Словом, Серта его лучше не впутывать. А вот Вал вроде как известен другими обязанностями. Да и, кажется, неплохо спелся с Шухраном, надеясь компенсировать тот факт, что некогда упустил его из виду.
- Шухран! – кликнула танша. Воин заглянул в дверь.
- Госпожа?
Бансабира окинула мужчину взглядом – почему бы и нет. Сама она Шухрана в курс дела вводить не будет, но в качестве помощника к Валу назначит. Вал и Гистасп – два наиболее знающих бойца в её стане, и оба молчаливы достаточно, чтобы даже между собой не обсуждать то, что каждому говорилось без свидетелей. Так что будет понятно, насколько сочтет разумным разоткровенничаться Вал, и насколько в итоге можно доверять Шухрану.
- Закрой дверь, есть разговор…
Выехав за ворота Кольдерта, Гор взял привал в глубине близлежащей рощи. Ох уж эта сентиментальная жалость женщин, которые ничего не смыслят в элементарных вещах. Единственный способ заставить человека молчать – лишить его языка и рук. При таком раскладе, гуманнее попросту снести бедолаге голову.
Что Гор и сделал.
Сомнения относительно судьбы священника посещали его неоднократно в дороге: в конце концов, его свидетельство могло что-то значить в случае разбирательства. Но потом Гор решил, что для подобных обстоятельств у Стального царя имеются письма от королевы Гвен, так что надобности в архиепископе Иландара Ликандре – никакой.
Все в её жизни было бы иначе, выиграй отец войну с Адани, – в тысячный раз прокляла Алая Джайя. Или если хотя бы Замман выжил. Пусть бы его взяли в плен, пусть бы её взяли в плен, убили Халия, в конце концов, но только не так, как случилось…
Если бы Бог оставил ей Заммана, не приходилось бы сейчас краснеть за постыдную связь со Змеем. Впрочем, разве можно назвать это связью? Она искала утешения и была слаба, а он оказался надежен и сговорчив. Не задавал вопросов, не требовал, а, отдавая, был до того сокрушителен, что вскоре все терзания совести остались позади. Глядя на него, Джайя быстро убедилась, что о происходящем не узнают за дверями его спальни.
Правда, после знакомства с Маленькой таншей, Джайя засомневалась, действительно ли никто не знал об их романе?
Ох! Выиграй отец войну, никогда бы ей, Джайе, не познакомиться с неуправляемой, как говорит Тахивран, Матерью лагерей.
И уж точно не стоять тут, трясясь от ожидания, как знамена высоко над утесами Великого моря. Если Тахивран узнает, что она мялась под дверью… А ей же непременно донесут!
Джайя мотнула головой, прогоняя картины возможной расправы, и кивнула страже, чтобы открыли.
Ахрамад, облаченный в потертые штаны и несвежую рубаху, стоял спиной, уставившись в проем окна, в которое свежестью врывалось солнечное утро. Не услышав ничего, ахрамад обернулся и, к удивлению, застал невесту в поклоне.
- А, - протянул он, - даже так. Ну ладно, - и кивнул в ответ. – Но можно было без этого, раманин.
- Поприветствовать жениха, как полагается, делает честь женщине в моей стране, - с достоинством сообщила Джайя. Он же выглядит, как кабачный выпивоха, а не наследник громадной державы! Кабачник, а не царевич!
Кхассав, темногривый, взъерошенный, с обросшей щетиной, с интересом взглянул на невесту, и та быстро спрятала лицо, понимая, какое гневно-недовольное выражение застыло на нем сейчас. Что бы сказала её мать, увидев, как она дерзит будущему супругу?!
- В твоей стране, - скептически добавил ахрамад через несколько секунд, - принято смотреть на человека, с которым говоришь.
- Простите…
- А в стране, откуда ты приехала, - нарочито сухо подчеркнул Кхассав, - может быть, как угодно. Мне нет дела.
Вот, значит, как. Ему нет дела, мысленно с обидой повторила раманин. Никому в этой треклятой стране нет до неё дела, кроме озлобленной Тахивран.
- Великая Мать! – воскликнул Кхассав, разведя руки. - Да посмотри ты уже на меня!
Джайя закусила губу, вздрогнув от его окрика, но голову подняла. Кхассав замер с открытым ртом.
Красивая.
Красивая как божество.
- Пойдем, - тут же протянул руку и, не дожидаясь реакции невесты, сам поймал женскую ладонь. – Пойдем, - сказал настойчивее и потащил Джайю к дивану в гостиной, где Тахивран предложила им встретиться.
- Как думаешь, - шутливо осведомился ахрамад, едва они сели, - на этом диване хватит места для нас двоих?
Джайя сжалась и с ужасом уставилась на жениха. Всеблагой Боже, он же не всерьез сейчас?! Неужели он прямо тут удумал… и вот так сразу?!
Наблюдая за краснеющим и возмущенным лицом, ахрамад расхохотался в голос.
- Так долго думаешь над ответом из пары букв?
Джайя смогла только выдохнуть. Резко вскочила, выдернув руку из мужской ладони,
- Можете сколько угодно игнорировать обычаи моей родины, находя их нелепыми, хотя по мне они просто вежливые, но не смейте топтать честь моей семьи, предлагая …
Кхассав быстро перестал скалиться и твердо пресек.
- Сядь, раманин. Завтра нас поженят, и другого случая познакомиться нам не дадут.
Раманин очевидно колебалась, разгневанная и смущенная одновременно.
- Странно, не находишь? Я прибыл в столицу сегодня ночью, и уже знаю, сколько ты здесь, кто тебя привез, как тебя восприняли в семье. А я вот он, только-только явился в столице, и тебе совсем неинтересно, где я был и что делал. Я думал, брак – это иначе.
Кто он такой, этот нахал, чтобы читать ей нравоучения после похабных намеков?!
- Мы пока не женаты.
У двери её снова нагнал смех ахрамада: циничный и обжигающий. Но не имело смысла.
Выиграй отец войну, ей бы в жизни не испытывать унижения рядом с этим твердолобым мужланом. А теперь ей придется переживать акт унижения каждую ночь, отдаваясь язычнику.
Что ж, пожалуй, к лучшему, что она уступила всем своим слабостям прежде, разделив ложе с Замманом от любви и со Змеем – от горечи. По крайней мере, ей будет, чем досадить этому ублюдку в ответ.
Свадьба была непозволительной. Все слова, которые её заставили изрыгнуть перед алтарем Лже-Богини и Лже-Бога, жгли гортань и грудь адским пламенем.
Но выбора не было.
Что ж, утром, когда раскроется тайна её прошлого, и злобной Тахивран достанется чистая простыня, её наверняка казнят, а, значит, весь этот сущий кошмар закончится.
И когда она предстанет перед Всевышним, ей будет не так уж и стыдно за былой позор от осознания того, что, по крайней мере, она не променяла Его Святое Писание на непонятные песни язычников.
Да и умереть будет не так уж страшно, если помнить, что и Тахивран, и тем более отец, с её, Джайи, смертью, лишиться всех тех шансов, которые надеялся купить сим браком.
Но к вопиющему удивлению, казнить её никто не стал, а тайна не была раскрыта. Закончив, Кхассав с пониманием хмыкнул и, переведя дух, поднялся с супружеской постели. Нашел в сброшенных на пол вещах кинжал, коротко мазнул лезвием по косточкам пальцев и обтер выступившую кровь о простыни. Вполне правдоподобно, прикинул он опытным взором.
Джайя, подобравшись на кровати, только недоуменно переводила глаза с красных следов на мужа.
- Я не понимаю, - высказалась она, наконец.
- Ну а я – очень даже могу понять и тебя, и мужчину или мужчин, которые не слишком долго ждали. Слышал, ты была помолвлена. Наверняка это был он, так ведь? – наблюдая за вспыхнувшим лицом жены, Кхассав рассмеялся, отринув все возможные возражения. – Не трудись объяснять. Ты не создана для одиночества, а условности вроде девственности можно обойти с легкостью.
- И тебя не возмущает? ... – все еще не могла свыкнуться с мыслью Джайя, даже не в силах разобрать, разочарована она отменой предстоящей казни за прелюбодеяние и торжеством от краха всех замыслов отца, или же наоборот, испытывает облегчение.
- Что? Что нашелся умник, который залез тебе под юбку? – Джайя покраснела еще гуще. – Хочешь, покажу лично всех красоток, под чьими юбками я бываю регулярно?
Джайя подавилась – и воздухом, и словами. Как это вообще понимать?! Прекрасное лицо перекосила гримаса растерянности, какую всегда видно у человека, потерявшего представление о жизни.
- Милая, - подал голос ахрамад, напоминая о себе, и потешаясь в душе над физиономией и наивностью невесты, – в какой стране ты вообще выросла?
Бумага в руках мужчины затряслась.
Утром они с молодым Стансором обговаривали снабжение. Из-за последних дождей дороги страшно размыло, и подводы с провиантом не было уже больше недели. Злоупотреблять охотой король здесь, в северном герцогстве, не хотел: неудачное время, если вспомнить, что оленихи едва разрешились, с молодняка проку нет, а без матерей он не выживет. Если это допустить, к зиме Стансорам будет нечем прокормиться. В другом регионе Нирох бы не колебался, но вредить племяннику, который держит оборону от племен с севера, не хотел.
Все это было таким важным еще утром, еще пару часов назад…
Но теперь Нирох сжимал кулаки, бессознательно стараясь сдержать дрожь. Перечитывал раз за разом строку за строкой, и в итоге со злости разорвал депешу пополам. Треск бумаги вывел короля из транса: вперив в гонца немигающий взгляд, Нирох, белый, как молоко, спросил еле слышно:
- Как?
Несчастного гонца скрутило страхом до немоты.
- Как? – повторил Нирох.
- Го…го… - заикаясь, попытался ответить, - говорят, ей п… пе….
- Иди отсюда, - приказал король. Жестом велел оруженосцу налить воды.
- Позови Тройда.
Принц явился быстро. Дернул полог и замер перед отцом. Тот оглянулся на сына испуганно, тревожно: как о таком скажешь? К тому же, скажешь сыну, которого потащил с собой разбираться с разрушенными после войны укреплениями на севере с фразой, что, мол, нечего столько времени сидеть у женской юбки и пора бы проветриться.
- Звал, отец? – напомнил о себе Тройд, устав наблюдать, как отец сверлит в нем дыру взглядом.
- Отошли всех от шатра на тридцать шагов и садись: новость плохая. Скверная, – он отвернулся в сторону, собрался с силами.
- Твоя жена, мать наследников, принцесса Виллина, убита.
Тройд ощутил, как онемело в горле и бессмысленно звякнуло в голове.
- Что?
- Мне очень жаль, сын. Видит Всеединая Мать, Виллина была достойной молодой женщиной: и женой, и матерью, и стала бы прекрасной короле …
- Замолчи, - прошипел Тройд, сжав челюсти и уставившись на отца так, будто тот собственными руками придушил невестку. Тройд задышал тяжело, прерывисто, со странными призвуками. Наконец, застонал, вскочив, отвернулся от отца и заметался по шатру, как раненный, агонизирующий медведь. Вдруг резко обернулся и рыкнул:
- Дети?
Нирох растерялся: об этом в депеше ни слова не было. Тройд расценил молчание отца, как самый худший из знаков.
- Что с ними?! – заорал он.
- Про них не сказано, - быстро, чуть заикаясь, отозвался Нирох. – Полагаю, невредимы.
Тройд рвано мотнул головой, остановившись на мгновение, и снова зашагал по шатру в разные стороны, как загнанная добыча.
- Кто посмел?
- Гвен пишет, староверы.
- Староверы?! – Тройд загоготал, сотрясаясь всем телом. – И за что?
- Виллина планировала принять крещение, и староверы не стали этого терпеть. Убили её, Ликандра и несколько слуг.
- Крещение? – Тройд расхохотался еще страшнее. - И ты в это веришь? – спросил резко, внезапно остановившись.
- Важно, поверят ли в это Тандарионы, - хмуро протянул король.
Да, не нужно быть знатоком шарад, чтобы понять, чем грозит гнев Архона.
- Сомневаюсь, - оборвал Тройд таким тоном, словно Нирох был повинен во всем. Впрочем, он и был! Разве Тройд не сказал ему перед отъездом, что ему на севере нечего делать и лучше побыть с семьей? Но когда Нирох слушал кого-то, кроме себя?
Нирох сделал вид, будто не слышал нервный всхлип сына и тяжело вздохнул.
- Племена на севере, пираты на западе, Архон на юге и, не дай Праматерь, гражданская война внутри … - сокрушенно покачал головой. И ведь все первые вместе взятые не так страшны, как последняя.
- Мне плевать, отец, - Тройд отвернулся. Нирох мотнул головой, как от пощечины. Не обращая на отца внимания, принц оскалился повторно. – Мне на все это плевать.
У Нироха затряслась челюсть.
- Королю не может быть…
- Я не король!
- Но будешь им.
- Мне плевать!
Нирох не мог найти слов от возмущения. Чертов недоносок! Кидаться короной вздумал?!
- Если мы ничего не сделаем, и впрямь не будешь, - процедил король. – Агравейн загонит нам меч под ребра с юга, а тут и северные племена подключаться – в воду не гляди. Я напишу в столицу, прикажу немедля удвоить городскую стражу и сейчас же поговорю с Ронелихом, ему придется продолжить одному и поторопиться с укреплениями. А ты свяжись с остальными герцогами. Нам надо немедля …
Тройд махнул рукой:
- Я нужен своим детям, - и вышел.
Нирох заорал вслед, что королева Гвен непременно приглядит за внуками. Потребовал немедля вернуться, даже кликнул стражу… а потом выгнал всех и замер.
Он не понимал чувств сына. Он пытался представить, как изменилась бы его жизнь без Гвен, и не мог, потому что она не изменилась бы вообще. Конечно, люби он её всем сердцем, выл бы от одиночества. Наверное. Но ведь он давно принял, что смог бы любить Гвен, только если бы та не была такой фанатичной христианкой. Ему так мешала её вера! Вот если бы он с самого начала женился на дочери своей религии и потерял её, тогда, быть может… хотя, если подумать, горевать об утрате женщины, которую толком не знаешь… Любить женщину, с которой тебя не связывает ничего, кроме постели… Этого Нирох вовсе не мог понять. Семью создает женщина, но женщину создают её дети, и вот, наверное, для ребенка, например, Тройда, потеря матери была бы совершенно невыносима. Тогда ему бы точно требовался отец. Да, наверняка. Но, правда, не сейчас. Тройд давно взрослый, он бы смог пережить такую потерю и сам.
Впрочем, тут бы Нирох тоже не поручился, ведь о потере собственной матери мог говорить с трудом. Нилиана, родившая его черт-те когда, уже тогда была Второй среди жриц, а позднее стала храмовницей Ангората. Разумеется, ей дела не было до собственных детей, когда дети ей – весь мир. Особенно – до мальчика. Долгое время о нем заботилась Нелла, старшая сестра, так что нет удивительного в его почтении к ней. Потом, правда, и Нелла стала храмовницей, и Нирох нашел семейное утешение в младшей сестренке, о которой когда-то немного заботился сам, но которая сторицей вернула брату любовь. Они вместе росли бастардами то при матери, ненужные ей, то при отце, который им не совсем доверял. Нирох подружился с мужем Мэррит, когда сестру выдали замуж. Нирох охотно привечал в столице Ронелиха и заступался за Шиаду. Разве странной была бы для остальных, знай они правду, его особая приязнь к детям покойной Мэррит?
Но, если подумать, её тоже забрали у него слишком быстро, и с этой утратой боль потери матери ему была бы сопоставима, будь Мэррит старшей сестрой. Но она была младшей, и только в случае, если…
Нирох вздохнул и понял, что запутался. Как ни старался понять чувства сына, не мог он одновременно напредставлять так много всего.
Закончив с делами, и наказав сворачиваться, Нирох остался в одиночестве шатра в подножии крепостного укрепления и всерьез схватился за грудь. Зря он высказал опасения вслух – произнесенные, они напугали короля. Племена на севере, пираты на западе, Архон на юге, и гражданская война – везде…
- Шухран! – кликнула танша. Воин заглянул в дверь.
- Госпожа?
Бансабира окинула мужчину взглядом – почему бы и нет. Сама она Шухрана в курс дела вводить не будет, но в качестве помощника к Валу назначит. Вал и Гистасп – два наиболее знающих бойца в её стане, и оба молчаливы достаточно, чтобы даже между собой не обсуждать то, что каждому говорилось без свидетелей. Так что будет понятно, насколько сочтет разумным разоткровенничаться Вал, и насколько в итоге можно доверять Шухрану.
- Закрой дверь, есть разговор…
***
Выехав за ворота Кольдерта, Гор взял привал в глубине близлежащей рощи. Ох уж эта сентиментальная жалость женщин, которые ничего не смыслят в элементарных вещах. Единственный способ заставить человека молчать – лишить его языка и рук. При таком раскладе, гуманнее попросту снести бедолаге голову.
Что Гор и сделал.
***
Сомнения относительно судьбы священника посещали его неоднократно в дороге: в конце концов, его свидетельство могло что-то значить в случае разбирательства. Но потом Гор решил, что для подобных обстоятельств у Стального царя имеются письма от королевы Гвен, так что надобности в архиепископе Иландара Ликандре – никакой.
***
Все в её жизни было бы иначе, выиграй отец войну с Адани, – в тысячный раз прокляла Алая Джайя. Или если хотя бы Замман выжил. Пусть бы его взяли в плен, пусть бы её взяли в плен, убили Халия, в конце концов, но только не так, как случилось…
Если бы Бог оставил ей Заммана, не приходилось бы сейчас краснеть за постыдную связь со Змеем. Впрочем, разве можно назвать это связью? Она искала утешения и была слаба, а он оказался надежен и сговорчив. Не задавал вопросов, не требовал, а, отдавая, был до того сокрушителен, что вскоре все терзания совести остались позади. Глядя на него, Джайя быстро убедилась, что о происходящем не узнают за дверями его спальни.
Правда, после знакомства с Маленькой таншей, Джайя засомневалась, действительно ли никто не знал об их романе?
Ох! Выиграй отец войну, никогда бы ей, Джайе, не познакомиться с неуправляемой, как говорит Тахивран, Матерью лагерей.
И уж точно не стоять тут, трясясь от ожидания, как знамена высоко над утесами Великого моря. Если Тахивран узнает, что она мялась под дверью… А ей же непременно донесут!
Джайя мотнула головой, прогоняя картины возможной расправы, и кивнула страже, чтобы открыли.
Ахрамад, облаченный в потертые штаны и несвежую рубаху, стоял спиной, уставившись в проем окна, в которое свежестью врывалось солнечное утро. Не услышав ничего, ахрамад обернулся и, к удивлению, застал невесту в поклоне.
- А, - протянул он, - даже так. Ну ладно, - и кивнул в ответ. – Но можно было без этого, раманин.
- Поприветствовать жениха, как полагается, делает честь женщине в моей стране, - с достоинством сообщила Джайя. Он же выглядит, как кабачный выпивоха, а не наследник громадной державы! Кабачник, а не царевич!
Кхассав, темногривый, взъерошенный, с обросшей щетиной, с интересом взглянул на невесту, и та быстро спрятала лицо, понимая, какое гневно-недовольное выражение застыло на нем сейчас. Что бы сказала её мать, увидев, как она дерзит будущему супругу?!
- В твоей стране, - скептически добавил ахрамад через несколько секунд, - принято смотреть на человека, с которым говоришь.
- Простите…
- А в стране, откуда ты приехала, - нарочито сухо подчеркнул Кхассав, - может быть, как угодно. Мне нет дела.
Вот, значит, как. Ему нет дела, мысленно с обидой повторила раманин. Никому в этой треклятой стране нет до неё дела, кроме озлобленной Тахивран.
- Великая Мать! – воскликнул Кхассав, разведя руки. - Да посмотри ты уже на меня!
Джайя закусила губу, вздрогнув от его окрика, но голову подняла. Кхассав замер с открытым ртом.
Красивая.
Красивая как божество.
- Пойдем, - тут же протянул руку и, не дожидаясь реакции невесты, сам поймал женскую ладонь. – Пойдем, - сказал настойчивее и потащил Джайю к дивану в гостиной, где Тахивран предложила им встретиться.
- Как думаешь, - шутливо осведомился ахрамад, едва они сели, - на этом диване хватит места для нас двоих?
Джайя сжалась и с ужасом уставилась на жениха. Всеблагой Боже, он же не всерьез сейчас?! Неужели он прямо тут удумал… и вот так сразу?!
Наблюдая за краснеющим и возмущенным лицом, ахрамад расхохотался в голос.
- Так долго думаешь над ответом из пары букв?
Джайя смогла только выдохнуть. Резко вскочила, выдернув руку из мужской ладони,
- Можете сколько угодно игнорировать обычаи моей родины, находя их нелепыми, хотя по мне они просто вежливые, но не смейте топтать честь моей семьи, предлагая …
Кхассав быстро перестал скалиться и твердо пресек.
- Сядь, раманин. Завтра нас поженят, и другого случая познакомиться нам не дадут.
Раманин очевидно колебалась, разгневанная и смущенная одновременно.
- Странно, не находишь? Я прибыл в столицу сегодня ночью, и уже знаю, сколько ты здесь, кто тебя привез, как тебя восприняли в семье. А я вот он, только-только явился в столице, и тебе совсем неинтересно, где я был и что делал. Я думал, брак – это иначе.
Кто он такой, этот нахал, чтобы читать ей нравоучения после похабных намеков?!
- Мы пока не женаты.
У двери её снова нагнал смех ахрамада: циничный и обжигающий. Но не имело смысла.
Выиграй отец войну, ей бы в жизни не испытывать унижения рядом с этим твердолобым мужланом. А теперь ей придется переживать акт унижения каждую ночь, отдаваясь язычнику.
Что ж, пожалуй, к лучшему, что она уступила всем своим слабостям прежде, разделив ложе с Замманом от любви и со Змеем – от горечи. По крайней мере, ей будет, чем досадить этому ублюдку в ответ.
***
Свадьба была непозволительной. Все слова, которые её заставили изрыгнуть перед алтарем Лже-Богини и Лже-Бога, жгли гортань и грудь адским пламенем.
Но выбора не было.
Что ж, утром, когда раскроется тайна её прошлого, и злобной Тахивран достанется чистая простыня, её наверняка казнят, а, значит, весь этот сущий кошмар закончится.
И когда она предстанет перед Всевышним, ей будет не так уж и стыдно за былой позор от осознания того, что, по крайней мере, она не променяла Его Святое Писание на непонятные песни язычников.
Да и умереть будет не так уж страшно, если помнить, что и Тахивран, и тем более отец, с её, Джайи, смертью, лишиться всех тех шансов, которые надеялся купить сим браком.
***
Но к вопиющему удивлению, казнить её никто не стал, а тайна не была раскрыта. Закончив, Кхассав с пониманием хмыкнул и, переведя дух, поднялся с супружеской постели. Нашел в сброшенных на пол вещах кинжал, коротко мазнул лезвием по косточкам пальцев и обтер выступившую кровь о простыни. Вполне правдоподобно, прикинул он опытным взором.
Джайя, подобравшись на кровати, только недоуменно переводила глаза с красных следов на мужа.
- Я не понимаю, - высказалась она, наконец.
- Ну а я – очень даже могу понять и тебя, и мужчину или мужчин, которые не слишком долго ждали. Слышал, ты была помолвлена. Наверняка это был он, так ведь? – наблюдая за вспыхнувшим лицом жены, Кхассав рассмеялся, отринув все возможные возражения. – Не трудись объяснять. Ты не создана для одиночества, а условности вроде девственности можно обойти с легкостью.
- И тебя не возмущает? ... – все еще не могла свыкнуться с мыслью Джайя, даже не в силах разобрать, разочарована она отменой предстоящей казни за прелюбодеяние и торжеством от краха всех замыслов отца, или же наоборот, испытывает облегчение.
- Что? Что нашелся умник, который залез тебе под юбку? – Джайя покраснела еще гуще. – Хочешь, покажу лично всех красоток, под чьими юбками я бываю регулярно?
Джайя подавилась – и воздухом, и словами. Как это вообще понимать?! Прекрасное лицо перекосила гримаса растерянности, какую всегда видно у человека, потерявшего представление о жизни.
- Милая, - подал голос ахрамад, напоминая о себе, и потешаясь в душе над физиономией и наивностью невесты, – в какой стране ты вообще выросла?
***
Бумага в руках мужчины затряслась.
Утром они с молодым Стансором обговаривали снабжение. Из-за последних дождей дороги страшно размыло, и подводы с провиантом не было уже больше недели. Злоупотреблять охотой король здесь, в северном герцогстве, не хотел: неудачное время, если вспомнить, что оленихи едва разрешились, с молодняка проку нет, а без матерей он не выживет. Если это допустить, к зиме Стансорам будет нечем прокормиться. В другом регионе Нирох бы не колебался, но вредить племяннику, который держит оборону от племен с севера, не хотел.
Все это было таким важным еще утром, еще пару часов назад…
Но теперь Нирох сжимал кулаки, бессознательно стараясь сдержать дрожь. Перечитывал раз за разом строку за строкой, и в итоге со злости разорвал депешу пополам. Треск бумаги вывел короля из транса: вперив в гонца немигающий взгляд, Нирох, белый, как молоко, спросил еле слышно:
- Как?
Несчастного гонца скрутило страхом до немоты.
- Как? – повторил Нирох.
- Го…го… - заикаясь, попытался ответить, - говорят, ей п… пе….
- Иди отсюда, - приказал король. Жестом велел оруженосцу налить воды.
- Позови Тройда.
Принц явился быстро. Дернул полог и замер перед отцом. Тот оглянулся на сына испуганно, тревожно: как о таком скажешь? К тому же, скажешь сыну, которого потащил с собой разбираться с разрушенными после войны укреплениями на севере с фразой, что, мол, нечего столько времени сидеть у женской юбки и пора бы проветриться.
- Звал, отец? – напомнил о себе Тройд, устав наблюдать, как отец сверлит в нем дыру взглядом.
- Отошли всех от шатра на тридцать шагов и садись: новость плохая. Скверная, – он отвернулся в сторону, собрался с силами.
- Твоя жена, мать наследников, принцесса Виллина, убита.
Тройд ощутил, как онемело в горле и бессмысленно звякнуло в голове.
- Что?
- Мне очень жаль, сын. Видит Всеединая Мать, Виллина была достойной молодой женщиной: и женой, и матерью, и стала бы прекрасной короле …
- Замолчи, - прошипел Тройд, сжав челюсти и уставившись на отца так, будто тот собственными руками придушил невестку. Тройд задышал тяжело, прерывисто, со странными призвуками. Наконец, застонал, вскочив, отвернулся от отца и заметался по шатру, как раненный, агонизирующий медведь. Вдруг резко обернулся и рыкнул:
- Дети?
Нирох растерялся: об этом в депеше ни слова не было. Тройд расценил молчание отца, как самый худший из знаков.
- Что с ними?! – заорал он.
- Про них не сказано, - быстро, чуть заикаясь, отозвался Нирох. – Полагаю, невредимы.
Тройд рвано мотнул головой, остановившись на мгновение, и снова зашагал по шатру в разные стороны, как загнанная добыча.
- Кто посмел?
- Гвен пишет, староверы.
- Староверы?! – Тройд загоготал, сотрясаясь всем телом. – И за что?
- Виллина планировала принять крещение, и староверы не стали этого терпеть. Убили её, Ликандра и несколько слуг.
- Крещение? – Тройд расхохотался еще страшнее. - И ты в это веришь? – спросил резко, внезапно остановившись.
- Важно, поверят ли в это Тандарионы, - хмуро протянул король.
Да, не нужно быть знатоком шарад, чтобы понять, чем грозит гнев Архона.
- Сомневаюсь, - оборвал Тройд таким тоном, словно Нирох был повинен во всем. Впрочем, он и был! Разве Тройд не сказал ему перед отъездом, что ему на севере нечего делать и лучше побыть с семьей? Но когда Нирох слушал кого-то, кроме себя?
Нирох сделал вид, будто не слышал нервный всхлип сына и тяжело вздохнул.
- Племена на севере, пираты на западе, Архон на юге и, не дай Праматерь, гражданская война внутри … - сокрушенно покачал головой. И ведь все первые вместе взятые не так страшны, как последняя.
- Мне плевать, отец, - Тройд отвернулся. Нирох мотнул головой, как от пощечины. Не обращая на отца внимания, принц оскалился повторно. – Мне на все это плевать.
У Нироха затряслась челюсть.
- Королю не может быть…
- Я не король!
- Но будешь им.
- Мне плевать!
Нирох не мог найти слов от возмущения. Чертов недоносок! Кидаться короной вздумал?!
- Если мы ничего не сделаем, и впрямь не будешь, - процедил король. – Агравейн загонит нам меч под ребра с юга, а тут и северные племена подключаться – в воду не гляди. Я напишу в столицу, прикажу немедля удвоить городскую стражу и сейчас же поговорю с Ронелихом, ему придется продолжить одному и поторопиться с укреплениями. А ты свяжись с остальными герцогами. Нам надо немедля …
Тройд махнул рукой:
- Я нужен своим детям, - и вышел.
Нирох заорал вслед, что королева Гвен непременно приглядит за внуками. Потребовал немедля вернуться, даже кликнул стражу… а потом выгнал всех и замер.
Он не понимал чувств сына. Он пытался представить, как изменилась бы его жизнь без Гвен, и не мог, потому что она не изменилась бы вообще. Конечно, люби он её всем сердцем, выл бы от одиночества. Наверное. Но ведь он давно принял, что смог бы любить Гвен, только если бы та не была такой фанатичной христианкой. Ему так мешала её вера! Вот если бы он с самого начала женился на дочери своей религии и потерял её, тогда, быть может… хотя, если подумать, горевать об утрате женщины, которую толком не знаешь… Любить женщину, с которой тебя не связывает ничего, кроме постели… Этого Нирох вовсе не мог понять. Семью создает женщина, но женщину создают её дети, и вот, наверное, для ребенка, например, Тройда, потеря матери была бы совершенно невыносима. Тогда ему бы точно требовался отец. Да, наверняка. Но, правда, не сейчас. Тройд давно взрослый, он бы смог пережить такую потерю и сам.
Впрочем, тут бы Нирох тоже не поручился, ведь о потере собственной матери мог говорить с трудом. Нилиана, родившая его черт-те когда, уже тогда была Второй среди жриц, а позднее стала храмовницей Ангората. Разумеется, ей дела не было до собственных детей, когда дети ей – весь мир. Особенно – до мальчика. Долгое время о нем заботилась Нелла, старшая сестра, так что нет удивительного в его почтении к ней. Потом, правда, и Нелла стала храмовницей, и Нирох нашел семейное утешение в младшей сестренке, о которой когда-то немного заботился сам, но которая сторицей вернула брату любовь. Они вместе росли бастардами то при матери, ненужные ей, то при отце, который им не совсем доверял. Нирох подружился с мужем Мэррит, когда сестру выдали замуж. Нирох охотно привечал в столице Ронелиха и заступался за Шиаду. Разве странной была бы для остальных, знай они правду, его особая приязнь к детям покойной Мэррит?
Но, если подумать, её тоже забрали у него слишком быстро, и с этой утратой боль потери матери ему была бы сопоставима, будь Мэррит старшей сестрой. Но она была младшей, и только в случае, если…
Нирох вздохнул и понял, что запутался. Как ни старался понять чувства сына, не мог он одновременно напредставлять так много всего.
***
Закончив с делами, и наказав сворачиваться, Нирох остался в одиночестве шатра в подножии крепостного укрепления и всерьез схватился за грудь. Зря он высказал опасения вслух – произнесенные, они напугали короля. Племена на севере, пираты на западе, Архон на юге, и гражданская война – везде…
