– Лив?!
Воздух казался горячим, раскаленным даже. В глазах потемнело, а голову будто железным обручем сдавило. Тоже горячим. В висках застучало, и горло пересохло от внезапной духоты.
– Она самая.
Близко. Охотник знает, где Лив, а значит, я нашла ее. Мы нашли. И теперь...
Додумать не удалось. В кухню вошел Дэн и сообщил:
– Эрик вернулся.
– Отлично, – просиял Богдан. Встал, открутил крышку у «Колы» и, не дожидаясь нас, вышел в коридор.
– Он знает, где Лив, – сказала я и посмотрела на свои ладони. Ладони покрылись испариной и были холодными, как лед.
– И Гарди. Не забывай о Гарди! – с энтузиазмом дополнил Дэн.
Я кивнула. Странно, но эмоции улеглись, как февральская метель. Только слепящее солнце и снег. Холодно. Спокойно. Но так и должно быть.
– Помню. А если не получится...
– Полина...
– Если не получится, – настойчиво повторила я, – у меня есть нож.
Нож.
Он должен был освободить, а стал моим проклятием.
Снова.
Существует мнение, что счастье – это минута тишины перед тем, что тебя ждет. Таких минут у меня впереди было много. Мгновений, текущих вяло, оставляющих на душе маслянистый след. Оболочку, напоминающую мутный пузырь, фильтрующую звуки и размывающую изображение действительности.
Сквозь эту оболочку вновь прибывшие казались иллюзорными, фантомными даже. Полупрозрачные призраки, жмущиеся друг к другу, чтобы не потерять целостность. Потерявшие дом и племя – Хаук бесчинствовал в Лондоне, и, наверное, это еще одно послание Эрику. Насмешка. Несколько выживших из десятков его друзей.
Они улыбались. Говорили на ломаном русском, смешивая слова, и в разговоре прорывались иглами английские с глубокой, носовой «а» и тонкими, свистящими согласными.
Ричард был высок и худ. Рыжеволос. Переносица с горбинкой и внимательный взгляд синих глаз. Под стать ему Мария. Прямая спина, светло-голубой брючный костюм, остроносые туфли на невысоком каблуке. Аккуратное каре. Подчеркнутая строгость движений, граничащая с чопорностью, но эту границу не перешедшая. Тонкие черты лица придавали ей аристократизма.
Третья гостья была невысокой. Несуразной. Русые волосы, наспех перехваченные черной резинкой, отчего прическа казалась неряшливой. Полное отсутствие макияжа. Блуждающая, неуверенная улыбка. Распахнутый взгляд, в котором испуг, почти перешедший в отчаяние. Но она держалась, изредка вздергивала подбородок и пыталась казаться увереннее. Этот жест еще больше выдавал ее.
И мне показалось, наши с ней желания совпадают – мне тоже хотелось спрятаться. И от охотника, который нашел Лив, и от новых знакомств, а значит, известий об очередном погибшем племени. От мыслей, которые муравьями копошились в сознании.
Ее ладонь была теплой, а глаза распахнулись еще больше, когда я представилась. А моей первой мыслью была: «Боги, что он в ней нашел?!»
За эту мысль тут же стало стыдно. Нашлась, тоже мне, красотка писаная! Небось, Лара обо мне так же думала, когда узнала, что я и Влад...
Быть, как Лара, не хотелось. Поэтому невесть откуда всплывшую стервозность я усилием воли запихнула поглубже.
У Элен был низкий, приятный голос. Теплая улыбка. Она старалась не отходить от Ричарда, в отличие от Марии, которая заставила Дашу провести ей экскурсию по дому. Даша ушла неохотно, и я с неудовольствием заметила, что Богдан проводил ее внимательным взглядом. Не хватало нам только влюбленных охотников! От них одни проблемы. Плавали – знаем.
Линда отреагировала на Элен бурно. До этого момента тихая, неприметная – она выронила стакан на пол, резко развернулась, взлетела вверх по лестнице и скрылась за поворотом в коридор. Осколки блестели на полу, переливались, отражая свет ночных ламп.
– She’s still?.. – спросила Элен Эрика, запнулась и опустила глаза.
Эрик не ответил, но было очевидно, что Линда до сих пор... И это жутко бесило. Количество поклонниц Эрика на квадратный метр росло с каждым днем, возвращая ревность, а с ней и напрасные надежды.
Надежды мне сейчас противопоказаны. А жизнь теперь мало напоминает любовный роман. Скорее, триллер. Или ужастик. Особенно по ночам, когда страхи проникают в сны темным, мутным раствором.
Эля принесла совок и веник, чтобы убрать осколки. В гостиной повисло неудобное молчание, лишь Богдан два раза кашлянул в попытке привлечь внимание.
Удалось. Ответом ему был взгляд Эрика – пристальный и злой.
– А этот что здесь делает? – поинтересовался он вкрадчиво, даже не стараясь скрыть угрожающие нотки.
Богдан взгляд выдержал.
– Он знает, где Гарди, – пояснила я, и молчание вернулось. Опутало, заполонило гостиную, и новые гости притихли под влиянием общего замешательства.
Про Лив я умолчала. Богдан и так скажет, если они с Эриком договорятся, а если нет... А если нет, я сама у него узнаю. Вытрясу правду, даже если придется при этом его прибить.
Говорили они долго, закрывшись в кабинете. Некоторые из нас ходили посмотреть на двери, будто информация могла просочиться сквозь них бесплотным привидением. А потом надоело. Собравшиеся в гостиной разбрелись по своим делам. Загремела посуда на кухне – готовился ужин, и по воздуху поползли восхитительные ароматы еды. Желудок тут же откликнулся, однако в последнее время мы ужинали с Эриком вдвоем, ровно в восемь, на полу у камина.
Часы показывали уже полдевятого, а дверь в кабинет была все так же молчалива и нема к мысленным просьбам. Ждать у двери – уныло, поэтому я решила принять душ и переодеться. И на втором этаже, в коридоре, прислонившуюся к стене и смотрящую в окно, нашла Линду.
Она не шевелилась. Руками только себя обняла и стиснула плечи, будто старалась удержать их на месте. Будто бы, если отпустит, они отвалятся от туловища. Пальцы побелели и спина сгорбилась, а из-под свитера, который встопорщился, задрался, виднелись...
Я застыла. И внезапно возникший ком в горле попыталась сглотнуть. Не вышло. Колени дрогнули, и от них вверх поползло, охватывание, онемение. Наверное, из-за него я и не могла пошевелиться. Именно из-за него, а еще от усталости, а не от четких лиловых шрамов, полосующих спину пророчицы. Они липли к коже и, переплетаясь, тянулись вверх.
И слова Эрика о наказании приняли иной, ужасающий смысл.
Она ведь... ее ведь... И, небось, при всех. Соплеменники смотрели, как тяжелый, темный кнут касается кожи, разрывая. Свист его пригрезился мне, отчего передернуло от отвращения.
И разве есть преступление, за которое нужно терпеть такие муки? Разве это справедливо?
Линда обернулась, стегнула меня взглядом, будто крапивой. Я не была ей симпатична, как и Элен, но если раньше она скрывала эмоции под веером ресниц, то сегодня прятаться не хотела.
Приветливые слова застыли у меня в горле. Что мне ей сказать? Если ее наказали из-за Эрика, то я, должно быть, кажусь ей воплощением чудовищной несправедливости. Никакие слова не смогут это изменить.
Не сводя с пророчицы взгляда, я попятилась, нажала на ручку двери. Промахнулась.
Тихий шорох. Полумрак. Щелчок выключателя, и мягкий свет всполошил тени, залил комнату. Не мою.
И обитатели, которых я нечаянно потревожила, замерли в кровати от эдакой наглости. И я замерла – у двери только. Уперлась в нее спиной и, прежде чем успела подумать, выдохнула возмущенное:
– Эльвира!
Эля потупилась, сжалась и подтянула одеяло, которое прикрыло даже нос, но все равно было видно, что она густо покраснела.
– Ты так и не научилась стучаться, – покачал головой Влад, ни капли не смутившись. Выглядел он при этом довольным, как кот, объевшийся сметаны. Правда, в отличие от кота, пойманного на поличном, ни капли не испугался.
– Черт! Вот ведь черт!
Я старалась смотреть куда угодно, только не на них. На занавески в розовых рюшах. На постеры на стене с изображением молодежных групп. На фотки на комоде, устланном вязанной салфеткой. Салфетки эти вязала мама Эли, и было у нее их десятки, если не сотни. Целительница украшала ими каминные полки, обеденный стол, подоконники в коридорах, где жили вазоны с розовыми азалиями и мясистыми фикусами. Даже у нас в комнате на тумбочках лежали кружевные таблетки рукодельницы Авроры.
Так Эльвира хранила память о матери, погибшей на войне.
Она скорбела. Грустила, и каждый раз, когда впадала в меланхолию, виделась мне ребенком, лишенным материнского тепла.
Боги, да она и есть ребенок! Что он тут... они...
– Извиниться не хочешь? – настиг меня язвительный вопрос.
– Да, я... – Я на всякий случай отвернулась, мысленно желая отмотать время назад и посчитать чертовы двери. Элина была следующей после нашей в коридоре, полном одинаковых дверей. И, если бы я не засмотрелась на шрамы Линды, точно не перепутала бы. А теперь... – Извини, Эля.
И вышла на ватных ногах в коридор. Дверь закрыла и прислонилась к ней, закрыв глаза. Щеки горели, будто бы это не я – меня застали вот так... А если и застали, то...
Какое мне дело? Ира наверняка в курсе, да и знает она, что Влад не станет хранить верность. Верность для него имеет совсем другое значение.
А я... мне надо найти Эрика. Аппетит пропал, а желание его видеть стало невыносимым, осязаемым почти. Оно приклеилось к груди, в районе сердца, заставляя это сердце биться сильнее.
Линда стояла все там же, у окна, и на этот раз не обернулась. Свитер только оправила, и теперь он скрывал следы ее давнего позора.
В гостиной было неожиданно пусто. Полумрак. Запах сандала от ароматических палочек, которые зажгли и зачем-то оставили на столе. От них вился сизый, тонкий дымок и рассеивался, наполняя комнату сладким ароматом.
Даша стояла у окна, упершись ладонями в подоконник, и смотрела на улицу.
– Охотник ушел, – сказала мне, не оборачиваясь, глухим, полумертвым голосом. От тона этого голоса у меня по спине поползли мурашки. Случилось что-то, а я не заметила? Верно, произошло, когда я была наверху, рассматривала шрамы Линды и сцену, которая не предназначалась для моих глаз. Или предназначалась?
– Он вернется, – будто стараясь успокоить меня, добавила Даша. – Договорились вроде. Думаешь, альянс с охотниками возможен?
Я пожала плечами, на ходу понимая, что Даша не могла видеть этот жест.
– Гектор уже ведет переговоры с теми, кто отступил тогда. Они вроде не против нам помочь. А если и Богдан пришел, то... – Я шагнула к ней, тронула за плечо. – Что с тобой?
– Охотник сказал, что я красивая, – ответила она тем же глухим тоном и прядь волос заправила за ухо.
– Он прав, – кивнула я. – Но ты же понимаешь, что вы не сможете... ну, ваши энергетики...
– Несовместимы. Да, знаю.
Показалось, в словах этих скользнула горечь. Она странно вела себя в последнее время, а я не замечала, либо не хотела замечать. Своих проблем было полно, а на чужие времени не оставалось. И сил. Сил особенно.
Нужно было ее как-то отвлечь. Хоть как-то, иначе она себе такого надумает, что Эрик ее либо убьет, либо запрет, а мне бы этого не хотелось. Отвлечь было чем.
– Послушай, ты бы поговорила с Элей, – постаралась я мягко сменить тему. Тема Даше приглянулась. Она даже повернулась ко мне и прищурилась, будто судьба Эли ее волновала больше всего на свете.
– А что с ней?
– Я только что двери спутала. Случайно, и... В общем, я к ней вошла, а там...
– Нет, – перебила Даша. – Молчи. Ни слова!
Она резко вывернулась, обогнула меня и направилась к лестнице. И я поняла, что сегодняшний вечер абсолютно лишен нормальности, будто кто-то выпустил из шкатулки дух Кэррола, и теперь он бродит по дому, курит трубку и выпускает дымок сюрреализма, который расползается по комнатам.
Взгляд упал на дымящиеся сандаловые палочки, я подошла и затушила их. И без сумасшествия домочадцев нам хватает проблем.
Мне нужно найти Эрика. Просто чтобы почувствовать: все в порядке. Пока. А «потом» оставлю на завтра.
Я нашла его – на кухне, в окружении ясновидцев и скади, обсуждающих приход Богдана. Поймала недовольный взгляд Гектора. И отступила в тень. Юркнула в дверь, ведущую на улицу, где весна почти, и воздух приятно-теплый, несмотря на ночные заморозки.
На улице стало спокойнее. Тишина. Темень. На фоне иссиня-серого, затянутого тучами неба качаются черные лапы деревьев. И совсем уже весной пахнет.
– Ужинала?
Теплые руки на плечах. Едва уловимый аромат карамели. Булочка с марципаном на фарфоровой тарелке – Эрик вечно дразнит меня сладким перед едой. Впрочем, это совсем не мешает мне наслаждаться ужином и аппетит не перебивает.
Я помотала головой и пощупала мягкий сдобный бок подношения.
– Извини, пришлось кое-что обсудить. Охотник...
– Знает, где Гарди.
Молчание. И поджатые губы Эрика наталкивали на мысли, что он раздражен.
На меня он не смотрел, изучал щербатые перила и износившиеся колоны. Делал вид, что полностью увлечен мыслями о необходимом ремонте. Его пальцы скользили по холодному камню, оглаживали, пробовали на ощупь.
– И что теперь? – не выдержала я. Сердце колотилось, и озноб отчего-то взял. Куртку забыла, а весна еще весной не кажется. Особенно ночью.
– Приведем его сюда, – ни секунды не колеблясь, ответил Эрик. – И ты его вылечишь. А потом...
Замолчал. Задумался и, казалось, он подбирал слова, которые можно мне сказать. Раньше мы всем делились, а теперь... Нужно ценить то, что есть. В конце концов, у меня тоже есть от него тайны.
– Даша странная. – Я решила уйти от неприятной темы, которая и так сегодня слишком часто обсуждалась.
– Дарья ревнует, – тем же тоном пояснил Эрик, и пальцы его коснулись коры прильнувшего к крыльцу вяза. Вяз был стар, широк, и кора его бугрилась под ладонью Эрика. Дерево, будто ища пристанища, тянулось к теплу, к людям.
– Богдана?! – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что именно спросила.
Эрик посмотрел на меня. Нахмурился.
– Какого Богдана?
– Я... то есть... охотник приходил, вот я и...
– Глупости! – поморщился он и добавил: – Дарья ревнует Влада. Это у нее случается. Периодами.
– К кому?!
Фраза Эрика звучала нелепо. Странно. Неправдоподобно. Даша с Владом неразлейвода, никто на ее место лучшего друга и доверенного не посягнет. Иногда мне казалось, она знает о Владе больше, чем он сам о себе. И тут вдруг...
Эрик окинул меня внимательным взглядом.
– К Эльвире.
Воспоминание-молния. Смятые простыни. Пунцовое лицо Эли. Усмешка Влада. Интимность, которую я нечаянно нарушила. Нелепая, к слову, интимность. Зачем Владу Эля? У него всегда было много поклонниц, но все они разительно отличались от целительницы – что внешне, что характером. Вот Даша гораздо лучше подошла бы на роль его избранницы, но за столько лет у них не наметилось и намека на отношения. Выходит, не судьба. А тут вдруг...
– Бред какой-то, – подытожила я.
– А ты не знала? – Эрик удивленно приподнял бровь, а взгляд стал еще внимательнее, будто он испытывал меня, изучал реакции. Или правда изучал? – Дарья влюблена в него с детства.
Вот точно бред! Даша все время, что я ее знаю, сватала мне Влада и пыталась рассорить с Эриком. До самого венчания, да и после особого восторга на лице защитницы по поводу женитьбы с ее братом, я не наблюдала. Сколько мы живем в одном доме, сколько раз я видела их с Владом, и у меня ни разу и мысли не возникло, что она...
– Извини, но это звучит смешно.
– И, тем не менее, это так. Это была первая мысль, которую мне удалось услышать, когда дар проснулся.
Воздух казался горячим, раскаленным даже. В глазах потемнело, а голову будто железным обручем сдавило. Тоже горячим. В висках застучало, и горло пересохло от внезапной духоты.
– Она самая.
Близко. Охотник знает, где Лив, а значит, я нашла ее. Мы нашли. И теперь...
Додумать не удалось. В кухню вошел Дэн и сообщил:
– Эрик вернулся.
– Отлично, – просиял Богдан. Встал, открутил крышку у «Колы» и, не дожидаясь нас, вышел в коридор.
– Он знает, где Лив, – сказала я и посмотрела на свои ладони. Ладони покрылись испариной и были холодными, как лед.
– И Гарди. Не забывай о Гарди! – с энтузиазмом дополнил Дэн.
Я кивнула. Странно, но эмоции улеглись, как февральская метель. Только слепящее солнце и снег. Холодно. Спокойно. Но так и должно быть.
– Помню. А если не получится...
– Полина...
– Если не получится, – настойчиво повторила я, – у меня есть нож.
Нож.
Он должен был освободить, а стал моим проклятием.
Снова.
Глава 13. Надежда не умирает
Существует мнение, что счастье – это минута тишины перед тем, что тебя ждет. Таких минут у меня впереди было много. Мгновений, текущих вяло, оставляющих на душе маслянистый след. Оболочку, напоминающую мутный пузырь, фильтрующую звуки и размывающую изображение действительности.
Сквозь эту оболочку вновь прибывшие казались иллюзорными, фантомными даже. Полупрозрачные призраки, жмущиеся друг к другу, чтобы не потерять целостность. Потерявшие дом и племя – Хаук бесчинствовал в Лондоне, и, наверное, это еще одно послание Эрику. Насмешка. Несколько выживших из десятков его друзей.
Они улыбались. Говорили на ломаном русском, смешивая слова, и в разговоре прорывались иглами английские с глубокой, носовой «а» и тонкими, свистящими согласными.
Ричард был высок и худ. Рыжеволос. Переносица с горбинкой и внимательный взгляд синих глаз. Под стать ему Мария. Прямая спина, светло-голубой брючный костюм, остроносые туфли на невысоком каблуке. Аккуратное каре. Подчеркнутая строгость движений, граничащая с чопорностью, но эту границу не перешедшая. Тонкие черты лица придавали ей аристократизма.
Третья гостья была невысокой. Несуразной. Русые волосы, наспех перехваченные черной резинкой, отчего прическа казалась неряшливой. Полное отсутствие макияжа. Блуждающая, неуверенная улыбка. Распахнутый взгляд, в котором испуг, почти перешедший в отчаяние. Но она держалась, изредка вздергивала подбородок и пыталась казаться увереннее. Этот жест еще больше выдавал ее.
И мне показалось, наши с ней желания совпадают – мне тоже хотелось спрятаться. И от охотника, который нашел Лив, и от новых знакомств, а значит, известий об очередном погибшем племени. От мыслей, которые муравьями копошились в сознании.
Ее ладонь была теплой, а глаза распахнулись еще больше, когда я представилась. А моей первой мыслью была: «Боги, что он в ней нашел?!»
За эту мысль тут же стало стыдно. Нашлась, тоже мне, красотка писаная! Небось, Лара обо мне так же думала, когда узнала, что я и Влад...
Быть, как Лара, не хотелось. Поэтому невесть откуда всплывшую стервозность я усилием воли запихнула поглубже.
У Элен был низкий, приятный голос. Теплая улыбка. Она старалась не отходить от Ричарда, в отличие от Марии, которая заставила Дашу провести ей экскурсию по дому. Даша ушла неохотно, и я с неудовольствием заметила, что Богдан проводил ее внимательным взглядом. Не хватало нам только влюбленных охотников! От них одни проблемы. Плавали – знаем.
Линда отреагировала на Элен бурно. До этого момента тихая, неприметная – она выронила стакан на пол, резко развернулась, взлетела вверх по лестнице и скрылась за поворотом в коридор. Осколки блестели на полу, переливались, отражая свет ночных ламп.
– She’s still?.. – спросила Элен Эрика, запнулась и опустила глаза.
Эрик не ответил, но было очевидно, что Линда до сих пор... И это жутко бесило. Количество поклонниц Эрика на квадратный метр росло с каждым днем, возвращая ревность, а с ней и напрасные надежды.
Надежды мне сейчас противопоказаны. А жизнь теперь мало напоминает любовный роман. Скорее, триллер. Или ужастик. Особенно по ночам, когда страхи проникают в сны темным, мутным раствором.
Эля принесла совок и веник, чтобы убрать осколки. В гостиной повисло неудобное молчание, лишь Богдан два раза кашлянул в попытке привлечь внимание.
Удалось. Ответом ему был взгляд Эрика – пристальный и злой.
– А этот что здесь делает? – поинтересовался он вкрадчиво, даже не стараясь скрыть угрожающие нотки.
Богдан взгляд выдержал.
– Он знает, где Гарди, – пояснила я, и молчание вернулось. Опутало, заполонило гостиную, и новые гости притихли под влиянием общего замешательства.
Про Лив я умолчала. Богдан и так скажет, если они с Эриком договорятся, а если нет... А если нет, я сама у него узнаю. Вытрясу правду, даже если придется при этом его прибить.
Говорили они долго, закрывшись в кабинете. Некоторые из нас ходили посмотреть на двери, будто информация могла просочиться сквозь них бесплотным привидением. А потом надоело. Собравшиеся в гостиной разбрелись по своим делам. Загремела посуда на кухне – готовился ужин, и по воздуху поползли восхитительные ароматы еды. Желудок тут же откликнулся, однако в последнее время мы ужинали с Эриком вдвоем, ровно в восемь, на полу у камина.
Часы показывали уже полдевятого, а дверь в кабинет была все так же молчалива и нема к мысленным просьбам. Ждать у двери – уныло, поэтому я решила принять душ и переодеться. И на втором этаже, в коридоре, прислонившуюся к стене и смотрящую в окно, нашла Линду.
Она не шевелилась. Руками только себя обняла и стиснула плечи, будто старалась удержать их на месте. Будто бы, если отпустит, они отвалятся от туловища. Пальцы побелели и спина сгорбилась, а из-под свитера, который встопорщился, задрался, виднелись...
Я застыла. И внезапно возникший ком в горле попыталась сглотнуть. Не вышло. Колени дрогнули, и от них вверх поползло, охватывание, онемение. Наверное, из-за него я и не могла пошевелиться. Именно из-за него, а еще от усталости, а не от четких лиловых шрамов, полосующих спину пророчицы. Они липли к коже и, переплетаясь, тянулись вверх.
И слова Эрика о наказании приняли иной, ужасающий смысл.
Она ведь... ее ведь... И, небось, при всех. Соплеменники смотрели, как тяжелый, темный кнут касается кожи, разрывая. Свист его пригрезился мне, отчего передернуло от отвращения.
И разве есть преступление, за которое нужно терпеть такие муки? Разве это справедливо?
Линда обернулась, стегнула меня взглядом, будто крапивой. Я не была ей симпатична, как и Элен, но если раньше она скрывала эмоции под веером ресниц, то сегодня прятаться не хотела.
Приветливые слова застыли у меня в горле. Что мне ей сказать? Если ее наказали из-за Эрика, то я, должно быть, кажусь ей воплощением чудовищной несправедливости. Никакие слова не смогут это изменить.
Не сводя с пророчицы взгляда, я попятилась, нажала на ручку двери. Промахнулась.
Тихий шорох. Полумрак. Щелчок выключателя, и мягкий свет всполошил тени, залил комнату. Не мою.
И обитатели, которых я нечаянно потревожила, замерли в кровати от эдакой наглости. И я замерла – у двери только. Уперлась в нее спиной и, прежде чем успела подумать, выдохнула возмущенное:
– Эльвира!
Эля потупилась, сжалась и подтянула одеяло, которое прикрыло даже нос, но все равно было видно, что она густо покраснела.
– Ты так и не научилась стучаться, – покачал головой Влад, ни капли не смутившись. Выглядел он при этом довольным, как кот, объевшийся сметаны. Правда, в отличие от кота, пойманного на поличном, ни капли не испугался.
– Черт! Вот ведь черт!
Я старалась смотреть куда угодно, только не на них. На занавески в розовых рюшах. На постеры на стене с изображением молодежных групп. На фотки на комоде, устланном вязанной салфеткой. Салфетки эти вязала мама Эли, и было у нее их десятки, если не сотни. Целительница украшала ими каминные полки, обеденный стол, подоконники в коридорах, где жили вазоны с розовыми азалиями и мясистыми фикусами. Даже у нас в комнате на тумбочках лежали кружевные таблетки рукодельницы Авроры.
Так Эльвира хранила память о матери, погибшей на войне.
Она скорбела. Грустила, и каждый раз, когда впадала в меланхолию, виделась мне ребенком, лишенным материнского тепла.
Боги, да она и есть ребенок! Что он тут... они...
– Извиниться не хочешь? – настиг меня язвительный вопрос.
– Да, я... – Я на всякий случай отвернулась, мысленно желая отмотать время назад и посчитать чертовы двери. Элина была следующей после нашей в коридоре, полном одинаковых дверей. И, если бы я не засмотрелась на шрамы Линды, точно не перепутала бы. А теперь... – Извини, Эля.
И вышла на ватных ногах в коридор. Дверь закрыла и прислонилась к ней, закрыв глаза. Щеки горели, будто бы это не я – меня застали вот так... А если и застали, то...
Какое мне дело? Ира наверняка в курсе, да и знает она, что Влад не станет хранить верность. Верность для него имеет совсем другое значение.
А я... мне надо найти Эрика. Аппетит пропал, а желание его видеть стало невыносимым, осязаемым почти. Оно приклеилось к груди, в районе сердца, заставляя это сердце биться сильнее.
Линда стояла все там же, у окна, и на этот раз не обернулась. Свитер только оправила, и теперь он скрывал следы ее давнего позора.
В гостиной было неожиданно пусто. Полумрак. Запах сандала от ароматических палочек, которые зажгли и зачем-то оставили на столе. От них вился сизый, тонкий дымок и рассеивался, наполняя комнату сладким ароматом.
Даша стояла у окна, упершись ладонями в подоконник, и смотрела на улицу.
– Охотник ушел, – сказала мне, не оборачиваясь, глухим, полумертвым голосом. От тона этого голоса у меня по спине поползли мурашки. Случилось что-то, а я не заметила? Верно, произошло, когда я была наверху, рассматривала шрамы Линды и сцену, которая не предназначалась для моих глаз. Или предназначалась?
– Он вернется, – будто стараясь успокоить меня, добавила Даша. – Договорились вроде. Думаешь, альянс с охотниками возможен?
Я пожала плечами, на ходу понимая, что Даша не могла видеть этот жест.
– Гектор уже ведет переговоры с теми, кто отступил тогда. Они вроде не против нам помочь. А если и Богдан пришел, то... – Я шагнула к ней, тронула за плечо. – Что с тобой?
– Охотник сказал, что я красивая, – ответила она тем же глухим тоном и прядь волос заправила за ухо.
– Он прав, – кивнула я. – Но ты же понимаешь, что вы не сможете... ну, ваши энергетики...
– Несовместимы. Да, знаю.
Показалось, в словах этих скользнула горечь. Она странно вела себя в последнее время, а я не замечала, либо не хотела замечать. Своих проблем было полно, а на чужие времени не оставалось. И сил. Сил особенно.
Нужно было ее как-то отвлечь. Хоть как-то, иначе она себе такого надумает, что Эрик ее либо убьет, либо запрет, а мне бы этого не хотелось. Отвлечь было чем.
– Послушай, ты бы поговорила с Элей, – постаралась я мягко сменить тему. Тема Даше приглянулась. Она даже повернулась ко мне и прищурилась, будто судьба Эли ее волновала больше всего на свете.
– А что с ней?
– Я только что двери спутала. Случайно, и... В общем, я к ней вошла, а там...
– Нет, – перебила Даша. – Молчи. Ни слова!
Она резко вывернулась, обогнула меня и направилась к лестнице. И я поняла, что сегодняшний вечер абсолютно лишен нормальности, будто кто-то выпустил из шкатулки дух Кэррола, и теперь он бродит по дому, курит трубку и выпускает дымок сюрреализма, который расползается по комнатам.
Взгляд упал на дымящиеся сандаловые палочки, я подошла и затушила их. И без сумасшествия домочадцев нам хватает проблем.
Мне нужно найти Эрика. Просто чтобы почувствовать: все в порядке. Пока. А «потом» оставлю на завтра.
Я нашла его – на кухне, в окружении ясновидцев и скади, обсуждающих приход Богдана. Поймала недовольный взгляд Гектора. И отступила в тень. Юркнула в дверь, ведущую на улицу, где весна почти, и воздух приятно-теплый, несмотря на ночные заморозки.
На улице стало спокойнее. Тишина. Темень. На фоне иссиня-серого, затянутого тучами неба качаются черные лапы деревьев. И совсем уже весной пахнет.
– Ужинала?
Теплые руки на плечах. Едва уловимый аромат карамели. Булочка с марципаном на фарфоровой тарелке – Эрик вечно дразнит меня сладким перед едой. Впрочем, это совсем не мешает мне наслаждаться ужином и аппетит не перебивает.
Я помотала головой и пощупала мягкий сдобный бок подношения.
– Извини, пришлось кое-что обсудить. Охотник...
– Знает, где Гарди.
Молчание. И поджатые губы Эрика наталкивали на мысли, что он раздражен.
На меня он не смотрел, изучал щербатые перила и износившиеся колоны. Делал вид, что полностью увлечен мыслями о необходимом ремонте. Его пальцы скользили по холодному камню, оглаживали, пробовали на ощупь.
– И что теперь? – не выдержала я. Сердце колотилось, и озноб отчего-то взял. Куртку забыла, а весна еще весной не кажется. Особенно ночью.
– Приведем его сюда, – ни секунды не колеблясь, ответил Эрик. – И ты его вылечишь. А потом...
Замолчал. Задумался и, казалось, он подбирал слова, которые можно мне сказать. Раньше мы всем делились, а теперь... Нужно ценить то, что есть. В конце концов, у меня тоже есть от него тайны.
– Даша странная. – Я решила уйти от неприятной темы, которая и так сегодня слишком часто обсуждалась.
– Дарья ревнует, – тем же тоном пояснил Эрик, и пальцы его коснулись коры прильнувшего к крыльцу вяза. Вяз был стар, широк, и кора его бугрилась под ладонью Эрика. Дерево, будто ища пристанища, тянулось к теплу, к людям.
– Богдана?! – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что именно спросила.
Эрик посмотрел на меня. Нахмурился.
– Какого Богдана?
– Я... то есть... охотник приходил, вот я и...
– Глупости! – поморщился он и добавил: – Дарья ревнует Влада. Это у нее случается. Периодами.
– К кому?!
Фраза Эрика звучала нелепо. Странно. Неправдоподобно. Даша с Владом неразлейвода, никто на ее место лучшего друга и доверенного не посягнет. Иногда мне казалось, она знает о Владе больше, чем он сам о себе. И тут вдруг...
Эрик окинул меня внимательным взглядом.
– К Эльвире.
Воспоминание-молния. Смятые простыни. Пунцовое лицо Эли. Усмешка Влада. Интимность, которую я нечаянно нарушила. Нелепая, к слову, интимность. Зачем Владу Эля? У него всегда было много поклонниц, но все они разительно отличались от целительницы – что внешне, что характером. Вот Даша гораздо лучше подошла бы на роль его избранницы, но за столько лет у них не наметилось и намека на отношения. Выходит, не судьба. А тут вдруг...
– Бред какой-то, – подытожила я.
– А ты не знала? – Эрик удивленно приподнял бровь, а взгляд стал еще внимательнее, будто он испытывал меня, изучал реакции. Или правда изучал? – Дарья влюблена в него с детства.
Вот точно бред! Даша все время, что я ее знаю, сватала мне Влада и пыталась рассорить с Эриком. До самого венчания, да и после особого восторга на лице защитницы по поводу женитьбы с ее братом, я не наблюдала. Сколько мы живем в одном доме, сколько раз я видела их с Владом, и у меня ни разу и мысли не возникло, что она...
– Извини, но это звучит смешно.
– И, тем не менее, это так. Это была первая мысль, которую мне удалось услышать, когда дар проснулся.
