-Куда ты? – как ребенок, я не желала расставаться с найденной так удачно «энциклопедией ответов» на самые наболевшие вопросы.
Как ребенку же она мне и ответила (разве что не погладив меня по голове):
-Сейчас здесь будут все охотники. Мы еще увидимся – и не раз – а теперь мне пора.
И она во мгновение ока скрылась из виду. Мне показалось, буквально растворилась между ветвей. Однако я подозревала, что никакой друидской магией тут и не пахло – ловкость, разве что, и больше ничего.
Почти сразу же на поляну выехал Робби. Он соскочил с коня, и бегом бросился ко мне.
-Ради бога, леди! Мы обшарили весь лес – где ты пряталась? На этой самой поляне, разрази меня гром, я побывал не менее пяти раз.
-У всех свои дороги, - понабравшись от Посвященной загадочности, я хладнокровно пожала плечами.
Робби, однако, понял меня буквально.
-Что ты знаешь о здешних дорогах? Дьявол…прости меня, госпожа, да здесь и вовсе нет никаких дорог!
Пришло время слегка приоткрыть свои карты, а не то мы рисковали никогда не понять друг друга.
-Дара рассказала мне…
-Старуха Дара говорила с тобой? – он так удивился, словно она была немой от рождения.
-Что значит «старуха»? – мне тоже было чему удивиться, мне-то она показалась едва ли не моей ровесницей.
-Она старше, чем покойный отец Властителя, - пояснил он, слегка оправившись от собственного изумления, - и она редко разговаривает с незнакомыми. А если твои глаза увидели молодую женщину, то, стало быть, ты ее заинтересовала. Ты сама-то, часом, не колдунья, благородная госпожа?
Я только со смехом отмахнулась. В его шутке пряталась доля правды, как это обычно и бывает. Поразительная чувствительность позволяла ему и во мне различать нечто чуждое средневековой эпохе, но что именно – уяснить он не мог, и от этого иногда проявлял настороженность.
Напрягшись, я попыталась проанализировать свои чувства. Оказалось, и с ними не все так просто. Посвященная обладала одной удивительной способностью, которой я не могла найти разумного объяснения, как ни старалась. Ее облик как будто ускользал из памяти, стоило ей скрыться с моих глаз. Вроде бы я помнила и черты лица, и его выражение, и голос – однако смутно, словно сквозь грязное стекло, и ни за что не смогла бы описать ее, даже ради спасения своей души.
* * *
Чем дальше, тем больше я укреплялась в одной мысли. Она смешила меня, но одновременно не давала покоя. В качестве будущего супруга мне гораздо больше нравился сэр Джон. Это предпочтение было у меня чисто умозрительным, но зато очень устойчивым. Я наблюдала за обоими братьями, и все отчетливей понимала, что мы с Джонни существенно лучше понимаем друг друга. В семейной жизни этот момент представлялся мне самым важным. Однако деваться было некуда, и я заранее изготовилась нести бремя «сговоренного брака». Однако Джонни оставался моим тайным любимцем, и я с радостью ответила согласием на его предложение поговорить. Я и подумать не могла, до чего он додумается своими средневековыми мозгами. Когда он приступил к делу, мне показалось, что нас обоих внезапно одолел жестокий приступ белой горячки.
Все симптомы имелись в наличии: глаза Джонни остекленели, и не будь я совершенно уверена в его полном душевном здоровье, наверняка решила бы, что он сошел с ума. Да и я, раз слушала его, не могла похвастать здравым рассудком – очевидно.
-Ты должна исполнить то, в чем ни один из нас не может помочь Властителю…Только женщина может исполнить это...
-Вот как, - феминистка, обычно спящая во мне глубоким сном, внезапно решила поучаствовать в беседе, - и женщины, оказывается, на что-то пригодны?
Он словно не слышал меня, и после небольшой паузы продолжал с еще большим воодушевлением:
-Тебе предоставлена честь родить Властителю наследника...
-То-есть как это «родить»? – от неожиданности я чуть было вовсе не потеряла дар речи.
Мне не хуже всех остальных было известно, что даже при большом старании с моей стороны Властитель не сможет сделать мне ребенка. И как ни возмутительно я выглядела в роли племенной кобылы, удивление оказалось сильнее справедливого негодования.
-А как посмотрит на это Робби? – ехидно поинтересовалась я, упирая руки в бока абсолютно плебейским жестом, - Или вы тут все настолько спятили, что готовы даже подложить государю чужую невесту? Предупреждаю, у меня отвратительная родословная!
Джонни как-то неопределенно фыркнул. По-моему, он опасался, что мое выступление долетит до чьих-нибудь любопытных ушей, а не то повеселился бы над ним вволю.
-Робби как раз спит и видит, что ты согласишься, леди.
-Наверно, я плохо поняла вас, - окончательно запутавшись, воззрилась я в его безмятежные глаза, - Или вы плохо растолковали. С чего это Робби должен радоваться, если ему достанется жена, бывшая в употреблении, пусть и у такого достойного человека. А потом…
Теперь он смотрел на меня с нескрываемой укоризной.
-Ты ведь знаешь, что Властитель…не сможет э-э…воспользоваться твоим расположением, даже если ты станешь умолять его об этом на коленях (от такой перспективы я непристойно прыснула: ну не могла я представить себе настолько абсурдную картину!). Ты и Робби должны как можно скорее заключить брак, и зачать ребенка. Потом ты уедешь…подальше отсюда, и вернешься, лишь разрешившись от бремени. Всем будет объявлено, что ребенок родился мертвым, а на самом деле младенца перевезут сюда тайно.
Поистине, мужчины мало смыслят в детях и во всем, что с ними связано!
-И как вы объясните впоследствии, откуда взялся наследник у человека, о котором всем известно, что он не может стать отцом?
Джонни нахмурился. Видно, его тоже несколько тревожила эта же мысль.
-Ну… - неопределенно повертел он в воздухе рукой, - что-нибудь придумаем. Да, в конце концов, слово государя не требует никаких доказательств и объяснений! Если он признает младенца, то и все остальные должны будут попридержать языки.
-Ну ладно, - я готова была рассмотреть его предложение, при условии, что все формальности мы приведем в порядок немедленно, - А как, все же, с моим происхождением? Наследник Властителя должен быть высокого рода.
Джонни торжественно кивнул.
-Ты достаточно высокородна, госпожа, чтобы исполнить то, что тебе предназначено.
-Вот как? И кто это вам сказал?
-Старуха Дара держала тебя за руку – она говорит, что ты королевского рода.
Мне понадобилась целая минута, чтобы осознать: им достаточно субъективного ощущения странной дамы, чтобы признать мою кровь бесповоротно голубой.
-А…она не может ошибаться?
-Дара никогда не ошибается. Она же Посвященная, - Джонни проговорил это таким тоном, точно беседовал с умалишенной.
Уж эти мне их колдовские штучки! И ведь ничего не возразишь. Однако еще ни разу в жизни у меня не было случая произвести на свет наследника целого государства. И вряд ли мне еще хоть раз представится подобная возможность.
-Ладно, - решившись, кивнула я, - сыграем с судьбой. Надеюсь, у нее не крапленые карты. Тогда у нас есть шанс обставить ее.
Мэнли смотрел на меня так, словно я внезапно заговорила, например, по-русски. Словно моя речь была для него просто набором бессмысленных звуков.
-О чем это ты, женщина? – спросил он, наконец, после долгой паузы, - Разве возможно играть с судьбой? С ней можно только сражаться.
-Да глупости! – я раздраженно отмахнулась от его слов, - Судьба обожает игрища, самые разнообразные. Она постоянно играет людьми: и мной, и тобой тоже. Разве ты думал, Джонни, что станешь тенью Властителя, и будешь творить свою жизнь от его имени? Разве мог знать сэр Роберт, что в жены ему достанется такой опасный приз (тут я для ясности ткнула себя в грудь)? И разве могла подумать я сама, куда заведет меня моя дорога?
Собственную дорогу я упомянула просто ради красного словца, и тут же успела печально подумать, насколько точной была эта мысль. Ничего я о себе не знала. Ни раньше, ни теперь. И самое главное, не хотела, как будто боялась узнать.
-Может, вы и правы, добрая госпожа, - задумчиво отметил Джонни, - Однако обещайте мне, что о нашем разговоре никто не узнает.
-Не узнает, - заверила его я, - Вообще, у нас хорошие шансы на успех. Девчонки, которых нарожала Мэгги – лишнее тому подтверждение. Очень здоровые дети.
Поистине, это был не разговор, а набор поводов для удивления. Сэр Джон так на меня уставился, точно я произнесла крайнюю непристойность. Ну, конечно, мне следовало сделать вид, точно этих незаконнорожденных крошек в природе не существует.
-На мне узоров нету, - сердито рявкнула я, - И цветы не растут. Нечего на меня таращиться. Может, мне и не стоило обращать внимания на сплетни. Зато я точно знаю, что от Робби родятся хорошие, здоровые малявки.
Оправившись от изумления, Джонни снова жизнерадостно захохотал.
-Ваша практичность делает вам честь, госпожа.
На мгновение мне особенно сильно захотелось, чтобы именно он, а не Робби, стал моим супругом. Разговаривать, во всяком случае, с ним было намного проще. С Робби мне постоянно приходилось произносить то, что он ожидал услышать от меня, и не выдавать того, что он хотел обо мне узнать. Тяжкая задача, о которой я постоянно боялась забыть.
Внезапно меня осенило.
-При дворе ва…нашего сюзерена отирается бессчетное количество наложниц, с позволения сказать. Хоть одна из них переступала порог его спальни? Вот на кого-нибудь из них можно свалить производство наследника. Никто же не станет вдаваться в подробности, которая именно произвела его на свет. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Восхищение в глазах Джонни зашкалило за критическую отметку.
-Не ошибаетесь, - кивнул он, с трудом придавая взгляду хоть некое подобие бесстрастия, - Мне кажется, вы почти никогда не ошибаетесь, госпожа.
* * *
«Я привыкаю. Я чувствую себя здесь как дома», - повторяла я про себя, словно заклинание. Это выглядело почти правдой – честно говоря, будь я совершенно неподготовленной, и то могла бы уж попривыкнуть к размеренному существованию. Здесь много чего происходило, но кроме бурных событий, в которые я не могла не впутаться, основное время уходило день за днем, как содержимое песочных часов: медленно и неотвратимо.
Мир Средневековья раскрывался передо мной постепенно, словно картина одного из старых мастеров, оценить которую можно, лишь посвятив созерцанию долгие часы. Я все ждала, когда же всеведущий отец Уорвик предаст анафеме интриганов, подбивавших меня на «суррогатное», если можно так выразиться, материнство. Ждала, и чем дальше, тем яснее понимала, что никакой анафемы не предвидится. По крайней мере, в ближайшее время.
Мне крупно повезло: святой отец явно не был в курсе затеваемой братьями Мэнли обширной авантюры. Во всяком случае, он не торопился клеймить меня за развратные устремления и, напротив, при случае старался как мог донести до меня, невежественной, основные тезисы своей теории.
Теория была стройна, завершенна, и кошмарна по сути. Человечеству предлагалось отречься от любви во имя достижения высшей гармонии. Отче так странно понимал аскезу, что я прислушалась, стараясь найти логику в его рассуждениях. Логика была, причем почти безупречная, но только логика безумца. Изначальный посыл был неверен, зато все остальное – выше всяких похвал.
Святой отец далеко опередил всех философов древности: они предлагали умерщвлять плоть, а он предлагал проделывать то же самое с духом. Дух человеческий, доверительно сообщил он мне, развращен избытком чувств, как человеческое тело может быть развращено избытком комфорта.
-Господь внушил мне, что я должен быть услышан тобою, дочь моя. Услышан и понят, как понимаю себя сам.
«Сомнительное утверждение – не все понимают себя сами столь хорошо», – вяло подумала я.
Я решительно не могла сопротивляться его желанию пооткровенничать. Да, надо сознаться, и не хотела. Когда еще мне представится случай выслушать столь нетривиальные откровения?..
-Готова ли ты выслушать меня? – подумать только, он считал, что оказывает мне честь своей откровенностью.
Мне оставалось только молча ждать пришествия этой нечеловеческой благодати. Мое молчание отец Уорвик истолковал как полное согласие, и продолжал с еще большим энтузиазмом:
-Откажись человечество от сладкого плода любви – плода, гнилого в самой сердцевине! – какой новый мир открыло бы оно для себя. Все силы, что оно тратит на погоню за призраком счастья, оно могло бы использовать…
-На прополку огорода, - нагло, но едва слышно брякнула я.
Отче, однако, отличался острым слухом. И на мое счастье, довольно странным чувством юмора.
-На любую деятельность, - величаво кивнул он, - которую Господь предназначил для детей своих на этой земле.
Чем больше я его слушала, тем больше удивлялась. При всей абсурдности в его теории имелось здравое зерно. Мой собственный житейский опыт подсказывал: в чем-то он прав.
Силы, которые человечество упорно тратило на урегулирование интимной жизни, были несоразмерно велики. Прочие деяния отходили на второй план, а проблема продолжения рода, пусть и важная, бесстыдно вылезала на первое место.
Видно, он заметил на моем лице ростки согласия с «генеральной линией партии».
-Верно ли я понял, дочь моя, что ты согласна с божественным предначертанием?
Эта неожиданная реплика мгновенно выбила меня из ровной колеи неспешных философских размышлений. Он ожидал моей реакции на утопию, которую так долго и так терпеливо излагал.
-Ну, в общем-то… - честно признаться, я как-то не готова была сделаться адептом столь радикальной теории.
-Ты согласна со мною, просто не готова еще принять все это в своем сердце, - констатировал святой отец, и на этом приостановил «психологическую обработку» моей персоны.
Размышляя сама с собой обо всех этих философских материях, я решила, что, видно, плохо понимаю средневековую психологию. Но одно обстоятельство убеждало меня в обратном.
Хотела я того или нет, однако явно отбивала хлеб у святого отца. В нарушение всех религиозных запретов, я незаметно для себя сделалась всеобщим исповедником. Моя гипотетическая жилетка не просыхала от чужих слез. Я во множестве выслушивала чужие исповеди, принимала покаяния и отпускала грехи. Можно было подумать, что все эти люди вознамерились именно на мои плечи возложить груз своих горестей и забот и только из моих уст желали получать советы на все случаи жизни.
Возможно, так вышло потому, что все эти люди явно уважали меня более, нежели среднестатистическую средневековую даму, пусть и самых что ни на есть благородных кровей. Поразмыслив здраво, я просчитала, что лежит в основе их уважения. Во-первых, по средневековым меркам я давно миновала возраст юности и всяческой незрелости. Во-вторых, приобрела дополнительный печальный опыт, утратив мужа и дитя. В-третьих, кто-то из ближних Властителя все же сболтнул, что слышал, как их господин называл меня советницей королевы, а я, будто бы, и не думала отпираться.
Если не все, то многие познания в этом обществе держались на разного качества сплетнях и на бескорыстных сторонниках их скорейшего распространения. Я заметила, что местные обитатели часто не помышляют извлекать из сплетен какую-либо выгоду. Просто ту нишу, что в современном мне мире занимала бульварная пресса, здесь заполняли все, кому не лень, в меру своих способностей.
Как ребенку же она мне и ответила (разве что не погладив меня по голове):
-Сейчас здесь будут все охотники. Мы еще увидимся – и не раз – а теперь мне пора.
И она во мгновение ока скрылась из виду. Мне показалось, буквально растворилась между ветвей. Однако я подозревала, что никакой друидской магией тут и не пахло – ловкость, разве что, и больше ничего.
Почти сразу же на поляну выехал Робби. Он соскочил с коня, и бегом бросился ко мне.
-Ради бога, леди! Мы обшарили весь лес – где ты пряталась? На этой самой поляне, разрази меня гром, я побывал не менее пяти раз.
-У всех свои дороги, - понабравшись от Посвященной загадочности, я хладнокровно пожала плечами.
Робби, однако, понял меня буквально.
-Что ты знаешь о здешних дорогах? Дьявол…прости меня, госпожа, да здесь и вовсе нет никаких дорог!
Пришло время слегка приоткрыть свои карты, а не то мы рисковали никогда не понять друг друга.
-Дара рассказала мне…
-Старуха Дара говорила с тобой? – он так удивился, словно она была немой от рождения.
-Что значит «старуха»? – мне тоже было чему удивиться, мне-то она показалась едва ли не моей ровесницей.
-Она старше, чем покойный отец Властителя, - пояснил он, слегка оправившись от собственного изумления, - и она редко разговаривает с незнакомыми. А если твои глаза увидели молодую женщину, то, стало быть, ты ее заинтересовала. Ты сама-то, часом, не колдунья, благородная госпожа?
Я только со смехом отмахнулась. В его шутке пряталась доля правды, как это обычно и бывает. Поразительная чувствительность позволяла ему и во мне различать нечто чуждое средневековой эпохе, но что именно – уяснить он не мог, и от этого иногда проявлял настороженность.
Напрягшись, я попыталась проанализировать свои чувства. Оказалось, и с ними не все так просто. Посвященная обладала одной удивительной способностью, которой я не могла найти разумного объяснения, как ни старалась. Ее облик как будто ускользал из памяти, стоило ей скрыться с моих глаз. Вроде бы я помнила и черты лица, и его выражение, и голос – однако смутно, словно сквозь грязное стекло, и ни за что не смогла бы описать ее, даже ради спасения своей души.
* * *
Чем дальше, тем больше я укреплялась в одной мысли. Она смешила меня, но одновременно не давала покоя. В качестве будущего супруга мне гораздо больше нравился сэр Джон. Это предпочтение было у меня чисто умозрительным, но зато очень устойчивым. Я наблюдала за обоими братьями, и все отчетливей понимала, что мы с Джонни существенно лучше понимаем друг друга. В семейной жизни этот момент представлялся мне самым важным. Однако деваться было некуда, и я заранее изготовилась нести бремя «сговоренного брака». Однако Джонни оставался моим тайным любимцем, и я с радостью ответила согласием на его предложение поговорить. Я и подумать не могла, до чего он додумается своими средневековыми мозгами. Когда он приступил к делу, мне показалось, что нас обоих внезапно одолел жестокий приступ белой горячки.
Все симптомы имелись в наличии: глаза Джонни остекленели, и не будь я совершенно уверена в его полном душевном здоровье, наверняка решила бы, что он сошел с ума. Да и я, раз слушала его, не могла похвастать здравым рассудком – очевидно.
-Ты должна исполнить то, в чем ни один из нас не может помочь Властителю…Только женщина может исполнить это...
-Вот как, - феминистка, обычно спящая во мне глубоким сном, внезапно решила поучаствовать в беседе, - и женщины, оказывается, на что-то пригодны?
Он словно не слышал меня, и после небольшой паузы продолжал с еще большим воодушевлением:
-Тебе предоставлена честь родить Властителю наследника...
-То-есть как это «родить»? – от неожиданности я чуть было вовсе не потеряла дар речи.
Мне не хуже всех остальных было известно, что даже при большом старании с моей стороны Властитель не сможет сделать мне ребенка. И как ни возмутительно я выглядела в роли племенной кобылы, удивление оказалось сильнее справедливого негодования.
-А как посмотрит на это Робби? – ехидно поинтересовалась я, упирая руки в бока абсолютно плебейским жестом, - Или вы тут все настолько спятили, что готовы даже подложить государю чужую невесту? Предупреждаю, у меня отвратительная родословная!
Джонни как-то неопределенно фыркнул. По-моему, он опасался, что мое выступление долетит до чьих-нибудь любопытных ушей, а не то повеселился бы над ним вволю.
-Робби как раз спит и видит, что ты согласишься, леди.
-Наверно, я плохо поняла вас, - окончательно запутавшись, воззрилась я в его безмятежные глаза, - Или вы плохо растолковали. С чего это Робби должен радоваться, если ему достанется жена, бывшая в употреблении, пусть и у такого достойного человека. А потом…
Теперь он смотрел на меня с нескрываемой укоризной.
-Ты ведь знаешь, что Властитель…не сможет э-э…воспользоваться твоим расположением, даже если ты станешь умолять его об этом на коленях (от такой перспективы я непристойно прыснула: ну не могла я представить себе настолько абсурдную картину!). Ты и Робби должны как можно скорее заключить брак, и зачать ребенка. Потом ты уедешь…подальше отсюда, и вернешься, лишь разрешившись от бремени. Всем будет объявлено, что ребенок родился мертвым, а на самом деле младенца перевезут сюда тайно.
Поистине, мужчины мало смыслят в детях и во всем, что с ними связано!
-И как вы объясните впоследствии, откуда взялся наследник у человека, о котором всем известно, что он не может стать отцом?
Джонни нахмурился. Видно, его тоже несколько тревожила эта же мысль.
-Ну… - неопределенно повертел он в воздухе рукой, - что-нибудь придумаем. Да, в конце концов, слово государя не требует никаких доказательств и объяснений! Если он признает младенца, то и все остальные должны будут попридержать языки.
-Ну ладно, - я готова была рассмотреть его предложение, при условии, что все формальности мы приведем в порядок немедленно, - А как, все же, с моим происхождением? Наследник Властителя должен быть высокого рода.
Джонни торжественно кивнул.
-Ты достаточно высокородна, госпожа, чтобы исполнить то, что тебе предназначено.
-Вот как? И кто это вам сказал?
-Старуха Дара держала тебя за руку – она говорит, что ты королевского рода.
Мне понадобилась целая минута, чтобы осознать: им достаточно субъективного ощущения странной дамы, чтобы признать мою кровь бесповоротно голубой.
-А…она не может ошибаться?
-Дара никогда не ошибается. Она же Посвященная, - Джонни проговорил это таким тоном, точно беседовал с умалишенной.
Уж эти мне их колдовские штучки! И ведь ничего не возразишь. Однако еще ни разу в жизни у меня не было случая произвести на свет наследника целого государства. И вряд ли мне еще хоть раз представится подобная возможность.
-Ладно, - решившись, кивнула я, - сыграем с судьбой. Надеюсь, у нее не крапленые карты. Тогда у нас есть шанс обставить ее.
Мэнли смотрел на меня так, словно я внезапно заговорила, например, по-русски. Словно моя речь была для него просто набором бессмысленных звуков.
-О чем это ты, женщина? – спросил он, наконец, после долгой паузы, - Разве возможно играть с судьбой? С ней можно только сражаться.
-Да глупости! – я раздраженно отмахнулась от его слов, - Судьба обожает игрища, самые разнообразные. Она постоянно играет людьми: и мной, и тобой тоже. Разве ты думал, Джонни, что станешь тенью Властителя, и будешь творить свою жизнь от его имени? Разве мог знать сэр Роберт, что в жены ему достанется такой опасный приз (тут я для ясности ткнула себя в грудь)? И разве могла подумать я сама, куда заведет меня моя дорога?
Собственную дорогу я упомянула просто ради красного словца, и тут же успела печально подумать, насколько точной была эта мысль. Ничего я о себе не знала. Ни раньше, ни теперь. И самое главное, не хотела, как будто боялась узнать.
-Может, вы и правы, добрая госпожа, - задумчиво отметил Джонни, - Однако обещайте мне, что о нашем разговоре никто не узнает.
-Не узнает, - заверила его я, - Вообще, у нас хорошие шансы на успех. Девчонки, которых нарожала Мэгги – лишнее тому подтверждение. Очень здоровые дети.
Поистине, это был не разговор, а набор поводов для удивления. Сэр Джон так на меня уставился, точно я произнесла крайнюю непристойность. Ну, конечно, мне следовало сделать вид, точно этих незаконнорожденных крошек в природе не существует.
-На мне узоров нету, - сердито рявкнула я, - И цветы не растут. Нечего на меня таращиться. Может, мне и не стоило обращать внимания на сплетни. Зато я точно знаю, что от Робби родятся хорошие, здоровые малявки.
Оправившись от изумления, Джонни снова жизнерадостно захохотал.
-Ваша практичность делает вам честь, госпожа.
На мгновение мне особенно сильно захотелось, чтобы именно он, а не Робби, стал моим супругом. Разговаривать, во всяком случае, с ним было намного проще. С Робби мне постоянно приходилось произносить то, что он ожидал услышать от меня, и не выдавать того, что он хотел обо мне узнать. Тяжкая задача, о которой я постоянно боялась забыть.
Внезапно меня осенило.
-При дворе ва…нашего сюзерена отирается бессчетное количество наложниц, с позволения сказать. Хоть одна из них переступала порог его спальни? Вот на кого-нибудь из них можно свалить производство наследника. Никто же не станет вдаваться в подробности, которая именно произвела его на свет. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Восхищение в глазах Джонни зашкалило за критическую отметку.
-Не ошибаетесь, - кивнул он, с трудом придавая взгляду хоть некое подобие бесстрастия, - Мне кажется, вы почти никогда не ошибаетесь, госпожа.
* * *
«Я привыкаю. Я чувствую себя здесь как дома», - повторяла я про себя, словно заклинание. Это выглядело почти правдой – честно говоря, будь я совершенно неподготовленной, и то могла бы уж попривыкнуть к размеренному существованию. Здесь много чего происходило, но кроме бурных событий, в которые я не могла не впутаться, основное время уходило день за днем, как содержимое песочных часов: медленно и неотвратимо.
Мир Средневековья раскрывался передо мной постепенно, словно картина одного из старых мастеров, оценить которую можно, лишь посвятив созерцанию долгие часы. Я все ждала, когда же всеведущий отец Уорвик предаст анафеме интриганов, подбивавших меня на «суррогатное», если можно так выразиться, материнство. Ждала, и чем дальше, тем яснее понимала, что никакой анафемы не предвидится. По крайней мере, в ближайшее время.
Мне крупно повезло: святой отец явно не был в курсе затеваемой братьями Мэнли обширной авантюры. Во всяком случае, он не торопился клеймить меня за развратные устремления и, напротив, при случае старался как мог донести до меня, невежественной, основные тезисы своей теории.
Теория была стройна, завершенна, и кошмарна по сути. Человечеству предлагалось отречься от любви во имя достижения высшей гармонии. Отче так странно понимал аскезу, что я прислушалась, стараясь найти логику в его рассуждениях. Логика была, причем почти безупречная, но только логика безумца. Изначальный посыл был неверен, зато все остальное – выше всяких похвал.
Святой отец далеко опередил всех философов древности: они предлагали умерщвлять плоть, а он предлагал проделывать то же самое с духом. Дух человеческий, доверительно сообщил он мне, развращен избытком чувств, как человеческое тело может быть развращено избытком комфорта.
-Господь внушил мне, что я должен быть услышан тобою, дочь моя. Услышан и понят, как понимаю себя сам.
«Сомнительное утверждение – не все понимают себя сами столь хорошо», – вяло подумала я.
Я решительно не могла сопротивляться его желанию пооткровенничать. Да, надо сознаться, и не хотела. Когда еще мне представится случай выслушать столь нетривиальные откровения?..
-Готова ли ты выслушать меня? – подумать только, он считал, что оказывает мне честь своей откровенностью.
Мне оставалось только молча ждать пришествия этой нечеловеческой благодати. Мое молчание отец Уорвик истолковал как полное согласие, и продолжал с еще большим энтузиазмом:
-Откажись человечество от сладкого плода любви – плода, гнилого в самой сердцевине! – какой новый мир открыло бы оно для себя. Все силы, что оно тратит на погоню за призраком счастья, оно могло бы использовать…
-На прополку огорода, - нагло, но едва слышно брякнула я.
Отче, однако, отличался острым слухом. И на мое счастье, довольно странным чувством юмора.
-На любую деятельность, - величаво кивнул он, - которую Господь предназначил для детей своих на этой земле.
Чем больше я его слушала, тем больше удивлялась. При всей абсурдности в его теории имелось здравое зерно. Мой собственный житейский опыт подсказывал: в чем-то он прав.
Силы, которые человечество упорно тратило на урегулирование интимной жизни, были несоразмерно велики. Прочие деяния отходили на второй план, а проблема продолжения рода, пусть и важная, бесстыдно вылезала на первое место.
Видно, он заметил на моем лице ростки согласия с «генеральной линией партии».
-Верно ли я понял, дочь моя, что ты согласна с божественным предначертанием?
Эта неожиданная реплика мгновенно выбила меня из ровной колеи неспешных философских размышлений. Он ожидал моей реакции на утопию, которую так долго и так терпеливо излагал.
-Ну, в общем-то… - честно признаться, я как-то не готова была сделаться адептом столь радикальной теории.
-Ты согласна со мною, просто не готова еще принять все это в своем сердце, - констатировал святой отец, и на этом приостановил «психологическую обработку» моей персоны.
Размышляя сама с собой обо всех этих философских материях, я решила, что, видно, плохо понимаю средневековую психологию. Но одно обстоятельство убеждало меня в обратном.
Хотела я того или нет, однако явно отбивала хлеб у святого отца. В нарушение всех религиозных запретов, я незаметно для себя сделалась всеобщим исповедником. Моя гипотетическая жилетка не просыхала от чужих слез. Я во множестве выслушивала чужие исповеди, принимала покаяния и отпускала грехи. Можно было подумать, что все эти люди вознамерились именно на мои плечи возложить груз своих горестей и забот и только из моих уст желали получать советы на все случаи жизни.
Возможно, так вышло потому, что все эти люди явно уважали меня более, нежели среднестатистическую средневековую даму, пусть и самых что ни на есть благородных кровей. Поразмыслив здраво, я просчитала, что лежит в основе их уважения. Во-первых, по средневековым меркам я давно миновала возраст юности и всяческой незрелости. Во-вторых, приобрела дополнительный печальный опыт, утратив мужа и дитя. В-третьих, кто-то из ближних Властителя все же сболтнул, что слышал, как их господин называл меня советницей королевы, а я, будто бы, и не думала отпираться.
Если не все, то многие познания в этом обществе держались на разного качества сплетнях и на бескорыстных сторонниках их скорейшего распространения. Я заметила, что местные обитатели часто не помышляют извлекать из сплетен какую-либо выгоду. Просто ту нишу, что в современном мне мире занимала бульварная пресса, здесь заполняли все, кому не лень, в меру своих способностей.
