Убежище оказалось ловушкой. Это я понимаю слишком поздно.
– Как же глупо... Почему ты всегда поступаешь так глупо? – Он появляется, как всегда, из ниоткуда. И слова его ледяные, острые, от них озноб и паника... должна быть, но нет. Лишь усталость.
– Я знала, что ты это скажешь.
– Я не о венчании. О том, что не сказала мне. – Его лицо портит эта саркастичная ухмылка. Трещина рта. – Чего ты боялась, Полина?
– Ничего. Ничего я...
– Врешь! – слова хлестают плетью наотмашь. Не дают опомниться, собраться, быть. Новая «я» замирает, выпихивая вперед другую меня — старую, ветхую, в шрамах от былых порезов. Она сильнее и привыкла к таким поворотам. В ней мудрость боли. Я думала, она умерла... – Ты боялась. Ты думала, я буду действовать, противиться. Помешаю.
– Боялась! – почти кричу. Ветер вторит мне возмущением, качает ветви, и с них сыпется горох ледяных капель. Волосы намокли и липнут к щекам. Вчерашнее счастье — неразбавленное, приторно-сладкое, воздушно-карамельное – горчит. – Ведь так и было бы. Ты... ты всегда...
– Неважно уже, – перебивает он. Выдыхает и опускает взгляд. Перебирает внутри варианты, просчитывает вероятности. – Неважно. Совсем. Такие, как Эрик, всегда выходят героями. Рыцари в сияющих доспехах. Таких печатают на обложках журналов и приводят в пример детям. А еще они никогда не гибнут.
Он говорит, и горечь растворяется в воздухе. Вода, льющаяся с неба, отравлена. Отравлены мысли, слова, движения. Отрава сладкая и липнет к губам.
– Я не хочу, чтобы он погиб, – выдыхаю неуместное. Лучше бы молчала, право.
– Не хочешь. – Он кивает. На меня не смотрит больше, но я и рада.
Взгляды иногда тоже ранят. Я ранила его, он меня — разве не это зовется справедливостью?
– Я хочу, – признается он неожиданно спокойно. – А еще лучше, чтобы вообще не рождался.
– Не надо...
– Не буду, – соглашается он. – Это ничего не изменит. Ничего уже не способно это изменить. На твоей жиле его отпечаток, и ничто его не затрет.
– Прости, что не сказала.
Эти слова — шелуха. Ненужная, сухая. От них першит в горле, как от песка, который случайно вдохнул.
Влад стреляет в упор коротким, ненавидящим взглядом.
Контрольный.
– Послать бы тебя к черту...
Небо прячет мои слезы в дожде. Мы еще долго в саду там втроем — я, он и небо. Извечный наш безмолвный свидетель.
– Совсем промокла, – ворчала Тома, растирая меня полотенцем. Щеки онемели, в груди нестерпимо ныло.
– Это мой защитник, от него не будет вреда, – вяло ответила я, глядя на синеющую дыру окна. Сумерки спрятали тени. Дождь закончился, в широких лужах тонули желтые листья, погружаясь на мутное дно. Я мысленно хоронила их, когда шла обратно, к дому. Влад уехал, а я еще долго стояла там, где дождь размывал его следы.
– Был защитником, – поправила Тома. – Да сплыл. Ты уже не атли.
Не атли.
Не.
Атли.
Перекатываю эту фразу на языке. У нее знакомый вкус. Терпкий вкус свободы от прошлого. Я все сделала правильно, говорю себе. Если долго говорить, то можно поверить. Даже доводы есть, например, своя рубашка ближе к телу. Я не обязана рассказывать Владу обо всем, что происходит в моей жизни.
Когда я вернулась в дом, Даша молчала и хмурилась. Обнимала себя за плечи, смотрела в окно и, казалось, вот-вот расплачется. Еще одна не рада. Ну и черт с ней! Зато Лара меня поздравила. Сухо, конечно, в ее излюбленной высокомерной и отстраненной манере, но все же. Неожиданно.
В целом вечер прошел тепло. Ужин, посиделки у камина, тихие разговоры. Только сон не шел. Перевалило за полночь, а мы все сидели: я, Эрик, Тома, Эля. А еще Даша в кресле, поджав колени к груди. Она не участвовала в беседе — только слушала и почти не шевелилась. Еще гипнотизировала экран смартфона. Смартфон молчал.
Эрик казался задумчивым и отстраненным. За руку меня, правда, держал и иногда прижимал к себе, целуя в затылок. Было тепло и спокойно, я куталась в пушистый плед и прижималась спиной к груди мужа.
В дверь стукнули неожиданно и резко — я даже подскочила. Такое впечатление, что в нее бросили чем-то тяжелым, и оно, ударившись, рухнуло на крыльцо. Эрик встал и крепко сжал мои плечи, Даша поднялась, Тома воинственно подалась вперед...
Я замерла. Внутренности сжались. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, плед сполз с плеча.
– Дарья, – бросил Эрик, и она кивнула. Подошла ко мне и зачем-то взяла за руку. Бледная, испуганная.
Перед глазами пронеслись картины — одна красочнее другой. Неизвестный убийца в черном плаще с ритуальным ножом. Кривая улыбка, прищуренные глаза, впалые щеки. И волосы темные развеваются.
Почему я его таким представила?
Эрик уверенно подошел к двери, открыл ее... и за шкирку втащил в дом мокрого Дэна.
Его светлая майка была полностью испачкана грязью, чуть выше локтя алела ссадина, а на лице застыло выражение удивления вперемешку с досадой.
– Предупреждать надо, что у вас тут такая защита стоит, – недовольно пробормотал он и настороженно покосился на Эрика. – Может, отпустишь уже?
– Эрик, отпусти, – облегченно выдохнула я. Эрик выпустил Дэна, но косился на него все равно подозрительно. – Что случилось?
– Навел я, значит, прицел. Чувствую — ты внутри. Ну и телепортнулся. А тут защита. Меня об дверь и жахнуло. Летел со ступеней я знатно. То еще удовольствие, я тебе скажу.
– Что-то с Бартом? Он прислал тебя? – Я опустила его жалобы на недостатки защиты скади. В груди проснулась тревога — тягучая, как смола.
Дэн тут же посерьезнел и кивнул.
– Трое его людей мертвы, Полина. Альрик постарался. Уж не спрашивай меня, как он их нашел. Сначала выманил, так как в послеление не зашел бы даже он. А затем прибил.
– Альрик? – испуганно выдохнула я.
– Избавляется от сольвейгов, – мрачно предположил Эрик. – Умно.
– Избавляется? Но... зачем?
– А затем, что убийце не будет проку с его кена без сольвейга. Не будет суперспособностей и других плюшек.
– Если все сольвейги умрут, чокнутый прогорит, – подтвердил Дэн. – Барт считает, тебя Альрик прибьет последней. Здесь у скади ты в безопасности... пока.
– Кто? – вырвалось у меня. Слова обжигали губы — кипящая лава. – Люсия... она...
Перед глазами поплыло от ужасных предположений. Картинки множились, как на ксероксе — одна красочнее другой. Нет, Люсия не могла погибнуть! Я бы почувствовала, я бы...
– Жива-здорова твоя Люсия, – успокоил меня Дэн. – В отличие от Юлия, Лехи и Гали. Сольвейги ищут убежище, так что я ненадолго. Пришел тебя предупредить. А еще Барт просил передать: ищите в Москве. Думаю, гад затаился там, хотя не уверен. Он так замаскировался — фиг вычислишь. Тогда, помнишь, у тебя в квартире — этот чокнутый с ножом? Ведь ни следа не оставил!
– Яд... – задумчиво произнес Эрик. – Нужно было сразу догадаться...
– Яд? При чем тут яд? – удивилась я.
– Тот яд был особенным — он должен был привести тебя к отравителю. По сути, неопасный, если сразу зовут. Такого типа яд используется обычно женщинами. Ну там, призвать неверного мужа или соперницу. Я тогда еще удивился, кому это понадобилось — призывать так тебя. Но теперь... теперь все становится ясно. Скорее всего, убийца приметил тебя еще тогда. – Он взял меня за плечи, несильно сжал. – А теперь попытайся вспомнить, малыш, были ли у тебя новые знакомства в то время? И самое важное: кто из них знал, что ты сольвейг?
Молчание клубилось дымом вокруг нас, смешивалось с чернилами ночи, которую Дэн принес с улицы. Холод. Скрип мыслей в головах. Ледяное расползалось по полу и морозило пятки. Страх ли? Есть ли разновидности у страха?
Тома воинственно натянулась, как струна на гитаре Глеба. Даша побледнела еще больше. Эрик выжидающе смотрел на меня, а с моих губ рвалось одно слово: ты.
– Андвари, – тихо сказал Дэн. Выдержал многозначительную паузу и добавил: – А еще я.
– Я хотел съездить к андвари, – задумчиво произнес Эрик, проигнорировав фразу Дэна касательно него самого. – Три года назад. У них была пророчица. Не вышло. Застрял у аун.
– Была у них пророчица, ага, – кивнул Дэн. – Погибла на войне.
– Не суть, можно было найти другую для ритуала.
– Можно было, – подтвердил Дэн. – Или провести ритуал и списать ее смерть на охотников. Крег мог, например. Как жрец.
– Не мог, – глухо возразила я. На до блеска вычищенном паркете ползли багровые пятна моего испуга. Я водила глазами, но они ускользали от прямых взглядов. Перетекали в сторону, изламывали края, выгибались. – Тот, кто сделал это – охотник, пусть и маскируется. А Крег, он... ну... с Ирой...
– И то верно, – кивнул Дэн. – Не он. Тогда Рик или Саймон. Несмотря на внешнюю безалаберность, говорят, наследник силен.
– Он нападет, если я буду рядом, – вырвалось у меня. – Не упустит возможности, верно?
Глупая, глупая Полина. Замолчи. Иногда молчание – правда, золото.
Но молчать я так и не научилась. Посмотрела на Эрика и спросила:
– Ты ведь успеешь, если он вдруг... – фраза оборвалась судорожным вдохом.
– Опасно. – Дэн покачал головой. – Если это кто-то из андвари.
Эрик молчал, буравя меня тяжелым взглядом. Думал. О чем? Насколько я безумна в своих предложениях? Или решал, стоит ли поставить на моей вменяемости жирный крест?
– Пока он еще недостаточно силен, ты сам говорил, – продолжала я. – Пока не убил Альрика. И Альрик понимает, что будет следующим. Если он нашел возможность искать сольвейгов, он перебьет их всех. А потом меня. С Альриком ты драться не можешь, он Первозданный. Выхода нет, нужно рискнуть.
Эрик опустил глаза, сжал кулаки. А у меня в голове рождались образы. То, что больше не повторится. Юлий, говорящий скороговорками. Леша с топором наперевес – улыбающийся, добродушный. Он всегда отвечал за огонь, берег его для сольвейгов. Кто теперь будет его беречь? И кто приготовит фирменный плов Гали?
Если я не попробую помочь, умрут еще сольвейги. Те, к кому я привязалась. Умрет Люсия. И Барт. Я сама умру – уверена, Альрик найдет способ обойти даже самую древнюю защиту. Эрик силен, но Альрик живет слишком долго, чтобы знать много лазеек.
– Это безумие, Эрик! – подала голос до того весь вечер молчащая Даша.
Он на нее даже не взглянул. Посмотрел на меня и кивнул:
– Хорошо.
Мир обрушился на меня водопадом, будто над головой его держало сверхпрочное стекло, и оно треснуло, не выдержав напора. Звуки, запахи, касания – все стало невыносимо ярким, четким, раздражающим.
Я видела в глазах Эрика сомнение. Он сомневался и выбрал меньшее из зол. Так делают, когда почти уверены в поражении. Так делают на пороге прощания.
Но я не умру! Я не для того пережила драугра, которого выносила и родила, чтобы сдохнуть вот так – от руки того, кто ищет власти! И пусть они все хоть сто тысяч раз не верят, моей веры хватит на всех. Я – сольвейг, и умею драться. Если кому-то нужна моя жизнь, пусть попробует взять!
– Используешь ее, как наживку? – мрачно уточнил Дэн. – Смело.
– Ты знаешь их лучше. Андвари. Расскажи мне о каждом. О том, кого подозревал бы сам. И об их пророчице, как ее там звали...
– Кэт.
– О ней тоже.
Они говорили, подключилась Тома и Даша, Эля незаметно убежала на кухню готовить кофе. А я стояла у окна и смотрела в ночь.
Смерть всегда черна. Застилает сознание, как темнота – землю. Лишает ориентиров, связанных мыслей, логики. Вот был человек – и вот его нет. Все просто. Ничего не вернуть, время не обратить вспять. Чертов Альрик! Ненавижу. Его и тех, кому власть дороже жизни. Всех тех, кто, не задумываясь, переступает через мораль, кто идет по головам, затем – по трупам.
А ведь я еще помню, как застенчиво умел улыбаться Алексей... Один из нас, почти брат мне, ведь сольвейги все близки. Связаны.
Если умрет еще хоть кто-то, я себе не прощу.
Получается, из андвари я могу исключить только Крега, остальные – под подозрением. Рик... Да, пожалуй, его я проверила бы первым. Он еще с того раза показался мне жутко неприятным, но, возможно, за ханжеством скрывается нечто большее, чем обычный сексизм? Что если он уже тогда пропустил всех нали, убил свою пророчицу, или не свою... Неважно. Барт был в кане, следовательно, мог проболтаться о ритуале. Что мешало Рику стать на путь искушения властью? Вожди вообще любят власть. Все, без исключения.
Крег обещал помочь. Почитать летописи, поискать в старых записях что-то, что могло бы хоть косвенно указать на убийцу. После того он не звонил, и Ира тоже, а я настолько углубилась в собственные заботы, что и думать забыла о поддержке из Москвы. Самое время напомнить о себе. А заодно и показаться на глаза убийце. Если он, и правда, там, в доме андвари. Если один из них...
– Я буду с ней, для подстраховки, – услышала я краем уха уверенную фразу Дэна. – Но вначале мне нужно помочь Барту устроиться на новом месте. Он полагается лишь на меня, других связей с внешним миром у него нет.
– Когда? – тихо спросил Эрик.
– Дай мне пару дней.
Пара дней на самом деле немного. Серый рассвет особенно сер после бессонной ночи. Туманный день украшен рыжими пятнами опавших листьев. Низкие облака. Октябрьский воздух мелкими каплями оседает на коже.
Один звонок. Два слова.
– Можно приеду?
А в ответ обиженное:
– Зачем спрашиваешь? – А через секунду тревожное: – Случилось что?
Пауза. Глубокий вдох. Пальцы мнут манжет куртки. Кивок, словно та, кто на другом конце воображаемого провода может увидеть. И запоздалое:
– Случилось.
Воздух выдыхается с трудом, липнет к гортани. Во рту противный привкус страха. И тишина вокруг. Дом скади ничто не может потревожить, он под защитой. Во всяком случае я лелею в себе веру в это. Пока я здесь, мне ничего не грозит.
Но два дня действительно мало. Настолько, что я не успеваю опомниться.
В Подмосковье тихо. Ветра нет, сырые деревья дремлют на обочинах. На раскидистых клумбах примятые дождем цветы. Пестрят разноцветные крыши элитных домов. Из них особенно выделяется дом андвари — величественный, роскошный, пафосный. Одно успокаивает — Дэн держит меня за руку. Так и не выпустил после перемещения. А еще в сознании постоянно крутятся слова Эрика: «Я все время буду рядом. Каждую секунду. Не бойся».
Не боюсь. Во всяком случае, стараюсь.
– Тревожненько, – тихо обронил Дэн и поднял глаза к небу.
Я кивнула. Не то слово. Но на груди у меня амулет Эрика, чуть выше, на веревочке, оберег Барта. Я верю в защиту сольвейгов и первого жреца ар.
Ира не живет здесь, я знаю. Но мне нужно к андвари, поэтому я договорилась встретиться здесь. Тем более, Дэн тут обитает часто. У него есть своя комната и кровать, андвари приветливы к хищному-одиночке.
С утра морозно, и кроссовки скользят по гладким ступеням. Величественная дверь устрашающе глядит провалом глазка.
Отстранненно-вежливый дворецкий отворил нам почти сразу — андвари были предупреждены о визите. Дэн решил не наглеть и не телепортироваться в дом. Сохранить видимость тактичности. Словно по волшебству, в гостиной появилась Лили — как в первую нашу встречу, элегантная и собранная. Мелкие шаги, вежливая улыбка, прямая спина. В сверкающей золотом комнате она смотрелась гармонично в узкой юбке-карандаш и бледно-розовой блузе с пышными воланами.
– Полина, дорогая! – она раскрыла руки в радушном жесте, а через миг уже сжимала меня в объятиях — по моему мнению, ничем не обусловленная фамильярность. – Посмотри на себя — красавица! – Затем она повернулась к Дэну и едва заметно кивнула, приветствуя.
– Как же глупо... Почему ты всегда поступаешь так глупо? – Он появляется, как всегда, из ниоткуда. И слова его ледяные, острые, от них озноб и паника... должна быть, но нет. Лишь усталость.
– Я знала, что ты это скажешь.
– Я не о венчании. О том, что не сказала мне. – Его лицо портит эта саркастичная ухмылка. Трещина рта. – Чего ты боялась, Полина?
– Ничего. Ничего я...
– Врешь! – слова хлестают плетью наотмашь. Не дают опомниться, собраться, быть. Новая «я» замирает, выпихивая вперед другую меня — старую, ветхую, в шрамах от былых порезов. Она сильнее и привыкла к таким поворотам. В ней мудрость боли. Я думала, она умерла... – Ты боялась. Ты думала, я буду действовать, противиться. Помешаю.
– Боялась! – почти кричу. Ветер вторит мне возмущением, качает ветви, и с них сыпется горох ледяных капель. Волосы намокли и липнут к щекам. Вчерашнее счастье — неразбавленное, приторно-сладкое, воздушно-карамельное – горчит. – Ведь так и было бы. Ты... ты всегда...
– Неважно уже, – перебивает он. Выдыхает и опускает взгляд. Перебирает внутри варианты, просчитывает вероятности. – Неважно. Совсем. Такие, как Эрик, всегда выходят героями. Рыцари в сияющих доспехах. Таких печатают на обложках журналов и приводят в пример детям. А еще они никогда не гибнут.
Он говорит, и горечь растворяется в воздухе. Вода, льющаяся с неба, отравлена. Отравлены мысли, слова, движения. Отрава сладкая и липнет к губам.
– Я не хочу, чтобы он погиб, – выдыхаю неуместное. Лучше бы молчала, право.
– Не хочешь. – Он кивает. На меня не смотрит больше, но я и рада.
Взгляды иногда тоже ранят. Я ранила его, он меня — разве не это зовется справедливостью?
– Я хочу, – признается он неожиданно спокойно. – А еще лучше, чтобы вообще не рождался.
– Не надо...
– Не буду, – соглашается он. – Это ничего не изменит. Ничего уже не способно это изменить. На твоей жиле его отпечаток, и ничто его не затрет.
– Прости, что не сказала.
Эти слова — шелуха. Ненужная, сухая. От них першит в горле, как от песка, который случайно вдохнул.
Влад стреляет в упор коротким, ненавидящим взглядом.
Контрольный.
– Послать бы тебя к черту...
Небо прячет мои слезы в дожде. Мы еще долго в саду там втроем — я, он и небо. Извечный наш безмолвный свидетель.
Глава 16. Вести из столицы
– Совсем промокла, – ворчала Тома, растирая меня полотенцем. Щеки онемели, в груди нестерпимо ныло.
– Это мой защитник, от него не будет вреда, – вяло ответила я, глядя на синеющую дыру окна. Сумерки спрятали тени. Дождь закончился, в широких лужах тонули желтые листья, погружаясь на мутное дно. Я мысленно хоронила их, когда шла обратно, к дому. Влад уехал, а я еще долго стояла там, где дождь размывал его следы.
– Был защитником, – поправила Тома. – Да сплыл. Ты уже не атли.
Не атли.
Не.
Атли.
Перекатываю эту фразу на языке. У нее знакомый вкус. Терпкий вкус свободы от прошлого. Я все сделала правильно, говорю себе. Если долго говорить, то можно поверить. Даже доводы есть, например, своя рубашка ближе к телу. Я не обязана рассказывать Владу обо всем, что происходит в моей жизни.
Когда я вернулась в дом, Даша молчала и хмурилась. Обнимала себя за плечи, смотрела в окно и, казалось, вот-вот расплачется. Еще одна не рада. Ну и черт с ней! Зато Лара меня поздравила. Сухо, конечно, в ее излюбленной высокомерной и отстраненной манере, но все же. Неожиданно.
В целом вечер прошел тепло. Ужин, посиделки у камина, тихие разговоры. Только сон не шел. Перевалило за полночь, а мы все сидели: я, Эрик, Тома, Эля. А еще Даша в кресле, поджав колени к груди. Она не участвовала в беседе — только слушала и почти не шевелилась. Еще гипнотизировала экран смартфона. Смартфон молчал.
Эрик казался задумчивым и отстраненным. За руку меня, правда, держал и иногда прижимал к себе, целуя в затылок. Было тепло и спокойно, я куталась в пушистый плед и прижималась спиной к груди мужа.
В дверь стукнули неожиданно и резко — я даже подскочила. Такое впечатление, что в нее бросили чем-то тяжелым, и оно, ударившись, рухнуло на крыльцо. Эрик встал и крепко сжал мои плечи, Даша поднялась, Тома воинственно подалась вперед...
Я замерла. Внутренности сжались. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, плед сполз с плеча.
– Дарья, – бросил Эрик, и она кивнула. Подошла ко мне и зачем-то взяла за руку. Бледная, испуганная.
Перед глазами пронеслись картины — одна красочнее другой. Неизвестный убийца в черном плаще с ритуальным ножом. Кривая улыбка, прищуренные глаза, впалые щеки. И волосы темные развеваются.
Почему я его таким представила?
Эрик уверенно подошел к двери, открыл ее... и за шкирку втащил в дом мокрого Дэна.
Его светлая майка была полностью испачкана грязью, чуть выше локтя алела ссадина, а на лице застыло выражение удивления вперемешку с досадой.
– Предупреждать надо, что у вас тут такая защита стоит, – недовольно пробормотал он и настороженно покосился на Эрика. – Может, отпустишь уже?
– Эрик, отпусти, – облегченно выдохнула я. Эрик выпустил Дэна, но косился на него все равно подозрительно. – Что случилось?
– Навел я, значит, прицел. Чувствую — ты внутри. Ну и телепортнулся. А тут защита. Меня об дверь и жахнуло. Летел со ступеней я знатно. То еще удовольствие, я тебе скажу.
– Что-то с Бартом? Он прислал тебя? – Я опустила его жалобы на недостатки защиты скади. В груди проснулась тревога — тягучая, как смола.
Дэн тут же посерьезнел и кивнул.
– Трое его людей мертвы, Полина. Альрик постарался. Уж не спрашивай меня, как он их нашел. Сначала выманил, так как в послеление не зашел бы даже он. А затем прибил.
– Альрик? – испуганно выдохнула я.
– Избавляется от сольвейгов, – мрачно предположил Эрик. – Умно.
– Избавляется? Но... зачем?
– А затем, что убийце не будет проку с его кена без сольвейга. Не будет суперспособностей и других плюшек.
– Если все сольвейги умрут, чокнутый прогорит, – подтвердил Дэн. – Барт считает, тебя Альрик прибьет последней. Здесь у скади ты в безопасности... пока.
– Кто? – вырвалось у меня. Слова обжигали губы — кипящая лава. – Люсия... она...
Перед глазами поплыло от ужасных предположений. Картинки множились, как на ксероксе — одна красочнее другой. Нет, Люсия не могла погибнуть! Я бы почувствовала, я бы...
– Жива-здорова твоя Люсия, – успокоил меня Дэн. – В отличие от Юлия, Лехи и Гали. Сольвейги ищут убежище, так что я ненадолго. Пришел тебя предупредить. А еще Барт просил передать: ищите в Москве. Думаю, гад затаился там, хотя не уверен. Он так замаскировался — фиг вычислишь. Тогда, помнишь, у тебя в квартире — этот чокнутый с ножом? Ведь ни следа не оставил!
– Яд... – задумчиво произнес Эрик. – Нужно было сразу догадаться...
– Яд? При чем тут яд? – удивилась я.
– Тот яд был особенным — он должен был привести тебя к отравителю. По сути, неопасный, если сразу зовут. Такого типа яд используется обычно женщинами. Ну там, призвать неверного мужа или соперницу. Я тогда еще удивился, кому это понадобилось — призывать так тебя. Но теперь... теперь все становится ясно. Скорее всего, убийца приметил тебя еще тогда. – Он взял меня за плечи, несильно сжал. – А теперь попытайся вспомнить, малыш, были ли у тебя новые знакомства в то время? И самое важное: кто из них знал, что ты сольвейг?
Молчание клубилось дымом вокруг нас, смешивалось с чернилами ночи, которую Дэн принес с улицы. Холод. Скрип мыслей в головах. Ледяное расползалось по полу и морозило пятки. Страх ли? Есть ли разновидности у страха?
Тома воинственно натянулась, как струна на гитаре Глеба. Даша побледнела еще больше. Эрик выжидающе смотрел на меня, а с моих губ рвалось одно слово: ты.
– Андвари, – тихо сказал Дэн. Выдержал многозначительную паузу и добавил: – А еще я.
– Я хотел съездить к андвари, – задумчиво произнес Эрик, проигнорировав фразу Дэна касательно него самого. – Три года назад. У них была пророчица. Не вышло. Застрял у аун.
– Была у них пророчица, ага, – кивнул Дэн. – Погибла на войне.
– Не суть, можно было найти другую для ритуала.
– Можно было, – подтвердил Дэн. – Или провести ритуал и списать ее смерть на охотников. Крег мог, например. Как жрец.
– Не мог, – глухо возразила я. На до блеска вычищенном паркете ползли багровые пятна моего испуга. Я водила глазами, но они ускользали от прямых взглядов. Перетекали в сторону, изламывали края, выгибались. – Тот, кто сделал это – охотник, пусть и маскируется. А Крег, он... ну... с Ирой...
– И то верно, – кивнул Дэн. – Не он. Тогда Рик или Саймон. Несмотря на внешнюю безалаберность, говорят, наследник силен.
– Он нападет, если я буду рядом, – вырвалось у меня. – Не упустит возможности, верно?
Глупая, глупая Полина. Замолчи. Иногда молчание – правда, золото.
Но молчать я так и не научилась. Посмотрела на Эрика и спросила:
– Ты ведь успеешь, если он вдруг... – фраза оборвалась судорожным вдохом.
– Опасно. – Дэн покачал головой. – Если это кто-то из андвари.
Эрик молчал, буравя меня тяжелым взглядом. Думал. О чем? Насколько я безумна в своих предложениях? Или решал, стоит ли поставить на моей вменяемости жирный крест?
– Пока он еще недостаточно силен, ты сам говорил, – продолжала я. – Пока не убил Альрика. И Альрик понимает, что будет следующим. Если он нашел возможность искать сольвейгов, он перебьет их всех. А потом меня. С Альриком ты драться не можешь, он Первозданный. Выхода нет, нужно рискнуть.
Эрик опустил глаза, сжал кулаки. А у меня в голове рождались образы. То, что больше не повторится. Юлий, говорящий скороговорками. Леша с топором наперевес – улыбающийся, добродушный. Он всегда отвечал за огонь, берег его для сольвейгов. Кто теперь будет его беречь? И кто приготовит фирменный плов Гали?
Если я не попробую помочь, умрут еще сольвейги. Те, к кому я привязалась. Умрет Люсия. И Барт. Я сама умру – уверена, Альрик найдет способ обойти даже самую древнюю защиту. Эрик силен, но Альрик живет слишком долго, чтобы знать много лазеек.
– Это безумие, Эрик! – подала голос до того весь вечер молчащая Даша.
Он на нее даже не взглянул. Посмотрел на меня и кивнул:
– Хорошо.
Мир обрушился на меня водопадом, будто над головой его держало сверхпрочное стекло, и оно треснуло, не выдержав напора. Звуки, запахи, касания – все стало невыносимо ярким, четким, раздражающим.
Я видела в глазах Эрика сомнение. Он сомневался и выбрал меньшее из зол. Так делают, когда почти уверены в поражении. Так делают на пороге прощания.
Но я не умру! Я не для того пережила драугра, которого выносила и родила, чтобы сдохнуть вот так – от руки того, кто ищет власти! И пусть они все хоть сто тысяч раз не верят, моей веры хватит на всех. Я – сольвейг, и умею драться. Если кому-то нужна моя жизнь, пусть попробует взять!
– Используешь ее, как наживку? – мрачно уточнил Дэн. – Смело.
– Ты знаешь их лучше. Андвари. Расскажи мне о каждом. О том, кого подозревал бы сам. И об их пророчице, как ее там звали...
– Кэт.
– О ней тоже.
Они говорили, подключилась Тома и Даша, Эля незаметно убежала на кухню готовить кофе. А я стояла у окна и смотрела в ночь.
Смерть всегда черна. Застилает сознание, как темнота – землю. Лишает ориентиров, связанных мыслей, логики. Вот был человек – и вот его нет. Все просто. Ничего не вернуть, время не обратить вспять. Чертов Альрик! Ненавижу. Его и тех, кому власть дороже жизни. Всех тех, кто, не задумываясь, переступает через мораль, кто идет по головам, затем – по трупам.
А ведь я еще помню, как застенчиво умел улыбаться Алексей... Один из нас, почти брат мне, ведь сольвейги все близки. Связаны.
Если умрет еще хоть кто-то, я себе не прощу.
Получается, из андвари я могу исключить только Крега, остальные – под подозрением. Рик... Да, пожалуй, его я проверила бы первым. Он еще с того раза показался мне жутко неприятным, но, возможно, за ханжеством скрывается нечто большее, чем обычный сексизм? Что если он уже тогда пропустил всех нали, убил свою пророчицу, или не свою... Неважно. Барт был в кане, следовательно, мог проболтаться о ритуале. Что мешало Рику стать на путь искушения властью? Вожди вообще любят власть. Все, без исключения.
Крег обещал помочь. Почитать летописи, поискать в старых записях что-то, что могло бы хоть косвенно указать на убийцу. После того он не звонил, и Ира тоже, а я настолько углубилась в собственные заботы, что и думать забыла о поддержке из Москвы. Самое время напомнить о себе. А заодно и показаться на глаза убийце. Если он, и правда, там, в доме андвари. Если один из них...
– Я буду с ней, для подстраховки, – услышала я краем уха уверенную фразу Дэна. – Но вначале мне нужно помочь Барту устроиться на новом месте. Он полагается лишь на меня, других связей с внешним миром у него нет.
– Когда? – тихо спросил Эрик.
– Дай мне пару дней.
Пара дней на самом деле немного. Серый рассвет особенно сер после бессонной ночи. Туманный день украшен рыжими пятнами опавших листьев. Низкие облака. Октябрьский воздух мелкими каплями оседает на коже.
Один звонок. Два слова.
– Можно приеду?
А в ответ обиженное:
– Зачем спрашиваешь? – А через секунду тревожное: – Случилось что?
Пауза. Глубокий вдох. Пальцы мнут манжет куртки. Кивок, словно та, кто на другом конце воображаемого провода может увидеть. И запоздалое:
– Случилось.
Воздух выдыхается с трудом, липнет к гортани. Во рту противный привкус страха. И тишина вокруг. Дом скади ничто не может потревожить, он под защитой. Во всяком случае я лелею в себе веру в это. Пока я здесь, мне ничего не грозит.
Но два дня действительно мало. Настолько, что я не успеваю опомниться.
В Подмосковье тихо. Ветра нет, сырые деревья дремлют на обочинах. На раскидистых клумбах примятые дождем цветы. Пестрят разноцветные крыши элитных домов. Из них особенно выделяется дом андвари — величественный, роскошный, пафосный. Одно успокаивает — Дэн держит меня за руку. Так и не выпустил после перемещения. А еще в сознании постоянно крутятся слова Эрика: «Я все время буду рядом. Каждую секунду. Не бойся».
Не боюсь. Во всяком случае, стараюсь.
– Тревожненько, – тихо обронил Дэн и поднял глаза к небу.
Я кивнула. Не то слово. Но на груди у меня амулет Эрика, чуть выше, на веревочке, оберег Барта. Я верю в защиту сольвейгов и первого жреца ар.
Ира не живет здесь, я знаю. Но мне нужно к андвари, поэтому я договорилась встретиться здесь. Тем более, Дэн тут обитает часто. У него есть своя комната и кровать, андвари приветливы к хищному-одиночке.
С утра морозно, и кроссовки скользят по гладким ступеням. Величественная дверь устрашающе глядит провалом глазка.
Отстранненно-вежливый дворецкий отворил нам почти сразу — андвари были предупреждены о визите. Дэн решил не наглеть и не телепортироваться в дом. Сохранить видимость тактичности. Словно по волшебству, в гостиной появилась Лили — как в первую нашу встречу, элегантная и собранная. Мелкие шаги, вежливая улыбка, прямая спина. В сверкающей золотом комнате она смотрелась гармонично в узкой юбке-карандаш и бледно-розовой блузе с пышными воланами.
– Полина, дорогая! – она раскрыла руки в радушном жесте, а через миг уже сжимала меня в объятиях — по моему мнению, ничем не обусловленная фамильярность. – Посмотри на себя — красавица! – Затем она повернулась к Дэну и едва заметно кивнула, приветствуя.
