Напрасно.
Может, я не там его встречала? Может, ошиблась со временем? До глубокой ночи набирала ему на комм, но он не отвечал. Писала сообщения – с тем же успехом. Снова набирала и снова писала.
И тишина…
Я передумала столько вариантов - сначала просто случайностей, потом всяких ужасов и катастроф, постоянно ругая себя за плохие мысли. Истрепала себе нервы так, что не могла уснуть, рисуя в воображении чудовищные картинки и боясь самого страшного. Защищала диплом с кругами под глазами и бледной от недосыпа улыбкой, но уже не дрожала за дорогого мне человека: рано утром я решительно набрала мачеху.
Она явно не ожидала моего звонка, потому что сразу включила видео и смотрела на меня растрепанная, со следом подушки на щеке. И долго не могла понять, о чём я её спрашиваю. А когда поняла, растерянно захлопала глазами, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла и несколько раз едва уловимым движением приподняла и опустила брови.
- Ах да, конечно… - отвела она взгляд, потёрла лоб кончиками пальцев, будто что-то вспомнила. - Он, наверное, просто не успел тебе сообщить.
- О чём сообщить? – сердце замерло, и в груди защемило.
- Он же улетел… Вернее, прямо сейчас летит в Чауру. У нас там провальные контракты, - всё, неуверенность, как водой смыло, она снова была собранной, сдержанной и холодной, хоть и всклокоченно спросонья. – Желаю тебе успешно защитить диплом, Инья.
И, подарив мне на прощанье скупую улыбку, отключилась.
Я тупо таращилась в экран и пыталась собрать мысли в кучу. То есть внезапно возникли какие-то контракты в Чауре? И именно тогда, когда у меня защита? Та, на которую он мечтал попасть почти с самого моего поступления? И больше никого не нашлось во всей компании, чтобы заняться этими чаурскими контрактами... А вчера? Почему я не смогла с ним связаться вчера вечером?
Звонить мачехе ещё раз, чтобы задать все эти вопросы, я не стала. Не те у нас были отношения - это раз, нужно было спешить на защиту - это два, а три - я поняла, что отец не разбился в пути, жив и здоров, просто дела компании оказались важнее личных планов. И я даже догадываюсь, чьими стараниями такое получилось… И потому успокоилась. Вернее, перестала волноваться, но на заметку взяла.
Сколько уже было этих заметок!
Нерешительный тон отца в наших разговорах, его немного виноватые глаза и робкая улыбка на видео; сами звонки, всё более редкие и более короткие; разговоры о моем будущем, желательно в Плянии. А ещё - сокращение денежной поддержки, сначала лишь чуть-чуть, почти незаметно, а два года назад почти в два раза, причём из пояснений - туманные намёки, что дела в "Волшебстве..." не так чтобы хороши. А ещё его сообщение, написанное явно второпях, где он просил писать, а не звонить – так он хоть будет чаще со мной общаться, ведь видео не всегда удобно.
Теперь вот ещё и чаурские контракты и вмиг заледеневший взгляд мачехи.
Надо бы всё же вырваться в Ратию, повидаться с отцом - я так по нему соскучилась! - и разобраться, что там происходит. Но отец надеялся, что я найду работу в Плянии. Поэтому пока есть где жить, буду искать, ведь так хочет отец, да и я, если уж совсем откровенно. Эх! Какую бы работу я ни нашла, это, конечно, всё будет не то – не у Вшицкой. А уж если совсем не получится, то тогда уже просить… Попросить отца о месте в «Волшебстве…». Вот тогда и буду разбираться, что у них происходит.
Я уже почти дошла до своей комнаты в общаге, когда окрик оторвал меня от этих мыслей. Запах краски и пыли подсказал – хозмаг. Вздохнула и повернулась лицом к неизбежности.
- Вы сегодня не вышли на работу! – проговорила неизбежность - высокий немолодой мужчина в рабочей спецовке с оранжевыми карманами, коленями и локтями, усиленными магически, – и воздел палец к покрашенному мной два дня назад потолку.
- Да, у меня было собеседование.
Говорить сейчас вообще не хотелось, а уж тем более объясняться, оправдываться. Хотелось свернуться калачиком на кровати и ни о чём не думать.
- Ничего не знаю, - отгородился рукой и даже голову отвернул в сторону хозмаг, - у вас была договорённость с деканатом – будьте добры её соблюдать! Вы, милочка, очень хорошо устроились – живёте на всём готовом, ничего не платите, а работать отказываетесь!
Вот это мерзкое слово «милочка», причём второй раз за день, несправедливые обвинения, обидные слова мадам Вшицкой, проваленное собеседование – всё свилось в толстый канат, который терся-терся, перетёрся и лопнул. И отдача получилась ужасная… В общем, даже без магии можно устроить такое, что и магам не снилось.
Два часа спустя я вполне осознала, что свой вопрос - ехать домой или нет - я уже решила. И потому с опухшим от слёз лицом собирала вещи. Что делала хозмаг – не знаю. Отмывался, наверное. После такого скандала, в котором вылились и напряжение последнего года, и разочарование сегодняшнего дня, и страх за отца и свое будущее, в общежитии меня никто бы не оставил, а значит, ехать мне завтра утром в Ратию…
Да и хорошо! Семья - самое важное, что есть у человека в жизни! Работа придёт и уйдёт, а отец - это навсегда. Я уже проревелась, успокоилась и теперь набрала Лару, чтобы рассказать о своих неприятностях. Она сбросила вызов и вскоре пришло сообщение: "Занята страшно. Ответить не могу. Напиши какие новости?"
Вот ведь! Даже поговорить не с кем!
С отцом в таком виде я решила не разговаривать - не хочу расстраивать. Вот приеду домой и тогда всё объясню, а чтобы встречал меня завтра на вокзале - просто написала сообщение. И, раз уж с подругой поговорить не удалось, стала писать и ей: "Лара! Она мне отказала! Я без работы, без жилья – поругалась с хозмагом. Взяла билеты на завтрашний монорельс до Ратии. Что дальше – не знаю".
Ещё вчера вечером я рассказывала ей по комму о работе в общаге и мандраже перед собеседованием. Она бодро, как всегда, командовала:
- Не трусь, ребёнок! Ты лучшая на курсе! Верю в тебя и твой успех! Буду завтра весь день держать кулачки.
Я в себя верила даже больше, чем Лара, и всё равно волновалась. Но в том, как сел её голос на последней фразе, я догадалась, что и она на нервах.
Через долгие полчаса, заполненные распихиванием вещей по сумкам, хождением из угла в угол, бездумным перекладыванием бумаг на рабочем столе и злыми внутренними монологами с хозмагом и Вшицкой, Лара ответила: "И правильно!"
«Но куда возвращаться? Не к мачехе же?» - Лара знала всё, и потому пояснять ничего не приходилось.
«Поживёшь у меня, потом увидим».
Ратия хоть и была мне родиной, но радости при мысли о возвращении не вызывала. Мамы давно нет, отец под каблуком у мачехи, и она контролирует всё — от и до: и его самого, и компанию, и дом. Да, даже дом, ведь он был когда-то нашим – папиным, маминым и моим, - а теперь даже не знаю чей, потому что мало в нём осталось от того, что я сохранила в своих детских воспоминаниях.
Остановиться у Лары? Очень неплохой вариант, учитывая как раз последнее - дом, который я не считала своим. Хорошо, есть где жить. А на что? В Ратии женщине найти работу непросто, не то что здесь. А что мадам Вшицкая говорила про компанию матери… Я устроюсь туда!
Раньше там всё решала мама, на которой всё держалось. благодаря её эмпатическому дару - она невероятным образом предчувствовала, что будет пользоваться спросом, а что нет. А сейчас там заправляет мачеха, и, судя по всему, дела идут не очень хорошо. Ещё не знаю как, но я устроюсь туда на работу! Заодно разберусь, что происходит.
Взглянула на комм – отец так и не прочитал моё сообщение. Не заметил? Может, всё же позвонить ему?
Глянула на себя в зеркало. Мда, лицо всё ещё припухшее и глаза красноватые, но хотя бы веки уже не такие тяжелые, и пятна с лица ушли. Выключила верхний свет, оставив только настольную лампу - не так заметны следы слёз. Набрала отца. Долго-долго держала руку перед собой, чтобы при включении он меня увидел. Рука уже затекла, а соединения всё не было.
Походила из угла в угол. И попробовала ещё раз. Потом ещё. Безрезультатно.
И сообщение висит непрочитанным.
Ещё три-четыре года назад он отвечал быстро, обычно что-то жизнерадостное или просто спокойное. А сейчас? Не дозвониться, не поговорить. И даже сообщения читает через несколько часов, а отвечает вообще через день-два. Некоторые вовсе оставались без ответа. Что же там происходит?
Осматривая результаты своих сборов далеко за полночь, я размышляла о неудачном браке отца, о компании, в которой дела идут неважно, о своих умениях, которые нарабатывала целых четыре года. Я планировала туда вернуться? А тут все обстоятельства за меня! Значит, самое время! Пора уже разобраться, что там происходит.
С отцом в таком виде я решила не разговаривать - не хочу расстраивать. Вот приеду домой и тогда всё объясню, а чтобы встречал меня завтра на вокзале - просто написала сообщение. И, раз уж с подругой поговорить не удалось, стала писать и ей: "Лара! Она мне отказала! Я без работы, без жилья – поругалась с хозмагом. Взяла билеты на завтрашний монорельс до Ратии. Что дальше – не знаю".
Ещё вчера вечером я рассказывала ей по комму о работе в общаге и мандраже перед собеседованием. Она бодро, как всегда, командовала:
- Не трусь, ребёнок! Ты лучшая на курсе! Верю в тебя и твой успех! Буду завтра весь день держать кулачки.
Я в себя верила даже больше, чем Лара, и всё равно волновалась. Но в том, как сел её голос на последней фразе, я догадалась, что и она на нервах.
Через долгие полчаса, заполненные распихиванием вещей по сумкам, хождением из угла в угол, бездумным перекладыванием бумаг на рабочем столе и злыми внутренними монологами с хозмагом и Вшицкой, Лара ответила: "И правильно!"
«Но куда возвращаться? Не к мачехе же?» - Лара знала всё, и потому пояснять ничего не приходилось.
«Поживёшь у меня, потом увидим».
Ратия хоть и была мне родиной, но радости при мысли о возвращении не вызывала. Мамы давно нет, отец под каблуком у мачехи, и она контролирует всё — от и до: и его самого, и компанию, и дом. Да, даже дом, ведь он был когда-то нашим – папиным, маминым и моим, - а теперь даже не знаю чей, потому что мало в нём осталось от того, что я сохранила в своих детских воспоминаниях.
Остановиться у Лары? Очень неплохой вариант, учитывая как раз последнее - дом, который я не считала своим. Хорошо, есть где жить. А на что? В Ратии женщине найти работу непросто, не то что здесь. А что мадам Вшицкая говорила про компанию матери… Я устроюсь туда!
Раньше там всё решала мама, на которой всё держалось. благодаря её эмпатическому дару - она невероятным образом предчувствовала, что будет пользоваться спросом, а что нет. А сейчас там заправляет мачеха, и, судя по всему, дела идут не очень хорошо. Ещё не знаю как, но я устроюсь туда на работу! Заодно разберусь, что происходит.
Взглянула на комм – отец так и не прочитал моё сообщение. Не заметил? Может, всё же позвонить ему?
Глянула на себя в зеркало. Мда, лицо всё ещё припухшее и глаза красноватые, но хотя бы веки уже не такие тяжелые, и пятна с лица ушли. Выключила верхний свет, оставив только настольную лампу - не так заметны следы слёз. Набрала отца. Долго-долго держала руку перед собой, чтобы при включении он меня увидел. Рука уже затекла, а соединения всё не было.
Походила из угла в угол. И попробовала ещё раз. Потом ещё. Безрезультатно.
И сообщение висит непрочитанным.
Ещё три-четыре года назад он отвечал быстро, обычно что-то жизнерадостное или просто спокойное. А сейчас? Не дозвониться, не поговорить. И даже сообщения читает через несколько часов, а отвечает вообще через день-два. Некоторые вовсе оставались без ответа. Что же там происходит?
Осматривая результаты своих сборов далеко за полночь, я размышляла о неудачном браке отца, о компании, в которой дела идут неважно, о своих умениях, которые нарабатывала целых четыре года. Я планировала туда вернуться? А тут все обстоятельства за меня! Значит, самое время! Пора уже разобраться, что там происходит.
ГЛАВА 2
Даже сквозь сон я прислушивалась – ждала ответа отца. Лара в ответ на сообщение о времени прибытия моего монорельса и номере вагона: «Ребёнок! Встречу на вокзале. Дождись!»
Моя бывшая няня, а теперь – лучшая подруга, со временем дружила очень своеобразно. Когда ей было удобно, она легко опаздывала и не стеснялась в этом признаться, но не терпела, если кто-то оказывался не пунктуальным и опаздывал на встречу с ней. Так что её просьба дождаться была неслучайна.
А вот второго короткого звяканья я так и не услышала. Не только утром, но и во время пути. Немногочисленные соседи по капсуле трансстоличного монорельса разговаривали, читали, во что-то играли, перекусывали, а я всю дорогу прислушивалась и заглядывала в сообщения на комме – всё ждала.
В голове тревожно ворочалось: а что, если он, прочитав моё сообщение, встретит, заберёт, а Лара не найдет меня? Надо ли её предупредить сейчас? Или уже потом?
В какой-то момент, устав от внутренних метаний, решила: если отец ответит на моё сообщение до того, как монорельс пересечёт границу Ратии, я наберу Лару и объясню, что встречать не нужно. А если увижу его на вокзале, уже ему скажу, что пообещала заехать сначала к Ларе. В этом решении, я понимала, говорила моя обида: вот так пренебрегать мной, своей единственной дочерью, когда мне так плохо – это плохо! НО ничего не могла поделать.
Вокзал встретил меня снегопадом и ветром. Отец так и не приехал и никого не прислал, чтобы меня встретили. Лары тоже не было.
Я топталась на перроне и уговаривала себя подождать ещё чуть-чуть. Уже ушли все пассажиры, уже проводники занимались уборкой и изредка перебегали от капсулы к капсуле монорельса, сжимаясь в своих форменных курточках под порывами ветра с мокрым снегом.
Потом вдруг стукнула себя по лбу – а может я не заметила сообщения на комм? Может, отец ждёт меня в здании вокзала, а я стою тут?! Может, нужно бежать и высматривать на экране встречающих? Бросила прямо в снег сумку, что оттягивала мне плечо и задрала рукав.
Ответа не было. Более того, отец до сих пор не прочитал моё вчерашнее о том, что я выезжаю из Плянии.
Холод пробирался под одежду, при сильных порывах казалось что её и вовсе нет.
Так, хватит! Поплотнее укуталась в свой коротенький полушубок, развесила сумки на плечи, подхватила за ручку чемодан и с трудом поволокла его по заснеженному перрону. Магическое облегчение веса на нём уже закончилось. Чтобы отвлечься от холода, я считала, когда же он у меня появился, но зубы стучали и я всё время сбивалась со счёта.
С трудом добрела до ленты перемещения через пути, и она пронесла меня через рельсы, сквозь вокзал, который обдал восхитительно теплым воздухом и тихим гулом немногочисленных ожидающих. Очень кстати выхватила взглядом экран встречающих. Своей фамилии не увидела, значит, никто меня не ждал. Ладно отец. Хоть и сжалось что-то болезненное внутри замёрзшей меня, но как-то ожидаемо, что ли. А вот Лара?.. Где она?
Соскочила с полосы перемещения и, задумавшись о том, как же добираться до дома, чуть не уткнулась носом в обледеневший сугроб – это мой устаревший чемодан ласково подтолкнул свою хозяйку прямо под колени. Удружил, что уж…
