать.
– Ладно, – Марина уселась поудобнее, ловя себя на мысли о том, как быстро возвращается лёгкость движений. Может, дело в хорошей физической подготовке? Сколько она тратила времени на спорт? – мысленно похвалила себя за активность. – С Лёшей я разберусь. Но поговорим о чём-нибудь другом.
– О чём, Мариночка?
– Например, о том, что вы принесли.
И отец, и мать забыли об игрушках. Кинули взгляды на стол, где разместили тигра с куклой, как только ушёл жених дочери, и поспешили с объяснениями.
– Врач посоветовал тебе помочь с восстановлением, – начала мама.
– Никто не возвращается из комы полностью здоровым, – продолжил папа.
– Он нам сказал, Мариночка, что твоё поведение в коридоре может свидетельствовать о нарушении в нервной системе или…
– В работе мозга. Но ты не бойся, Марин, мы всё преодолеем.
– Да о чём вы говорите?
– Ты любила Катюшу, помнишь? А с Леонардо в обнимку засыпала до семнадцати лет.
– Мама! – начала злиться Марина. – Я здорова! Какой Леонардо? Вы оба надо мной издеваетесь?
– Ты чересчур бурно реагируешь на нашу заботу, – тихо заметил отец. – Доктор предупреждал о возможных изменениях.
– Что за бред?! – попыталась вскочить с кровати, но почувствовала лёгкое головокружение: организм не до конца пришёл в себя. – Вы совсем обезумели? И это после какого-то… – поискала подходящее слово. Остановилась на менее пугающем, чем галлюцинация, – какого-то видения? Мне померещилось! Разве вы не знали, что от недосыпа люди иногда коверкают увиденные образы? Не надо вешать на меня ярлык ненормальной!
– Марин, никто не называет тебя ненормальной. Ты сама сказала, такое может происходить от недосыпа, но ты-то спала. Много спала.
Мир вертелся взаправду: Марину будто насильно посадили на карусель и поставили максимальную скорость. Тошнота присутствовала до сих пор.
Это было невозможно.
Врач спросил про шоколад, и невольно возникла ассоциация с землёй. Марина вновь почувствовала сырость, увидела комья, и всё, что с такой жадностью было съедено совсем недавно, вышло на чистый пол.
– Вы, наверно, переели, – заметил доктор.
Марина медленно кивнула и, завалившись на подушку, потеряла сознание.
***
Псих ушёл. Завязал руки, наклеил скотч, забрал недоеденный гамбургер – Нину едва не стошнило – закрыл дверь.
Оставшись одна, она попыталась уснуть, но все попытки шли крахом. Карина, Люся, Аня стояли перед ней. Секунду смотрели с укором, виня её в сообразительности, скорости. Удаче.
Секунду смотрели, жалея. Они уже обрели свой покой, освободились от пут психопата. Были счастливы. Ей хотелось в это верить. Нине же предстояло помучиться, и только извращенец знал, как долго продлятся эти муки. Закрыла глаза, прогоняя образы мёртвых одноклассниц.
Ад начался с утренней пробежки.
Нина, как всегда, по выходным бегала намеченным маршрутом: до книжного магазина, где бабушка по старинке покупала романы, вдоль озера с лебедями, мимо кофейни «У Барса», имевшей такое необычное название по весьма простой причине – владелица предпочла своей фамилии Петрова более звучную, Барс, принадлежавшую покойному мужу. Дальше вокруг дома Нильских-Маниных: ей нравилось любоваться ухоженным садом и многообразием оттенков зелёного в их летней беседке. Раньше у них стоял обычный забор, но после случая с похищением, они решили его сменить на более высокий, поставить новую калитку со сложным замком, а заодно и сигнализацию в доме. И пока шли работы, Нина могла с чистой совестью наслаждаться великолепием двора. Вероника Давидовна умела наводить красоту и всегда улыбалась Нине при встрече. В свои шестнадцать лет Нина восхищалась Вероникой, находя её не по современному изящной. Но и немного странноватой (подробнее о семье Нильских-Маниных читайте в книге «Колыбель для ласточки»).
Один и тот же маршрут уже год с тех пор, как одноклассница выбросилась с шестнадцатого этажа. Ева покончила с жизнью из-за парня. Она влюбилась, он назвал её толстой. Возможно, у Евы имелись и другие причины, но именно эта побудила Нину заняться спортом. К тому же её маму сложно было назвать худой, а гены, как известно, вещь сложная. Кроме пробежки ещё были занятия плаванием два раза в неделю и уроки с тренером по четвергам после школы.
Нина пробегала мимо кафе, когда её окликнул мужчина в кепке и громоздких солнцезащитных очках. Он сидел за столиком и смотрел меню. Если бы Нина знала, чем обернётся её помощь, сразу бы вызвала полицию, но тогда человек, чьё лицо было скрыто наполовину козырьком и очками, всего лишь попросил совета. Он хотел узнать, какая выпечка здесь самая вкусная. Беременная жена всю дорогу клянчила что-нибудь незабываемое.
Нина и подошла, и посоветовала: без сомнения ткнула в местный «Наполеон» с вишней. А когда принесли большой кусок торта, и незнакомец попросил Нину доказать его неверующей жене, что он не лжёт, и торт очень вкусный, согласилась подойти к машине.
Автомобиль стоял неподалёку. Серый неприметный «Мерседес». И на заднем сидении действительно кто-то был. Кто-то размытый.
Нина не представляла, как человек может быть размытым и, решив, что ей померещилось от нагрузки или преломления света, потёрла глаза. А в следующий миг что-то больно впилось в шею.
Очнулась Нина в лесу.
Так она решила сначала, из-за густой зелени и характерного хвойного запаха. Но, окончательно придя в себя, и осмотревшись, поняла: вокруг декорации, сделанные умелыми руками. Вскоре её догадка подтвердилась. В «лесу» открылась дверь, сливающаяся с нереально высокой травой, и оттуда вышел похититель. Он был в той же одежде, но снял очки и кепку.
Нина посчитала это плохим знаком.
Прода от 09.09.2022, 19:22
Глава 3
Марина проснулась от аромата кофе. Он проник в сон, это был снова кошмар – она ехала в том самом такси. Аромат буквально потянул за собой, прочь от страшных воспоминаний, звона битого стекла и скрежета металла. Всё дальше и дальше от жуткой аварии, смявшей не только машину такси, но и жизнь Марины.
Прочь от холодной смерти.
– Я здесь.
Родной голос.
Открыла глаза.
– Я рядом, любимая.
Увидела Лёшу. Как обычно ухоженный: гладко выбритый в чистой одежде, идеально сидящей на спортивном теле. Улыбчивый.
Именно так и должен был выглядеть сын известного мецената. Тот, в чьих объятиях мечтала оказаться каждая третья от двадцати до тридцати.
Марине было 28. Ещё не тридцать, но уже и не юность.
Она часто ловила косые взгляды и немые вопросы. Что Алексей Оскин нашёл в Марине Лесницкой? Ответ лежал на поверхности. Двое сошлись интересами: оба любили искусство не меньше, чем жизнь. Позже, словно детали пазла, объединились тела. А дальше встретились два сердца, отчаянно нуждавшиеся в искренности.
«Я его люблю», – подумала Марина, приподнимаясь на подушке, и на душе разлилось тепло, которое было так необходимо после холодного кошмара в ночи: она снова видела много земли. Холодной, мокрой, липнущей. Будто падающей сверху под дождём. Страшное чувство.
– Ты меня не узнаёшь?
Марина вернулась в реальность.
– У тебя сейчас был такой взгляд, словно…
Он не мог найти слов, а она не желала ничего объяснять. Сложила губы трубочкой, намекая на поцелуй.
– А насчёт этого я не против, – Лёша прильнул к её губам, и какое-то время Марина чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Она любила и была любима. Она хотела этого мужчину и чувствовала взаимность.
Он первым отстранился.
– Марин, – начал Лёша, и в голосе проскочила неловкость, – мне сказали, произошёл какой-то инцидент.
– Не… хочу… об этом… вспо… ми… нать…
Говорить Марине становилось всё легче, и она вполне могла произнести эти слова на обычный манер, но не хотела. Понимала, если Лёша почувствует её физическую силу, объяснений не избежать. Он будет ругаться из-за того, что она одна вышла в коридор, а ей придётся оправдываться, будто нашкодившей девчонке.
– Ты ещё слаба. Тогда не будем об этом. Но впредь веди себя разумнее.
Кивнула. Роль сыграна. Теперь можно снова чувствовать радость от Лёшиного присутствия.
– Медсестра сказала, ты сильно испугалась и смотрела так, будто что-то увидела, только там ничего такого не было. Но я опять не о том. Забудь. Ты у меня нормальная. Вчера я обедал с дирек…
Он говорил-говорил, но Марина не слушала. Его произнесённое «нормальная» прозвучало обидно, больно, колко, настороженно. Лёша пытался сказать слово между прочим, но вышло совсем иначе. Взгляд, интонация, даже мимолётное почёсывание за ухом выдавали истинные эмоции. И эти эмоции имели чёткое название. Они были страхом.
– Ты тоже считаешь меня ненормальной?
– Что? Подожди, Марин, ты меня перебила.
– Нет. Это ты… подожди. Я задала вопрос.
– Ты можешь говорить?
Встретились острые взгляды.
Лёша обвинил её в неискренности, Марина его в наглости.
– Я три месяца пробыла в коме, мне стало плохо от нагрузки, а ты смеешь называть меня ненормальной?!
– Я сказал, что ты нормальная.
– Ты бы себя слышал! – Марина вспылила, вроде по мелочи, сама понимала, но ничего не могла с собой поделать. Она нуждалась в Лёшиной поддержке и хотела бы не обращать внимания на его слова, но слишком хорошо знала своего мужчину. Когда он пытался загладить неловкие моменты вроде такого, но при этом по-прежнему считал себя правым, то брал руку собеседницы или касался плеча собеседника и, молча, водил глазами по полу. В других случаях смотрел на собственные пальцы и начинал извиняться.
Марина очень надеялась на второй вариант, но Лёша крепко сжал её руку. А дальше обоих поглотила тишина.
В палату вошли родители. Вместе, улыбаясь. Мама принесла плюшевого тигрёнка, папа – барби в зелёном «русалочьем» платье. Родители заметили нетронутый кофе на подлокотнике свободного кресла, задумчивые лица и повернулись к выходу.
– Нет. Вам лучше остаться, – произнесла уверенно. – А тебе, Лёш… – выдернула руку, – стоит уйти.
Прода от 12.09.2022, 19:58
***
Нина проснулась от собственного кошмара. Во сне она снова шла по тропинке. Кричала.
«Лес» был первым испытанием после того, как она оказалась в лапах монстра. Похититель, которого
Нина сразу окрестила психом, велел ей выбрать одну из трёх тропинок. Она не хотела выбирать: каждая заканчивалась деревом с помеченным стволом. «Кору» первого уродовал красный крест, «кору» второго серый череп, с третьего смотрел глаз с дырой вместо зрачка.
Псих поторопил ударом кроссовки в спину. Пришлось поторопиться.
Ещё не зная, чего ожидать, Нина выбрала первую тропинку: символ аптеки и медицинской помощи казался наиболее безопасным.
Позднее, наблюдая через камеру на других похищенных, Нина узнала, крест был худшим выбором.
Псих сказал, что ей нужно просунуть руку в дупло и победить то, что она там найдёт.
Внутри оказалась игрушка. Клоун, размером с бультерьера.
Нина не боялась клоунов, но и не любила. А этот, с развороченной улыбкой на всё лицо и разными глазами, настораживал. Он, словно, сошёл с экрана какого-нибудь ужастика. Глупого. Но от того не менее страшного.
Псих улыбнулся. Неласково. Мрачно. Бросился на Нину и забрал в темноту.
Очнувшись в следующий раз, она оказалась в просторной комнате. Помещение было больше её собственной спальни в коттедже. Но на этом прелесть нового места обрывалась. Ни окон, ни мебели. Матрас, брошенный на пол, четыре стены с белыми обоями. Камеры со всех сторон. Четыре тёмных экрана, размером с две её ладони. Дверь.
Свет давали лампочки, напоминающие прожекторы. Они располагались по всему потолку. Иных источников света не наблюдалось. Не было и розеток.
Нине связали руки и заклеили рот. Ноги были свободны. Попытки стучать, выбить дверь ни к чему не привели: снаружи играла музыка. Рок. Очень громко. Нина решила, это хороший знак: раз псих заглушает шум, значит, боится. Начала пристально осматривать комнату.
Она ползала вперёд-назад, прощупывала ступнями пол в надежде хоть на что-то, и удача наконец улыбнулась. В углу, под матрасом торчал гвоздь. Нина оттолкнула матрас ногами, легла на спину и начала тереть верёвку об остриё.
Ничего не получалось.
Слёзы отчаяния брызнули из глаз. Яркой вспышкой вспыхнул монитор. Сначала один, затем ещё несколько. Нина замерла. Испугалась. Камеры передали видео из комнат-близнецов: их, таких же обезличенных, как её тюрьма, было две.
Тогда Нина ещё не знала, что из-за борьбы с клоуном, одна из комнат опустеет. А она, лучшая ученица школы, станет той, кому придётся наблюдать смерть за смертью.
***
– Вы поругались? – мама по просьбе Марины вылила кофе. – Сходить за новым?
– Нет.
– Правильно, Мариночка, не ругайтесь. Он так помог с больницей, врачом. Если бы не Лёшина семья, я не знаю…
– Нет не хочу новый кофе! – гаркнула Марина. И да. Мы поругались!
– Зачем же? Ты плохо себя чувствуешь?
– Мы в молодости тоже ругались, – вставил свои пять копеек папа. – Люд, не начинай.
– А как я должна себя чувствовать?! – пошла в оборону Марина. – Я столько времени провела над пропастью, очнулась, прихожу постепенно в себя, а он!
Мама присела на край кровати, положила свою ладонь поверх руки дочери и ласково заметила:
– Мариночка, я понимаю, тебе нелегко. Но и Лёше непросто. Ты ослушалась его, поехала на выставку, вызвала такси…
– То есть я виновата в случившемся?! – выдернула руку.
– Не переиначивай. В аварии твоей вины нет. Это всё водитель. Но его бог уже покарал.
– Люд, не нужно.
– А что не нужно? Он выехал на встречную и покалечил нашу дочь! Ты будешь его защищать?
– Наша девочка жива. Не будь бессердечной.
– Он купил права, устроился перевозчиком и выехал на встречку! И я бессердечная?!
– Успокойся. Мы все на нервах. – Обратился к Марине. – Алексей хороший человек. Первый месяц он не отходил от твоей кровати, а если его вызывал отец, то возвращался к ночи и сидел до утра. В те дни мы с мамой могли отдохнуть. Правда, – горько усмехнулся, – твоя мама всё равно не спала. Ты же её знаешь.
Марина кивнула.
– Она не хочет тебя ни в чём обвинить. Мама пытается сказать, чтобы ты была помягче с Алексеем. В трудной ситуации оказалась не только ты, но и все мы. Верить и ждать три месяца, когда вокруг убеждают, что надежды нет – это, знаешь ли, испытание. А у Алексея трудности на работе. Но я его не оправдываю. Я лишь напоминаю тебе, что все мы люди со своими слабостями. Мы живые, Марин.
Если папа хотел затронуть совесть, то ему удалось. Марина вспомнила, сколько Лёша для неё сделал в ТОЙ ЖИЗНИ, до аварии, и почувствовала стыд.
Прода от 13.09.2022, 19:28
– Дай ему шанс. Будь терпимее. Вы же поссорились из-за слов медсестры?
Проницательность отца поражала. И радовала. Хорошо, когда не нужно ничего объяснять. Два родных человека встретились сначала взглядами, а затем и улыбками.
Притихшая мать вздохнула:
– Послушай отца. Он дело говорит. Лёша мог испугаться. Ты и вправду выглядела…
– Лю-ю-юд… – брошенный взгляд заставил супругу замолчать.
– Ладно, – Марина уселась поудобнее, ловя себя на мысли о том, как быстро возвращается лёгкость движений. Может, дело в хорошей физической подготовке? Сколько она тратила времени на спорт? – мысленно похвалила себя за активность. – С Лёшей я разберусь. Но поговорим о чём-нибудь другом.
– О чём, Мариночка?
– Например, о том, что вы принесли.
И отец, и мать забыли об игрушках. Кинули взгляды на стол, где разместили тигра с куклой, как только ушёл жених дочери, и поспешили с объяснениями.
– Врач посоветовал тебе помочь с восстановлением, – начала мама.
– Никто не возвращается из комы полностью здоровым, – продолжил папа.
– Он нам сказал, Мариночка, что твоё поведение в коридоре может свидетельствовать о нарушении в нервной системе или…
– В работе мозга. Но ты не бойся, Марин, мы всё преодолеем.
– Да о чём вы говорите?
– Ты любила Катюшу, помнишь? А с Леонардо в обнимку засыпала до семнадцати лет.
– Мама! – начала злиться Марина. – Я здорова! Какой Леонардо? Вы оба надо мной издеваетесь?
– Ты чересчур бурно реагируешь на нашу заботу, – тихо заметил отец. – Доктор предупреждал о возможных изменениях.
– Что за бред?! – попыталась вскочить с кровати, но почувствовала лёгкое головокружение: организм не до конца пришёл в себя. – Вы совсем обезумели? И это после какого-то… – поискала подходящее слово. Остановилась на менее пугающем, чем галлюцинация, – какого-то видения? Мне померещилось! Разве вы не знали, что от недосыпа люди иногда коверкают увиденные образы? Не надо вешать на меня ярлык ненормальной!
– Марин, никто не называет тебя ненормальной. Ты сама сказала, такое может происходить от недосыпа, но ты-то спала. Много спала.
