Гайер ничего не ответил, но взгляд его умолял: расскажи. Сагромах снова нахмурился ненадолго и, набрав полную грудь воздуха, отложил мясо в сторону.
- Сперва я был просто заинтересован, не более. А о чувствах Бану… – Сагромах легко усмехнулся. – Да говорить нечего.
- Но ведь что-то в тебе тоже её привлекло?
Теперь Сагромах откровенно посмеялся.
- О, это едва ли. Твоя мать едва вернулась из Храма Даг. Все, что её занимало – это выбить достойное место подле отца, Сабира Свирепого, доказать всему танаару, что достойна стать следующей главой, и убить каждого Шаута, которого встретит. Так что личные чувства для Бану в годы Бойни совершенно не существовали. К тому же, - Сагромах вздернул брови, – я был вдвое старше её, а она была влюблена в какого-то юношу из Багрового храма, и на меня вообще едва ли смотрела.
- Как же все изменилось? – спросил Гайер, немного подавшись вперед. – Когда все изменилось?
Сагромах улыбнулся спокойнее, чем прежде.
- Когда ей исполнилось шестнадцать ...
Пришлось рассказать. Гайер слушал с увлечением. Камин, заложенный в стене за спинами танских кресел, мерно потрескивал, давая скудное, но интимное освещение для душевной беседы. Ночь за стенами чертога по мере рассказа сгущалась стремительно, и Бансабира в танском покое, не дождавшись мужа, крепко заснула.
Выслушав истории о странствиях матери в первый год Бойни, об ухаживаниях Сагромаха, о споре с Дайхаттом, Гайер немного взволновался. Он обязан своей жизнью воистину удивительным людям.
Однако Сагромах очевидно выпускал многие моменты, и, немного придя в себя от узнанных подробностей прошлого, Гайер изрек:
- Почему, если мама бросила девичий пояс к твоим ногам, она уже на другой день оказалась обручена с моим отцом? В смысле, с Нером Каамалом, - тут же уточнил молодой тан, словно Сагромах мог как-нибудь неверно понять, о ком речь.
Сагромах снова улыбнулся – и на этот раз с тихой грустью в глазах.
- Потому что твой дед, тан Сабир Свирепый, настоял на этом.
- Но зачем?! – не уступал Гайер. – Ты же сказал, он был тебе другом.
- В некотором смысле я считал его чем-то средним между вторым отцом, другом и старшим братом, - поправил Сагромах, но Гайера это не впечатлило.
- Ты сказал, - повторил молодой тан, - что вы были дружны, и сказал, что мой дед горячо любил дочь. Какого тогда он не выдал её за тебя, раз все было так удачно?! Я ведь мог быть полноценно твоим сыном!
Сагромах тоже подался вперед:
- Ты и так мой сын, Гайер. Никогда не забывай об этом.
- Но почему Сабир не позволил ваш с мамой брак сразу? Потому что она не любила тебя? Потому что не верил в твои чувства? Ведь если бы дело было в союзах, он наверняка искал бы среди других домов!
Сагромах качнул головой.
- Это уже неважно.
- Почему? – с нажимом повторил вопрос Гайер.
Сагромах прикинул в уме что-то и отозвался:
- Потому что дело было в союзах. Чтобы удержать дом Каамал от предательства, нужен был ты. Ну или девочка. Без разницы. Нужен был ребенок между Серебряным и Пурпурным домом. И поверь, этот ребенок доставил твоей матери немало хлопот.
- Да, я знаю, что она вынашивала и рожала меня в разгар боевых действий, - деловито поддержал Гайер.
- Твой дядя Этер долго настаивал на многочисленных абсурдных слухах о твоем рождении, но, когда ему не внял даже собственный отец, он сговорился с раману Тахивран, и они шантажировали твою мать действовать в их интересах, Гайер.
Юноша побледнел.
- В какому смысле? – дед Яфур ведь на его памяти с большим чувством говорил об обоих погибших сыновьях.
Сагромах объяснил в каком.
- Но ведь мой отец не принимал в этом участия, да?! – горячо воскликнул Гайер, с трудом дослушав разъяснения отчима.
- Нет. Но его гибель стала заслуженным воздаянием от Матери Сумерек.
- Что ты имеешь в виду?
Сагромах задержался с ответом. Кусок оленины хорошо помог ему потянуть время.
- Я не в праве говорить дурное о Нере Каамале, Гайер. Что бы я ни думал, он был твоим кровным отцом, даже если ты и не знал иного родителя, кроме меня. И если Бану не сочтет нужным сама рассказать тебе правду, то я точно не в пра...
- Да я три года хожу и выпрашиваю у вас эту правду! – вспылил Гайер, чуть приподнявшись. – И шансов узнать у матери у меня точно нет! Я уже сто раз слышал от неё это: «Твой отец был хорошим человеком»! Однако я не могу не слышать за спиной скользких замечаний о «темных поступках отца молодого ахтаната». Умоляю, папа!
Сагромах взял миролюбивый тон.
- Гайер, постарайся не переживать. Давай так, как только мы вернемся из Гавани Теней, в переходе до берегов Ласкового моря, мы расскажем тебе.
- «Мы»? То есть ты и мама?
- Если мне удастся уговорить её – да.
- А если нет? – насторожился Гайер. Об упрямстве Матери Севера весь север знал не понаслышке.
- Тогда я расскажу сам.
- Почему не сейчас? – не унимался молодой тан.
- Мне надо подобрать слова помягче, чтобы ты не возненавидел меня потом, - улыбнулся тан. – И к тому же, если мы поговорим сейчас, то есть шанс, что пока ты под началом Гобрия будешь грабить деревни Золотого дома или отбиваться от их атак в укреплениях, мысли о той ситуации поглотят тебя.
- Не погло...
- Поглотят, Гайер. Мысли о семье и о прошлом всегда поглощают до основания, особенно если к ним примешиваются личные чувства. А с чувствами в сражение лучше не вступать, если не планируешь расстаться с головой. Нам же твоя, поверь, очень дорога, - ободряюще улыбнулся тан. – Точно не хочешь поесть?
Гайер отказался.
- Тогда скажи, чтобы тут убрали. А я вернусь к твоей матери, она наверняка уже спит. И правильно делает, нам тоже пора.
- Хорошо, - Гайер поднялся вместе с Сагромахом и быстро подошел к нему вплотную. – Спасибо, отец, - прямо посмотрел в глаза, и Сагромах, обнял юношу тяжелым, крепким объятием.
Близнецы злились страшно: почему их опять никуда не берут! Ладно уж в поход, но хотя бы в столицу же можно взять!
Сагромах посмеивался, Бансабира бесстрастно отклоняла все попытки детей торговаться. А потом обнимала и целовала – каждого, по многу раз.
- Береги их, Гистасп, - велела танша, и альбинос размеренно обронил свое обыденное:
- Слушаюсь.
Путешествие задалось. Они взяли хороший темп продвижения и придерживались его практически без проблем, при том, что общая численность отряда перевалила за две сотни. Почти все эти бойцы, за небольшим исключением, отправятся с танами в Гавань Теней в качестве охраны, но Гайера без присмотра отпускать было как-то неразумно.
Они столкнулись с группой разбойников уже недалеко от заставы, занятой Гобрием. – меньше часа верхом. Видать попали в тот самый момент, когда очередные головорезы и охотники за наживой из подданства дома Раггар пересекли границу с Пурпурными владениями.
Предполагать, что это были их собственные люди северяне отказывались. По мере правления танов на севере устанавливался примечательный обычай. Всякий, кто был свидетелем кражи или разбоя, или любого другого проявления несправедливости по отношению к человеку, поднимал клич «Аану!» или иногда «Аноо!». Как всякая молва, тем более, брошенная в гневе, клич в кратчайшие сроки облетал окрестности, и тот, за кем смертельным шлейфом тянулось клеймо клича, при всем желании не мог избежать наказания. В каждом танаарском уголке, включая дом Каамал, быстро установился закон реагировать на клич мгновенно, не укрывая преступника (хотя, конечно, встречались отчаянные исключения). Таким образом, возмездие за то или иное неблагодеяние неизменно настигало разбойника в любой точке трех танааров, и единственным его шансом было попросту бежать, если Боги позволят ему побег раньше гибели.
Ворам отрубали руки. Убийц убивали. Соучастникам и укрывателям выкалывали глаза, отрезали уши и нос. Насильников оскопляли до основания. Только клеветников принятая танами мера не останавливала: они со временем смекнули, как с помощью клича «Аану!» сжить со свету неугодных себе людей. Но, в целом, в танских землях стало действительно спокойнее, и сейчас встретить разбойников на главных дорогах казалось чем-то мистическим.
Бандиты вылезли из засады и накинулись на отряд.
Бану и Сагромаха сопровождало воистину элитное воинство. Немногочисленное, но на редкость отборное. Каждый там стоил по меньшей мере пяти, другие – и того больше. Враги тоже оказались весьма подкованы – каждый сам по себе. Однако против хорошей стратагемы едва ли стоили многого.
С присущей ей прыткостью, Бансабира сориентировалась, чуть дала назад, пропуская вперед мужчин и всего с дюжину женщин, которые входили в число их с Сагромахом охранения. Сузила глаза, окидывая взглядом линии атак и условия местности. Враг напал с тыла, пропустив их вперед, полагая, что как бывает всегда, в хвосте колонны движется обоз. Весьма солидный, как стоило бы предполагать при первом же взгляде на отряд из двухсот мечей. Разумеется, обоз всегда движется в конце – он слишком неспешен из-за тяжелых колесниц с провизией и необходимой утварью.
Большая часть пурпурных кинулась отбивать запасы продовольствия. Однако Бансабира тут же приказала тем, кто стоял рядом, скакать вперед и отдать указания: полста пусть зайдут справа полукружьем, еще полста – слева. Остальные пусть упорно держат центральную атаку лоб в лоб, не позволяя прорваться. Правых возглавил Серт, левых – Хабур, центр повел Сагромах. Гайер и еще пара человек осталась при Бану.
- Мы их зажмем, - прошептала Бансабира, наблюдая за происходящим.
Все шло успешно, однако, прежде чем фланговые части успели замкнуть окружение напавшей группы, несколько человек все-таки пробились клином вперед, на всей скорости кинулись к танше. Бансабира усмехнулась с полузаметным, но высокомерным отблеском в лице.
- Как очевидно, - обронила она, едва шевеля губами. Еще бы, ощущая преимущество врага, главарь разбойников сделал единственное, что еще могло спасти его ребят от поголовного избиения – приказал убить вражеского командира.
Воистину, неважно как велик твой отряд и отряд врага: управлять большим и малым – одно и то же, если учитывать разницу в форме. У них есть вождь, и у северян он есть.
Бансабира оскалилась со стальным отблеском в глазах – ни с чем не сравнимое чувство, которое она в последние годы испытывала слишком редко – и потянула из ножен меч. Рядом с таншей, кроме Гайера, остались только Одхан, Вал и Шухран, и каждому было знакомо это выражение на женском лице. Они обнажили клинки тоже. Гайер занял боевую позицию, нахмурился, напряженно переводя взгляд с приближавшихся врагов на соплеменников, сидящих по сторонам. Небеса и долы, взмолился молодой тан, его первый настоящий бой! Не тренировка, а бой! Он сглотнул, хмурясь сильнее. Их всего четверо и выбирать нет времени – каждый вооружился оружием ближнего боя. А вот врагов больше, и пока они с арбалетами и луками.
Бансабира резко завела поводья в сторону, заламывая движения коня и резко уходя с линии атаки.
- Врассыпную! – бросил Одхан, видя, что Гайер замер.
А потом, видя, куда нацелены бандитские луки, Гайер бросился к матери. Но не успел. Бану, вздернув коня, поймала грудью животного очередную стрелу, выскочила из седла и, перевернувшись, подскочила на ноги. Шухран тут же, набирая скорость, бросил танше короткое копье, прикрепленное к собственному седлу. Ему сейчас хватит меча, а вот пешей тану с мечом делать нечего.
Бану ловко поймала оружие, не обращая более внимания на Шухрана. Тот сделал краткий жест, приподняв поводья, будто спрашивая, уступить ли госпоже коня, но Бану игнорировала. Вполне в её духе: против конников пешей страшно, к тому же женщине, но спешивать доверенных людей из-за собственной неуклюжести Бану явно претило. И к тому же, разве она взяла свой первый ранг не пешей? Пусть бы это и было не пойми когда.
- Мама! – гаркнул Гайер.
В группе всадников переглянулись – «мама»?
- Сын Матери севера! Вперед!
Гайер мчался к матери.
- Гайер! – крикнула танша. – Немедленно назад!
На юношу мчалось сразу двое. Он сглотнул, не сводя глаз, напрягаясь каждым мускулом. Сердце безумствовало в груди, и каждый удар отдавался в ушах, как прибой на берегу Северного моря у усадьбы Геда.
- Ни за что! Давай руку! – протянул он длань.
- В тыл!
Первый из врагов уже занес меч, раздался лязг скрещенных клинков. Гайер увидел металлические искры. Замер на миг с широко раскрытыми глазами. Потом поднял взгляд на врага. Тот отнял клинок и снова замахнулся.
- Отходи! – приободрившись, что смог отразить свой первый по-настоящему вражеский удар, Гайер взял командный тон. – Я прикрою тебя!
Пресек еще одну атаку и еще.
- Дурень, - процедила Бану, отскочила на пару шагов, взвилась в излюбленном прыжке в сторону, проворачиваясь вокруг себя. Приземлилась, нашла опору в ногах и, заведя руку, метнула в нужном направлении нож. Клинок вонзился аккурат в лоб всадника, атаковавшего её сына. Бандит закатил глаза и вывалился из седла.
Бансабира метнула вперед копье-дротик – аккурат в грудь следующего приближавшегося бойца. Он был совсем близко, и силы её руки хватило, чтобы острие пробило кольчугу и грудь. Освобожденный от всадника конь помчался в сторону танши.
Остановить коня на скаку – задача не из простых, и явно не по её плечу. А вот, пробежать вместе с животным, вцепившись в седло, вскочить, заваливаясь, вскарабкиваясь в седло на всем ходу – вполне подходило. Помог Вал – уловив момент, оказался рядом и, кое-как извернувшись, поймал поводья, немного сдерживая скакуна. Оказавшись верхом, Бансабира кивком поблагодарила охранителя, натянула поводья, коротко обернулась к сыну. Поджала губы: все потом! Управившись с характером и страхом животного, развернула коня назад и, промчавшись мимо поверженного врага, выдернула торчавшее копье Шухрана. Жаль, это не её собственное – сделанное по мужской руке, для Бану оно оказывалось гораздо менее сподручным. Но выбора не представлялось.
Впрочем, его уже и не требовалось: подоспел Сагромах с его братией центральной линии атаки, подъезжал Серт, вдалеке заканчивал расправу Хабур.
- Убитые есть? – перво-наперво спросила танша.
- Ага, - отозвался Сагромах. – Целое стадо раггарских выродков.
Бансабира заметно расслабилась.
- Спешиваемся. Надо перевести дух.
Северяне спешились.
Группа раггарских всадников была повержена. Получив указания, бойцы начали осматривать потери. Раненных было несколько человек, но ничего смертельного. Если, конечно, не затянуть с помощью. Колесницы безнадежно разбиты. Сагромах сразу послал одного из «воителей неба» вперед с донесением для Гобрия выслать обозные части для транспортировки разваленных и разбросанных запасов – тех, что удалось спасти.
Бансабира посмотрела на сына. Будучи ниже его, она смотрела снизу-вверх, но большей надменности и превосходства во взгляде матери Гайер не помнил.
- Мама, я… – начал он.
Бансабира сделала твердый пресекающий жест: после.
- Главное сейчас – добраться до гарнизона Гобрия. Там мы окажем помощь, кому необходимо, пересоберем запасы и отправимся дальше.
С таншей соглашались.
- Заканчиваем тут! – велел Сагромах, пока ожидали снабжение из заставы.
Северяне принялись собирать оружие, растаскивать в разные стороны туши убитых коней, чтобы переправить в качестве провизии к Гобрию, и трупы врагов, которые сваливали в кучу.
- Сперва я был просто заинтересован, не более. А о чувствах Бану… – Сагромах легко усмехнулся. – Да говорить нечего.
- Но ведь что-то в тебе тоже её привлекло?
Теперь Сагромах откровенно посмеялся.
- О, это едва ли. Твоя мать едва вернулась из Храма Даг. Все, что её занимало – это выбить достойное место подле отца, Сабира Свирепого, доказать всему танаару, что достойна стать следующей главой, и убить каждого Шаута, которого встретит. Так что личные чувства для Бану в годы Бойни совершенно не существовали. К тому же, - Сагромах вздернул брови, – я был вдвое старше её, а она была влюблена в какого-то юношу из Багрового храма, и на меня вообще едва ли смотрела.
- Как же все изменилось? – спросил Гайер, немного подавшись вперед. – Когда все изменилось?
Сагромах улыбнулся спокойнее, чем прежде.
- Когда ей исполнилось шестнадцать ...
Пришлось рассказать. Гайер слушал с увлечением. Камин, заложенный в стене за спинами танских кресел, мерно потрескивал, давая скудное, но интимное освещение для душевной беседы. Ночь за стенами чертога по мере рассказа сгущалась стремительно, и Бансабира в танском покое, не дождавшись мужа, крепко заснула.
***
Выслушав истории о странствиях матери в первый год Бойни, об ухаживаниях Сагромаха, о споре с Дайхаттом, Гайер немного взволновался. Он обязан своей жизнью воистину удивительным людям.
Однако Сагромах очевидно выпускал многие моменты, и, немного придя в себя от узнанных подробностей прошлого, Гайер изрек:
- Почему, если мама бросила девичий пояс к твоим ногам, она уже на другой день оказалась обручена с моим отцом? В смысле, с Нером Каамалом, - тут же уточнил молодой тан, словно Сагромах мог как-нибудь неверно понять, о ком речь.
Сагромах снова улыбнулся – и на этот раз с тихой грустью в глазах.
- Потому что твой дед, тан Сабир Свирепый, настоял на этом.
- Но зачем?! – не уступал Гайер. – Ты же сказал, он был тебе другом.
- В некотором смысле я считал его чем-то средним между вторым отцом, другом и старшим братом, - поправил Сагромах, но Гайера это не впечатлило.
- Ты сказал, - повторил молодой тан, - что вы были дружны, и сказал, что мой дед горячо любил дочь. Какого тогда он не выдал её за тебя, раз все было так удачно?! Я ведь мог быть полноценно твоим сыном!
Сагромах тоже подался вперед:
- Ты и так мой сын, Гайер. Никогда не забывай об этом.
- Но почему Сабир не позволил ваш с мамой брак сразу? Потому что она не любила тебя? Потому что не верил в твои чувства? Ведь если бы дело было в союзах, он наверняка искал бы среди других домов!
Сагромах качнул головой.
- Это уже неважно.
- Почему? – с нажимом повторил вопрос Гайер.
Сагромах прикинул в уме что-то и отозвался:
- Потому что дело было в союзах. Чтобы удержать дом Каамал от предательства, нужен был ты. Ну или девочка. Без разницы. Нужен был ребенок между Серебряным и Пурпурным домом. И поверь, этот ребенок доставил твоей матери немало хлопот.
- Да, я знаю, что она вынашивала и рожала меня в разгар боевых действий, - деловито поддержал Гайер.
- Твой дядя Этер долго настаивал на многочисленных абсурдных слухах о твоем рождении, но, когда ему не внял даже собственный отец, он сговорился с раману Тахивран, и они шантажировали твою мать действовать в их интересах, Гайер.
Юноша побледнел.
- В какому смысле? – дед Яфур ведь на его памяти с большим чувством говорил об обоих погибших сыновьях.
Сагромах объяснил в каком.
- Но ведь мой отец не принимал в этом участия, да?! – горячо воскликнул Гайер, с трудом дослушав разъяснения отчима.
- Нет. Но его гибель стала заслуженным воздаянием от Матери Сумерек.
- Что ты имеешь в виду?
Сагромах задержался с ответом. Кусок оленины хорошо помог ему потянуть время.
- Я не в праве говорить дурное о Нере Каамале, Гайер. Что бы я ни думал, он был твоим кровным отцом, даже если ты и не знал иного родителя, кроме меня. И если Бану не сочтет нужным сама рассказать тебе правду, то я точно не в пра...
- Да я три года хожу и выпрашиваю у вас эту правду! – вспылил Гайер, чуть приподнявшись. – И шансов узнать у матери у меня точно нет! Я уже сто раз слышал от неё это: «Твой отец был хорошим человеком»! Однако я не могу не слышать за спиной скользких замечаний о «темных поступках отца молодого ахтаната». Умоляю, папа!
Сагромах взял миролюбивый тон.
- Гайер, постарайся не переживать. Давай так, как только мы вернемся из Гавани Теней, в переходе до берегов Ласкового моря, мы расскажем тебе.
- «Мы»? То есть ты и мама?
- Если мне удастся уговорить её – да.
- А если нет? – насторожился Гайер. Об упрямстве Матери Севера весь север знал не понаслышке.
- Тогда я расскажу сам.
- Почему не сейчас? – не унимался молодой тан.
- Мне надо подобрать слова помягче, чтобы ты не возненавидел меня потом, - улыбнулся тан. – И к тому же, если мы поговорим сейчас, то есть шанс, что пока ты под началом Гобрия будешь грабить деревни Золотого дома или отбиваться от их атак в укреплениях, мысли о той ситуации поглотят тебя.
- Не погло...
- Поглотят, Гайер. Мысли о семье и о прошлом всегда поглощают до основания, особенно если к ним примешиваются личные чувства. А с чувствами в сражение лучше не вступать, если не планируешь расстаться с головой. Нам же твоя, поверь, очень дорога, - ободряюще улыбнулся тан. – Точно не хочешь поесть?
Гайер отказался.
- Тогда скажи, чтобы тут убрали. А я вернусь к твоей матери, она наверняка уже спит. И правильно делает, нам тоже пора.
- Хорошо, - Гайер поднялся вместе с Сагромахом и быстро подошел к нему вплотную. – Спасибо, отец, - прямо посмотрел в глаза, и Сагромах, обнял юношу тяжелым, крепким объятием.
***
Близнецы злились страшно: почему их опять никуда не берут! Ладно уж в поход, но хотя бы в столицу же можно взять!
Сагромах посмеивался, Бансабира бесстрастно отклоняла все попытки детей торговаться. А потом обнимала и целовала – каждого, по многу раз.
- Береги их, Гистасп, - велела танша, и альбинос размеренно обронил свое обыденное:
- Слушаюсь.
***
Путешествие задалось. Они взяли хороший темп продвижения и придерживались его практически без проблем, при том, что общая численность отряда перевалила за две сотни. Почти все эти бойцы, за небольшим исключением, отправятся с танами в Гавань Теней в качестве охраны, но Гайера без присмотра отпускать было как-то неразумно.
Они столкнулись с группой разбойников уже недалеко от заставы, занятой Гобрием. – меньше часа верхом. Видать попали в тот самый момент, когда очередные головорезы и охотники за наживой из подданства дома Раггар пересекли границу с Пурпурными владениями.
Предполагать, что это были их собственные люди северяне отказывались. По мере правления танов на севере устанавливался примечательный обычай. Всякий, кто был свидетелем кражи или разбоя, или любого другого проявления несправедливости по отношению к человеку, поднимал клич «Аану!» или иногда «Аноо!». Как всякая молва, тем более, брошенная в гневе, клич в кратчайшие сроки облетал окрестности, и тот, за кем смертельным шлейфом тянулось клеймо клича, при всем желании не мог избежать наказания. В каждом танаарском уголке, включая дом Каамал, быстро установился закон реагировать на клич мгновенно, не укрывая преступника (хотя, конечно, встречались отчаянные исключения). Таким образом, возмездие за то или иное неблагодеяние неизменно настигало разбойника в любой точке трех танааров, и единственным его шансом было попросту бежать, если Боги позволят ему побег раньше гибели.
Ворам отрубали руки. Убийц убивали. Соучастникам и укрывателям выкалывали глаза, отрезали уши и нос. Насильников оскопляли до основания. Только клеветников принятая танами мера не останавливала: они со временем смекнули, как с помощью клича «Аану!» сжить со свету неугодных себе людей. Но, в целом, в танских землях стало действительно спокойнее, и сейчас встретить разбойников на главных дорогах казалось чем-то мистическим.
Бандиты вылезли из засады и накинулись на отряд.
Бану и Сагромаха сопровождало воистину элитное воинство. Немногочисленное, но на редкость отборное. Каждый там стоил по меньшей мере пяти, другие – и того больше. Враги тоже оказались весьма подкованы – каждый сам по себе. Однако против хорошей стратагемы едва ли стоили многого.
С присущей ей прыткостью, Бансабира сориентировалась, чуть дала назад, пропуская вперед мужчин и всего с дюжину женщин, которые входили в число их с Сагромахом охранения. Сузила глаза, окидывая взглядом линии атак и условия местности. Враг напал с тыла, пропустив их вперед, полагая, что как бывает всегда, в хвосте колонны движется обоз. Весьма солидный, как стоило бы предполагать при первом же взгляде на отряд из двухсот мечей. Разумеется, обоз всегда движется в конце – он слишком неспешен из-за тяжелых колесниц с провизией и необходимой утварью.
Большая часть пурпурных кинулась отбивать запасы продовольствия. Однако Бансабира тут же приказала тем, кто стоял рядом, скакать вперед и отдать указания: полста пусть зайдут справа полукружьем, еще полста – слева. Остальные пусть упорно держат центральную атаку лоб в лоб, не позволяя прорваться. Правых возглавил Серт, левых – Хабур, центр повел Сагромах. Гайер и еще пара человек осталась при Бану.
- Мы их зажмем, - прошептала Бансабира, наблюдая за происходящим.
Все шло успешно, однако, прежде чем фланговые части успели замкнуть окружение напавшей группы, несколько человек все-таки пробились клином вперед, на всей скорости кинулись к танше. Бансабира усмехнулась с полузаметным, но высокомерным отблеском в лице.
- Как очевидно, - обронила она, едва шевеля губами. Еще бы, ощущая преимущество врага, главарь разбойников сделал единственное, что еще могло спасти его ребят от поголовного избиения – приказал убить вражеского командира.
Воистину, неважно как велик твой отряд и отряд врага: управлять большим и малым – одно и то же, если учитывать разницу в форме. У них есть вождь, и у северян он есть.
Бансабира оскалилась со стальным отблеском в глазах – ни с чем не сравнимое чувство, которое она в последние годы испытывала слишком редко – и потянула из ножен меч. Рядом с таншей, кроме Гайера, остались только Одхан, Вал и Шухран, и каждому было знакомо это выражение на женском лице. Они обнажили клинки тоже. Гайер занял боевую позицию, нахмурился, напряженно переводя взгляд с приближавшихся врагов на соплеменников, сидящих по сторонам. Небеса и долы, взмолился молодой тан, его первый настоящий бой! Не тренировка, а бой! Он сглотнул, хмурясь сильнее. Их всего четверо и выбирать нет времени – каждый вооружился оружием ближнего боя. А вот врагов больше, и пока они с арбалетами и луками.
Бансабира резко завела поводья в сторону, заламывая движения коня и резко уходя с линии атаки.
- Врассыпную! – бросил Одхан, видя, что Гайер замер.
А потом, видя, куда нацелены бандитские луки, Гайер бросился к матери. Но не успел. Бану, вздернув коня, поймала грудью животного очередную стрелу, выскочила из седла и, перевернувшись, подскочила на ноги. Шухран тут же, набирая скорость, бросил танше короткое копье, прикрепленное к собственному седлу. Ему сейчас хватит меча, а вот пешей тану с мечом делать нечего.
Бану ловко поймала оружие, не обращая более внимания на Шухрана. Тот сделал краткий жест, приподняв поводья, будто спрашивая, уступить ли госпоже коня, но Бану игнорировала. Вполне в её духе: против конников пешей страшно, к тому же женщине, но спешивать доверенных людей из-за собственной неуклюжести Бану явно претило. И к тому же, разве она взяла свой первый ранг не пешей? Пусть бы это и было не пойми когда.
- Мама! – гаркнул Гайер.
В группе всадников переглянулись – «мама»?
- Сын Матери севера! Вперед!
Гайер мчался к матери.
- Гайер! – крикнула танша. – Немедленно назад!
На юношу мчалось сразу двое. Он сглотнул, не сводя глаз, напрягаясь каждым мускулом. Сердце безумствовало в груди, и каждый удар отдавался в ушах, как прибой на берегу Северного моря у усадьбы Геда.
- Ни за что! Давай руку! – протянул он длань.
- В тыл!
Первый из врагов уже занес меч, раздался лязг скрещенных клинков. Гайер увидел металлические искры. Замер на миг с широко раскрытыми глазами. Потом поднял взгляд на врага. Тот отнял клинок и снова замахнулся.
- Отходи! – приободрившись, что смог отразить свой первый по-настоящему вражеский удар, Гайер взял командный тон. – Я прикрою тебя!
Пресек еще одну атаку и еще.
- Дурень, - процедила Бану, отскочила на пару шагов, взвилась в излюбленном прыжке в сторону, проворачиваясь вокруг себя. Приземлилась, нашла опору в ногах и, заведя руку, метнула в нужном направлении нож. Клинок вонзился аккурат в лоб всадника, атаковавшего её сына. Бандит закатил глаза и вывалился из седла.
Бансабира метнула вперед копье-дротик – аккурат в грудь следующего приближавшегося бойца. Он был совсем близко, и силы её руки хватило, чтобы острие пробило кольчугу и грудь. Освобожденный от всадника конь помчался в сторону танши.
Остановить коня на скаку – задача не из простых, и явно не по её плечу. А вот, пробежать вместе с животным, вцепившись в седло, вскочить, заваливаясь, вскарабкиваясь в седло на всем ходу – вполне подходило. Помог Вал – уловив момент, оказался рядом и, кое-как извернувшись, поймал поводья, немного сдерживая скакуна. Оказавшись верхом, Бансабира кивком поблагодарила охранителя, натянула поводья, коротко обернулась к сыну. Поджала губы: все потом! Управившись с характером и страхом животного, развернула коня назад и, промчавшись мимо поверженного врага, выдернула торчавшее копье Шухрана. Жаль, это не её собственное – сделанное по мужской руке, для Бану оно оказывалось гораздо менее сподручным. Но выбора не представлялось.
Впрочем, его уже и не требовалось: подоспел Сагромах с его братией центральной линии атаки, подъезжал Серт, вдалеке заканчивал расправу Хабур.
- Убитые есть? – перво-наперво спросила танша.
- Ага, - отозвался Сагромах. – Целое стадо раггарских выродков.
Бансабира заметно расслабилась.
- Спешиваемся. Надо перевести дух.
Северяне спешились.
Группа раггарских всадников была повержена. Получив указания, бойцы начали осматривать потери. Раненных было несколько человек, но ничего смертельного. Если, конечно, не затянуть с помощью. Колесницы безнадежно разбиты. Сагромах сразу послал одного из «воителей неба» вперед с донесением для Гобрия выслать обозные части для транспортировки разваленных и разбросанных запасов – тех, что удалось спасти.
Бансабира посмотрела на сына. Будучи ниже его, она смотрела снизу-вверх, но большей надменности и превосходства во взгляде матери Гайер не помнил.
- Мама, я… – начал он.
Бансабира сделала твердый пресекающий жест: после.
- Главное сейчас – добраться до гарнизона Гобрия. Там мы окажем помощь, кому необходимо, пересоберем запасы и отправимся дальше.
С таншей соглашались.
- Заканчиваем тут! – велел Сагромах, пока ожидали снабжение из заставы.
Северяне принялись собирать оружие, растаскивать в разные стороны туши убитых коней, чтобы переправить в качестве провизии к Гобрию, и трупы врагов, которые сваливали в кучу.
