В нем была внутренняя тишина, которая меня покоряла. В головах людей каждую секунду мечутся тысячи мыслей. Если они спрашивают тебя о чем-то – так для того, чтобы что-то рассказать в ответ. Еще не дослушав тебя, они уже обдумывают, что скажут дальше, и слова вперед мыслей рвутся с их языка. Их разбирает веселье, поглощает любовь, увлекает надежда, терзают страхи, снедают сомнения – тучи мыслей, не облеченных в слова, проносятся в их головах в любую минуту – одновременно, роем и строем, путаясь и переплетаясь между собой – и будто только и ждут, чтобы быть высказанными. А Том был… как предрассветная ночь. Когда он говорил – он говорил только то, что в этот момент имел в виду. Если слушал, я точно знала, что он действительно слушает, а не думает о своем. А когда молчал… Таким бывает горное озеро перед грозой: темная блестящая гладь воды, берег и лес вокруг – все безмолвно, и кажется, что это безмолвие может забрать, поглотить любое смятение.
Я странно чувствовала себя рядом с ним. С одной стороны, почти до обморока волновалась. Стоило ему оказаться рядом, и во мне поднималась жаркая волна – билось сердце, слабели колени. Впервые в жизни я чувствовала себя не просто человеком – женщиной. Мне хотелось быть нежной с ним и красивой для него. Впервые в жизни меня стало заботить то, как я выгляжу, и впервые я пожалела, что у меня нет красивых платьев. Я вычистила грязь из-под ногтей и немного привела руки в порядок с помощью мази, которую дала мне Майра. Мои руки должны быть чистыми и мягкими – ведь Том касался их. Каждый день я до скрипа намывала, а потом часами расчесывала волосы, пытаясь придать им хоть сколько-нибудь приличный вид. Я даже стащила у Рейны средство для кожи лица, которое она привезла из столицы. Она, бедняжка, обыскалась его, но никакого сочувствия я к ней не испытывала. Она хороша и так, а вот моя кожа стала чуточку мягче.
Двадцать лет своей жизни я провела, ни разу не влюбившись – никто мне даже толком не нравился. На парочки я взирала, как на каких-то диковинных существ. Зачем они видятся? Что их привлекает друг к другу? Почему проводят столько времени вместе? Я прекрасно чувствовала себя в одиночестве и вовсе не думала ни о любви, ни о замужестве. С отроческих лет я готовилась стать главою клана. Это и множество замечательных повседневных дел – прогулки по лесам и холмам, перепалки с мальчишками, игра в каманах, потасовки и драки – занимали все мои мысли и время.
Теперь же на удивление быстро я привыкла к тому, что я больше не одна. Что я влюбленная девушка, что больше не сама по себе – а принадлежу кому-то, что теперь у меня кто-то есть. И это было новое и удивительное ощущение. Мне было о ком думать – и я думала о Томе целые дни. Засыпала с мыслью о нем и просыпалась с ней же. Да, я привыкла, что теперь не одна, и все же – каждый раз при виде Тома во мне вспыхивали тысячи молний.
Но в то же время его присутствие меня успокаивало. Пожалуй, больше ни с кем я не чувствовала себя так спокойно. Не могу объяснить, почему. В наших краях никому не было известно, откуда он, кем был раньше, кто его семья. Я не знала, насколько он плохой человек, но он определенно не был хорошим. Прошлое его было темным – и, насколько можно судить, не очень-то чистым. При всей своей откровенности, он не был честен, не был искренен и не был добр.
Но он был надежным. Не знаю, откуда я это взяла, просто знала. Знала, что могу опереться на него, могу довериться. Он не подведет меня, не бросит и не предаст. Доказательств никаких тому не было, задайся я такой целью, я не нашла бы ни единой причины доверять ему – и тем не менее доверяла. Рядом с ним я не ведала страха и преисполнялась сил.
Со всем пылом первой страсти – безоглядно, безнадежно и безумно я влюбилась в него.
Том напомнил, что приглашал меня на танцы, и мы договорились сходить в трактир «У Пенни» в ближайшем городке. Здесь три раза в неделю играли на флейтах и скрипках, и на танцы собирался окрестный люд. На танцы было принято принаряжаться – не так, как на большие торжества, но все-таки. У меня ничего нарядного не было. Казалось бы, у дочери вождя должно быть полно красивых платьев, но отец, поняв, что я безнадежна, давно решил на меня не тратиться. Я одевалась не богаче слуг – в немаркое, неброское, из самой дешевой шерсти. Все равно износится, испачкается, порвется – так что деньги переводить? Начав встречаться с Томом, я привела в порядок свои платья (они больше не напоминали тряпки, которыми только что мыли пол) и следила за тем, чтобы не выглядеть замарашкой. Но наряднее они от этого не стали. Мне заказали несколько платьев к приезду Рейниного жениха и на свадьбу, однако они не годились тоже – слишком дорогие. Пусть я и дочь вождя, покажись я в дешевом трактире разнаряженная в пух и прах, меня поднимут на смех. Да и наверняка заляпаю и испорчу дорогую вещь, а это значит – снова не избежать отцовской трепки.
Поразмыслив, я пошла в бывшую комнату матери и нырнула в сундуки со старой одеждой Рейны. Платья эти вышли из моды, но у нас этого никто не заметит. А уж носила их Рейна куда аккуратнее меня. Как следует покопавшись, я отыскала почти неношеное платье – темно-зеленое, как мох, из мягкой тонкой шерсти, с узорчатой вышивкой жемчужно-серым шелком по вороту и рукавам. С возрастом Рейна вытянулась и приобрела красивые округлости – любой из ее нынешних нарядов повис бы на мне, как на доске, и волочился по полу. Но это платье ранних девичьих времен пришлось как раз впору.
- Что делаешь? – спросила Рейна, застав меня в тот момент, когда я, пытаясь обозреть себя с разных сторон, крутилась перед зеркалом.
Я объяснила: роюсь в старье – может, найдется что-то для меня подходящее.
- Красиво, - сказала Рейна и тут же подобралась: - Для него наряжаешься?
- А хоть бы и так, то что? – ответила я, собирая шали и платья, которые во время поисков раскидала по комнате.
- Не будь дурой, - сказала сестра. – Взгляни, ты сама на себя не похожа.
- Так может, оно и к лучшему? – отозвалась я. – Не припомню, чтобы вы с отцом хоть в чем-то меня одобряли.
- В самом деле веришь, что он женится на тебе? Да он просто соблазнит тебя и бросит!
- Ну, за этим он скорее нацелился бы на тебя, Рейна. Посмотри хорошенько: кто может быть заинтересован в том, чтобы меня соблазнять? Чего ты вообще к нему привязалась? Даже отец разрешил ему общаться со мной.
- Ты неопытная девушка, а отец никогда не жил в городе. А я насмотрелась в столице на таких, как он. У него ни гордости, ни чести…
- Ну так и не встречайся с ним! А меня оставь в покое!
Мы враждебно уставились друг на друга.
- Упрямишься? – бросила Рейна. – Смотри, наплачешься из-за него.
- И с этим тоже к тебе. Когда ты в последний раз видела, чтобы я плакала?
- Как хочешь, - сказала сестра. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.
«У Пенни» было небольшое, но уютное заведение, где по вечерам посреди зала освобождали пространство для танцев, потеснее составляя столы. За ними сидели компании и парочки – ужинали, беседовали, пили эль. Те, кто хотел танцевать, толпились у стены, дожидаясь музыки, которая позовет их в пляс, или пока на площадке станет побольше места. Музыканты располагались неподалеку от камина и наяривали от души.
Я знала хозяйку – ее, собственно, и звали Пенни. Она приветливо встретила нас, посадила за столик и принесла две кружки эля.
На этот раз меня позвал Том, но в любое время я могла бы, если хотела, прийти и одна. Это на важные приемы у господ следовало непременно являться парами. А сюда приходили все, кто хотел – для девушек и парней это была хорошая возможность с кем-нибудь познакомиться. Если же являлись парочками – вот как мы с Томом – танцевать лишь друг с дружкой обязательным не считалось. Любой мог поодиночке выйти в круг, чтобы присоединиться к общему танцу. Выходить с другими в пару было не особенно принято, но допустимо, если приглашающий испросит разрешения у обоих и не станет позволять себе лишнего. В конце концов, не все ловки в танцах – так почему один должен отказывать себе в удовольствии, если танцевать не умеет или не хочет другой?..
Только войдя, я почувствовала себя неловко. На нас глазели – и на то, как мы появились, и на то, как сидели за столом. Я все время чувствовала на себе эти взгляды. Больше ни на кого в зале не пялились так, как на нас. Я решила – это потому, что я, Безумная ведьма, которую все знали как чумазую задиру, явилась нарядная и причесанная, да еще и с парнем, который явно не был мне просто приятелем. Я решила не обращать внимания: пусть таращатся. Устанут глазеть.
Я знала, что Том не будет танцевать из-за своей хромоты, как он и предупреждал. Но мне было все равно, если я за весь вечер так и не выйду в круг. Я не считала себя любительницей танцев и охотно бы просто провела бы время с Томом, слушая музыку и касаясь под столом его колена своим. Но вышло так, что вскоре после того, как мы сели, меня пригласил парень, которого я видела здесь раньше – один из тех, с кем мы метали дротики и соревновались в борьбе на руках. Он звал меня не в пару, а в круг, и испросил у нас с Томом позволения весьма вежливо. Я вопросительно взглянула на Тома. Он ободряюще кивнул.
У меня точно крылья выросли. Я с радостью согласилась, и быстрый, зажигательный танец неожиданно увлек меня. После того, как он закончился я, запыхавшись, с раскрасневшимся, сияющим от радости лицом обернулась к Тому, и…
На моем месте сидела Пышная Нэн, прозванная так за свои выдающиеся округлости, которые она, ничуть не смущаясь, выложила на стол во всем их необъятном великолепии. Она потягивала эль и знай себе чесала языком. А Том не только не прогонял ее – он поддерживал беседу. Она положила руку ему на запястье и подвинулась ближе, чтобы не перекрикивать музыку, он же и не думал убрать руки.
И я запоздало поняла: вот почему все глазели на нас. Не на меня они смотрели и удивлялись не переменам во мне. Ненасытные взгляды, нас провожавшие, принадлежали женщинам, которые недоумевали, почему такой красавец, как Том, выбрал меня. И через минуту уже расплывались в понимающей ухмылке: да ясно же, почему. Как еще может устроить свою жизнь молодой человек без роду без племени? Ради выгодной партии можно пойти и на то, чтобы сойтись с Безумной ведьмой!..
Я вспыхнула от унижения и гнева. Первым моим порывом было вцепиться Пышной Нэн в космы и швырнуть через весь зал так, чтоб стенку проломила и на улицу вылетела. Но я подавила этот порыв. Этого от меня и ждут. Что я опозорюсь, выставлю себя на посмешище. Мало обо мне чесали языки, вот бы я дала пищу для новых сплетен!..
В этот миг наши с Томом глаза встретились, и он… У меня дыхание перехватило. Он взглянул на меня тем же взглядом, каким секунду назад смотрел на эту наглую пышную Нэн. Тем самым взглядом, которым до этого смотрел на меня, который заставлял меня пылать и воспарять к небесам от счастья.
Задыхаясь от ярости, забыв о плаще, оставшемся в трактире, я вылетела наружу в промозглую ночь. Права была Ренни, сто раз права! Мужчины – подлецы и лгуны, все до единого. Ни одному больше, никогда не поверю!.. Да как я могла вообразить, что и вправду могу ему нравиться!.. Пышная Нэн просто оказалась самой шустрой – не одна, так другая точно заняла бы ее место.
- Можно узнать, куда ты собралась?
Том, прихрамывая, догонял меня. В руках у него был мой плащ.
- Домой.
- Что, и попрощаться не подумала?
Он наконец догнал меня и схватил за руку. Свободной я изо всех сил отвесила ему оплеуху.
- Вот тебе твоя Пышная Нэн! Иди, дальше с ней разговаривай! Как она прямо там ноги не раздвинула, понять не могу…
- Перестань, – Том дернул меня за руку.
- Пусти!.. – он крепко держал меня, а у меня из глаз брызнули злые слезы.
Вместо ответа он потащил меня за собой. Завел за угол ближайшего дома, прижал к стене и поцеловал.
Он целовал меня и раньше – в лоб, в щеку, легонько в губы, в уголок рта. И каждый этот поцелуй я бережно хранила в сокровищнице воспоминаний, доставая и лелея в те часы, когда мы не были рядом. Мимолетные, нежные, бережные прикосновения – как крылья бабочки, как теплый летний ветерок.
Но никогда прежде он не целовал мне так. Сначала мне стало даже больно, и показалось, будто я чувствую вкус крови. Но сразу после этого поцелуй стал более нежным и в то же время более глубоким – он был долгим, как вздох, горячим, как эль в зимний вечер. Стройное, крепкое тело Тома плотно прижималось к мне, его руки скользили по моему телу, пробуждая невиданные, незнакомые мне прежде, пугающие и сладкие чувства. Пламенная волна рождалась во мне, сводя с ума, нарастая – и вот я чувствовала свое тело как нечто отдельное от себя, а разум покидал меня, улетая куда-то. Рука Тома зарылась мне в волосы, он плотнее прижал меня к себе – и в то же время продолжал целовать все более глубоко и пылко, все нежнее и дольше. Я услышала тихий стон и отстраненно поняла, что это мой собственный. Не отпускай меня. Пожалуйста, еще!.. Мне было мало. Я хотела больше. Не знала, чего именно – только чтобы он никогда, никогда не отпускал меня…
Но Том остановился. Обхватив меня за талию, он провел губами по моей шее (все внутри у меня сладко заныло) и прошептал на ухо:
- Пока можешь, лучше беги от меня, Гретта из Гленнароха. В следующий раз я поцелуями не обойдусь.
Так пусть же у твоих дверей
Гроза убьет меня.
Следующая наша встреча с Томом должна была состояться у него. Я пообещала, что приду к нему в сторожку. Разумеется, тайно и под покровом темноты: заявиться вот так к мужчине, чтобы остаться с ним наедине, не то, что для дочери вождя – для любой девушки было бы неслыханно.
Но как раз перед вечером, на который мы условились, в замке все полетело вверх дном. Отец вернулся раньше, чем собирался, насквозь больной, и слег в лихорадке – не то подцепил заразу, не то простудился где-то в пути. У Рейны, продолжавшей сходить с ума насчет предстоящего визита господина Дэвина, хватило бесстыдства заявиться к нему в спальню и потребовать денег: ей, видите ли, не в чем предстать перед женихом и необходимо ехать в город, чтобы купить там тканей и пошить новые платья. Отец не отказал ей, видимо, лишь для того, чтоб отвязалась; взяв деньги и несколько слуг, Рейна отбыла из Гленнароха. Таким образом, мы лишились нескольких людей, и Шемми тоже не было – за некоторое время до того отец прислал письмо, в котором отрядил его с поручениями в столицу.
Так что вызывать лекаря, покупать снадобья и ухаживать за отцом пришлось мне, сменяясь со служанками, у которых и самих было полно забот. Отец заболел серьезно, и лекарь даже опасался худшего, но обошлось. Я вытирала пот с его лба, давала лекарства – строго по часам, как велел лекарь; кормила и поила его, вместе со служанками поднимала, чтобы вывести по надобности, дежурила ночами у его постели.
И все это время ждала Тома. Что он подумал, когда я не пришла? Что я бросила его? Что испугалась? Застыдилась и передумала?.. Но он не приходил, чтобы спросить меня об этом. Через несколько дней, когда отцу стало лучше и я смогла оставить его на служанку, я отправилась к Тому сама.
Я странно чувствовала себя рядом с ним. С одной стороны, почти до обморока волновалась. Стоило ему оказаться рядом, и во мне поднималась жаркая волна – билось сердце, слабели колени. Впервые в жизни я чувствовала себя не просто человеком – женщиной. Мне хотелось быть нежной с ним и красивой для него. Впервые в жизни меня стало заботить то, как я выгляжу, и впервые я пожалела, что у меня нет красивых платьев. Я вычистила грязь из-под ногтей и немного привела руки в порядок с помощью мази, которую дала мне Майра. Мои руки должны быть чистыми и мягкими – ведь Том касался их. Каждый день я до скрипа намывала, а потом часами расчесывала волосы, пытаясь придать им хоть сколько-нибудь приличный вид. Я даже стащила у Рейны средство для кожи лица, которое она привезла из столицы. Она, бедняжка, обыскалась его, но никакого сочувствия я к ней не испытывала. Она хороша и так, а вот моя кожа стала чуточку мягче.
Двадцать лет своей жизни я провела, ни разу не влюбившись – никто мне даже толком не нравился. На парочки я взирала, как на каких-то диковинных существ. Зачем они видятся? Что их привлекает друг к другу? Почему проводят столько времени вместе? Я прекрасно чувствовала себя в одиночестве и вовсе не думала ни о любви, ни о замужестве. С отроческих лет я готовилась стать главою клана. Это и множество замечательных повседневных дел – прогулки по лесам и холмам, перепалки с мальчишками, игра в каманах, потасовки и драки – занимали все мои мысли и время.
Теперь же на удивление быстро я привыкла к тому, что я больше не одна. Что я влюбленная девушка, что больше не сама по себе – а принадлежу кому-то, что теперь у меня кто-то есть. И это было новое и удивительное ощущение. Мне было о ком думать – и я думала о Томе целые дни. Засыпала с мыслью о нем и просыпалась с ней же. Да, я привыкла, что теперь не одна, и все же – каждый раз при виде Тома во мне вспыхивали тысячи молний.
Но в то же время его присутствие меня успокаивало. Пожалуй, больше ни с кем я не чувствовала себя так спокойно. Не могу объяснить, почему. В наших краях никому не было известно, откуда он, кем был раньше, кто его семья. Я не знала, насколько он плохой человек, но он определенно не был хорошим. Прошлое его было темным – и, насколько можно судить, не очень-то чистым. При всей своей откровенности, он не был честен, не был искренен и не был добр.
Но он был надежным. Не знаю, откуда я это взяла, просто знала. Знала, что могу опереться на него, могу довериться. Он не подведет меня, не бросит и не предаст. Доказательств никаких тому не было, задайся я такой целью, я не нашла бы ни единой причины доверять ему – и тем не менее доверяла. Рядом с ним я не ведала страха и преисполнялась сил.
Со всем пылом первой страсти – безоглядно, безнадежно и безумно я влюбилась в него.
***
Том напомнил, что приглашал меня на танцы, и мы договорились сходить в трактир «У Пенни» в ближайшем городке. Здесь три раза в неделю играли на флейтах и скрипках, и на танцы собирался окрестный люд. На танцы было принято принаряжаться – не так, как на большие торжества, но все-таки. У меня ничего нарядного не было. Казалось бы, у дочери вождя должно быть полно красивых платьев, но отец, поняв, что я безнадежна, давно решил на меня не тратиться. Я одевалась не богаче слуг – в немаркое, неброское, из самой дешевой шерсти. Все равно износится, испачкается, порвется – так что деньги переводить? Начав встречаться с Томом, я привела в порядок свои платья (они больше не напоминали тряпки, которыми только что мыли пол) и следила за тем, чтобы не выглядеть замарашкой. Но наряднее они от этого не стали. Мне заказали несколько платьев к приезду Рейниного жениха и на свадьбу, однако они не годились тоже – слишком дорогие. Пусть я и дочь вождя, покажись я в дешевом трактире разнаряженная в пух и прах, меня поднимут на смех. Да и наверняка заляпаю и испорчу дорогую вещь, а это значит – снова не избежать отцовской трепки.
Поразмыслив, я пошла в бывшую комнату матери и нырнула в сундуки со старой одеждой Рейны. Платья эти вышли из моды, но у нас этого никто не заметит. А уж носила их Рейна куда аккуратнее меня. Как следует покопавшись, я отыскала почти неношеное платье – темно-зеленое, как мох, из мягкой тонкой шерсти, с узорчатой вышивкой жемчужно-серым шелком по вороту и рукавам. С возрастом Рейна вытянулась и приобрела красивые округлости – любой из ее нынешних нарядов повис бы на мне, как на доске, и волочился по полу. Но это платье ранних девичьих времен пришлось как раз впору.
- Что делаешь? – спросила Рейна, застав меня в тот момент, когда я, пытаясь обозреть себя с разных сторон, крутилась перед зеркалом.
Я объяснила: роюсь в старье – может, найдется что-то для меня подходящее.
- Красиво, - сказала Рейна и тут же подобралась: - Для него наряжаешься?
- А хоть бы и так, то что? – ответила я, собирая шали и платья, которые во время поисков раскидала по комнате.
- Не будь дурой, - сказала сестра. – Взгляни, ты сама на себя не похожа.
- Так может, оно и к лучшему? – отозвалась я. – Не припомню, чтобы вы с отцом хоть в чем-то меня одобряли.
- В самом деле веришь, что он женится на тебе? Да он просто соблазнит тебя и бросит!
- Ну, за этим он скорее нацелился бы на тебя, Рейна. Посмотри хорошенько: кто может быть заинтересован в том, чтобы меня соблазнять? Чего ты вообще к нему привязалась? Даже отец разрешил ему общаться со мной.
- Ты неопытная девушка, а отец никогда не жил в городе. А я насмотрелась в столице на таких, как он. У него ни гордости, ни чести…
- Ну так и не встречайся с ним! А меня оставь в покое!
Мы враждебно уставились друг на друга.
- Упрямишься? – бросила Рейна. – Смотри, наплачешься из-за него.
- И с этим тоже к тебе. Когда ты в последний раз видела, чтобы я плакала?
- Как хочешь, - сказала сестра. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.
***
«У Пенни» было небольшое, но уютное заведение, где по вечерам посреди зала освобождали пространство для танцев, потеснее составляя столы. За ними сидели компании и парочки – ужинали, беседовали, пили эль. Те, кто хотел танцевать, толпились у стены, дожидаясь музыки, которая позовет их в пляс, или пока на площадке станет побольше места. Музыканты располагались неподалеку от камина и наяривали от души.
Я знала хозяйку – ее, собственно, и звали Пенни. Она приветливо встретила нас, посадила за столик и принесла две кружки эля.
На этот раз меня позвал Том, но в любое время я могла бы, если хотела, прийти и одна. Это на важные приемы у господ следовало непременно являться парами. А сюда приходили все, кто хотел – для девушек и парней это была хорошая возможность с кем-нибудь познакомиться. Если же являлись парочками – вот как мы с Томом – танцевать лишь друг с дружкой обязательным не считалось. Любой мог поодиночке выйти в круг, чтобы присоединиться к общему танцу. Выходить с другими в пару было не особенно принято, но допустимо, если приглашающий испросит разрешения у обоих и не станет позволять себе лишнего. В конце концов, не все ловки в танцах – так почему один должен отказывать себе в удовольствии, если танцевать не умеет или не хочет другой?..
Только войдя, я почувствовала себя неловко. На нас глазели – и на то, как мы появились, и на то, как сидели за столом. Я все время чувствовала на себе эти взгляды. Больше ни на кого в зале не пялились так, как на нас. Я решила – это потому, что я, Безумная ведьма, которую все знали как чумазую задиру, явилась нарядная и причесанная, да еще и с парнем, который явно не был мне просто приятелем. Я решила не обращать внимания: пусть таращатся. Устанут глазеть.
Я знала, что Том не будет танцевать из-за своей хромоты, как он и предупреждал. Но мне было все равно, если я за весь вечер так и не выйду в круг. Я не считала себя любительницей танцев и охотно бы просто провела бы время с Томом, слушая музыку и касаясь под столом его колена своим. Но вышло так, что вскоре после того, как мы сели, меня пригласил парень, которого я видела здесь раньше – один из тех, с кем мы метали дротики и соревновались в борьбе на руках. Он звал меня не в пару, а в круг, и испросил у нас с Томом позволения весьма вежливо. Я вопросительно взглянула на Тома. Он ободряюще кивнул.
У меня точно крылья выросли. Я с радостью согласилась, и быстрый, зажигательный танец неожиданно увлек меня. После того, как он закончился я, запыхавшись, с раскрасневшимся, сияющим от радости лицом обернулась к Тому, и…
На моем месте сидела Пышная Нэн, прозванная так за свои выдающиеся округлости, которые она, ничуть не смущаясь, выложила на стол во всем их необъятном великолепии. Она потягивала эль и знай себе чесала языком. А Том не только не прогонял ее – он поддерживал беседу. Она положила руку ему на запястье и подвинулась ближе, чтобы не перекрикивать музыку, он же и не думал убрать руки.
И я запоздало поняла: вот почему все глазели на нас. Не на меня они смотрели и удивлялись не переменам во мне. Ненасытные взгляды, нас провожавшие, принадлежали женщинам, которые недоумевали, почему такой красавец, как Том, выбрал меня. И через минуту уже расплывались в понимающей ухмылке: да ясно же, почему. Как еще может устроить свою жизнь молодой человек без роду без племени? Ради выгодной партии можно пойти и на то, чтобы сойтись с Безумной ведьмой!..
Я вспыхнула от унижения и гнева. Первым моим порывом было вцепиться Пышной Нэн в космы и швырнуть через весь зал так, чтоб стенку проломила и на улицу вылетела. Но я подавила этот порыв. Этого от меня и ждут. Что я опозорюсь, выставлю себя на посмешище. Мало обо мне чесали языки, вот бы я дала пищу для новых сплетен!..
В этот миг наши с Томом глаза встретились, и он… У меня дыхание перехватило. Он взглянул на меня тем же взглядом, каким секунду назад смотрел на эту наглую пышную Нэн. Тем самым взглядом, которым до этого смотрел на меня, который заставлял меня пылать и воспарять к небесам от счастья.
Задыхаясь от ярости, забыв о плаще, оставшемся в трактире, я вылетела наружу в промозглую ночь. Права была Ренни, сто раз права! Мужчины – подлецы и лгуны, все до единого. Ни одному больше, никогда не поверю!.. Да как я могла вообразить, что и вправду могу ему нравиться!.. Пышная Нэн просто оказалась самой шустрой – не одна, так другая точно заняла бы ее место.
- Можно узнать, куда ты собралась?
Том, прихрамывая, догонял меня. В руках у него был мой плащ.
- Домой.
- Что, и попрощаться не подумала?
Он наконец догнал меня и схватил за руку. Свободной я изо всех сил отвесила ему оплеуху.
- Вот тебе твоя Пышная Нэн! Иди, дальше с ней разговаривай! Как она прямо там ноги не раздвинула, понять не могу…
- Перестань, – Том дернул меня за руку.
- Пусти!.. – он крепко держал меня, а у меня из глаз брызнули злые слезы.
Вместо ответа он потащил меня за собой. Завел за угол ближайшего дома, прижал к стене и поцеловал.
Он целовал меня и раньше – в лоб, в щеку, легонько в губы, в уголок рта. И каждый этот поцелуй я бережно хранила в сокровищнице воспоминаний, доставая и лелея в те часы, когда мы не были рядом. Мимолетные, нежные, бережные прикосновения – как крылья бабочки, как теплый летний ветерок.
Но никогда прежде он не целовал мне так. Сначала мне стало даже больно, и показалось, будто я чувствую вкус крови. Но сразу после этого поцелуй стал более нежным и в то же время более глубоким – он был долгим, как вздох, горячим, как эль в зимний вечер. Стройное, крепкое тело Тома плотно прижималось к мне, его руки скользили по моему телу, пробуждая невиданные, незнакомые мне прежде, пугающие и сладкие чувства. Пламенная волна рождалась во мне, сводя с ума, нарастая – и вот я чувствовала свое тело как нечто отдельное от себя, а разум покидал меня, улетая куда-то. Рука Тома зарылась мне в волосы, он плотнее прижал меня к себе – и в то же время продолжал целовать все более глубоко и пылко, все нежнее и дольше. Я услышала тихий стон и отстраненно поняла, что это мой собственный. Не отпускай меня. Пожалуйста, еще!.. Мне было мало. Я хотела больше. Не знала, чего именно – только чтобы он никогда, никогда не отпускал меня…
Но Том остановился. Обхватив меня за талию, он провел губами по моей шее (все внутри у меня сладко заныло) и прошептал на ухо:
- Пока можешь, лучше беги от меня, Гретта из Гленнароха. В следующий раз я поцелуями не обойдусь.
Глава 6
Так пусть же у твоих дверей
Гроза убьет меня.
Следующая наша встреча с Томом должна была состояться у него. Я пообещала, что приду к нему в сторожку. Разумеется, тайно и под покровом темноты: заявиться вот так к мужчине, чтобы остаться с ним наедине, не то, что для дочери вождя – для любой девушки было бы неслыханно.
Но как раз перед вечером, на который мы условились, в замке все полетело вверх дном. Отец вернулся раньше, чем собирался, насквозь больной, и слег в лихорадке – не то подцепил заразу, не то простудился где-то в пути. У Рейны, продолжавшей сходить с ума насчет предстоящего визита господина Дэвина, хватило бесстыдства заявиться к нему в спальню и потребовать денег: ей, видите ли, не в чем предстать перед женихом и необходимо ехать в город, чтобы купить там тканей и пошить новые платья. Отец не отказал ей, видимо, лишь для того, чтоб отвязалась; взяв деньги и несколько слуг, Рейна отбыла из Гленнароха. Таким образом, мы лишились нескольких людей, и Шемми тоже не было – за некоторое время до того отец прислал письмо, в котором отрядил его с поручениями в столицу.
Так что вызывать лекаря, покупать снадобья и ухаживать за отцом пришлось мне, сменяясь со служанками, у которых и самих было полно забот. Отец заболел серьезно, и лекарь даже опасался худшего, но обошлось. Я вытирала пот с его лба, давала лекарства – строго по часам, как велел лекарь; кормила и поила его, вместе со служанками поднимала, чтобы вывести по надобности, дежурила ночами у его постели.
И все это время ждала Тома. Что он подумал, когда я не пришла? Что я бросила его? Что испугалась? Застыдилась и передумала?.. Но он не приходил, чтобы спросить меня об этом. Через несколько дней, когда отцу стало лучше и я смогла оставить его на служанку, я отправилась к Тому сама.
