И не успел я прийти на работу, как мне поручили один такой отчёт, по совершенно глухой для нашего, даже не отдела, а всего отделения, тематике. На моё счастье, задачи там поставленные были мне знакомы по работе в наладке. И я написал отчет, за неделю. Поручили следующий, и после третьего я намекнул, что не плохо бы меня повысить, повысили. А потом я заявил, что с возросшими объёмами не справляюсь, ведь была и основная работа, надо бы мне пару помощников, то есть, группу в подчинение. Ну а я, так и быть, буду руководителем этой группы. Начальник отделения, иезуитски улыбаясь, написал приказ и подписал его у генерального. Согласно этому приказу, группу я должен собрать сам, а нет группы – нет и руководителя. Обычно приказом о создании группы и перераспределялись сотрудники, а тут ищи сам. Переманивай из других групп, а какой руководитель отдаст толкового сотрудника, да и умный работник сам не пойдёт, такой переход – всегда конфликт с прежним руководством.
И я начал собирать группу. Первой была изгой в любой группе - Циля Руфинзон, крайне не благонадёжный сотрудник. Её неблагонадёжность заключалась в том, что её муж уехал в Израиль, четыре года назад, оставив её с маленькой дочкой на руках. И техника Цилю, не повышали, не давали премий, в общем, по всякому затирали. И идти ей было то некуда – везде было бы тоже самое, и она это понимала. Руководитель её бывшей группы с радостью разрешил её переход ко мне, я же при переводе ходатайствовал о повышении её до старшего техника. Второй стала Светочка, коробка конфет инспектору отдела кадров, и в наш отдел направили трёх блондинок - молодых специалистов распределённых в наш «яшик». Поскольку одна из вакансий была и в моей группе, то Светочка её и заняла, и вроде об этом не жалеет. В нагрузку к молодым специалисткам, блондинкам, в наш отдел направили ещё одного – Борю Фишмана, с ярко выраженной пятой графой. Естественно в группу к себе его не хотел брать ни один руководитель, а у меня как раз было место. Ну а Игорь Иванов сам ко мне пришёл. Его постоянные шутки и розыгрыши послужили поводом трёх переходов из группы в группу в течение последнего полугода. В моей группе он не стал вести себя тише, но здесь были все такие. И по негласному уговору, своими шутками Цилю мы не трогали. Вот так и собралась моя группа, надо было посмотреть на лица начальников отдела и отделения, когда я им принёс список на утверждение. Скривились, но подписали, оба. Сейчас не жалеют, моя группа поднаторела в писании отчётов о успешно непроделанной работе на любую тематику. Основную работу мы тоже делаем. Так, что нас не трогают, ну и мы никого не трогаем, сильно.
- Тоже в срок закончим, надо ещё поиск на патентную чистоту провести.
- Так в чём же дело? Проводите!
- Андрей Николаевич, провести надо в закрытых фондах, нужен допуск.
- А ты?
Допуск у меня был. Мне его дали довольно легко, всё-таки старший лейтенант запаса, а вот у сотрудников моей группы не было. Я преданно посмотрел в глаза босса:
- Выпишите временный допуск.
- Так на кого, у тебя ж в группе…
- А на Брянцеву, молодой специалист, трудолюбивая, опять же серьёзный семейный человек…
- Хм, ладно зайдёшь завтра утром, сегодня выпишу и у главного инженера подпишу. И вот ещё, что, тебя зам. по общим вопросам вызывает, чем-то он там недоволен, что вы опять натворили?
Заместитель директора по общим вопросам или как его называли - по разным ответам, занимался всеми вопросами нашего НИИ, которые не касались науки и производства, в том числе он собирал бригады для принудительной работы на полях близлежащих колхозов. Такая вот повинность - сельхоз работы, я понимаю, студенты там или какие другие научные работники, но даже мы работники закрытого предприятия не избежали этой участи. Его за это так и называли - колхозным бригадиром.
- Даже не знаю, что ему нужно, - искренне удивился я, - так я тогда пойду? Раз вызывает.
Зачем меня вызывает наш «бригадир», я догадывался.
Он сидел в своём кабинете и, сложив руки на животе, вращал большими пальцами. Перед ним на столе лежало заявление, на материальную помощь. Мною подписанное. На материальную помощь сотруднику моей группы Циле Руфинзон.
- Что ты скажешь? – спросил он меня, продолжение – в своё оправдание, подразумевалось.
- У неё зарплата в сто четыре рубля, а живёт она одна, и дочка у неё маленькая.
- Ну не такая уж и маленькая.
- Семь лет, мне кажется, это ещё не взрослая.
- А кто в этом виноват! - Повысил он голос, - И ей уже давали материальную помощь в этом году, давали?
- Это ещё зимой было, и дали всего тридцать рублей! – Я тоже начал заводится.
- Вот дали ж тридцать рублей! Полгода всего прошло! И снова ты написал - тридцать рублей! Государство это не дойная корова! И не бездонная бочка! Мы должны, рачительно относится к народным деньгам!
Я набрал воздух, чтоб высказать всё, что я думаю по этому поводу – про материальную помощь в размере тридцати рублей положенную только раз в год, про деньги на оздоровление в размере оклада, совсем не маленького оклада, полученные руководством института к отпуску, в том числе и моим собеседником. И полученную ими же материальную помощь, опять же по окладу, после отпуска. Интересно, а что они там, в отпуске делали, что им срочно материальная помощь понадобилась? Но сказать я ничего не успел, на звук начальственного рыка, заглянул парторг. Он вопросительно посмотрел на нас.
- Вот, полюбуйся, - «бригадир» протянул парторгу злополучное заявление. Парторг взял, прочитал и посмотрел на меня:
- Ах, как нехорошо, очень нехорошо! В то время как вся страна напрягает силы, чтоб выполнить задачи, поставленные перед ней партией, ты просишь материальную помощь? И для кого? Для человека порочащего свою страну?
Вот интересно, чем же Циля опорочила страну, тем, что из неё не уехала, или тем, что её муж бросил? Пропустив мимо ушей пятиминутную обличительную речь в адрес мирового сионизма и свой тоже, я посмотрел на их толстые рожи и, воспользовавшись паузой в речи нашего партийного начальства спросил:
- Значит, не дадите?
- Ты, я вижу, так и ни чего и не понял? – Грозно нахмурился «бригадир».
- Почему не понял? Понял, что не дадите. Разрешите идти?
- Вот, не понял! Связался с этими… Не даром на тебя из райкома сигнал поступил… - Повторил нахмуривание «бригадира» парторг.
Но я их уже не слушал, развернувшись, я вышел из кабинета. Надо отдать им должное, синхронное нахмуривание бровей у них здорово получилось, видать, долго репетировали.
А сигнал из райкома? Ну, это там потребовали принять ко мне меры, вплоть до исключения из партии. Третий секретарь, или кого там у них в колхоз надсмотрщиками посылают, нажаловался. Поехал я старшим от нашего НИИ, должен был ехать начальник нашего отделения, но вместо себя он меня подставил. И поехал я старшим, над всей сборной бригадой в восемьдесят человек, а там были и начальники отделов. Ну, выполнили мы свою норму, и пошли к своим автобусам, домой ехать. Тут этот хлыщ прибежал, и давай орать, что он запрещает раньше уезжать. Я ему объяснил по хорошему, мол, норму мы выполнили, а вон те, что вовремя уезжать будут и половины нашего не сделали, и представитель колхоза довольна. А он ни в какую, ну я его и послал. Смотрю, а те начальники, что под моей командой приехали, как-то радостно улыбаются, ну я этого придурка ещё раз послал – дальше и конкретнее, и дал команду грузиться. Вот так мы загрузились и уехали. А в райкоме не могли поверить, что беспартийного старшим пошлют. Вызвали меня на партийное бюро НИИ на следующий день, и говорят, так сурово, сурово говорят:
- Мы тебя из комсомола исключим!
А я им так радостно:
- Так это я могу со следующей зарплаты комсомольские взносы не платить?
Повздыхали они, хмуря брови, знают ведь, чем моя группа занимается, а денежки то капают, и в основном руководству, кто ж будет резать курицу, несущую золотые яйца? Ещё маленько поругали, сказали, что б я так больше не делал и отпустили.
В коридоре, перед дверью в наш отдел, меня с двух сторон за пуговицу ухватили Игорь и Боря:
- Ну?
- Что, ну? Государство – не дойная корова и не бездонная бочка, и вообще…
- Вот же гад! – это Игорь, для него вообще нет авторитетов, разве, что Заваров, и то, только тогда, когда вставляет свой коронный в левый верхний… Боря промолчал. Ну ладно не мытьём, так катаньем…
Разместившись в своём углу, я сказал Циле:
-Значит так, записывай. Рацпредложение – повысить несущую частоту установки бэ восемь зет двенадцать в два раза, с целью увеличения пропускной способности прохождения информации…
Надиктовав текст, я победно оглядел своих орлов и орлиц. Игорь хмыкнул:
- Оно то так, на возбуд пойдёт и задудит…
- Задудит, - согласился я и, подмигнув ему, продолжил диктовать Циле. – Второе рацпредложение – с целью устранения помех, применить систему фильтров…
Когда я закончил, Игорь опять ударился в критику:
- Это конечно хорошо, фильтры, конечно правильно, но такие фильтры будут золотыми…
- Циля, записывай дальше, - перебил я его, - Рацпредложение номер три, с целью экономии средств, осуществить неприменение дорогостоящих фильтров, для чего понизить несущую частоту в два раза…
- Гениально! Просто гениально! – До Игоря дошло, когда я диктовал текст третьей рацухи, но он благоговейно молчал, и выразил свой восторг лишь тогда, когда я закончил. Я встал, поклонился и сказал Циле:
- Оформишь всё как положено, без эконом эффекта, и подашь в техотдел, с интервалом в неделю.
- А прокатит? – Выразил свои сомнения Игорь.
- Прокатит, когда не надо экономику считать, особо не придираются, а мы ещё главным соавтором нашего босса бара сделаем, он землю рыть будет, а пропихнёт. Ему нужна сейчас изобретательская активность, как воздух. А тут такой подарок! Сначала его подпись, потом моя, а потом Циля твоя, а потом вы все подпишитесь. – Я грозно посмотрел на свою команду, - Конечно основные дивиденды босс загребёт, но и мы получим по сорок пять рэ. То есть по пятнадцать, за каждую рацуху. Не хотят добром отдавать – будем грабить!
- Эх, молодёжь! – В голосе Петровича звучало восхищение, он уже давно отложил свою газету и с интересом слушал.
- Но это же… Так же нельзя! – Возмущённо проговорила Циля. Все на неё посмотрели, без всякого одобрения. Вот же святая простота, её тут гнобят по всякому, все кому не лень, все, в смысле хоть какую-то власть имущие, а она пытается быть святее Папы Римского. Я вопросительно оглядел своих орлов. Боря Фишман сдвинул очки на нос, при этом стал так похож на рэбэ, про которого любил рассказывать анекдоты. И обращаясь к Циле, заговорил голосом рэбэ, читающего проповедь, или, что там у них:
- Циличка, слушай сюда! Это может быть показаться, таки да, обманом. Но это если смотреть очень невнимательно, а вот если посмотреть шире, или гораздо шире, - у Бори даже акцент характерный появился. – Посмотреть шире, но с другого бока, то в этом есть большой смысл. Ну, сколько мы получим, копейки! Но мы таки найдём эту проблему, и таки её устраним. И она перестанет быть. А если какой-то гицель, задумает эту проблему там сделать, так её уже здесь нет! Ведь этот гицель таки увеличит частоту и построит эти фильтры, угробит кучу денег, и неизвестно куда, неизвестно зачем. А оно кому-то надо? Совсем никому. А так уже проблемы нет, и никогда не будет. И сколько за такую полезную работу мы получим? Копейки! Так я смеюсь на вас, за такую важную работу такие копейки! Циличка, ну представь себе этого гицеля, и ты поймёшь… Нет, ты просто увидишь, сколько от него выйдет вреда!
Циля наморщила лоб, видно представила себе этого гицеля, ломом увеличивающего частоту. Циля согласно закивала, соглашаясь с доводами Бори. Речь Фишмана произвела впечатление на всех, даже Петрович, из-под газеты, показал Боре большой палец.
- Кстати, вождь мирового пролетариата уже давно указывает в светлое будущее, - заметил Игорь. На главной площади нашего города, как и всех советских городов, стоял упомянутый вождь, с гордо протянутой рукой. Во всех городах, где я побывал, эта протянутая рука указывала на одиннадцать часов, время начала продажи ликёроводочных изделий. А у нас в это время на первом этаже открывалась кафешка. Раньше там был спецмагазин, где работникам НИИ продавали разные дефициты, но с окончанием развитого социализма и началом ещё более развитой перестройки, все дефициты резко закончились. Магазин некоторое время пустовал, а потом какой-то светлой торгово-хозяйственной голове, пришла идея – продавать там кофе. Ведь работники умственного труда кофе всё равно пьют, и при этом думают. И думают лучше, поэтому в кафешку было разрешено ходить в любое время, всё-таки перестройка – новые веяния.
- Да, уже почти двенадцать, - отложив газеты, поднялся со своего места Петрович. За ним поднялись и мы. Прошествовав через весь отдел, наша группа пошла, пить кофе. Цокая каблучками, к нам присоединились две блондинки, пока шло наше импровизированное совещание, они отсутствовали. Вот так громко цокая каблучками блондинок, мы и пришли в кафешку, основной наплыв был сразу после одиннадцати, а мы обычно приходили позже, этому были свои причины. Во-первых, уже меньше людей, а во-вторых, тётя Зина, буфетчица, нам готовила настоящий экспрессо.
Когда привезли и установили эту чудо-кофеварку, она отказывалась варить кофе, и при этом била током всех кто до неё дотрагивался, и плевалась паром. Кофеварку на четыре парных места под чашечки, привезли уже не новую. Скорее всего, из интуриста, или какого другого подобного места, уж очень «западный» вид она имела, не такой как кофеварки в городских кафешках. Общепитовские наладчики никак не могли её запустить, может, квалификации не хватало, а может, ожидали мзду от нашей буфетчицы. Боря Фишман нутром чуявший возможную выгоду, предложил посмотреть, что там и как. И мы, втроём быстро наладили буржуйский агрегат. Надо-то было просто подтянуть гайки державшие уплотнительные шайбы и заизолировать провода. Тётя Зина прониклась и варила нам правильный кофе. Такой как надо варить. Секрет был в том, что ёмкости с дырочками, через которые прогонялся кипяток и в которых находился молотый кофе, надо каждый раз очищать. А паровоздушная смесь имеет давление до десяти атмосфер, и порошок молотого кофе под этим давлением превращается в очень плотную массу. Вычищают её специальным скребком, в специальном устройстве, которое находится в этом же кофе-варительном агрегате, скребок регулируют так, чтоб он удалял всю массу использованного кофе. Это в теории, а на самом деле он удаляет только треть, а две трети остаётся в ёмкости. Понятно? Так вот нам тётя Зина варила правильный кофе, и всем кто был «с нами» тоже. С нами ходили Циля, наша блондинка, её подруги и Петрович. Другие были не «с нами». Причём когда, кто-то из тех, кто был «с нами», приходил отдельно, буфетчица варила им обычный кофе. И они быстро поняли, что когда с нашей троицей, то кофе гораздо вкуснее, почему-то. Петрович, догадывался, но уследить за манипуляциями тёти Зины, а она работала - куда там Акопяну старшему, у него не получалось.
Полпервого пол часа до обеда, женщины отдела на низком старте. Светочка и её подруги смотрят на меня умоляющими глазами, вздохнув, я достаю три увольнительных, и гордые блондинки ускакакивают по магазинам, предварительно выгребя у нас все двушки.
И я начал собирать группу. Первой была изгой в любой группе - Циля Руфинзон, крайне не благонадёжный сотрудник. Её неблагонадёжность заключалась в том, что её муж уехал в Израиль, четыре года назад, оставив её с маленькой дочкой на руках. И техника Цилю, не повышали, не давали премий, в общем, по всякому затирали. И идти ей было то некуда – везде было бы тоже самое, и она это понимала. Руководитель её бывшей группы с радостью разрешил её переход ко мне, я же при переводе ходатайствовал о повышении её до старшего техника. Второй стала Светочка, коробка конфет инспектору отдела кадров, и в наш отдел направили трёх блондинок - молодых специалистов распределённых в наш «яшик». Поскольку одна из вакансий была и в моей группе, то Светочка её и заняла, и вроде об этом не жалеет. В нагрузку к молодым специалисткам, блондинкам, в наш отдел направили ещё одного – Борю Фишмана, с ярко выраженной пятой графой. Естественно в группу к себе его не хотел брать ни один руководитель, а у меня как раз было место. Ну а Игорь Иванов сам ко мне пришёл. Его постоянные шутки и розыгрыши послужили поводом трёх переходов из группы в группу в течение последнего полугода. В моей группе он не стал вести себя тише, но здесь были все такие. И по негласному уговору, своими шутками Цилю мы не трогали. Вот так и собралась моя группа, надо было посмотреть на лица начальников отдела и отделения, когда я им принёс список на утверждение. Скривились, но подписали, оба. Сейчас не жалеют, моя группа поднаторела в писании отчётов о успешно непроделанной работе на любую тематику. Основную работу мы тоже делаем. Так, что нас не трогают, ну и мы никого не трогаем, сильно.
- Тоже в срок закончим, надо ещё поиск на патентную чистоту провести.
- Так в чём же дело? Проводите!
- Андрей Николаевич, провести надо в закрытых фондах, нужен допуск.
- А ты?
Допуск у меня был. Мне его дали довольно легко, всё-таки старший лейтенант запаса, а вот у сотрудников моей группы не было. Я преданно посмотрел в глаза босса:
- Выпишите временный допуск.
- Так на кого, у тебя ж в группе…
- А на Брянцеву, молодой специалист, трудолюбивая, опять же серьёзный семейный человек…
- Хм, ладно зайдёшь завтра утром, сегодня выпишу и у главного инженера подпишу. И вот ещё, что, тебя зам. по общим вопросам вызывает, чем-то он там недоволен, что вы опять натворили?
Заместитель директора по общим вопросам или как его называли - по разным ответам, занимался всеми вопросами нашего НИИ, которые не касались науки и производства, в том числе он собирал бригады для принудительной работы на полях близлежащих колхозов. Такая вот повинность - сельхоз работы, я понимаю, студенты там или какие другие научные работники, но даже мы работники закрытого предприятия не избежали этой участи. Его за это так и называли - колхозным бригадиром.
- Даже не знаю, что ему нужно, - искренне удивился я, - так я тогда пойду? Раз вызывает.
Зачем меня вызывает наш «бригадир», я догадывался.
Он сидел в своём кабинете и, сложив руки на животе, вращал большими пальцами. Перед ним на столе лежало заявление, на материальную помощь. Мною подписанное. На материальную помощь сотруднику моей группы Циле Руфинзон.
- Что ты скажешь? – спросил он меня, продолжение – в своё оправдание, подразумевалось.
- У неё зарплата в сто четыре рубля, а живёт она одна, и дочка у неё маленькая.
- Ну не такая уж и маленькая.
- Семь лет, мне кажется, это ещё не взрослая.
- А кто в этом виноват! - Повысил он голос, - И ей уже давали материальную помощь в этом году, давали?
- Это ещё зимой было, и дали всего тридцать рублей! – Я тоже начал заводится.
- Вот дали ж тридцать рублей! Полгода всего прошло! И снова ты написал - тридцать рублей! Государство это не дойная корова! И не бездонная бочка! Мы должны, рачительно относится к народным деньгам!
Я набрал воздух, чтоб высказать всё, что я думаю по этому поводу – про материальную помощь в размере тридцати рублей положенную только раз в год, про деньги на оздоровление в размере оклада, совсем не маленького оклада, полученные руководством института к отпуску, в том числе и моим собеседником. И полученную ими же материальную помощь, опять же по окладу, после отпуска. Интересно, а что они там, в отпуске делали, что им срочно материальная помощь понадобилась? Но сказать я ничего не успел, на звук начальственного рыка, заглянул парторг. Он вопросительно посмотрел на нас.
- Вот, полюбуйся, - «бригадир» протянул парторгу злополучное заявление. Парторг взял, прочитал и посмотрел на меня:
- Ах, как нехорошо, очень нехорошо! В то время как вся страна напрягает силы, чтоб выполнить задачи, поставленные перед ней партией, ты просишь материальную помощь? И для кого? Для человека порочащего свою страну?
Вот интересно, чем же Циля опорочила страну, тем, что из неё не уехала, или тем, что её муж бросил? Пропустив мимо ушей пятиминутную обличительную речь в адрес мирового сионизма и свой тоже, я посмотрел на их толстые рожи и, воспользовавшись паузой в речи нашего партийного начальства спросил:
- Значит, не дадите?
- Ты, я вижу, так и ни чего и не понял? – Грозно нахмурился «бригадир».
- Почему не понял? Понял, что не дадите. Разрешите идти?
- Вот, не понял! Связался с этими… Не даром на тебя из райкома сигнал поступил… - Повторил нахмуривание «бригадира» парторг.
Но я их уже не слушал, развернувшись, я вышел из кабинета. Надо отдать им должное, синхронное нахмуривание бровей у них здорово получилось, видать, долго репетировали.
А сигнал из райкома? Ну, это там потребовали принять ко мне меры, вплоть до исключения из партии. Третий секретарь, или кого там у них в колхоз надсмотрщиками посылают, нажаловался. Поехал я старшим от нашего НИИ, должен был ехать начальник нашего отделения, но вместо себя он меня подставил. И поехал я старшим, над всей сборной бригадой в восемьдесят человек, а там были и начальники отделов. Ну, выполнили мы свою норму, и пошли к своим автобусам, домой ехать. Тут этот хлыщ прибежал, и давай орать, что он запрещает раньше уезжать. Я ему объяснил по хорошему, мол, норму мы выполнили, а вон те, что вовремя уезжать будут и половины нашего не сделали, и представитель колхоза довольна. А он ни в какую, ну я его и послал. Смотрю, а те начальники, что под моей командой приехали, как-то радостно улыбаются, ну я этого придурка ещё раз послал – дальше и конкретнее, и дал команду грузиться. Вот так мы загрузились и уехали. А в райкоме не могли поверить, что беспартийного старшим пошлют. Вызвали меня на партийное бюро НИИ на следующий день, и говорят, так сурово, сурово говорят:
- Мы тебя из комсомола исключим!
А я им так радостно:
- Так это я могу со следующей зарплаты комсомольские взносы не платить?
Повздыхали они, хмуря брови, знают ведь, чем моя группа занимается, а денежки то капают, и в основном руководству, кто ж будет резать курицу, несущую золотые яйца? Ещё маленько поругали, сказали, что б я так больше не делал и отпустили.
В коридоре, перед дверью в наш отдел, меня с двух сторон за пуговицу ухватили Игорь и Боря:
- Ну?
- Что, ну? Государство – не дойная корова и не бездонная бочка, и вообще…
- Вот же гад! – это Игорь, для него вообще нет авторитетов, разве, что Заваров, и то, только тогда, когда вставляет свой коронный в левый верхний… Боря промолчал. Ну ладно не мытьём, так катаньем…
Разместившись в своём углу, я сказал Циле:
-Значит так, записывай. Рацпредложение – повысить несущую частоту установки бэ восемь зет двенадцать в два раза, с целью увеличения пропускной способности прохождения информации…
Надиктовав текст, я победно оглядел своих орлов и орлиц. Игорь хмыкнул:
- Оно то так, на возбуд пойдёт и задудит…
- Задудит, - согласился я и, подмигнув ему, продолжил диктовать Циле. – Второе рацпредложение – с целью устранения помех, применить систему фильтров…
Когда я закончил, Игорь опять ударился в критику:
- Это конечно хорошо, фильтры, конечно правильно, но такие фильтры будут золотыми…
- Циля, записывай дальше, - перебил я его, - Рацпредложение номер три, с целью экономии средств, осуществить неприменение дорогостоящих фильтров, для чего понизить несущую частоту в два раза…
- Гениально! Просто гениально! – До Игоря дошло, когда я диктовал текст третьей рацухи, но он благоговейно молчал, и выразил свой восторг лишь тогда, когда я закончил. Я встал, поклонился и сказал Циле:
- Оформишь всё как положено, без эконом эффекта, и подашь в техотдел, с интервалом в неделю.
- А прокатит? – Выразил свои сомнения Игорь.
- Прокатит, когда не надо экономику считать, особо не придираются, а мы ещё главным соавтором нашего босса бара сделаем, он землю рыть будет, а пропихнёт. Ему нужна сейчас изобретательская активность, как воздух. А тут такой подарок! Сначала его подпись, потом моя, а потом Циля твоя, а потом вы все подпишитесь. – Я грозно посмотрел на свою команду, - Конечно основные дивиденды босс загребёт, но и мы получим по сорок пять рэ. То есть по пятнадцать, за каждую рацуху. Не хотят добром отдавать – будем грабить!
- Эх, молодёжь! – В голосе Петровича звучало восхищение, он уже давно отложил свою газету и с интересом слушал.
- Но это же… Так же нельзя! – Возмущённо проговорила Циля. Все на неё посмотрели, без всякого одобрения. Вот же святая простота, её тут гнобят по всякому, все кому не лень, все, в смысле хоть какую-то власть имущие, а она пытается быть святее Папы Римского. Я вопросительно оглядел своих орлов. Боря Фишман сдвинул очки на нос, при этом стал так похож на рэбэ, про которого любил рассказывать анекдоты. И обращаясь к Циле, заговорил голосом рэбэ, читающего проповедь, или, что там у них:
- Циличка, слушай сюда! Это может быть показаться, таки да, обманом. Но это если смотреть очень невнимательно, а вот если посмотреть шире, или гораздо шире, - у Бори даже акцент характерный появился. – Посмотреть шире, но с другого бока, то в этом есть большой смысл. Ну, сколько мы получим, копейки! Но мы таки найдём эту проблему, и таки её устраним. И она перестанет быть. А если какой-то гицель, задумает эту проблему там сделать, так её уже здесь нет! Ведь этот гицель таки увеличит частоту и построит эти фильтры, угробит кучу денег, и неизвестно куда, неизвестно зачем. А оно кому-то надо? Совсем никому. А так уже проблемы нет, и никогда не будет. И сколько за такую полезную работу мы получим? Копейки! Так я смеюсь на вас, за такую важную работу такие копейки! Циличка, ну представь себе этого гицеля, и ты поймёшь… Нет, ты просто увидишь, сколько от него выйдет вреда!
Циля наморщила лоб, видно представила себе этого гицеля, ломом увеличивающего частоту. Циля согласно закивала, соглашаясь с доводами Бори. Речь Фишмана произвела впечатление на всех, даже Петрович, из-под газеты, показал Боре большой палец.
- Кстати, вождь мирового пролетариата уже давно указывает в светлое будущее, - заметил Игорь. На главной площади нашего города, как и всех советских городов, стоял упомянутый вождь, с гордо протянутой рукой. Во всех городах, где я побывал, эта протянутая рука указывала на одиннадцать часов, время начала продажи ликёроводочных изделий. А у нас в это время на первом этаже открывалась кафешка. Раньше там был спецмагазин, где работникам НИИ продавали разные дефициты, но с окончанием развитого социализма и началом ещё более развитой перестройки, все дефициты резко закончились. Магазин некоторое время пустовал, а потом какой-то светлой торгово-хозяйственной голове, пришла идея – продавать там кофе. Ведь работники умственного труда кофе всё равно пьют, и при этом думают. И думают лучше, поэтому в кафешку было разрешено ходить в любое время, всё-таки перестройка – новые веяния.
- Да, уже почти двенадцать, - отложив газеты, поднялся со своего места Петрович. За ним поднялись и мы. Прошествовав через весь отдел, наша группа пошла, пить кофе. Цокая каблучками, к нам присоединились две блондинки, пока шло наше импровизированное совещание, они отсутствовали. Вот так громко цокая каблучками блондинок, мы и пришли в кафешку, основной наплыв был сразу после одиннадцати, а мы обычно приходили позже, этому были свои причины. Во-первых, уже меньше людей, а во-вторых, тётя Зина, буфетчица, нам готовила настоящий экспрессо.
Когда привезли и установили эту чудо-кофеварку, она отказывалась варить кофе, и при этом била током всех кто до неё дотрагивался, и плевалась паром. Кофеварку на четыре парных места под чашечки, привезли уже не новую. Скорее всего, из интуриста, или какого другого подобного места, уж очень «западный» вид она имела, не такой как кофеварки в городских кафешках. Общепитовские наладчики никак не могли её запустить, может, квалификации не хватало, а может, ожидали мзду от нашей буфетчицы. Боря Фишман нутром чуявший возможную выгоду, предложил посмотреть, что там и как. И мы, втроём быстро наладили буржуйский агрегат. Надо-то было просто подтянуть гайки державшие уплотнительные шайбы и заизолировать провода. Тётя Зина прониклась и варила нам правильный кофе. Такой как надо варить. Секрет был в том, что ёмкости с дырочками, через которые прогонялся кипяток и в которых находился молотый кофе, надо каждый раз очищать. А паровоздушная смесь имеет давление до десяти атмосфер, и порошок молотого кофе под этим давлением превращается в очень плотную массу. Вычищают её специальным скребком, в специальном устройстве, которое находится в этом же кофе-варительном агрегате, скребок регулируют так, чтоб он удалял всю массу использованного кофе. Это в теории, а на самом деле он удаляет только треть, а две трети остаётся в ёмкости. Понятно? Так вот нам тётя Зина варила правильный кофе, и всем кто был «с нами» тоже. С нами ходили Циля, наша блондинка, её подруги и Петрович. Другие были не «с нами». Причём когда, кто-то из тех, кто был «с нами», приходил отдельно, буфетчица варила им обычный кофе. И они быстро поняли, что когда с нашей троицей, то кофе гораздо вкуснее, почему-то. Петрович, догадывался, но уследить за манипуляциями тёти Зины, а она работала - куда там Акопяну старшему, у него не получалось.
Полпервого пол часа до обеда, женщины отдела на низком старте. Светочка и её подруги смотрят на меня умоляющими глазами, вздохнув, я достаю три увольнительных, и гордые блондинки ускакакивают по магазинам, предварительно выгребя у нас все двушки.
