- С … Са? – переспросила танша. – Ты поговоришь с ним, - пообещала танша. – Когда я увижу головы тех, кто повинен в его смерти, на своем обеденном столе, ты поговоришь с ним в склепе нашего чертога.
- Ч… что? – выдохнул Кхассав.
- Спроси у жены, - посоветовала Бану, отступая назад, шаг за шагом. Сиреневые и северяне вздохнули спокойнее.
- Бану, умоляю, - Кхассав протянул вперед руку, будто мог удержать таншу. Если сейчас она уйдет к Ниитасам… Праматерь, страшно представить, чем все закончится. – Я умоляю тебя, Бану, давай поговорим!!
Бансабира молча заступила в тень, отбрасываемую высокими стенами укреплений, на одной из башен которых ветер развевал сиреневый стяг.
- БАНУ!! – кричал вслед раман.
Защитники ощетинились и, дождавшись, когда все окажутся внутри, заперли ворота. Командир приказал быть наготове.
Кхассав в бессилии сжимал кулаки, проклиная весь мир. И особенно – всех, кто имел хоть какое-то отношение к его жене.
- Шиада? – спросила Нелла.
- Нет, - ответил ей женский голос.
Нелла надеялась на другой ответ. Нелла нуждалась в другом ответе.
Зрение изменило ей. Как, наверное, и Праматерь, если Богам вообще свойственна верность. Это люди все время доказывают верность – богам, друг другу, кому угодно. Как часто мы стремимся доказать себе о себе хоть что-нибудь, лишь бы только не признавать собственной слабости.
Слабость…
Нелла натужно вздохнула. Вся человеческая сила слагается из времени и упорства, а в итоге все равно приходят немощь и слабость, и они тоже – слагаются из времени. Было время – и она не знала равных, будучи Первой среди жриц. И есть время – сейчас – когда ей в пору было бы зваться последней среди жриц.
Утомленная размышлениями Нелла опять заснула. В последнее дни она почти все время спала. Айхас, Гленн, Митаба и Артмаэль не покидали Голос-и-Длань-Той-что-Дает-Жизнь. Растаг в эти дни приглядывал за племянницей, которой, похоже, совсем скоро было предначертано стать Второй среди жриц. Если, конечно, возможно дать этот титул девочке восьми лет отроду.
В следующий раз Нелла вскинулась совершенно неожиданно, среди ночи, разбудив соглядатаев в ее домике, которые перебрались сюда и держали при себе для помощи еще пару старших жриц. Храмовница вдруг села на кровати и с необычайно ясным выражением в глазах посмотрела на всех вокруг. Но когда она заговорила, стало очевидно, что привычный миропорядок на Ангорате уже не вернуть.
- Надо же, - размеренно произнесла храмовница глядя в стену. – Таланар, и ты здесь? – Нелла протянула руку вперед, как если бы впереди её и впрямь ждал улыбающийся друид. – Ты знаешь, почтенный, тебе не идет белый.
Он будто бы что-то ей ответил, и Нелла рассмеялась.
Потом посмотрела чуть в сторону.
- О, Мэррит, милая Мэррит. Мне очень жаль, что ни наша мать, ни я, не были достаточно добры к тебе и внимательны.
Нелла посмотрела в другую сторону и вдруг дернулась:
- Я сделала, что должна была! – крикнула она. – Ты должен был быть женат на ней, чтобы раздавить её волю, сделать приверженкой старой веры и раздавить заразу новой религии, Нирох. Ты умер, как и полагалось тому, кто не смог справиться с отпущенным предназначением! Уйди! Отойди от меня! – вдруг с силой дернулась Нелла, и едва не повалилась с ложа в бок.
- Ма… ма…ма – по слогам выговорила Нелла, поглядев теперь вперед. – Не-ет, - протянула храмовница. – К тебе я не пойду. Таинства Нанданы явно не для меня. Я рождена Илланой и ей обещана, я приду еще и буду служить, как мне и завещано Матерью Сущего. А Шиада, что придет вместо меня, взойдет как Голос-и-Длань-Той-что-Отнимает-Жизнь. Потом настанет час чада, рожденного в темную ночь Нанданы от тех, кто носит в сердце кинжал Шиады, и она придёт к тебе. Ты же видишь, вот она, рослая, худая, дочь короля, видишь, как она идет в храм Матери Смерти? Ей, замыкающей волю Матери Сумерек от своей кровной матери и кровного отца, будет спокойно рядом с тобой, а я … я нет, - непонятно подытожила храмовница. – Я – нет. Нет… Все еще нет. Все еще… нет… еще…
Она затихла, бормоча, и опала на спину, на сухие простыни ложа.
Она умирала не в боли, а в беспамятстве. И все, о чем могла сожалеть, что все еще не встретилась с Шиадой. Ей, пожалуй, стоило бы дать последний совет. Стоило бы, ведь так?
Она придет еще, позже, потом. Может, и совет для Шиады прозвучит потом? Будет ли он ей еще нужен? Где обрывается её путь? Где и чей путь обрывается? А путь обрывается? А Круг обрывается?…
- Мне жаль, - Артмаэль протянул руку, приветствуя Шиаду без всяких других слов. А потом вдруг одернул пальцы от руки любимой. Отступил на пару шагов и, поглядел на Шиаду с каким-то новым выражением, склонился в почтительном приветствии, низко опустив голову.
- Светло твое утро, Первая среди жриц.
Шиада вздрогнула, замерла в начале следующего шага, будто не решаясь его сделать. Словно шагнет – и навсегда потеряет все, что было до этого шага.
Огляделась за спиной: с кем это он говорит? Первая среди жриц? Это… она что ли? Что происходит?
- Храмовница, - с приветствием поклонилась Айхас. – Вам надлежит подготовиться. Верховную жрицу Неллу Сирин предадут огню в центральной роще храма. Ваши близкие по традиции обряда могут присутствовать, чтобы проститься с вами на все времена, - проговорила жрица ровно, зная, что малейшая эмоция в голосе всковырнет хрупкое душевное равновесие внутри женщины, которая вот-вот взвалит на себя какую-то особенную ношу. – Пойдемте, - Айхас протянула руку, и Шиада знала, что не может её не принять.
Ей действительно нужно подготовиться. Хотя бы потому, что, наблюдая за тем, как её преображают для принятия змеиного кольца храмовницы, быть может, Шиада сама сможет примириться с тем, что за её спиной отныне нет ничего и никого, к чему она могла бы обернуться.
Все сомнения и негодование вдруг отступили.
Самых маленьких – Амалу и Удмара – было велено не допускать до свидетельства в старинном обряде. Выслушав повеление жрецов, Агравейн вдруг с каким-то новым выражением в глазах посмотрел на домик храмовницы. Шиада была внутри, и о происходящем можно было только догадываться.
Так странно.
Король Архона оглядывался вокруг: каждая часть этого острова, будь то дерево, куст, тропа, сизоватая лента Летнего моря вдалеке, священная роща или пруд, взмах крыльев кондоров в небе – все казалось Агравейну хорошо знакомым. И вместе с тем все приобрело абсолютно новый облик. Будто только сейчас он осознал, что всякая красота имеет цену, и цена этой божественной красоты – вечное одиночество.
Для него.
Для Шиады.
Для всех жриц и всех друидов Ангората и для тех, кто провожает их сюда.
Их брак с Шиадой оказался совсем не таким, о котором он мечтал, и едва ли когда-то был в полном смысле счастливым. Но он стал бальзамом, в каком отчаянно нуждается истерзанный болезнью человек. Агравейн утратил долю уважения к Шиаде, как к женщине, но по-прежнему почитал её, как жрицу – и тем утешался, говоря себе, что и женился когда-то на жрице. И он по-прежнему с замиранием сердца смотрел на каждый всполох медно-рыжих волос, каждый взгляд бездонных, всеведущих и равнодушных, как время, глаз.
Любовь к Шиаде была болезнью, осознал Агравейн, схватившись за одежду на груди. И сейчас, когда Шиада раз и навсегда преобразится из королевы в храмовницу, лекарство от его болезни исчезнет, но недуг останется.
Занялся вечер, а Шиада из домика храмовницы так и не показалась. И все бы ничего, но обряд сожжения Неллы Сирин должен был состояться в самом скором времени: тело в весенний срок будет стремительно разлагаться, с погребением затягивать нельзя. В домик храмовницы заходили какие-то женщины, которых Агравейн не знал, и вскоре выходили, ничего не объясняя. Король задавал вопросы, но ответ всегда был только один: «Госпожу готовят».
Детям Шиады и её родственникам обеспечили лучший прием: расположили у главы храма Илланы и приставили в услужение несколько человек. Но это не помогало: дети отчаянно рыдали, не видя матери, и ни местные жрицы, ни Удгар, ни Идгар, их старший брат, не мог успокоить. Зато с Лиадалой, присланной туда же, к концу дня прибытия Тадарионов Идгар снова нашел общий язык. Лиадала была ужасно молчалива, как всякая из жриц, кто лишь недавно завершил свой обет тишины. Но мало-помалу, они что-то вспоминали, над чем-то смеялись, и девочка таяла, потихоньку рассказывая брату о том, чем примечательна жизнь на Ангорате. Идгар тут прежде не бывал, и теперь, разинув рот, слушал, в чем, по мнению сестры, рассказы матери совпадали с правдой об острове, а в чем действительность была даже лучше.
- Если привык, то тут удивительно! – смело заявляла маленькая сестренка. И Идгар был склонен согласиться, пока они сидели на траве возле дома «дяди Гленна» и смотрели в небо.
- Ты знаешь, что происходит с мамой? – время от времени спрашивал Идгар сестру. – Мы как приехали, её и не видели. День прошел.
Лиадала пожимала плечиками:
- М-м, - качала головой. – Она теперь должна быть как бабушка Нелла. Наверняка, что-то очень важное делают.
Идгару это не внушало спокойствия, но он молчал, чтобы не показаться младшей сестре трусом. Короли никогда не тревожатся по пустякам.
Глядя на них, Удгар переводил дыхание: хорошо хоть эти двое не зовут в беспомощности мать, поднимая крик на всю округу. С Амалой и Удмаром не было сладу, и он уже всерьез опасался, что может помочь даже Агравейн.
Тот, впрочем, с помощью не торопился. Выслушивая «Госпожу готовят», Агравейн неотрывно смотрел на дверь домика храмовницы и, сжимая в тревоге то челюсти, то кулаки, молчаливо ждал. Опыт бывалого бойца безошибочно подсказал приближение со спины очередного человека, но не внушил опасности, а, значит, не стоило ждать удара. На плечо опустилась твердая рука.
- С ней все в порядке, - заверил Сайдр. – Тебе надо поспать, Агравейн. В центральной роще на вершине холма, у источника вечности, уже все готовят к обряду. Вас поднимут с рассветом. А до тех пор Шиаду оттуда не выведут.
Агравейн, поджав губы, обернулся. Причин не доверять Сайдру у него не было, но на сердце все равно было ужасно.
- С ней точно все в порядке? – угрюмо уточнил король.
- Да. Теперь с ней все действительно так, как должно быть. Иди к детям, Агравейн. Им страшно без матери.
Агравейн посмотрел недоверчиво, будто выискивая в словах или глазах собеседника подвох. И только потом осознал, что даже не поздоровался с Сайдром за весь день. Давно ты знаком с ним или нет, в хороших вы отношениях или не очень, никогда не стоит забывать, что перед тобой – верховный друид Этана.
- Темна твоя ночь, Сайдр из рода Тайи, - произнес король и вдруг обмер.
Сайдр, наблюдая за ним, засмеялся:
- Дошло, наконец? Ну, хвала Праматери, что, хотя бы до одного.
Дошло, вдруг внутренне вздрогнул Железногривый. Дошло, впервые встало в голове в полный рост положение вещей. Если рядом с Сайдром никогда не следует забывать, что он – верховный друид…
- То, что говорить о храмовнице? – закончил жрец мысль короля вслух. – Неважно, жена она тебе или мать.
Агравейн уставился на Сайдра откровенно растеряно.
- Все ведь происходит, как положено, да? – растеряно произнес король.
Сайдр вздохнул: тревожное сердце ничто не убеждает.
- Идем, - позвал он неопределенно. Пока не пройдет обряд, Агравейна будет лучше не оставлять одного.
Занялся холодно-серый рассветный час.
Час, который Шиада хорошо знала с самого раннего детства, когда, обучавшейся в жрицах малышкой, приходила к обряду ежедневного приветствия и почитания Тинар, Богини-Девственницы. В ту пору Нелла Сирин казалась ей исполненной такого необъятного и всепоражающего величия, что и сейчас бы Шиада не нашла нужных слов. Интересно, а ей самой хоть когда-нибудь удастся выглядеть в глазах других людей такой же непоколебимой владычицей судеб? Удастся ли ей действительно стать Голосом-и-Дланью-Дающей-Жизнь? Будут ли ей теперь говорить: «О, почтенная», как во все времена говорила она сама, обращаясь к храмовнице?
Сегодня…
От осознания этого «сегодня» Шиаду передернуло. Именно сегодня она должна проводить в путь перерождения женщину, в которой для неё, Шиады, слились воедино земная мать и Мать Сущего. Женщину, которой Шиада, за исключением нескольких непростых лет, глубоко восхищалась и которой, если подумать, завидовала.
Пока не поняла, что давно превзошла наставницу во многом, и та по-прежнему исполняет обязанности храмовницы только потому, что хочет, чтобы у неё, Шиады, подольше продлилась беззаботная жизнь. Это, пожалуй, и есть материнская любовь: тащить ношу другого человека, пока можешь, чтобы позволить ему оставаться ребенком.
Шиада стояла перед зеркалом и держалась за виски. Она никогда не могла называть Неллу матерью, никогда не имела права. Она всегда была «о, почтенная», «о, госпожа Этана», «о, Голос-и-Длань». Почти никто не звал храмовницу по имени и уж точно, наверняка, думала Шиада, никто не говорил Нелле «возлюбленная», «любовь моя», «о, прекраснейшая». Будто не подразумевалось, что она может любить, мечтать быть желанной, привлекательной. Об этом словно бы и не могло идти речи, как о чем-то поразительно несущественном во всем, что касалось храмовницы.
Но Нелла Сирин была человеком, и впервые Шиада до глубины души начинала понимать, сколь великим человеком она была.
Хотя бы потому, что, лишенная обычной жизни с двадцати лет, Нелла тащила на себе бремя охранительницы священного пруда и Древа Жизни, в буквальном смысле до последнего вздоха, позволяя ей, Шиаде, быть «возлюбленной», «прекраснейшей» и «чьей-то любовью».
Прежде Шиада часто думала, что Агравейн – баловень судьбы. Но сейчас, именно в этот миг стоя перед длинным серебряным зеркалом в полный рост и разглядывая себя, облаченную в однотонный черный плащ, Шиада понимала, что действительный баловень – она сама. Все берегли её, когда ей было это нужно. Заботились о ней, когда она нуждалась в заботе. Соглашались с ней, когда она отказывалась слышать чужие мнения. Ей, потомственной жрице, которая множество раз воплощалась среди женщин династии Сирин, позволили прожить больше тридцати лет жизнью, недоступной не то, что храмовнице –вообще ни одной из жриц. Она делала, что хотела она. Она была замужем и могла растить своих детей, сколько получалось. Она носила королевский венец. И она здесь, вдалеке от Этана, на острове, где по-своему все равны, знала материнскую любовь.
Иметь в жизни мать – высшее из благословений Богов.
Шиада глубоко и судорожно вздохнула, отпуская сдавленные виски. Поплотнее запахнулась в плащ. Было тихо и зябко.
- Госпожа? – совсем робко спросила Айхас тоном, которого по отношению к себе Шиада прежде не слышала. Да, обряд еще впереди, но изменение, необратимое и необходимое, уже случилось – без её участия или выбора.
Храмовницы не может не быть.
- Идем, - приказала Шиада.
В центральной роще, где проводились все самые важные обряды среди жрецов, в центре каменного круга, окружавшего Древо Жизни, был сложен высокий погребальный костер Неллы, укутанной в белое одеяние невинности. В любом другом обряде там Шиаду ожидал бы Сайдр – первый среди жрецов, но не сегодня.
- Ч… что? – выдохнул Кхассав.
- Спроси у жены, - посоветовала Бану, отступая назад, шаг за шагом. Сиреневые и северяне вздохнули спокойнее.
- Бану, умоляю, - Кхассав протянул вперед руку, будто мог удержать таншу. Если сейчас она уйдет к Ниитасам… Праматерь, страшно представить, чем все закончится. – Я умоляю тебя, Бану, давай поговорим!!
Бансабира молча заступила в тень, отбрасываемую высокими стенами укреплений, на одной из башен которых ветер развевал сиреневый стяг.
- БАНУ!! – кричал вслед раман.
Защитники ощетинились и, дождавшись, когда все окажутся внутри, заперли ворота. Командир приказал быть наготове.
Кхассав в бессилии сжимал кулаки, проклиная весь мир. И особенно – всех, кто имел хоть какое-то отношение к его жене.
Глава 3
- Шиада? – спросила Нелла.
- Нет, - ответил ей женский голос.
Нелла надеялась на другой ответ. Нелла нуждалась в другом ответе.
Зрение изменило ей. Как, наверное, и Праматерь, если Богам вообще свойственна верность. Это люди все время доказывают верность – богам, друг другу, кому угодно. Как часто мы стремимся доказать себе о себе хоть что-нибудь, лишь бы только не признавать собственной слабости.
Слабость…
Нелла натужно вздохнула. Вся человеческая сила слагается из времени и упорства, а в итоге все равно приходят немощь и слабость, и они тоже – слагаются из времени. Было время – и она не знала равных, будучи Первой среди жриц. И есть время – сейчас – когда ей в пору было бы зваться последней среди жриц.
Утомленная размышлениями Нелла опять заснула. В последнее дни она почти все время спала. Айхас, Гленн, Митаба и Артмаэль не покидали Голос-и-Длань-Той-что-Дает-Жизнь. Растаг в эти дни приглядывал за племянницей, которой, похоже, совсем скоро было предначертано стать Второй среди жриц. Если, конечно, возможно дать этот титул девочке восьми лет отроду.
В следующий раз Нелла вскинулась совершенно неожиданно, среди ночи, разбудив соглядатаев в ее домике, которые перебрались сюда и держали при себе для помощи еще пару старших жриц. Храмовница вдруг села на кровати и с необычайно ясным выражением в глазах посмотрела на всех вокруг. Но когда она заговорила, стало очевидно, что привычный миропорядок на Ангорате уже не вернуть.
- Надо же, - размеренно произнесла храмовница глядя в стену. – Таланар, и ты здесь? – Нелла протянула руку вперед, как если бы впереди её и впрямь ждал улыбающийся друид. – Ты знаешь, почтенный, тебе не идет белый.
Он будто бы что-то ей ответил, и Нелла рассмеялась.
Потом посмотрела чуть в сторону.
- О, Мэррит, милая Мэррит. Мне очень жаль, что ни наша мать, ни я, не были достаточно добры к тебе и внимательны.
Нелла посмотрела в другую сторону и вдруг дернулась:
- Я сделала, что должна была! – крикнула она. – Ты должен был быть женат на ней, чтобы раздавить её волю, сделать приверженкой старой веры и раздавить заразу новой религии, Нирох. Ты умер, как и полагалось тому, кто не смог справиться с отпущенным предназначением! Уйди! Отойди от меня! – вдруг с силой дернулась Нелла, и едва не повалилась с ложа в бок.
- Ма… ма…ма – по слогам выговорила Нелла, поглядев теперь вперед. – Не-ет, - протянула храмовница. – К тебе я не пойду. Таинства Нанданы явно не для меня. Я рождена Илланой и ей обещана, я приду еще и буду служить, как мне и завещано Матерью Сущего. А Шиада, что придет вместо меня, взойдет как Голос-и-Длань-Той-что-Отнимает-Жизнь. Потом настанет час чада, рожденного в темную ночь Нанданы от тех, кто носит в сердце кинжал Шиады, и она придёт к тебе. Ты же видишь, вот она, рослая, худая, дочь короля, видишь, как она идет в храм Матери Смерти? Ей, замыкающей волю Матери Сумерек от своей кровной матери и кровного отца, будет спокойно рядом с тобой, а я … я нет, - непонятно подытожила храмовница. – Я – нет. Нет… Все еще нет. Все еще… нет… еще…
Она затихла, бормоча, и опала на спину, на сухие простыни ложа.
Она умирала не в боли, а в беспамятстве. И все, о чем могла сожалеть, что все еще не встретилась с Шиадой. Ей, пожалуй, стоило бы дать последний совет. Стоило бы, ведь так?
Она придет еще, позже, потом. Может, и совет для Шиады прозвучит потом? Будет ли он ей еще нужен? Где обрывается её путь? Где и чей путь обрывается? А путь обрывается? А Круг обрывается?…
***
- Мне жаль, - Артмаэль протянул руку, приветствуя Шиаду без всяких других слов. А потом вдруг одернул пальцы от руки любимой. Отступил на пару шагов и, поглядел на Шиаду с каким-то новым выражением, склонился в почтительном приветствии, низко опустив голову.
- Светло твое утро, Первая среди жриц.
Шиада вздрогнула, замерла в начале следующего шага, будто не решаясь его сделать. Словно шагнет – и навсегда потеряет все, что было до этого шага.
Огляделась за спиной: с кем это он говорит? Первая среди жриц? Это… она что ли? Что происходит?
- Храмовница, - с приветствием поклонилась Айхас. – Вам надлежит подготовиться. Верховную жрицу Неллу Сирин предадут огню в центральной роще храма. Ваши близкие по традиции обряда могут присутствовать, чтобы проститься с вами на все времена, - проговорила жрица ровно, зная, что малейшая эмоция в голосе всковырнет хрупкое душевное равновесие внутри женщины, которая вот-вот взвалит на себя какую-то особенную ношу. – Пойдемте, - Айхас протянула руку, и Шиада знала, что не может её не принять.
Ей действительно нужно подготовиться. Хотя бы потому, что, наблюдая за тем, как её преображают для принятия змеиного кольца храмовницы, быть может, Шиада сама сможет примириться с тем, что за её спиной отныне нет ничего и никого, к чему она могла бы обернуться.
***
Все сомнения и негодование вдруг отступили.
Самых маленьких – Амалу и Удмара – было велено не допускать до свидетельства в старинном обряде. Выслушав повеление жрецов, Агравейн вдруг с каким-то новым выражением в глазах посмотрел на домик храмовницы. Шиада была внутри, и о происходящем можно было только догадываться.
Так странно.
Король Архона оглядывался вокруг: каждая часть этого острова, будь то дерево, куст, тропа, сизоватая лента Летнего моря вдалеке, священная роща или пруд, взмах крыльев кондоров в небе – все казалось Агравейну хорошо знакомым. И вместе с тем все приобрело абсолютно новый облик. Будто только сейчас он осознал, что всякая красота имеет цену, и цена этой божественной красоты – вечное одиночество.
Для него.
Для Шиады.
Для всех жриц и всех друидов Ангората и для тех, кто провожает их сюда.
Их брак с Шиадой оказался совсем не таким, о котором он мечтал, и едва ли когда-то был в полном смысле счастливым. Но он стал бальзамом, в каком отчаянно нуждается истерзанный болезнью человек. Агравейн утратил долю уважения к Шиаде, как к женщине, но по-прежнему почитал её, как жрицу – и тем утешался, говоря себе, что и женился когда-то на жрице. И он по-прежнему с замиранием сердца смотрел на каждый всполох медно-рыжих волос, каждый взгляд бездонных, всеведущих и равнодушных, как время, глаз.
Любовь к Шиаде была болезнью, осознал Агравейн, схватившись за одежду на груди. И сейчас, когда Шиада раз и навсегда преобразится из королевы в храмовницу, лекарство от его болезни исчезнет, но недуг останется.
Занялся вечер, а Шиада из домика храмовницы так и не показалась. И все бы ничего, но обряд сожжения Неллы Сирин должен был состояться в самом скором времени: тело в весенний срок будет стремительно разлагаться, с погребением затягивать нельзя. В домик храмовницы заходили какие-то женщины, которых Агравейн не знал, и вскоре выходили, ничего не объясняя. Король задавал вопросы, но ответ всегда был только один: «Госпожу готовят».
Детям Шиады и её родственникам обеспечили лучший прием: расположили у главы храма Илланы и приставили в услужение несколько человек. Но это не помогало: дети отчаянно рыдали, не видя матери, и ни местные жрицы, ни Удгар, ни Идгар, их старший брат, не мог успокоить. Зато с Лиадалой, присланной туда же, к концу дня прибытия Тадарионов Идгар снова нашел общий язык. Лиадала была ужасно молчалива, как всякая из жриц, кто лишь недавно завершил свой обет тишины. Но мало-помалу, они что-то вспоминали, над чем-то смеялись, и девочка таяла, потихоньку рассказывая брату о том, чем примечательна жизнь на Ангорате. Идгар тут прежде не бывал, и теперь, разинув рот, слушал, в чем, по мнению сестры, рассказы матери совпадали с правдой об острове, а в чем действительность была даже лучше.
- Если привык, то тут удивительно! – смело заявляла маленькая сестренка. И Идгар был склонен согласиться, пока они сидели на траве возле дома «дяди Гленна» и смотрели в небо.
- Ты знаешь, что происходит с мамой? – время от времени спрашивал Идгар сестру. – Мы как приехали, её и не видели. День прошел.
Лиадала пожимала плечиками:
- М-м, - качала головой. – Она теперь должна быть как бабушка Нелла. Наверняка, что-то очень важное делают.
Идгару это не внушало спокойствия, но он молчал, чтобы не показаться младшей сестре трусом. Короли никогда не тревожатся по пустякам.
Глядя на них, Удгар переводил дыхание: хорошо хоть эти двое не зовут в беспомощности мать, поднимая крик на всю округу. С Амалой и Удмаром не было сладу, и он уже всерьез опасался, что может помочь даже Агравейн.
Тот, впрочем, с помощью не торопился. Выслушивая «Госпожу готовят», Агравейн неотрывно смотрел на дверь домика храмовницы и, сжимая в тревоге то челюсти, то кулаки, молчаливо ждал. Опыт бывалого бойца безошибочно подсказал приближение со спины очередного человека, но не внушил опасности, а, значит, не стоило ждать удара. На плечо опустилась твердая рука.
- С ней все в порядке, - заверил Сайдр. – Тебе надо поспать, Агравейн. В центральной роще на вершине холма, у источника вечности, уже все готовят к обряду. Вас поднимут с рассветом. А до тех пор Шиаду оттуда не выведут.
Агравейн, поджав губы, обернулся. Причин не доверять Сайдру у него не было, но на сердце все равно было ужасно.
- С ней точно все в порядке? – угрюмо уточнил король.
- Да. Теперь с ней все действительно так, как должно быть. Иди к детям, Агравейн. Им страшно без матери.
Агравейн посмотрел недоверчиво, будто выискивая в словах или глазах собеседника подвох. И только потом осознал, что даже не поздоровался с Сайдром за весь день. Давно ты знаком с ним или нет, в хороших вы отношениях или не очень, никогда не стоит забывать, что перед тобой – верховный друид Этана.
- Темна твоя ночь, Сайдр из рода Тайи, - произнес король и вдруг обмер.
Сайдр, наблюдая за ним, засмеялся:
- Дошло, наконец? Ну, хвала Праматери, что, хотя бы до одного.
Дошло, вдруг внутренне вздрогнул Железногривый. Дошло, впервые встало в голове в полный рост положение вещей. Если рядом с Сайдром никогда не следует забывать, что он – верховный друид…
- То, что говорить о храмовнице? – закончил жрец мысль короля вслух. – Неважно, жена она тебе или мать.
Агравейн уставился на Сайдра откровенно растеряно.
- Все ведь происходит, как положено, да? – растеряно произнес король.
Сайдр вздохнул: тревожное сердце ничто не убеждает.
- Идем, - позвал он неопределенно. Пока не пройдет обряд, Агравейна будет лучше не оставлять одного.
***
Занялся холодно-серый рассветный час.
Час, который Шиада хорошо знала с самого раннего детства, когда, обучавшейся в жрицах малышкой, приходила к обряду ежедневного приветствия и почитания Тинар, Богини-Девственницы. В ту пору Нелла Сирин казалась ей исполненной такого необъятного и всепоражающего величия, что и сейчас бы Шиада не нашла нужных слов. Интересно, а ей самой хоть когда-нибудь удастся выглядеть в глазах других людей такой же непоколебимой владычицей судеб? Удастся ли ей действительно стать Голосом-и-Дланью-Дающей-Жизнь? Будут ли ей теперь говорить: «О, почтенная», как во все времена говорила она сама, обращаясь к храмовнице?
Сегодня…
От осознания этого «сегодня» Шиаду передернуло. Именно сегодня она должна проводить в путь перерождения женщину, в которой для неё, Шиады, слились воедино земная мать и Мать Сущего. Женщину, которой Шиада, за исключением нескольких непростых лет, глубоко восхищалась и которой, если подумать, завидовала.
Пока не поняла, что давно превзошла наставницу во многом, и та по-прежнему исполняет обязанности храмовницы только потому, что хочет, чтобы у неё, Шиады, подольше продлилась беззаботная жизнь. Это, пожалуй, и есть материнская любовь: тащить ношу другого человека, пока можешь, чтобы позволить ему оставаться ребенком.
Шиада стояла перед зеркалом и держалась за виски. Она никогда не могла называть Неллу матерью, никогда не имела права. Она всегда была «о, почтенная», «о, госпожа Этана», «о, Голос-и-Длань». Почти никто не звал храмовницу по имени и уж точно, наверняка, думала Шиада, никто не говорил Нелле «возлюбленная», «любовь моя», «о, прекраснейшая». Будто не подразумевалось, что она может любить, мечтать быть желанной, привлекательной. Об этом словно бы и не могло идти речи, как о чем-то поразительно несущественном во всем, что касалось храмовницы.
Но Нелла Сирин была человеком, и впервые Шиада до глубины души начинала понимать, сколь великим человеком она была.
Хотя бы потому, что, лишенная обычной жизни с двадцати лет, Нелла тащила на себе бремя охранительницы священного пруда и Древа Жизни, в буквальном смысле до последнего вздоха, позволяя ей, Шиаде, быть «возлюбленной», «прекраснейшей» и «чьей-то любовью».
Прежде Шиада часто думала, что Агравейн – баловень судьбы. Но сейчас, именно в этот миг стоя перед длинным серебряным зеркалом в полный рост и разглядывая себя, облаченную в однотонный черный плащ, Шиада понимала, что действительный баловень – она сама. Все берегли её, когда ей было это нужно. Заботились о ней, когда она нуждалась в заботе. Соглашались с ней, когда она отказывалась слышать чужие мнения. Ей, потомственной жрице, которая множество раз воплощалась среди женщин династии Сирин, позволили прожить больше тридцати лет жизнью, недоступной не то, что храмовнице –вообще ни одной из жриц. Она делала, что хотела она. Она была замужем и могла растить своих детей, сколько получалось. Она носила королевский венец. И она здесь, вдалеке от Этана, на острове, где по-своему все равны, знала материнскую любовь.
Иметь в жизни мать – высшее из благословений Богов.
***
Шиада глубоко и судорожно вздохнула, отпуская сдавленные виски. Поплотнее запахнулась в плащ. Было тихо и зябко.
- Госпожа? – совсем робко спросила Айхас тоном, которого по отношению к себе Шиада прежде не слышала. Да, обряд еще впереди, но изменение, необратимое и необходимое, уже случилось – без её участия или выбора.
Храмовницы не может не быть.
- Идем, - приказала Шиада.
***
В центральной роще, где проводились все самые важные обряды среди жрецов, в центре каменного круга, окружавшего Древо Жизни, был сложен высокий погребальный костер Неллы, укутанной в белое одеяние невинности. В любом другом обряде там Шиаду ожидал бы Сайдр – первый среди жрецов, но не сегодня.
