А Лидия, совсем еще недавно забитая и дерганная Лидия, смело ступила с крыльца в метель. Ветер швырнул ей в лицо горсть снега, но ясновидица даже не поморщилась. Настойчиво шагнула в круг воинов хищных и подошла к... Владу. Что... что она собирается... она же не...
– Поделишься со мной? – робко спросила она и протянула руку.
Конец света, видимо, наступил!
Я перевела взгляд на Гектора. Искала на его лице испуг или хотя бы тень опасения, но не нашла – ясновидец выглядел расслабленно. Влад, естественно, тоже на него посмотрел. А потом перевел взгляд на Лидию и хитро усмехнулся. Слишком хитро. Если он сейчас все испортит, это будет провал.
Я дернулась, чтобы спуститься к ним, пока еще не поздно, пока Лидия здорова, и не надо копить кен, чтобы ее вернуть.
Но меня остановил Глеб. Схватил за рукав и тихо сказал:
– Все хорошо.
Ничего не хорошо, когда Влад держит за руку дочь Гектора! Они свихнулись все, что ли?
Охотники опешили окончательно. Если те, кто валялся в снегу, медленно приходили в себя, кое-кто вставал и отряхивался, а кое-кто пытался встать, то те, которых не коснулась сила аун, просто застыли. Таращились на Гектора, на Эрика рядом с ним, на Лидию, бесстрашно держащую за руку Влада. И, естественно, молчали. Ждали.
И я ждала.
– В свете последних событий, я и мой клан решили присоединиться к Эрику Стейнмоду и его людям и найти укрытие в этом доме, – громогласно произнес Гектор. – Мы больше не враги. Единое. Союзники в борьбе со стихией. Тот, кто придет к нам, как враг, умрет. Но если вы хотите защиты от надвигающейся катастрофы, наши двери открыты для вас.
Некоторые охотники отреагировали странно. Не сговариваясь, в один прекрасный момент они начали пятиться к воротам, не сводя испуганных глаз с нашей разношерстной компании. Расталкивали локтями застывших статуями собратьев и методично пробирались к выходу. Где-то на середине пути один из них развернулся и со всей прыти побежал, остальные – как по команде – за ним, дезертировали, оставив оставшихся решать, что делать дальше. И я вдруг поняла: битва кончилась, толком не начавшись. Без единой жертвы, без утрат. Мы просто... победили.
Оставшихся было около тридцати. Один из них, судя по всему, достаточно старый, чтобы вскоре стать древним, но пока до этого уровня силы не доросший, выступил вперед и обратился к Гектору.
– Ты знаешь, я глубоко уважаю тебя и твой клан. И если ты говоришь, что мы зря побеспокоили твоих... друзей, я прошу прощения, но... О какой катастрофе ты говоришь? Чего боишься? Если новой власти, которая нестабильна после смерти Альрика, то я могу гарантировать...
– Слепцы! – резко перебил Гектор. – Не видите дальше собственного носа. Тешитесь амбициями, когда баланс кена в городе нарушен. Разве ты не чувствуешь? Разве не понимаешь, что происходит?
Пристыженных охотников редко доводится видеть, потому я наслаждалась. Тяжесть резко прошла, в голове царил покой и умиротворение, страха оказаться под властью Гектора не было. Был триумф. Радость необъяснимая, почти детская, что мы победили. И более взрослая – оттого, что никто из близких не погиб. Усталость еще и небольшая сонливость, которую, благодаря стылому ветру, контролировать удавалось успешно.
– Что грядет, Гектор? – тихо спросил охотник, и на небольшой площадке, заполненной людьми, воцарилось минутное молчание. Лишь снег шелестел, бился в окна, сыпал за шиворот наспех накинутых курток. И ветер – могу поклясться, выл диким волком, и мне подумалось, что это плохой знак.
– Первые, – мрачно ответил ясновидец, и голос его потонул в гуле разбушевавшейся метели. Впрочем, я была уверена – охотник услышал. Его лицо меняло маски: недоверие, подозрительность, страх.
А потом мир качнулся, потерял резкость, меня сорвало с места, и, кажется, кто-то в последний миг успел меня удержать. Или нет? Важно ли?
Картинки проносились перед глазами диафильмом – выдернутые мгновения будущего, которые мне, как пророчице, суждено было увидеть. Я поняла две вещи, которые положат конец всему этому кошмару.
Первая – Хаука можно убить. Ритуальный нож – с виду простенький, но насквозь пропитанный древностью, хранящий отпечатки кена многих хищных, ясновидцев и охотников, созданный самим Арендрейтом, ведь именно его знак украшал костяную рукоять. Лив, сжимающая в хрупкой руке эту самую рукоять. Лезвие в крови.
Хотелось смеяться и плакать одновременно. Смеяться – оттого, что будущее больше не выглядело безнадежным. А плакать – потому что будущего для меня не существовало.
Я хохотала, как сумасшедшая, глотая слезы, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони, стараясь ощутить боль, ведь боль – это жизнь. Я дышу, вижу, слышу, касаюсь холодного, липкого снега. Я жива. Жива!
Жива ведь?
Кто-то гладил меня по голове, вокруг гомонили люди, пытаясь выяснить, все ли со мной в порядке.
Я не знала сама.
Потому что вторая вещь, которую я увидела, была фатальной. Необъяснимой. Нереальной и глупой, потому что так не бывает, не должно быть...
Люди, пусть и пророки хищных, не должны знать такого. Потому что как же теперь жить? Как верить? Как принять будущее, когда знаешь страшную правду?
Принять свою смерть...
Темно.
Глаза закрыты, но я все равно чувствую темноту, ощущаю, как она липнет к коже. Пачкается.
Горло болит от криков, и при выдохе из него вырываются хрипы. Тело онемело от судорог, и теперь кончики пальцев неприятно покалывает. Сами пальцы, как и остальные части тела расслаблены. Сил нет ни на что.
Холод осторожно касается лица, лаская его медленно падающими снежинками. Изредка виска касаются губы – так же невесомо, едва ощутимо, но в отличие от снега, они дарят тепло. Воздух сладок... Свежо – не то, что в доме, где стены съезжаются, и потолок готов раздавить в любую секунду. Помню, внутри я тут же начала задыхаться, и Эрик вынес меня на улицу, спрятал в укромном уголке сада скади.
Глаза открывать не хочется. Голова болит и, кажется, я растворяюсь в этой пульсирующей боли. Даже ладонь на лбу не спасает – приглушает боль, но не приносит избавления. Впервые.
Поэтому я не двигаюсь и притворяюсь, что сплю. Впрочем, не только поэтому. Если открою глаза, со мной заговорят. Последуют вопросы, на которые нужно будет отвечать, а я впервые растерялась, имею ли право. То есть, как вождю, я обязана сказать Эрику о видении. Должна. Непременно.
Даже мысленно это «должна» звучит фальшиво. Я знаю, что за этим последует – золотая клетка, несколько слоев защиты и иллюзия безопасности. Возможно, это даже поможет. Спасет меня. Изредка ловлю себя на мысли, что сама готова в эту клетку влезть. Только вот...
Барт.
Он с первого дня нашего знакомства говорил о моей цели. О том, что я должна уйти от сольвейгов во внешний мир, построить здесь жизнь, обучиться использовать свой кен, стать сильнее. А потом, перед смертью, он учил меня... Печать и...
Знал ли?
Знал. И готовил с самого начала. Иначе на кой мне уметь ставить печать? Слова Лив все еще отчетливо звучали в голове: только тот, чья жила порвется...
Вспоминать не хотелось. Даже мимолетные касания воспоминаний о видении, далекие отголоски, превью несвершившегося усиливали боль.
Поэтому я застыла в настоящем, пытаясь мысленно остановить время. Будущего не хотелось. Никакого. Совсем.
Меня качали на руках, как ребенка. Закутали во что-то мягкое и теплое, обняли, закрыли от всех невзгод мира. И если бы отпустили, не заметили, оставили в одиночестве со своими мыслями, я быстрей бы пришла в себя. А тут – разомлела. Расслабилась. Испуг плавно перерос в жалость к себе, из-под закрытых век потекли слезы, а их не заметить сложно.
Меня рассекретили.
И я открыла глаза.
– Больно?
– Немного, – соврала я. И слезы вытерла, хотя тщетно – они как текли, так и продолжали течь.
Мы сидели на лавочке, почти у самого конца аллеи. Вернее, Эрик сидел, а я полулежала у него на руках, с ног до головы укутанная в мохнатый плед. Аллея замыкалась непростительно запущенным садом – деревья и кусты сплелись ветвями, пытаясь выжить, заглушить друг друга, отобрать лишний кусочек света и тепла. Сплетения эти, припорошенные снегом, ночью выглядели особенно зловеще, а если учесть недавнее видение...
Я вздрогнула.
– Что ты видела?
Вопрос осторожный, но в голосе – настойчивость вождя. Необходимость знать. Анализировать. Каждая минута неведения приближает нас к опасности – Эрик выучил это правило давно.
– Я...
Запнулась, впервые не зная, что сказать. Соврать? Придумать? Или, может, выдать правду, и пусть Эрик решает, как этой правдой распорядиться? В конце концов, самого Хаука мы еще не видели. Возможно, он не так страшен, каким вижу его я. Подумаешь, охотник! Сколько их было – молодых и древних? Совсем недавно целая армия бежала, сверкая пятками. Возможно, и этот...
Невозможно. Нельзя себе врать — Хаук не побежит.
Но ведь это не наша битва! Херсир тоже вернулся, вот пусть он и...
– Полина?
Настойчивый взгляд, и ложь сама вырывается в мир:
– Не помню. То есть... Смутно все. Там была Лив и Хаук. У него жуткие светящиеся щупальца, метров по двадцать каждое. Их много, они...
Слезы соленые и холодят щеки, покрывают коркой кожу. Почему бы не дать мне отдохнуть? Почему, черт возьми, нельзя понять, что мне больно?! Страшно. И жить... жить хочется. Очень.
Злость захлестнула – на себя саму, за то, что хороню себя раньше времени. Видения – не стопроцентная гарантия событий.
Видения – нет. А слова Барта?
И вот я злюсь уже не него. Я же к нему, как к отцу... Доверяла, а он... Он просто готовил меня к жертвоприношению. Методично, аккуратно выписывая на душе ритуальные узоры смертницы.
– Хорошо, не надо говорить, – шепнул Эрик мне в волосы, обнимая крепче, окутывая теплом. – Мы справимся, слышишь?
Слышу. Только веры нет. Паника захлестывает, отдается дрожью в теле. И нигде больше не осталось безопасных мест.
Шорох в кустах заставил буквально выпутаться из объятий, вскочить на ноги. Ничем и никем не поддерживаемый плед свалился с плеч в снег, плечи обдало промозглым декабрьским ветром. Я спряталась за спиной у Эрика, который тоже встал и уставился в темноту.
– Кто здесь? – резко спросил он, а через секунду из кустов на дорожку вывалился человек.
Он был чумаз. Растрепан. Худ. Сильно горбился и держал руки в карманах, шарил, будто пытался что-то там отыскать. Волосы незнакомца свалялись и топорщились во все стороны лохмами. Из дырки в рукаве пучком торчал пух. На осунувшемся лице, испещренном морщинами, отражалась решительность и азарт.
Он зыркнул на нас узкими, глубоко посаженными глазками и гордо сообщил:
– Я зашел с тыла!
Неожиданно. Если он собрался на нас напасть, то это просто забавно. Что я и продемонстрировала нервным смешком.
– Хорошо, – кивнул Эрик, слегка расслабившись. – А ты кто?
– Тебе ли не знать, – надменно ответил мужчина и прищурился. – Только больше ты меня не обидишь. Не в этот раз.
– И в мыслях не было. Я вообще тебя... Постой-ка!
Эрик шагнул к нему, оставляя меня одну, лишая защиты и покровительства. Ветер мазнул по плечам, вызывая дрожь, и я машинально подняла упавший плед. Закуталась в него, как в защитную мантию.
Напрасные опасения – незнакомец опасным точно не выглядел. Скорее, потерянным и несчастным. А еще... пустым. Я уже видела такое и не раз. Впервые – в беседке в городском парке, когда я и Влад... и наполненные слезами глаза ясновидицы Тани... и радуга. Потом на Тибете – тот ясновидец называл себя принцем и обещал, что всех нас покарает. И кульминация – краски и холст, обреченность на лице Эрика, когда Лидия цеплялась за его рукав...
Догадка осенила, как всегда, внезапно. Впрочем, Эрик понял на минуту раньше меня. Склонился к буквально сжавшемуся в комок найденышу, навис над ним и спросил:
– Ты – Гарди?
Незнакомец нерешительно кивнул, отступил на шаг и, споткнувшись о торчащий из брусчатой дорожки камень, упал на пятую точку. Эрик протянул ему руку, но ясновидец ее не принял – решил подняться сам. Упираясь ладонями в снег и не сводя с Эрика испуганного взгляда, отполз на несколько шагов назад и неуклюже встал.
Подумать только, Первый! Настоящий и такой... нелепый. Испуганный. Потерянный. Что он делает в саду скади?
– Идем в дом, – благодушно предложил Эрик и улыбнулся, словно боялся спугнуть неожиданного гостя. – Здесь холодно. А там обогреешься и расскажешь, на кого ты тут с тыла нападать собрался.
– Нет-нет-нет! – решительно запротестовал Гарди и замотал головой. – Все будет не здесь и не сейчас. Не так... Там. – Он указал рукой в сторону дома. – Глупая девчонка порвет колпак, и никто вас не спасет. Вас... нас... – захихикал и прикрыл ладонью рот, а с рукава опадали лохмы снега, пачкая полы куртки. – Вот дура, кто же бьет изнутри!
– Тот, кто хочет выбраться? – предположил Эрик.
– Тебе не выбраться точно.
И перевел взгляд на меня. На миг показалось, он притворяется и абсолютно нормален, а спектакль этот разыграл специально для нас. А на самом деле Гарди знает, что мне суждено умереть. Знает и посмеивается про себя.
Впрочем, через секунду ясновидец снова выглядел растерянным и жалким. И тут мне подумалось: Лидия! Мысль-вспышка. Нет, не то ее предупреждение, о котором я благополучно забыла. Она сама. И способ, которым мы ее вернули.
– Эрик! – схватила мужа за рукав. – Мы можем попробовать излечить его! Наполнить моим кеном, как Лидию. Возможно, тогда...
– Хаук уйдет, – закончил он за меня. – Ты умница!
И повернулся к Гарди, пытаясь ухватить, но тот, несмотря на видимую неуклюжесть, прытко отскочил в сторону и ненавидяще на меня посмотрел. Несчастное лицо исказилось злостью и, показалось, он сейчас на меня с кулаками бросится – таким яростным был его взгляд.
– Ты! – почти завизжал он. – Это все из-за тебя. И Херсир тогда, и Хаук... Зачем, скажи, на милость, мне все это терпеть? Ты когда-нибудь ответишь или так и будешь молчать? Кому все это нужно?
– Никому, – согласился Эрик, ловко хватая Гарди за шею и притягивая к себе. Ясновидец испуганно рванулся в сторону, но Эрик прижал его крепче и успокаивающе зашептал:
– Тише, тише. Скоро все закончится. Потерпи.
По морщинистому, тусклому лицу Гарди потекли слезы. Костлявые, опутанные кольцами ревматизма пальцы вцепились в руку Эрика, пытаясь сбросить, освободиться от пут. Тщетно. Физически Эрик намного сильнее, держит крепко и ни за что не отпустит такую ценную добычу.
И он сказал правду: если повезет, скоро все закончится. Я очень постараюсь вылечить Первого, и тогда Хауку не будет смысла убивать нас – причина мести исчезнет, канет в небытие.
Жаль, что Гарди был иного мнения...
– Тик-так, тик-так, – не обращая внимания на слезы, бормотал он, уже не пытаясь выбраться из удушливых объятий моего мужа. – Слова-бритвы, слова-ножи. Прошлое убивает... И тебя убьет.
– Прошлое не убивает, – ласково возразил Эрик, ослабляя хватку, обнял Первого за плечи, решительно подталкивая в направлении дома. – Идем, ты совсем околел тут.
– Посмотрим, как оно не убьет тебя! – Он резко вывернулся, потянулся вверх и положил ладонь Эрику на лоб.
Время, казалось, остановилось. Падало, кружась и смешиваясь со снежинками, и замедленно стучали воображаемые часики, повторяя голосом Гарди.
Тик-так. Тик-так.
– Поделишься со мной? – робко спросила она и протянула руку.
Конец света, видимо, наступил!
Я перевела взгляд на Гектора. Искала на его лице испуг или хотя бы тень опасения, но не нашла – ясновидец выглядел расслабленно. Влад, естественно, тоже на него посмотрел. А потом перевел взгляд на Лидию и хитро усмехнулся. Слишком хитро. Если он сейчас все испортит, это будет провал.
Я дернулась, чтобы спуститься к ним, пока еще не поздно, пока Лидия здорова, и не надо копить кен, чтобы ее вернуть.
Но меня остановил Глеб. Схватил за рукав и тихо сказал:
– Все хорошо.
Ничего не хорошо, когда Влад держит за руку дочь Гектора! Они свихнулись все, что ли?
Охотники опешили окончательно. Если те, кто валялся в снегу, медленно приходили в себя, кое-кто вставал и отряхивался, а кое-кто пытался встать, то те, которых не коснулась сила аун, просто застыли. Таращились на Гектора, на Эрика рядом с ним, на Лидию, бесстрашно держащую за руку Влада. И, естественно, молчали. Ждали.
И я ждала.
– В свете последних событий, я и мой клан решили присоединиться к Эрику Стейнмоду и его людям и найти укрытие в этом доме, – громогласно произнес Гектор. – Мы больше не враги. Единое. Союзники в борьбе со стихией. Тот, кто придет к нам, как враг, умрет. Но если вы хотите защиты от надвигающейся катастрофы, наши двери открыты для вас.
Некоторые охотники отреагировали странно. Не сговариваясь, в один прекрасный момент они начали пятиться к воротам, не сводя испуганных глаз с нашей разношерстной компании. Расталкивали локтями застывших статуями собратьев и методично пробирались к выходу. Где-то на середине пути один из них развернулся и со всей прыти побежал, остальные – как по команде – за ним, дезертировали, оставив оставшихся решать, что делать дальше. И я вдруг поняла: битва кончилась, толком не начавшись. Без единой жертвы, без утрат. Мы просто... победили.
Оставшихся было около тридцати. Один из них, судя по всему, достаточно старый, чтобы вскоре стать древним, но пока до этого уровня силы не доросший, выступил вперед и обратился к Гектору.
– Ты знаешь, я глубоко уважаю тебя и твой клан. И если ты говоришь, что мы зря побеспокоили твоих... друзей, я прошу прощения, но... О какой катастрофе ты говоришь? Чего боишься? Если новой власти, которая нестабильна после смерти Альрика, то я могу гарантировать...
– Слепцы! – резко перебил Гектор. – Не видите дальше собственного носа. Тешитесь амбициями, когда баланс кена в городе нарушен. Разве ты не чувствуешь? Разве не понимаешь, что происходит?
Пристыженных охотников редко доводится видеть, потому я наслаждалась. Тяжесть резко прошла, в голове царил покой и умиротворение, страха оказаться под властью Гектора не было. Был триумф. Радость необъяснимая, почти детская, что мы победили. И более взрослая – оттого, что никто из близких не погиб. Усталость еще и небольшая сонливость, которую, благодаря стылому ветру, контролировать удавалось успешно.
– Что грядет, Гектор? – тихо спросил охотник, и на небольшой площадке, заполненной людьми, воцарилось минутное молчание. Лишь снег шелестел, бился в окна, сыпал за шиворот наспех накинутых курток. И ветер – могу поклясться, выл диким волком, и мне подумалось, что это плохой знак.
– Первые, – мрачно ответил ясновидец, и голос его потонул в гуле разбушевавшейся метели. Впрочем, я была уверена – охотник услышал. Его лицо меняло маски: недоверие, подозрительность, страх.
А потом мир качнулся, потерял резкость, меня сорвало с места, и, кажется, кто-то в последний миг успел меня удержать. Или нет? Важно ли?
Картинки проносились перед глазами диафильмом – выдернутые мгновения будущего, которые мне, как пророчице, суждено было увидеть. Я поняла две вещи, которые положат конец всему этому кошмару.
Первая – Хаука можно убить. Ритуальный нож – с виду простенький, но насквозь пропитанный древностью, хранящий отпечатки кена многих хищных, ясновидцев и охотников, созданный самим Арендрейтом, ведь именно его знак украшал костяную рукоять. Лив, сжимающая в хрупкой руке эту самую рукоять. Лезвие в крови.
Хотелось смеяться и плакать одновременно. Смеяться – оттого, что будущее больше не выглядело безнадежным. А плакать – потому что будущего для меня не существовало.
Я хохотала, как сумасшедшая, глотая слезы, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони, стараясь ощутить боль, ведь боль – это жизнь. Я дышу, вижу, слышу, касаюсь холодного, липкого снега. Я жива. Жива!
Жива ведь?
Кто-то гладил меня по голове, вокруг гомонили люди, пытаясь выяснить, все ли со мной в порядке.
Я не знала сама.
Потому что вторая вещь, которую я увидела, была фатальной. Необъяснимой. Нереальной и глупой, потому что так не бывает, не должно быть...
Люди, пусть и пророки хищных, не должны знать такого. Потому что как же теперь жить? Как верить? Как принять будущее, когда знаешь страшную правду?
Принять свою смерть...
Глава 7. Гарди
Темно.
Глаза закрыты, но я все равно чувствую темноту, ощущаю, как она липнет к коже. Пачкается.
Горло болит от криков, и при выдохе из него вырываются хрипы. Тело онемело от судорог, и теперь кончики пальцев неприятно покалывает. Сами пальцы, как и остальные части тела расслаблены. Сил нет ни на что.
Холод осторожно касается лица, лаская его медленно падающими снежинками. Изредка виска касаются губы – так же невесомо, едва ощутимо, но в отличие от снега, они дарят тепло. Воздух сладок... Свежо – не то, что в доме, где стены съезжаются, и потолок готов раздавить в любую секунду. Помню, внутри я тут же начала задыхаться, и Эрик вынес меня на улицу, спрятал в укромном уголке сада скади.
Глаза открывать не хочется. Голова болит и, кажется, я растворяюсь в этой пульсирующей боли. Даже ладонь на лбу не спасает – приглушает боль, но не приносит избавления. Впервые.
Поэтому я не двигаюсь и притворяюсь, что сплю. Впрочем, не только поэтому. Если открою глаза, со мной заговорят. Последуют вопросы, на которые нужно будет отвечать, а я впервые растерялась, имею ли право. То есть, как вождю, я обязана сказать Эрику о видении. Должна. Непременно.
Даже мысленно это «должна» звучит фальшиво. Я знаю, что за этим последует – золотая клетка, несколько слоев защиты и иллюзия безопасности. Возможно, это даже поможет. Спасет меня. Изредка ловлю себя на мысли, что сама готова в эту клетку влезть. Только вот...
Барт.
Он с первого дня нашего знакомства говорил о моей цели. О том, что я должна уйти от сольвейгов во внешний мир, построить здесь жизнь, обучиться использовать свой кен, стать сильнее. А потом, перед смертью, он учил меня... Печать и...
Знал ли?
Знал. И готовил с самого начала. Иначе на кой мне уметь ставить печать? Слова Лив все еще отчетливо звучали в голове: только тот, чья жила порвется...
Вспоминать не хотелось. Даже мимолетные касания воспоминаний о видении, далекие отголоски, превью несвершившегося усиливали боль.
Поэтому я застыла в настоящем, пытаясь мысленно остановить время. Будущего не хотелось. Никакого. Совсем.
Меня качали на руках, как ребенка. Закутали во что-то мягкое и теплое, обняли, закрыли от всех невзгод мира. И если бы отпустили, не заметили, оставили в одиночестве со своими мыслями, я быстрей бы пришла в себя. А тут – разомлела. Расслабилась. Испуг плавно перерос в жалость к себе, из-под закрытых век потекли слезы, а их не заметить сложно.
Меня рассекретили.
И я открыла глаза.
– Больно?
– Немного, – соврала я. И слезы вытерла, хотя тщетно – они как текли, так и продолжали течь.
Мы сидели на лавочке, почти у самого конца аллеи. Вернее, Эрик сидел, а я полулежала у него на руках, с ног до головы укутанная в мохнатый плед. Аллея замыкалась непростительно запущенным садом – деревья и кусты сплелись ветвями, пытаясь выжить, заглушить друг друга, отобрать лишний кусочек света и тепла. Сплетения эти, припорошенные снегом, ночью выглядели особенно зловеще, а если учесть недавнее видение...
Я вздрогнула.
– Что ты видела?
Вопрос осторожный, но в голосе – настойчивость вождя. Необходимость знать. Анализировать. Каждая минута неведения приближает нас к опасности – Эрик выучил это правило давно.
– Я...
Запнулась, впервые не зная, что сказать. Соврать? Придумать? Или, может, выдать правду, и пусть Эрик решает, как этой правдой распорядиться? В конце концов, самого Хаука мы еще не видели. Возможно, он не так страшен, каким вижу его я. Подумаешь, охотник! Сколько их было – молодых и древних? Совсем недавно целая армия бежала, сверкая пятками. Возможно, и этот...
Невозможно. Нельзя себе врать — Хаук не побежит.
Но ведь это не наша битва! Херсир тоже вернулся, вот пусть он и...
– Полина?
Настойчивый взгляд, и ложь сама вырывается в мир:
– Не помню. То есть... Смутно все. Там была Лив и Хаук. У него жуткие светящиеся щупальца, метров по двадцать каждое. Их много, они...
Слезы соленые и холодят щеки, покрывают коркой кожу. Почему бы не дать мне отдохнуть? Почему, черт возьми, нельзя понять, что мне больно?! Страшно. И жить... жить хочется. Очень.
Злость захлестнула – на себя саму, за то, что хороню себя раньше времени. Видения – не стопроцентная гарантия событий.
Видения – нет. А слова Барта?
И вот я злюсь уже не него. Я же к нему, как к отцу... Доверяла, а он... Он просто готовил меня к жертвоприношению. Методично, аккуратно выписывая на душе ритуальные узоры смертницы.
– Хорошо, не надо говорить, – шепнул Эрик мне в волосы, обнимая крепче, окутывая теплом. – Мы справимся, слышишь?
Слышу. Только веры нет. Паника захлестывает, отдается дрожью в теле. И нигде больше не осталось безопасных мест.
Шорох в кустах заставил буквально выпутаться из объятий, вскочить на ноги. Ничем и никем не поддерживаемый плед свалился с плеч в снег, плечи обдало промозглым декабрьским ветром. Я спряталась за спиной у Эрика, который тоже встал и уставился в темноту.
– Кто здесь? – резко спросил он, а через секунду из кустов на дорожку вывалился человек.
Он был чумаз. Растрепан. Худ. Сильно горбился и держал руки в карманах, шарил, будто пытался что-то там отыскать. Волосы незнакомца свалялись и топорщились во все стороны лохмами. Из дырки в рукаве пучком торчал пух. На осунувшемся лице, испещренном морщинами, отражалась решительность и азарт.
Он зыркнул на нас узкими, глубоко посаженными глазками и гордо сообщил:
– Я зашел с тыла!
Неожиданно. Если он собрался на нас напасть, то это просто забавно. Что я и продемонстрировала нервным смешком.
– Хорошо, – кивнул Эрик, слегка расслабившись. – А ты кто?
– Тебе ли не знать, – надменно ответил мужчина и прищурился. – Только больше ты меня не обидишь. Не в этот раз.
– И в мыслях не было. Я вообще тебя... Постой-ка!
Эрик шагнул к нему, оставляя меня одну, лишая защиты и покровительства. Ветер мазнул по плечам, вызывая дрожь, и я машинально подняла упавший плед. Закуталась в него, как в защитную мантию.
Напрасные опасения – незнакомец опасным точно не выглядел. Скорее, потерянным и несчастным. А еще... пустым. Я уже видела такое и не раз. Впервые – в беседке в городском парке, когда я и Влад... и наполненные слезами глаза ясновидицы Тани... и радуга. Потом на Тибете – тот ясновидец называл себя принцем и обещал, что всех нас покарает. И кульминация – краски и холст, обреченность на лице Эрика, когда Лидия цеплялась за его рукав...
Догадка осенила, как всегда, внезапно. Впрочем, Эрик понял на минуту раньше меня. Склонился к буквально сжавшемуся в комок найденышу, навис над ним и спросил:
– Ты – Гарди?
Незнакомец нерешительно кивнул, отступил на шаг и, споткнувшись о торчащий из брусчатой дорожки камень, упал на пятую точку. Эрик протянул ему руку, но ясновидец ее не принял – решил подняться сам. Упираясь ладонями в снег и не сводя с Эрика испуганного взгляда, отполз на несколько шагов назад и неуклюже встал.
Подумать только, Первый! Настоящий и такой... нелепый. Испуганный. Потерянный. Что он делает в саду скади?
– Идем в дом, – благодушно предложил Эрик и улыбнулся, словно боялся спугнуть неожиданного гостя. – Здесь холодно. А там обогреешься и расскажешь, на кого ты тут с тыла нападать собрался.
– Нет-нет-нет! – решительно запротестовал Гарди и замотал головой. – Все будет не здесь и не сейчас. Не так... Там. – Он указал рукой в сторону дома. – Глупая девчонка порвет колпак, и никто вас не спасет. Вас... нас... – захихикал и прикрыл ладонью рот, а с рукава опадали лохмы снега, пачкая полы куртки. – Вот дура, кто же бьет изнутри!
– Тот, кто хочет выбраться? – предположил Эрик.
– Тебе не выбраться точно.
И перевел взгляд на меня. На миг показалось, он притворяется и абсолютно нормален, а спектакль этот разыграл специально для нас. А на самом деле Гарди знает, что мне суждено умереть. Знает и посмеивается про себя.
Впрочем, через секунду ясновидец снова выглядел растерянным и жалким. И тут мне подумалось: Лидия! Мысль-вспышка. Нет, не то ее предупреждение, о котором я благополучно забыла. Она сама. И способ, которым мы ее вернули.
– Эрик! – схватила мужа за рукав. – Мы можем попробовать излечить его! Наполнить моим кеном, как Лидию. Возможно, тогда...
– Хаук уйдет, – закончил он за меня. – Ты умница!
И повернулся к Гарди, пытаясь ухватить, но тот, несмотря на видимую неуклюжесть, прытко отскочил в сторону и ненавидяще на меня посмотрел. Несчастное лицо исказилось злостью и, показалось, он сейчас на меня с кулаками бросится – таким яростным был его взгляд.
– Ты! – почти завизжал он. – Это все из-за тебя. И Херсир тогда, и Хаук... Зачем, скажи, на милость, мне все это терпеть? Ты когда-нибудь ответишь или так и будешь молчать? Кому все это нужно?
– Никому, – согласился Эрик, ловко хватая Гарди за шею и притягивая к себе. Ясновидец испуганно рванулся в сторону, но Эрик прижал его крепче и успокаивающе зашептал:
– Тише, тише. Скоро все закончится. Потерпи.
По морщинистому, тусклому лицу Гарди потекли слезы. Костлявые, опутанные кольцами ревматизма пальцы вцепились в руку Эрика, пытаясь сбросить, освободиться от пут. Тщетно. Физически Эрик намного сильнее, держит крепко и ни за что не отпустит такую ценную добычу.
И он сказал правду: если повезет, скоро все закончится. Я очень постараюсь вылечить Первого, и тогда Хауку не будет смысла убивать нас – причина мести исчезнет, канет в небытие.
Жаль, что Гарди был иного мнения...
– Тик-так, тик-так, – не обращая внимания на слезы, бормотал он, уже не пытаясь выбраться из удушливых объятий моего мужа. – Слова-бритвы, слова-ножи. Прошлое убивает... И тебя убьет.
– Прошлое не убивает, – ласково возразил Эрик, ослабляя хватку, обнял Первого за плечи, решительно подталкивая в направлении дома. – Идем, ты совсем околел тут.
– Посмотрим, как оно не убьет тебя! – Он резко вывернулся, потянулся вверх и положил ладонь Эрику на лоб.
Время, казалось, остановилось. Падало, кружась и смешиваясь со снежинками, и замедленно стучали воображаемые часики, повторяя голосом Гарди.
Тик-так. Тик-так.
