Я знала, что когда-то мне придется за это ответить. Я знала, что Рожжер пошлет по моему следу наемника, убийцу, который должен будет оборвать мою жизнь, раз уж я не готова отдать ее добровольно. Рожжер не принимает отказов и тем более он не принимает отказов от заклинательниц, которые когда-то делили с ним постель.
Я сбежала — и это была пощечина, след которой еще долго будет гореть на его самодовольном бородатом лице.
Я отказалась отдать ему свою магию — и это был плевок, и слюна еще долго будет стекать по его щеке, заставляя его рычать от унижения и злости.
С ним осталось еще двое из нас, и из них Рожжер наверняка выжмет все магические соки. Если нет — пройдется хлыстом по обнаженным спинам, напомнит, кому они обязаны жизнью, одеждой, отдельной спальней, в которую иногда заглядывал их благодетель. Со временем он натаскает их, и они создадут свой собственный триумвират, и сила снова начнет ткаться вокруг них в кокон и тянуться нитями, и проступать узорами на довольных лицах.
Но это без меня... и без меня это будут просто три сильных мага-провидца. Со мной это была бы возможность не только видеть будущее... но менять его, магией и смертями. Рожжер одержим этим ритуалом. Ради такой возможности он готов на все.
Но я уже видела, что Рожжер сделает с нами после. Кровь, зубцы меча, раздирающего на части — нет, не меня, потому что если бы я увидела свое будущее, то была бы обречена, но Ингис, самую младшую из нас, которую он клялся, что любил.
Клятвопреступники так любят клясться.
Рожжер запер Ингис в клетку, когда заставил нас показать ему это будущее. И меня тоже ждала клетка, но я укусила одного стражника в шею и выплюнула кусок мяса и крови в лицо второму, и пока один фонтанировал на каменный пол своим страхом и жизнью, а второй блевал, я успела выбежать из подземелья и, накрывшись иллюзией, скользнуть во тьму за домом.
Я скитаюсь почти восемь лун, стараясь держаться подальше от Рожжера, но поближе к Истоку, от которого питается моя магия. Это опасно, но до недавнего времени я боялась покинуть город... была слишком слаба без триумвирата, отвыкла творить заклинания одна.
Рожжер это знает, и потому по моему следу бегает уже куча его ищеек.
Похоже, одна из них все-таки меня нашла.
Он сидит в темноте у опоры старого каменного моста: гибкий, ловкий, в черной одежде и маске, закрывающей нижнюю половину лица. Я знаю, что у него золотистые глаза — видение мне их показало еще две ночи назад. Я знаю, что на его счету не меньше дюжины магов и немагов, и что орудует он кинжалами из темного серебра — они разрывают магические путы, мешают творить защитные заклинания и легко проходят сквозь крепкий кожаный доспех.
Убийца знает, что я пройду здесь сегодня вечером. Ему известны мои приметы: невысокого роста женщина в сером одеянии и плаще, наброшенном на плечи для защиты от тумана и холода, голубые глаза, русые волосы, над бровью — тонкий белый шрам от укола кинжалом. Когда начинает заклинать, на лице проступает сетка магических меток, змеящаяся и черная.
Убийца знает, что я — темный маг, но это его наверняка не тревожит.
Темные маги такие же смертные, как и все остальные. Серебро в сердце способно отправить любого из них в Колесницу Энефрет.
Я останавливаюсь на мосту прямо над тем местом, где он стоит, и делаю глубокий вдох, позволяя магии окружить меня своей прозрачной силой. Сердце сходит с ума в груди, но снаружи я спокойна и собрана для последнего боя. Я не собираюсь бежать. Я устала. Но я не собираюсь сдаваться на милость наемника просто так.
— Я знаю, что ты здесь, убийца, — говорю я, и голос звучит как-то хрупко в окружающей нас вечерней тишине. — Я чувствую тебя своей магией. Покажись.
Из-под моста доносится негромкий мягкий звук — движение, а потом я беззвучно ахаю и отступаю, когда он оказывается прямо передо мной.
Убийца ненамного выше меня и кажется младше, чем в видении — мой ровесник или около того, — и темные волосы, заплетенные в мелкие косы, рассыпаются по его плечам. У него высокие скулы и тонкие, вразлет, брови, будто нарисованные тушью... Я заставляю себя опомниться, когда понимаю, что он готов меня ударить, и мои пальцы начинают сжиматься в кулак — бросить в него магией, причинить боль, — когда неожиданно я слышу его голос.
— Ты почувствовала меня? Этого не может быть. На мне магическая защита. Ее наложил сам Рожжер.
Голос, заглушенной тканевой маской, полон опасного огня. Я знаю: убийца наверняка думает, что я просто пытаюсь отсрочить неизбежное, сплетая ложь, но мои губы уже объясняют так, будто он просил объяснения, и слова звучат уверенно и спокойно:
— Рожжер обманул тебя, когда накладывал заклинание. Он не закрыл тебя от меня, а наоборот. Он хотел, чтобы я почувствовала тебя и поняла, что пора готовиться к смерти. А раз так, убийца, значит, ты действительно хорош. Других он от меня скрывал.
В золотистых глазах я вижу проблеск любопытства.
— И много было этих других?
Мои пальцы шевелятся, перебирают магические нити, когда я отвечаю:
— Да. Кое-кто жив, кое-кто уже нет... Я должна предупредить тебя, убийца. Я не боюсь причинять боль и я не боюсь боли. Я не владею оружием, но у меня есть магия. Я буду сражаться с тобой до последней капли крови.
— Это хорошо, — говорит он, и я чувствую по его голосу, что он так и считает. — Правда, я тоже должен предупредить тебя. На моем счету есть маги сильнее тебя и даже Рожжера. — Убийца делает паузу, будто чтобы придать следующим словам больше веса. — Твоя смерть наступит быстро и будет менее мучительной, если ты просто сдашься.
— Никогда, — говорю я.
Он чуть наклоняет голову, и что-то откликается во мне на это движение, заставляет замереть. Я чувствую, как вспухают под кожей черные метки-змеи, разбегаются по лицу. Должно быть, я сейчас выгляжу откровенно отвратительно, мелькает неуместная мысль. Я заставляю себя ее отбросить.
— Я так и думал. Рожжер не стал бы нанимать меня для простого дела. — Золотистые глаза разглядывают меня в упор. — Ты сказала, что ты почувствовала меня. Почему тогда ты не попыталась сбежать?
— Потому что я знала, что наша встреча неизбежна, — говорю я прямо. — Я... видела тебя в своих видениях. Я знала, что мы должны встретиться в этом моменте, в эту ночь. Это была судьба.
— Судьба, — повторяет он странно медленно, все так же не отрывая от меня взгляда. — Ты очень красивая, ты знаешь? Даже с этими магическими метками на лице.
Мое сердце бьется быстрее от него слов, магия пульсирует сильнее на кончиках пальцев. Он сбивает меня с толку, он хочет ослабить мою бдительность, я не должна поддаваться.
— Я удивлена твоими словами, убийца, — говорю я, но голос звучит совсем не так решительно, как мне бы того хотелось. — И тем, что ты еще не нанес первый удар.
Он не меняется в лице после моих слов, только становится чуть более задумчивым взгляд.
— Я должен был уже убить тебя, — признается он, и голос его неожиданно выдает неуверенность. — Ты — беглый заклинатель магического круга, и заказчик заплатил за твою смерть. Но что-то в тебе... притягивает меня. Расскажи мне, кто ты. Я должен понять, что с тобой не так.
Я отвожу взгляд от его лица и некоторое время просто смотрю на ветки кустарников, волнующиеся под ночным ветром. Я не могу ударить его первой, я знаю, что не могу. И меня тоже что-то притягивает в его облике и словах. Не потому, что он несет смерть на кончиках своих серебряных кинжалов. Здесь что-то другое.
— Что именно ты хочешь знать, убийца? — наконец спрашиваю я, и магия отступает, метки — я это чувствую — почти исчезают с моего лица. — Как ты понимаешь, меня не очень радует идея неотвратимой гибели, так что... спрашивай. Я обещаю, что расскажу тебе только правду.
— Только правду? — повторяет он, и неожиданно я слышу смешок. — Ну что ж. Расскажи мне о своей силе. Твои метки черные, но узор мне незнаком. Ты — темный Ловец, я угадал?
— Да, убийца, — говорю я. — Я владею магией душ, которая появляется ночью. Темнота движет меня вперед. Она вдохновляет меня. В темноте я живу и чувствую острее, я сильнее и проворнее. А что насчет тебя?
— Я живу и чувствую острее, когда я охочусь, — говорит он медленно, и голос становится ниже, как если бы он мне угрожал. Но он мне не угрожает. Это странно, этого не должно быть, но все же... Я стою лицом к лицу с одним из лучших наемников Рожжера и он не пытается меня убить. — Но я понимаю, что ты чувствуешь в темноте. Ощущение опасности и неизвестности заставляет сердце биться быстрее. А темнота — это всегда неизвестность. И ты — тоже неизвестность.
Я неожиданно чувствую себя так, будто стою на берегу и готовлюсь шагнуть с обрыва.
— Я не неизвестность, — говорю я, заставляя себя отступить от этого обрыва, и даже кутаюсь в плащ, хотя холоднее не стало. — Я всего лишь еще один заклинатель на твоем пути. Еще одна жертва.
— Жертва, — повторяет он задумчиво. — Так я должен тебя воспринимать. Но я вижу в тебе что-то еще. Что-то, что не дает мне нанести удар... пока.
Я замираю от его последнего слова. В нем такой холод, что волосы на моем затылке становятся дыбом.
— Я не понимаю твоей игры, убийца, — говорю я, быстро и уже не скрываясь сплетая вокруг себя паутину магии.
Маска на его лице двигается так, что я понимаю: он заметил мое плетение. И он улыбается.
— Нет никакой игры, Рослинн, — мое имя в его устах звучит, как лунный свет, призрачно и недосягаемо. — Ты и сама это чувствуешь. Притяжение. Магию. Мы тянемся друг к другу, разве ты способна это отрицать?
Он протягивает руку и касается моего плеча. Его ладонь скрыта кожей перчатки, но пальцы — нет, и оттого рука кажется беззащитной, уязвимой, обманчиво слабой.
Но я знаю, что если она сомкнется на моей шее, то не отпустит, пока я не сделаю свой последний вдох.
А если коснется голой кожи в ласке?
— Я... не отрицаю.
Золотистые глаза вспыхивают от моих слов, и мое тело отзывается на это еле заметной дрожью.
— Ты говорила, что это судьба, Рослинн, — говорит он почти нежно, и я понимаю: он ощутил эту дрожь. — Я чувствую... я вынужден с тобой согласиться.
— Что ты предлагаешь мне, убийца? — спрашиваю я тогда, хотя уже знаю.
— Я предлагаю тебе сделку, Рослинн. Ты остаешься со мной на эту ночь, и мы пройдем по краю отсюда и до самого утра. Я клянусь богиней, что не попытаюсь тебя убить или причинить тебе вред... если ты согласишься.
— И если я соглашусь, то утром ты меня отпустишь?
Он кивает.
— Да. Я отпущу тебя. Ты дашь мне свою вещь и кровь, и я отдам из Рожжеру как доказательство твоей смерти. У тебя будет время. Оно тебе и нужно, ведь так? Что же до меня, — он пожимает плечами, — я готов рискнуть. Я получу большее удовольствие от тебя живой, нежели от мертвой. Думаю, что и ты тоже.
Я обдумываю его слова, стоя на холодном ветру. Я не девственница, а он не похож на насильника, и хоть мы оба и знаем, что выбора у меня нет...
— Хорошо, убийца. Я принимаю твои условия, — говорю я спокойно. — Я останусь с тобой на ночь и лягу с тобой в постель, если ты захочешь.
Он смеется неожиданно мягко и тепло, а потом легким движением опускает маску, открывая мне свое лицо. Я разглядываю его твердый подбородок, четкую линию челюсти и мягкие губы, не совсем недолго: через мгновение эти губы прижимаются к моим губам в легком поцелуе.
— Ты решительная, Рослинн, — говорит он, отстранившись еще через мгновение, но обхватывая меня рукой за плечи, — и мне это нравится. Но не называй меня больше убийцей. Мое имя Кейд.
Кейд. Ему идет это имя, думаю я, пока мы идем к дереву, возле которого он оставил свою кошку. Лоснящаяся серая с белым шкура зверя чуть заметно светится в темноте, леоар зевает, демонстрируя огромные клыки. Кейд берет меня за руку, когда мы подходим ближе, подставляет наши ладони под влажный кошачий нос. Леоар внимательно обнюхивает мои пальцы, дыхание тоже влажное и теплое.
— Зарра, — говорит Кейд, и кошка смотрит на него. Это ее имя, понимаю я. — Зарра, эта женщина со мной. Она не враг.
Кошка внимательно смотрит на меня, как будто проверяя правдивость его слов. Я отвожу взгляд — с леоарами лучше не играть в гляделки, если не хочешь неприятностей, — и тогда Зарра тычется носом мне в ладонь, лижет и отстраняется.
— Теперь она запомнила тебя, — говорит Кейд. — Ты можешь не опасаться.
Он забирается в седло и ждет, пока я усядусь сзади. Его тело защищает меня от поднявшегося холодного ветра, и я с удовольствием прижимаюсь к нему. Кейд накрывает рукой мою руку, которой я обняла его за талию, но это не ласка. Он хочет привлечь мое внимание.
— Рослинн? Я повторяю обещание еще раз, и я клянусь честью: я отпущу тебя, как только придет утро. Я дам тебе уйти и не стану тебя преследовать.
— Спасибо, Кейд, — говорю я. — Я верю тебе.
Он не говорит больше не слова. Леоар прыжком срывается с места, и мне остается только прижаться ухом к спине Кейда и позволить кошке нести нас куда-то по мосту, мимо домов, прочь от места, где я должна была встретить свою смерть.
Мы почти сразу покидаем городские пределы, дома становятся реже, улица спотыкается на последнем переулке и открывается в бескрайнюю равнину, испещренную полосами Истока — длинными трещинами в земле, откуда сочится магия. Я чувствую ее шепот в своем ухе, покалывание на коже, там, где она впитывается в мои руки и лицо. Исток делает меня сильнее. Кейд должен это знать...
— Ты не боишься, что я прямо сейчас опутаю тебя сетью магии и задушу? — спрашиваю я, прижимаясь щекой к его спине.
Она вибрирует, когда он издает низкий смешок.
— Ты не сделаешь этого.
Он прав. Я и сама не знаю, зачем спросила. Я и сама не знаю, какого ответа ждала.
Леоар сворачивает с колеи, оставленной сотнями тысяч колес, проехавших по пути из города и обратно за последние сотни Жизней, и устремляется к мрачному каменному дому, укромно притаившемуся в небольшой, неизвестно откуда тут взявшейся роще. Лунный свет серебрит стены, листья кустарника, окружающего дом плотным кольцом, но окна темны и неприветливы.
Ветер как будто становится чуть холоднее, когда мы приближаемся, треплет мои волосы настойчиво и без ласки.
— Это ведь не твой дом, Кейд, — говорю я.
Его тело под моими руками чуть заметно напрягается.
— Нет. Но это безопасное место. И оно защищено магией. Ты сама сейчас все увидишь.
Зарра делает последний прыжок — и мы на месте. Я сползаю с седла прямо в руки Кейда, и он не отстраняется, чтобы дать мне место, нет. Скорее наоборот. Он чувствует все изгибы моего тела, а я — его, настолько мы близко. Золотистые глаза глядят мне в лицо, поблескивая в свете луны, когда Кейд говорит:
— Я дам тебе немного времени освоиться, Рослинн. Впереди вся ночь. Нам некуда торопиться.
Я киваю. Мы оба знаем, зачем я здесь. Притворяться, играть нет смысла.
— Я сделаю все, чтобы ты получил удовольствие этой ночью, — говорю я, как мне кажется, рассудительно и спокойно, и пытаюсь отодвинуться, чтобы Кейд не почувствовал, как стало чуть быстрее биться мое сердце, но неожиданно его пальцы касаются моей щеки.
Я замираю, а он смотрит на меня и говорит:
— Ты очень скоро поймешь, что делать тебе особенно ничего и не придется. Я простой мужчина с простыми потребностями, Рослинн. Я говорю прямо, что мне нравится и чего я хочу, и не скрываю своих желаний. И мое желание сегодня — это ты.
Я сбежала — и это была пощечина, след которой еще долго будет гореть на его самодовольном бородатом лице.
Я отказалась отдать ему свою магию — и это был плевок, и слюна еще долго будет стекать по его щеке, заставляя его рычать от унижения и злости.
С ним осталось еще двое из нас, и из них Рожжер наверняка выжмет все магические соки. Если нет — пройдется хлыстом по обнаженным спинам, напомнит, кому они обязаны жизнью, одеждой, отдельной спальней, в которую иногда заглядывал их благодетель. Со временем он натаскает их, и они создадут свой собственный триумвират, и сила снова начнет ткаться вокруг них в кокон и тянуться нитями, и проступать узорами на довольных лицах.
Но это без меня... и без меня это будут просто три сильных мага-провидца. Со мной это была бы возможность не только видеть будущее... но менять его, магией и смертями. Рожжер одержим этим ритуалом. Ради такой возможности он готов на все.
Но я уже видела, что Рожжер сделает с нами после. Кровь, зубцы меча, раздирающего на части — нет, не меня, потому что если бы я увидела свое будущее, то была бы обречена, но Ингис, самую младшую из нас, которую он клялся, что любил.
Клятвопреступники так любят клясться.
Рожжер запер Ингис в клетку, когда заставил нас показать ему это будущее. И меня тоже ждала клетка, но я укусила одного стражника в шею и выплюнула кусок мяса и крови в лицо второму, и пока один фонтанировал на каменный пол своим страхом и жизнью, а второй блевал, я успела выбежать из подземелья и, накрывшись иллюзией, скользнуть во тьму за домом.
Я скитаюсь почти восемь лун, стараясь держаться подальше от Рожжера, но поближе к Истоку, от которого питается моя магия. Это опасно, но до недавнего времени я боялась покинуть город... была слишком слаба без триумвирата, отвыкла творить заклинания одна.
Рожжер это знает, и потому по моему следу бегает уже куча его ищеек.
Похоже, одна из них все-таки меня нашла.
Он сидит в темноте у опоры старого каменного моста: гибкий, ловкий, в черной одежде и маске, закрывающей нижнюю половину лица. Я знаю, что у него золотистые глаза — видение мне их показало еще две ночи назад. Я знаю, что на его счету не меньше дюжины магов и немагов, и что орудует он кинжалами из темного серебра — они разрывают магические путы, мешают творить защитные заклинания и легко проходят сквозь крепкий кожаный доспех.
Убийца знает, что я пройду здесь сегодня вечером. Ему известны мои приметы: невысокого роста женщина в сером одеянии и плаще, наброшенном на плечи для защиты от тумана и холода, голубые глаза, русые волосы, над бровью — тонкий белый шрам от укола кинжалом. Когда начинает заклинать, на лице проступает сетка магических меток, змеящаяся и черная.
Убийца знает, что я — темный маг, но это его наверняка не тревожит.
Темные маги такие же смертные, как и все остальные. Серебро в сердце способно отправить любого из них в Колесницу Энефрет.
Я останавливаюсь на мосту прямо над тем местом, где он стоит, и делаю глубокий вдох, позволяя магии окружить меня своей прозрачной силой. Сердце сходит с ума в груди, но снаружи я спокойна и собрана для последнего боя. Я не собираюсь бежать. Я устала. Но я не собираюсь сдаваться на милость наемника просто так.
— Я знаю, что ты здесь, убийца, — говорю я, и голос звучит как-то хрупко в окружающей нас вечерней тишине. — Я чувствую тебя своей магией. Покажись.
Из-под моста доносится негромкий мягкий звук — движение, а потом я беззвучно ахаю и отступаю, когда он оказывается прямо передо мной.
Убийца ненамного выше меня и кажется младше, чем в видении — мой ровесник или около того, — и темные волосы, заплетенные в мелкие косы, рассыпаются по его плечам. У него высокие скулы и тонкие, вразлет, брови, будто нарисованные тушью... Я заставляю себя опомниться, когда понимаю, что он готов меня ударить, и мои пальцы начинают сжиматься в кулак — бросить в него магией, причинить боль, — когда неожиданно я слышу его голос.
— Ты почувствовала меня? Этого не может быть. На мне магическая защита. Ее наложил сам Рожжер.
Голос, заглушенной тканевой маской, полон опасного огня. Я знаю: убийца наверняка думает, что я просто пытаюсь отсрочить неизбежное, сплетая ложь, но мои губы уже объясняют так, будто он просил объяснения, и слова звучат уверенно и спокойно:
— Рожжер обманул тебя, когда накладывал заклинание. Он не закрыл тебя от меня, а наоборот. Он хотел, чтобы я почувствовала тебя и поняла, что пора готовиться к смерти. А раз так, убийца, значит, ты действительно хорош. Других он от меня скрывал.
В золотистых глазах я вижу проблеск любопытства.
— И много было этих других?
Мои пальцы шевелятся, перебирают магические нити, когда я отвечаю:
— Да. Кое-кто жив, кое-кто уже нет... Я должна предупредить тебя, убийца. Я не боюсь причинять боль и я не боюсь боли. Я не владею оружием, но у меня есть магия. Я буду сражаться с тобой до последней капли крови.
— Это хорошо, — говорит он, и я чувствую по его голосу, что он так и считает. — Правда, я тоже должен предупредить тебя. На моем счету есть маги сильнее тебя и даже Рожжера. — Убийца делает паузу, будто чтобы придать следующим словам больше веса. — Твоя смерть наступит быстро и будет менее мучительной, если ты просто сдашься.
— Никогда, — говорю я.
Он чуть наклоняет голову, и что-то откликается во мне на это движение, заставляет замереть. Я чувствую, как вспухают под кожей черные метки-змеи, разбегаются по лицу. Должно быть, я сейчас выгляжу откровенно отвратительно, мелькает неуместная мысль. Я заставляю себя ее отбросить.
— Я так и думал. Рожжер не стал бы нанимать меня для простого дела. — Золотистые глаза разглядывают меня в упор. — Ты сказала, что ты почувствовала меня. Почему тогда ты не попыталась сбежать?
— Потому что я знала, что наша встреча неизбежна, — говорю я прямо. — Я... видела тебя в своих видениях. Я знала, что мы должны встретиться в этом моменте, в эту ночь. Это была судьба.
— Судьба, — повторяет он странно медленно, все так же не отрывая от меня взгляда. — Ты очень красивая, ты знаешь? Даже с этими магическими метками на лице.
Мое сердце бьется быстрее от него слов, магия пульсирует сильнее на кончиках пальцев. Он сбивает меня с толку, он хочет ослабить мою бдительность, я не должна поддаваться.
— Я удивлена твоими словами, убийца, — говорю я, но голос звучит совсем не так решительно, как мне бы того хотелось. — И тем, что ты еще не нанес первый удар.
Он не меняется в лице после моих слов, только становится чуть более задумчивым взгляд.
— Я должен был уже убить тебя, — признается он, и голос его неожиданно выдает неуверенность. — Ты — беглый заклинатель магического круга, и заказчик заплатил за твою смерть. Но что-то в тебе... притягивает меня. Расскажи мне, кто ты. Я должен понять, что с тобой не так.
Я отвожу взгляд от его лица и некоторое время просто смотрю на ветки кустарников, волнующиеся под ночным ветром. Я не могу ударить его первой, я знаю, что не могу. И меня тоже что-то притягивает в его облике и словах. Не потому, что он несет смерть на кончиках своих серебряных кинжалов. Здесь что-то другое.
— Что именно ты хочешь знать, убийца? — наконец спрашиваю я, и магия отступает, метки — я это чувствую — почти исчезают с моего лица. — Как ты понимаешь, меня не очень радует идея неотвратимой гибели, так что... спрашивай. Я обещаю, что расскажу тебе только правду.
— Только правду? — повторяет он, и неожиданно я слышу смешок. — Ну что ж. Расскажи мне о своей силе. Твои метки черные, но узор мне незнаком. Ты — темный Ловец, я угадал?
— Да, убийца, — говорю я. — Я владею магией душ, которая появляется ночью. Темнота движет меня вперед. Она вдохновляет меня. В темноте я живу и чувствую острее, я сильнее и проворнее. А что насчет тебя?
— Я живу и чувствую острее, когда я охочусь, — говорит он медленно, и голос становится ниже, как если бы он мне угрожал. Но он мне не угрожает. Это странно, этого не должно быть, но все же... Я стою лицом к лицу с одним из лучших наемников Рожжера и он не пытается меня убить. — Но я понимаю, что ты чувствуешь в темноте. Ощущение опасности и неизвестности заставляет сердце биться быстрее. А темнота — это всегда неизвестность. И ты — тоже неизвестность.
Я неожиданно чувствую себя так, будто стою на берегу и готовлюсь шагнуть с обрыва.
— Я не неизвестность, — говорю я, заставляя себя отступить от этого обрыва, и даже кутаюсь в плащ, хотя холоднее не стало. — Я всего лишь еще один заклинатель на твоем пути. Еще одна жертва.
— Жертва, — повторяет он задумчиво. — Так я должен тебя воспринимать. Но я вижу в тебе что-то еще. Что-то, что не дает мне нанести удар... пока.
Я замираю от его последнего слова. В нем такой холод, что волосы на моем затылке становятся дыбом.
— Я не понимаю твоей игры, убийца, — говорю я, быстро и уже не скрываясь сплетая вокруг себя паутину магии.
Маска на его лице двигается так, что я понимаю: он заметил мое плетение. И он улыбается.
— Нет никакой игры, Рослинн, — мое имя в его устах звучит, как лунный свет, призрачно и недосягаемо. — Ты и сама это чувствуешь. Притяжение. Магию. Мы тянемся друг к другу, разве ты способна это отрицать?
Он протягивает руку и касается моего плеча. Его ладонь скрыта кожей перчатки, но пальцы — нет, и оттого рука кажется беззащитной, уязвимой, обманчиво слабой.
Но я знаю, что если она сомкнется на моей шее, то не отпустит, пока я не сделаю свой последний вдох.
А если коснется голой кожи в ласке?
— Я... не отрицаю.
Золотистые глаза вспыхивают от моих слов, и мое тело отзывается на это еле заметной дрожью.
— Ты говорила, что это судьба, Рослинн, — говорит он почти нежно, и я понимаю: он ощутил эту дрожь. — Я чувствую... я вынужден с тобой согласиться.
— Что ты предлагаешь мне, убийца? — спрашиваю я тогда, хотя уже знаю.
— Я предлагаю тебе сделку, Рослинн. Ты остаешься со мной на эту ночь, и мы пройдем по краю отсюда и до самого утра. Я клянусь богиней, что не попытаюсь тебя убить или причинить тебе вред... если ты согласишься.
— И если я соглашусь, то утром ты меня отпустишь?
Он кивает.
— Да. Я отпущу тебя. Ты дашь мне свою вещь и кровь, и я отдам из Рожжеру как доказательство твоей смерти. У тебя будет время. Оно тебе и нужно, ведь так? Что же до меня, — он пожимает плечами, — я готов рискнуть. Я получу большее удовольствие от тебя живой, нежели от мертвой. Думаю, что и ты тоже.
Я обдумываю его слова, стоя на холодном ветру. Я не девственница, а он не похож на насильника, и хоть мы оба и знаем, что выбора у меня нет...
— Хорошо, убийца. Я принимаю твои условия, — говорю я спокойно. — Я останусь с тобой на ночь и лягу с тобой в постель, если ты захочешь.
Он смеется неожиданно мягко и тепло, а потом легким движением опускает маску, открывая мне свое лицо. Я разглядываю его твердый подбородок, четкую линию челюсти и мягкие губы, не совсем недолго: через мгновение эти губы прижимаются к моим губам в легком поцелуе.
— Ты решительная, Рослинн, — говорит он, отстранившись еще через мгновение, но обхватывая меня рукой за плечи, — и мне это нравится. Но не называй меня больше убийцей. Мое имя Кейд.
Кейд. Ему идет это имя, думаю я, пока мы идем к дереву, возле которого он оставил свою кошку. Лоснящаяся серая с белым шкура зверя чуть заметно светится в темноте, леоар зевает, демонстрируя огромные клыки. Кейд берет меня за руку, когда мы подходим ближе, подставляет наши ладони под влажный кошачий нос. Леоар внимательно обнюхивает мои пальцы, дыхание тоже влажное и теплое.
— Зарра, — говорит Кейд, и кошка смотрит на него. Это ее имя, понимаю я. — Зарра, эта женщина со мной. Она не враг.
Кошка внимательно смотрит на меня, как будто проверяя правдивость его слов. Я отвожу взгляд — с леоарами лучше не играть в гляделки, если не хочешь неприятностей, — и тогда Зарра тычется носом мне в ладонь, лижет и отстраняется.
— Теперь она запомнила тебя, — говорит Кейд. — Ты можешь не опасаться.
Он забирается в седло и ждет, пока я усядусь сзади. Его тело защищает меня от поднявшегося холодного ветра, и я с удовольствием прижимаюсь к нему. Кейд накрывает рукой мою руку, которой я обняла его за талию, но это не ласка. Он хочет привлечь мое внимание.
— Рослинн? Я повторяю обещание еще раз, и я клянусь честью: я отпущу тебя, как только придет утро. Я дам тебе уйти и не стану тебя преследовать.
— Спасибо, Кейд, — говорю я. — Я верю тебе.
Он не говорит больше не слова. Леоар прыжком срывается с места, и мне остается только прижаться ухом к спине Кейда и позволить кошке нести нас куда-то по мосту, мимо домов, прочь от места, где я должна была встретить свою смерть.
Мы почти сразу покидаем городские пределы, дома становятся реже, улица спотыкается на последнем переулке и открывается в бескрайнюю равнину, испещренную полосами Истока — длинными трещинами в земле, откуда сочится магия. Я чувствую ее шепот в своем ухе, покалывание на коже, там, где она впитывается в мои руки и лицо. Исток делает меня сильнее. Кейд должен это знать...
— Ты не боишься, что я прямо сейчас опутаю тебя сетью магии и задушу? — спрашиваю я, прижимаясь щекой к его спине.
Она вибрирует, когда он издает низкий смешок.
— Ты не сделаешь этого.
Он прав. Я и сама не знаю, зачем спросила. Я и сама не знаю, какого ответа ждала.
Леоар сворачивает с колеи, оставленной сотнями тысяч колес, проехавших по пути из города и обратно за последние сотни Жизней, и устремляется к мрачному каменному дому, укромно притаившемуся в небольшой, неизвестно откуда тут взявшейся роще. Лунный свет серебрит стены, листья кустарника, окружающего дом плотным кольцом, но окна темны и неприветливы.
Ветер как будто становится чуть холоднее, когда мы приближаемся, треплет мои волосы настойчиво и без ласки.
— Это ведь не твой дом, Кейд, — говорю я.
Его тело под моими руками чуть заметно напрягается.
— Нет. Но это безопасное место. И оно защищено магией. Ты сама сейчас все увидишь.
Зарра делает последний прыжок — и мы на месте. Я сползаю с седла прямо в руки Кейда, и он не отстраняется, чтобы дать мне место, нет. Скорее наоборот. Он чувствует все изгибы моего тела, а я — его, настолько мы близко. Золотистые глаза глядят мне в лицо, поблескивая в свете луны, когда Кейд говорит:
— Я дам тебе немного времени освоиться, Рослинн. Впереди вся ночь. Нам некуда торопиться.
Я киваю. Мы оба знаем, зачем я здесь. Притворяться, играть нет смысла.
— Я сделаю все, чтобы ты получил удовольствие этой ночью, — говорю я, как мне кажется, рассудительно и спокойно, и пытаюсь отодвинуться, чтобы Кейд не почувствовал, как стало чуть быстрее биться мое сердце, но неожиданно его пальцы касаются моей щеки.
Я замираю, а он смотрит на меня и говорит:
— Ты очень скоро поймешь, что делать тебе особенно ничего и не придется. Я простой мужчина с простыми потребностями, Рослинн. Я говорю прямо, что мне нравится и чего я хочу, и не скрываю своих желаний. И мое желание сегодня — это ты.
