С трудом передвигая скукоженное тело, я опустилась в подозрительно удобное кресло с высокой спинкой. Похоже, познания о средневековых замках превысят у меня все мыслимые пределы. Впору защищать диссертацию по возвращении. «Сравнительные характеристики землевладения в средневековой Европе и Киевской Руси», например.
Его замок был не меньше Скай-Холла, но… Что-то в нем было не так. Махровый пофигизм хозяина во всем, что не касалось его напрямую, и здесь сделал свое дело. Возмутительно закопченные стены казались вдвое старше своего реального возраста. Почти полное отсутствие ковров и гобеленов позволяло сквознякам бродить, где им вздумается.
Кроме того, все люди, окружавшие хозяина замка, бродили, где хотели, и занимались, чем придется, пока их не тыкали носом в самые неотложные дела. Дела выполнялись, спустя рукава в рекордные сроки, и все возвращалось на круги своя.
Множество огромных мощных собак невозбранно находились буквально везде. Сперва я боялась их, пока не поднапряглась, и не опознала породу. Это были самые обычные мастифы, правда, крупнее нормальных особей раза в полтора. Дэнни с гордостью объявил, что еще его отец занимался разведением собак и добился успеха. «Полного», - ехидно подумала я. По мне, так собачье поголовье можно было сократить раза в три без всякого ущерба для породы.
Меня никто не охранял, и в принципе, можно было бы подумать о побеге. Но мой профессионализм спал крепким сном, и я решила использовать для отдыха полученную передышку. Я от души наплевала на прочие изыскания, и на свои обязательства перед здешними обитателями. Никогда я не могла отказать себе в изучении того, что меня интересовало. А хозяин замка, созналась я себе откровенно, интересовал меня сейчас больше всего. «В конце концов, пусть меня вызволяют те, из-за кого я сюда угодила», - авторитетно заявила я сама себе, позабыв, что попала в гости к «душегубу Дэнни» исключительно по причине собственной халатности. На чем и закрыла прения.
И потянулись неспешные дни…Боже, как много их было в этом моем путешествии, и как мало они раздражали меня по сравнению со всеми предыдущими случаями. Силы небесные, как видно, решили способствовать моему заточению, потому что за окнами дни напролет шли удивительно сильные и затяжные дожди. Сырость проникала повсюду, и если бы не относительное тепло, я бы постоянно зябла в этих черных, неприветливых стенах.
* * *
Итак, я бы постоянно зябла, если бы не тепло каминов, и постоянно скучала бы, если бы не игры, которые то и дело затевал со мной неугомонный хозяин. «Игры, в которые играют люди», – постоянно крутилось в голове название психологической книжки. Самая простая игра – в человеческие эмоции – пользовалась у хозяина замка неизменным успехом. Играл он, надо признать, мастерски, я едва успевала парировать его ходы.
-Полагаю, леди Анна, вы никогда не соблазнялись на предложение проходимца, вроде меня. Без сомнения, вы всегда отвечали ему презрительным отказом.
Он бессовестно соблазнял меня своим образом жизни, привычками, чувственностью, которая, казалось, растворена была в атмосфере парадной залы, продуваемой всеми окрестными ветрами.
-Вот именно, - заявила я с уверенностью, которой не чувствовала, - Именно отказом, и, конечно, презрительным.
Его улыбка (вот когда я поняла, что имел в виду приснопамятный Льюис Кэрролл), плавала над огнем камина, как улыбка огромного чеширского кота. Лицо же при этом оставалось почти серьезным, только на самом донышке глаз пряталось отражение уже отзвучавшего смеха.
-Выпейте со мной вина, - предложил он, и тут же извлек откуда-то из-под кресла запыленную темную бутыль.
Ее грубо выделанное толстое стекло скрывало, как будто, многие неведомые мне секреты. Я всем существом почуяла, какой мощный аромат тайны исходит от ее приземистого силуэта. Завороженно кивнула, и следила, не отрывая взгляда, как густая кроваво-красная жидкость перекочевывает в серебряные кубки.
-Это хорошее вино, леди Анна, - успокоительно заметил Дэнни, - Бьюсь об заклад, вы понимаете толк в добром вине, и я не посмел бы предложить вам что-то, кроме лучшего.
Я величаво кивнула, очень надеясь, что мне не придется нюхать пробку, производить дегустацию, и всячески демонстрировать наглядно тонкий вкус.
-Хорошее вино, - продолжал рассуждать вслух хозяин, - это то немногое, что у меня осталось. Все остальное, как вы успели, верно, заметить, находится в запустении. Мне надоело следить за хозяйством.
-Вот если бы у вас была семья… - закончить фразу, произнесенную самым назидательным тоном, я не успела.
В тот самый момент, как я подняла на него глаза, слова застряли у меня в глотке. «Опять не в тему», - будучи персоной неглупой, я все же иногда попадала впросак настолько откровенно, что в такие минуты почти ненавидела себя.
-Была у меня…семья, - сарказм и горечь мешались в голосе Дэнни в опасной, близкой к взрыву пропорции.
-Извините, - пискнула я, мой голос еще никогда не звучал так глупо.
Больше всего мне бы хотелось ненавязчиво переменить тему, а не пускаться снова в длинное путешествие по дорогам чужой жизни. Но конечно мне пришлось еще раз проделать этот путь. Меня никто не спрашивал, да и кто я такая, чтобы Провидение интересовалось моими желаниями?
-Если не хотите рассказывать, то… - я и сама была не прочь ускользнуть от беседы.
Но он только помотал головой, и, не спрашивая моего согласия, наполнил кубки вином. Видно, его история была не из тех, что рассказывают на трезвую голову. Пока он собирался с мыслями, я успела подумать о странных свойствах здешнего алкоголя. Вроде бы, вино – не тот напиток, который уж слишком ударяет в голову. Однако, от жидкости, что разливал по кубкам мой собеседник, я пьянела, словно от хорошего коньяка: незаметно, но необратимо. В голове поселялась бесшабашная легкость, все на свете становилось простым и понятным, и на язык само собою вылезало то, о чем по трезвости я бы непременно промолчала.
Я наслаждалась новым состоянием, а Дэнни в это время с удовольствием уставился на меня.
-Ты великолепна, леди, когда отдаешься чему-нибудь без остатка, - отметил он, явно намереваясь пуститься в обсуждение моей персоны.
-Я знаю, - мрачно откликнулась я, и даже тени кокетства не было в моем голосе.
Он был прав, и сам не знал, насколько. Я чувствовала, и не раз слышала от мужчин, что в легком хмелю приобретаю очарование, противостоять которому почти невозможно.
-О чем ты хотел рассказать мне? – единственной возможностью отвлечь его перевод беседы на изложение его личных тайн.
Я и сама не заметила, как перешла на «ты» – он так явно не признавал никаких условностей, что и мне захотелось отказаться хоть от малой их части.
На мою уловку он улыбнулся и кивнул.
-Должно быть, не я первый ищу твоего внимания. Но бьюсь об заклад, что первым сообщу тебе причину. Ты не просто слушаешь то, что тебе рассказывают – ты слышишь, и проживаешь все вместе с рассказчиком. Этому невозможно противиться: будь ты священником, не знала бы отбоя от желающих исповедоваться.
Он усмехнулся каким-то своим мыслям, легко поднялся, и отошел вглубь залы. Вернулся через несколько минут, держа в руках два куска пергамента, без рам, и каких-то потрепанных.
-Посмотри, - он протянул их мне, - моя жена и дети. Однажды у нас всю зиму прожил странствующий монах, и в благодарность за приют нарисовал это.
Стараясь пробиться сквозь туман опьянения, я вглядывалась в рисунки. Ничего особенного не было в чертах русоволосой женщины, смотрящей как бы чуть обиженно, и в глазах ребятишек, больших и настороженных, словно у зверьков. У этого мужчины должна была быть другая жена…и другие дети. Они не могли…
-Моя жена, - подтвердил Дэнни, - Я знаю, что ты думаешь, госпожа. Я и сам иногда думаю, что это не моя семья. Однако…моя.
-И?.. – надеюсь, в этом междометии было не слишком много любопытства.
Он интересовал меня. Будь я проклята, он интересовал меня сейчас больше, чем все тайны, что постоянно лезли мне на глаза.
-Она была образцом христианской супруги, - с усмешкой констатировал он, - Всеми добродетелями обладала в избытке. Не умела читать и писать, никогда не танцевала, не играла музыку, и ежедневное мытье считала бесовским наваждением. Единственное, что могло привести ее в умиление, это визиты бродячих монахов в пыльных рясах, с их лживыми историями о торжестве Христовой веры. Будь я жестоким человеком – силой сломил бы ее сопротивление, будь я ничтожеством – перенял бы ее тусклый взгляд на мир. Но я…
«Но ты ни то и ни другое, а потому просто оставил ее в покое, сделав положенное количество детей», – внутренне улыбаясь, подумала я.
Чего глупее было встревать в его рассказ, но я почему-то не смогла промолчать:
-Однако детей она приносила тебе исправно?..
Он даже прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и рассказать все как можно точнее.
-Да…Детей. Но знала бы ты, госпожа, чего мне стоило зачатие! – нервный смешок сопровождал его речи, и я не успела смутиться интимностью темы, - пусть боги покарают меня, никогда не видывал я женщины, что питала бы такое отвращение к мужчине.
Еле сдержавшись, чтобы не издать такой же нервный смешок, я коротко кивнула. Честно говоря, я не очень понимала его супругу. Хотя плотские утехи и считались постыдными, но я решительно не могла взять в толк, как можно пренебречь таким мужчиной, имея на него законные права.
Поймав мой полный недоумения взгляд, он грустно кивнул мне и продолжил рассказ.
-Лучше бы мне вовсе не иметь жены, только бы не сражаться каждую ночь со своей, будто с девственницей. Я словно всякий раз вновь похищал ее невинность, а она лишь плакала да молила Господа о помощи. Напрасный труд – христианский бог не помощник в таких делах. Но как бы ни шла моя семейная жизнь, - тут он снова нервно хохотнул, - жена все-таки родила мне наследника и еще двоих девчонок. И если б не эпидемия какой-то неизвестной заразы, я оставался бы отцом семейства, а не волком-одиночкой, каким ты нашла меня, госпожа.
-Я? Нашла? – и мой нервный смех нашел дорожку наружу, хотя прозвучал резко, как воронье карканье.
-Ну да, - кивнул он, не переставая внимательно меня рассматривать, - Ты должна была найти меня, и…Не станешь же ты утверждать, что это я явился к тебе.
Мне оставалось лишь помотать головой. Все, в общем-то, было верно: я сама всегда шагала навстречу тем или иным событиям, никогда не пытаясь свернуть в сторону. Пока я размышляла о себе, рассказ Дэнни подошел к финалу.
-Я был в отъезде, когда какой-то бродяга из тех, что она привечала, принес в замок заразу. Сначала заболели дети, и она, - его голос, до этого почти равнодушный, задрожал от гнева, - не пустила к ним знахарок. Не пустила никого, только молилась над ними день и ночь, пока не заболела тоже. Они все умерли так быстро, что я даже не успел предать их земле. Это сделали монахи из ближайшей обители…С молитвами, как полагается. А я, вернувшись, застал только пустые стены замка, в которых гулял ветер, да четыре свежие могилы на кладбище. Да вдобавок узнал, что отлучен от церкви за все прошлые и возможные в будущем грехи. Все потому, что требовал смерти для выродка, который принес смерть в мой дом. Сам он остался жить – что может быть глупее?
Я молча слушала. Никакое сочувствие тут не годилось – тут вообще не годились слова. Будь мы близки, я бы обняла его и прижала к себе так крепко, как только смогла бы. Но таких прав я не имела. Я просто боялась получить такие права. Кроме того, мой странный собеседник уже справился со вспышкой гнева, и снова неопределенно усмехался. Что означала его усмешка, я даже не пыталась понять.
-Самое смешное, - закончил он, - что родители так и не озаботились крестить меня. То-то я повеселился, когда отче Уорвик добился моего отлучения от церкви. Он, бедняга, и не знал, что я никогда не удостаивался чести пребывать в лоне христианства. Потерял большую часть удовольствия… Я, верно, совсем заморочил вам голову, благородная госпожа, - и он прямо взглянул мне в глаза.
Как ни искала, я не обнаружила в его взгляде ни капельки жалости к самому себе. Разве что насмешку, горькую, но вполне жизнеспособную. Чтобы сломать этого человека, нужно было еще что-нибудь, сверх того, что он уже пережил. Некой малости недоставало, дабы кубок его несчастий переполнился вконец. И я скорее дала бы отрезать себе руку, чем стала бы этой ничтожной малостью.
Насколько хороша шутка с его язычеством, до меня дошло не сразу. Право же, она и в самом деле была хороша, разве лишь чуть мрачновата, но не для этих времен.
-Ты не стремишься обратиться к Христовой вере? – я не удивлялась, я восхищалась им.
Критическая концентрация эмоций, которую нельзя было не заметить.
-Я самый правоверный из язычников, леди, - сознался он, приложив руку к сердцу, - Человеку вообще не слишком свойственны те правила, что насаждают всюду святые отцы. Может, этим он и плох, а может, хорош – не знаю. Только таков уж он есть, таким и останется.
Внезапно во мне проснулась очень веротерпимая особа.
-Возможно, и в христианстве есть что-нибудь полезное? – спросила я с саркастической усмешкой, чем вызвала у радушного хозяина неожиданный всплеск эмоций.
-Черта с два там есть хоть что-то, кроме смирения! – голос Дэнни зазвучал раза в два громче, чем обычно, - Нет ничего отвратительнее смирения. Смирения и добровольного рабства. У каждого под этим небом множество привязанностей, куда более сильных, чем какой-то бездарно погибший бог. И обетов – но только личных, а не навязанных добрым пастырем.
-Но как жить человеку, не знающему, где найти истину? – нам обоим грозила опасность утонуть в философских рассуждениях, и оба мы пребывали в полном восторге от такой перспективы.
-Нет смысла смотреть в небеса, Анна, чтобы найти там ответ. Человек живет на земле, и на земле получает полный расчет за свои дела…Небеса в этом не участвуют.
Вот он и сказал это. Безбожник, не верящий даже в то, что кто-то управляет нами сверху.
-Но ведь кто-то все же управляет нами сверху?
Он рассмеялся.
-Хорошо, если так. Но если только играет? А если ему уже наскучила эта игра? Что тогда?
Чуть заметный холодок детского страха пробежал вдоль моей спины. Оказывается, нужна смелость, чтобы хоть на минутку представить собственную независимость от высших сил.
* * *
Чем больше дней проходило, тем чаще мне хотелось запустить в него кубком. Казалось, он с одной только насмешкой следил за моими попытками сохранить независимость. Он не мешал мне думать о своем, если я не поддерживала беседы. Видит бог, мне было о чем подумать в эти бесконечно длинные вечера. Паутина эмоций, от которой я считала себя в полной безопасности, затягивала меня все сильнее.
Робби рвался обладать мною и вовсе не пытался скрывать свои намерения, ни из соображений галантности, ни из других чувств. Он должен был получить то, что хотел, и не видел к тому особых препятствий. Мы и так предназначались друг другу, чтобы вникать во взаимные ощущения сколько-нибудь глубоко. К тому же я не возражала вслух, а молчаливых протестов он просто не замечал. Иногда это смешило меня, иногда раздражало, но до сей поры не вызывало желания хоть что-нибудь изменить.
Но в полуразрушенном (вместе с жизнью хозяина) замке Проклятого Дэнни я повстречала другие эмоции. Честно говоря, я думала, этих эмоций в природе больше не существует, по крайней мере, для меня.
Его замок был не меньше Скай-Холла, но… Что-то в нем было не так. Махровый пофигизм хозяина во всем, что не касалось его напрямую, и здесь сделал свое дело. Возмутительно закопченные стены казались вдвое старше своего реального возраста. Почти полное отсутствие ковров и гобеленов позволяло сквознякам бродить, где им вздумается.
Кроме того, все люди, окружавшие хозяина замка, бродили, где хотели, и занимались, чем придется, пока их не тыкали носом в самые неотложные дела. Дела выполнялись, спустя рукава в рекордные сроки, и все возвращалось на круги своя.
Множество огромных мощных собак невозбранно находились буквально везде. Сперва я боялась их, пока не поднапряглась, и не опознала породу. Это были самые обычные мастифы, правда, крупнее нормальных особей раза в полтора. Дэнни с гордостью объявил, что еще его отец занимался разведением собак и добился успеха. «Полного», - ехидно подумала я. По мне, так собачье поголовье можно было сократить раза в три без всякого ущерба для породы.
Меня никто не охранял, и в принципе, можно было бы подумать о побеге. Но мой профессионализм спал крепким сном, и я решила использовать для отдыха полученную передышку. Я от души наплевала на прочие изыскания, и на свои обязательства перед здешними обитателями. Никогда я не могла отказать себе в изучении того, что меня интересовало. А хозяин замка, созналась я себе откровенно, интересовал меня сейчас больше всего. «В конце концов, пусть меня вызволяют те, из-за кого я сюда угодила», - авторитетно заявила я сама себе, позабыв, что попала в гости к «душегубу Дэнни» исключительно по причине собственной халатности. На чем и закрыла прения.
И потянулись неспешные дни…Боже, как много их было в этом моем путешествии, и как мало они раздражали меня по сравнению со всеми предыдущими случаями. Силы небесные, как видно, решили способствовать моему заточению, потому что за окнами дни напролет шли удивительно сильные и затяжные дожди. Сырость проникала повсюду, и если бы не относительное тепло, я бы постоянно зябла в этих черных, неприветливых стенах.
* * *
Итак, я бы постоянно зябла, если бы не тепло каминов, и постоянно скучала бы, если бы не игры, которые то и дело затевал со мной неугомонный хозяин. «Игры, в которые играют люди», – постоянно крутилось в голове название психологической книжки. Самая простая игра – в человеческие эмоции – пользовалась у хозяина замка неизменным успехом. Играл он, надо признать, мастерски, я едва успевала парировать его ходы.
-Полагаю, леди Анна, вы никогда не соблазнялись на предложение проходимца, вроде меня. Без сомнения, вы всегда отвечали ему презрительным отказом.
Он бессовестно соблазнял меня своим образом жизни, привычками, чувственностью, которая, казалось, растворена была в атмосфере парадной залы, продуваемой всеми окрестными ветрами.
-Вот именно, - заявила я с уверенностью, которой не чувствовала, - Именно отказом, и, конечно, презрительным.
Его улыбка (вот когда я поняла, что имел в виду приснопамятный Льюис Кэрролл), плавала над огнем камина, как улыбка огромного чеширского кота. Лицо же при этом оставалось почти серьезным, только на самом донышке глаз пряталось отражение уже отзвучавшего смеха.
-Выпейте со мной вина, - предложил он, и тут же извлек откуда-то из-под кресла запыленную темную бутыль.
Ее грубо выделанное толстое стекло скрывало, как будто, многие неведомые мне секреты. Я всем существом почуяла, какой мощный аромат тайны исходит от ее приземистого силуэта. Завороженно кивнула, и следила, не отрывая взгляда, как густая кроваво-красная жидкость перекочевывает в серебряные кубки.
-Это хорошее вино, леди Анна, - успокоительно заметил Дэнни, - Бьюсь об заклад, вы понимаете толк в добром вине, и я не посмел бы предложить вам что-то, кроме лучшего.
Я величаво кивнула, очень надеясь, что мне не придется нюхать пробку, производить дегустацию, и всячески демонстрировать наглядно тонкий вкус.
-Хорошее вино, - продолжал рассуждать вслух хозяин, - это то немногое, что у меня осталось. Все остальное, как вы успели, верно, заметить, находится в запустении. Мне надоело следить за хозяйством.
-Вот если бы у вас была семья… - закончить фразу, произнесенную самым назидательным тоном, я не успела.
В тот самый момент, как я подняла на него глаза, слова застряли у меня в глотке. «Опять не в тему», - будучи персоной неглупой, я все же иногда попадала впросак настолько откровенно, что в такие минуты почти ненавидела себя.
-Была у меня…семья, - сарказм и горечь мешались в голосе Дэнни в опасной, близкой к взрыву пропорции.
-Извините, - пискнула я, мой голос еще никогда не звучал так глупо.
Больше всего мне бы хотелось ненавязчиво переменить тему, а не пускаться снова в длинное путешествие по дорогам чужой жизни. Но конечно мне пришлось еще раз проделать этот путь. Меня никто не спрашивал, да и кто я такая, чтобы Провидение интересовалось моими желаниями?
-Если не хотите рассказывать, то… - я и сама была не прочь ускользнуть от беседы.
Но он только помотал головой, и, не спрашивая моего согласия, наполнил кубки вином. Видно, его история была не из тех, что рассказывают на трезвую голову. Пока он собирался с мыслями, я успела подумать о странных свойствах здешнего алкоголя. Вроде бы, вино – не тот напиток, который уж слишком ударяет в голову. Однако, от жидкости, что разливал по кубкам мой собеседник, я пьянела, словно от хорошего коньяка: незаметно, но необратимо. В голове поселялась бесшабашная легкость, все на свете становилось простым и понятным, и на язык само собою вылезало то, о чем по трезвости я бы непременно промолчала.
Я наслаждалась новым состоянием, а Дэнни в это время с удовольствием уставился на меня.
-Ты великолепна, леди, когда отдаешься чему-нибудь без остатка, - отметил он, явно намереваясь пуститься в обсуждение моей персоны.
-Я знаю, - мрачно откликнулась я, и даже тени кокетства не было в моем голосе.
Он был прав, и сам не знал, насколько. Я чувствовала, и не раз слышала от мужчин, что в легком хмелю приобретаю очарование, противостоять которому почти невозможно.
-О чем ты хотел рассказать мне? – единственной возможностью отвлечь его перевод беседы на изложение его личных тайн.
Я и сама не заметила, как перешла на «ты» – он так явно не признавал никаких условностей, что и мне захотелось отказаться хоть от малой их части.
На мою уловку он улыбнулся и кивнул.
-Должно быть, не я первый ищу твоего внимания. Но бьюсь об заклад, что первым сообщу тебе причину. Ты не просто слушаешь то, что тебе рассказывают – ты слышишь, и проживаешь все вместе с рассказчиком. Этому невозможно противиться: будь ты священником, не знала бы отбоя от желающих исповедоваться.
Он усмехнулся каким-то своим мыслям, легко поднялся, и отошел вглубь залы. Вернулся через несколько минут, держа в руках два куска пергамента, без рам, и каких-то потрепанных.
-Посмотри, - он протянул их мне, - моя жена и дети. Однажды у нас всю зиму прожил странствующий монах, и в благодарность за приют нарисовал это.
Стараясь пробиться сквозь туман опьянения, я вглядывалась в рисунки. Ничего особенного не было в чертах русоволосой женщины, смотрящей как бы чуть обиженно, и в глазах ребятишек, больших и настороженных, словно у зверьков. У этого мужчины должна была быть другая жена…и другие дети. Они не могли…
-Моя жена, - подтвердил Дэнни, - Я знаю, что ты думаешь, госпожа. Я и сам иногда думаю, что это не моя семья. Однако…моя.
-И?.. – надеюсь, в этом междометии было не слишком много любопытства.
Он интересовал меня. Будь я проклята, он интересовал меня сейчас больше, чем все тайны, что постоянно лезли мне на глаза.
-Она была образцом христианской супруги, - с усмешкой констатировал он, - Всеми добродетелями обладала в избытке. Не умела читать и писать, никогда не танцевала, не играла музыку, и ежедневное мытье считала бесовским наваждением. Единственное, что могло привести ее в умиление, это визиты бродячих монахов в пыльных рясах, с их лживыми историями о торжестве Христовой веры. Будь я жестоким человеком – силой сломил бы ее сопротивление, будь я ничтожеством – перенял бы ее тусклый взгляд на мир. Но я…
«Но ты ни то и ни другое, а потому просто оставил ее в покое, сделав положенное количество детей», – внутренне улыбаясь, подумала я.
Чего глупее было встревать в его рассказ, но я почему-то не смогла промолчать:
-Однако детей она приносила тебе исправно?..
Он даже прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и рассказать все как можно точнее.
-Да…Детей. Но знала бы ты, госпожа, чего мне стоило зачатие! – нервный смешок сопровождал его речи, и я не успела смутиться интимностью темы, - пусть боги покарают меня, никогда не видывал я женщины, что питала бы такое отвращение к мужчине.
Еле сдержавшись, чтобы не издать такой же нервный смешок, я коротко кивнула. Честно говоря, я не очень понимала его супругу. Хотя плотские утехи и считались постыдными, но я решительно не могла взять в толк, как можно пренебречь таким мужчиной, имея на него законные права.
Поймав мой полный недоумения взгляд, он грустно кивнул мне и продолжил рассказ.
-Лучше бы мне вовсе не иметь жены, только бы не сражаться каждую ночь со своей, будто с девственницей. Я словно всякий раз вновь похищал ее невинность, а она лишь плакала да молила Господа о помощи. Напрасный труд – христианский бог не помощник в таких делах. Но как бы ни шла моя семейная жизнь, - тут он снова нервно хохотнул, - жена все-таки родила мне наследника и еще двоих девчонок. И если б не эпидемия какой-то неизвестной заразы, я оставался бы отцом семейства, а не волком-одиночкой, каким ты нашла меня, госпожа.
-Я? Нашла? – и мой нервный смех нашел дорожку наружу, хотя прозвучал резко, как воронье карканье.
-Ну да, - кивнул он, не переставая внимательно меня рассматривать, - Ты должна была найти меня, и…Не станешь же ты утверждать, что это я явился к тебе.
Мне оставалось лишь помотать головой. Все, в общем-то, было верно: я сама всегда шагала навстречу тем или иным событиям, никогда не пытаясь свернуть в сторону. Пока я размышляла о себе, рассказ Дэнни подошел к финалу.
-Я был в отъезде, когда какой-то бродяга из тех, что она привечала, принес в замок заразу. Сначала заболели дети, и она, - его голос, до этого почти равнодушный, задрожал от гнева, - не пустила к ним знахарок. Не пустила никого, только молилась над ними день и ночь, пока не заболела тоже. Они все умерли так быстро, что я даже не успел предать их земле. Это сделали монахи из ближайшей обители…С молитвами, как полагается. А я, вернувшись, застал только пустые стены замка, в которых гулял ветер, да четыре свежие могилы на кладбище. Да вдобавок узнал, что отлучен от церкви за все прошлые и возможные в будущем грехи. Все потому, что требовал смерти для выродка, который принес смерть в мой дом. Сам он остался жить – что может быть глупее?
Я молча слушала. Никакое сочувствие тут не годилось – тут вообще не годились слова. Будь мы близки, я бы обняла его и прижала к себе так крепко, как только смогла бы. Но таких прав я не имела. Я просто боялась получить такие права. Кроме того, мой странный собеседник уже справился со вспышкой гнева, и снова неопределенно усмехался. Что означала его усмешка, я даже не пыталась понять.
-Самое смешное, - закончил он, - что родители так и не озаботились крестить меня. То-то я повеселился, когда отче Уорвик добился моего отлучения от церкви. Он, бедняга, и не знал, что я никогда не удостаивался чести пребывать в лоне христианства. Потерял большую часть удовольствия… Я, верно, совсем заморочил вам голову, благородная госпожа, - и он прямо взглянул мне в глаза.
Как ни искала, я не обнаружила в его взгляде ни капельки жалости к самому себе. Разве что насмешку, горькую, но вполне жизнеспособную. Чтобы сломать этого человека, нужно было еще что-нибудь, сверх того, что он уже пережил. Некой малости недоставало, дабы кубок его несчастий переполнился вконец. И я скорее дала бы отрезать себе руку, чем стала бы этой ничтожной малостью.
Насколько хороша шутка с его язычеством, до меня дошло не сразу. Право же, она и в самом деле была хороша, разве лишь чуть мрачновата, но не для этих времен.
-Ты не стремишься обратиться к Христовой вере? – я не удивлялась, я восхищалась им.
Критическая концентрация эмоций, которую нельзя было не заметить.
-Я самый правоверный из язычников, леди, - сознался он, приложив руку к сердцу, - Человеку вообще не слишком свойственны те правила, что насаждают всюду святые отцы. Может, этим он и плох, а может, хорош – не знаю. Только таков уж он есть, таким и останется.
Внезапно во мне проснулась очень веротерпимая особа.
-Возможно, и в христианстве есть что-нибудь полезное? – спросила я с саркастической усмешкой, чем вызвала у радушного хозяина неожиданный всплеск эмоций.
-Черта с два там есть хоть что-то, кроме смирения! – голос Дэнни зазвучал раза в два громче, чем обычно, - Нет ничего отвратительнее смирения. Смирения и добровольного рабства. У каждого под этим небом множество привязанностей, куда более сильных, чем какой-то бездарно погибший бог. И обетов – но только личных, а не навязанных добрым пастырем.
-Но как жить человеку, не знающему, где найти истину? – нам обоим грозила опасность утонуть в философских рассуждениях, и оба мы пребывали в полном восторге от такой перспективы.
-Нет смысла смотреть в небеса, Анна, чтобы найти там ответ. Человек живет на земле, и на земле получает полный расчет за свои дела…Небеса в этом не участвуют.
Вот он и сказал это. Безбожник, не верящий даже в то, что кто-то управляет нами сверху.
-Но ведь кто-то все же управляет нами сверху?
Он рассмеялся.
-Хорошо, если так. Но если только играет? А если ему уже наскучила эта игра? Что тогда?
Чуть заметный холодок детского страха пробежал вдоль моей спины. Оказывается, нужна смелость, чтобы хоть на минутку представить собственную независимость от высших сил.
* * *
Чем больше дней проходило, тем чаще мне хотелось запустить в него кубком. Казалось, он с одной только насмешкой следил за моими попытками сохранить независимость. Он не мешал мне думать о своем, если я не поддерживала беседы. Видит бог, мне было о чем подумать в эти бесконечно длинные вечера. Паутина эмоций, от которой я считала себя в полной безопасности, затягивала меня все сильнее.
Робби рвался обладать мною и вовсе не пытался скрывать свои намерения, ни из соображений галантности, ни из других чувств. Он должен был получить то, что хотел, и не видел к тому особых препятствий. Мы и так предназначались друг другу, чтобы вникать во взаимные ощущения сколько-нибудь глубоко. К тому же я не возражала вслух, а молчаливых протестов он просто не замечал. Иногда это смешило меня, иногда раздражало, но до сей поры не вызывало желания хоть что-нибудь изменить.
Но в полуразрушенном (вместе с жизнью хозяина) замке Проклятого Дэнни я повстречала другие эмоции. Честно говоря, я думала, этих эмоций в природе больше не существует, по крайней мере, для меня.
