– Ну-ну...
Я застыла у двери, не решаясь войти. Их разговор был жутким. И не в том дело, что они шептались ночью, за закрытой дверью, в темноте, когда все спят, и казался при этом чем-то запретным и опасным. А в том, что было сказано и как. Опасные слова собрались в предложения, вернулась давно похороненная тревога и отразилась громким звоном в ушах. Словно я попала в другую реальность, где повсюду были расставлены кривые зеркала, накрытые вуалью. Мне вдруг стало страшно, что вуаль упадет, и я увижу отражения.
– Не стесняйся, входи, – сказала Кира совсем близко, и я вздрогнула. Дверь распахнулась шире, и она поманила меня пальцем. На ватных, непослушных ногах я шагнула внутрь – на свет.
И остановилась.
Влад полусидел на краешке стола, опираясь ладонями о столешницу. Лицо было невозмутимым, а взгляд колючим.
– Подслушивать нехорошо, Полина, – холодно сказал он.
Дверь сзади захлопнулась, я резко обернулась и наткнулась на ироничный взгляд дочери.
Откуда-то издалека услышала собственный, но в то же время чужой голос:
– Вы почему не спите?
– Ты же все слышала, зачем отпираться? – спокойно спросила Кира.
– Слышала... что?
Она молчала. Смотрела прямо в глаза, и у меня во рту появился противный металлический привкус страха. Виски сжало, дыхание сбилось, перед глазами поплыли багровые круги.
– Что происходит? Кира... дочка?
– Кира не твоя дочь, Полина, – сказал Влад.
Сердце стукнуло и, казалось, остановилось. Огромная дыра в груди, и в ней свистит ветер.
Но разум все еще отказывался верить. Понимать.
– Как не моя? А... чья? – Я повернула голову и встретилась в невозмутимым взглядом вождя атли. Затем снова перевела глаза на Киру. – Кто же она тогда?
– Ты знаешь, – улыбнулась она. – Поняла еще у двери, ведь так?
– Ты... драугр! – выдохнула я со свистом, отступила на шаг и, кажется, что-то зацепила. Проверять не стала – пялилась на Киру, мысленно молясь, чтобы она сейчас округлила глаза, посмотрела на меня удивленно и все отрицала.
Она не отрицала. Только улыбалась – неестественно, цинично. Я все больше путалась в липкой, противной паутине ужаса.
– Как же так?..
Вспомнился момент, когда я ее увидела впервые после войны. Жаркие объятия, тонкий аромат знакомых духов, шелк волос, скользнувших по моей щеке. И слова: «Я так скучала!». Она сказала это. Первая. А я не могла прийти в себя от радости – видеть ее, касаться, обнимать.
Затем долгие разговоры в темноте под одеялом, объятия. Я уснула, держа ее ладонь в своей. Впервые за последний год уснула счастливой.
И теперь она говорит... она...
Мир завертелся, ноги подкосились, к горлу подкатила тошнота.
Нет, нельзя терять сознание! Нельзя – рядом с ней. Как же так... как все вышло... почему?
Я растерялась. По-настоящему. Сильно. Понимала, что нахожусь в ловушке в собственном доме. Все спят, рядом чудовище, и Влад знает. Знал всегда. А я... что теперь?..
Я перевела на него взгляд, ища поддержки, стараясь рассмотреть на его лице отголоски уверенности, чтобы взять немного себе. Лицо Влада было чужим и отрешенным. Так он обычно смотрел на врагов – не самых сильных, скорее вынужденных и неинтересных. И да, именно такой взгляд я видела летним днем, когда пришла к нему за помощью. Так он смотрел на ту женщину, которую выманил из дома, чтобы я пополнила силы. На ясновидицу.
Сейчас Влад Вермунд смотрел на меня, как на вещь.
– Я так надеялась обойтись без драм, – разочаровано вздохнула Кира.
– Это же Полина, – возразил Влад, не сводя с меня пронизывающего взгляда. – С ней без драм никак.
Я отступила еще на шаг, почти влипнув в стену. Сглотнула и шумно выдохнула. Мысли окончательно спутались, смешались и застыли в голове холодным киселем.
– Не нужно нервничать. Я не обижу тебя сегодня, – ласково сказала Кира.
– Не обидишь? Не понимаю... – Я вновь посмотрела на Влада, теперь уже требовательно. – Где наша дочь?
Влад опустил глаза, а ответила Кира:
– На счет ребенка ты не права. Твоего ребенка никогда не было. Ты выносила меня и родила, чтобы излечить. Я не твоя дочь по крови и никогда ею не была. Ни в первый раз, ни сейчас.
– В первый раз?
– Тот ребенок, который не родился у тебя тогда.
– Ты?! – Я ошеломленно уставилась на нее.
Кира кивнула.
Пальцы потянулись к вискам — там билось, стучало осознание всего, что произошло со мной за эти годы.
– Что же ты... Влад, что же ты наделал? Я жила для нее, умирала... А ты...
Слова умирали на выдохе – жестокие, циничные.
– Только давай без истерик, – устало попросил он. – Ты взрослая девочка, должна понимать.
– Тан знал! – Неожиданная догадка опалила затылок, заставила занеметь конечности. – Он пытался предупредить после поединка. А я убила его... Он говорил: выиграю, будешь жить. Он пытался мне помочь...
– Тан был романтиком, – мечтательно улыбнулась Кира. – Ты понравилась ему. Он даже предлагал найти другого донора. Словно это так просто! Я живу вечность, и не встречала ни одного сольвейга. В моем положении не разбрасываются возможностями.
– В твоем положении? – Я понимала все меньше, но желание знать было непреодолимым. Конечно же – тайна сейчас стоила намного больше, чем жизнь. Моя жизнь, похоже, не стоила и ломаного гроша.
– Кира больна, – ответил за нее Влад. При звуке его голоса – спокойного, уравновешенного – в груди что-то всколыхнулось, а затем заныло.
– Не все хищные одинаково полезны, – с горечью произнесла Кира, и показалось, на ее лице мелькнула досада. – Некоторые могут повредить жилу драугра.
– Могу найти его для тебя, – предложил Влад. – Он не должен оставаться безнаказанным.
– Не стоит, – отмахнулась Кира. – Ты с ним не справишься, и я вновь потеряю адепта. Одного я уже потеряла. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – По твоей вине.
– Адепта? – растерянно спросила я.
– Кира говорит о колдуне.
– Это сложно для тебя, – сказала она и вновь отвернулась. – Иди спать, Полина. И помни, никому ни слова. Ты же не хочешь, чтобы пострадали твои родные?
– Ты... отпускаешь меня? – удивилась я.
Голова варила совсем плохо, охватило странное оцепенение, даже шевелиться было трудно.
– А ты думала, я наброшусь на тебя прямо здесь, в кабинете? – усмехнулась она, но потом вновь стала серьезной. – Еще не время. Отдыхай, набирайся сил. Поговорим завтра.
– Я провожу Полину наверх, – вызвался Влад, взял растерянную меня под локоть и повел к выходу.
Мы преодолели гостиную и лестницу в полном молчании. Влад завел меня в комнату и прикрыл за собой дверь. Я все ждала, что он что-то скажет, но он молчал. Лишь смотрел на меня выжидающе.
– Что значит, она больна? – спросила я первое, что пришло на ум.
– У Киры повреждена жила, – спокойно ответил Влад. – Твой кен излечит ее, и она поправится.
– Зачем? – Я опустила глаза, чувствуя подступающие слезы. – Зачем ты так со мной?
– Она — драугр, Полина. Сильная. Может навредить. Но может и помочь. Например, укрепиться в мире охотников, где положение хищных сейчас очень шаткое. Ты знаешь меня давно. Я говорил, чтобы ты никому не верила, предупреждал.
– И когда мы... ты... Когда прикасался ко мне, думал о ней? О том, что посулил тебе драугр в итоге? – Горло сдавило болезненным спазмом, в груди кольнуло, и я опустилась на кровать.
– Ты мне нравишься, – бесстрастно ответил он. – Но ты никогда не дашь мне того, что даст она.
Мне показалось, его голос смягчился.
Жалеет меня? К черту!
– Бог мой, я же только что... У меня нет ребенка. Никогда не было. Никогда...
– Ты несчастна, Полина. Сольвейги никогда не бывают счастливы. – Влад присел рядом и посмотрел прямо перед собой. – Отпусти. Прошлое, настоящее. Все. Не стоит бороться. Сохрани жизни тем, кого любишь — это будет справедливо. Глебу, Рите, Ире — я же вижу, как ты к ней привязалась.
– Ира знает? – Я вскинулась, сверкнула на него подозрительным взглядом. Влад улыбнулся. Грустно.
Черт, как ему идет улыбка. Ему все идет. Идеально красивый и идеально подлый. Хоть роман пиши!
– Нет, конечно. Скажешь ей — она умрет. Каждый, кто узнает от тебя, умрет.
– Они же твое племя. Семья. Как ты можешь? Хотя... кого я спрашиваю.
Руки опустились, и я устало сложила их на коленях.
– Я циничное чудовище, – кивнул он. – Давай покончим с подобными вопросами.
– Я думала, ты защищал меня. Ты всегда защищаешь тех, кого любишь.
– Ты права. Всегда.
В глаза не смотрел, и от этого было еще хуже. Поднялся, подошел к двери, но почему-то остановился. Почему?
Странно, что я еще хочу знать...
– Ты же... убиваешь меня, – сказала скорее не ему, а себе. Чтоб осознать. Чтобы поверить. Прозвучало дико и нереалистично.
Как же хочется проснуться сейчас!
– Так и есть, – ответил Влад, не поворачивая головы.
– Когда?
– В июне.
– У меня всплеск, понятно. – Я вздохнула. Боль в груди стала нестерпимой. – Уходи.
Влад помедлил еще пару секунд, затем вышел и закрыл дверь.
Нужно подумать. До июня еще есть время. Я найду выход, придумаю, как спастись. Как избежать участи быть выпитой драугром.
Кирой...
А зачем? Есть ли смысл? Влад прав — я несчастна. Не любима. А теперь узнала, что и ребенка-то у меня нет. И я больше никогда не буду прежней. Если выживу.
Так стоит ли?
Слезы покатились сами. На этот раз боль не выходила слезами — она множилась ними. Я была одним сплошным комком боли. Боли от предательства, от любви, которая оказалась вдруг ежиком, исколовшим меня изнутри, превратив внутренности в сплошную кашу из боли.
Я плакала, понимая, что сломалась здесь, в собственном доме, среди родных и друзей, которым не скажу ничего.
А потом разозлилась. Злость нахлынула волной, от нее зашумело в ушах и заболела голова.
Чертов кен сольвейга! И угораздило же меня родиться именно такой.
Впрочем, чего это я? Моя сила, мой кен. Какое дело до него остальным? Кире? Владу? Мое же. Мое!
И где этот пророк из сна, когда мне так нужен? И не снится же в последнее время совсем. Уж теперь-то я знаю, что у него спросить. Как выжить и не похоронить при этом друзей? Уйти из племени вместе с Глебом? Думаю, он будет не против. Хотя... У него есть Катя. И надежда на счастье.
Черт, какое может быть счастье с таким вождем? В племени, где легко предают, где так и норовят вонзить нож в спину?
У меня есть время до июня. Решу, что делать. Мама говорила, с проблемой нужно переспать.
Я закрыла дверь на защелку и улеглась на кровать. Поджала колени, скрестила пальцы на руках и зажмурилась.
– Приснись мне! – прошептала яростно. – Ты ведь сольвейг, я знаю. Пожалуйста, приснись.
Знаю, глупо, но нужно же с чего-то начинать. Кроме того, что я сольвейг, я еще и пророчица. Мой дар спасает жизни, почему бы ему не спасти мою собственную? Жалкую, ничтожную, по мнению некоторых, но лишь мне решать, что с ней делать.
Уснула я быстро — даже не заметила, как. Наверное, все же есть у меня дар или просто очень хотелось попасть в хельзу — ту самую, где меня ждал добрый сольвейг и где танцевала рыжая. Теперь понятно, чего они боялись. И тем больше хотелось вновь увидеть их, засыпать вопросами, а еще лучше — телепортироваться с их помощью в безопасное место, где можно не бояться за собственную жизнь и жизнь друзей. В другой мир, например. И Глеба забрать.
В хельзу я так и не попала...
В просторной комнате из мебели — только кровать. Широкая и белая — начиная от изголовья и заканчивая простынями. Солнце ярко освещает помещение сквозь огромное, на полстены, окно. Откуда-то доносится приятная мелодия – «Музыка ангелов». Никогда особо не слушала классиков, но эту композицию Моцарта знаю.
Я встаю, ступни касаются отполированного паркета, прогретого солнечными лучами. Ступать по нему приятно, и я, не раздумывая, иду на музыку.
Коридор за дверью широкий и светлый. Свет берется из ниоткуда и сплетается узорами на полу. Коридор приводит меня в огромный танцевальный зал, окруженный по периметру зеркалами. С высокого потолка на меня смотрит огромных размеров люстра, отблескивая от каждой хрустальной грани меленькими солнечными зайчиками. Они задорно бегают по стенам, гоняются друг за другом в тщетной попытке поймать. Смотрится красиво, и я невольно улыбаюсь.
Музыкальный проигрыватель стоит на широком подоконнике. Старинный, как в заброшенном дедушкином гараже. Кроме проигрывателя в зале находится лишь кресло-качалка. Оно повернуто ко мне спинкой, а в нем неподвижно сидит человек. Спит?
Мелькает мысль: а вдруг это тот, из хельзы?
Стремительно бегу к нему, не скрывая радости, почти достигаю и громко говорю:
– У меня получилось! Я ведь искала... тебя...
И останавливаюсь, как вкопанная перед спящим человеком, одетым в белое. Кажется, тут все белое, но на нем оно смотрится безумно нелепо. Инстинктивно отступаю на шаг, а мужчина в кресле открывает глаза. Черные, как бездна. И улыбается.
– У тебя всегда все получается, пророчица, – говорит он.
– Тан! – выдыхаю. На миг охватывает ужас, который тут же сменяется облегчением. Тан — тот, кто пытался меня спасти. Но будет ли пытаться теперь, после того, как я убила его?
– Я ждал тебя. Думал, придешь раньше.
– Что это за место? – Я удивленно осматриваюсь. Не вяжется у меня Чернокнижник с танцевальным залом и Моцартом, ну никак. А белая одежда — так вообще вызов какой-то. Кому?
– Сознание иногда играет с нами странные шутки, – шире улыбается он и встает. Его рука теплая и шершавая, прикосновения отторжения не вызывают, и мы идем прочь из зала — в другую дверь.
Выходим в теплый сад. Воздух пахнет яблоками и медом, вокруг жужжат пчелы, невдалеке я различаю четкие контуры ярко-зеленых ульев. Они теряются в траве, гармонично вписываясь в нереально прекрасный мир.
Где мы?
Я не спрашиваю. Позволяю Тану вести себя, постепенно расслабляюсь. Проблемы уходят на второй план, перетекают в другую, опасную и жестокую жизнь, а сюда не проникнет зло. Я просто знаю это.
– Я и не думал, что могу создать такое, – говорит Тан. – Но очень хотелось попробовать.
– Этот мир сделал ты?! – Поднимаю на колдуна удивленный взгляд. Тут он не колдун даже — просто человек в белой одежде. И мне так хорошо оттого, что не нужно больше его ненавидеть.
– Такие создают иногда заблудшие души типа меня. Их называют мирами искупления.
– Хотела бы я попасть в такой после смерти, – уверенно говорю и срываю огромную белую ромашку.
– Я бы не желал тебе попасть в такой, – хмурится Тан, но тут же подмигивает. – Ты другого поля ягодка. Странная, противоречивая, но тебе дорога не сюда.
– А куда? – Горло сдавливает спазмом, возвращается недавний испуг и проблема, которую я не знаю, как решить. – Что мне делать, Тан?
– Во-первых, – поучительно говорит он, – не стоило разбазаривать мой кен.
Я смущенно смотрю в землю, а он треплет меня по плечу.
– Да все равно бы у тебя его забрали. Ты же атли — на тебя действует влияние вождя. Он приказал — ты отдала. – Он молчит несколько секунд, и я молчу. Жутко, до боли в горле хочется заплакать, но я приказываю себе быть сильной. Не пасовать. Тан знает много, в разы больше, чем мутный сольвейг из сна. Тан жил с Кирой, был ее адептом и нашел для нее донора. Меня.
– У меня есть шансы? – спрашиваю сдавленно, ловлю его пристальный взгляд и громко выдыхаю.
– Конечно, есть!
Ожидание кажется вечностью, а он все смотрит на меня, и кажется, я просто сгорю от нетерпения.
Я застыла у двери, не решаясь войти. Их разговор был жутким. И не в том дело, что они шептались ночью, за закрытой дверью, в темноте, когда все спят, и казался при этом чем-то запретным и опасным. А в том, что было сказано и как. Опасные слова собрались в предложения, вернулась давно похороненная тревога и отразилась громким звоном в ушах. Словно я попала в другую реальность, где повсюду были расставлены кривые зеркала, накрытые вуалью. Мне вдруг стало страшно, что вуаль упадет, и я увижу отражения.
– Не стесняйся, входи, – сказала Кира совсем близко, и я вздрогнула. Дверь распахнулась шире, и она поманила меня пальцем. На ватных, непослушных ногах я шагнула внутрь – на свет.
И остановилась.
Влад полусидел на краешке стола, опираясь ладонями о столешницу. Лицо было невозмутимым, а взгляд колючим.
– Подслушивать нехорошо, Полина, – холодно сказал он.
Дверь сзади захлопнулась, я резко обернулась и наткнулась на ироничный взгляд дочери.
Откуда-то издалека услышала собственный, но в то же время чужой голос:
– Вы почему не спите?
– Ты же все слышала, зачем отпираться? – спокойно спросила Кира.
– Слышала... что?
Она молчала. Смотрела прямо в глаза, и у меня во рту появился противный металлический привкус страха. Виски сжало, дыхание сбилось, перед глазами поплыли багровые круги.
– Что происходит? Кира... дочка?
– Кира не твоя дочь, Полина, – сказал Влад.
Сердце стукнуло и, казалось, остановилось. Огромная дыра в груди, и в ней свистит ветер.
Но разум все еще отказывался верить. Понимать.
– Как не моя? А... чья? – Я повернула голову и встретилась в невозмутимым взглядом вождя атли. Затем снова перевела глаза на Киру. – Кто же она тогда?
– Ты знаешь, – улыбнулась она. – Поняла еще у двери, ведь так?
– Ты... драугр! – выдохнула я со свистом, отступила на шаг и, кажется, что-то зацепила. Проверять не стала – пялилась на Киру, мысленно молясь, чтобы она сейчас округлила глаза, посмотрела на меня удивленно и все отрицала.
Она не отрицала. Только улыбалась – неестественно, цинично. Я все больше путалась в липкой, противной паутине ужаса.
– Как же так?..
Вспомнился момент, когда я ее увидела впервые после войны. Жаркие объятия, тонкий аромат знакомых духов, шелк волос, скользнувших по моей щеке. И слова: «Я так скучала!». Она сказала это. Первая. А я не могла прийти в себя от радости – видеть ее, касаться, обнимать.
Затем долгие разговоры в темноте под одеялом, объятия. Я уснула, держа ее ладонь в своей. Впервые за последний год уснула счастливой.
И теперь она говорит... она...
Мир завертелся, ноги подкосились, к горлу подкатила тошнота.
Нет, нельзя терять сознание! Нельзя – рядом с ней. Как же так... как все вышло... почему?
Я растерялась. По-настоящему. Сильно. Понимала, что нахожусь в ловушке в собственном доме. Все спят, рядом чудовище, и Влад знает. Знал всегда. А я... что теперь?..
Я перевела на него взгляд, ища поддержки, стараясь рассмотреть на его лице отголоски уверенности, чтобы взять немного себе. Лицо Влада было чужим и отрешенным. Так он обычно смотрел на врагов – не самых сильных, скорее вынужденных и неинтересных. И да, именно такой взгляд я видела летним днем, когда пришла к нему за помощью. Так он смотрел на ту женщину, которую выманил из дома, чтобы я пополнила силы. На ясновидицу.
Сейчас Влад Вермунд смотрел на меня, как на вещь.
– Я так надеялась обойтись без драм, – разочаровано вздохнула Кира.
– Это же Полина, – возразил Влад, не сводя с меня пронизывающего взгляда. – С ней без драм никак.
Я отступила еще на шаг, почти влипнув в стену. Сглотнула и шумно выдохнула. Мысли окончательно спутались, смешались и застыли в голове холодным киселем.
– Не нужно нервничать. Я не обижу тебя сегодня, – ласково сказала Кира.
– Не обидишь? Не понимаю... – Я вновь посмотрела на Влада, теперь уже требовательно. – Где наша дочь?
Влад опустил глаза, а ответила Кира:
– На счет ребенка ты не права. Твоего ребенка никогда не было. Ты выносила меня и родила, чтобы излечить. Я не твоя дочь по крови и никогда ею не была. Ни в первый раз, ни сейчас.
– В первый раз?
– Тот ребенок, который не родился у тебя тогда.
– Ты?! – Я ошеломленно уставилась на нее.
Кира кивнула.
Пальцы потянулись к вискам — там билось, стучало осознание всего, что произошло со мной за эти годы.
– Что же ты... Влад, что же ты наделал? Я жила для нее, умирала... А ты...
Слова умирали на выдохе – жестокие, циничные.
– Только давай без истерик, – устало попросил он. – Ты взрослая девочка, должна понимать.
– Тан знал! – Неожиданная догадка опалила затылок, заставила занеметь конечности. – Он пытался предупредить после поединка. А я убила его... Он говорил: выиграю, будешь жить. Он пытался мне помочь...
– Тан был романтиком, – мечтательно улыбнулась Кира. – Ты понравилась ему. Он даже предлагал найти другого донора. Словно это так просто! Я живу вечность, и не встречала ни одного сольвейга. В моем положении не разбрасываются возможностями.
– В твоем положении? – Я понимала все меньше, но желание знать было непреодолимым. Конечно же – тайна сейчас стоила намного больше, чем жизнь. Моя жизнь, похоже, не стоила и ломаного гроша.
– Кира больна, – ответил за нее Влад. При звуке его голоса – спокойного, уравновешенного – в груди что-то всколыхнулось, а затем заныло.
– Не все хищные одинаково полезны, – с горечью произнесла Кира, и показалось, на ее лице мелькнула досада. – Некоторые могут повредить жилу драугра.
– Могу найти его для тебя, – предложил Влад. – Он не должен оставаться безнаказанным.
– Не стоит, – отмахнулась Кира. – Ты с ним не справишься, и я вновь потеряю адепта. Одного я уже потеряла. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – По твоей вине.
– Адепта? – растерянно спросила я.
– Кира говорит о колдуне.
– Это сложно для тебя, – сказала она и вновь отвернулась. – Иди спать, Полина. И помни, никому ни слова. Ты же не хочешь, чтобы пострадали твои родные?
– Ты... отпускаешь меня? – удивилась я.
Голова варила совсем плохо, охватило странное оцепенение, даже шевелиться было трудно.
– А ты думала, я наброшусь на тебя прямо здесь, в кабинете? – усмехнулась она, но потом вновь стала серьезной. – Еще не время. Отдыхай, набирайся сил. Поговорим завтра.
– Я провожу Полину наверх, – вызвался Влад, взял растерянную меня под локоть и повел к выходу.
Мы преодолели гостиную и лестницу в полном молчании. Влад завел меня в комнату и прикрыл за собой дверь. Я все ждала, что он что-то скажет, но он молчал. Лишь смотрел на меня выжидающе.
– Что значит, она больна? – спросила я первое, что пришло на ум.
– У Киры повреждена жила, – спокойно ответил Влад. – Твой кен излечит ее, и она поправится.
– Зачем? – Я опустила глаза, чувствуя подступающие слезы. – Зачем ты так со мной?
– Она — драугр, Полина. Сильная. Может навредить. Но может и помочь. Например, укрепиться в мире охотников, где положение хищных сейчас очень шаткое. Ты знаешь меня давно. Я говорил, чтобы ты никому не верила, предупреждал.
– И когда мы... ты... Когда прикасался ко мне, думал о ней? О том, что посулил тебе драугр в итоге? – Горло сдавило болезненным спазмом, в груди кольнуло, и я опустилась на кровать.
– Ты мне нравишься, – бесстрастно ответил он. – Но ты никогда не дашь мне того, что даст она.
Мне показалось, его голос смягчился.
Жалеет меня? К черту!
– Бог мой, я же только что... У меня нет ребенка. Никогда не было. Никогда...
– Ты несчастна, Полина. Сольвейги никогда не бывают счастливы. – Влад присел рядом и посмотрел прямо перед собой. – Отпусти. Прошлое, настоящее. Все. Не стоит бороться. Сохрани жизни тем, кого любишь — это будет справедливо. Глебу, Рите, Ире — я же вижу, как ты к ней привязалась.
– Ира знает? – Я вскинулась, сверкнула на него подозрительным взглядом. Влад улыбнулся. Грустно.
Черт, как ему идет улыбка. Ему все идет. Идеально красивый и идеально подлый. Хоть роман пиши!
– Нет, конечно. Скажешь ей — она умрет. Каждый, кто узнает от тебя, умрет.
– Они же твое племя. Семья. Как ты можешь? Хотя... кого я спрашиваю.
Руки опустились, и я устало сложила их на коленях.
– Я циничное чудовище, – кивнул он. – Давай покончим с подобными вопросами.
– Я думала, ты защищал меня. Ты всегда защищаешь тех, кого любишь.
– Ты права. Всегда.
В глаза не смотрел, и от этого было еще хуже. Поднялся, подошел к двери, но почему-то остановился. Почему?
Странно, что я еще хочу знать...
– Ты же... убиваешь меня, – сказала скорее не ему, а себе. Чтоб осознать. Чтобы поверить. Прозвучало дико и нереалистично.
Как же хочется проснуться сейчас!
– Так и есть, – ответил Влад, не поворачивая головы.
– Когда?
– В июне.
– У меня всплеск, понятно. – Я вздохнула. Боль в груди стала нестерпимой. – Уходи.
Влад помедлил еще пару секунд, затем вышел и закрыл дверь.
Нужно подумать. До июня еще есть время. Я найду выход, придумаю, как спастись. Как избежать участи быть выпитой драугром.
Кирой...
А зачем? Есть ли смысл? Влад прав — я несчастна. Не любима. А теперь узнала, что и ребенка-то у меня нет. И я больше никогда не буду прежней. Если выживу.
Так стоит ли?
Слезы покатились сами. На этот раз боль не выходила слезами — она множилась ними. Я была одним сплошным комком боли. Боли от предательства, от любви, которая оказалась вдруг ежиком, исколовшим меня изнутри, превратив внутренности в сплошную кашу из боли.
Я плакала, понимая, что сломалась здесь, в собственном доме, среди родных и друзей, которым не скажу ничего.
А потом разозлилась. Злость нахлынула волной, от нее зашумело в ушах и заболела голова.
Чертов кен сольвейга! И угораздило же меня родиться именно такой.
Впрочем, чего это я? Моя сила, мой кен. Какое дело до него остальным? Кире? Владу? Мое же. Мое!
И где этот пророк из сна, когда мне так нужен? И не снится же в последнее время совсем. Уж теперь-то я знаю, что у него спросить. Как выжить и не похоронить при этом друзей? Уйти из племени вместе с Глебом? Думаю, он будет не против. Хотя... У него есть Катя. И надежда на счастье.
Черт, какое может быть счастье с таким вождем? В племени, где легко предают, где так и норовят вонзить нож в спину?
У меня есть время до июня. Решу, что делать. Мама говорила, с проблемой нужно переспать.
Я закрыла дверь на защелку и улеглась на кровать. Поджала колени, скрестила пальцы на руках и зажмурилась.
– Приснись мне! – прошептала яростно. – Ты ведь сольвейг, я знаю. Пожалуйста, приснись.
Знаю, глупо, но нужно же с чего-то начинать. Кроме того, что я сольвейг, я еще и пророчица. Мой дар спасает жизни, почему бы ему не спасти мою собственную? Жалкую, ничтожную, по мнению некоторых, но лишь мне решать, что с ней делать.
Уснула я быстро — даже не заметила, как. Наверное, все же есть у меня дар или просто очень хотелось попасть в хельзу — ту самую, где меня ждал добрый сольвейг и где танцевала рыжая. Теперь понятно, чего они боялись. И тем больше хотелось вновь увидеть их, засыпать вопросами, а еще лучше — телепортироваться с их помощью в безопасное место, где можно не бояться за собственную жизнь и жизнь друзей. В другой мир, например. И Глеба забрать.
В хельзу я так и не попала...
В просторной комнате из мебели — только кровать. Широкая и белая — начиная от изголовья и заканчивая простынями. Солнце ярко освещает помещение сквозь огромное, на полстены, окно. Откуда-то доносится приятная мелодия – «Музыка ангелов». Никогда особо не слушала классиков, но эту композицию Моцарта знаю.
Я встаю, ступни касаются отполированного паркета, прогретого солнечными лучами. Ступать по нему приятно, и я, не раздумывая, иду на музыку.
Коридор за дверью широкий и светлый. Свет берется из ниоткуда и сплетается узорами на полу. Коридор приводит меня в огромный танцевальный зал, окруженный по периметру зеркалами. С высокого потолка на меня смотрит огромных размеров люстра, отблескивая от каждой хрустальной грани меленькими солнечными зайчиками. Они задорно бегают по стенам, гоняются друг за другом в тщетной попытке поймать. Смотрится красиво, и я невольно улыбаюсь.
Музыкальный проигрыватель стоит на широком подоконнике. Старинный, как в заброшенном дедушкином гараже. Кроме проигрывателя в зале находится лишь кресло-качалка. Оно повернуто ко мне спинкой, а в нем неподвижно сидит человек. Спит?
Мелькает мысль: а вдруг это тот, из хельзы?
Стремительно бегу к нему, не скрывая радости, почти достигаю и громко говорю:
– У меня получилось! Я ведь искала... тебя...
И останавливаюсь, как вкопанная перед спящим человеком, одетым в белое. Кажется, тут все белое, но на нем оно смотрится безумно нелепо. Инстинктивно отступаю на шаг, а мужчина в кресле открывает глаза. Черные, как бездна. И улыбается.
– У тебя всегда все получается, пророчица, – говорит он.
– Тан! – выдыхаю. На миг охватывает ужас, который тут же сменяется облегчением. Тан — тот, кто пытался меня спасти. Но будет ли пытаться теперь, после того, как я убила его?
– Я ждал тебя. Думал, придешь раньше.
– Что это за место? – Я удивленно осматриваюсь. Не вяжется у меня Чернокнижник с танцевальным залом и Моцартом, ну никак. А белая одежда — так вообще вызов какой-то. Кому?
– Сознание иногда играет с нами странные шутки, – шире улыбается он и встает. Его рука теплая и шершавая, прикосновения отторжения не вызывают, и мы идем прочь из зала — в другую дверь.
Выходим в теплый сад. Воздух пахнет яблоками и медом, вокруг жужжат пчелы, невдалеке я различаю четкие контуры ярко-зеленых ульев. Они теряются в траве, гармонично вписываясь в нереально прекрасный мир.
Где мы?
Я не спрашиваю. Позволяю Тану вести себя, постепенно расслабляюсь. Проблемы уходят на второй план, перетекают в другую, опасную и жестокую жизнь, а сюда не проникнет зло. Я просто знаю это.
– Я и не думал, что могу создать такое, – говорит Тан. – Но очень хотелось попробовать.
– Этот мир сделал ты?! – Поднимаю на колдуна удивленный взгляд. Тут он не колдун даже — просто человек в белой одежде. И мне так хорошо оттого, что не нужно больше его ненавидеть.
– Такие создают иногда заблудшие души типа меня. Их называют мирами искупления.
– Хотела бы я попасть в такой после смерти, – уверенно говорю и срываю огромную белую ромашку.
– Я бы не желал тебе попасть в такой, – хмурится Тан, но тут же подмигивает. – Ты другого поля ягодка. Странная, противоречивая, но тебе дорога не сюда.
– А куда? – Горло сдавливает спазмом, возвращается недавний испуг и проблема, которую я не знаю, как решить. – Что мне делать, Тан?
– Во-первых, – поучительно говорит он, – не стоило разбазаривать мой кен.
Я смущенно смотрю в землю, а он треплет меня по плечу.
– Да все равно бы у тебя его забрали. Ты же атли — на тебя действует влияние вождя. Он приказал — ты отдала. – Он молчит несколько секунд, и я молчу. Жутко, до боли в горле хочется заплакать, но я приказываю себе быть сильной. Не пасовать. Тан знает много, в разы больше, чем мутный сольвейг из сна. Тан жил с Кирой, был ее адептом и нашел для нее донора. Меня.
– У меня есть шансы? – спрашиваю сдавленно, ловлю его пристальный взгляд и громко выдыхаю.
– Конечно, есть!
Ожидание кажется вечностью, а он все смотрит на меня, и кажется, я просто сгорю от нетерпения.
