- Но ведь что-то же послужило толчком… – думал Гайер вслух. – Я… ты знаешь, отец, я сто раз слышал разные истории о Матери лагерей. Они очень разные – некоторые величают мою мать, другие поносят. Я думаю, что прошло слишком много времени, чтобы люди помнили, но всякий раз, когда надеюсь услышать хоть что-то вразумительное о той Бансабире Яввуз, которую знаю я, натыкаюсь на ответ, который начинается со слов «В дни Бойни Двенадцати Красок твоя мать...».
Сагромах положил сыну руку на плечо.
- Тебя это радует или утомляет?
- Это вводит меня в непонимание, - признался Гайер. – Иногда мне кажется, что все их слова – вымысел, потому что единственное, что я вижу на тренировках – моя мать хороший боец. Но и только. Среди воительниц всех северных домов таких немало, и я любую уложу на лопатки.
Сагромах заносчивость сына проигнорировал.
- А ты думаешь, быть хорошим бойцом – мало?
- Но ведь она первый номер Храма Даг! Рассказы ходят такие, что она, по меньшей мере, должна быть чудовищем!
Сагромах засмеялся.
- Ты видел, как северная медведица носит на спине медвежат?
Гайер пожал плечами:
- Ну как видел? Скорее догадываюсь.
- Но ты видел их перемазанные кровью морды после охоты, не так ли?
Гайер молча кивнул.
- Медведицы бывают хорошими матерями. Но ведь от этого они не перестают быть медведицами, - вдруг усмехнулся Сагромах.
- В смысле, так же, как мама, воспитывают то лаской, то затрещиной, - протянул юноша. - Но ведь Шухран не её ребенок! – вспылил Гайер с новой силой.
А потом вдруг разинул челюсть: Бансабира, отступив еще на шаг, вдруг перехватила инициативу. Шухран сделал двойной рубящий с обеих рук, но Бану вместе с копьем оттолкнулась, взмыв, прыжком перевернулась в сторону, проворачиваясь в воздухе вокруг себя, еще и еще, пока Шухран, выходя из себя, наносил удары. Потом уверенно приземлилась и, провернув копье, замахнулась. Древко уперлось Шухрану ровно в шею и остановилось.
- Я выиграла, - улыбнулась танша.
Шухран признал: не останови она руку, и его шея была бы сломана. Бансабира отвела копье, когда Шухран выпустил из рук мечи, и воткнула острие в землю.
Сагромах, наблюдая, развеселился окончательно. Сгреб пасынка в захват. Гайер вскинул руку из-за спины положил на отцовскую руку, зная, что скинуть не получится.
- Никогда не ровняй свою мать с другими женщинами, Гайер.
Молодой тан Серебряного дома не отводил взгляд от матери. Воистину, достойно, но все еще – просто хороший боец… Однако, не это сейчас заняло все его мысли. Он похлопал рукой по спине отца, чтобы тот отпустил. Сагромах не упорствовал.
Гайер отряхнулся, мотнул головой, приходя в себя.
- Я хочу спросить, - уставился на тана, но тот пристально глядел на приближавшуюся Бану. Затем вдруг обернулся к сыну, посмотрел коротко:
- Не сейчас.
Гайер принял обеспокоенный вид. Сагромах осмотрел сына внимательней. Уже который день ходит сам не свой ведь. Видать, хочет поговорить о чем-то важном.
- После ужина, - пообещал Сагромах.
- Спасибо, - поблагодарил Гайер, но Сагромах уже переключился. Поднял брошенный Бансабирой плащ, чтобы укутать замерзающую женщину. Та, приблизившись качнула головой.
- Возьмешь меч?
Сагромах с теплом в глазах оскалился. Воистину, она заставляет его жить. Заставляет его быть молодым так, как может она одна.
За ужином Бансабира выдвинула предложение.
- Все знают, что завтра мы выдвигаемся в Гавань Теней. Большинство вопросов по нашему отбытию и предстоящей компании в Мирассе уже оговорено и решено, но у меня есть предложение.
Взгляды уставились на неё.
- Мы уже говорили, что участие Гайера в походе не обсуждается: это отличный боевой опыт и, сколь велика бы ни была опасность, ему пришло время войти в танскую силу.
За длинным столом танов в чертоге дома Маатхас представители трех танааров, включая сопровождающих Гайера из числа подданных Серебряного дома единодушно согласились. Прежде это вызывало немало споров: Гайеру всего пятнадцать, к неизбежности его наследования привыкли в Серебряном танааре отнюдь не сразу и не все. Тем не менее, привыкли, и сейчас рисковать его жизнью было опрометчиво на вкус многих. Но вместе с этим, нигде так не взрослеет человек, как в военном шатре. Нигде так не осознает силу верности и ценность человеческой жизни, нигде так не слышит голос сердца, который надо душить чаще, чем дышишь, и нигде так не чувствует вес своего слова.
Гайер от слов матери приосанился и расцвел. Действительно, разговоров об его участии в походе было много, и он был по-настоящему рад и горд, что родители сочли его достаточно взрослым. Его высокая мать ввязалась в Бойню Двенадцати Красок в пятнадцать лет, а, значит, он не может быть хуже. Он и так, кажется немного не успел, если верить тому, что бойцы Храма Даг начинают возглавлять отряды, отправленные на задания, в последние два года обучения, а, значит, его матери тогда было даже четырнадцать.
Правда, вдруг погрустнел Гайер, никто не говорил, что ему дадут что-то возглавить. Но хоть как-то ведь!
- Сейчас разумно, что тан должен осуществить последние приготовления и отдать необходимые распоряжения в собственном танааре. Выходить в Ласковое море северяне будут из твоего дома, Гайер. Поэтому пока мы с твоей матерью, - говорил Сагромах, - будем в Гавани Теней, ты управишься с оставшимися делами и выстроишь войска на изготовку. Наши силы подойдут тоже. Русса и Раду, а также приближенные Серебряного дома помогут тебе, как всегда.
В числе подданных Серебряного дома все давно смирились с тем, что Сагромах зовет Гайера сыном. Если бы не личная воля покойного Яфура, возможно, Гайер никогда бы не смог наследовать при такой симпатии чужого дому Каамал мужчины. Хотя, кто знает?
- Сейчас разумнее всего было бы отправить тебя обратно в Серебряный дом, - заговорила Бану. – Но мы предлагаем перепоручить последние приготовления нашим родичам из дома Каамал, - Бансабира сделала учтивый жест головой в сторону сторонников Гайера. – Ты, Гайер, завтра утром отправишься с нами.
- Что? – единодушно напряглись подданные дома Каамал – двое мужчин из числа дальней Яфуровой родни и одна женщина из его доверенных командиров.
- Я поеду в столицу?! – Гайер воодушевился.
Сагромах и Бансабира, однако, одновременно качнули головами в схожем движении.
- Не совсем, - отозвался Сагромах. – Мы отвезем тебя к Гобрию на границу с Раггарами. Тебе надо хоть немного заматереть в стычках с врагом, а Раггары никогда не оставляют нас в покое дольше, чем на месяц. Месяц у тебя еще точно есть.
- Вернувшись из Гавани Теней, мы с войсками все равно пройдем мимо приграничных застав, - поддержала Бану, - и заберем вас с Гобрием.
- Это абсолютно неприемлемо, - настоял один из двоюродных племянников покойного Яфура.
Женщина-командир из Серебряного дома, однако, нахмурилась в задумчивости:
- Возможно, это даже необходимо.
Второй из представителей танской крови Каамал, поразмыслив, попросил объяснить. Он был женат на дочери одного из лаванских домов Серебряного дома и в законах Яса понимал все же больше, чем в войне, будучи по природе, скорее, дипломатом и миротворцем.
- Одно дело – быть отлично развитым молодым мужчиной и иметь успех в обращении с разным видом оружия, - начал Сагромах.
Бану подхватила:
- Но совсем другое – убить человека, - опытные бойцы кивнули. – Этот опыт нужно приобрести до серьезного похода. Если потребуется, я скажу Гобрию устроить набег на приграничные раггаровские деревни, но опыт сражения без меня и Сагромаха, без Раду и Руссы, под чужим командованием, которому ты должен следовать неукоснительно, необходим тебе, Гайер. В том числе, чтобы научиться убивать, - со всем участием и трогательным убеждением в глазах обратилась к сыну.
Чтобы еще как-то объяснить решение, Сагромах добавил:
- Без этого нельзя в походе. К сожалению, именно в первые несколько смертей, понимаешь все величие человеческого милосердия.
- Стоящее решение, - припечатал Хабур.
По тому, как держались остальные, стало очевидно, что решение одобрено. Но по тому, как держались таны, стало очевидно, что чужое одобрение их сейчас едва ли волнует.
- С той только оговоркой, что тан едва ли должен подчиняться генералу, - заметил дипломат из числа родственников дома Каамал.
- Едва ли тот, кто сам никогда не подчинялся, готов командовать, - заметила Бану. – Сейчас мой приказ, как его матери, как верховного военачальника войск Пурпурного дома и как регента Серебряного в том, чтобы он подчинялся Гобрию. В конце концов, все таны подчинялись воле отцов и матерей, как минимум для того, чтобы в итоге занять их место. Сомневаюсь, что кто-то из действующих танов пожелает отдать преемнику приказ, который или угробит его, или воспитает из него болвана, уничтожившего плоды родительского труда, - с легким цинизмом оскалилась танша.
Гайер в дополнительных объяснениях не нуждался – выглядел заинтересованным и исполненным решимости.
- Как прикажут мои родители, - молодой тан склонил голову.
Он давно сам размышлял, что достиг возраста, когда нужно не просто упражняться с оружием днем и ночью или присутствовать на обсуждениях дел в доме, но стоит по-настоящему основательно постигать «танское» дело. Воспитанный во многом Сагромахом, Руссой, Раду и матерью, которой первые трое были глубоко верны, имевший в наставниках и напарниках в боевом искусстве недюжию братию родительских телохранителей, наслышанный о «темных делах отца», о которых ничего толком не знал, Гайер рос, наблюдая единственный пример: серьезность, искренность, ответственность, доброту.
Ему постоянно хотелось что-нибудь решить самому, отдать приказ, ему хотелось быть великим полководцем, и, чтобы как о Бану Хитроумной, Бану Злосчастной, Бану Кошмарной, Бану Изящной, Матери Севера и Матери лагерей, о нем когда-нибудь с трепетом говорили на всех углах. Ему хотелось, чтобы о нем, как об отце, которого он знал, говорили, что он почитаем и достоин уважения тем больше, что сумел обуздать такую женщину, как его мать, и воспитать детей, каждый из которых мог бы быть примером для подражания всему Ясу.
Гайер любил Сагромаха. Он часто задавался вопросом, каким был его кровный отец, которому он наследовал. Был ли он лучше или хуже Сагромаха? Каким бы он, Нер Каамал, воспитал Гайера, останься жив после «темных историй», в которых оказался участником?
Гайер размышлял о многом в последнее время. Иногда он задавал вопросы матери, Сагромаху, Руссе и Раду и некоторым другим – тоже. Но зачастую ответ был одинаков:
- Историю, которая случилась между твоим кровным отцом и матерью, может рассказать тебе только она. Ну или, на крайний случай, Сагромах.
Такими фразами Русса и Раду самоустранялись регулярно, а таны не распространялись никогда.
У Гайера было много вопросов – очень много! – не только о своем самом раннем прошлом, которого молодой тан не мог помнить. Порой он сердился на родителей, что они обращаются с ним, как с ребенком. Да его собственная мать была всего на год старше, когда вышла за Нера Каамала и к тому же понесла от него дитя! Но вместе с тем, проведший пятнадцать зим в постоянных разъездах между тремя домами, в компании Сагромаха и Бану Гайер чувствовал себя удивительно надежно и тепло. Он привязался к людям, с которыми встретил жизнь, разделял трапезы и тренировочные площадки. Горячо любил близнецов, за которых чувствовал определенную ответственность, наущенный и Сагромахом, и Бану.
Со временем он даже начал понимать, почему брак его матери и отчима являлся настолько беспрецедентным в Ясе: каждый из них был главой собственного дома, и оба они наставляли, что Гайер должен научиться тоже возглавлять не только клан Каамал, но и целый танаарский надел. Выслушивая объяснения, к чему все идет и как, Гайер со временем даже начал понимать, почему так важно, чтобы ему и одному из близнецов наследовали разнополые дети.
- В таком случае, - Гайер вздрогнул от материнского голоса, - раз нет возражений...
Близнецы вскинулись одномоментно:
- А когда мы будем участвовать в походе?!
- Позже, - уклончиво отозвался Сагромах. – Рекомендую всем лечь пораньше. Завтра утром мы выходим. Мы сопроводим тебя до Гобрия, Гайер, а потом двинемся в столицу.
- Спасибо, - благодарно отозвался юный тан, посмотрев на отца с немым вопросом. Тот улыбнулся самым краешком губ: все он помнит, сейчас все разойдутся, и они поговорят.
Поцеловав близнецов на ночь, Бансабира и Сагромах обнялись. Сагромах чмокнул жену легонько – в щеку, а потом вздрогнул: Бану смотрела слишком однозначно.
- Сейчас, - он отстранился от жены, обернулся к ожидающему Гайеру. – Обожди со сном, я вернусь чуть позже.
Гайер внезапно опустил лицо, немного подняв брови, и Сагромаху почудилось, что Гайер все же немного смущен. Наверняка он уже бывал с женщинами, но одно дело – самому испытывать этот опыт, а другое – знать, что, не таясь, родители намерены вот прямо сейчас.
- Хм…х… хорошо, - Гайер отвернулся и сел на свое место за столом.
Сагромах улыбнулся, Бану хихикнула.
Сагромах укутал жену одеялом, поцеловал в подставленную щеку, потеребил светлые волосы.
- Не задерживайся, - попросила Бану с легкой сонливостью в голосе.
- Я скоро, - пообещал тан.
В столовой он застал Гайера в одиночестве – тот сидел перед большим куском обжаренной оленины и бездействовал.
- Вроде как, чтобы не сидеть просто так, - объяснил он отцу. – Но я сыт.
Это показалось странным Сагромаху: пасынок не особенно любил оправдываться, зато очень любил поесть.
- Ну, - Сагромах увел блюдо с олениной из-под носа у Гайера и, придвинув поближе к себе, подцепил кусок на нож. – Как знаешь, - сказал тан и вонзился в еду зубами.
Гайер наблюдал молча какое-то время, потом прокашлялся и рискнул:
- Моя мать отнимает столько сил?
Сагромах посмотрел на Гайера, замерев посреди жевания. Нахмурился. Отодрал кусок мяса зубами, не дожевав нормально проглотил и облизнулся. Ощупал придирчивым взглядом Гайера с головы до того места, где его тело скрывалось за столешницей. Да здоровенный ведь уже парень! Действительно, Бану была того же возраста, когда он, Сагромах, втрескался в неё по уши.
Сагромах оскалился на мгновение – а потом рассмеялся от души.
- Ты даже не представляешь! – поделился он откровенно. – Бансабира очень любит жизнь, во всех смыслах.
Теперь Гайер окончательно смутился, опустив покрасневшее лицо.
- Верю, но знать не хочу.
- Тогда зачем спрашивал? – серьезней спросил Сагромах и снова принялся за оленину.
- Я просто пытаюсь понять, - в общей фразе начал молодой тан, не зная, как подступиться к главному. – Ты…
- Гайер, - спокойно, понизив голос, позвал Сагромах. – Знаешь, твоя мать страшно не любит, когда люди мямлят.
Тот мгновенно вскинул лицо и выпалил на одном дыхании.
- Просто ваши чувства!.. Я… я даже понять не могу, как!
Сагромах несколько удивился.
- Не можешь понять, как любить? – уточнил он, прожевав очередной кусок.
- М-м, - Гайер мотнул головой, испытывая некоторую неловкость от прямоты отчима. – Как, глядя на вас, я однажды смогу жениться на какой-нибудь танин, которую знать не знаю. Ваши чувства…
Сагромах вздохнул и перебил:
- Не были такими с самого начала, поверь.
Сагромах положил сыну руку на плечо.
- Тебя это радует или утомляет?
- Это вводит меня в непонимание, - признался Гайер. – Иногда мне кажется, что все их слова – вымысел, потому что единственное, что я вижу на тренировках – моя мать хороший боец. Но и только. Среди воительниц всех северных домов таких немало, и я любую уложу на лопатки.
Сагромах заносчивость сына проигнорировал.
- А ты думаешь, быть хорошим бойцом – мало?
- Но ведь она первый номер Храма Даг! Рассказы ходят такие, что она, по меньшей мере, должна быть чудовищем!
Сагромах засмеялся.
- Ты видел, как северная медведица носит на спине медвежат?
Гайер пожал плечами:
- Ну как видел? Скорее догадываюсь.
- Но ты видел их перемазанные кровью морды после охоты, не так ли?
Гайер молча кивнул.
- Медведицы бывают хорошими матерями. Но ведь от этого они не перестают быть медведицами, - вдруг усмехнулся Сагромах.
- В смысле, так же, как мама, воспитывают то лаской, то затрещиной, - протянул юноша. - Но ведь Шухран не её ребенок! – вспылил Гайер с новой силой.
А потом вдруг разинул челюсть: Бансабира, отступив еще на шаг, вдруг перехватила инициативу. Шухран сделал двойной рубящий с обеих рук, но Бану вместе с копьем оттолкнулась, взмыв, прыжком перевернулась в сторону, проворачиваясь в воздухе вокруг себя, еще и еще, пока Шухран, выходя из себя, наносил удары. Потом уверенно приземлилась и, провернув копье, замахнулась. Древко уперлось Шухрану ровно в шею и остановилось.
- Я выиграла, - улыбнулась танша.
Шухран признал: не останови она руку, и его шея была бы сломана. Бансабира отвела копье, когда Шухран выпустил из рук мечи, и воткнула острие в землю.
Сагромах, наблюдая, развеселился окончательно. Сгреб пасынка в захват. Гайер вскинул руку из-за спины положил на отцовскую руку, зная, что скинуть не получится.
- Никогда не ровняй свою мать с другими женщинами, Гайер.
Молодой тан Серебряного дома не отводил взгляд от матери. Воистину, достойно, но все еще – просто хороший боец… Однако, не это сейчас заняло все его мысли. Он похлопал рукой по спине отца, чтобы тот отпустил. Сагромах не упорствовал.
Гайер отряхнулся, мотнул головой, приходя в себя.
- Я хочу спросить, - уставился на тана, но тот пристально глядел на приближавшуюся Бану. Затем вдруг обернулся к сыну, посмотрел коротко:
- Не сейчас.
Гайер принял обеспокоенный вид. Сагромах осмотрел сына внимательней. Уже который день ходит сам не свой ведь. Видать, хочет поговорить о чем-то важном.
- После ужина, - пообещал Сагромах.
- Спасибо, - поблагодарил Гайер, но Сагромах уже переключился. Поднял брошенный Бансабирой плащ, чтобы укутать замерзающую женщину. Та, приблизившись качнула головой.
- Возьмешь меч?
Сагромах с теплом в глазах оскалился. Воистину, она заставляет его жить. Заставляет его быть молодым так, как может она одна.
***
За ужином Бансабира выдвинула предложение.
- Все знают, что завтра мы выдвигаемся в Гавань Теней. Большинство вопросов по нашему отбытию и предстоящей компании в Мирассе уже оговорено и решено, но у меня есть предложение.
Взгляды уставились на неё.
- Мы уже говорили, что участие Гайера в походе не обсуждается: это отличный боевой опыт и, сколь велика бы ни была опасность, ему пришло время войти в танскую силу.
За длинным столом танов в чертоге дома Маатхас представители трех танааров, включая сопровождающих Гайера из числа подданных Серебряного дома единодушно согласились. Прежде это вызывало немало споров: Гайеру всего пятнадцать, к неизбежности его наследования привыкли в Серебряном танааре отнюдь не сразу и не все. Тем не менее, привыкли, и сейчас рисковать его жизнью было опрометчиво на вкус многих. Но вместе с этим, нигде так не взрослеет человек, как в военном шатре. Нигде так не осознает силу верности и ценность человеческой жизни, нигде так не слышит голос сердца, который надо душить чаще, чем дышишь, и нигде так не чувствует вес своего слова.
Гайер от слов матери приосанился и расцвел. Действительно, разговоров об его участии в походе было много, и он был по-настоящему рад и горд, что родители сочли его достаточно взрослым. Его высокая мать ввязалась в Бойню Двенадцати Красок в пятнадцать лет, а, значит, он не может быть хуже. Он и так, кажется немного не успел, если верить тому, что бойцы Храма Даг начинают возглавлять отряды, отправленные на задания, в последние два года обучения, а, значит, его матери тогда было даже четырнадцать.
Правда, вдруг погрустнел Гайер, никто не говорил, что ему дадут что-то возглавить. Но хоть как-то ведь!
- Сейчас разумно, что тан должен осуществить последние приготовления и отдать необходимые распоряжения в собственном танааре. Выходить в Ласковое море северяне будут из твоего дома, Гайер. Поэтому пока мы с твоей матерью, - говорил Сагромах, - будем в Гавани Теней, ты управишься с оставшимися делами и выстроишь войска на изготовку. Наши силы подойдут тоже. Русса и Раду, а также приближенные Серебряного дома помогут тебе, как всегда.
В числе подданных Серебряного дома все давно смирились с тем, что Сагромах зовет Гайера сыном. Если бы не личная воля покойного Яфура, возможно, Гайер никогда бы не смог наследовать при такой симпатии чужого дому Каамал мужчины. Хотя, кто знает?
- Сейчас разумнее всего было бы отправить тебя обратно в Серебряный дом, - заговорила Бану. – Но мы предлагаем перепоручить последние приготовления нашим родичам из дома Каамал, - Бансабира сделала учтивый жест головой в сторону сторонников Гайера. – Ты, Гайер, завтра утром отправишься с нами.
- Что? – единодушно напряглись подданные дома Каамал – двое мужчин из числа дальней Яфуровой родни и одна женщина из его доверенных командиров.
- Я поеду в столицу?! – Гайер воодушевился.
Сагромах и Бансабира, однако, одновременно качнули головами в схожем движении.
- Не совсем, - отозвался Сагромах. – Мы отвезем тебя к Гобрию на границу с Раггарами. Тебе надо хоть немного заматереть в стычках с врагом, а Раггары никогда не оставляют нас в покое дольше, чем на месяц. Месяц у тебя еще точно есть.
- Вернувшись из Гавани Теней, мы с войсками все равно пройдем мимо приграничных застав, - поддержала Бану, - и заберем вас с Гобрием.
- Это абсолютно неприемлемо, - настоял один из двоюродных племянников покойного Яфура.
Женщина-командир из Серебряного дома, однако, нахмурилась в задумчивости:
- Возможно, это даже необходимо.
Второй из представителей танской крови Каамал, поразмыслив, попросил объяснить. Он был женат на дочери одного из лаванских домов Серебряного дома и в законах Яса понимал все же больше, чем в войне, будучи по природе, скорее, дипломатом и миротворцем.
- Одно дело – быть отлично развитым молодым мужчиной и иметь успех в обращении с разным видом оружия, - начал Сагромах.
Бану подхватила:
- Но совсем другое – убить человека, - опытные бойцы кивнули. – Этот опыт нужно приобрести до серьезного похода. Если потребуется, я скажу Гобрию устроить набег на приграничные раггаровские деревни, но опыт сражения без меня и Сагромаха, без Раду и Руссы, под чужим командованием, которому ты должен следовать неукоснительно, необходим тебе, Гайер. В том числе, чтобы научиться убивать, - со всем участием и трогательным убеждением в глазах обратилась к сыну.
Чтобы еще как-то объяснить решение, Сагромах добавил:
- Без этого нельзя в походе. К сожалению, именно в первые несколько смертей, понимаешь все величие человеческого милосердия.
- Стоящее решение, - припечатал Хабур.
По тому, как держались остальные, стало очевидно, что решение одобрено. Но по тому, как держались таны, стало очевидно, что чужое одобрение их сейчас едва ли волнует.
- С той только оговоркой, что тан едва ли должен подчиняться генералу, - заметил дипломат из числа родственников дома Каамал.
- Едва ли тот, кто сам никогда не подчинялся, готов командовать, - заметила Бану. – Сейчас мой приказ, как его матери, как верховного военачальника войск Пурпурного дома и как регента Серебряного в том, чтобы он подчинялся Гобрию. В конце концов, все таны подчинялись воле отцов и матерей, как минимум для того, чтобы в итоге занять их место. Сомневаюсь, что кто-то из действующих танов пожелает отдать преемнику приказ, который или угробит его, или воспитает из него болвана, уничтожившего плоды родительского труда, - с легким цинизмом оскалилась танша.
Гайер в дополнительных объяснениях не нуждался – выглядел заинтересованным и исполненным решимости.
- Как прикажут мои родители, - молодой тан склонил голову.
Он давно сам размышлял, что достиг возраста, когда нужно не просто упражняться с оружием днем и ночью или присутствовать на обсуждениях дел в доме, но стоит по-настоящему основательно постигать «танское» дело. Воспитанный во многом Сагромахом, Руссой, Раду и матерью, которой первые трое были глубоко верны, имевший в наставниках и напарниках в боевом искусстве недюжию братию родительских телохранителей, наслышанный о «темных делах отца», о которых ничего толком не знал, Гайер рос, наблюдая единственный пример: серьезность, искренность, ответственность, доброту.
Ему постоянно хотелось что-нибудь решить самому, отдать приказ, ему хотелось быть великим полководцем, и, чтобы как о Бану Хитроумной, Бану Злосчастной, Бану Кошмарной, Бану Изящной, Матери Севера и Матери лагерей, о нем когда-нибудь с трепетом говорили на всех углах. Ему хотелось, чтобы о нем, как об отце, которого он знал, говорили, что он почитаем и достоин уважения тем больше, что сумел обуздать такую женщину, как его мать, и воспитать детей, каждый из которых мог бы быть примером для подражания всему Ясу.
Гайер любил Сагромаха. Он часто задавался вопросом, каким был его кровный отец, которому он наследовал. Был ли он лучше или хуже Сагромаха? Каким бы он, Нер Каамал, воспитал Гайера, останься жив после «темных историй», в которых оказался участником?
Гайер размышлял о многом в последнее время. Иногда он задавал вопросы матери, Сагромаху, Руссе и Раду и некоторым другим – тоже. Но зачастую ответ был одинаков:
- Историю, которая случилась между твоим кровным отцом и матерью, может рассказать тебе только она. Ну или, на крайний случай, Сагромах.
Такими фразами Русса и Раду самоустранялись регулярно, а таны не распространялись никогда.
У Гайера было много вопросов – очень много! – не только о своем самом раннем прошлом, которого молодой тан не мог помнить. Порой он сердился на родителей, что они обращаются с ним, как с ребенком. Да его собственная мать была всего на год старше, когда вышла за Нера Каамала и к тому же понесла от него дитя! Но вместе с тем, проведший пятнадцать зим в постоянных разъездах между тремя домами, в компании Сагромаха и Бану Гайер чувствовал себя удивительно надежно и тепло. Он привязался к людям, с которыми встретил жизнь, разделял трапезы и тренировочные площадки. Горячо любил близнецов, за которых чувствовал определенную ответственность, наущенный и Сагромахом, и Бану.
Со временем он даже начал понимать, почему брак его матери и отчима являлся настолько беспрецедентным в Ясе: каждый из них был главой собственного дома, и оба они наставляли, что Гайер должен научиться тоже возглавлять не только клан Каамал, но и целый танаарский надел. Выслушивая объяснения, к чему все идет и как, Гайер со временем даже начал понимать, почему так важно, чтобы ему и одному из близнецов наследовали разнополые дети.
- В таком случае, - Гайер вздрогнул от материнского голоса, - раз нет возражений...
Близнецы вскинулись одномоментно:
- А когда мы будем участвовать в походе?!
- Позже, - уклончиво отозвался Сагромах. – Рекомендую всем лечь пораньше. Завтра утром мы выходим. Мы сопроводим тебя до Гобрия, Гайер, а потом двинемся в столицу.
- Спасибо, - благодарно отозвался юный тан, посмотрев на отца с немым вопросом. Тот улыбнулся самым краешком губ: все он помнит, сейчас все разойдутся, и они поговорят.
Поцеловав близнецов на ночь, Бансабира и Сагромах обнялись. Сагромах чмокнул жену легонько – в щеку, а потом вздрогнул: Бану смотрела слишком однозначно.
- Сейчас, - он отстранился от жены, обернулся к ожидающему Гайеру. – Обожди со сном, я вернусь чуть позже.
Гайер внезапно опустил лицо, немного подняв брови, и Сагромаху почудилось, что Гайер все же немного смущен. Наверняка он уже бывал с женщинами, но одно дело – самому испытывать этот опыт, а другое – знать, что, не таясь, родители намерены вот прямо сейчас.
- Хм…х… хорошо, - Гайер отвернулся и сел на свое место за столом.
Сагромах улыбнулся, Бану хихикнула.
***
Сагромах укутал жену одеялом, поцеловал в подставленную щеку, потеребил светлые волосы.
- Не задерживайся, - попросила Бану с легкой сонливостью в голосе.
- Я скоро, - пообещал тан.
В столовой он застал Гайера в одиночестве – тот сидел перед большим куском обжаренной оленины и бездействовал.
- Вроде как, чтобы не сидеть просто так, - объяснил он отцу. – Но я сыт.
Это показалось странным Сагромаху: пасынок не особенно любил оправдываться, зато очень любил поесть.
- Ну, - Сагромах увел блюдо с олениной из-под носа у Гайера и, придвинув поближе к себе, подцепил кусок на нож. – Как знаешь, - сказал тан и вонзился в еду зубами.
Гайер наблюдал молча какое-то время, потом прокашлялся и рискнул:
- Моя мать отнимает столько сил?
Сагромах посмотрел на Гайера, замерев посреди жевания. Нахмурился. Отодрал кусок мяса зубами, не дожевав нормально проглотил и облизнулся. Ощупал придирчивым взглядом Гайера с головы до того места, где его тело скрывалось за столешницей. Да здоровенный ведь уже парень! Действительно, Бану была того же возраста, когда он, Сагромах, втрескался в неё по уши.
Сагромах оскалился на мгновение – а потом рассмеялся от души.
- Ты даже не представляешь! – поделился он откровенно. – Бансабира очень любит жизнь, во всех смыслах.
Теперь Гайер окончательно смутился, опустив покрасневшее лицо.
- Верю, но знать не хочу.
- Тогда зачем спрашивал? – серьезней спросил Сагромах и снова принялся за оленину.
- Я просто пытаюсь понять, - в общей фразе начал молодой тан, не зная, как подступиться к главному. – Ты…
- Гайер, - спокойно, понизив голос, позвал Сагромах. – Знаешь, твоя мать страшно не любит, когда люди мямлят.
Тот мгновенно вскинул лицо и выпалил на одном дыхании.
- Просто ваши чувства!.. Я… я даже понять не могу, как!
Сагромах несколько удивился.
- Не можешь понять, как любить? – уточнил он, прожевав очередной кусок.
- М-м, - Гайер мотнул головой, испытывая некоторую неловкость от прямоты отчима. – Как, глядя на вас, я однажды смогу жениться на какой-нибудь танин, которую знать не знаю. Ваши чувства…
Сагромах вздохнул и перебил:
- Не были такими с самого начала, поверь.
