Кремень был похож на медведя, с облезлой лысой макушкой. Такой же большой и сильный. Грубый медвежий рык слышали все, от каюты до кубрика - все понимали, что боцман общался с матросами.
Те же скакали по реям, словно лемуры в далекой южной стране
Вечерами команда садилась в кружок и слушала песни. Все взоры сходились на Писаре. Кем был для команды лют6ист? Быть может, грядущей ночью, освещенной полоской лунного света? Шерсть, густая и темная, едва мерцала от вздоха вечернего ветра. Но главное были глаза. Большие и в то же время печальные, они светились странным, глубоким блеском, и в этом блеске рождался мир — новой таинственной песни. Бывало, Писарь молчал, с истомой глядя на команду. И в это время мурлыкал, от удовольствия. Настолько приятно было внимание.
Убийца, снимал капюшон и Листик смотрел на мангуста, готового встретить врага. И хладнокровно его уничтожить.
"Да, - думал тогда капитан, - море открыло душу. Душу каждого из команды. И оказалось, что в каждой живет зверь."
Но однажды он понял, что это слишком.
Листик вышел на палубу, потянулся, кивнул беспощадному солнцу, которое жарило, жарило, жарило, столько дней и ночей. Увидел Писаря (тот сидел на просмоленной бочке), и вдруг услышал, что Писарь урчит. Не мурлыкает, а урчит. Как будто бы не доволен.
- Что случилось? - спросил капитан.
- Грифель сказал, это видно. Если я раздражен, появляются когти из лапок.
- Нуу... это же очевидно.
- Эххх... быть котом непросто. То урчишь, то эти вот когти. Эмоций не скрыть. А у меня так много эмоций.
- Нуу... - Листик присел, - ничего не поделаешь. Кремень вот медведь, Рока волк.
- Ты - лис, - продолжил лютнист.
Листика словно подбросило.
- Лис?
- Извини, что сказал. Я думал, ты знаешь. В зеркале человек, каждый из нас, а вот другие видят животными.
К ним подошел Вуди Рока.
- Слушай, - спросил капитан, - почему для других мы животные? Вот, - он ощупал себя, - человек. Я думал, все дело в море, в его могучей и буйной силе, которая изменяет природу. Но, кажется, нет. Сколько плывем, а раньше такого не было.
- А это вот это оно, - Рока повел своим носом, - знамения Острова Видимости.
Под утро Листик увидел сон. Будто кричит кто-то в голос, натужно кричит, мол, просыпайтесь, вставайте, бьет корабельный колокол. Он одевается, в попыхах, спешно выходит на палубу, а там уже все. Собрались и смотрят. На горизонт.
- Земля, - понимает Листик.
- Да капитан, земля. Как говорится, приплыли. К острову видимости, - Рока глядел в трубу и, кажется, хмурился. На волчьем лице появился оскал.
- Вы недовольны, -спросил капитан.
- Нет. Дело не в этом. Вы, капитан, не знаете, что происходит на острове.
- Что-то слышал. Кажется, так.
"Говорят, там, где море становится зеркалом, а ветер — шёпотом, лежит Остров Видимости. На острове нет теней. Всё ясно до боли — лица, чувства, даже мысли, — будто сама природа вещей вывернута наружу".
- Это слова, - штурман скривился. Оскал превратился в брезгливое, совершенно не волчье выражение, - на острове есть кристалл. На самом верху очень высокой башни. И уж не знаю, что он делает с природой вещей, а только все выглядят вовсе не так, как обычно. Можете думать: я - волк, вы - шакал.
- Лис, - поправил штурмана Листик
- Шакал. Кто вам сказал про лиса?
- Писарь.
Рока вздохнул:
- Писарь Вам льстит. Впрочем, я бы сказал, шакалом быть лучше, чем лисом. Лис - это хитрый, самовлюбленный зверь. Вы не такой. Впрочем, все это хрень, как бы сказал наш Грифель.
Грифель, который был рядом, при этих словах ухмыльнулся. Точнее, чуть приоткрыл свой клюв. И сказал:
- Согласен. Все это хрень.
- Ну наконец то, - Рока расплылся в улыбке (оскале), - Вы наконец то согласны.
- Я согласен тогда, когда кто-то прав, - резюмировал критик, - но если кто-то неправ, то, конечно же, я не согласен. Все просто. В этом случае Вы конечно же правы: мы - не животные. Что-то влияет на чувства и искажает природу вещей.
- Смотрите! - крикнул лемур (Киянка), державший в своих цепких лапах трубу, - там кто-то есть.
И правда. Листик увидел движение. Будто бы люди.
Или не люди?
Нет, все таки люди.
Не люди...
Когда команда сошла на берег, ответа по прежнему не было. Люди-не-люди стояли стояли в ряд. Высокие, строгие, необычные.
Их было четверо.
Четверо странных на вид существ. В таких же странных одеждах.
У первого кожа красная и будто пропитана жаром - воздух вокруг колышется, как возле пламени. Глаза янтарного цвета, и в этих глазах словно пляшет огонь. Не только в глазах - волосы словно живые, меняют цвет от медного к черному, как на углях, когда гаснут, и движутся, в такт дуновениям ветра, но так, будто стремятся подняться. Взгляд обжигающий. Наверное, потому, что весь мир собирается, будто бы в линзу и отражается. Губы сухие, резкие, будто затянуты нитью, но нитка вибрирует, словно струна. Одет в ярко-красную тогу, которая быстро меняет свой цвет, от огненно-красного к огненно-желтому. Облик - будто огонь в сосуде, стеклянном. Буйный, но сдержанный.
Рядом стоял второй - словно сосуд с прохладой. Кожа будто налита, под ней все течет - жилы, мускулы, сильно, спокойно, будто в реке, но не горной, равнинной. В глазах, словно в глубоких озерах, мир замирает. И тонет. Волосы - мягкие, падают водопадом, на плечи, и движутся, медленно, медленно. Губы полные, влажные, и будто тоже затянуты нитью, но ровной, как волос. Одежда цвета промокшей ткани, чуть более темная снизу, словно насытилась влагой, из воздуха.
Третий еще интереснее. Кожа светлая, местами как будто прозрачная, словно она исчезает. Глаза - цвета неба, ясные, чистые. Как у сущест из Мифов Начальных, вроде их звали ангелы. Волосы - нити, легчайшие, что развеваются даже без ветра. Одежда - как буто ее и нет. В облике невесомость. Легкость. Беспечность. И в тоже время все та же сдержанность, что присуща и первому и второму.
Четвертый как будто врос. Пока стоял на ногах. Кожа как будто из глины, с матовым тёплым оттенком. Глаза — тяжёлые, крупные, в них отражается небо, отражается так, будто застряло, внутри. Волосы — густые, тяжёлые, корни, сплетенные в узел от, украшены камнями или металлическими пластинами.
- Вы хотите приветствовать? - подсказал капитан, чтобы развеять молчание. И захотел улыбнуться. Но... вся эта сдержанность в облике, которая была тем единственным, что объединяла стоявших, словно ударила в горло. Листик икнул.
- Нет, - сказал наконец четвертый (что врос), - мы стихии. Четыре стихии острова. Элементали - земля, воздух, вода, огонь. Все мы разные, но все мв стремимся к гармонии. Когда-то мы воевали, но теперь пришли к пониманию. Мы терпим друг друга и уважаем, - он поднял ладонь, тяжелую, словно кусок чистой глины, и сделал какой-то знак, похожий на знак интеграла. А после прижал ладонь к сердцу. Вдохнул и выдохнул, - Вы же не чистые, тусклые. К нам вам нельзя. Мы вас проводим туда, где вы сможете отдохнуть, не нарушая гармонии острова.
Он сделал все тот же знак, и откуда то сбоку, гремя по мощенной дороге, выехал дилижанс, который везла четверка лошадок, похожих на вьюшек Ассуны. Но в разного цвета нарядах - Лазурного, белого, красного и оливкового. С такого же
цвета рогами.
- Добро пожаловать в цирк, - Рока был зол, но сказал это так, чтобы слышал лишь капитан. Как понял Листик, штурману очень не нравилось, если его принимали не очень.
- Какой идиотский наряд! - крикнул Грифель, - так нарядить лошадок, приделать какие-то роги. Фу!
Он приподнял свои крылья и каркнул.
И все же команда поехала.
Листика всегда удивляло, насколько сообща они действовали, приходили к общему знаменателю (как скал бы пастор), и не смотря на то, что думали все по-разному.
Лес был похож на парк. Деревья стояли ровно, в ряды, подлесок вычищен, через ровные промежутки от дороги расходились тропинки, прямые, словно аллеи Дворца Стратега.
Потом лес закончился. Начался город.
Множество башенок, пестрых расцветок, различной формы и стилей, но башенок. Всё. Кроме башенок в городе не было ничего. Одна казалась совсем невесомой, она как будто бы не стояла, висела в небе, казалось, вот-вот, полетит. Другие меняли свои очертания, в ней будто жил огонь, который пытался вырваться. Третьи как будто стекали, как водопад - но водопад затсыл, и как будто задумался. Были те, что врастали, словно деревья, в землю, большие и неохватные.
- Каждый живет в своей башенке? - спросил капитан у того, что теперь врос в карету.
- Да. Мы живем в башнях, каждый в своей. Пускай эти башни различны. Различны и наши желания, мысли и чувства. Кто-то горит как огонь, кто-то спокоен, как водный поток, живет памятью, кто-то живет работой, кто-то мечтает. Мы разные. Но научились жить вместе. В полном согласии.
- В полной терпимости, - Рока фыркнул. Неслышно.
Город проехали. За городом встал туман. Плотный, тягучий, он проникал в дилижанс и заставлял путников ежиться. Ведь большинство то не знало, что это такое.
- Пелена, - шепнул Рока, - не бойтесь. В ней ничего дурного.
Однако карета остановилась.
- Вьюшки вас довезут, без нас, - сказал им оливковый, - как отдохнете, шепните на ушко ("вьюшкам на ушко" - добавил Грифель) - они повезут вас обратно. За пеленой, пожалуйста, не выходите. Во имя гармонии острова.
Элементали сошли. Оливковый будто прополз на корнях, красный обдал своим жаром, лазурный мельчайшими брызгами, ну а прозрачный обдул. Двери захлопнулись, вьюшки двинулись дальше.
Ехали молча.
Каждый думал о чем-то своем, каждому было не по себе. Их увозили, куда-то, против желания, и все потому, что их не хотели видеть. Их не хо-те-ли. Они были не к месту. Да, в это сложно поверить. Те, что проплыли Южное море, в бурю, и в штиль, в жару и в туман, что наконец то увидели землю, надеясь на теплый приём, странники доброй воли, посланников Магистрального острова были не к месту ...
- Все, видимость кончилась. Теперь мы в стране, называемой тусклой. Точнее, в стране этих тусклых, - Рока скрестил свои руки. А на лице в это время застыла ухмылка.
Туман за окном рассеялся, и Листик вдруг понял. Руки, лицо - не лапы, не морда. Он посмотрел на других - и увидел людей. Такие знакомые лица.
- Это кристалл, - вздохнул Вуди Рока, - в том самом городе, который мы проезжали, в самой высокой башне на самом высоком ее этаже спрятан кристалл. Его сторожит охрана из сотен элементалей. Этот кристалл создает видимость - из-за которой все выглядят как то иначе. Если ты страстный, любишь бороться, действовать - ты словно сосуд с огнем. Если спокойный, но чуткий - с водой. Легкомысленный - с воздухом. А если тяжел, словно глина - с землей, - Рока вздохнул и нахмурился, - мы же ни то, ни другое, ни третье. Мы - смесь всех стихий, в разной пропорции. Так объяснял мне однажды один чародей, из Дальнего - смесь разных принципов, которые держат мир в равновесии. Поэтому выглядим так, как выглядим.
- Короче, ни рыба, ни мясо
- Давай поподробнее, - попросил капитан.
- Изволь. Поподробнее. Жил был бог...
- Опять эти боги, - Грифель закутался в плащ.
- И захотелось ему путешествовать. Боги - они же как дети, любят забавное, новое. Этого звали Эмпаа. Бог дружелюбия.
Попал он на остров и видит:
Люди здесь разделились по интересам. Резко так разделились. Точнее, по темпераментам, или характерам. Одни любят жар, живут в кузнях. Эти активные, шумные. Встречаются, выпивают, и забывают о встрече. Вторые что-то там изучают, хранят. Лечат недуги. И собираются в банях, где расслабляются. Третьи творят - сочиняют баллады, рисуют. Лепят скульптуры. Четвертые любят дело, все время в земле, отдыхать не умеют. Но только серьёзны и основательны. И главное - каждая группа жила по себе, не общаясь с другими, только делились товаром, у книем. Не понимали друг друга и задевали, при случае. Все время пытались что-то другим доказать, научить, как же жить. Так, что начали ненавидеть.
Взгрустнулось тогда Эмпаа, так, что даже заплакал (а боги почти что как дети - такие же чуткие), пошел к самому главному, и говорит - аз есмь бог, я хочу вам помочь. Хочу научитт вас любить.
- Да как ты научишь? - сказал ему главный, - чтобы любить, нужно понять. А как же я, лекарь, пойму кузнеца? Или философа? Как я пойму землекопа? У нас умы разные, в этих умах разные тараканы.
- Не обязательно становиться другим, - бог подумал, а после продолжил, - тут важно знать, кто же рядом. И не пытаться его переделать. Если знаешь, кто рядом, чем он живёт, что он хочет, то можешь принять. А принял - почти понимаешь.
Главный чесал затылок и думал.
- Кажется, так, - сказал он Эмпаа, - но если на нем знак огня, а выглядит так же как я, как мне привыкнуть, принять, что это другой? Сложно принять.
- С этим я вам помогу, - ответил Эмпаа, - Я подберу один камень, или кристалл, и наделю его силой.
- Какой такой силой?
- Такой. Кристалл изменит пространство на острове. Все будут выглядеть тем, кем являются. Если в душе огонь - ты будешь как будто огонь, в сосуде. Если в душе дует ветер, будешь как ветер. Но для других. Для себя ты останешься человеком. Обычным.
Так и решили.
Кристалл, подаренный богом, дал "видимость". Все понимали друг друга и принимали. Все уважали. Общество толерантности, полной терпимости - так называли себя люди острова.
Но были другие. Бывало, рождались тусклые, большей частью от связей различных стихий. Не ветер, вода, земля и огонь. В свете кристалла они смотрелись как люди. Или животные. В них не было чистоты элементов. Как вести себя с этими тусклыми, элементали не знали. Тогда появился туман, непрозрачный для силы кристалла. За ним появилась страна, куда поселили тусклых. В эту страну мы и едем.
- Ха! - крикнул Грифель, - допустим, в кристалл я поверил. Что-то там излучает, и это что-то, проникнув в глаза, меняет мое восприятие. Может. Это почти научно.
- Как хорошо. Вы, дорогой мой, согласны. Ну наконец то - Рока зевнул.
- Как хорошо, что мы понимаем друг друга, - сказал капитан.
И замолчал. Все замолчали.
Им показалось, что вьюшки вернулись назад.
За окном стоял город. Такой же, как тот, который они проехали. Ну абсолютно такой же.
Те же скакали по реям, словно лемуры в далекой южной стране
Вечерами команда садилась в кружок и слушала песни. Все взоры сходились на Писаре. Кем был для команды лют6ист? Быть может, грядущей ночью, освещенной полоской лунного света? Шерсть, густая и темная, едва мерцала от вздоха вечернего ветра. Но главное были глаза. Большие и в то же время печальные, они светились странным, глубоким блеском, и в этом блеске рождался мир — новой таинственной песни. Бывало, Писарь молчал, с истомой глядя на команду. И в это время мурлыкал, от удовольствия. Настолько приятно было внимание.
Убийца, снимал капюшон и Листик смотрел на мангуста, готового встретить врага. И хладнокровно его уничтожить.
"Да, - думал тогда капитан, - море открыло душу. Душу каждого из команды. И оказалось, что в каждой живет зверь."
Но однажды он понял, что это слишком.
Листик вышел на палубу, потянулся, кивнул беспощадному солнцу, которое жарило, жарило, жарило, столько дней и ночей. Увидел Писаря (тот сидел на просмоленной бочке), и вдруг услышал, что Писарь урчит. Не мурлыкает, а урчит. Как будто бы не доволен.
- Что случилось? - спросил капитан.
- Грифель сказал, это видно. Если я раздражен, появляются когти из лапок.
- Нуу... это же очевидно.
- Эххх... быть котом непросто. То урчишь, то эти вот когти. Эмоций не скрыть. А у меня так много эмоций.
- Нуу... - Листик присел, - ничего не поделаешь. Кремень вот медведь, Рока волк.
- Ты - лис, - продолжил лютнист.
Листика словно подбросило.
- Лис?
- Извини, что сказал. Я думал, ты знаешь. В зеркале человек, каждый из нас, а вот другие видят животными.
К ним подошел Вуди Рока.
- Слушай, - спросил капитан, - почему для других мы животные? Вот, - он ощупал себя, - человек. Я думал, все дело в море, в его могучей и буйной силе, которая изменяет природу. Но, кажется, нет. Сколько плывем, а раньше такого не было.
- А это вот это оно, - Рока повел своим носом, - знамения Острова Видимости.
Под утро Листик увидел сон. Будто кричит кто-то в голос, натужно кричит, мол, просыпайтесь, вставайте, бьет корабельный колокол. Он одевается, в попыхах, спешно выходит на палубу, а там уже все. Собрались и смотрят. На горизонт.
- Земля, - понимает Листик.
- Да капитан, земля. Как говорится, приплыли. К острову видимости, - Рока глядел в трубу и, кажется, хмурился. На волчьем лице появился оскал.
- Вы недовольны, -спросил капитан.
- Нет. Дело не в этом. Вы, капитан, не знаете, что происходит на острове.
- Что-то слышал. Кажется, так.
"Говорят, там, где море становится зеркалом, а ветер — шёпотом, лежит Остров Видимости. На острове нет теней. Всё ясно до боли — лица, чувства, даже мысли, — будто сама природа вещей вывернута наружу".
- Это слова, - штурман скривился. Оскал превратился в брезгливое, совершенно не волчье выражение, - на острове есть кристалл. На самом верху очень высокой башни. И уж не знаю, что он делает с природой вещей, а только все выглядят вовсе не так, как обычно. Можете думать: я - волк, вы - шакал.
- Лис, - поправил штурмана Листик
- Шакал. Кто вам сказал про лиса?
- Писарь.
Рока вздохнул:
- Писарь Вам льстит. Впрочем, я бы сказал, шакалом быть лучше, чем лисом. Лис - это хитрый, самовлюбленный зверь. Вы не такой. Впрочем, все это хрень, как бы сказал наш Грифель.
Грифель, который был рядом, при этих словах ухмыльнулся. Точнее, чуть приоткрыл свой клюв. И сказал:
- Согласен. Все это хрень.
- Ну наконец то, - Рока расплылся в улыбке (оскале), - Вы наконец то согласны.
- Я согласен тогда, когда кто-то прав, - резюмировал критик, - но если кто-то неправ, то, конечно же, я не согласен. Все просто. В этом случае Вы конечно же правы: мы - не животные. Что-то влияет на чувства и искажает природу вещей.
- Смотрите! - крикнул лемур (Киянка), державший в своих цепких лапах трубу, - там кто-то есть.
И правда. Листик увидел движение. Будто бы люди.
Или не люди?
Нет, все таки люди.
Не люди...
Когда команда сошла на берег, ответа по прежнему не было. Люди-не-люди стояли стояли в ряд. Высокие, строгие, необычные.
Их было четверо.
Четверо странных на вид существ. В таких же странных одеждах.
У первого кожа красная и будто пропитана жаром - воздух вокруг колышется, как возле пламени. Глаза янтарного цвета, и в этих глазах словно пляшет огонь. Не только в глазах - волосы словно живые, меняют цвет от медного к черному, как на углях, когда гаснут, и движутся, в такт дуновениям ветра, но так, будто стремятся подняться. Взгляд обжигающий. Наверное, потому, что весь мир собирается, будто бы в линзу и отражается. Губы сухие, резкие, будто затянуты нитью, но нитка вибрирует, словно струна. Одет в ярко-красную тогу, которая быстро меняет свой цвет, от огненно-красного к огненно-желтому. Облик - будто огонь в сосуде, стеклянном. Буйный, но сдержанный.
Рядом стоял второй - словно сосуд с прохладой. Кожа будто налита, под ней все течет - жилы, мускулы, сильно, спокойно, будто в реке, но не горной, равнинной. В глазах, словно в глубоких озерах, мир замирает. И тонет. Волосы - мягкие, падают водопадом, на плечи, и движутся, медленно, медленно. Губы полные, влажные, и будто тоже затянуты нитью, но ровной, как волос. Одежда цвета промокшей ткани, чуть более темная снизу, словно насытилась влагой, из воздуха.
Третий еще интереснее. Кожа светлая, местами как будто прозрачная, словно она исчезает. Глаза - цвета неба, ясные, чистые. Как у сущест из Мифов Начальных, вроде их звали ангелы. Волосы - нити, легчайшие, что развеваются даже без ветра. Одежда - как буто ее и нет. В облике невесомость. Легкость. Беспечность. И в тоже время все та же сдержанность, что присуща и первому и второму.
Четвертый как будто врос. Пока стоял на ногах. Кожа как будто из глины, с матовым тёплым оттенком. Глаза — тяжёлые, крупные, в них отражается небо, отражается так, будто застряло, внутри. Волосы — густые, тяжёлые, корни, сплетенные в узел от, украшены камнями или металлическими пластинами.
- Вы хотите приветствовать? - подсказал капитан, чтобы развеять молчание. И захотел улыбнуться. Но... вся эта сдержанность в облике, которая была тем единственным, что объединяла стоявших, словно ударила в горло. Листик икнул.
- Нет, - сказал наконец четвертый (что врос), - мы стихии. Четыре стихии острова. Элементали - земля, воздух, вода, огонь. Все мы разные, но все мв стремимся к гармонии. Когда-то мы воевали, но теперь пришли к пониманию. Мы терпим друг друга и уважаем, - он поднял ладонь, тяжелую, словно кусок чистой глины, и сделал какой-то знак, похожий на знак интеграла. А после прижал ладонь к сердцу. Вдохнул и выдохнул, - Вы же не чистые, тусклые. К нам вам нельзя. Мы вас проводим туда, где вы сможете отдохнуть, не нарушая гармонии острова.
Он сделал все тот же знак, и откуда то сбоку, гремя по мощенной дороге, выехал дилижанс, который везла четверка лошадок, похожих на вьюшек Ассуны. Но в разного цвета нарядах - Лазурного, белого, красного и оливкового. С такого же
цвета рогами.
- Добро пожаловать в цирк, - Рока был зол, но сказал это так, чтобы слышал лишь капитан. Как понял Листик, штурману очень не нравилось, если его принимали не очень.
- Какой идиотский наряд! - крикнул Грифель, - так нарядить лошадок, приделать какие-то роги. Фу!
Он приподнял свои крылья и каркнул.
И все же команда поехала.
Листика всегда удивляло, насколько сообща они действовали, приходили к общему знаменателю (как скал бы пастор), и не смотря на то, что думали все по-разному.
Лес был похож на парк. Деревья стояли ровно, в ряды, подлесок вычищен, через ровные промежутки от дороги расходились тропинки, прямые, словно аллеи Дворца Стратега.
Потом лес закончился. Начался город.
Множество башенок, пестрых расцветок, различной формы и стилей, но башенок. Всё. Кроме башенок в городе не было ничего. Одна казалась совсем невесомой, она как будто бы не стояла, висела в небе, казалось, вот-вот, полетит. Другие меняли свои очертания, в ней будто жил огонь, который пытался вырваться. Третьи как будто стекали, как водопад - но водопад затсыл, и как будто задумался. Были те, что врастали, словно деревья, в землю, большие и неохватные.
- Каждый живет в своей башенке? - спросил капитан у того, что теперь врос в карету.
- Да. Мы живем в башнях, каждый в своей. Пускай эти башни различны. Различны и наши желания, мысли и чувства. Кто-то горит как огонь, кто-то спокоен, как водный поток, живет памятью, кто-то живет работой, кто-то мечтает. Мы разные. Но научились жить вместе. В полном согласии.
- В полной терпимости, - Рока фыркнул. Неслышно.
Город проехали. За городом встал туман. Плотный, тягучий, он проникал в дилижанс и заставлял путников ежиться. Ведь большинство то не знало, что это такое.
- Пелена, - шепнул Рока, - не бойтесь. В ней ничего дурного.
Однако карета остановилась.
- Вьюшки вас довезут, без нас, - сказал им оливковый, - как отдохнете, шепните на ушко ("вьюшкам на ушко" - добавил Грифель) - они повезут вас обратно. За пеленой, пожалуйста, не выходите. Во имя гармонии острова.
Элементали сошли. Оливковый будто прополз на корнях, красный обдал своим жаром, лазурный мельчайшими брызгами, ну а прозрачный обдул. Двери захлопнулись, вьюшки двинулись дальше.
Ехали молча.
Каждый думал о чем-то своем, каждому было не по себе. Их увозили, куда-то, против желания, и все потому, что их не хотели видеть. Их не хо-те-ли. Они были не к месту. Да, в это сложно поверить. Те, что проплыли Южное море, в бурю, и в штиль, в жару и в туман, что наконец то увидели землю, надеясь на теплый приём, странники доброй воли, посланников Магистрального острова были не к месту ...
- Все, видимость кончилась. Теперь мы в стране, называемой тусклой. Точнее, в стране этих тусклых, - Рока скрестил свои руки. А на лице в это время застыла ухмылка.
Туман за окном рассеялся, и Листик вдруг понял. Руки, лицо - не лапы, не морда. Он посмотрел на других - и увидел людей. Такие знакомые лица.
- Это кристалл, - вздохнул Вуди Рока, - в том самом городе, который мы проезжали, в самой высокой башне на самом высоком ее этаже спрятан кристалл. Его сторожит охрана из сотен элементалей. Этот кристалл создает видимость - из-за которой все выглядят как то иначе. Если ты страстный, любишь бороться, действовать - ты словно сосуд с огнем. Если спокойный, но чуткий - с водой. Легкомысленный - с воздухом. А если тяжел, словно глина - с землей, - Рока вздохнул и нахмурился, - мы же ни то, ни другое, ни третье. Мы - смесь всех стихий, в разной пропорции. Так объяснял мне однажды один чародей, из Дальнего - смесь разных принципов, которые держат мир в равновесии. Поэтому выглядим так, как выглядим.
- Короче, ни рыба, ни мясо
- Давай поподробнее, - попросил капитан.
- Изволь. Поподробнее. Жил был бог...
- Опять эти боги, - Грифель закутался в плащ.
- И захотелось ему путешествовать. Боги - они же как дети, любят забавное, новое. Этого звали Эмпаа. Бог дружелюбия.
Попал он на остров и видит:
Люди здесь разделились по интересам. Резко так разделились. Точнее, по темпераментам, или характерам. Одни любят жар, живут в кузнях. Эти активные, шумные. Встречаются, выпивают, и забывают о встрече. Вторые что-то там изучают, хранят. Лечат недуги. И собираются в банях, где расслабляются. Третьи творят - сочиняют баллады, рисуют. Лепят скульптуры. Четвертые любят дело, все время в земле, отдыхать не умеют. Но только серьёзны и основательны. И главное - каждая группа жила по себе, не общаясь с другими, только делились товаром, у книем. Не понимали друг друга и задевали, при случае. Все время пытались что-то другим доказать, научить, как же жить. Так, что начали ненавидеть.
Взгрустнулось тогда Эмпаа, так, что даже заплакал (а боги почти что как дети - такие же чуткие), пошел к самому главному, и говорит - аз есмь бог, я хочу вам помочь. Хочу научитт вас любить.
- Да как ты научишь? - сказал ему главный, - чтобы любить, нужно понять. А как же я, лекарь, пойму кузнеца? Или философа? Как я пойму землекопа? У нас умы разные, в этих умах разные тараканы.
- Не обязательно становиться другим, - бог подумал, а после продолжил, - тут важно знать, кто же рядом. И не пытаться его переделать. Если знаешь, кто рядом, чем он живёт, что он хочет, то можешь принять. А принял - почти понимаешь.
Главный чесал затылок и думал.
- Кажется, так, - сказал он Эмпаа, - но если на нем знак огня, а выглядит так же как я, как мне привыкнуть, принять, что это другой? Сложно принять.
- С этим я вам помогу, - ответил Эмпаа, - Я подберу один камень, или кристалл, и наделю его силой.
- Какой такой силой?
- Такой. Кристалл изменит пространство на острове. Все будут выглядеть тем, кем являются. Если в душе огонь - ты будешь как будто огонь, в сосуде. Если в душе дует ветер, будешь как ветер. Но для других. Для себя ты останешься человеком. Обычным.
Так и решили.
Кристалл, подаренный богом, дал "видимость". Все понимали друг друга и принимали. Все уважали. Общество толерантности, полной терпимости - так называли себя люди острова.
Но были другие. Бывало, рождались тусклые, большей частью от связей различных стихий. Не ветер, вода, земля и огонь. В свете кристалла они смотрелись как люди. Или животные. В них не было чистоты элементов. Как вести себя с этими тусклыми, элементали не знали. Тогда появился туман, непрозрачный для силы кристалла. За ним появилась страна, куда поселили тусклых. В эту страну мы и едем.
- Ха! - крикнул Грифель, - допустим, в кристалл я поверил. Что-то там излучает, и это что-то, проникнув в глаза, меняет мое восприятие. Может. Это почти научно.
- Как хорошо. Вы, дорогой мой, согласны. Ну наконец то - Рока зевнул.
- Как хорошо, что мы понимаем друг друга, - сказал капитан.
И замолчал. Все замолчали.
Им показалось, что вьюшки вернулись назад.
За окном стоял город. Такой же, как тот, который они проехали. Ну абсолютно такой же.
