– Ну, если только за оладьи… Я готов! Неси кипятильник.
По дороге в парк Лёня неистово выпытывал у Германа, что же за дело такое срочное появилось и для чего понадобилось брать его с собой. Обычно по воскресеньям Леонид просыпался около полудня, отсыпаясь за всю неделю, а тут сосед разбудил его в десять утра без зазрения совести. Ну хоть оладушками угостил и то хорошо. Герман, в свою очередь, пытался сохранить интригу до самого конца, поэтому не сдавался под напором Лёни. Хотя и обещал, что тому очень понравится эта прогулка. И Лёня сгорал от любопытства.
– Погоди, а это не… Люба? Вон, у ворот стоит в жёлтом пальто? – Лёня остановился и заметно занервничал, а Герман прищурился и удивлённо выдал:
– И правда она! Вот так встреча! Как думаешь, откуда здесь она? Да ещё и такая нарядная, а?
– Так, ты мне это… зубы-то не заговаривай, театрал! Я твоё враньё за версту чую! Это ты меня сюда для свидания с ней притащил? И мне ничего не сказал, значит, да?! – Возмущение Лёни нарастало с каждой секундой, а Герман лишь удивлённо хлопал глазами, переводя непонимающий взгляд с Любаши на Леонида.
– Она идёт сюда, молчи! Веди себя достойно, дурак! – Герман хлопнул его по груди, косясь в сторону Любы. Лёня снял шапку и наспех пригладил волосы, а затем одёрнул куртку, поправив свитер под ней.
– Ребята, что вы тут встали как вкопанные! Мы же у ворот договорились встретиться, разве нет? Здравствуй, Лёнь! – Девушка протянула руку Леониду, и тот широко улыбнулся, взяв её ладонь. Герман кивнул Любе в знак приветствия.
– Повезло нам с погодой сегодня, правда? – радостно молвил Гера и подмигнул Леониду, который свирепо посмотрел на него. – Солнце скоро все лужи высушит и ветер притихнет! Прямо настоящая весна, да? Айда в парк, прогуляемся? Не стоять же здесь как истуканы!
Все втроём двинулись от ворот по мокрой дорожке в глубину парка, Герман пошёл впереди, а Люба с Лёней поплелись сзади, поглядывая друг на друга то ли с опаской, то ли с интересом. Гера чувствовал нутром, как Леонид хочет его прибить, но решил, что делать это при свидетелях он точно не станет. Любаша вскоре догнала Германа и пошла по левую руку от него, а Лёня пристроился по правую сторону, недовольно сопя. На лице инициатора прогулки блуждала довольная улыбка. Он первый решил разбить обоюдное молчание:
– Ну что, у кого какие успехи в учёбе? Как подготовка к сессии проходит? Признавайтесь, кто ночами не спит?
– Ты! – сердито послышалось справа. – Это ты мне спать мешаешь, сидя за своими учебниками до утра. Хоть бы фонариком светил, а не лампой.
– Надо же! А я думала, что наоборот – ты Герману мешаешь готовиться к лекциям, – отозвалась Любаша. – А ты вообще готовишься к сессии, Лёнь?
– Готовлюсь, а толку? В одно ухо влетает, в другое, эх.... Вылечу и вылечу – не я первый, не я последний! Устроюсь на работу с ночлежкой, пойду в спортивную секцию или в спортивный клуб при институте, продолжу заниматься бегом и футболом. Зимой – на лыжи встану. Или в «Буревестник» попрошусь, там спортсменов не обидят! Скажу, что я бывший студент. Глядишь, а там и на Всесоюзный парад физкультурников на Красной площади попаду.
– Лёнь, ты же так хотел поступить в институт! И то не с первого раза смог это сделать! И теперь так быстро отказываешься от своей мечты? Причём собственноручно! – не унималась Люба, но Лёня лишь отмахнулся. – Это, конечно, похвально, что ты занимаешься спортом так рьяно, я знаю столько о подвигах спортсменов на фронте, но… Война позади, нужно за ум всё-таки браться и совершать подвиги в учёбе. И с такими данными тебе надо было поступать на кафедру физического воспитания или в физкультурный техникум! Там тебе куда интереснее было бы учиться.
– Я вообще ради матери поступил. Именно в институт, как она и хотела – на естественно-географический факультет. Она меня уговаривала чуть ли не плача. Мол, я единственный в семье буду с высшим образованием, выбьюсь в люди, устроюсь в городе, не сопьюсь, стану кем-то кроме тракториста. Так что не моя это мечта… Но обратно в село я не хочу, там хоть и нужны сильные мужские руки, но матери я и так помогать буду! Но как представлю, какое будущее там меня ждёт, аж тошно становится. Тут, в городе, в институте – жизнь бурлит! Мне каждый день хочется вставать и бежать: на лекции, хоть и носом там клюю; на спортивные секции, чтобы поплавать и размяться, а глядишь – и добежать первым до финиша; в студенческий театральный кружок, в котором выходишь на сцену, забываешь слова и над тобой не смеются, а подсказывают и хлопают по плечу; в буфет, где в который раз берёшь в долг стаканчик кофейку; в читальный зал, в котором все шушукаются между собой, дабы рассказать последние сплетни…
Герман шёл рядом, слушал своего товарища и думал: «Надо же, у Лёни такая насыщенная студенческая жизнь… А ведь в одном общежитии он живёт на полную катушку. А что же я? Одни лишь учебники, конспекты и записи в личный дневник… Даже свои статьи о растениях забросил. Одна Любаша еле-еле меня уговорила поучаствовать в создании стенгазеты, дабы сплотиться с остальным коллективом, познакомиться лучше с ребятами… Может быть, стоит взять пример с Лёни?» Погружённый в свои думы, он и не заметил, как замедлился, а ребята, увлечённые разговором, ушли вперёд. Они шли быстро, бок о бок, и оживлённо жестикулировали, наперебой болтая о своём, о студенческом. И сейчас казалось, будто понурый и задумчивый парень в громоздком отцовском пальто и красном вязаном шарфе – здесь третий лишний. Наконец, он поднял голову и посмотрел им вслед. Низенькая и аккуратная Любовь в канареечном замшевом пальто, в голубой беретке, из-под которой торчали две длинные косички, напоминала скорее школьницу, нежели студентку. Она почти бежала за своим собеседником, семеня ножками в чёрных сапожках, которые явно ей были не по размеру. И Леонид – крепкий и высокий, в пепельном свитере и в синей спортивной куртке, руки спрятаны в карманах широких полосатых брюк – напоминал старшего брата семенящей рядом девушки. Но у Германа, наблюдавшего за ними со стороны, они вызвали лишь умиление и улыбку, настолько они были разными и одновременно – увлечёнными друг другом. И сам того не замечая, он подошёл прямо к ясеню, в котором был заключён дух пропавшего без вести солдата – Семёна. Гера не хотел терять ребят из виду, но не мог упустить шанса «поговорить» с ним и передать весточку от живого отца.
– Здравствуйте, Семён! – поздоровался Герман, не надеясь на ответ. – А я с вашим отцом виделся, с Мироном Павловичем! Он в хорошем здравии, правда, одинокий совсем… Ваша супруга не навещает его и не привозит внуков повидаться с дедом. Это печально, он не заслуживает такого на старости лет. И я так и не понял, какую посылку вы должны были передать. Тем более лично в руки. Но я надеюсь в скором времени это выяснить! Обещаю, что помогу вам!
Герман услышал, как его зовёт Люба, и поспешно попрощался. Ему не хотелось, чтобы заметили, как он разговаривает с деревом.
«Передай отцу, что мои дети остались сиротами. Вели их найти и забрать к себе. Я обязан прийти к тебе во сне в скором времени, иначе шанса больше не будет. Ты должен отправиться к моему отцу, я буду ждать тебя там».
Но Герман уже не услышал слов Семёна, он побежал навстречу ребятам.
– Мы тебя уже потеряли, Гера! А говорил, что это не свидание, а всего лишь дружеская прогулка! – нарочито недовольным тоном сказала Люба, от чего Лёня смутился, запустив ладонь в светло-русые волосы, и прокашлялся. – А мы с Лёней договорились, что я помогу ему с некоторыми предметами, благо некоторые у первокурсников совпадают, а он поможет нам по весне кровлю починить! И научит меня кататься на коньках, и поможет встать на лыжи. По-дружески, правда, Лёнь?
– Только так и никак иначе! – бодро констатировал парень и протянул ладонь Любе для рукопожатия, но тут же убрал: – Девчонкам руки не жмут, извините.
– Девчонок на руках носят? – весело предположил Герман и хлопнул товарища по плечу, а затем обратился к сокурснице: – Люба, ты наша спасительница! Вот откуда в тебе столько терпения и добра? Тебя наверняка ценят в доблестных рядах комсомольцев?
– К вашему сведению, товарищи, дабы вступить в доблестные ряды комсомольцев, нужно не просто запомнить наизусть положение из Устава ВЛКСМ, понимать принципы организационного строения союза, но и регулярно заниматься спортом! А как иначе подготовиться к труду и обороне? А в спорте у меня большой пробел. В этом-то мне Лёня и поможет.
– Ну, до комсомольца мне, конечно, далеко! Я даже гимн запоминаю с трудом. Но спортсменку из тебя сделаю на раз-два!
– Как же я рад за вас! Одна – комсомолка, другой – спортсмен! Ну просто загляденье!
– Эй, на что ты намекаешь, Герман? – сердито выкрикнула Любаша и поджала губы. – Я не могу пройти мимо Лёниной беды, хочу искренне помочь, а ты шутишь над моей добротой!
Лёня плюнул на кулак и показал его Гере, от чего юноша поднял руки вверх и выкрикнул: «Сдаюсь, только не бейте!»
– Любаша, а ты знала, что у нашего книжного червя зазноба появилась, а? К которой он после занятий бегает? – прищурившись, громко выдал Лёня. Герман остановился перед Леонидом и метнул в него злобный взгляд.
– Что?! Да ты врёшь? – взвизгнула Люба и подпрыгнула на месте, взметнув косичками. – Герман, это правда? Почему ты мне ни слова не сказал? Тоже мне, друг называется!
– Нашла кого слушать! Это он мне в отместку ляпнул не подумав. Лёнь, это неправда, не вводи людей в заблуждение.
С минуту ребята пререкались друг с другом, пока Люба наблюдала, как бледное лицо Германа краснеет с каждой минутой всё больше и больше. И тогда девичья чуйка её не подвела.
– Товарищи, я хочу мороженого! – крикнула Люба, сложив ладошки рупором. – Кто принесёт мне первый рожок, того возьму в дружинники!
– Куда-куда возьмёшь? – Лёня непонимающе уставился на Любашу.
– Товарищи, это, между прочим – очень нужный городу, и нашему университету – добровольный отряд! Это доблестные рыцари, которые твёрдо и уверенно стоят на страже общественного порядка! В Ленинграде, вон, уже такие имеются, а мы чем хуже? Лёнь, пойдёшь в первую народную дружину, а? Я за тебя замолвлю словечко в деканате…
– Хм, а мне такое занятие, как раз, по душе! Буду не только в общежитии всех строить! Ха, пущай меня и в университете, и в городе боятся и уважают!
Лёня ломанулся со всех ног к ближайшему киоску, а Герман остался наедине с Любой.
– Обещай, что расскажешь о ней как-нибудь! Я в нетерпении! И так уж и быть – обижаться не буду!
– Никакой зазнобы у меня нет! Я просто занимаюсь с одной девушкой трижды в неделю. Она хочет поступать в следующем году на наш факультет. По доброте душевной, как и ты. Но ничего более. Не знаю, что там этот выскочка себе придумал. Но ничего, я с ним поговорю!
Люба загадочно захихикала и подбодрила друга, поправив вязаный шарф на его шее.
– Смотри, у этого балбеса даже денег на рожок нет, пойду его выручать, – пробубнил Герман и побрёл в сторону отчаянно машущего Леонида.
– Ты настоящий друг, Герка! – крикнула ему вслед Любовь.
Вместо часа дружная троица провела в парке куда больше времени, обсуждая погоду, сокурсников, преподавателей и планы на новый год. Они были полны надежд, энтузиазма и веселья. Герман ловил себя на мысли, что давно так не смеялся и не отдыхал душою. Предыдущий вечер настолько его обескуражил и испугал, что сегодняшний день был настоящим подарком. И снова казалось, что прошлый вечер был лишь дурным сном. Но властное рукопожатие профессора юноша ощущал снова и снова на своей ладони, а слова Чехова звучали в его голове заезженной пластинкой.
Ему не хотелось, чтобы этот день заканчивался, но вскоре солнце перестало пригревать, и Любаша начала мёрзнуть. Леонид вызвался проводить её до автобусной остановки. Герман остался в парке один, размышляя, как ему поступить дальше. «Любопытно, а Олеся сегодня работает в цветочной лавке? Если нет, то где она сейчас? Чем она занимается, о чём думает, как чувствует себя?» Его ноги будто сами несли его к ней, хотя от парка до цветочной лавки нужно было добираться на автобусе, путь не близкий. Но возможность оказаться в этот вечер рядом с Олесей грела его сердце и пленила душу. Ему хотелось просто увидеть её, даже не говорить… Но сегодня воскресенье, а это значит, что увидятся они только в ближайшую среду. А до этого они виделись несколько дней назад, потому что она сильно была загружена в лавке и немного приболела. Но сейчас Герман ощущал острую потребность в ней, как бы ни старался противиться этому чувству. Накануне ему было настолько невыносимо в кабинете профессора, что хотелось бежать пешком до самого города, а сегодня ему хватало сил, чтобы едва плестись по пустынным парковым дорожкам. Он бы мог отправиться в общежитие, дабы сесть за конспекты или недописанную статью, или к матушке, чтобы побыть с ней лишний вечер, или к тётушке, чтобы обсудить с ней странный диалог с Чеховым. Но он не мог… «Тётушка не любит, когда я прихожу к ней без предупреждения, всё-таки она имеет право на личную жизнь в свой единственный выходной. Да и она не знает о моём даре. И не узнает. Я дал слово деду, что не буду раскидываться этими знаниями налево и направо». В детстве, когда ему нужен был совет, он шёл не к людям, а к мудрым деревьям… «Точно! Черёмуха! Я должен спросить у неё, что случилось. Она должна дать мне совет!»
В начале декабря такие хрупкие листопадные деревья, как черёмуха, могут впасть в спячку до начала цветения, то есть до конца апреля. Но у Германа ещё был шанс, ведь на улице стояла тёплая моросящая погода. Юноша спешил. К институту он подоспел уже затемно, и во дворе было пустынно и тихо. Раздвоенный ствол черёмухи был в тени, а оголённые веточки сиротливо тянулись в стороны, будто навстречу юноше.
– Ты спишь? – спросил запыхавшийся Герман. – Мне нужно с тобой поговорить! Ответь прошу тебя…
Но тут из дверей института показалась фигура. Герман вгляделся и понял, что это женщина. А затем его вовсе осенило:
– Тётушка? Что ты делала в институте? Тем более в воскресенье вечером?
– Поплавский? – Казалось, что Катерина вовсе не ожидала застать племянника в институтском дворике. – Нужно было подготовиться к заседанию кафедры, а машинка только на работе! Я буквально на пару часов заскочила! Проводишь меня до дома?
«Он наблюдает за тобой! – послышалось позади. – Он всё знает о тебе. Будь осторожнее!»
Герман задрал голову и наткнулся взглядом на профессора, стоящего в окне своего кабинета. Его силуэт выглядел грузно и мрачно. Чехов улыбнулся юноше и помахал рукой.
– Ты что, встречалась с ним? – недоумённо спросил Герман, не сводя глаз с профессора. – Вы говорили с ним обо мне?
– Бог с тобой, Герман! С какой стати? Я же тебе сказала, что была в институте из-за пишущей машинки! А Дубровин был уже в своём кабинете. Мы обсуждали предстоящее заседание.
– Так я тебе и поверил! – выпалил Герман. Он почувствовал, как взгляд сверху прожигает ему макушку, и ему снова захотелось бежать. Но юноша сдержался.
– Так ты меня проводишь? Давай по дороге поговорим? – Катерина взяла племянника под руку и обеспокоенно заглянула ему в лицо: – С тобой всё в порядке? Ты выглядишь ужасно, будто ночь не спал.
По дороге в парк Лёня неистово выпытывал у Германа, что же за дело такое срочное появилось и для чего понадобилось брать его с собой. Обычно по воскресеньям Леонид просыпался около полудня, отсыпаясь за всю неделю, а тут сосед разбудил его в десять утра без зазрения совести. Ну хоть оладушками угостил и то хорошо. Герман, в свою очередь, пытался сохранить интригу до самого конца, поэтому не сдавался под напором Лёни. Хотя и обещал, что тому очень понравится эта прогулка. И Лёня сгорал от любопытства.
– Погоди, а это не… Люба? Вон, у ворот стоит в жёлтом пальто? – Лёня остановился и заметно занервничал, а Герман прищурился и удивлённо выдал:
– И правда она! Вот так встреча! Как думаешь, откуда здесь она? Да ещё и такая нарядная, а?
– Так, ты мне это… зубы-то не заговаривай, театрал! Я твоё враньё за версту чую! Это ты меня сюда для свидания с ней притащил? И мне ничего не сказал, значит, да?! – Возмущение Лёни нарастало с каждой секундой, а Герман лишь удивлённо хлопал глазами, переводя непонимающий взгляд с Любаши на Леонида.
– Она идёт сюда, молчи! Веди себя достойно, дурак! – Герман хлопнул его по груди, косясь в сторону Любы. Лёня снял шапку и наспех пригладил волосы, а затем одёрнул куртку, поправив свитер под ней.
– Ребята, что вы тут встали как вкопанные! Мы же у ворот договорились встретиться, разве нет? Здравствуй, Лёнь! – Девушка протянула руку Леониду, и тот широко улыбнулся, взяв её ладонь. Герман кивнул Любе в знак приветствия.
– Повезло нам с погодой сегодня, правда? – радостно молвил Гера и подмигнул Леониду, который свирепо посмотрел на него. – Солнце скоро все лужи высушит и ветер притихнет! Прямо настоящая весна, да? Айда в парк, прогуляемся? Не стоять же здесь как истуканы!
Все втроём двинулись от ворот по мокрой дорожке в глубину парка, Герман пошёл впереди, а Люба с Лёней поплелись сзади, поглядывая друг на друга то ли с опаской, то ли с интересом. Гера чувствовал нутром, как Леонид хочет его прибить, но решил, что делать это при свидетелях он точно не станет. Любаша вскоре догнала Германа и пошла по левую руку от него, а Лёня пристроился по правую сторону, недовольно сопя. На лице инициатора прогулки блуждала довольная улыбка. Он первый решил разбить обоюдное молчание:
– Ну что, у кого какие успехи в учёбе? Как подготовка к сессии проходит? Признавайтесь, кто ночами не спит?
– Ты! – сердито послышалось справа. – Это ты мне спать мешаешь, сидя за своими учебниками до утра. Хоть бы фонариком светил, а не лампой.
– Надо же! А я думала, что наоборот – ты Герману мешаешь готовиться к лекциям, – отозвалась Любаша. – А ты вообще готовишься к сессии, Лёнь?
– Готовлюсь, а толку? В одно ухо влетает, в другое, эх.... Вылечу и вылечу – не я первый, не я последний! Устроюсь на работу с ночлежкой, пойду в спортивную секцию или в спортивный клуб при институте, продолжу заниматься бегом и футболом. Зимой – на лыжи встану. Или в «Буревестник» попрошусь, там спортсменов не обидят! Скажу, что я бывший студент. Глядишь, а там и на Всесоюзный парад физкультурников на Красной площади попаду.
– Лёнь, ты же так хотел поступить в институт! И то не с первого раза смог это сделать! И теперь так быстро отказываешься от своей мечты? Причём собственноручно! – не унималась Люба, но Лёня лишь отмахнулся. – Это, конечно, похвально, что ты занимаешься спортом так рьяно, я знаю столько о подвигах спортсменов на фронте, но… Война позади, нужно за ум всё-таки браться и совершать подвиги в учёбе. И с такими данными тебе надо было поступать на кафедру физического воспитания или в физкультурный техникум! Там тебе куда интереснее было бы учиться.
– Я вообще ради матери поступил. Именно в институт, как она и хотела – на естественно-географический факультет. Она меня уговаривала чуть ли не плача. Мол, я единственный в семье буду с высшим образованием, выбьюсь в люди, устроюсь в городе, не сопьюсь, стану кем-то кроме тракториста. Так что не моя это мечта… Но обратно в село я не хочу, там хоть и нужны сильные мужские руки, но матери я и так помогать буду! Но как представлю, какое будущее там меня ждёт, аж тошно становится. Тут, в городе, в институте – жизнь бурлит! Мне каждый день хочется вставать и бежать: на лекции, хоть и носом там клюю; на спортивные секции, чтобы поплавать и размяться, а глядишь – и добежать первым до финиша; в студенческий театральный кружок, в котором выходишь на сцену, забываешь слова и над тобой не смеются, а подсказывают и хлопают по плечу; в буфет, где в который раз берёшь в долг стаканчик кофейку; в читальный зал, в котором все шушукаются между собой, дабы рассказать последние сплетни…
Герман шёл рядом, слушал своего товарища и думал: «Надо же, у Лёни такая насыщенная студенческая жизнь… А ведь в одном общежитии он живёт на полную катушку. А что же я? Одни лишь учебники, конспекты и записи в личный дневник… Даже свои статьи о растениях забросил. Одна Любаша еле-еле меня уговорила поучаствовать в создании стенгазеты, дабы сплотиться с остальным коллективом, познакомиться лучше с ребятами… Может быть, стоит взять пример с Лёни?» Погружённый в свои думы, он и не заметил, как замедлился, а ребята, увлечённые разговором, ушли вперёд. Они шли быстро, бок о бок, и оживлённо жестикулировали, наперебой болтая о своём, о студенческом. И сейчас казалось, будто понурый и задумчивый парень в громоздком отцовском пальто и красном вязаном шарфе – здесь третий лишний. Наконец, он поднял голову и посмотрел им вслед. Низенькая и аккуратная Любовь в канареечном замшевом пальто, в голубой беретке, из-под которой торчали две длинные косички, напоминала скорее школьницу, нежели студентку. Она почти бежала за своим собеседником, семеня ножками в чёрных сапожках, которые явно ей были не по размеру. И Леонид – крепкий и высокий, в пепельном свитере и в синей спортивной куртке, руки спрятаны в карманах широких полосатых брюк – напоминал старшего брата семенящей рядом девушки. Но у Германа, наблюдавшего за ними со стороны, они вызвали лишь умиление и улыбку, настолько они были разными и одновременно – увлечёнными друг другом. И сам того не замечая, он подошёл прямо к ясеню, в котором был заключён дух пропавшего без вести солдата – Семёна. Гера не хотел терять ребят из виду, но не мог упустить шанса «поговорить» с ним и передать весточку от живого отца.
– Здравствуйте, Семён! – поздоровался Герман, не надеясь на ответ. – А я с вашим отцом виделся, с Мироном Павловичем! Он в хорошем здравии, правда, одинокий совсем… Ваша супруга не навещает его и не привозит внуков повидаться с дедом. Это печально, он не заслуживает такого на старости лет. И я так и не понял, какую посылку вы должны были передать. Тем более лично в руки. Но я надеюсь в скором времени это выяснить! Обещаю, что помогу вам!
Герман услышал, как его зовёт Люба, и поспешно попрощался. Ему не хотелось, чтобы заметили, как он разговаривает с деревом.
«Передай отцу, что мои дети остались сиротами. Вели их найти и забрать к себе. Я обязан прийти к тебе во сне в скором времени, иначе шанса больше не будет. Ты должен отправиться к моему отцу, я буду ждать тебя там».
Но Герман уже не услышал слов Семёна, он побежал навстречу ребятам.
– Мы тебя уже потеряли, Гера! А говорил, что это не свидание, а всего лишь дружеская прогулка! – нарочито недовольным тоном сказала Люба, от чего Лёня смутился, запустив ладонь в светло-русые волосы, и прокашлялся. – А мы с Лёней договорились, что я помогу ему с некоторыми предметами, благо некоторые у первокурсников совпадают, а он поможет нам по весне кровлю починить! И научит меня кататься на коньках, и поможет встать на лыжи. По-дружески, правда, Лёнь?
– Только так и никак иначе! – бодро констатировал парень и протянул ладонь Любе для рукопожатия, но тут же убрал: – Девчонкам руки не жмут, извините.
– Девчонок на руках носят? – весело предположил Герман и хлопнул товарища по плечу, а затем обратился к сокурснице: – Люба, ты наша спасительница! Вот откуда в тебе столько терпения и добра? Тебя наверняка ценят в доблестных рядах комсомольцев?
– К вашему сведению, товарищи, дабы вступить в доблестные ряды комсомольцев, нужно не просто запомнить наизусть положение из Устава ВЛКСМ, понимать принципы организационного строения союза, но и регулярно заниматься спортом! А как иначе подготовиться к труду и обороне? А в спорте у меня большой пробел. В этом-то мне Лёня и поможет.
– Ну, до комсомольца мне, конечно, далеко! Я даже гимн запоминаю с трудом. Но спортсменку из тебя сделаю на раз-два!
– Как же я рад за вас! Одна – комсомолка, другой – спортсмен! Ну просто загляденье!
– Эй, на что ты намекаешь, Герман? – сердито выкрикнула Любаша и поджала губы. – Я не могу пройти мимо Лёниной беды, хочу искренне помочь, а ты шутишь над моей добротой!
Лёня плюнул на кулак и показал его Гере, от чего юноша поднял руки вверх и выкрикнул: «Сдаюсь, только не бейте!»
– Любаша, а ты знала, что у нашего книжного червя зазноба появилась, а? К которой он после занятий бегает? – прищурившись, громко выдал Лёня. Герман остановился перед Леонидом и метнул в него злобный взгляд.
– Что?! Да ты врёшь? – взвизгнула Люба и подпрыгнула на месте, взметнув косичками. – Герман, это правда? Почему ты мне ни слова не сказал? Тоже мне, друг называется!
– Нашла кого слушать! Это он мне в отместку ляпнул не подумав. Лёнь, это неправда, не вводи людей в заблуждение.
С минуту ребята пререкались друг с другом, пока Люба наблюдала, как бледное лицо Германа краснеет с каждой минутой всё больше и больше. И тогда девичья чуйка её не подвела.
– Товарищи, я хочу мороженого! – крикнула Люба, сложив ладошки рупором. – Кто принесёт мне первый рожок, того возьму в дружинники!
– Куда-куда возьмёшь? – Лёня непонимающе уставился на Любашу.
– Товарищи, это, между прочим – очень нужный городу, и нашему университету – добровольный отряд! Это доблестные рыцари, которые твёрдо и уверенно стоят на страже общественного порядка! В Ленинграде, вон, уже такие имеются, а мы чем хуже? Лёнь, пойдёшь в первую народную дружину, а? Я за тебя замолвлю словечко в деканате…
– Хм, а мне такое занятие, как раз, по душе! Буду не только в общежитии всех строить! Ха, пущай меня и в университете, и в городе боятся и уважают!
Лёня ломанулся со всех ног к ближайшему киоску, а Герман остался наедине с Любой.
– Обещай, что расскажешь о ней как-нибудь! Я в нетерпении! И так уж и быть – обижаться не буду!
– Никакой зазнобы у меня нет! Я просто занимаюсь с одной девушкой трижды в неделю. Она хочет поступать в следующем году на наш факультет. По доброте душевной, как и ты. Но ничего более. Не знаю, что там этот выскочка себе придумал. Но ничего, я с ним поговорю!
Люба загадочно захихикала и подбодрила друга, поправив вязаный шарф на его шее.
– Смотри, у этого балбеса даже денег на рожок нет, пойду его выручать, – пробубнил Герман и побрёл в сторону отчаянно машущего Леонида.
– Ты настоящий друг, Герка! – крикнула ему вслед Любовь.
Вместо часа дружная троица провела в парке куда больше времени, обсуждая погоду, сокурсников, преподавателей и планы на новый год. Они были полны надежд, энтузиазма и веселья. Герман ловил себя на мысли, что давно так не смеялся и не отдыхал душою. Предыдущий вечер настолько его обескуражил и испугал, что сегодняшний день был настоящим подарком. И снова казалось, что прошлый вечер был лишь дурным сном. Но властное рукопожатие профессора юноша ощущал снова и снова на своей ладони, а слова Чехова звучали в его голове заезженной пластинкой.
Ему не хотелось, чтобы этот день заканчивался, но вскоре солнце перестало пригревать, и Любаша начала мёрзнуть. Леонид вызвался проводить её до автобусной остановки. Герман остался в парке один, размышляя, как ему поступить дальше. «Любопытно, а Олеся сегодня работает в цветочной лавке? Если нет, то где она сейчас? Чем она занимается, о чём думает, как чувствует себя?» Его ноги будто сами несли его к ней, хотя от парка до цветочной лавки нужно было добираться на автобусе, путь не близкий. Но возможность оказаться в этот вечер рядом с Олесей грела его сердце и пленила душу. Ему хотелось просто увидеть её, даже не говорить… Но сегодня воскресенье, а это значит, что увидятся они только в ближайшую среду. А до этого они виделись несколько дней назад, потому что она сильно была загружена в лавке и немного приболела. Но сейчас Герман ощущал острую потребность в ней, как бы ни старался противиться этому чувству. Накануне ему было настолько невыносимо в кабинете профессора, что хотелось бежать пешком до самого города, а сегодня ему хватало сил, чтобы едва плестись по пустынным парковым дорожкам. Он бы мог отправиться в общежитие, дабы сесть за конспекты или недописанную статью, или к матушке, чтобы побыть с ней лишний вечер, или к тётушке, чтобы обсудить с ней странный диалог с Чеховым. Но он не мог… «Тётушка не любит, когда я прихожу к ней без предупреждения, всё-таки она имеет право на личную жизнь в свой единственный выходной. Да и она не знает о моём даре. И не узнает. Я дал слово деду, что не буду раскидываться этими знаниями налево и направо». В детстве, когда ему нужен был совет, он шёл не к людям, а к мудрым деревьям… «Точно! Черёмуха! Я должен спросить у неё, что случилось. Она должна дать мне совет!»
В начале декабря такие хрупкие листопадные деревья, как черёмуха, могут впасть в спячку до начала цветения, то есть до конца апреля. Но у Германа ещё был шанс, ведь на улице стояла тёплая моросящая погода. Юноша спешил. К институту он подоспел уже затемно, и во дворе было пустынно и тихо. Раздвоенный ствол черёмухи был в тени, а оголённые веточки сиротливо тянулись в стороны, будто навстречу юноше.
– Ты спишь? – спросил запыхавшийся Герман. – Мне нужно с тобой поговорить! Ответь прошу тебя…
Но тут из дверей института показалась фигура. Герман вгляделся и понял, что это женщина. А затем его вовсе осенило:
– Тётушка? Что ты делала в институте? Тем более в воскресенье вечером?
– Поплавский? – Казалось, что Катерина вовсе не ожидала застать племянника в институтском дворике. – Нужно было подготовиться к заседанию кафедры, а машинка только на работе! Я буквально на пару часов заскочила! Проводишь меня до дома?
«Он наблюдает за тобой! – послышалось позади. – Он всё знает о тебе. Будь осторожнее!»
Герман задрал голову и наткнулся взглядом на профессора, стоящего в окне своего кабинета. Его силуэт выглядел грузно и мрачно. Чехов улыбнулся юноше и помахал рукой.
– Ты что, встречалась с ним? – недоумённо спросил Герман, не сводя глаз с профессора. – Вы говорили с ним обо мне?
– Бог с тобой, Герман! С какой стати? Я же тебе сказала, что была в институте из-за пишущей машинки! А Дубровин был уже в своём кабинете. Мы обсуждали предстоящее заседание.
– Так я тебе и поверил! – выпалил Герман. Он почувствовал, как взгляд сверху прожигает ему макушку, и ему снова захотелось бежать. Но юноша сдержался.
– Так ты меня проводишь? Давай по дороге поговорим? – Катерина взяла племянника под руку и обеспокоенно заглянула ему в лицо: – С тобой всё в порядке? Ты выглядишь ужасно, будто ночь не спал.
