– Мммм, – получилось сказать. – Нет...
Роберт ушел. Оставил нас вдвоем в этом волшебстве, среди догорающих свечей, наслаждаться друг другом.
– Если хочешь, можешь отдать немного. Я действительно перестарался. – Он аккуратно приподнял меня, прижал к себе и шепнул в ухо: – Ты моя.
Его. Полностью. Странно, но это не пугает меня больше. Меня вообще ничего не пугает, кроме одного: не хочу его потерять.
– Замерзла? – Эрик потер мои обнаженные плечи, пощупал ступни. Руки у него были теплые, в отличие от моих ног, так что, наверное, и правда замерзла. Я не чувствовала холода. Наоборот, жила источала тепло, и оно грело меня изнутри. – Поедем домой?
Я кивнула.
– Там Тома... ждет, – прохрипела ему в грудь, цепляясь пальцами за его рубашку. Рисунок хотелось, видеть Тому — не очень. И почему Эрик сам не может его нанести? – В твоей квартире.
– В нашей, – поправил он меня. – Ты точно не хочешь праздник? Потому что мы могли бы устроить его – через неделю, скажем.
– Не хочу. Вообще ничего не хочу, кроме тебя.
– Это нормально сразу после венчания, – улыбнулся Эрик и осторожно меня поднял. Пол качнулся, стены накренились, над головой опасно навис потолок.
– У меня всегда было плохо с чувством меры, – проворчал Эрик, поддерживая меня под руки.
– У тебя не может быть с чем-то плохо, – запротестовала я и обняла его за шею. Так пол качался меньше. – Ты идеален!
Домой мы возвращались вдвоем. Роберт уехал раньше – когда Эрик вынес меня из здания, машины жреца уже не было. Сидя на сидении, рядом с Эриком, я насильно удерживала себя от того, чтобы его коснуться. Голова все еще кружилась и немного мутило несмотря на то, что он приоткрыл окно, и свежий, почти морозный воздух обдувал лицо.
Дальше все помнится туманно. Тома — радостная и оживленная, мягкая спинка дивана в квартире у Эрика, прохладная кисть, скользящая у меня по руке. Краска обжигала, будто въедалась в кожу, и на ней расцветал понятный только воительнице рисунок.
Эрик держал мою ладонь и улыбался. В нем тоже что-то поменялось, или же я раньше не замечала, а сейчас вдруг заметила. Хотелось кричать о том, что произошло. Чтобы весь мир знал, что сегодня я стала женой, что отныне моя жизнь полностью зависит от мужа. Теперь я понимала женщин-хищных. Это в нашей природе — принадлежать, и где бы мы ни воспитывались, какие бы ценности ни впитали, кен решает многое. Жила иногда говорит за нас, и рассудок не влияет на решения. Наверное, так правильно... Иначе как бы мы выжили?
– Эта символизирует любовь, – поясняла Тома, выводя широкую витиеватую линию посреди тыльной стороны моей ладони. Она извивалась, начинаясь от основания кисти и продолжаясь вдоль среднего пальца до самого ногтя. – От нее пойдут все остальные: достаток, плодородие, верность, здоровье.
– Это жила, полная кена, – вторил ей Эрик. Их голоса сливались в один, и мне снова казалось, что со мной говорят боги.
Тусклый свет ночных бра рассеивался по комнате, следом рассеивались мысли. Вначале я пыталась их собрать, но сознание заволокло туманом — густым и плотным. Все, чего мне хотелось, чтобы Тамара поскорее ушла, и мы с Эриком остались вдвоем.
Кровать. Провал окна за синей занавеской, покачивающейся от легкого сквозняка — Эрик оставил окно приоткрытым, чтобы я быстрее пришла в себя. Не пришла. Мне всего было мало — прикосновений, поцелуев, ласк. Я растворялась в воздухе, пропитанном ароматом карамели. Задыхалась от не выплеснутых эмоций.
Я не спала, но все было, как во сне. По-новому. По-особому. Ни одна наша с Эриком ночь не шла ни в какое сравнение с той ночью. Первой. Единственной.
Сама того не ведая, я вылечилась. Эрик стал моим лекарством от прошлого. Комплексы, обиды, недосказанность — все это исчезло, перестало иметь смысл. Эрик сформировал новую меня в тот момент, когда наполнил жилу кеном, и сейчас наносил последние штрихи.
Отныне и навек.
До самой смерти.
Мы — единое.
Эрик обнимал меня расслабленно, по-хозяйски. Он читал. Он часто читает, пока я сплю. Или работает. А иногда смотрит как-то по-особенному и тут же вычисляет, что подглядываю. Улыбается, целует в нос и шепчет:
– Хитренькая.
В окне серым просыпался рассвет. Веяло морозом, пахло палеными листьями и назревающим дождем. Сыростью. Зимой. Под плотным, широким одеялом было уютно.
– Поедем к скади? – лениво спросила я, плотнее прижимаясь к Эрику и пряча ладони под подушку. – Никто ведь не знает еще.
– Знает Роберт, – заметил он. – И Тамара.
– И больше никто, – кивнула я. – Мы так торопились, что никому не сказали.
– Чтобы сказать, не нужно много времени, малыш. Но есть люди, и есть их мысли. Не всегда хорошие.
Я нехотя выбралась из-под его руки. Плечо тут же окатило холодом — волглым, пронизывающим. Захотелось залезть обратно, но я подавила это желание.
– То есть ты не сказал... намеренно?
Он кивнул.
– Почему?
– Дарья, – коротко пояснил он. – Извечный шпион атли. Она бы и об источнике разболтала, думаю. Слабое звено скади, и разговоры на нее не действуют. А наказать рука не поднимается — родная кровь.
– Это ведь наше решение...
Прозвучало неуверенно. Вообще после слова «атли» проснулось уснувшее вчера волнение и разворошило страхи. Теперь они кружили в воздухе, словно рой рассерженных ос. Нехорошо.
– Наше, – спокойно согласился Эрик. – Но кому-то оно могло показаться неправильным. Так сказать, поспешным. А нам сейчас нужны союзники гораздо больше, чем враги.
– Боюсь, постфактум ничего не решит, – мрачно сказала я и снова влезла под одеяло — туда, где тепло и уютно и где нелепыми кажутся угрозы будущих скандалов.
– Решит. Постфактум ничего не изменить.
Не изменить, верно. Разве что... Нет, Влад не станет вызывать Эрика — это глупо. Тем более, из-за женщины. Он слишком умен и расчетлив, чтобы так поступать. У Влада племя. Сын. Это ответственность. Этим словом он всегда умел упрекнуть.
– Мы скажем скади сегодня. – Эрик медленно поднялся, одеяло сползло, дразня и обнажая спину. Тут же захотелось вернуть его обратно. Я нимфоманка, определенно. Если все после венчания становятся такими, то как мужчин хватает на нескольких жен?
Чтобы отвлечься, я начала изучать брачный рисунок. Ржавые линии, одна из которых основная — та, что наполненная жила, от нее витки — лоза и розы, тонкие, острозубые листья. Рисунок преодолевал локоть и наползал на плечо.
Станет ли наш с Эриком брак причиной ссоры атли и скади?
С кухни доносился чарующий аромат кофе — единственное, что Эрик готовил превосходно. Я встала и прикрыла окно. За стеклом растеклась осень. Впиталась в асфальт, кору деревьев, стены домов, выступила серостью на крышах и меланхолией на лицах людей.
Ближе к обеду пошел дождь. Мелкий, моросящий и затяжной. Низкие тучи — сизые, сбитые на западе в темные комья — медленно наползали на небо. Росли лужи, и на них мелкими точками плясала морось. Прохожие под зонтами брели хмуро, улицы были запружены машинами. Дворники методично счищали последствия непогоды с лобового стекла.
Должна признать, голова все еще кружилась. И вообще вылезать из кровати сегодня казалось мне плохой идеей. Но у Эрика были дела, я соскучилась по Алану, да и вообще лучше сейчас находиться среди семьи. Смутные времена. Предчувствия перемен.
Осень...
Дома было тепло. Растопили камин, включили светильники. Пахло имбирем и корицей, а еще шоколадом и паленым деревом. Где-то наверху играла приятная музыка, из кухни доносился веселый гомон.
Отпустило. Тревоги ушли, вернулось предвкушение праздника. Хотя праздника мы не планировали, но скади будут рады. Соберутся вечером. Будут бросать на нас взгляды из-под ресниц, полузавистливые, полувосторженные. Будет ужин, вкусная еда, вино, воспоминания о прошлом. Улыбки. Посиделки на шкуре у камина. Смех. Беготня. Детские визги. А потом меня, разомлевшую и полусонную отнесут наверх, в кровать.
– Найду Антона, – сказал мне Эрик в гостиной. – Мы кое-что обсудим, а затем соберем всех. Идет?
Я кивнула.
– Идет. Я пока наверх, к Алану.
К Алану я так и не дошла — меня перехватили на лестнице. Коварно так. Вырулив из-за угла — еще несколько минут, и я бы скрылась в безопасном пространстве детской, прикрытая стенами и дверью от любопытных глаз. Но закон подлости работает всегда и везде — даже там, где остальных законы не действуют.
Даша сияла. Не знаю, что Влад ей рассказывал, но она цеплялась за его руку и заливисто смеялась, а он улыбался ей в ответ. Прекрасная пара из них могла бы получиться. Но увы, лишь френдзона. Жизнь несправедлива.
– Привет. – Защитница, казалось, смутилась, что я застала ее такую — раскрепощенную и открытую. Настоящую Дашу, которую она обычно прикрывала масками серьезности и мудрости, приправляя все это толикой недовольства. – Роберт сказал, вы сегодня в городе.
– Решили приехать, – уклончиво ответила я. Отчего-то пересохло во рту, а грудная клетка сжала легкие. И я вдруг поняла: не хочу, чтобы Влад знал. Продлить бы неведение, прикинуться, слиться со стеной — неважно. Только бы не говорить. И вообще, мы с Эриком планировали вдвоем, а не вот так, внезапно... в одиночку. Под внимательным прицелом зеленых глаз. В присутствии его союзницы. Один на один с...
– Мы чай пить, – радостно сообщила Даша и зачем-то взяла меня за руку. Дыхание сбилось окончательно, отчего сердце застучало аритмично. – Идем с нами!
Это был не вопрос. Меня буквально потащили вниз, во внезапно переставшую казаться уютной гостиную. Усадили за столик и, пока я не передумала, вручили вазочку с конфетами.
– Изумительные просто! – поделилась восхищением Даша. – Подруга прислала из Лондона.
Я кивнула и, кажется, буркнула недовольное «спасибо». Да, с вежливостью у меня сегодня не сложилось. А еще и Влад смотрел как-то странно. И молчал. Будто подозревал. Будто понял и ждал, что я озвучу. Что? Что я вчера... сегодня... всегда...
– Ты попробуй, а я принесу чай, – добила меня Даша и упорхнула на кухню. Все. Мы остались вдвоем. Влад, непринужденно сидящий в кресле, и я – растерянная и злая. Зачем только согласилась на это чаепитие?
– Боишься? – подозрительно тихо поинтересовался он после нескольких мучительных минут тишины, разбавляемой лишь треском поленьев в камине.
– Я? – вскинулась. – Чего?
По бесстрастному лицу всегда непонятно, что за мысли родятся в голове. А вдруг Даша как-то прознала о венчании? Роб сказал, например, или подслушала? С яростью Влада сталкиваться не хотелось.
– Убийца пока никак не проявил себя. Да и Альрик бдит.
– А, это... – облегченно выдохнула. Поставила конфеты на столик и взяла одну. Фантик противно зашелестел, когда я машинально ее развернула. – Как поживает Игорь?
– Хорошо. Передавал тебе благодарность и все такое.
– Атли мне не чужие, – пожала я плечами и завернула конфету обратно.
– Ты какая-то странная сегодня. Жмешься. Случилось чего?
Случилось. Я замуж вышла вчера. Только вот сказать об этом, выдавить из себя жестокие слова не получалось. Нужные никак не хотели подбираться, другие казались неуместными и пошлыми.
Меня спасла Даша. Грациозно вплыла в комнату с большим подносом, на котором дымился чай и удивленно заявила:
– Эрик сегодня странно-тихий. Даже на Антона не кричит, хотя он налажал. – Она аккуратно поставила поднос на столик, рядом с вазочкой, и начала разливать чай по чашкам, изящно придерживая крышечку заварника пальцем. – Он не заболел?
– Эрик умеет себя контролировать, – уклончиво ответила я, облегченно выдохнув. Все же она появилась вовремя. Думаю, лучше нам сообщить сначала скади, а потом уже... возможно, завтра или через неделю...
– Не скажи. Антону частенько достается. Эрик умеет поставить на место. – Она лучезарно мне улыбнулась и протянула чашку. – Правда, не всех.
Я машинально улыбнулась в ответ. Все же хорошо, что она вернулась и разбавила обстановку болтовней. Ей, наверное, и самой неловко из-за напряжения, что вечно царит там, где находимся мы с Владом. Да и вообще, ей не позавидуешь: все же Влад ее друг, а Эрик — родной брат. Обоих она, должно быть, любит. А они собачиться вздумали.
Чашка была приятно-теплой, и чай пах вкусно — лимонной цедрой и полевыми травами. Такой Эля часто готовит мне по утрам. Замечательно поднимает настроение. Я расслабилась и откинулась на спинку кресла.
Вообще, расслабляться иногда вредно, а то и вовсе нельзя.
Нужно было отказаться сразу, пойти к Алану и закрыться в детской. Там Тамара, игрушки, там пахнет массажным маслом и присыпкой. Там все проще и нет подводных камней.
Но я не пошла. Это было ошибкой.
– Симпатичный рисунок, – как бы между прочим обронил Влад и кивнул на мою руку. Сам как ни в чем не бывало потянулся за конфетой и тоже зашелестел фантиком. Противный звук — мне он сразу не понравился. Думаю, эти конфеты я пробовать не стану. – Что он означает?
Я облажалась. Не надела перчатки, не засунула руки в рукава. Позволила себе беспечность просто быть счастливой. За это не прощают. Особенно такие, как Влад.
Даша побледнела. Закусила губу. Ее руки нервно сжимали дымящуюся чашку. Она смотрела на рисунок и, казалось, хотела мысленно его стереть. Выжечь, как лазером выжигают татуировку. Отмотать назад время и сломать кисточку Томы. Сломать меня, чтобы не...
А потом она медленно подняла на меня глаза. Испуг. Злость. Обида. Что-то по-детски трогательное было в ее взгляде. А губы почти беззвучно прошептали:
– Когда?
– Вчера вечером, – выдохнула я сухое, пустынное. И замолчала. Бывают ситуации, которые объяснения опошляют.
Полено в камине треснуло и взорвалось тысячами ярких искр — мне было хорошо их видно с кресла. Я смотрела туда, потому что нужно было куда-то смотреть. Застыла в межвременье, между «остаться» и «убежать». Между сказанным и утаенным.
– Что — вчера вечером? – поинтересовался Влад. Он пытался, наверное, оставить достаточное количество невозмутимости в своем голосе. Процентов семьдесят, не меньше. Уверена, даже лицо его было одето в одну из популярных масок — интерес в зародыше, который проявляешь чисто из вежливости, услышав совершенно не касающуюся тебя новость.
В этот раз не вышло. Голос дрогнул, последний слог треснул, и фраза осыпалась осколками на пол.
Разоблачен. Как и я. Обнажать личное я всегда ненавидела.
Мне нужно на воздух, и я малодушно встаю. Ставлю чашку на стол — механическое движение. Шагаю к двери, оставляя вопросы без ответа — ответ на поверхности, настолько очевиден, что слепит. Сверкает гранями на песке — мое счастье. Это плохо. Кое-кому никогда не выбраться из тьмы.
На улице дышится. Дождь ластится к коже, оседает бисером на куртке. Кривые лужи я обхожу, трава между камней на мощеной дорожке елозит по светлым джинсам, бессовестно их пачкая. Мне все равно. Я так боялась высказать вслух, признаться, что просто забыла, как дышать. Вспомнила уже тут, в саду. С веток, покрытых редкими листьями, безжалостно капает за шиворот.
Не может быть, чтобы Влад не знал. Столько лет атли и скади вместе, наверняка он видел такие рисунки на руках их женщин. На руке Божены был и вообще...
Зачем он тогда спросил? Сам боялся поверить или...
Впрочем, гадать не имеет смысла. И я надеюсь, что он не найдет меня здесь, в зарослях, во влажном, холодном саду, за сомкнувшимися у меня за спиной ветвями.
Роберт ушел. Оставил нас вдвоем в этом волшебстве, среди догорающих свечей, наслаждаться друг другом.
– Если хочешь, можешь отдать немного. Я действительно перестарался. – Он аккуратно приподнял меня, прижал к себе и шепнул в ухо: – Ты моя.
Его. Полностью. Странно, но это не пугает меня больше. Меня вообще ничего не пугает, кроме одного: не хочу его потерять.
– Замерзла? – Эрик потер мои обнаженные плечи, пощупал ступни. Руки у него были теплые, в отличие от моих ног, так что, наверное, и правда замерзла. Я не чувствовала холода. Наоборот, жила источала тепло, и оно грело меня изнутри. – Поедем домой?
Я кивнула.
– Там Тома... ждет, – прохрипела ему в грудь, цепляясь пальцами за его рубашку. Рисунок хотелось, видеть Тому — не очень. И почему Эрик сам не может его нанести? – В твоей квартире.
– В нашей, – поправил он меня. – Ты точно не хочешь праздник? Потому что мы могли бы устроить его – через неделю, скажем.
– Не хочу. Вообще ничего не хочу, кроме тебя.
– Это нормально сразу после венчания, – улыбнулся Эрик и осторожно меня поднял. Пол качнулся, стены накренились, над головой опасно навис потолок.
– У меня всегда было плохо с чувством меры, – проворчал Эрик, поддерживая меня под руки.
– У тебя не может быть с чем-то плохо, – запротестовала я и обняла его за шею. Так пол качался меньше. – Ты идеален!
Домой мы возвращались вдвоем. Роберт уехал раньше – когда Эрик вынес меня из здания, машины жреца уже не было. Сидя на сидении, рядом с Эриком, я насильно удерживала себя от того, чтобы его коснуться. Голова все еще кружилась и немного мутило несмотря на то, что он приоткрыл окно, и свежий, почти морозный воздух обдувал лицо.
Дальше все помнится туманно. Тома — радостная и оживленная, мягкая спинка дивана в квартире у Эрика, прохладная кисть, скользящая у меня по руке. Краска обжигала, будто въедалась в кожу, и на ней расцветал понятный только воительнице рисунок.
Эрик держал мою ладонь и улыбался. В нем тоже что-то поменялось, или же я раньше не замечала, а сейчас вдруг заметила. Хотелось кричать о том, что произошло. Чтобы весь мир знал, что сегодня я стала женой, что отныне моя жизнь полностью зависит от мужа. Теперь я понимала женщин-хищных. Это в нашей природе — принадлежать, и где бы мы ни воспитывались, какие бы ценности ни впитали, кен решает многое. Жила иногда говорит за нас, и рассудок не влияет на решения. Наверное, так правильно... Иначе как бы мы выжили?
– Эта символизирует любовь, – поясняла Тома, выводя широкую витиеватую линию посреди тыльной стороны моей ладони. Она извивалась, начинаясь от основания кисти и продолжаясь вдоль среднего пальца до самого ногтя. – От нее пойдут все остальные: достаток, плодородие, верность, здоровье.
– Это жила, полная кена, – вторил ей Эрик. Их голоса сливались в один, и мне снова казалось, что со мной говорят боги.
Тусклый свет ночных бра рассеивался по комнате, следом рассеивались мысли. Вначале я пыталась их собрать, но сознание заволокло туманом — густым и плотным. Все, чего мне хотелось, чтобы Тамара поскорее ушла, и мы с Эриком остались вдвоем.
Кровать. Провал окна за синей занавеской, покачивающейся от легкого сквозняка — Эрик оставил окно приоткрытым, чтобы я быстрее пришла в себя. Не пришла. Мне всего было мало — прикосновений, поцелуев, ласк. Я растворялась в воздухе, пропитанном ароматом карамели. Задыхалась от не выплеснутых эмоций.
Я не спала, но все было, как во сне. По-новому. По-особому. Ни одна наша с Эриком ночь не шла ни в какое сравнение с той ночью. Первой. Единственной.
Сама того не ведая, я вылечилась. Эрик стал моим лекарством от прошлого. Комплексы, обиды, недосказанность — все это исчезло, перестало иметь смысл. Эрик сформировал новую меня в тот момент, когда наполнил жилу кеном, и сейчас наносил последние штрихи.
Отныне и навек.
До самой смерти.
Мы — единое.
Глава 15. Разоблачение
Эрик обнимал меня расслабленно, по-хозяйски. Он читал. Он часто читает, пока я сплю. Или работает. А иногда смотрит как-то по-особенному и тут же вычисляет, что подглядываю. Улыбается, целует в нос и шепчет:
– Хитренькая.
В окне серым просыпался рассвет. Веяло морозом, пахло палеными листьями и назревающим дождем. Сыростью. Зимой. Под плотным, широким одеялом было уютно.
– Поедем к скади? – лениво спросила я, плотнее прижимаясь к Эрику и пряча ладони под подушку. – Никто ведь не знает еще.
– Знает Роберт, – заметил он. – И Тамара.
– И больше никто, – кивнула я. – Мы так торопились, что никому не сказали.
– Чтобы сказать, не нужно много времени, малыш. Но есть люди, и есть их мысли. Не всегда хорошие.
Я нехотя выбралась из-под его руки. Плечо тут же окатило холодом — волглым, пронизывающим. Захотелось залезть обратно, но я подавила это желание.
– То есть ты не сказал... намеренно?
Он кивнул.
– Почему?
– Дарья, – коротко пояснил он. – Извечный шпион атли. Она бы и об источнике разболтала, думаю. Слабое звено скади, и разговоры на нее не действуют. А наказать рука не поднимается — родная кровь.
– Это ведь наше решение...
Прозвучало неуверенно. Вообще после слова «атли» проснулось уснувшее вчера волнение и разворошило страхи. Теперь они кружили в воздухе, словно рой рассерженных ос. Нехорошо.
– Наше, – спокойно согласился Эрик. – Но кому-то оно могло показаться неправильным. Так сказать, поспешным. А нам сейчас нужны союзники гораздо больше, чем враги.
– Боюсь, постфактум ничего не решит, – мрачно сказала я и снова влезла под одеяло — туда, где тепло и уютно и где нелепыми кажутся угрозы будущих скандалов.
– Решит. Постфактум ничего не изменить.
Не изменить, верно. Разве что... Нет, Влад не станет вызывать Эрика — это глупо. Тем более, из-за женщины. Он слишком умен и расчетлив, чтобы так поступать. У Влада племя. Сын. Это ответственность. Этим словом он всегда умел упрекнуть.
– Мы скажем скади сегодня. – Эрик медленно поднялся, одеяло сползло, дразня и обнажая спину. Тут же захотелось вернуть его обратно. Я нимфоманка, определенно. Если все после венчания становятся такими, то как мужчин хватает на нескольких жен?
Чтобы отвлечься, я начала изучать брачный рисунок. Ржавые линии, одна из которых основная — та, что наполненная жила, от нее витки — лоза и розы, тонкие, острозубые листья. Рисунок преодолевал локоть и наползал на плечо.
Станет ли наш с Эриком брак причиной ссоры атли и скади?
С кухни доносился чарующий аромат кофе — единственное, что Эрик готовил превосходно. Я встала и прикрыла окно. За стеклом растеклась осень. Впиталась в асфальт, кору деревьев, стены домов, выступила серостью на крышах и меланхолией на лицах людей.
Ближе к обеду пошел дождь. Мелкий, моросящий и затяжной. Низкие тучи — сизые, сбитые на западе в темные комья — медленно наползали на небо. Росли лужи, и на них мелкими точками плясала морось. Прохожие под зонтами брели хмуро, улицы были запружены машинами. Дворники методично счищали последствия непогоды с лобового стекла.
Должна признать, голова все еще кружилась. И вообще вылезать из кровати сегодня казалось мне плохой идеей. Но у Эрика были дела, я соскучилась по Алану, да и вообще лучше сейчас находиться среди семьи. Смутные времена. Предчувствия перемен.
Осень...
Дома было тепло. Растопили камин, включили светильники. Пахло имбирем и корицей, а еще шоколадом и паленым деревом. Где-то наверху играла приятная музыка, из кухни доносился веселый гомон.
Отпустило. Тревоги ушли, вернулось предвкушение праздника. Хотя праздника мы не планировали, но скади будут рады. Соберутся вечером. Будут бросать на нас взгляды из-под ресниц, полузавистливые, полувосторженные. Будет ужин, вкусная еда, вино, воспоминания о прошлом. Улыбки. Посиделки на шкуре у камина. Смех. Беготня. Детские визги. А потом меня, разомлевшую и полусонную отнесут наверх, в кровать.
– Найду Антона, – сказал мне Эрик в гостиной. – Мы кое-что обсудим, а затем соберем всех. Идет?
Я кивнула.
– Идет. Я пока наверх, к Алану.
К Алану я так и не дошла — меня перехватили на лестнице. Коварно так. Вырулив из-за угла — еще несколько минут, и я бы скрылась в безопасном пространстве детской, прикрытая стенами и дверью от любопытных глаз. Но закон подлости работает всегда и везде — даже там, где остальных законы не действуют.
Даша сияла. Не знаю, что Влад ей рассказывал, но она цеплялась за его руку и заливисто смеялась, а он улыбался ей в ответ. Прекрасная пара из них могла бы получиться. Но увы, лишь френдзона. Жизнь несправедлива.
– Привет. – Защитница, казалось, смутилась, что я застала ее такую — раскрепощенную и открытую. Настоящую Дашу, которую она обычно прикрывала масками серьезности и мудрости, приправляя все это толикой недовольства. – Роберт сказал, вы сегодня в городе.
– Решили приехать, – уклончиво ответила я. Отчего-то пересохло во рту, а грудная клетка сжала легкие. И я вдруг поняла: не хочу, чтобы Влад знал. Продлить бы неведение, прикинуться, слиться со стеной — неважно. Только бы не говорить. И вообще, мы с Эриком планировали вдвоем, а не вот так, внезапно... в одиночку. Под внимательным прицелом зеленых глаз. В присутствии его союзницы. Один на один с...
– Мы чай пить, – радостно сообщила Даша и зачем-то взяла меня за руку. Дыхание сбилось окончательно, отчего сердце застучало аритмично. – Идем с нами!
Это был не вопрос. Меня буквально потащили вниз, во внезапно переставшую казаться уютной гостиную. Усадили за столик и, пока я не передумала, вручили вазочку с конфетами.
– Изумительные просто! – поделилась восхищением Даша. – Подруга прислала из Лондона.
Я кивнула и, кажется, буркнула недовольное «спасибо». Да, с вежливостью у меня сегодня не сложилось. А еще и Влад смотрел как-то странно. И молчал. Будто подозревал. Будто понял и ждал, что я озвучу. Что? Что я вчера... сегодня... всегда...
– Ты попробуй, а я принесу чай, – добила меня Даша и упорхнула на кухню. Все. Мы остались вдвоем. Влад, непринужденно сидящий в кресле, и я – растерянная и злая. Зачем только согласилась на это чаепитие?
– Боишься? – подозрительно тихо поинтересовался он после нескольких мучительных минут тишины, разбавляемой лишь треском поленьев в камине.
– Я? – вскинулась. – Чего?
По бесстрастному лицу всегда непонятно, что за мысли родятся в голове. А вдруг Даша как-то прознала о венчании? Роб сказал, например, или подслушала? С яростью Влада сталкиваться не хотелось.
– Убийца пока никак не проявил себя. Да и Альрик бдит.
– А, это... – облегченно выдохнула. Поставила конфеты на столик и взяла одну. Фантик противно зашелестел, когда я машинально ее развернула. – Как поживает Игорь?
– Хорошо. Передавал тебе благодарность и все такое.
– Атли мне не чужие, – пожала я плечами и завернула конфету обратно.
– Ты какая-то странная сегодня. Жмешься. Случилось чего?
Случилось. Я замуж вышла вчера. Только вот сказать об этом, выдавить из себя жестокие слова не получалось. Нужные никак не хотели подбираться, другие казались неуместными и пошлыми.
Меня спасла Даша. Грациозно вплыла в комнату с большим подносом, на котором дымился чай и удивленно заявила:
– Эрик сегодня странно-тихий. Даже на Антона не кричит, хотя он налажал. – Она аккуратно поставила поднос на столик, рядом с вазочкой, и начала разливать чай по чашкам, изящно придерживая крышечку заварника пальцем. – Он не заболел?
– Эрик умеет себя контролировать, – уклончиво ответила я, облегченно выдохнув. Все же она появилась вовремя. Думаю, лучше нам сообщить сначала скади, а потом уже... возможно, завтра или через неделю...
– Не скажи. Антону частенько достается. Эрик умеет поставить на место. – Она лучезарно мне улыбнулась и протянула чашку. – Правда, не всех.
Я машинально улыбнулась в ответ. Все же хорошо, что она вернулась и разбавила обстановку болтовней. Ей, наверное, и самой неловко из-за напряжения, что вечно царит там, где находимся мы с Владом. Да и вообще, ей не позавидуешь: все же Влад ее друг, а Эрик — родной брат. Обоих она, должно быть, любит. А они собачиться вздумали.
Чашка была приятно-теплой, и чай пах вкусно — лимонной цедрой и полевыми травами. Такой Эля часто готовит мне по утрам. Замечательно поднимает настроение. Я расслабилась и откинулась на спинку кресла.
Вообще, расслабляться иногда вредно, а то и вовсе нельзя.
Нужно было отказаться сразу, пойти к Алану и закрыться в детской. Там Тамара, игрушки, там пахнет массажным маслом и присыпкой. Там все проще и нет подводных камней.
Но я не пошла. Это было ошибкой.
– Симпатичный рисунок, – как бы между прочим обронил Влад и кивнул на мою руку. Сам как ни в чем не бывало потянулся за конфетой и тоже зашелестел фантиком. Противный звук — мне он сразу не понравился. Думаю, эти конфеты я пробовать не стану. – Что он означает?
Я облажалась. Не надела перчатки, не засунула руки в рукава. Позволила себе беспечность просто быть счастливой. За это не прощают. Особенно такие, как Влад.
Даша побледнела. Закусила губу. Ее руки нервно сжимали дымящуюся чашку. Она смотрела на рисунок и, казалось, хотела мысленно его стереть. Выжечь, как лазером выжигают татуировку. Отмотать назад время и сломать кисточку Томы. Сломать меня, чтобы не...
А потом она медленно подняла на меня глаза. Испуг. Злость. Обида. Что-то по-детски трогательное было в ее взгляде. А губы почти беззвучно прошептали:
– Когда?
– Вчера вечером, – выдохнула я сухое, пустынное. И замолчала. Бывают ситуации, которые объяснения опошляют.
Полено в камине треснуло и взорвалось тысячами ярких искр — мне было хорошо их видно с кресла. Я смотрела туда, потому что нужно было куда-то смотреть. Застыла в межвременье, между «остаться» и «убежать». Между сказанным и утаенным.
– Что — вчера вечером? – поинтересовался Влад. Он пытался, наверное, оставить достаточное количество невозмутимости в своем голосе. Процентов семьдесят, не меньше. Уверена, даже лицо его было одето в одну из популярных масок — интерес в зародыше, который проявляешь чисто из вежливости, услышав совершенно не касающуюся тебя новость.
В этот раз не вышло. Голос дрогнул, последний слог треснул, и фраза осыпалась осколками на пол.
Разоблачен. Как и я. Обнажать личное я всегда ненавидела.
Мне нужно на воздух, и я малодушно встаю. Ставлю чашку на стол — механическое движение. Шагаю к двери, оставляя вопросы без ответа — ответ на поверхности, настолько очевиден, что слепит. Сверкает гранями на песке — мое счастье. Это плохо. Кое-кому никогда не выбраться из тьмы.
На улице дышится. Дождь ластится к коже, оседает бисером на куртке. Кривые лужи я обхожу, трава между камней на мощеной дорожке елозит по светлым джинсам, бессовестно их пачкая. Мне все равно. Я так боялась высказать вслух, признаться, что просто забыла, как дышать. Вспомнила уже тут, в саду. С веток, покрытых редкими листьями, безжалостно капает за шиворот.
Не может быть, чтобы Влад не знал. Столько лет атли и скади вместе, наверняка он видел такие рисунки на руках их женщин. На руке Божены был и вообще...
Зачем он тогда спросил? Сам боялся поверить или...
Впрочем, гадать не имеет смысла. И я надеюсь, что он не найдет меня здесь, в зарослях, во влажном, холодном саду, за сомкнувшимися у меня за спиной ветвями.
