Огляделась. Привокзальная площадь совершенно пуста. Никого. Ни единого человека. Только ледяной ветер играет с короткими полами моего полушубка и в отдалении прогуливается полисмен.
Ну это пока в отдалении. Если ещё постою, то обязательно приблизится. И я представила, как замёрзшими на ветру руками буду доставать со дна сумочки свои документы, полы короткого полушубка будут разлетаться в стороны, лишая меня последнего тепла, а бумажки будут рваться вслед за ледяными порывами. Бррр.
В ту минуту, когда я поняла, что зрение меня не обманывает и полисмен таки двигается ко мне, ног я уже не чувствую, а руки застыли с согнутыми пальцами и не слушают меня, с неба спикировал м-кар, лихо развернулся прямо перед моим носом и плюхнулся в снег.
Ларочкин крик: "Ребёнок, быстро внутрь!" в считаные мгновения отогрел мои руки, ноги и сердце.
Едва я забросила вещи на заднее сиденье и плюхнулась на сиденье рядом с водителем, Лара захлопнула легкую пластиковую дверцу, и в малюсеньком салоне сразу стало тесно и душно, но вот тепла было ни чуть не больше, чем за стенами личной капсулы.
- Привет, Инья! - моя подруга и бывшая няня крепко обняла меня.
Но быстро прекратила "эти телячьи нежности" и развила бешеную деятельность - стала укутывать меня какими-то вязанными пледами, вытертыми шкурами то ли мамонта, то ли кенгуру, накрывать теплыми одеялами и копаться где-то под ногами в поисках термокружки с горячим кофе.
- Надо утепляться, - пояснила она с улыбкой. - Машинка самая дешёвая, а значит, что? Холодная! Я, когда на работу еду в столицу, гнездо себе вью и выжимаю всю тягу, чтобы быстрее добраться.
- А монорельсом? - спросила я, чувствуя, как нос постепенно меняет цвет с замороженного синего на отогревающийся красный. Она влила мне в рот пару глотков обжигающего кофе, закрыла крышку кружки и посмотрела на меня изучающе. Мы не виделись почти два года.
- Монорельсом дольше и дороже, - Лара улыбнулась, подмигнула, и её пальцы пробежались по сенсорам управления. - Ну что, погнали?
Я кивнула из своего теплого кокона, и машина бесшумно взмыла на вторую высоту.
- Отец не приехал меня встретить, - шмыгнула я растаявшей в носу сосулькой.
- Ой, ну и хорошо, - Лара была вообще, как скала – не прошибить. - Посидим хоть, поболтаем.
- Я ему писала, что приеду. Звонила. На звонок не ответил, сообщение не прочитал. Я не понимаю! – Мне очень хотелось знать, почему и что происходит.
- Не хнычь, золушка моя! Может, просто дел много. Компания-то большая, - Лара одной рукой приобняла меня на секунду и снова вернулась к управлению.
- Хоть бы прислал кого-нибудь... - пробурчала я.
- Ой, только не реви, - подколола подруга. - Может, они вместе с мачехой мечутся в эту самую минуту по вокзалу, разыскивая тебя. Опоздали. А теперь всё! Я опоздала меньше и похитила тебя прямо у них из-под носа!
Она расхохоталась, и я улыбнулась. Хорошо, когда твоя лучшая подруга немного суггест, и может успокоить всего парой фраз.
Я дозвонилась отцу уже от Лары. Ни на каком вокзале они с мачехой не бегали. Судя по деловой обстановке на заднем фоне, отец был в офисе. Значит, подруга была права – он занят по самые уши, работает.
Услышав мой голос, узнав, что я приехала, что встретила меня Лара и что я у неё остановилась, отец расстроился. А когда он сожалел, что не успел меня встретить, вина в его голосе была такой горячей, что моя обида, всё же ледышкой застывшая на ледяном ветру у вокзала, растаяла и выступила слезами на глазах.
- Папа! Как я рада тебя видеть! – сказала, расплываясь в улыбке.
А когда он шутливо пригрозил со мной разобраться за то, что остановилась не у них, рассмеялась — пахнуло детством, когда мама была жива, и мы были вместе и были счастливы. Он тоже улыбнулся, а потом деланно строго сказал:
- Инькин-Янькин, я требую, чтобы ты приехала к нам на ужин! Давай организуем большой торжественный приём, пригласим всех знакомых, чтобы представить тебя уважаемой публике, напомнить, что у меня есть дочь! Что она красавица и умница! Что мы по ней ужасно соскучились!
Инькин-Янькин... Он всегда так называл меня, когда хотел показать, что сердится, хотя никогда не сердился. Папочка! Как же я тебя люблю!
С ответом я помедлила. Как сказать отцу, взрослому уважаемому человеку, что я переживаю за него и не хочу ему неприятностей? Не он в своей семье главный. Как такое приглашение скажется на его отношениях с мачехой?
Я легко предоставила, что мачеха сейчас сидит рядом, так, чтобы я не могла её увидеть, и сверлит его своим холодным взглядом. Что-то мне подсказывало, что она вряд ли мне обрадуется. Отец никогда ни словом, ни полусловом не обмолвился об их отношениях. Но я же не маленькая, умею читать между строк и замечать то, что он пытается скрыть. И если так, то на что ему нужно будет пойти, чтобы мачеха согласилась организовать званый ужин в мою честь?
- Папочка, - я медлила, подбирая нужные слова, - а... никто не будет возражать против такого вечера? Может, обойдёмся скромным ужином в семейном кругу? Просто соберёмся вместе в один из ближайших вечеров, посидим, только самые близкие?
«Желательно без Валенты», - не сказала, но выразительно подумала я.
- Какая же ты у меня умница! Домашний ужин! – восхитился отец, наклонил голову набок, любуясь мной, разулыбался, и вся его грусть вмиг была смыта радостью. - Так даже лучше! Ты у меня чудо-ребёнок, дочь. Умница! Хороший вариант предлагаешь! А то пока подготовка, приглашение гостей... Долго это. Мы тогда с большим праздником разберёмся попозже, а семейный ужин сегодня. Инкин-Янькин, слышишь? Сегодня!
Мне показалось, что на последних фразах в голосе появилась нота неуверенности.
- Хорошо, - я улыбнулась. Жалко, что изображение было расплывчатым и маленьким – он говорил с ручного комма, и было не разобрать, улыбнулся ли он тоже. - Тогда до вечера.
- Ждём тебя часиков в девять. Пока-пока, моя девочка!
Я отключила комм, всё ещё улыбаясь.
- Хватит пялиться на руку, Ина, - это Лара выбежала из кухни в наспех повязанном переднике и мокрой ладонью накрыла мой комм. - Ты же голодная!
- Лара, я тебя люблю! – обняла её я потому, что в самом деле люблю, и потому, что очень хотелось кого-нибудь обнять.
Она погладила меня по спине, отодвинула от себя, подмигнула и кивнула на дверь кухни, мол, хватит болтать и телячьи нежности разводить, быстро за стол.
Я вправду была голодна. Вчера вечером не до того было, утром не успела, а запастись в дорогу вообще не пришло в голову. Поэтому сейчас я ела всё, что приготовила Лара, с огромным аппетитом. Мы проговорили, не переставая, до самого вечера: я - о Вшицкой, хозмаге, Плянии и мечтах, она – о семьях, в которых работала, о столице, о том, что там много возможностей и много интересного. И только об одном, не сговариваясь, не проронили ни слова - о будущем.
Собираясь к отцу, я с сомнением косилась на кучу сумок, венчающих чемоданного монстра. Брать с собой? Не брать?
Заметив это, Лара сурово прищурилась.
- Ты туда в гости идешь. Разведай сначала обстановку. Поняла? - сказал строго и повернулась, чтобы расставить чистую посуду на полке. - Поживёшь у меня день-другой, я только рада буду.
- Или побольше, месяц-другой, или даже полгода... - задумчиво пробормотала я, размышляя о том, что меня ждёт в доме отца. Заметив, как Лара замерла, а потом медленно поворачивается ко мне, подняла на неё глаза и заметила хищный блеск глаз подруги. И только сейчас поняла, что сболтнула. С опозданием хлопнула себя ладошкой по рту, а сама уставилась на неё во все глаза.
- Та-а-ак, - протянула она и упёрла руки в бока.
Я закусила губу и сделала жалобные глаза, мол, а я что? А я ничего. Моя строгая няня прогрохотала:
- Тогда тем более никаких вещей с собой. Понятно?!
- А где вещи, Инькин? - забавно сложив брови домиком широко распахнул объятья отец.
Бросилась к нему, обняла, такого незнакомого, сильно поседевшего, пахнущего чем-то непривычным, резким. Я уже и забыла, какой он высокий!
- Как я рада, папа! – проглотив волнение, сказала и отстранилась, разглядывая его лицо.
Новые морщинки вокруг глаз, крупные поры на носу, обмякшая линия губ. Да, не молодеет отец. Хотя и усталым не выглядит.
- Поздоровайся с Валентой! – отступил он чуть в сторону.
Да, ещё же мачеха.
Она, стоя чуть позади отца, руки - в замке перед собой, кивнула и слегка растянула губы в улыбке. В длинной узкой юбке, в светлой пышной блузе, с короткими темными волосами и с едва заметной улыбкой. Как и всегда, сдержанная и спокойная. На её внешности годы не сказывались, новым в облике были только тёмные круги под глазами.
Я подавила тяжелый вздох и усилием воли не поджала губы — разница в радушии отца и чехи ощущалась, как жара и лёд.
- Здравствуйте, Валента.
Она кивнула и спросила:
- Так где же вещи, Инья?
Я махнула рукой:
- Остались у Лары. Я туда сразу с вокзала, а сейчас шла пешком - хотелось прогуляться, посмотреть, как всё изменилось. На себе тащить тяжело.
- Надеюсь, ты всё же переберёшься к нам? - отец смотрел на меня с улыбкой. - Тебе приготовили комнату.
И, обращаясь к мачехе, уточнил:
- Валента, приготовили же?
Она кивнула с той же едва заметной улыбкой. Отвечала отцу, а смотрела на меня. Я заметила, что он дернул уголком рта. Недоволен? Чем?
- Пойдём, Инья, ужин уже накрывают. Нам в столовую, - сказала Валента, рукой указывая, куда идти. Она здесь чувствовала себя хозяйкой, в этом доме, который мама унаследовала от своей бабки.
Я шла по коридорам, которые помнила с детства. Всё здесь устраивала мама. Шкаф у входа, большой и вместительный - я в нём легко помещалась, когда играла с Ларой в прятки. Обитая потёртым, а когда-то бордовым бархатом оттоманка. Светильники под потолком – яркие, с тёплым, будто солнечным, светом.
Каждый раз, бывая здесь, я замечала, что всё больше и больше нового появляется – обивка стен, ковровые дорожки, картины на стенах, и как всё меньше остаётся старого, маминого.
До столовой, где обычно обедали и ужинали всей семьёй, было недалеко, потому, наверное, разговоров никто не начинал. И, может, это было не очень вежливо, но я радовалась – горло перехватывало от воспоминаний.
Как раз у порога комнаты мне удалось справиться с собой. И это было к лучшему - в столовой большая люстра, которую в детстве я могла рассматривать часами, давала такой яркий свет, что даже самый тёмный вечер казался светлым днём. И было бы видно любую мою эмоцию.
- Прошу за стол, Инья! - отец широким жестом обвёл комнату рукой. - Валента, расскажи, чем потчевать будешь дорогую гостью?
- Грибной суп. Дочь, ты любишь грибной суп?
Я удивилась. Да, я любила грибной суп. Больше того, я его обожала, и именно такой, какой наливала сейчас в тарелки горничная - ароматный, прозрачный, с разваренными кусочками грибов, с желтыми капельками жира на поверхности, с поджаристыми сухариками, что стояли в маленькой плошке рядом.
Я часто-часто заморгала и глянула на отца. На его лице было умиление, и я поджала губы сдерживаясь.
- Спасибо, - сказала тихо, рассматривая прозрачный бульон и вдыхая аппетитный аромат. - Это мой любимый.
- Я знал! - торжественно и радостно воскликнул отец.
Я подняла на него благодарный взгляд и заметила, что мачеха отвернулась. Что это она?
Если первое блюдо порадовало меня вкусом детства, то второе заинтриговало - что-то мясное и невероятно ароматное. Я только прожевала первый кусочек и хотела восхититься, как в гостиную ввалился, по-другому это явление не назовёшь, мужчина. Скорее, парень.
Не сразу, но я узнала его.
Не потому, что лицо знакомое. Лицо как раз знакомым было мало, на улице встретила бы – не узнала, настолько он стал другим. Просто я ожидала его здесь увидеть. Его и его брата. Но пока явился только этот - младший. Младший сын мачехи.
Илья уже что-то жевал, и это точно был не ужин. Челюсти двигались так, будто во рту было что-то большое и вязкое, липнущее к зубам, чему бедняга сопротивлялся изо всех сил, вон, даже желваки выпирали.
Чмокнув Валенту в щеку, отсалютовав отцу, он свалился на стул и, не прекращая двигать челюстями, с нахальной улыбкой остановил взгляд на мне.
- О, Золушка! Привет!
Он встал и, быстро обогнув стол, приобнял меня и тоже чмокнул в щёку. И подмигнул. Меня бросило в краску, и я отвела взгляд.
- Илья, прошу тебя, - голос мачехи показался вкрадчивым и угрожающим.
- Хорошо, хорошо, - он растопырил перед собой ладони и вернулся на своё место, - молчу, сижу, ем.
И с той же наглой и кривой улыбкой забросил себе в рот какой-то кусок с ближайшей тарелки. Он снова уставился на меня, всё так же двигая челюстями.
Что за отвратительные манеры? Очень похоже на Матвея Куражко. Это, может, новая мода, о которой я не знаю?
Такие взгляды раздражали меня и... вызывали неуверенность. Сразу хотелось поправить одежду и волосы, а лучше убежать. Обычно я так и делала – сбегала под благовидным предлогом.
Но сейчас я не могла себе этого позволить - не сбежишь ведь с ужина в кругу как бы семьи. Придётся терпеть наглую жующую рожу и справляться с нарастающим раздражением.
Да ещё и это прозвище... Бывает же такое, скажешь что-то в детстве, а тебе потом это всю жизнь вспоминают.
Отец воодушевленно толковал о том, как идут дела в "Волшебстве...", причём все рассказы были о забавных случаях, вроде того, как поскользнулся и упал на лестнице спешивший курьер или как зависли все настольные коммы из-за внезапной вспышки магии у нового сотрудника.
В этом месте я напряглась, потому что папа всегда в подобные моменты задавал один и тот же вопрос, на который у меня не было радостного для него ответа.
Но тут мачеха, проявляя себя воспитанной хозяйкой и заботливой мамочкой хоть и не к месту, но очень вовремя, вклинилась с вопросами о том, как я добралась, как мне родной город, где я остановилась. Я медленно ела и ещё медленнее отвечала на вопросы, тщательно подбирая слова. Как знать, чем они могут для меня обернуться?
Также тщательно старалась не смотреть на одного конкретного парня, что продолжал нагло пялиться на меня, закидывая в свой и так заполненный жвачкой рот то маринованную оливку, то скатанный из хлеба шарик.
Когда отец после смерти мамы снова женился, я уже почти год училась в средней школе. И не просто так, а в Средней Школе леди Ди. Далеко не каждая девочка удостаивалась такой чести, и мне положено было гордиться тем, что уж мне-то её оказали. Школа была уютная и, в общем, хорошая, мне там было неплохо. Вот только она была закрытого типа.
"Инькин, ты же понимаешь, так хотела мама", - виновато посмотрел на меня отец, когда после окончания начальной школы, сказал, что меня приняли в школу у леди Ди, и с середины августа мне нужно приступать к занятиям.
Кроме высокой чести, школа славилась короткими летними и ещё более короткими зимними каникулами, и теперь дома за весь год я могла пробыть не больше полутора месяцев, в три раза меньше, чем в других школах. И даже отлучки на недельку по важной причине, например, к папе на свадьбу, устав школы не предусматривал.
Отцу, пришлось написать прошение и лично раскланиваться с директрисой, чтобы забрать меня на свадьбу. Всего на три дня. "И ни минутой больше!" - со строгой улыбкой сказала тогда леди Ди. Даже не знаю, что меня поразило тогда больше - её разрешение покинуть стены школы или новость о том, что у меня будет новая мама.
Ну это пока в отдалении. Если ещё постою, то обязательно приблизится. И я представила, как замёрзшими на ветру руками буду доставать со дна сумочки свои документы, полы короткого полушубка будут разлетаться в стороны, лишая меня последнего тепла, а бумажки будут рваться вслед за ледяными порывами. Бррр.
В ту минуту, когда я поняла, что зрение меня не обманывает и полисмен таки двигается ко мне, ног я уже не чувствую, а руки застыли с согнутыми пальцами и не слушают меня, с неба спикировал м-кар, лихо развернулся прямо перед моим носом и плюхнулся в снег.
Ларочкин крик: "Ребёнок, быстро внутрь!" в считаные мгновения отогрел мои руки, ноги и сердце.
Едва я забросила вещи на заднее сиденье и плюхнулась на сиденье рядом с водителем, Лара захлопнула легкую пластиковую дверцу, и в малюсеньком салоне сразу стало тесно и душно, но вот тепла было ни чуть не больше, чем за стенами личной капсулы.
- Привет, Инья! - моя подруга и бывшая няня крепко обняла меня.
Но быстро прекратила "эти телячьи нежности" и развила бешеную деятельность - стала укутывать меня какими-то вязанными пледами, вытертыми шкурами то ли мамонта, то ли кенгуру, накрывать теплыми одеялами и копаться где-то под ногами в поисках термокружки с горячим кофе.
- Надо утепляться, - пояснила она с улыбкой. - Машинка самая дешёвая, а значит, что? Холодная! Я, когда на работу еду в столицу, гнездо себе вью и выжимаю всю тягу, чтобы быстрее добраться.
- А монорельсом? - спросила я, чувствуя, как нос постепенно меняет цвет с замороженного синего на отогревающийся красный. Она влила мне в рот пару глотков обжигающего кофе, закрыла крышку кружки и посмотрела на меня изучающе. Мы не виделись почти два года.
- Монорельсом дольше и дороже, - Лара улыбнулась, подмигнула, и её пальцы пробежались по сенсорам управления. - Ну что, погнали?
Я кивнула из своего теплого кокона, и машина бесшумно взмыла на вторую высоту.
- Отец не приехал меня встретить, - шмыгнула я растаявшей в носу сосулькой.
- Ой, ну и хорошо, - Лара была вообще, как скала – не прошибить. - Посидим хоть, поболтаем.
- Я ему писала, что приеду. Звонила. На звонок не ответил, сообщение не прочитал. Я не понимаю! – Мне очень хотелось знать, почему и что происходит.
- Не хнычь, золушка моя! Может, просто дел много. Компания-то большая, - Лара одной рукой приобняла меня на секунду и снова вернулась к управлению.
- Хоть бы прислал кого-нибудь... - пробурчала я.
- Ой, только не реви, - подколола подруга. - Может, они вместе с мачехой мечутся в эту самую минуту по вокзалу, разыскивая тебя. Опоздали. А теперь всё! Я опоздала меньше и похитила тебя прямо у них из-под носа!
Она расхохоталась, и я улыбнулась. Хорошо, когда твоя лучшая подруга немного суггест, и может успокоить всего парой фраз.
Я дозвонилась отцу уже от Лары. Ни на каком вокзале они с мачехой не бегали. Судя по деловой обстановке на заднем фоне, отец был в офисе. Значит, подруга была права – он занят по самые уши, работает.
Услышав мой голос, узнав, что я приехала, что встретила меня Лара и что я у неё остановилась, отец расстроился. А когда он сожалел, что не успел меня встретить, вина в его голосе была такой горячей, что моя обида, всё же ледышкой застывшая на ледяном ветру у вокзала, растаяла и выступила слезами на глазах.
- Папа! Как я рада тебя видеть! – сказала, расплываясь в улыбке.
А когда он шутливо пригрозил со мной разобраться за то, что остановилась не у них, рассмеялась — пахнуло детством, когда мама была жива, и мы были вместе и были счастливы. Он тоже улыбнулся, а потом деланно строго сказал:
- Инькин-Янькин, я требую, чтобы ты приехала к нам на ужин! Давай организуем большой торжественный приём, пригласим всех знакомых, чтобы представить тебя уважаемой публике, напомнить, что у меня есть дочь! Что она красавица и умница! Что мы по ней ужасно соскучились!
Инькин-Янькин... Он всегда так называл меня, когда хотел показать, что сердится, хотя никогда не сердился. Папочка! Как же я тебя люблю!
С ответом я помедлила. Как сказать отцу, взрослому уважаемому человеку, что я переживаю за него и не хочу ему неприятностей? Не он в своей семье главный. Как такое приглашение скажется на его отношениях с мачехой?
Я легко предоставила, что мачеха сейчас сидит рядом, так, чтобы я не могла её увидеть, и сверлит его своим холодным взглядом. Что-то мне подсказывало, что она вряд ли мне обрадуется. Отец никогда ни словом, ни полусловом не обмолвился об их отношениях. Но я же не маленькая, умею читать между строк и замечать то, что он пытается скрыть. И если так, то на что ему нужно будет пойти, чтобы мачеха согласилась организовать званый ужин в мою честь?
- Папочка, - я медлила, подбирая нужные слова, - а... никто не будет возражать против такого вечера? Может, обойдёмся скромным ужином в семейном кругу? Просто соберёмся вместе в один из ближайших вечеров, посидим, только самые близкие?
«Желательно без Валенты», - не сказала, но выразительно подумала я.
- Какая же ты у меня умница! Домашний ужин! – восхитился отец, наклонил голову набок, любуясь мной, разулыбался, и вся его грусть вмиг была смыта радостью. - Так даже лучше! Ты у меня чудо-ребёнок, дочь. Умница! Хороший вариант предлагаешь! А то пока подготовка, приглашение гостей... Долго это. Мы тогда с большим праздником разберёмся попозже, а семейный ужин сегодня. Инкин-Янькин, слышишь? Сегодня!
Мне показалось, что на последних фразах в голосе появилась нота неуверенности.
- Хорошо, - я улыбнулась. Жалко, что изображение было расплывчатым и маленьким – он говорил с ручного комма, и было не разобрать, улыбнулся ли он тоже. - Тогда до вечера.
- Ждём тебя часиков в девять. Пока-пока, моя девочка!
Я отключила комм, всё ещё улыбаясь.
- Хватит пялиться на руку, Ина, - это Лара выбежала из кухни в наспех повязанном переднике и мокрой ладонью накрыла мой комм. - Ты же голодная!
- Лара, я тебя люблю! – обняла её я потому, что в самом деле люблю, и потому, что очень хотелось кого-нибудь обнять.
Она погладила меня по спине, отодвинула от себя, подмигнула и кивнула на дверь кухни, мол, хватит болтать и телячьи нежности разводить, быстро за стол.
Я вправду была голодна. Вчера вечером не до того было, утром не успела, а запастись в дорогу вообще не пришло в голову. Поэтому сейчас я ела всё, что приготовила Лара, с огромным аппетитом. Мы проговорили, не переставая, до самого вечера: я - о Вшицкой, хозмаге, Плянии и мечтах, она – о семьях, в которых работала, о столице, о том, что там много возможностей и много интересного. И только об одном, не сговариваясь, не проронили ни слова - о будущем.
Собираясь к отцу, я с сомнением косилась на кучу сумок, венчающих чемоданного монстра. Брать с собой? Не брать?
Заметив это, Лара сурово прищурилась.
- Ты туда в гости идешь. Разведай сначала обстановку. Поняла? - сказал строго и повернулась, чтобы расставить чистую посуду на полке. - Поживёшь у меня день-другой, я только рада буду.
- Или побольше, месяц-другой, или даже полгода... - задумчиво пробормотала я, размышляя о том, что меня ждёт в доме отца. Заметив, как Лара замерла, а потом медленно поворачивается ко мне, подняла на неё глаза и заметила хищный блеск глаз подруги. И только сейчас поняла, что сболтнула. С опозданием хлопнула себя ладошкой по рту, а сама уставилась на неё во все глаза.
- Та-а-ак, - протянула она и упёрла руки в бока.
Я закусила губу и сделала жалобные глаза, мол, а я что? А я ничего. Моя строгая няня прогрохотала:
- Тогда тем более никаких вещей с собой. Понятно?!
ГЛАВА 4
- А где вещи, Инькин? - забавно сложив брови домиком широко распахнул объятья отец.
Бросилась к нему, обняла, такого незнакомого, сильно поседевшего, пахнущего чем-то непривычным, резким. Я уже и забыла, какой он высокий!
- Как я рада, папа! – проглотив волнение, сказала и отстранилась, разглядывая его лицо.
Новые морщинки вокруг глаз, крупные поры на носу, обмякшая линия губ. Да, не молодеет отец. Хотя и усталым не выглядит.
- Поздоровайся с Валентой! – отступил он чуть в сторону.
Да, ещё же мачеха.
Она, стоя чуть позади отца, руки - в замке перед собой, кивнула и слегка растянула губы в улыбке. В длинной узкой юбке, в светлой пышной блузе, с короткими темными волосами и с едва заметной улыбкой. Как и всегда, сдержанная и спокойная. На её внешности годы не сказывались, новым в облике были только тёмные круги под глазами.
Я подавила тяжелый вздох и усилием воли не поджала губы — разница в радушии отца и чехи ощущалась, как жара и лёд.
- Здравствуйте, Валента.
Она кивнула и спросила:
- Так где же вещи, Инья?
Я махнула рукой:
- Остались у Лары. Я туда сразу с вокзала, а сейчас шла пешком - хотелось прогуляться, посмотреть, как всё изменилось. На себе тащить тяжело.
- Надеюсь, ты всё же переберёшься к нам? - отец смотрел на меня с улыбкой. - Тебе приготовили комнату.
И, обращаясь к мачехе, уточнил:
- Валента, приготовили же?
Она кивнула с той же едва заметной улыбкой. Отвечала отцу, а смотрела на меня. Я заметила, что он дернул уголком рта. Недоволен? Чем?
- Пойдём, Инья, ужин уже накрывают. Нам в столовую, - сказала Валента, рукой указывая, куда идти. Она здесь чувствовала себя хозяйкой, в этом доме, который мама унаследовала от своей бабки.
Я шла по коридорам, которые помнила с детства. Всё здесь устраивала мама. Шкаф у входа, большой и вместительный - я в нём легко помещалась, когда играла с Ларой в прятки. Обитая потёртым, а когда-то бордовым бархатом оттоманка. Светильники под потолком – яркие, с тёплым, будто солнечным, светом.
Каждый раз, бывая здесь, я замечала, что всё больше и больше нового появляется – обивка стен, ковровые дорожки, картины на стенах, и как всё меньше остаётся старого, маминого.
До столовой, где обычно обедали и ужинали всей семьёй, было недалеко, потому, наверное, разговоров никто не начинал. И, может, это было не очень вежливо, но я радовалась – горло перехватывало от воспоминаний.
Как раз у порога комнаты мне удалось справиться с собой. И это было к лучшему - в столовой большая люстра, которую в детстве я могла рассматривать часами, давала такой яркий свет, что даже самый тёмный вечер казался светлым днём. И было бы видно любую мою эмоцию.
- Прошу за стол, Инья! - отец широким жестом обвёл комнату рукой. - Валента, расскажи, чем потчевать будешь дорогую гостью?
- Грибной суп. Дочь, ты любишь грибной суп?
Я удивилась. Да, я любила грибной суп. Больше того, я его обожала, и именно такой, какой наливала сейчас в тарелки горничная - ароматный, прозрачный, с разваренными кусочками грибов, с желтыми капельками жира на поверхности, с поджаристыми сухариками, что стояли в маленькой плошке рядом.
Я часто-часто заморгала и глянула на отца. На его лице было умиление, и я поджала губы сдерживаясь.
- Спасибо, - сказала тихо, рассматривая прозрачный бульон и вдыхая аппетитный аромат. - Это мой любимый.
- Я знал! - торжественно и радостно воскликнул отец.
Я подняла на него благодарный взгляд и заметила, что мачеха отвернулась. Что это она?
Если первое блюдо порадовало меня вкусом детства, то второе заинтриговало - что-то мясное и невероятно ароматное. Я только прожевала первый кусочек и хотела восхититься, как в гостиную ввалился, по-другому это явление не назовёшь, мужчина. Скорее, парень.
Не сразу, но я узнала его.
Не потому, что лицо знакомое. Лицо как раз знакомым было мало, на улице встретила бы – не узнала, настолько он стал другим. Просто я ожидала его здесь увидеть. Его и его брата. Но пока явился только этот - младший. Младший сын мачехи.
Илья уже что-то жевал, и это точно был не ужин. Челюсти двигались так, будто во рту было что-то большое и вязкое, липнущее к зубам, чему бедняга сопротивлялся изо всех сил, вон, даже желваки выпирали.
Чмокнув Валенту в щеку, отсалютовав отцу, он свалился на стул и, не прекращая двигать челюстями, с нахальной улыбкой остановил взгляд на мне.
- О, Золушка! Привет!
Он встал и, быстро обогнув стол, приобнял меня и тоже чмокнул в щёку. И подмигнул. Меня бросило в краску, и я отвела взгляд.
- Илья, прошу тебя, - голос мачехи показался вкрадчивым и угрожающим.
- Хорошо, хорошо, - он растопырил перед собой ладони и вернулся на своё место, - молчу, сижу, ем.
И с той же наглой и кривой улыбкой забросил себе в рот какой-то кусок с ближайшей тарелки. Он снова уставился на меня, всё так же двигая челюстями.
Что за отвратительные манеры? Очень похоже на Матвея Куражко. Это, может, новая мода, о которой я не знаю?
Такие взгляды раздражали меня и... вызывали неуверенность. Сразу хотелось поправить одежду и волосы, а лучше убежать. Обычно я так и делала – сбегала под благовидным предлогом.
Но сейчас я не могла себе этого позволить - не сбежишь ведь с ужина в кругу как бы семьи. Придётся терпеть наглую жующую рожу и справляться с нарастающим раздражением.
Да ещё и это прозвище... Бывает же такое, скажешь что-то в детстве, а тебе потом это всю жизнь вспоминают.
Отец воодушевленно толковал о том, как идут дела в "Волшебстве...", причём все рассказы были о забавных случаях, вроде того, как поскользнулся и упал на лестнице спешивший курьер или как зависли все настольные коммы из-за внезапной вспышки магии у нового сотрудника.
В этом месте я напряглась, потому что папа всегда в подобные моменты задавал один и тот же вопрос, на который у меня не было радостного для него ответа.
Но тут мачеха, проявляя себя воспитанной хозяйкой и заботливой мамочкой хоть и не к месту, но очень вовремя, вклинилась с вопросами о том, как я добралась, как мне родной город, где я остановилась. Я медленно ела и ещё медленнее отвечала на вопросы, тщательно подбирая слова. Как знать, чем они могут для меня обернуться?
Также тщательно старалась не смотреть на одного конкретного парня, что продолжал нагло пялиться на меня, закидывая в свой и так заполненный жвачкой рот то маринованную оливку, то скатанный из хлеба шарик.
Когда отец после смерти мамы снова женился, я уже почти год училась в средней школе. И не просто так, а в Средней Школе леди Ди. Далеко не каждая девочка удостаивалась такой чести, и мне положено было гордиться тем, что уж мне-то её оказали. Школа была уютная и, в общем, хорошая, мне там было неплохо. Вот только она была закрытого типа.
"Инькин, ты же понимаешь, так хотела мама", - виновато посмотрел на меня отец, когда после окончания начальной школы, сказал, что меня приняли в школу у леди Ди, и с середины августа мне нужно приступать к занятиям.
Кроме высокой чести, школа славилась короткими летними и ещё более короткими зимними каникулами, и теперь дома за весь год я могла пробыть не больше полутора месяцев, в три раза меньше, чем в других школах. И даже отлучки на недельку по важной причине, например, к папе на свадьбу, устав школы не предусматривал.
Отцу, пришлось написать прошение и лично раскланиваться с директрисой, чтобы забрать меня на свадьбу. Всего на три дня. "И ни минутой больше!" - со строгой улыбкой сказала тогда леди Ди. Даже не знаю, что меня поразило тогда больше - её разрешение покинуть стены школы или новость о том, что у меня будет новая мама.
