Вопросы застревали в глотке – пошлые, ненужные, пустые. Молчание исцеляло душу, потому я молчала. Он тоже молчал. И наш безмолвный поединок взглядов, казалось, длился вечность. И столько еще продлится.
Ветви старого клена царапались о кованые перила балкончика.
Было тепло. Спокойно. Время замерло, пространство вокруг надулось пузырем, пряча нас за крепкими прозрачными стенками от остального мира. От охотников и смертей, от недопониманий и предательств. От отчаяния, скребущего в дверь острыми когтями на корявых пальцах. От будущего, приближающегося неумолимо.
И мне показалось, время сжалилось, остановилось ненадолго. Я старалась не дышать, чтобы не спугнуть эту милость – наверное, последнюю милость в своей жизни.
Дыхание в такт. Стук сердец. Звуки заоконного мира, который не мог ворваться внутрь, нарушить, расплескать то последнее, что у нас осталось.
Не отвлекаться на ненужные мелочи, ценить главное.
У него шершавые пальцы. Ямочка на подбородке. Полупрозрачные глаза, которые в непогоду темнеют. Мягкие волосы шелком по подушке. Теплая улыбка. Горячее дыхание. Карамельный запах, сладкий, пьянящий. Наша кровать длиннее стандартных размеров, потому что иначе его ноги не помещаются, и пятки висят в воздухе.
Когда он смеется, мне тепло.
Кажется, это все, что нужно помнить.
Или нет?
Когда он расстроен, он хмурится. Когда сосредоточен, теребит мой мизинец.
Он любит морепродукты, булочки и теплый песок. Странно, что я знаю это – мы никогда вместе не были на пляже...
Он любит море в шторм. Высокие волны. Крепкий и сладкий кофе. Психологические фильмы.
Шахматы.
Все это я перечисляю, чтобы не забыть, чтобы взять с собой... туда, где я буду. Отпечатать в памяти так, чтобы даже смерть не затерла.
Получится ли? Во всяком случае, я попытаюсь.
Как ни старайся, время не удержишь. И вот уже утро мажет по небу сизыми полосами, проявляя мир, как фотографию. Комната наполняется красками постепенно. Очертания предметов становятся четче, и вот глаза Эрика уже обретают небесно-голубой оттенок. Он смотрит, не моргая, и руку сжимает крепко. И я думаю, что лучше прощания и не придумать.
В конце концов, скоро все закончится. Для всех. И, как оказалось, для некоторых очень благополучно. Наверное, этот мир не так плох, если даже в моменты отчаяния некоторые находят время для радости. А для некоторых даже несовместимость видов не стала помехой.
Интересно, у Даши и Богдана что-нибудь получится? Может ли получиться? Не все охотники злы на хищных, а даже если злы, впечатление всегда может измениться. Андрей ведь поменял, значит, и Богдан сможет. А если так, то, возможно, их отношения...
Взгляд Эрик вспыхнул. И глаза потемнели сразу, а ладонь стиснула мою крепко – даже суставы хрустнули.
– Что значит, отношения, Полина?
И тут я поняла, что ночь окончательно ушла. Время понеслось галопом, волшебство рассеялось, а мои мысли стали слишком громкими даже для такой огромной спальни.
– Ты можешь хотя бы сегодня этого не делать? – недовольно спросила я, высвободила руку и села на кровати. Стало немного обидно, что все так резко закончилось. А ведь могло быть еще несколько драгоценных минут...
– Не уходи от темы. Имелись в виду отношения... с охотником?
Он даже запнулся, будто выплюнул окончание фразы.
Я вздохнула.
– Идет война, Эрик. Твоя сестра – взрослая женщина. К тому же Гарди сказал...
Что сказал Гарди, судя по всему, никого не интересовало – Эрик исчез быстрее, чем я успела моргнуть.
Вот и попрощались. Хорошо еще, что в тот момент я не думала о...
Впрочем, об этом сегодня не стоит. Еще один обычный день. Пусть так и будет до самого часа «Икс».
В коридоре шумно стукнула дверь – видно, Эрик выдворяет Богдана, или, еще чего хуже, убивает. Странно, но думалось об этом легко, мысли текли плавно, размеренно, будто Эрик выскользнул, а я так и осталась в границах защитного пузыря вневременья.
Ненадолго. На пару минут.
Я закрыла глаза и откинулась на подушку.
Лив казалась подростком. Хрупкие плечи, выпирающие ключицы, большие распахнутые глаза, в которых плескался испуг. Тонкие запястья, торчащие из широких рукавов шелковой блузы, что явно была ей велика.
Наигранная наивность, ведь не может наивным оставаться тот, кому несколько тысяч лет.
Дэн держал меня за руку. Наверное, чтобы подбодрить. За это я была ему благодарна.
– Не нужно объяснять, – резко сказала Лив, когда я хотела озвучить конкретный план. – Говорили уже. К тому же Гарди дал мне четкие инструкции. Накануне...
– Хорошо, – согласилась я и посмотрела на Дэна.
Он кивнул.
Время почти настало.
Дом опустевал постепенно. Сначала ушли сильные защитницы и ясновидцы, умеющие ставить защиту Гектора. За ними последовали целители, жрецы и охотники. Воины остались до последнего – на всякий случай, если вдруг защита истончится раньше, и Хаук войдет.
Влад помогал людям обустроиться в доме атли, Мирослав, Эрик и Дэн занимались телепортацией, а мы просто ждали.
В середине дня они устали. Вымотались настолько, что остались на полчаса отдохнуть в осиротевших стенах. Мирослав стоял у окна, на подоконнике остывал свежесваренный кофе, к которому он так и не прикоснулся. Вождь альва смотрел в окно. На высыхающий асфальт и газоны. На молчаливые фонари, который склонили головы-плафоны, будто скорбя по погибшим.
Я знала, что он там видит. Бурю, плескающую с неба водой. Панику, что гонит человека сильнее, чем охотник загоняет дичь. Подламывающиеся колени. Стекленеющие глаза.
И смелого мужчину, заслонившего грудью истощенную женщину. Мужчину, который погиб, как настоящий воин.
– Он моим другом, – сказал Мирослав, не оборачиваясь, будто знал, что я стою у него за спиной, боясь подойти, поддержать. Сказать пошлые, пустые слова. Слова все равно не вернут Алекса. Как и остальных. Мы оба это понимали. – Настоящим другом. Не только жрецом.
– Знаю... – слово царапнуло горло, будто наждачная бумага.
– Он погиб напрасно. Все равно это нас не спасло. – Он повернулся ко мне – осунувшийся, постаревший, усталый вождь. – Скольких мы потеряем завтра, пока сами погибнем? Он убивает сильных, а значит, Майя...
– Майя будет жить! – перебила я и шагнула к нему. Его плечо напряглось, когда я коснулась его. А взгляд выдавал недоверие. Он не верил в то, что я говорила, хотя именно в это ему хотелось верить больше всего.
Настоящие потери страшнее опасений.
– Ты сильная. – Он вздохнул и снова повернулся к окну. – Но это уже неважно.
– Я обещаю, Мир. Майя будет жить.
Как и все остальные.
Теперь я понимаю, что имел в виду Барт, когда говорил об ответственности за сольвейгов. Бывают моменты, когда тебя будто не существует. Существуют роли. В племени у каждого – своя. А у меня, как у одиночки – особая роль.
В конце концов, я всегда чувствовала себя здесь немного лишней...
Только дом, с которым я случайно сроднилась, понимал меня. Высокие потолки, серые стены, пропитывающиеся одиночеством и тоской. Скрипящие ступени. Массивные резные двери. Витиеватые шляпы люстр.
Я касалась вещей в этом доме и становилось легче. Эти вещи, эти стены, светильники, каминные пасти – все они увидят то, что для скади останется за кадром. Племя увидит только результат, в то время, как дом будет следить за процессом.
Оттого родственность его стен чувствовалась еще сильнее.
Стемнело быстро. То ли из-за туч, то ли просто вечер накрыл особняк, а я и не заметила, как он подкрался. Опустевший дом впускал темноту охотно, будто ему нужно было заполнить место, освободившееся после ухода его обитателей. Тьма вползала послушно, ластилась к стенам, лизала пол, сворачивалась у кресел в уютные, плотные комки. Улыбалась комковатыми, пухлыми улыбками.
Тьма ждала. Она знала, что сегодня ей будет тут чем поживиться. Тьма смотрела на меня, как на добычу. Стервятница.
Я не боялась тьмы. Как, впрочем, не боялась больше того, кто обещал мне мучительную смерть. Страх – не безграничная эмоция.
В отличие от неких иных, вызванных непонятно чем, но контролирующих наши шаги, пульс, скорость реакции, а иногда и сами эти реакции, поворачивая все с ног на голову, меняя ход событий, строя новые истории.
– Ты будто прячешься здесь.
Наверное, так и было, но от Эрика не спрячешься. Это его дом, и, несмотря на то, что я чувствую поддержку его стен, сам дом слушается Эрика лучше. И тьма отползает, шипя, от его ног.
– Пора.
Полумрак. Серый свет непогоды из окна выбелил лицо Эрика, заложил тени на скулах, очертил переносицу, отчего весь образ выглядит несколько гротескно.
– Я готова, – отвечаю, убеждая скорее себя, чем его. И выдох выходит тяжелым, нервным. Секунды падают, осыпаясь, нам под ноги. И я понимаю, что без толку их собирать. Время утекает песком сквозь пальцы. Мое время, но меня почти нет, так что это нестрашно. Я ушла. Растворилась в белой ярости, подаренной Бартом. Она сильнее меня. Я чувствую, как она рвется наружу, раздирает жилу. От нее вспухают вены, и горят ладони.
Она чувствует приближение своего часа. И медленно убивает меня во мне. Потому что я слабее, потому что слабым нет места там, куда я иду.
– Хорошо.
– Полина...
Его голос ласкает мое имя. Наверное, в последний раз, но мне все равно, я наслаждаюсь, прикрывая глаза, отключая все органы чувств, кроме слуха.
– Я хочу, чтобы ты забыла все плохое. Все, что было между нами... прошло. Обещай мне.
– Обещаю, – отвечаю выдохом. Прислоняюсь к его груди, подавляя панику. За последние годы я научилась этому хорошо.
– Надень. – Эрик отступает на шаг, и шею холодит широкая полоска серебра. Амулет весомо ложится на грудь, прикрывая место, где стучит сердце. Словно броня. – Обещай, что не станешь снимать.
– Обещаю, – повторяю, как молитву.
– Умничка.
Поцелуй в лоб. Целомудренный, слегка отстраненный. Будто Эрик нарочно отгораживается, ставит невидимую стену между нами. Надеюсь, эта стена поможет ему выстоять, когда меня не станет.
– Идем. Пора.
Его ладонь находит мою. А через мгновение дом растворяется, стены теряют очертания, провал окна сменяется бежевыми обоями. Свет на миг ослепляет, и я жмурюсь и моргаю, отгоняя отголоски тьмы, оставшейся в доме скади.
Дом атли встречает меня суетой и гомоном голосов. Он слишком мал для большой толпы испуганных хищных, охотников и ясновидцев. Дом почти трещит по швам, но терпит.
Я теряю Эрика, его уводят текущие дела и заботы, и я с сожалением думаю, что мне не хватило прощания. Хотя, если бы оно затянулось, не уверена, что не сорвалась бы. Поэтому так даже лучше.
Оглядываясь, ища в толпе Дэна и Лив. А когда нахожу – они стоят в стороне и смотрят в мою сторону – киваю.
Пора.
Каждый последующий шаг дается тяжелее предыдущего, но их не так много осталось – этих шагов. Я на удивление быстро достигаю цели, Дэн вздыхает и берет меня за руку, вторая рука держит ладонь Лив. Она трясется, но храбрится, стараясь не выказывать страх.
Держась за руки и молча, мы удаляемся в темный коридор, а из него попадаем в кабинет, куда пока еще не добрались отголоски шумящей толпы.
– Готовы? – спрашивает Дэн, хотя не ждет ответа – он очевиден. Лив достает из ножен ритуальный клинок, сжимает тонкими пальцами рукоять.
Я успеваю задержать дыхание, свет смыкается за спиной, схлопывается безопасный мир, и мы возвращаемся обратно. Тьма снова шипит, но теперь уже ликуя. Тьма видит желанную добычу.
Дэн выпускает мою руку и руку Лив.
И я буквально слышу, как звенят остатки защиты – еще немного, и она сломается. Охотник прорвется внутрь.
– Уходи, – велю я Дэну. – Времени почти не осталось.
Ловлю его отчаянный взгляд, читаю в нем желание послать всех и все и вновь схватить меня за руку. Увести, спрятать. Инстинкт вождя – защищать своих людей.
– Иди, – шепчу я ласковее и глажу его по плечу. Сознание почти заволокло белым, но я еще умею чувствовать. – Сбереги их. Так хотел Барт.
Он нехотя кивает.
– Если ты увидишь его там... если вдруг...
– Хорошо. Я скажу.
Еще один вздох и один взгляд – последний мой шанс передумать.
А потом мы остаемся с Лив одни в огромном пустом доме. Она смотрит на меня решительно и яростно. И крепко держит нож.
Это все, что у нас осталось.
Тихо.
Время стекает по стенам, обнажая их – девственно чистые, лишенные защиты. В воздухе звенит напряжение и страх Лив. Она спряталась в коридоре, ведущем в кабинет, оставляя мне гостиную – пустынную, пугающе огромную для меня одной. Дверь зловеще скалится, и я не могу отвести от нее взгляда. На двери все еще трещины – отголоски другой беды. Следы Крега, которые уже не стереть. Его приход стал началом всего этого бедлама.
Странно, но тот страх уже забылся и кажется несущественным, глупым даже. Вообще страх смерти глуп по своей природе. Ведь когда она наступит, уже нечего будет бояться...
Защита звенит, идет трещинами ее купол, и в дом втекает внешний мир.
Тихо. Тишина обжигает. Ожидание невыносимо, и я считаю подсвечники на каминной полке.
Меня скрывает тьма. Обнимает и словно прячет от охотника услужливыми тенями. И когда дверь открывается, скрипя, на миг мне кажется, он может меня не заметить.
Сердце стучит, и стук этот глушит гулкие шаги ботинок Хаука. Шаг – и половица скрипит, предупреждая. Будто вопит мне: «Беги!». Стою. Заставляю свои ноги прирасти к полу, сливаюсь подошвой кроссовок с паркетом.
Еще один шаг, и я подавляю полуистеричный вздох ладонью.
Я – стена. Стена между миром, который я люблю, и смертью. Нужно помнить только это. Помнить. И не бояться.
Поднимаю кен в жиле, заставляю проснуться заемный, а с ним и белую ярость. Прогоняю в голове давно отрепетированный сценарий.
Быть близко к охотнику, когда он порвет мою жилу. Только так и только тогда будет несколько мгновений, когда он станет уязвимым. Когда исчезнут светящиеся щупальца. Пары мгновений мне хватит, чтобы поставить печать. Пара мгновений у меня будет до...
Главное, чтобы успела Лив.
– Я чувствую тебя, – спокойно говорит Хаук, остановившись посредине гостиной, в нескольких шагах от полога теней, которые тщетно старались меня укрыть. Хищному не скрыться от охотника в сумраке. Если только ты сам не настолько стар. Это наша единственная надежда. Потому что если он заметит Лив, наш план провалится.
– Древняя кровь. – В его голосе – торжество. От тона этого голоса у меня дрожат колени. – Покажись.
Я даю себе последнюю секунду на вдох. Будто воздух может добавить мужества. Или я просто не готова перестать дышать?
Кен Барта поднимается от живота к груди, и внутренности вспыхивают, плавятся, переплавляя меня в нечто иное. Нечто, о чем написано в книге предсказаний Арендрейта. В оружие.
Кен ведет меня, направляет. Он выжигает последние сомнения и крупицы страха. Я крепко сцепляю зубы и делаю шаг вперед...
...Странно, но, когда все идет не так, как задумано, первое, что ты чувствуешь – растерянность. Даже когда ты чертовски силен и, кажется, можешь горы свернуть, разрушить все преграды на своем пути, порвать оковы.
В такой момент ты и подумать не можешь, что тебя остановит человек. Сильный, да, но не сильнее тебя. Потому что ты – оружие богов. Ты, а не он...
Но он оказывается сильнее. Рука поперек живота. Ладонь закрывает мне рот. Пытаюсь вырваться, но руки держат крепко. Получается обернуться, чтобы увидеть лицо того, кто посмел, кто помыслить даже смог, чтобы помешать.
Ветви старого клена царапались о кованые перила балкончика.
Было тепло. Спокойно. Время замерло, пространство вокруг надулось пузырем, пряча нас за крепкими прозрачными стенками от остального мира. От охотников и смертей, от недопониманий и предательств. От отчаяния, скребущего в дверь острыми когтями на корявых пальцах. От будущего, приближающегося неумолимо.
И мне показалось, время сжалилось, остановилось ненадолго. Я старалась не дышать, чтобы не спугнуть эту милость – наверное, последнюю милость в своей жизни.
Дыхание в такт. Стук сердец. Звуки заоконного мира, который не мог ворваться внутрь, нарушить, расплескать то последнее, что у нас осталось.
Не отвлекаться на ненужные мелочи, ценить главное.
У него шершавые пальцы. Ямочка на подбородке. Полупрозрачные глаза, которые в непогоду темнеют. Мягкие волосы шелком по подушке. Теплая улыбка. Горячее дыхание. Карамельный запах, сладкий, пьянящий. Наша кровать длиннее стандартных размеров, потому что иначе его ноги не помещаются, и пятки висят в воздухе.
Когда он смеется, мне тепло.
Кажется, это все, что нужно помнить.
Или нет?
Когда он расстроен, он хмурится. Когда сосредоточен, теребит мой мизинец.
Он любит морепродукты, булочки и теплый песок. Странно, что я знаю это – мы никогда вместе не были на пляже...
Он любит море в шторм. Высокие волны. Крепкий и сладкий кофе. Психологические фильмы.
Шахматы.
Все это я перечисляю, чтобы не забыть, чтобы взять с собой... туда, где я буду. Отпечатать в памяти так, чтобы даже смерть не затерла.
Получится ли? Во всяком случае, я попытаюсь.
Как ни старайся, время не удержишь. И вот уже утро мажет по небу сизыми полосами, проявляя мир, как фотографию. Комната наполняется красками постепенно. Очертания предметов становятся четче, и вот глаза Эрика уже обретают небесно-голубой оттенок. Он смотрит, не моргая, и руку сжимает крепко. И я думаю, что лучше прощания и не придумать.
В конце концов, скоро все закончится. Для всех. И, как оказалось, для некоторых очень благополучно. Наверное, этот мир не так плох, если даже в моменты отчаяния некоторые находят время для радости. А для некоторых даже несовместимость видов не стала помехой.
Интересно, у Даши и Богдана что-нибудь получится? Может ли получиться? Не все охотники злы на хищных, а даже если злы, впечатление всегда может измениться. Андрей ведь поменял, значит, и Богдан сможет. А если так, то, возможно, их отношения...
Взгляд Эрик вспыхнул. И глаза потемнели сразу, а ладонь стиснула мою крепко – даже суставы хрустнули.
– Что значит, отношения, Полина?
И тут я поняла, что ночь окончательно ушла. Время понеслось галопом, волшебство рассеялось, а мои мысли стали слишком громкими даже для такой огромной спальни.
– Ты можешь хотя бы сегодня этого не делать? – недовольно спросила я, высвободила руку и села на кровати. Стало немного обидно, что все так резко закончилось. А ведь могло быть еще несколько драгоценных минут...
– Не уходи от темы. Имелись в виду отношения... с охотником?
Он даже запнулся, будто выплюнул окончание фразы.
Я вздохнула.
– Идет война, Эрик. Твоя сестра – взрослая женщина. К тому же Гарди сказал...
Что сказал Гарди, судя по всему, никого не интересовало – Эрик исчез быстрее, чем я успела моргнуть.
Вот и попрощались. Хорошо еще, что в тот момент я не думала о...
Впрочем, об этом сегодня не стоит. Еще один обычный день. Пусть так и будет до самого часа «Икс».
В коридоре шумно стукнула дверь – видно, Эрик выдворяет Богдана, или, еще чего хуже, убивает. Странно, но думалось об этом легко, мысли текли плавно, размеренно, будто Эрик выскользнул, а я так и осталась в границах защитного пузыря вневременья.
Ненадолго. На пару минут.
Я закрыла глаза и откинулась на подушку.
Глава 19. Одинокая птица
Лив казалась подростком. Хрупкие плечи, выпирающие ключицы, большие распахнутые глаза, в которых плескался испуг. Тонкие запястья, торчащие из широких рукавов шелковой блузы, что явно была ей велика.
Наигранная наивность, ведь не может наивным оставаться тот, кому несколько тысяч лет.
Дэн держал меня за руку. Наверное, чтобы подбодрить. За это я была ему благодарна.
– Не нужно объяснять, – резко сказала Лив, когда я хотела озвучить конкретный план. – Говорили уже. К тому же Гарди дал мне четкие инструкции. Накануне...
– Хорошо, – согласилась я и посмотрела на Дэна.
Он кивнул.
Время почти настало.
Дом опустевал постепенно. Сначала ушли сильные защитницы и ясновидцы, умеющие ставить защиту Гектора. За ними последовали целители, жрецы и охотники. Воины остались до последнего – на всякий случай, если вдруг защита истончится раньше, и Хаук войдет.
Влад помогал людям обустроиться в доме атли, Мирослав, Эрик и Дэн занимались телепортацией, а мы просто ждали.
В середине дня они устали. Вымотались настолько, что остались на полчаса отдохнуть в осиротевших стенах. Мирослав стоял у окна, на подоконнике остывал свежесваренный кофе, к которому он так и не прикоснулся. Вождь альва смотрел в окно. На высыхающий асфальт и газоны. На молчаливые фонари, который склонили головы-плафоны, будто скорбя по погибшим.
Я знала, что он там видит. Бурю, плескающую с неба водой. Панику, что гонит человека сильнее, чем охотник загоняет дичь. Подламывающиеся колени. Стекленеющие глаза.
И смелого мужчину, заслонившего грудью истощенную женщину. Мужчину, который погиб, как настоящий воин.
– Он моим другом, – сказал Мирослав, не оборачиваясь, будто знал, что я стою у него за спиной, боясь подойти, поддержать. Сказать пошлые, пустые слова. Слова все равно не вернут Алекса. Как и остальных. Мы оба это понимали. – Настоящим другом. Не только жрецом.
– Знаю... – слово царапнуло горло, будто наждачная бумага.
– Он погиб напрасно. Все равно это нас не спасло. – Он повернулся ко мне – осунувшийся, постаревший, усталый вождь. – Скольких мы потеряем завтра, пока сами погибнем? Он убивает сильных, а значит, Майя...
– Майя будет жить! – перебила я и шагнула к нему. Его плечо напряглось, когда я коснулась его. А взгляд выдавал недоверие. Он не верил в то, что я говорила, хотя именно в это ему хотелось верить больше всего.
Настоящие потери страшнее опасений.
– Ты сильная. – Он вздохнул и снова повернулся к окну. – Но это уже неважно.
– Я обещаю, Мир. Майя будет жить.
Как и все остальные.
Теперь я понимаю, что имел в виду Барт, когда говорил об ответственности за сольвейгов. Бывают моменты, когда тебя будто не существует. Существуют роли. В племени у каждого – своя. А у меня, как у одиночки – особая роль.
В конце концов, я всегда чувствовала себя здесь немного лишней...
Только дом, с которым я случайно сроднилась, понимал меня. Высокие потолки, серые стены, пропитывающиеся одиночеством и тоской. Скрипящие ступени. Массивные резные двери. Витиеватые шляпы люстр.
Я касалась вещей в этом доме и становилось легче. Эти вещи, эти стены, светильники, каминные пасти – все они увидят то, что для скади останется за кадром. Племя увидит только результат, в то время, как дом будет следить за процессом.
Оттого родственность его стен чувствовалась еще сильнее.
Стемнело быстро. То ли из-за туч, то ли просто вечер накрыл особняк, а я и не заметила, как он подкрался. Опустевший дом впускал темноту охотно, будто ему нужно было заполнить место, освободившееся после ухода его обитателей. Тьма вползала послушно, ластилась к стенам, лизала пол, сворачивалась у кресел в уютные, плотные комки. Улыбалась комковатыми, пухлыми улыбками.
Тьма ждала. Она знала, что сегодня ей будет тут чем поживиться. Тьма смотрела на меня, как на добычу. Стервятница.
Я не боялась тьмы. Как, впрочем, не боялась больше того, кто обещал мне мучительную смерть. Страх – не безграничная эмоция.
В отличие от неких иных, вызванных непонятно чем, но контролирующих наши шаги, пульс, скорость реакции, а иногда и сами эти реакции, поворачивая все с ног на голову, меняя ход событий, строя новые истории.
– Ты будто прячешься здесь.
Наверное, так и было, но от Эрика не спрячешься. Это его дом, и, несмотря на то, что я чувствую поддержку его стен, сам дом слушается Эрика лучше. И тьма отползает, шипя, от его ног.
– Пора.
Полумрак. Серый свет непогоды из окна выбелил лицо Эрика, заложил тени на скулах, очертил переносицу, отчего весь образ выглядит несколько гротескно.
– Я готова, – отвечаю, убеждая скорее себя, чем его. И выдох выходит тяжелым, нервным. Секунды падают, осыпаясь, нам под ноги. И я понимаю, что без толку их собирать. Время утекает песком сквозь пальцы. Мое время, но меня почти нет, так что это нестрашно. Я ушла. Растворилась в белой ярости, подаренной Бартом. Она сильнее меня. Я чувствую, как она рвется наружу, раздирает жилу. От нее вспухают вены, и горят ладони.
Она чувствует приближение своего часа. И медленно убивает меня во мне. Потому что я слабее, потому что слабым нет места там, куда я иду.
– Хорошо.
– Полина...
Его голос ласкает мое имя. Наверное, в последний раз, но мне все равно, я наслаждаюсь, прикрывая глаза, отключая все органы чувств, кроме слуха.
– Я хочу, чтобы ты забыла все плохое. Все, что было между нами... прошло. Обещай мне.
– Обещаю, – отвечаю выдохом. Прислоняюсь к его груди, подавляя панику. За последние годы я научилась этому хорошо.
– Надень. – Эрик отступает на шаг, и шею холодит широкая полоска серебра. Амулет весомо ложится на грудь, прикрывая место, где стучит сердце. Словно броня. – Обещай, что не станешь снимать.
– Обещаю, – повторяю, как молитву.
– Умничка.
Поцелуй в лоб. Целомудренный, слегка отстраненный. Будто Эрик нарочно отгораживается, ставит невидимую стену между нами. Надеюсь, эта стена поможет ему выстоять, когда меня не станет.
– Идем. Пора.
Его ладонь находит мою. А через мгновение дом растворяется, стены теряют очертания, провал окна сменяется бежевыми обоями. Свет на миг ослепляет, и я жмурюсь и моргаю, отгоняя отголоски тьмы, оставшейся в доме скади.
Дом атли встречает меня суетой и гомоном голосов. Он слишком мал для большой толпы испуганных хищных, охотников и ясновидцев. Дом почти трещит по швам, но терпит.
Я теряю Эрика, его уводят текущие дела и заботы, и я с сожалением думаю, что мне не хватило прощания. Хотя, если бы оно затянулось, не уверена, что не сорвалась бы. Поэтому так даже лучше.
Оглядываясь, ища в толпе Дэна и Лив. А когда нахожу – они стоят в стороне и смотрят в мою сторону – киваю.
Пора.
Каждый последующий шаг дается тяжелее предыдущего, но их не так много осталось – этих шагов. Я на удивление быстро достигаю цели, Дэн вздыхает и берет меня за руку, вторая рука держит ладонь Лив. Она трясется, но храбрится, стараясь не выказывать страх.
Держась за руки и молча, мы удаляемся в темный коридор, а из него попадаем в кабинет, куда пока еще не добрались отголоски шумящей толпы.
– Готовы? – спрашивает Дэн, хотя не ждет ответа – он очевиден. Лив достает из ножен ритуальный клинок, сжимает тонкими пальцами рукоять.
Я успеваю задержать дыхание, свет смыкается за спиной, схлопывается безопасный мир, и мы возвращаемся обратно. Тьма снова шипит, но теперь уже ликуя. Тьма видит желанную добычу.
Дэн выпускает мою руку и руку Лив.
И я буквально слышу, как звенят остатки защиты – еще немного, и она сломается. Охотник прорвется внутрь.
– Уходи, – велю я Дэну. – Времени почти не осталось.
Ловлю его отчаянный взгляд, читаю в нем желание послать всех и все и вновь схватить меня за руку. Увести, спрятать. Инстинкт вождя – защищать своих людей.
– Иди, – шепчу я ласковее и глажу его по плечу. Сознание почти заволокло белым, но я еще умею чувствовать. – Сбереги их. Так хотел Барт.
Он нехотя кивает.
– Если ты увидишь его там... если вдруг...
– Хорошо. Я скажу.
Еще один вздох и один взгляд – последний мой шанс передумать.
А потом мы остаемся с Лив одни в огромном пустом доме. Она смотрит на меня решительно и яростно. И крепко держит нож.
Это все, что у нас осталось.
Тихо.
Время стекает по стенам, обнажая их – девственно чистые, лишенные защиты. В воздухе звенит напряжение и страх Лив. Она спряталась в коридоре, ведущем в кабинет, оставляя мне гостиную – пустынную, пугающе огромную для меня одной. Дверь зловеще скалится, и я не могу отвести от нее взгляда. На двери все еще трещины – отголоски другой беды. Следы Крега, которые уже не стереть. Его приход стал началом всего этого бедлама.
Странно, но тот страх уже забылся и кажется несущественным, глупым даже. Вообще страх смерти глуп по своей природе. Ведь когда она наступит, уже нечего будет бояться...
Защита звенит, идет трещинами ее купол, и в дом втекает внешний мир.
Тихо. Тишина обжигает. Ожидание невыносимо, и я считаю подсвечники на каминной полке.
Меня скрывает тьма. Обнимает и словно прячет от охотника услужливыми тенями. И когда дверь открывается, скрипя, на миг мне кажется, он может меня не заметить.
Сердце стучит, и стук этот глушит гулкие шаги ботинок Хаука. Шаг – и половица скрипит, предупреждая. Будто вопит мне: «Беги!». Стою. Заставляю свои ноги прирасти к полу, сливаюсь подошвой кроссовок с паркетом.
Еще один шаг, и я подавляю полуистеричный вздох ладонью.
Я – стена. Стена между миром, который я люблю, и смертью. Нужно помнить только это. Помнить. И не бояться.
Поднимаю кен в жиле, заставляю проснуться заемный, а с ним и белую ярость. Прогоняю в голове давно отрепетированный сценарий.
Быть близко к охотнику, когда он порвет мою жилу. Только так и только тогда будет несколько мгновений, когда он станет уязвимым. Когда исчезнут светящиеся щупальца. Пары мгновений мне хватит, чтобы поставить печать. Пара мгновений у меня будет до...
Главное, чтобы успела Лив.
– Я чувствую тебя, – спокойно говорит Хаук, остановившись посредине гостиной, в нескольких шагах от полога теней, которые тщетно старались меня укрыть. Хищному не скрыться от охотника в сумраке. Если только ты сам не настолько стар. Это наша единственная надежда. Потому что если он заметит Лив, наш план провалится.
– Древняя кровь. – В его голосе – торжество. От тона этого голоса у меня дрожат колени. – Покажись.
Я даю себе последнюю секунду на вдох. Будто воздух может добавить мужества. Или я просто не готова перестать дышать?
Кен Барта поднимается от живота к груди, и внутренности вспыхивают, плавятся, переплавляя меня в нечто иное. Нечто, о чем написано в книге предсказаний Арендрейта. В оружие.
Кен ведет меня, направляет. Он выжигает последние сомнения и крупицы страха. Я крепко сцепляю зубы и делаю шаг вперед...
...Странно, но, когда все идет не так, как задумано, первое, что ты чувствуешь – растерянность. Даже когда ты чертовски силен и, кажется, можешь горы свернуть, разрушить все преграды на своем пути, порвать оковы.
В такой момент ты и подумать не можешь, что тебя остановит человек. Сильный, да, но не сильнее тебя. Потому что ты – оружие богов. Ты, а не он...
Но он оказывается сильнее. Рука поперек живота. Ладонь закрывает мне рот. Пытаюсь вырваться, но руки держат крепко. Получается обернуться, чтобы увидеть лицо того, кто посмел, кто помыслить даже смог, чтобы помешать.
