- Ты была молодцом, - повторил Том.
Я спрятала руки за спину.
- Хватит меня трогать!
Он слегка усмехнулся и отступил.
- Помнишь, что ты мне обещала? Ты согласишься встретиться со мной, если я помогу тебе попасть в команду.
- Так мы же уже встретились… - пробормотала я.
- Нет. Сегодня я пришел посмотреть, как ты играешь, и убедиться, что мне не придется наряжаться в женское платье. А в следующий раз ты придешь ко мне.
- И куда ты хочешь, чтобы я пришла?
- Я хочу сводить тебя послезавтра на танцы. Вечером. Хорошо?
- На танцы?..
Я в жизни не бывала на танцах. Нет, я там, конечно же, не раз присутствовала, но сама не танцевала. Большинство не осмелились бы пригласить дочь вождя – а те, кто посмел бы, думаю, просто не хотели. На танцах я появлялась только для того, чтобы покидать дротики, помериться с парнями силой в борьбе на руках или затеять с кем-нибудь свару.
Я невольно скользнула взглядом по его хромой ноге. Том проследил мой взгляд, и я покраснела.
- Я не смогу составить тебе пару, - сказал он. – Но ты сможешь потанцевать с кем-то еще. Мы просто хорошо проведем время. Буду ждать тебя на закате на дороге к селению. Пожалуйста, приходи.
- Ладно, - непослушными губами пробормотала я.
Уговор есть уговор, так?
- Рад был увидеть тебя, Гретта из Гленнароха, - сказал Том. – Пусть тебе приснятся хорошие сны.
Произнося: «О мертвых либо хорошо, либо ничего», частенько забывают окончание фразы: «…ничего, кроме правды». И когда я называю отца старым хрычом – это значит, что он и был старый хрыч, и с этим не поспорят самые преданные его сторонники. Когда-то он был бравым воякой – отважным задирой, хоть и небольшого роста (я пошла в него – на маму похожа красавица Рейна), но со временем преисполнился злобы и желчи, и к тому времени, о котором я говорю, превратился в тощего сварливого старика с неопрятной щетиной на ввалившихся щеках, клоками седых волос, торчащих из ушей, и бешеным нравом. От его криков Гленнарох сотрясался с рассвета и до заката. Доставалось всем, от первого воина до чумазого мальчишки на побегушках. И чуть ли не больше всех – мне, которая должна была служить всем примером, ведь мне предстояло возглавить клан – а вместо этого я то и дело его разочаровывала. На Рейну он не орал и относился к ней совсем по-другому – но не стоит думать, будто это потому, что он сильно ее любил. Он просто берег ее, как ценное имущество – да и Рейна, страшно пугавшаяся любых ссор, миролюбивая и прилежная по натуре, являла собою образец примерного поведения.
О моем участии в игре отцу, разумеется, доложили немедля. Это было не то событие, которое могло пройти без огласки – и уж точно не то, которое каким-то чудом миновало его ушей. Дома меня уже поджидали, и, убегая от отца, который с налитыми кровью глазами, размахивая палкой, гонялся за мной по всему замку, я про себя порадовалась, что сообразила услать Шемми прочь, не то бы еще и ему досталось. Выпустив пар, отец не выгнал меня, как я предположила в разговоре с Томом. Он придумал нечто гораздо худшее – приказал меня запереть. До сих пор, что бы я ни натворила, обходилось без этого. Я, которая с ранних лет росла как сорняк, дни напролет даже зимой проводила на улице, а домой возвращалась только для того, чтоб поесть и поспать. Ну, еще брала уроки – чтения, счета, письма – но все это не слишком усердно и всегда из-под палки, смываясь при первом удобном случае. Наказать меня заключением было все равно что лишить воздуха. Я, разумеется, сбежала бы, спустившись по простыням – но, к несчастью, окна в моей комнате были забраны решетками. Отец приказал установить их много лет назад, когда я, еще совсем девчонкой, едва не вывалилась из окна по причине неуемного любопытства.
И вот теперь я в полной мере усвоила значение выражения «лезть на стенку». Я просидела взаперти три дня, метаясь по комнате, будто дикий звереныш, и отказываясь есть. Приносить мне еду и убирать ночные горшки отец предусмотрительно присылал крепких парней, потому что с меня бы сталось сшибить с ног кухарку или слугу и убежать, пока не поймали.
На четвертое утро меня забрали из комнаты и повели к отцу в кабинет. В комнате царило напряжение, которое я почувствовала мгновенно, едва вошла. Отец развалился в кресле за своим столом, заваленным бумагами. Рядом, за небольшим письменным столиком, сидела бледная как полотно Рейна. Отложив перо, она смотрела вниз, тряслась, как заячий хвост, и нервно сжимала руки под столом. Вот она всегда такая. До ужаса боится любых споров и ссор. Ее бы воля, сорвалась с места и убежала, но до смерти боится еще больше разгневать отца. Его рассердить – раз плюнуть, а он, как видно, уже был на взводе, хотя пока что и не дошел до того, чтобы брызгать слюной и орать.
- Он, - отец мотнул подбородком, - говорит, что знает тебя.
Я проследила за его взглядом и увидела Тома, который стоял посреди кабинета с таким видом, будто его пригласили сюда на чай.
- И якобы он виноват в том, что ты вышла на поле. Что скажешь? Просит отпустить тебя.
И отец осклабился улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего.
- Это моя вина, что госпожу Гретту взяли в игру, - сказал Том. – И я готов принять наказание.
- А у нее своей головы, что ли, нету? – осведомился отец.
- Если бы я ей не помог, ничего бы не случилось.
- Ну, раз ты настаиваешь… И какое наказание, по-твоему, я должен назначить тебе?
- Это ваше решение.
- Побить тебя, что ли… - потирая подбородок, задумчиво проговорил отец. – Десяти плетей будет достаточно?..
Я собралась запротестовать, но отец жестом пресек мои возражения. Том пожал плечами.
- И зачем тебе это? – спросил отец. – Ну, заперли ее, большое дело. С чего тебе за нее подставляться?
- Я бы хотел видеться с ней, - ответил Том.
Отец расхохотался.
- Да ну? И какие, позволь узнать, у тебя намерения в отношении моей дочери?
- Я собираюсь на ней жениться, - сказал Том.
Немногое могло рассмешить моего отца, но тут он прямо заплакал от смеха. Рейна, упорно не поднимавшая глаз, побелела еще сильнее и была близка к обмороку.
- Неужели? И как же это у тебя получится, позволь узнать? Кто ты вообще такой?
- Я служу счетоводом у вдовы Айлин.
- Счетоводом он служит… С чего дочери вождя выходить за счетовода?
- С того, что я намерен взобраться повыше. И смогу предложить вашей дочери куда больше, чем сейчас.
- И как же это у тебя получится?
- Есть только один способ, которым может подняться мужчина вроде меня, - сказал Том. – Через женщину. И в данном случае ваша дочь – и цель, и средство.
Тут помертвела даже я. Немногие отваживались разговаривать с моим отцом таким образом. Он просто не понимает. Минуту назад отец собирался поколотить его – а теперь просто убьет на месте. Зачем он сюда явился? Зачем говорить такие вещи? Пусть он чужак, но должен был хотя бы слышать о том, что за человек мой отец.
- А если я тебе откажу?
- Может, тогда я смогу убедить ее сбежать со мной.
Несколько мгновений стояла гробовая тишина. А потом ее разорвал смех – отец, казалось, вот-вот потеряет сознание от веселья.
- А ты храбрый, - заметил он, отсмеявшись. – Люблю таких. Да уж. Пожалуй, если кто и сможет ее прибрать к рукам, так это ты.
Том по-прежнему смотрел мимо всех нас, куда-то в стену над головой моего отца.
- Раз так хотел к ней подобраться, нанялся бы к нам в работники, - заметил отец. – Чего к вдове Айлин пошел?
- Я узнавал, но мне сказали, что вам не нужны люди.
- Да, верно, - согласился отец. – У нас хватает людей. Но и дел много, и мы не откажемся от пары лишних рук. Бесплатных, конечно.
Том даже не моргнул.
- Бить я тебя не стану, - решил отец. – Мне с твоей крови выгоды никакой. Тем более тебе и так недавно досталось – еще, что ли, на ком-то жениться хотел?..
И он ухмыльнулся, довольный своей остротой.
- Раз так хочешь искупить свою вину, будешь работать у нас десять дней. Освободишь ребят для других дел. Станешь убирать навоз, чистить отхожие места, выносить помои. Старый Вили уже несколько месяцев как колода лежит, его старуха с ним давно уж замучилась. Поможешь ей – перевернуть, искупать, накормить. В общем, будешь делать все, что скажут. А я уж распоряжусь, чтобы тебя не жалели. Приходишь на рассвете, уходишь на закате. А если за это время потеряешь работу у вдовы Айлин – что ж, так тому и быть.
Я слушала, холодея с каждой секундой. Это было явно рассчитанное унижение, которого Том не заслуживал. И правда, зачем он явился сюда, тогда как вся его вина заключалась лишь в том, что он помог мне добиться того, чего я хотела?.. Перестань выслушивать это, откажись!.. Я раскрыла было рот, чтобы возразить, отказаться вместо Тома – но отец вновь вскинул руку, приказывая мне молчать.
- Но госпожу Гретту вы отпустите, - сказал Том.
- Ну уж нет, - сказал отец. – Ее вина это ее вина, а твоя вина – твоя вина. Свою ты признал, а за Гретту не отвечаешь. Мало ли кто что устроил – ее играть никто не заставлял. Ты, - теперь он обратился ко мне, - даже не вздумай пытаться помочь ему. Те же часы будешь проводить здесь, в этом самом кабинете, и учиться писать так же красиво и чисто, как твоя сестра. В конце концов, я еще не изменил завещание, и пока что ты – наследница главы клана. И должна хоть что-то уметь. Напишешь тысячу раз: «Я больше никогда не буду играть в каманах». Не выйдешь из дома, пока не закончишь. Так ты, - это он уже Тому, - стало быть, согласен?..
- Я же сказал, что приму наказание.
- Ну, вот и решили, - потирая руки, объявил отец. – Поглядим, захочет ли она встречаться с тобой после того, как ты провоняешь дерьмом и навозом. Все же дочь главы клана, как-никак. И захочешь ли ты видеться с ней после того, через что пройдешь по ее милости.
Я знаю, ждет твоя родня
Кого-то побогаче.
Она не жалует меня.
Верный своему слову, отец продержал меня взаперти десять дней. По утрам я присоединялась к нему и Рейне в его кабинете. Пока он диктовал письма сестре, я писала: «Я больше никогда не буду играть в каманах» – по сто раз каждый день, и он неизменно и придирчиво проверял за мной. Если был недоволен хоть буквой, хоть строчкой, я должна была начинать снова – так, чтобы каждый листок был безупречен. Остаток дня я посвящала занятиям, связанным с будущей заботой о клане – отец велел натаскивать меня в ведении расходных книг, подсчете убытков и доходов, всяких мелочах, связанных с хозяйственными делами, а также тех разделах истории и политики, которые, по его мнению, могли мне пригодиться. Каждый день из города приезжал законник, который просиживал со мной и счетоводом несколько часов, чтобы я не только правильно считала, но еще и соотносила свои решения с разными важными тонкостями. Всему этому меня учили и раньше, но урывками и хаотично – теперь же, то ли в преддверии Рейниной свадьбы, то ли потому, что я порядком его разозлила, отец решил взяться за меня всерьез. И предупредил, что даже когда мое наказание закончится, я должна буду напрочь забыть о каманахе и каждый день не менее четырех часов уделять обучению.
Отец запретил слугам говорить со мной о Томе и, просиживая целые дни наверху, я поначалу даже не знала, приходил ли он в Гленнарох. Ведь он вполне мог и передумать. Отец ведь не мог в самом деле заставить его. Стоила ли призрачная перспектива жениться на мне таких трудов и унижений? Отец же не сказал, что согласится. Вообще не ответил ни «да», ни «нет». Мог и после этого, взяв все, что можно, от его трудов, отказать от дома – глядя на моего отца, Том уж должен был бы это понять.
О том, что он все-таки не изменил своего решения, я узнала благодаря Рейне. После того разговора в кабинете она держалась напряженно, как туго натянутая струна, а губы сжимала до тех пор, пока они не превратились в узкую ниточку. И однажды не выдержала.
- Вы в самом деле намерены это позволить? – осведомилась она, обращаясь к отцу.
- Что именно? – рассеянно спросил тот. Он только что договорил с управляющим и теперь погрузился в размышления об изменении цен на шерсть, которые грозили отразиться на всех его ближайших планах в отношении Гленнароха.
- Я о Маргрет и этом… из Данеддина.
- А что такое?
- Вы правда не понимаете или смеетесь? В самом деле позволите ему встречаться с Греттой? А то и жениться на ней?
- Тебе-то что, - сказал отец. – Не ты же за него выходишь.
- Да вы, должно быть, шутите, - вспылила Рейна. – Разве можно даже мысль допустить о таком?
- А чего такого-то, я тебя снова спрашиваю? – рявкнул отец, которого она, видно, порядком доняла. – Или, может, ты видишь у дверей очередь из женихов? Что-то я не припомню, чтоб хоть один из местных парней просил у меня Безумную ведьму. Знают, что она за штучка, и не попросят, хоть их озолоти.
Я вспыхнула, униженная.
– Или предлагаешь мне вывезти вот это, – он указал большим пальцем, не глядя на меня, – в столицу, чтоб нас там точно на смех подняли?
- А что я скажу господину Дэвину, когда он приедет сюда? Если он увидит, с кем мы позволяем общаться Гретте…
- Твой господин Дэвин пусть думает, что хочет. Пока что я принимаю решения в этой семье.
- То есть вы правда готовы доверить клан чужаку, о чьем прошлом, происхождении и семье мы ничего не знаем. Наглому пришлому, который…
- А ты знаешь, кто был твой прапрапрадед? Кто пришел сюда, чтобы завладеть этой землей?! – теряя терпение, гаркнул отец. – Именно такой «наглый чужак», как ты выражаешься! Наглые чужаки пришли сюда, осели здесь и стали хозяевами! И я не вижу ничего плохого в том, чтобы разбавить подобной кровью нашу кровь, которая, на мой взгляд, стала слишком уж жидкой. Если он докажет, что способен возглавить клан и приструнить твою сестру, я его только поприветствую. Если же Гретта об него обожжется – стало быть, впредь не будет такой дурой. И это тоже пойдет ей на пользу – один раз научится, и когда возглавит клан, уж точно не пожертвует им ради мужика. Что ж до того, кому я готов доверить клан – то доверяю я его твоей сестре, и в завещании это прописано. А что касается ее замужества… Кто-то должен продолжать род, в конце концов. Или ты считаешь, раз сестра станет главой клана, у нее не должно быть мужа?
- Господин Дэвин…
- Еще не хватало отдать власть твоему господину Дэвину, - порядком разозленный тем, на что она, видимо, собиралась намекнуть, перебил отец. – Вот ему уж точно здесь ничего не светит. Пусть довольствуется приданым, нашей поддержкой и тем, что заполучил красивую жену. И не разевай рот, будто рыба. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ты старшая, и почему бы не отдать клан тебе. При всех недостатках Гретты, она может стать во главе клана – и, как бы люди ни посмеивались над ней, ее они уважают и будут слушаться. А тебя – нет. Ты сможешь принять роды у коровы? Сможешь, если придется, пойти в бой? Нет. Вот потому тебе достается богатый муж, а Гретта – наследница. Власть в Гленнарохе останется в руках Огненных куниц, а ты прекрасно знаешь сама, что твой господин Дэвин не из тех, кто согласится на подобное положение при жене. А вот как раз этот выскочка Том и за такое будет благодарен. И только поэтому я готов присмотреться к нему. Пока что его нахальство мне нравится. А ты перестань лезть в чужие дела. Я без тебя разберусь, что мне делать с кланом и с Греттой.
Я спрятала руки за спину.
- Хватит меня трогать!
Он слегка усмехнулся и отступил.
- Помнишь, что ты мне обещала? Ты согласишься встретиться со мной, если я помогу тебе попасть в команду.
- Так мы же уже встретились… - пробормотала я.
- Нет. Сегодня я пришел посмотреть, как ты играешь, и убедиться, что мне не придется наряжаться в женское платье. А в следующий раз ты придешь ко мне.
- И куда ты хочешь, чтобы я пришла?
- Я хочу сводить тебя послезавтра на танцы. Вечером. Хорошо?
- На танцы?..
Я в жизни не бывала на танцах. Нет, я там, конечно же, не раз присутствовала, но сама не танцевала. Большинство не осмелились бы пригласить дочь вождя – а те, кто посмел бы, думаю, просто не хотели. На танцах я появлялась только для того, чтобы покидать дротики, помериться с парнями силой в борьбе на руках или затеять с кем-нибудь свару.
Я невольно скользнула взглядом по его хромой ноге. Том проследил мой взгляд, и я покраснела.
- Я не смогу составить тебе пару, - сказал он. – Но ты сможешь потанцевать с кем-то еще. Мы просто хорошо проведем время. Буду ждать тебя на закате на дороге к селению. Пожалуйста, приходи.
- Ладно, - непослушными губами пробормотала я.
Уговор есть уговор, так?
- Рад был увидеть тебя, Гретта из Гленнароха, - сказал Том. – Пусть тебе приснятся хорошие сны.
***
Произнося: «О мертвых либо хорошо, либо ничего», частенько забывают окончание фразы: «…ничего, кроме правды». И когда я называю отца старым хрычом – это значит, что он и был старый хрыч, и с этим не поспорят самые преданные его сторонники. Когда-то он был бравым воякой – отважным задирой, хоть и небольшого роста (я пошла в него – на маму похожа красавица Рейна), но со временем преисполнился злобы и желчи, и к тому времени, о котором я говорю, превратился в тощего сварливого старика с неопрятной щетиной на ввалившихся щеках, клоками седых волос, торчащих из ушей, и бешеным нравом. От его криков Гленнарох сотрясался с рассвета и до заката. Доставалось всем, от первого воина до чумазого мальчишки на побегушках. И чуть ли не больше всех – мне, которая должна была служить всем примером, ведь мне предстояло возглавить клан – а вместо этого я то и дело его разочаровывала. На Рейну он не орал и относился к ней совсем по-другому – но не стоит думать, будто это потому, что он сильно ее любил. Он просто берег ее, как ценное имущество – да и Рейна, страшно пугавшаяся любых ссор, миролюбивая и прилежная по натуре, являла собою образец примерного поведения.
О моем участии в игре отцу, разумеется, доложили немедля. Это было не то событие, которое могло пройти без огласки – и уж точно не то, которое каким-то чудом миновало его ушей. Дома меня уже поджидали, и, убегая от отца, который с налитыми кровью глазами, размахивая палкой, гонялся за мной по всему замку, я про себя порадовалась, что сообразила услать Шемми прочь, не то бы еще и ему досталось. Выпустив пар, отец не выгнал меня, как я предположила в разговоре с Томом. Он придумал нечто гораздо худшее – приказал меня запереть. До сих пор, что бы я ни натворила, обходилось без этого. Я, которая с ранних лет росла как сорняк, дни напролет даже зимой проводила на улице, а домой возвращалась только для того, чтоб поесть и поспать. Ну, еще брала уроки – чтения, счета, письма – но все это не слишком усердно и всегда из-под палки, смываясь при первом удобном случае. Наказать меня заключением было все равно что лишить воздуха. Я, разумеется, сбежала бы, спустившись по простыням – но, к несчастью, окна в моей комнате были забраны решетками. Отец приказал установить их много лет назад, когда я, еще совсем девчонкой, едва не вывалилась из окна по причине неуемного любопытства.
И вот теперь я в полной мере усвоила значение выражения «лезть на стенку». Я просидела взаперти три дня, метаясь по комнате, будто дикий звереныш, и отказываясь есть. Приносить мне еду и убирать ночные горшки отец предусмотрительно присылал крепких парней, потому что с меня бы сталось сшибить с ног кухарку или слугу и убежать, пока не поймали.
На четвертое утро меня забрали из комнаты и повели к отцу в кабинет. В комнате царило напряжение, которое я почувствовала мгновенно, едва вошла. Отец развалился в кресле за своим столом, заваленным бумагами. Рядом, за небольшим письменным столиком, сидела бледная как полотно Рейна. Отложив перо, она смотрела вниз, тряслась, как заячий хвост, и нервно сжимала руки под столом. Вот она всегда такая. До ужаса боится любых споров и ссор. Ее бы воля, сорвалась с места и убежала, но до смерти боится еще больше разгневать отца. Его рассердить – раз плюнуть, а он, как видно, уже был на взводе, хотя пока что и не дошел до того, чтобы брызгать слюной и орать.
- Он, - отец мотнул подбородком, - говорит, что знает тебя.
Я проследила за его взглядом и увидела Тома, который стоял посреди кабинета с таким видом, будто его пригласили сюда на чай.
- И якобы он виноват в том, что ты вышла на поле. Что скажешь? Просит отпустить тебя.
И отец осклабился улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего.
- Это моя вина, что госпожу Гретту взяли в игру, - сказал Том. – И я готов принять наказание.
- А у нее своей головы, что ли, нету? – осведомился отец.
- Если бы я ей не помог, ничего бы не случилось.
- Ну, раз ты настаиваешь… И какое наказание, по-твоему, я должен назначить тебе?
- Это ваше решение.
- Побить тебя, что ли… - потирая подбородок, задумчиво проговорил отец. – Десяти плетей будет достаточно?..
Я собралась запротестовать, но отец жестом пресек мои возражения. Том пожал плечами.
- И зачем тебе это? – спросил отец. – Ну, заперли ее, большое дело. С чего тебе за нее подставляться?
- Я бы хотел видеться с ней, - ответил Том.
Отец расхохотался.
- Да ну? И какие, позволь узнать, у тебя намерения в отношении моей дочери?
- Я собираюсь на ней жениться, - сказал Том.
Немногое могло рассмешить моего отца, но тут он прямо заплакал от смеха. Рейна, упорно не поднимавшая глаз, побелела еще сильнее и была близка к обмороку.
- Неужели? И как же это у тебя получится, позволь узнать? Кто ты вообще такой?
- Я служу счетоводом у вдовы Айлин.
- Счетоводом он служит… С чего дочери вождя выходить за счетовода?
- С того, что я намерен взобраться повыше. И смогу предложить вашей дочери куда больше, чем сейчас.
- И как же это у тебя получится?
- Есть только один способ, которым может подняться мужчина вроде меня, - сказал Том. – Через женщину. И в данном случае ваша дочь – и цель, и средство.
Тут помертвела даже я. Немногие отваживались разговаривать с моим отцом таким образом. Он просто не понимает. Минуту назад отец собирался поколотить его – а теперь просто убьет на месте. Зачем он сюда явился? Зачем говорить такие вещи? Пусть он чужак, но должен был хотя бы слышать о том, что за человек мой отец.
- А если я тебе откажу?
- Может, тогда я смогу убедить ее сбежать со мной.
Несколько мгновений стояла гробовая тишина. А потом ее разорвал смех – отец, казалось, вот-вот потеряет сознание от веселья.
- А ты храбрый, - заметил он, отсмеявшись. – Люблю таких. Да уж. Пожалуй, если кто и сможет ее прибрать к рукам, так это ты.
Том по-прежнему смотрел мимо всех нас, куда-то в стену над головой моего отца.
- Раз так хотел к ней подобраться, нанялся бы к нам в работники, - заметил отец. – Чего к вдове Айлин пошел?
- Я узнавал, но мне сказали, что вам не нужны люди.
- Да, верно, - согласился отец. – У нас хватает людей. Но и дел много, и мы не откажемся от пары лишних рук. Бесплатных, конечно.
Том даже не моргнул.
- Бить я тебя не стану, - решил отец. – Мне с твоей крови выгоды никакой. Тем более тебе и так недавно досталось – еще, что ли, на ком-то жениться хотел?..
И он ухмыльнулся, довольный своей остротой.
- Раз так хочешь искупить свою вину, будешь работать у нас десять дней. Освободишь ребят для других дел. Станешь убирать навоз, чистить отхожие места, выносить помои. Старый Вили уже несколько месяцев как колода лежит, его старуха с ним давно уж замучилась. Поможешь ей – перевернуть, искупать, накормить. В общем, будешь делать все, что скажут. А я уж распоряжусь, чтобы тебя не жалели. Приходишь на рассвете, уходишь на закате. А если за это время потеряешь работу у вдовы Айлин – что ж, так тому и быть.
Я слушала, холодея с каждой секундой. Это было явно рассчитанное унижение, которого Том не заслуживал. И правда, зачем он явился сюда, тогда как вся его вина заключалась лишь в том, что он помог мне добиться того, чего я хотела?.. Перестань выслушивать это, откажись!.. Я раскрыла было рот, чтобы возразить, отказаться вместо Тома – но отец вновь вскинул руку, приказывая мне молчать.
- Но госпожу Гретту вы отпустите, - сказал Том.
- Ну уж нет, - сказал отец. – Ее вина это ее вина, а твоя вина – твоя вина. Свою ты признал, а за Гретту не отвечаешь. Мало ли кто что устроил – ее играть никто не заставлял. Ты, - теперь он обратился ко мне, - даже не вздумай пытаться помочь ему. Те же часы будешь проводить здесь, в этом самом кабинете, и учиться писать так же красиво и чисто, как твоя сестра. В конце концов, я еще не изменил завещание, и пока что ты – наследница главы клана. И должна хоть что-то уметь. Напишешь тысячу раз: «Я больше никогда не буду играть в каманах». Не выйдешь из дома, пока не закончишь. Так ты, - это он уже Тому, - стало быть, согласен?..
- Я же сказал, что приму наказание.
- Ну, вот и решили, - потирая руки, объявил отец. – Поглядим, захочет ли она встречаться с тобой после того, как ты провоняешь дерьмом и навозом. Все же дочь главы клана, как-никак. И захочешь ли ты видеться с ней после того, через что пройдешь по ее милости.
Глава 4
Я знаю, ждет твоя родня
Кого-то побогаче.
Она не жалует меня.
Верный своему слову, отец продержал меня взаперти десять дней. По утрам я присоединялась к нему и Рейне в его кабинете. Пока он диктовал письма сестре, я писала: «Я больше никогда не буду играть в каманах» – по сто раз каждый день, и он неизменно и придирчиво проверял за мной. Если был недоволен хоть буквой, хоть строчкой, я должна была начинать снова – так, чтобы каждый листок был безупречен. Остаток дня я посвящала занятиям, связанным с будущей заботой о клане – отец велел натаскивать меня в ведении расходных книг, подсчете убытков и доходов, всяких мелочах, связанных с хозяйственными делами, а также тех разделах истории и политики, которые, по его мнению, могли мне пригодиться. Каждый день из города приезжал законник, который просиживал со мной и счетоводом несколько часов, чтобы я не только правильно считала, но еще и соотносила свои решения с разными важными тонкостями. Всему этому меня учили и раньше, но урывками и хаотично – теперь же, то ли в преддверии Рейниной свадьбы, то ли потому, что я порядком его разозлила, отец решил взяться за меня всерьез. И предупредил, что даже когда мое наказание закончится, я должна буду напрочь забыть о каманахе и каждый день не менее четырех часов уделять обучению.
Отец запретил слугам говорить со мной о Томе и, просиживая целые дни наверху, я поначалу даже не знала, приходил ли он в Гленнарох. Ведь он вполне мог и передумать. Отец ведь не мог в самом деле заставить его. Стоила ли призрачная перспектива жениться на мне таких трудов и унижений? Отец же не сказал, что согласится. Вообще не ответил ни «да», ни «нет». Мог и после этого, взяв все, что можно, от его трудов, отказать от дома – глядя на моего отца, Том уж должен был бы это понять.
О том, что он все-таки не изменил своего решения, я узнала благодаря Рейне. После того разговора в кабинете она держалась напряженно, как туго натянутая струна, а губы сжимала до тех пор, пока они не превратились в узкую ниточку. И однажды не выдержала.
- Вы в самом деле намерены это позволить? – осведомилась она, обращаясь к отцу.
- Что именно? – рассеянно спросил тот. Он только что договорил с управляющим и теперь погрузился в размышления об изменении цен на шерсть, которые грозили отразиться на всех его ближайших планах в отношении Гленнароха.
- Я о Маргрет и этом… из Данеддина.
- А что такое?
- Вы правда не понимаете или смеетесь? В самом деле позволите ему встречаться с Греттой? А то и жениться на ней?
- Тебе-то что, - сказал отец. – Не ты же за него выходишь.
- Да вы, должно быть, шутите, - вспылила Рейна. – Разве можно даже мысль допустить о таком?
- А чего такого-то, я тебя снова спрашиваю? – рявкнул отец, которого она, видно, порядком доняла. – Или, может, ты видишь у дверей очередь из женихов? Что-то я не припомню, чтоб хоть один из местных парней просил у меня Безумную ведьму. Знают, что она за штучка, и не попросят, хоть их озолоти.
Я вспыхнула, униженная.
– Или предлагаешь мне вывезти вот это, – он указал большим пальцем, не глядя на меня, – в столицу, чтоб нас там точно на смех подняли?
- А что я скажу господину Дэвину, когда он приедет сюда? Если он увидит, с кем мы позволяем общаться Гретте…
- Твой господин Дэвин пусть думает, что хочет. Пока что я принимаю решения в этой семье.
- То есть вы правда готовы доверить клан чужаку, о чьем прошлом, происхождении и семье мы ничего не знаем. Наглому пришлому, который…
- А ты знаешь, кто был твой прапрапрадед? Кто пришел сюда, чтобы завладеть этой землей?! – теряя терпение, гаркнул отец. – Именно такой «наглый чужак», как ты выражаешься! Наглые чужаки пришли сюда, осели здесь и стали хозяевами! И я не вижу ничего плохого в том, чтобы разбавить подобной кровью нашу кровь, которая, на мой взгляд, стала слишком уж жидкой. Если он докажет, что способен возглавить клан и приструнить твою сестру, я его только поприветствую. Если же Гретта об него обожжется – стало быть, впредь не будет такой дурой. И это тоже пойдет ей на пользу – один раз научится, и когда возглавит клан, уж точно не пожертвует им ради мужика. Что ж до того, кому я готов доверить клан – то доверяю я его твоей сестре, и в завещании это прописано. А что касается ее замужества… Кто-то должен продолжать род, в конце концов. Или ты считаешь, раз сестра станет главой клана, у нее не должно быть мужа?
- Господин Дэвин…
- Еще не хватало отдать власть твоему господину Дэвину, - порядком разозленный тем, на что она, видимо, собиралась намекнуть, перебил отец. – Вот ему уж точно здесь ничего не светит. Пусть довольствуется приданым, нашей поддержкой и тем, что заполучил красивую жену. И не разевай рот, будто рыба. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ты старшая, и почему бы не отдать клан тебе. При всех недостатках Гретты, она может стать во главе клана – и, как бы люди ни посмеивались над ней, ее они уважают и будут слушаться. А тебя – нет. Ты сможешь принять роды у коровы? Сможешь, если придется, пойти в бой? Нет. Вот потому тебе достается богатый муж, а Гретта – наследница. Власть в Гленнарохе останется в руках Огненных куниц, а ты прекрасно знаешь сама, что твой господин Дэвин не из тех, кто согласится на подобное положение при жене. А вот как раз этот выскочка Том и за такое будет благодарен. И только поэтому я готов присмотреться к нему. Пока что его нахальство мне нравится. А ты перестань лезть в чужие дела. Я без тебя разберусь, что мне делать с кланом и с Греттой.
