- Погодите!
Он – как не слышит. Ведет и ведет. Направо, налево, через мостик, между домами…
- Постойте!
Мы остановились в узком тупичке, куда сквозь вьющиеся растения едва проникал солнечный свет. Обливаясь потом, я схватилась за бока, силясь вдохнуть как следует, но корсет стальной хваткой давил на живот, на ребра. Тошнота подступила к горлу, в глазах стало темнеть. Я уперлась рукой в стену и принялась шарить рукой за спиной, чувствуя, как неумолимо приближается обморок. Замочек все это время крутился возле меня, встревоженно спрашивая, что со мной такое.
- Корсет, - прохрипела я.
- Чего?
- Там… на спине… завязки… корсет.
И рукой ему показываю. Сама не могу нащупать, вот-вот грохнусь. Наконец он сообразил, дернул за веревочки и немного распустил шнуровку. Я привалилась к стене, глотая воздух, как спасенный утопленник.
Кумо помахал передо мной ладошкой и нерешительно похлопал по щекам. Надо мной нависло его обеспокоенное лицо.
- Ты как?
Я глубоко подышала. Ох, и немного ослабил, а насколько легче. Снять бы этот дурацкий корсет да зашвырнуть подальше. Одна докука.
- Лучше. Благодарю.
Я вздохнула еще пару раз, приходя в себя, и выпрямилась. Оправила платье.
- Прошу прощения. Слушаю вас, ваше величество.
Он непонимающе смотрел на меня.
- Вы что-то сказать мне хотели, - напомнила я.
- А! Да. Ты в самом деле здорова? Все хорошо? – уточнил Кумо.
- Угу.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Что ты вчера слышала?
Я торопиться с ответом не стала. Юбки отряхнула, прическу потрогала, вырез подтянула, а то уж больно вниз платье съехало, бантики проверила, все ли на месте, и только потом спросила:
- Что вы имеете в виду?
Замочек скрестил руки на груди и посмотрел строго:
- Сама знаешь.
Я заерзала.
- Ничего я не слышала. Точнее слышала, но не поняла. Вы ж на своем говорили. Откуда мне знать, о чем собачились… спорили, то есть.
- И откуда знаешь, что спорили? – спокойно поинтересовался Кумо.
Я заерзала еще сильнее. Он одернул меня.
- Прекрати.
Я переживала и поэтому вместо ерзания принялась крутить пальцы.
- Слышно было. По голосам.
- Говорила кому-то, что видела?
Я помотала головой.
- Вот и хорошо. И не говори.
И развернулся, чтобы уходить. Ну уж нет. Так просто ты от меня не отделаешься.
- О чем вы разговаривали с О Цзынь? – спросила я ему в спину.
Кумо повернулся.
- Ни о чем особенном, - сказал спокойно. – Ей не понравилось, что подавали на стол. Я убеждал, что это старинные чиньяньские кушанья, который должен попробовать каждый, кто интересуется нашей историей и культурой.
Настала моя очередь скрещивать руки на груди и прищуриваться.
- Тогда не будет большой беды, если я расскажу об этом? – невинно поинтересовалась я.
Кумо поджал губы и промолчал.
- Вы ведь выгоните меня, правда? – безнадежно спросила я. – Завтра же Со Фу объявит, что я не прошла испытания, и меня отправят домой.
- И что, если так?
- Тогда я все разболтаю! – выпалила я. – Прямо сейчас всем расскажу! Вы еще ничего не успеете сделать, а все будут знать.
Он пожал плечами.
- Ну а я скажу, что ты врешь. Тебе никто не поверит.
- Тут все врут. Каждый день. Все ваши испытания – одно сплошное вранье. А потому если и не поверят, то задумаются. И зададутся вопросом: какая связь между О Цзынь и… императором. Которого, как предполагается, она только вчера увидела.
- Ну и что?
- А то, что полетит ваше «честное» испытание к лешему.
Замочек постоял, раскачиваясь с носка на пятку, и спросил:
- Чего тебе надо?
- Пообещайте, что не выгоните меня. Я буду молчать. Честное слово! Клянусь… клянусь тем, для чего я сюда приехала.
Он ухмыльнулся.
- Так хочешь замуж за императора?
- Может да, а может, нет, - неопределенно сказала я. – Я знаю, что у вас с О Цзынь… ну, что-то есть. Не знаю что, но…. Это было слышно по тому, как вы… разговаривали. Вы давно друг друга знаете. А на людях делаете вид, будто едва знакомы. Стало быть, вам есть что скрывать.
Кумо бросил на меня быстрый взгляд, в синих глазах полыхнуло что-то, но он на это ничего не ответил, а вместо того спросил:
- И все? Просто не выгонять?
Я поразмыслила мгновение и выпалила:
- Покажите мне, где делают приблуды!
Этого он, похоже, не ожидал. Поднял брови, вытаращил глаза.
- Что?!
- Приблуды, - повторила я. – Хочу посмотреть, где их делают и как.
- Зачем тебе это? – удивленно спросил Кумо. – Я думал, девушки не интересуются приблудами.
- Ну а я вот страсть как интересуюсь.
Кумо покачал головой.
- Ты и впрямь считаешь, что тебе доверят секреты наших приблуд?
- Ну а что такого? Я же просто поглядеть. Покажете, а?..
Замочек испытующе посмотрел на меня.
- А если я не соглашусь?
- Значит, все то время, что мне здесь осталось, о том, что видела, стану орать как резаная.
- Так я же тебя выгнать могу.
- Ничего. Поору, сколько успею.
Помолчал.
- Хорошо. Я подумаю.
- Подумаете?
- Подумаю. Ничего не могу обещать.
- Но я покамест тут останусь, - уточнила я. – Не выгоните.
- Сделаю, что смогу.
- Что это значит?
- Я сказал, сделаю что смогу, чтобы ты осталась, - заявил Кумо. – Сам тебя не стану выгонять. Но если провалишься на испытаниях – отправишься восвояси. Это честно.
Я вздохнула с облегчением.
- Обещаете?
- Сказал же.
- А приблуды?
- Посмотрим. А ты пообещай, что будешь молчать.
Мы кивнули и даже почти улыбнулись друг другу, и впервые за долгое время я выдохнула. Возможность была призрачная, но хоть что-то нащупать мне удалось. Император он или нет, а уж у него точно больше, чем у меня, способов пробраться в мастерскую. Может, уговорит Камичиро, коли сам им не является.
- Пошли, - сказал Кумо и легонько подтолкнул меня. – А то начнут шептаться.
Я понятия не имела, где мы находимся, и с готовностью засеменила следом. Близился полдень, и, вывернув из-за угла, мы наткнулись прямо на толпу невест, направлявшихся на обед, а также – на императоров.
Кумо невозмутимо всем кивнул и пошел своим путем, я же, сколь хватило присутствия духа, последовала его примеру. Никто ничего не сказал, но взгляды жгли мне спину. Полуоткрытую, как сообразила я только теперь, ведь Замочек расшнуровал мне корсет, а обратно зашнуровать мы забыли.
Шагая на деревянных ногах к невестину дворцу, я начинала понимать, как все выглядит со стороны. Сначала на крыше обжималась с Текки. То есть это он обжимал меня, но кого волнуют такие мелочи. Сразу же после этого исчезла в обществе Кумо и появилась в распахнутом платье. И видели это все, а кто не видел – тому передадут, уж будьте уверены. И пойдет молва: Малинка со всеми императорами поочередно по углам тискается.
Ой-ёй.
Тесто зашипело, растекаясь по сковороде. Заклокотало, запузырилось. По кухне пошел славный запах. Я поставила на огонь вторую сковородку и принялась нарезать яблоки. Обжарю их так, чтобы стали золотистыми и мягкими, перемешаю с медком и сделаю начинку. И наконец поем по-человечески.
Чтобы угомонить мятущиеся мысли, нет ничего лучше домашней работы. Это признает даже моя мать, не особая любительница хлопотать по хозяйству. Когда метешь пол, моешь посуду, стираешь или стряпаешь, мало-помалу тучи в голове развеиваются сами собой, и из-за них выглядывает ясное солнышко. Если тебя одолевает страх, гнетет тяжкое бремя, снедает беспокойство, порой даже не поймешь отчего, обратись к доброму труду, как к надежному другу. Он никогда не подводит. Сам по себе он ничего не исправит, но поможет развеять печаль, а гнетущие думы перестанут бурлить, подобно талым водам, и потекут спокойнее и ровнее.
Напевая себе под нос, я пекла блины в тиши уснувшего дворца, на пустой и безлюдной в полночный час кухне, и впервые с тех пор, как нога моя ступила на землю Чиньяня, была безмятежна и счастлива. Никто не подсовывал мне под нос червей пряного посола, куриных лапок или свиных шкурок, пережаренных до черноты и хруста. Не было рядом ни одного из тех, кого надо называть «ваше величество», а также тех, кого следует остерегаться – вражин и соперниц. Никто не сверлил меня злобным взглядом, никто не хитрил со мной и не домогался меня. Не обременяли громадные юбки, не давил на ребра корсет, голова не чесалась от бесчисленных заколок и кос, тяжеленные серьги не оттягивали мочки, да и лицо без краски задышало. Одетая в свою белолесскую рубаху (выстиранную, спасибо невольницам), с небрежно заплетенной косой, я мурлыкала песенки и с радостью наблюдала, как растет на блюде горка золотистых кружевных блинов.
Вернувшись к себе после беседы с Замочком, я собиралась переодеться и пойти поесть, но, выпутавшись из платья, рухнула в постель и уснула, едва донеся голову до подушки. Так и продрыхла до глубокого вечера, столь глубоко и сладко, что, очнувшись, не сразу поняла, где я и что со мной. В покоях царила тьма, дворец безмолствовал, погруженный в ночную дрему. Я долго лежала, приходя в себя – сначала блаженствуя оттого, что наконец выспалась, а затем с каждым мгновением все сильнее ощущая алчущую пустоту в животе. Вот смех. Кто б мог подумать, что я стану голодать в гостях у чиньяньского императора. Расскажу ребятам, животики надорвут. Поразмышляв, что же делать, я встала и поплелась на кухню. Люди же эти чиньяньские или нет? Яйца, мука, молоко – как не найтись такому?
И к вящему облегчению, все это я обнаружила: и яйца, и муку, и кислое молоко, которое еще не успели испортить непонятными добавками, да и прочее, что требовалось для самого простого блинного теста. Развела огонь, достала сковородки. В кладовой нашла мед и яблоки. Не сразу, но приладилась к утвари, принялась печь блины, и не было предела моему умиротворению. Одна, в тишине, никого не надо опасаться, ни перед кем прикидываться – это ли не счастье?
Но, как в песне поется, «недолго дева ликовала, недолго длилось торжество». Не успела я напечь и десятка блинчиков, как на кухню заглянул Веточка. Он был полностью одет и держал в руках листки и уголь для рисования. Длинные русые волосы Веточки частично были заколоты на макушке в гульку, а частично красиво ниспадали по плечам и спине.
- Чего не спишь? – спросил Ами и, подойдя ко мне, с любопытством поглядел на сковородку.
- Проголодалась, ваше величество, - ответила я. – Хотите блинчик?
Веточка смешно покривил свою свежую мордашку и сказал его не вашевеличкать, но если хочу, я могу называть его теншин (братец): так девушки в Чиньяне обращаются к молодому человеку, если испытывают к нему уважение и теплые чувства. И – нет, спасибо, он не голоден, а вот со мной, если я не против, посидит, а то ему не спится, а одному скучно.
Я сказала, что не против, конечно, и вернулась к своему занятию. На кухне вновь воцарилась тишина, прерываемая лишь шипением теста и шворканьем поварешек. Веточка не мешал, знай сидел себе, калякал что-то, и я почти забыла о его присутствии и вновь размечталась о том, как сейчас допеку и…
…и в дверь просунулся любопытный нос Золотка. Из-под расшитого шелкового халатика длиной до шиколоток торчали босые ноги. Кроме тела, под халатиком, очевидно, более ничего не было. Медок прошлепал ко мне, цапнул блин и съел в один присест, глядя на меня наглыми желтыми зенками.
- Это что еще такое? – возмутилась я.
- Вкусно! – сказал Медок и мгновенно слопал еще один.
Опомнившись, я хлопнула его по руке.
- Эй! Я себе пеку!
- Из императорских припасов, - наставительно заметил Золотко, и еще один блин исчез в его ненасытной утробе.
- А ну! – я замахнулась на него поварешкой.
- Деретесь? – обрадовался незаметно проскользнувший на кухню Огонек. Вслед за ним просочились Воруйка, Брунгильда и сонная Зухра. Первые трое доложились, что играли в фуй-плюнь («Я тебе потом объясню», - пробасила Брунгильда). Зухра же молча села, сверля меня злобным взглядом. Спала бы. И чего пришла?
Я ей так и сказала:
- Спала бы, - говорю, - чего пришла?
- Запах. По всему дворцу тянет, - объяснил Хоно, и мне пришлось дать и ему по загребущей клешне.
Я встала перед всей честной компанией с поварешкой наперевес и спросила:
- Блины все будут?
Они радостно закивали. Веточка тоже кивнул, не отрываясь от своих листков.
- Тогда вы, - я указала на императоров, - сидите и ждите, пока не закончу. А вы, - это относилось к Брунгильде и Зухре, - будете мне помогать.
Зухре я растолковала, как сделать тесто, а Брунгильде поручила заняться яблоками. Если вторая справилась сносно, то первая, несмотря на подробные указания, предъявила мне нечто серое и комковатое.
- Ты чего сделала, - сказала я Зухре. – Я ж все объяснила. Как можно было испортить?
- Бултух, - ответила Зухра. – Тувармай пахчар абырдылх.
- Говорит, не благороднорожденной это дело, стряпней морочиться, - перевела Брунгильда, отбирая у бестолковой чан с тестом. – У нее в доме этим прислуга занимается.
Я фыркнула. Тоже еще, княжна выискалась. Зухра вернулась за стол, а мы принялись за дело.
Долго ли, коротко ли, а наконец блины были готовы. Несколько штучек я припрятала, остальное же подала на стол. Все стали есть да нахваливать. Даже Веточка попробовал и сказал, что ему нравится.
Наворачивая блины, я поглядывала на императоров, которые вели себя сейчас совсем не по-императорски. Где невозмутимые лица, важный вид, безмятежные взоры? Ржали как кони, облизывали жирные пальцы и лопали так, что за ушами трещало. Я ела и думала: ну и что, что косы, сережки да шелковые одежки. Такие ж парни, как все. Ну а что. Ведь если задуматься: и правда, почему девкам можно наряжаться, а парням нельзя? Вот до чего дошла в заграницах.
В разгар трапезы заявился Ворон, который выдал, что мы, дескать, его разбудили. Ага, ври больше. Будто я не знаю, сколько ходу от нашего дворца до императорского. Небось сам шлялся среди ночи, да и пришел на голоса.
- Смотри, она еще и готовить умеет, - сказал про меня, когда понял, в чем дело. Тоже отведал блинчиков, снизошел. Да так аккуратно. Все прочие с липкими пальцами, в масле – он один, будто ни к чему и не притрагивался. Лишь облизнулся острым розовым язычком, точно кот. Пальцы чистые, волосы гладкие, будто нарочно причесался прежде, чем к нам зайти, и сияет свежестью. Поел, подбородоком в кулачок уперся и давай меня разглядывать, будто впервые увидел.
Заметил:
- Не стоит только забывать, что ты не служанка. Когда императрицей станешь, тоже будешь на кухне хлопотать?
- Понадобится – и буду, - буркнула я и встала посуду помыть.
Стали расходиться. Первыми попрощались Брунгильда с Зухрой, поблагодарили за угощение (Брунгильда за двоих, конечно, та опять чего-то бырмыкнула). Я только взялась за вторую сковородку, как подошел Ворон, отобрал ее и отставил.
- Хватит на сегодня, наработалась, - сказал как отрезал, схватил за руку и увел. Вот так просто, прямо на глазах у всех. Завел за угол, прижал к стенке и как давай целовать, я от неожиданности и пикнуть не успела. Услышала, как выходят из кухни и разговаривают Огонек с Медком и Веточкой, а еще мгновение спустя мимо нас прошел Тайо. Посмотрел как-то странно, и не то чтобы осуждающе, вроде как просто взглядом скользнул – но так мне стало стыдно, неловко: и из-за того, что он нас застал, и потому, что мог подумать, будто я сама согласилась, и еще из-за того, что я не знала, как себя вести, как дать отпор Ворону.
Он – как не слышит. Ведет и ведет. Направо, налево, через мостик, между домами…
- Постойте!
Мы остановились в узком тупичке, куда сквозь вьющиеся растения едва проникал солнечный свет. Обливаясь потом, я схватилась за бока, силясь вдохнуть как следует, но корсет стальной хваткой давил на живот, на ребра. Тошнота подступила к горлу, в глазах стало темнеть. Я уперлась рукой в стену и принялась шарить рукой за спиной, чувствуя, как неумолимо приближается обморок. Замочек все это время крутился возле меня, встревоженно спрашивая, что со мной такое.
- Корсет, - прохрипела я.
- Чего?
- Там… на спине… завязки… корсет.
И рукой ему показываю. Сама не могу нащупать, вот-вот грохнусь. Наконец он сообразил, дернул за веревочки и немного распустил шнуровку. Я привалилась к стене, глотая воздух, как спасенный утопленник.
Кумо помахал передо мной ладошкой и нерешительно похлопал по щекам. Надо мной нависло его обеспокоенное лицо.
- Ты как?
Я глубоко подышала. Ох, и немного ослабил, а насколько легче. Снять бы этот дурацкий корсет да зашвырнуть подальше. Одна докука.
- Лучше. Благодарю.
Я вздохнула еще пару раз, приходя в себя, и выпрямилась. Оправила платье.
- Прошу прощения. Слушаю вас, ваше величество.
Он непонимающе смотрел на меня.
- Вы что-то сказать мне хотели, - напомнила я.
- А! Да. Ты в самом деле здорова? Все хорошо? – уточнил Кумо.
- Угу.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Что ты вчера слышала?
Я торопиться с ответом не стала. Юбки отряхнула, прическу потрогала, вырез подтянула, а то уж больно вниз платье съехало, бантики проверила, все ли на месте, и только потом спросила:
- Что вы имеете в виду?
Замочек скрестил руки на груди и посмотрел строго:
- Сама знаешь.
Я заерзала.
- Ничего я не слышала. Точнее слышала, но не поняла. Вы ж на своем говорили. Откуда мне знать, о чем собачились… спорили, то есть.
- И откуда знаешь, что спорили? – спокойно поинтересовался Кумо.
Я заерзала еще сильнее. Он одернул меня.
- Прекрати.
Я переживала и поэтому вместо ерзания принялась крутить пальцы.
- Слышно было. По голосам.
- Говорила кому-то, что видела?
Я помотала головой.
- Вот и хорошо. И не говори.
И развернулся, чтобы уходить. Ну уж нет. Так просто ты от меня не отделаешься.
- О чем вы разговаривали с О Цзынь? – спросила я ему в спину.
Кумо повернулся.
- Ни о чем особенном, - сказал спокойно. – Ей не понравилось, что подавали на стол. Я убеждал, что это старинные чиньяньские кушанья, который должен попробовать каждый, кто интересуется нашей историей и культурой.
Настала моя очередь скрещивать руки на груди и прищуриваться.
- Тогда не будет большой беды, если я расскажу об этом? – невинно поинтересовалась я.
Кумо поджал губы и промолчал.
- Вы ведь выгоните меня, правда? – безнадежно спросила я. – Завтра же Со Фу объявит, что я не прошла испытания, и меня отправят домой.
- И что, если так?
- Тогда я все разболтаю! – выпалила я. – Прямо сейчас всем расскажу! Вы еще ничего не успеете сделать, а все будут знать.
Он пожал плечами.
- Ну а я скажу, что ты врешь. Тебе никто не поверит.
- Тут все врут. Каждый день. Все ваши испытания – одно сплошное вранье. А потому если и не поверят, то задумаются. И зададутся вопросом: какая связь между О Цзынь и… императором. Которого, как предполагается, она только вчера увидела.
- Ну и что?
- А то, что полетит ваше «честное» испытание к лешему.
Замочек постоял, раскачиваясь с носка на пятку, и спросил:
- Чего тебе надо?
- Пообещайте, что не выгоните меня. Я буду молчать. Честное слово! Клянусь… клянусь тем, для чего я сюда приехала.
Он ухмыльнулся.
- Так хочешь замуж за императора?
- Может да, а может, нет, - неопределенно сказала я. – Я знаю, что у вас с О Цзынь… ну, что-то есть. Не знаю что, но…. Это было слышно по тому, как вы… разговаривали. Вы давно друг друга знаете. А на людях делаете вид, будто едва знакомы. Стало быть, вам есть что скрывать.
Кумо бросил на меня быстрый взгляд, в синих глазах полыхнуло что-то, но он на это ничего не ответил, а вместо того спросил:
- И все? Просто не выгонять?
Я поразмыслила мгновение и выпалила:
- Покажите мне, где делают приблуды!
Этого он, похоже, не ожидал. Поднял брови, вытаращил глаза.
- Что?!
- Приблуды, - повторила я. – Хочу посмотреть, где их делают и как.
- Зачем тебе это? – удивленно спросил Кумо. – Я думал, девушки не интересуются приблудами.
- Ну а я вот страсть как интересуюсь.
Кумо покачал головой.
- Ты и впрямь считаешь, что тебе доверят секреты наших приблуд?
- Ну а что такого? Я же просто поглядеть. Покажете, а?..
Замочек испытующе посмотрел на меня.
- А если я не соглашусь?
- Значит, все то время, что мне здесь осталось, о том, что видела, стану орать как резаная.
- Так я же тебя выгнать могу.
- Ничего. Поору, сколько успею.
Помолчал.
- Хорошо. Я подумаю.
- Подумаете?
- Подумаю. Ничего не могу обещать.
- Но я покамест тут останусь, - уточнила я. – Не выгоните.
- Сделаю, что смогу.
- Что это значит?
- Я сказал, сделаю что смогу, чтобы ты осталась, - заявил Кумо. – Сам тебя не стану выгонять. Но если провалишься на испытаниях – отправишься восвояси. Это честно.
Я вздохнула с облегчением.
- Обещаете?
- Сказал же.
- А приблуды?
- Посмотрим. А ты пообещай, что будешь молчать.
Мы кивнули и даже почти улыбнулись друг другу, и впервые за долгое время я выдохнула. Возможность была призрачная, но хоть что-то нащупать мне удалось. Император он или нет, а уж у него точно больше, чем у меня, способов пробраться в мастерскую. Может, уговорит Камичиро, коли сам им не является.
- Пошли, - сказал Кумо и легонько подтолкнул меня. – А то начнут шептаться.
Я понятия не имела, где мы находимся, и с готовностью засеменила следом. Близился полдень, и, вывернув из-за угла, мы наткнулись прямо на толпу невест, направлявшихся на обед, а также – на императоров.
Кумо невозмутимо всем кивнул и пошел своим путем, я же, сколь хватило присутствия духа, последовала его примеру. Никто ничего не сказал, но взгляды жгли мне спину. Полуоткрытую, как сообразила я только теперь, ведь Замочек расшнуровал мне корсет, а обратно зашнуровать мы забыли.
Шагая на деревянных ногах к невестину дворцу, я начинала понимать, как все выглядит со стороны. Сначала на крыше обжималась с Текки. То есть это он обжимал меня, но кого волнуют такие мелочи. Сразу же после этого исчезла в обществе Кумо и появилась в распахнутом платье. И видели это все, а кто не видел – тому передадут, уж будьте уверены. И пойдет молва: Малинка со всеми императорами поочередно по углам тискается.
Ой-ёй.
Глава 11
Тесто зашипело, растекаясь по сковороде. Заклокотало, запузырилось. По кухне пошел славный запах. Я поставила на огонь вторую сковородку и принялась нарезать яблоки. Обжарю их так, чтобы стали золотистыми и мягкими, перемешаю с медком и сделаю начинку. И наконец поем по-человечески.
Чтобы угомонить мятущиеся мысли, нет ничего лучше домашней работы. Это признает даже моя мать, не особая любительница хлопотать по хозяйству. Когда метешь пол, моешь посуду, стираешь или стряпаешь, мало-помалу тучи в голове развеиваются сами собой, и из-за них выглядывает ясное солнышко. Если тебя одолевает страх, гнетет тяжкое бремя, снедает беспокойство, порой даже не поймешь отчего, обратись к доброму труду, как к надежному другу. Он никогда не подводит. Сам по себе он ничего не исправит, но поможет развеять печаль, а гнетущие думы перестанут бурлить, подобно талым водам, и потекут спокойнее и ровнее.
Напевая себе под нос, я пекла блины в тиши уснувшего дворца, на пустой и безлюдной в полночный час кухне, и впервые с тех пор, как нога моя ступила на землю Чиньяня, была безмятежна и счастлива. Никто не подсовывал мне под нос червей пряного посола, куриных лапок или свиных шкурок, пережаренных до черноты и хруста. Не было рядом ни одного из тех, кого надо называть «ваше величество», а также тех, кого следует остерегаться – вражин и соперниц. Никто не сверлил меня злобным взглядом, никто не хитрил со мной и не домогался меня. Не обременяли громадные юбки, не давил на ребра корсет, голова не чесалась от бесчисленных заколок и кос, тяжеленные серьги не оттягивали мочки, да и лицо без краски задышало. Одетая в свою белолесскую рубаху (выстиранную, спасибо невольницам), с небрежно заплетенной косой, я мурлыкала песенки и с радостью наблюдала, как растет на блюде горка золотистых кружевных блинов.
Вернувшись к себе после беседы с Замочком, я собиралась переодеться и пойти поесть, но, выпутавшись из платья, рухнула в постель и уснула, едва донеся голову до подушки. Так и продрыхла до глубокого вечера, столь глубоко и сладко, что, очнувшись, не сразу поняла, где я и что со мной. В покоях царила тьма, дворец безмолствовал, погруженный в ночную дрему. Я долго лежала, приходя в себя – сначала блаженствуя оттого, что наконец выспалась, а затем с каждым мгновением все сильнее ощущая алчущую пустоту в животе. Вот смех. Кто б мог подумать, что я стану голодать в гостях у чиньяньского императора. Расскажу ребятам, животики надорвут. Поразмышляв, что же делать, я встала и поплелась на кухню. Люди же эти чиньяньские или нет? Яйца, мука, молоко – как не найтись такому?
И к вящему облегчению, все это я обнаружила: и яйца, и муку, и кислое молоко, которое еще не успели испортить непонятными добавками, да и прочее, что требовалось для самого простого блинного теста. Развела огонь, достала сковородки. В кладовой нашла мед и яблоки. Не сразу, но приладилась к утвари, принялась печь блины, и не было предела моему умиротворению. Одна, в тишине, никого не надо опасаться, ни перед кем прикидываться – это ли не счастье?
Но, как в песне поется, «недолго дева ликовала, недолго длилось торжество». Не успела я напечь и десятка блинчиков, как на кухню заглянул Веточка. Он был полностью одет и держал в руках листки и уголь для рисования. Длинные русые волосы Веточки частично были заколоты на макушке в гульку, а частично красиво ниспадали по плечам и спине.
- Чего не спишь? – спросил Ами и, подойдя ко мне, с любопытством поглядел на сковородку.
- Проголодалась, ваше величество, - ответила я. – Хотите блинчик?
Веточка смешно покривил свою свежую мордашку и сказал его не вашевеличкать, но если хочу, я могу называть его теншин (братец): так девушки в Чиньяне обращаются к молодому человеку, если испытывают к нему уважение и теплые чувства. И – нет, спасибо, он не голоден, а вот со мной, если я не против, посидит, а то ему не спится, а одному скучно.
Я сказала, что не против, конечно, и вернулась к своему занятию. На кухне вновь воцарилась тишина, прерываемая лишь шипением теста и шворканьем поварешек. Веточка не мешал, знай сидел себе, калякал что-то, и я почти забыла о его присутствии и вновь размечталась о том, как сейчас допеку и…
…и в дверь просунулся любопытный нос Золотка. Из-под расшитого шелкового халатика длиной до шиколоток торчали босые ноги. Кроме тела, под халатиком, очевидно, более ничего не было. Медок прошлепал ко мне, цапнул блин и съел в один присест, глядя на меня наглыми желтыми зенками.
- Это что еще такое? – возмутилась я.
- Вкусно! – сказал Медок и мгновенно слопал еще один.
Опомнившись, я хлопнула его по руке.
- Эй! Я себе пеку!
- Из императорских припасов, - наставительно заметил Золотко, и еще один блин исчез в его ненасытной утробе.
- А ну! – я замахнулась на него поварешкой.
- Деретесь? – обрадовался незаметно проскользнувший на кухню Огонек. Вслед за ним просочились Воруйка, Брунгильда и сонная Зухра. Первые трое доложились, что играли в фуй-плюнь («Я тебе потом объясню», - пробасила Брунгильда). Зухра же молча села, сверля меня злобным взглядом. Спала бы. И чего пришла?
Я ей так и сказала:
- Спала бы, - говорю, - чего пришла?
- Запах. По всему дворцу тянет, - объяснил Хоно, и мне пришлось дать и ему по загребущей клешне.
Я встала перед всей честной компанией с поварешкой наперевес и спросила:
- Блины все будут?
Они радостно закивали. Веточка тоже кивнул, не отрываясь от своих листков.
- Тогда вы, - я указала на императоров, - сидите и ждите, пока не закончу. А вы, - это относилось к Брунгильде и Зухре, - будете мне помогать.
Зухре я растолковала, как сделать тесто, а Брунгильде поручила заняться яблоками. Если вторая справилась сносно, то первая, несмотря на подробные указания, предъявила мне нечто серое и комковатое.
- Ты чего сделала, - сказала я Зухре. – Я ж все объяснила. Как можно было испортить?
- Бултух, - ответила Зухра. – Тувармай пахчар абырдылх.
- Говорит, не благороднорожденной это дело, стряпней морочиться, - перевела Брунгильда, отбирая у бестолковой чан с тестом. – У нее в доме этим прислуга занимается.
Я фыркнула. Тоже еще, княжна выискалась. Зухра вернулась за стол, а мы принялись за дело.
Долго ли, коротко ли, а наконец блины были готовы. Несколько штучек я припрятала, остальное же подала на стол. Все стали есть да нахваливать. Даже Веточка попробовал и сказал, что ему нравится.
Наворачивая блины, я поглядывала на императоров, которые вели себя сейчас совсем не по-императорски. Где невозмутимые лица, важный вид, безмятежные взоры? Ржали как кони, облизывали жирные пальцы и лопали так, что за ушами трещало. Я ела и думала: ну и что, что косы, сережки да шелковые одежки. Такие ж парни, как все. Ну а что. Ведь если задуматься: и правда, почему девкам можно наряжаться, а парням нельзя? Вот до чего дошла в заграницах.
В разгар трапезы заявился Ворон, который выдал, что мы, дескать, его разбудили. Ага, ври больше. Будто я не знаю, сколько ходу от нашего дворца до императорского. Небось сам шлялся среди ночи, да и пришел на голоса.
- Смотри, она еще и готовить умеет, - сказал про меня, когда понял, в чем дело. Тоже отведал блинчиков, снизошел. Да так аккуратно. Все прочие с липкими пальцами, в масле – он один, будто ни к чему и не притрагивался. Лишь облизнулся острым розовым язычком, точно кот. Пальцы чистые, волосы гладкие, будто нарочно причесался прежде, чем к нам зайти, и сияет свежестью. Поел, подбородоком в кулачок уперся и давай меня разглядывать, будто впервые увидел.
Заметил:
- Не стоит только забывать, что ты не служанка. Когда императрицей станешь, тоже будешь на кухне хлопотать?
- Понадобится – и буду, - буркнула я и встала посуду помыть.
Стали расходиться. Первыми попрощались Брунгильда с Зухрой, поблагодарили за угощение (Брунгильда за двоих, конечно, та опять чего-то бырмыкнула). Я только взялась за вторую сковородку, как подошел Ворон, отобрал ее и отставил.
- Хватит на сегодня, наработалась, - сказал как отрезал, схватил за руку и увел. Вот так просто, прямо на глазах у всех. Завел за угол, прижал к стенке и как давай целовать, я от неожиданности и пикнуть не успела. Услышала, как выходят из кухни и разговаривают Огонек с Медком и Веточкой, а еще мгновение спустя мимо нас прошел Тайо. Посмотрел как-то странно, и не то чтобы осуждающе, вроде как просто взглядом скользнул – но так мне стало стыдно, неловко: и из-за того, что он нас застал, и потому, что мог подумать, будто я сама согласилась, и еще из-за того, что я не знала, как себя вести, как дать отпор Ворону.
