- Нет, Святой Отец, Вы меня не правильно поняли. – женщина медленно начала надевать перчатки, словно намереваясь сбежать. – Я не хочу прощаться с сыном, я хочу встретиться с ним. Я шла к этому долгие семнадцать лет и вот-вот наша встреча наступит!
- Вы хотите наложить на себя руки? – казалось, священник опасается услышать правду.
- Господь с вами! – женщина обиженно встрепенулась. – В этом мире, святой Отец. И в этой жизни. Мой сын не виноват в том, что оступился! Он заслуживает дожить свои годы в лучшем теле и лучшей жизнью! Джозеф осознал свою ошибку и хочет её исправить! А я в этом ему помогу.
- Каким образом, позвольте узнать? – женщина почувствовала на себе изучающий взгляд священника сквозь решетчатую перегородку.
- Ему надоело томиться в металлической урне. Я выбрала для него прекрасный сосуд. Мой Джозеф мог бы стать таким же целеустремлённым, харизматичным и успешным, если бы не его болезнь… Я точно не ошибусь, если выберу его! У моего сына будет всё то, к чему он стремился при жизни: квартира, работа и любящая женщина. А главное – жизнь! Жизнь, которая ждёт его. Я обещала подарить ему всё, пока жива на этом свете.
- Но Вы – не Господь Бог! – громко и строго произнёс священник, не в силах больше молчать. – Я не знаю, что Вы задумали, и как Вы собираетесь возвращать с того света своего сына, но знайте одно: церковь этого не одобряет.
- Святой Отец, но мне не нужно одобрение церкви. Одобрение моего сына для меня – это великое благо!
- Послушайте, если Вы приверженка секты или иной религии, в которой можно возвращать умершего человека, распоряжаться чужими судьбами, то зачем Вы пришли в католическую церковь?! – священник старался сохранять самообладание, но его голос начинал дрожать от негодования. Он явно не понимал намерений этой женщины.
- Святой Отец, мне страшно… - женщина глубоко вздохнула. - Страх меня привёл в церковь. И стыд. Я вовсе не сектантка и не поклоняюсь другой религии. Я просто хочу вернуть своего сына. Мне страшно от того, что может не получиться… И стыдно перед другим человеком, так как придётся принести его в жертву… Я разрываюсь между двух огней. Я не хочу быть чьим-то палачом! Я хочу снова чувствовать себя живой! Но сделает ли это меня счастливой по-настоящему?! Я не знаю…
- Принести в жертву человека во имя своих благ и быть счастливой, при этом, невозможно, дочь моя. Да будет тебе известно, что Боги не берут жертв людских! Если только это не сатанизм, шаманизм или язычество. А наша церковь против таких нехристианских религий! Если ты пришла в храм Господа Бога, то должна отречься от любых еретических взглядов, а тем более – действий! У тебя ещё есть шанс встать на правильный путь, одуматься! Я, слуга Господа, обязан тебе помочь. Начни с молитвы и мессы в нашем храме…
- Святой Отец, спасибо Вам, но я прожила семнадцать лет в молитвах и мессах, но боль моя не ушла, а наоборот - засела глубоко в моём сердце, как заноза. Это – моя первая и последняя исповедь. Я пришла сюда, чтобы быть честной перед Господом. И перед самой собой. Возможно, я сошла с ума и не ведаю, что творю, но я себе никогда не прощу, если не попробую это претворить в жизнь…
- Что «это»? Расскажи, что ты намереваешься сотворить, дочь моя?
Женщина замялась. Она явно сомневалась в том, стоит ли дальше продолжать этот разговор. Диалог со священнослужителем принял деструктивный поворот, и женщина начала чувствовать себя не в своей тарелке, словно пошатнулась её вера не только в себя, но и в своё психическое здоровье. Она заёрзала на твёрдой скамье и ослабила тугой воротничок своей блузы. Внутри ей стало душно и тесно, словно деревянные стены исповедальни начали медленно сужаться. Ещё немного и у неё начнётся приступ клаустрофобии.
- Святой Отец, прошу простить меня, я не уверена, что стоит продолжать…
- И всё-таки, я настаиваю. – настойчиво, но осторожно произнёс священник. – Да будет тебе известно, дочь моя, что в этих стенах я слышал такие откровения, от которых стынет в жилах кровь. Я слушал раскаянье убийц, бывших наркоманов, воров и сектантов. И каждый из них выходил из этих стен услышанным и освободившимся от тяжёлой ноши. Да, он не очистился от порока, но разделил его со мной, доверив мне свою тайну. А хранить тайны – это моя непосредственная обязанность. Конечно же, после прощения, данного мне по праву, самим Господом Богом. Страх – это лишь повод, не так ли? Главное, ради чего ты сюда пришла – раскаянье?
Женщина закусила нижнюю губу, чтобы не дать волю нахлынувшим эмоциям. Ей хотелось разрыдаться и убежать, как маленькой девочке, которую застукали за чем-то постыдным. Больше всего ей не хотелось, чтобы её считали сектанткой, убийцей или воровкой. Но ведь так оно и есть! Она намеревалась забрать чужую жизнь и отдать её своему сыну. Она хотела прибегнуть к чёрному обряду, которому научила её одна из её клиенток, с которой они сблизились настолько, что та доверила ей свои тайны и всю свою скорбь. Пожилая, но бодрая афроамериканка по имени Такеша была известной ворожеей в узких кругах Южного Бронкса. В её роду были чернокнижники, которые практиковали древнюю народную магию - Худу. Такеша невозмутимо выслушала историю своей швеи и так же невозмутимо намекнула, что знает способ, как вернуть его в этот мир. Поначалу, её предложение прозвучало дико и неправильно. Тогда, - растерянная женщина впервые пришла в церковь: она боялась, что может согласиться… Но каждый последующий день женщина ловила себя на мысли, что думает об этом всё чаще и чаще.
- Но за всё нужно платить, Такеша! Это чёрное колдовство! Какую страшную жертву принесу я?
- Нужно принести в жертву другого человека и забрать его непрожитые годы. Ты – только выиграешь!
- А что будет с этим человеком? Я его… убью?!
- Все бабы в панике становятся такими глупыми! Где ты услышала про убийство, женщина?! Души поменяются местами, и дух жертвы будет маяться вместо твоего сына. Это не простой обряд, он потребует от тебя много сил и храбрости, но я чую, что ты готова на это пойти ради своего сына. Тем более, он до сих пор с тобой!
- Я это чувствую…
- Ха, чувствует она! Да ты его держишь здесь крепче, чем я свою тёмную задницу в Алжирском квартале! Его душа мается здесь, поэтому ты должна его либо отпустить, либо впустить его в другое тело. Решай сама!
- Почему ты помогаешь мне, Такеша?
- У меня особые отношения со смертью, и я считаю своим долгом помочь этой не упокоенной душе. А ещё – мне нужна хорошая практика. Моё тело, как видишь, – не вечно! А моей душе покой совсееем не нужен…
- И как же мы найдём жертву?
- Мы? Дорогуша, жертву ты будешь искать сама, а мне нужно поберечь свои силы, если хочешь, чтобы всё прошло так, как мы обе хотим!
Когда из католического храма, неподалёку от Парамаунт-Плаза и театра Гершвина, выбежала растерянная белокурая женщина и затерялась в толпе туристов, то в исповедальне Святой Отец лишь покачал головой и прошептал: «Да простит Господь твою грешную душу».
«Ничего нет хуже,
чем когда твоя паранойя
оказывается хорошо
работающей интуицией» (с)
Русский анекдот
Виктория растерянно захлопала едва подкрашенными ресницами, - она явно не ожидала увидеть на своём пороге Кристофера в такую рань. Она выглядела так по-домашнему в хлопковом вафельном халате и пижамных брюках, спадающих на розовые тапочки. На её лице не было тяжёлого отпечатка сна.
- О, Кристофер, с добрым утром! Что-то стряслось?..
- Виктория, ради Бога простите, что без звонка. Я буквально на пару минут! – перебил её парень, медленно переступая порог. – Я по просьбе Рейчел! Мы не хотели беспокоить Вас поздним звонком вчера, я решил просто забежать перед работой…
- Я слушаю тебя, Крис… - Виктория всё ещё была озадачена, кутаясь в халат. – Что-то не так с платьем?
- Видите ли, моя девушка оказалось слишком любопытной! – Крис смущённо отвёл в сторону глаза, подбирая нужные слова. – Вчера вечером она решила померить свадебное платье подруги и…
- О Боги, Крис! – Виктория всплеснула руками и, зажмурившись, рассмеялась. – Она что, его порвала?!
Крис, с тяжёлым вздохом, вытащил платье из крафтового пакета, и сокрушённо констатировал:
- Разве что совсем чуть-чуть!
- Дай-ка я посмотрю… Так, мне нужны очки! Пойдём на свет, на кухню.
Когда они шли по коридору, Крис озирался по сторонам в поисках коробки, обитой фиолетовым бархатом. Они вошли на залитую рассветным солнце кухню, на которой их встретили ароматы кофе и тостов. Крис поймал себя на мысли, что даже не успел позавтракать. Когда он уходил, Рейчел мирно спала, не подозревая о пропаже платья Рози. Так же, она не подозревала об акте вандализма над этим сокровищем. Крису пришлось пойти на крайние меры ради визита к Ви. Муки совести его пока не настигли. Сейчас он жаждал отыскать импровизированный «гроб», в котором, бок о бок, ютились фотографии самых дорогих Виктории людей. Там он надеялся отыскать ключ от двери, на которой почти стёрлись цифры 68. Адреналин поддерживал его силы в этот ранний и напряжённый час.
- Здесь работы на полчаса максимум! – наконец, заключила Ви. – Рейчел хоть и оказалась любопытной девушкой, но пышна она в меру! Ты не откажешься от чашечки кофе, дорогой, пока я поработаю над этим курьёзом?
- От Вашего кофе я не откажусь никогда. – слукавил Крис. Он начинал чувствовать себя подонком. Он успел обмануть двух женщин этим утром. «Да-уж, хорошее начало дня» - заключил Кристофер. Но желание покончить раз и навсегда с жителем квартиры под номером 68 было сильнее стыда.
- Как у вас с Рейчел дела? – невзначай поинтересовалась Виктория, погружая в турку ложку с длинной ручкой, наполненной молотым кофе.
- Всё хорошо, готовимся к свадьбе друзей. – не сразу ответил Кристофер. Он судорожно искал пути, которые приведут его в коридор, а затем – в спальню Ви. Парень, наконец, заметил, что всё это время тряс правой ногой, как заведённый. Он осторожно положил руку себе на колено, чтобы унять дрожь. На вельветовых джинсах остался отпечаток взмокшей ладони.
- Не задумываешься ли ты о свадьбе, Крис? – вопрос застал юношу врасплох. На секунду он растерялся, но быстро вынырнул из потока своих мыслей.
- А что, это так очевидно?
- Я бы сказала, что это неизбежно. – Виктория обернулась на собеседника и заискивающе улыбнувшись, вернулась к турке с поднимающейся кофейной пенкой. – Для наблюдательной женщины моих лет, это очевидно. А для юной и, к тому же, влюблённой особы не столь очевидно, сколько желанно. Ты уже выбрал кольца?
Кристофер почти забыл, зачем сюда явился в столь ранний час. Виктория уже наливала бодрящий напиток в чашку перед его носом.
- Корицы, сливок, сахара? – женщина надела очки, висящие всё время на её груди, чтобы отыскать нужные баночки на кухонной полке.
- Секундочку, мэм… - Кристофер никак не мог собраться с мыслями и начать контролировать ситуацию. Он чувствовал себя слегка оглушённым произнесёнными Викторией словами. Его сердце начало учащённо биться. – Вы с Рейчел говорили на эту тему, ведь так?
- Рейчел сама заговорила со мной на эту тему. Я, в свою очередь, не посмела ей отказать в должном совете и лишь направила её желания в нужное русло.
- Какие желания?
- Женские секреты не для мужских ушей, Кристофер. – серьёзным тоном произнесла Виктория и строго посмотрела на парня поверх своих очков. – Вы слишком любопытны, юноша, лучше пейте Ваш утренний кофе.
- И всё же, мэм… - с улыбкой поинтересовался Кристофер, сгорая от любопытства.
- Я сказала лишь то, что мужчины всегда делают выбор, а женщины – принимают решение. И зачастую, именно последние являются хозяйками ситуации. Поверь, это утолило её женское любопытство.
- Что ж, чем же мне утолить своё мужское любопытство?.. – сокрушённо спросил Кристофер. Умом он понимал, что его вопрос окажется риторическим, но его сердце ожидало ответа.
- А тебе я скажу, что не столь важен выбор сам по себе, сколько то, отчего мы вынуждены отказаться в результате этого выбора. Подумай над этим, Крис.
- Устами женщины… - задумчиво и вполголоса начал парень и услышал уже за спиной:
- Говорит сам Господь. – громко закончила за ним Виктория и добавила, уже тише – Я пойду в гостиную, нужно приниматься за платье, пока невеста не обнаружила его пропажу.
Кристофер почувствовал кожей её улыбку, которую она бросила ему вслед. Или усмешку? Он так и не понял. Оставшись на кухне, парень ещё пару минут собирался с мыслями, обдумывая их разговор с Викторией. От напряжения и недосыпа прилично разболелась голова, а в горле пересохло. Пока Кристофер растирал себе виски кончиками пальцев и делал первые глотки кофе, в памяти всплыли слова Виктории: «Не столь важен выбор сам по себе, сколько то, отчего мы вынуждены отказаться в результате этого выбора». Кристофер задумался над ними: «Очень подходит к ситуации с её сыном. Он отказался от собственной жизни. Только ради чего? Что касается меня, то делая выбор в пользу женитьбы, я отказываюсь от холостяцкой жизни и всех её привилегий. Жить в Нью-Йорке и оставаться женатым – преступление. Но в Бруклине – ещё простительно. А из намёков Виктории теперь ясно, что у меня зелёный свет…» От раздумий Кристофера отвлёк мобильный, на которой пришло уведомление с почтового ящика. Он сразу вспомнил про время, и сердце снова набрало ход. Прислушавшись к тишине в коридоре, Крис осторожно поднялся из-за кухонного стола и глазами начал исследовать кухню на наличие фиолетовой коробки либо ключа. Затем, к поискам подключились руки. Он открывал ящики и старался бесшумно двигать посуду и заглядывать почти во все ёмкости с крупой и специями, зная, что его бабушка до сих пор хранит деньги и ключи в сыпучих продуктах. Кристофер предполагал, что Виктория отличалась от его престарелой родственницы лишь тем, что могла спрятать заветные ключи в более укромное место. Остановившись на минуту, парень снова почувствовал себя последним подонком: «Эта женщина относится ко мне со всей душой, чёрт возьми, почти как… к собственному сыну! Какого же будет её разочарование, когда она застукает меня за таким унизительным занятием на её кухне?!» Но время поджимало, и Крис осознавал, что через двадцать минут его песенка будет спета. И другого шанса, возможно, не будет. Он должен сделать выбор. И о последствиях он подумает уже потом.
- Мэм, мне так жаль, я облился кофе… Я такой неуклюжий, когда не высплюсь, простите.
- Ты не обжёгся? – женщина обеспокоенно осматривала тёмное пятно на голубой рубашке, на утреннем солнце похожее на кровь.
- Нет, кофе уже немного остыл… Позвольте, я воспользуюсь Вашей ванной?
- Конечно, Крис, в чём вопрос! Через спальню ты попадёшь как раз в ванную комнату, а я пока принесу чистую рубашку.
- Оу, это уже лишнее, я…
- Я настаиваю, Крис, я не отпущу тебя в грязной рубашке. Тем более пятно нужно застирать, а это займёт время. Я не допущу, чтобы ты опоздал из-за этого пустяка на работу.
- Уговорили. – сдался Крис. Быстрым шагом он направился к спальне, по пути расстегивая рубашку. Его глаза лихорадочно искали что-то фиолетовое, пока не наткнулись на фотографию белокурого и улыбающегося парня. Она стояла прямо у кровати, в белой винтажной рамке с ангелами. Сверху на ней висела серебряная цепочка с протестанским крестом.
- Вы хотите наложить на себя руки? – казалось, священник опасается услышать правду.
- Господь с вами! – женщина обиженно встрепенулась. – В этом мире, святой Отец. И в этой жизни. Мой сын не виноват в том, что оступился! Он заслуживает дожить свои годы в лучшем теле и лучшей жизнью! Джозеф осознал свою ошибку и хочет её исправить! А я в этом ему помогу.
- Каким образом, позвольте узнать? – женщина почувствовала на себе изучающий взгляд священника сквозь решетчатую перегородку.
- Ему надоело томиться в металлической урне. Я выбрала для него прекрасный сосуд. Мой Джозеф мог бы стать таким же целеустремлённым, харизматичным и успешным, если бы не его болезнь… Я точно не ошибусь, если выберу его! У моего сына будет всё то, к чему он стремился при жизни: квартира, работа и любящая женщина. А главное – жизнь! Жизнь, которая ждёт его. Я обещала подарить ему всё, пока жива на этом свете.
- Но Вы – не Господь Бог! – громко и строго произнёс священник, не в силах больше молчать. – Я не знаю, что Вы задумали, и как Вы собираетесь возвращать с того света своего сына, но знайте одно: церковь этого не одобряет.
- Святой Отец, но мне не нужно одобрение церкви. Одобрение моего сына для меня – это великое благо!
- Послушайте, если Вы приверженка секты или иной религии, в которой можно возвращать умершего человека, распоряжаться чужими судьбами, то зачем Вы пришли в католическую церковь?! – священник старался сохранять самообладание, но его голос начинал дрожать от негодования. Он явно не понимал намерений этой женщины.
- Святой Отец, мне страшно… - женщина глубоко вздохнула. - Страх меня привёл в церковь. И стыд. Я вовсе не сектантка и не поклоняюсь другой религии. Я просто хочу вернуть своего сына. Мне страшно от того, что может не получиться… И стыдно перед другим человеком, так как придётся принести его в жертву… Я разрываюсь между двух огней. Я не хочу быть чьим-то палачом! Я хочу снова чувствовать себя живой! Но сделает ли это меня счастливой по-настоящему?! Я не знаю…
- Принести в жертву человека во имя своих благ и быть счастливой, при этом, невозможно, дочь моя. Да будет тебе известно, что Боги не берут жертв людских! Если только это не сатанизм, шаманизм или язычество. А наша церковь против таких нехристианских религий! Если ты пришла в храм Господа Бога, то должна отречься от любых еретических взглядов, а тем более – действий! У тебя ещё есть шанс встать на правильный путь, одуматься! Я, слуга Господа, обязан тебе помочь. Начни с молитвы и мессы в нашем храме…
- Святой Отец, спасибо Вам, но я прожила семнадцать лет в молитвах и мессах, но боль моя не ушла, а наоборот - засела глубоко в моём сердце, как заноза. Это – моя первая и последняя исповедь. Я пришла сюда, чтобы быть честной перед Господом. И перед самой собой. Возможно, я сошла с ума и не ведаю, что творю, но я себе никогда не прощу, если не попробую это претворить в жизнь…
- Что «это»? Расскажи, что ты намереваешься сотворить, дочь моя?
Женщина замялась. Она явно сомневалась в том, стоит ли дальше продолжать этот разговор. Диалог со священнослужителем принял деструктивный поворот, и женщина начала чувствовать себя не в своей тарелке, словно пошатнулась её вера не только в себя, но и в своё психическое здоровье. Она заёрзала на твёрдой скамье и ослабила тугой воротничок своей блузы. Внутри ей стало душно и тесно, словно деревянные стены исповедальни начали медленно сужаться. Ещё немного и у неё начнётся приступ клаустрофобии.
- Святой Отец, прошу простить меня, я не уверена, что стоит продолжать…
- И всё-таки, я настаиваю. – настойчиво, но осторожно произнёс священник. – Да будет тебе известно, дочь моя, что в этих стенах я слышал такие откровения, от которых стынет в жилах кровь. Я слушал раскаянье убийц, бывших наркоманов, воров и сектантов. И каждый из них выходил из этих стен услышанным и освободившимся от тяжёлой ноши. Да, он не очистился от порока, но разделил его со мной, доверив мне свою тайну. А хранить тайны – это моя непосредственная обязанность. Конечно же, после прощения, данного мне по праву, самим Господом Богом. Страх – это лишь повод, не так ли? Главное, ради чего ты сюда пришла – раскаянье?
Женщина закусила нижнюю губу, чтобы не дать волю нахлынувшим эмоциям. Ей хотелось разрыдаться и убежать, как маленькой девочке, которую застукали за чем-то постыдным. Больше всего ей не хотелось, чтобы её считали сектанткой, убийцей или воровкой. Но ведь так оно и есть! Она намеревалась забрать чужую жизнь и отдать её своему сыну. Она хотела прибегнуть к чёрному обряду, которому научила её одна из её клиенток, с которой они сблизились настолько, что та доверила ей свои тайны и всю свою скорбь. Пожилая, но бодрая афроамериканка по имени Такеша была известной ворожеей в узких кругах Южного Бронкса. В её роду были чернокнижники, которые практиковали древнюю народную магию - Худу. Такеша невозмутимо выслушала историю своей швеи и так же невозмутимо намекнула, что знает способ, как вернуть его в этот мир. Поначалу, её предложение прозвучало дико и неправильно. Тогда, - растерянная женщина впервые пришла в церковь: она боялась, что может согласиться… Но каждый последующий день женщина ловила себя на мысли, что думает об этом всё чаще и чаще.
- Но за всё нужно платить, Такеша! Это чёрное колдовство! Какую страшную жертву принесу я?
- Нужно принести в жертву другого человека и забрать его непрожитые годы. Ты – только выиграешь!
- А что будет с этим человеком? Я его… убью?!
- Все бабы в панике становятся такими глупыми! Где ты услышала про убийство, женщина?! Души поменяются местами, и дух жертвы будет маяться вместо твоего сына. Это не простой обряд, он потребует от тебя много сил и храбрости, но я чую, что ты готова на это пойти ради своего сына. Тем более, он до сих пор с тобой!
- Я это чувствую…
- Ха, чувствует она! Да ты его держишь здесь крепче, чем я свою тёмную задницу в Алжирском квартале! Его душа мается здесь, поэтому ты должна его либо отпустить, либо впустить его в другое тело. Решай сама!
- Почему ты помогаешь мне, Такеша?
- У меня особые отношения со смертью, и я считаю своим долгом помочь этой не упокоенной душе. А ещё – мне нужна хорошая практика. Моё тело, как видишь, – не вечно! А моей душе покой совсееем не нужен…
- И как же мы найдём жертву?
- Мы? Дорогуша, жертву ты будешь искать сама, а мне нужно поберечь свои силы, если хочешь, чтобы всё прошло так, как мы обе хотим!
Когда из католического храма, неподалёку от Парамаунт-Плаза и театра Гершвина, выбежала растерянная белокурая женщина и затерялась в толпе туристов, то в исповедальне Святой Отец лишь покачал головой и прошептал: «Да простит Господь твою грешную душу».
Глава 10. «Я - больше не я»
«Ничего нет хуже,
чем когда твоя паранойя
оказывается хорошо
работающей интуицией» (с)
Русский анекдот
Виктория растерянно захлопала едва подкрашенными ресницами, - она явно не ожидала увидеть на своём пороге Кристофера в такую рань. Она выглядела так по-домашнему в хлопковом вафельном халате и пижамных брюках, спадающих на розовые тапочки. На её лице не было тяжёлого отпечатка сна.
- О, Кристофер, с добрым утром! Что-то стряслось?..
- Виктория, ради Бога простите, что без звонка. Я буквально на пару минут! – перебил её парень, медленно переступая порог. – Я по просьбе Рейчел! Мы не хотели беспокоить Вас поздним звонком вчера, я решил просто забежать перед работой…
- Я слушаю тебя, Крис… - Виктория всё ещё была озадачена, кутаясь в халат. – Что-то не так с платьем?
- Видите ли, моя девушка оказалось слишком любопытной! – Крис смущённо отвёл в сторону глаза, подбирая нужные слова. – Вчера вечером она решила померить свадебное платье подруги и…
- О Боги, Крис! – Виктория всплеснула руками и, зажмурившись, рассмеялась. – Она что, его порвала?!
Крис, с тяжёлым вздохом, вытащил платье из крафтового пакета, и сокрушённо констатировал:
- Разве что совсем чуть-чуть!
- Дай-ка я посмотрю… Так, мне нужны очки! Пойдём на свет, на кухню.
Когда они шли по коридору, Крис озирался по сторонам в поисках коробки, обитой фиолетовым бархатом. Они вошли на залитую рассветным солнце кухню, на которой их встретили ароматы кофе и тостов. Крис поймал себя на мысли, что даже не успел позавтракать. Когда он уходил, Рейчел мирно спала, не подозревая о пропаже платья Рози. Так же, она не подозревала об акте вандализма над этим сокровищем. Крису пришлось пойти на крайние меры ради визита к Ви. Муки совести его пока не настигли. Сейчас он жаждал отыскать импровизированный «гроб», в котором, бок о бок, ютились фотографии самых дорогих Виктории людей. Там он надеялся отыскать ключ от двери, на которой почти стёрлись цифры 68. Адреналин поддерживал его силы в этот ранний и напряжённый час.
- Здесь работы на полчаса максимум! – наконец, заключила Ви. – Рейчел хоть и оказалась любопытной девушкой, но пышна она в меру! Ты не откажешься от чашечки кофе, дорогой, пока я поработаю над этим курьёзом?
- От Вашего кофе я не откажусь никогда. – слукавил Крис. Он начинал чувствовать себя подонком. Он успел обмануть двух женщин этим утром. «Да-уж, хорошее начало дня» - заключил Кристофер. Но желание покончить раз и навсегда с жителем квартиры под номером 68 было сильнее стыда.
- Как у вас с Рейчел дела? – невзначай поинтересовалась Виктория, погружая в турку ложку с длинной ручкой, наполненной молотым кофе.
- Всё хорошо, готовимся к свадьбе друзей. – не сразу ответил Кристофер. Он судорожно искал пути, которые приведут его в коридор, а затем – в спальню Ви. Парень, наконец, заметил, что всё это время тряс правой ногой, как заведённый. Он осторожно положил руку себе на колено, чтобы унять дрожь. На вельветовых джинсах остался отпечаток взмокшей ладони.
- Не задумываешься ли ты о свадьбе, Крис? – вопрос застал юношу врасплох. На секунду он растерялся, но быстро вынырнул из потока своих мыслей.
- А что, это так очевидно?
- Я бы сказала, что это неизбежно. – Виктория обернулась на собеседника и заискивающе улыбнувшись, вернулась к турке с поднимающейся кофейной пенкой. – Для наблюдательной женщины моих лет, это очевидно. А для юной и, к тому же, влюблённой особы не столь очевидно, сколько желанно. Ты уже выбрал кольца?
Кристофер почти забыл, зачем сюда явился в столь ранний час. Виктория уже наливала бодрящий напиток в чашку перед его носом.
- Корицы, сливок, сахара? – женщина надела очки, висящие всё время на её груди, чтобы отыскать нужные баночки на кухонной полке.
- Секундочку, мэм… - Кристофер никак не мог собраться с мыслями и начать контролировать ситуацию. Он чувствовал себя слегка оглушённым произнесёнными Викторией словами. Его сердце начало учащённо биться. – Вы с Рейчел говорили на эту тему, ведь так?
- Рейчел сама заговорила со мной на эту тему. Я, в свою очередь, не посмела ей отказать в должном совете и лишь направила её желания в нужное русло.
- Какие желания?
- Женские секреты не для мужских ушей, Кристофер. – серьёзным тоном произнесла Виктория и строго посмотрела на парня поверх своих очков. – Вы слишком любопытны, юноша, лучше пейте Ваш утренний кофе.
- И всё же, мэм… - с улыбкой поинтересовался Кристофер, сгорая от любопытства.
- Я сказала лишь то, что мужчины всегда делают выбор, а женщины – принимают решение. И зачастую, именно последние являются хозяйками ситуации. Поверь, это утолило её женское любопытство.
- Что ж, чем же мне утолить своё мужское любопытство?.. – сокрушённо спросил Кристофер. Умом он понимал, что его вопрос окажется риторическим, но его сердце ожидало ответа.
- А тебе я скажу, что не столь важен выбор сам по себе, сколько то, отчего мы вынуждены отказаться в результате этого выбора. Подумай над этим, Крис.
- Устами женщины… - задумчиво и вполголоса начал парень и услышал уже за спиной:
- Говорит сам Господь. – громко закончила за ним Виктория и добавила, уже тише – Я пойду в гостиную, нужно приниматься за платье, пока невеста не обнаружила его пропажу.
Кристофер почувствовал кожей её улыбку, которую она бросила ему вслед. Или усмешку? Он так и не понял. Оставшись на кухне, парень ещё пару минут собирался с мыслями, обдумывая их разговор с Викторией. От напряжения и недосыпа прилично разболелась голова, а в горле пересохло. Пока Кристофер растирал себе виски кончиками пальцев и делал первые глотки кофе, в памяти всплыли слова Виктории: «Не столь важен выбор сам по себе, сколько то, отчего мы вынуждены отказаться в результате этого выбора». Кристофер задумался над ними: «Очень подходит к ситуации с её сыном. Он отказался от собственной жизни. Только ради чего? Что касается меня, то делая выбор в пользу женитьбы, я отказываюсь от холостяцкой жизни и всех её привилегий. Жить в Нью-Йорке и оставаться женатым – преступление. Но в Бруклине – ещё простительно. А из намёков Виктории теперь ясно, что у меня зелёный свет…» От раздумий Кристофера отвлёк мобильный, на которой пришло уведомление с почтового ящика. Он сразу вспомнил про время, и сердце снова набрало ход. Прислушавшись к тишине в коридоре, Крис осторожно поднялся из-за кухонного стола и глазами начал исследовать кухню на наличие фиолетовой коробки либо ключа. Затем, к поискам подключились руки. Он открывал ящики и старался бесшумно двигать посуду и заглядывать почти во все ёмкости с крупой и специями, зная, что его бабушка до сих пор хранит деньги и ключи в сыпучих продуктах. Кристофер предполагал, что Виктория отличалась от его престарелой родственницы лишь тем, что могла спрятать заветные ключи в более укромное место. Остановившись на минуту, парень снова почувствовал себя последним подонком: «Эта женщина относится ко мне со всей душой, чёрт возьми, почти как… к собственному сыну! Какого же будет её разочарование, когда она застукает меня за таким унизительным занятием на её кухне?!» Но время поджимало, и Крис осознавал, что через двадцать минут его песенка будет спета. И другого шанса, возможно, не будет. Он должен сделать выбор. И о последствиях он подумает уже потом.
- Мэм, мне так жаль, я облился кофе… Я такой неуклюжий, когда не высплюсь, простите.
- Ты не обжёгся? – женщина обеспокоенно осматривала тёмное пятно на голубой рубашке, на утреннем солнце похожее на кровь.
- Нет, кофе уже немного остыл… Позвольте, я воспользуюсь Вашей ванной?
- Конечно, Крис, в чём вопрос! Через спальню ты попадёшь как раз в ванную комнату, а я пока принесу чистую рубашку.
- Оу, это уже лишнее, я…
- Я настаиваю, Крис, я не отпущу тебя в грязной рубашке. Тем более пятно нужно застирать, а это займёт время. Я не допущу, чтобы ты опоздал из-за этого пустяка на работу.
- Уговорили. – сдался Крис. Быстрым шагом он направился к спальне, по пути расстегивая рубашку. Его глаза лихорадочно искали что-то фиолетовое, пока не наткнулись на фотографию белокурого и улыбающегося парня. Она стояла прямо у кровати, в белой винтажной рамке с ангелами. Сверху на ней висела серебряная цепочка с протестанским крестом.
