Персиваль коснулся ее руки и ответил:
-Жива.
-Тогда что со мной?
-Знаешь, - Персиваль немного помедлил прежде, чем ответить, - нам выпали дни перемен. А перемены – это худшее проклятие. У одного восточного народа, далекого, за многими морями от нас, есть такое проклятие: «чтобы твои дети жили во времена великих перемен». И мы эти дети. Мы не живем, а существуем.. тени самих себя. Те, кто будет несчастен, попадет в историю для будущих поколений и обретет новую жизнь, полную мифов и вымысла, а мы, ты и я, как многие, просто уйдем. Сделав свое дело, просто исчезнем.
-Напиться бы, - призналась Арахна, ежась, хотя здесь еще кое-как отапливалось. – От твоих слов и жить не хочется. Не то, чтобы раньше особенно, но ты вообще…
-Не поможет, - фыркнул Персиваль, - пей или нет, а забытье не приходит. Только потом желудок сводит и тошнит. И голова гудит.
-А Мальт советовал когда-то, - тихо вспомнила Арахна.
-Мне тоже, - признался Персиваль, - но я не могу забываться. Это как в горячку попасть. А пробуждение все равно будет.
-Страшно!
-Пойло страх не снимет. Лишь приблизит минуту падения, - Персиваль был воплощением мрачности. Арахна вздохнула.
Но развить тему им не дали. По ступенькам бодро сошел Велес. Он был счастлив и полон внутреннего блага. Арахна и Персиваль, увидев его, не сговариваясь, поднялись со своих мест, с изумлением глядя на столь неприятного и известного гостя.
Велес тоже их увидел и остановился, достигнув, приветствовал:
-Доброго дня вам, госпожа Арахна и вам, господин Персиваль.
Персиваль ограничился кивком, а Арахна воинственно спросила:
-Что вас сюда привело?
-Это вам лучше бы спросить у господина Мальта, - Велес лучился улыбкой и обаянием. – Вы не поверите, как он дружелюбен! Кстати, Арахна, те, двое патрульных…я отправлю их сегодня к вам. Мне мятежники не сдались, пусть будут вашей проблемой.
Арахна мрачно смотрела на него, не веря, что этот тот самый Велес.
-Пусть это будет моим подарком к нашей долгой дружбе !- решил Велес, - ах, я спешу. Доброго вам дня!
И он торопливо покинул здание, выскользнув в холод улиц Маары. Арахне только и осталось, что проследить за ним растерянным взглядом.
-Не ведись, - предупредил Персиваль, словно Арахна сама бы не догадалась до этого. В ответ на это она прожгла его самым злым взглядом, на какой была способна. Персиваль не смутился:
-Ты не угадала сильных чувств своего друга, с которым жила в одной Коллегии, поверила Мальту…нехорошая закономерность прослеживается!
-Знаешь, - сказала Арахна холодно, подавив первый приступ ярости, - надеюсь, что твоя затея с зерном провалится и ты, наконец-то, окажешься на моем эшафоте, и мы с тобой поговорим!
Она толкнула Персиваля в грудь, нарочно, чтобы показать свое презрение к нему и заторопилась по ступенькам вверх, к Мальту, ради которого и пришла.
Мальт не удивился, увидев Арахну. Она же, пропустив всякие приступы вежливости, налетела на него мгновенно:
-Почему у тебя был Велес?
-И я тебе рад, - Мальт усмехнулся, - не бушуй, Ара!
-Он подлец! Он гадкий, мерзкий мясник!
-Он отдает под твое владение Ольсена и Лагота, - сказал Мальт, надеясь, что Арахну это известие отвлечет от ее гнева. И отвлекло бы, если бы Велес сам не сообщил ей о передаче патрульных под ее владение меньше десяти минут назад.
-А что ты ему пообещал за это? – прошипела Арахна, точно зная уже, что Мальт просто так не станет выбивать ничего. да и Велес не производил впечатление человека, способного к бескорыстным поступкам.
-Кому? – тянул время Мальт.
-Велесу, - Арахна не была настроена на шутки.
-Ничего, что касалось бы тебя, - попытался успокоить он. Но Арахна не была настроена и на успокоение.
-Что ты ему пообещал? – повторила она уже угрожающим тоном, хотя какую, в самом деле, угрозу, она могла бы нести в себе? Кроме Мальта у нее не было ни одного заступника или настоящего друга, никто, кроме него, не заступился бы за нее, однако, Арахна именно наступала на Мальта.
-Ничего, что касалось бы тебя, - Мальт тоже повторил свой ответ, но сделал это мягко. – Арахна, есть договоренности, которые лучше не знать. Тебе это никак не будет важно.
-Я хочу знать! Я не имею на это права?
-Имеешь, но, поверь мне, я не стану вредить тебе или Мааре. Я прошу тебя не вынуждать меня раскрывать все детали этого постыдного договора. Я не пошел бы на соглашение с ним, но иначе нам было не получить тех двух патрульных, ты взбесила его…
Мальт умел лавировать. Он был искусен в этом навыке. Более того, нарочно напирал сейчас на чувство вины Арахны, надеясь, что она отвлечется на это и не станет выспрашивать.
На этот раз ему повезло. Арахна опустила голову, теряя весь свой боевой пыл. Стыд обжег её изнутри, и она невольно сжалась, съежилась, осознавая свою глупость.
-Не надо, - попросил Мальт, приобнимая ее осторожно, чтобы не напугать. И в этот момент Арахна удивила Мальта, хотя он уже полагал, что это сделать очень сложно с ее стороны:
-Помнишь, я спрашивала, красивая ли я?
Мальт поперхнулся и уточнил на всякий случай:
-Ты про тот случай, когда ты напилась после казни Лепена и Регара, и попыталась меня соблазнить?
-Да, - Арахна привычно смутилась. – Помнишь… ты тогда не знал, что сказать. Ты отправил меня к себе.
-Я сволочь лишь определенного вида, - напомнил Мальт. – Впрочем, сейчас я могу сказать, что ты красива. Да, сейчас, когда в тебе что-то изменилось, а может быть – во мне? Ты красива, только усталая.
Арахна молча сбросила его руки со своих плеч, отошла даже для верности. Слова Персиваля странно обожгли ее сначала обидой, потом чем-то большим и более ядовитым.
-Знаешь. А мне всегда не хватало женского общества, - хмыкнула она задумчиво, - Коллегия Палачей, теперь Совет…
-Что за вопросы? Сейчас не самое лучшее время для размышлений о красоте или…о чем ты там размышляешь? Сейчас у нас война. Голод, холод, противостояние в самом народе!
-Сейчас жизнь, - с усилием ответила Арахна. – Жизнь! Война не заканчивается, она просто меняется с одной на другую. Голод и холод пройдут. Противостояние сойдет на нет, и что останется? От тебя? От меня? От нас?!
Мальт был сбит с толку. У него заболела голова от всего этого странного потока слов, призванных Арахной.
-Так-так, - взмолился он, растирая виски, - чего ты хочешь? Объясни мне, пожалуйста.
-Я? – она странно вздохнула. – Ничего. прости, я бред несу. Со мной такое бывает.
Не прощаясь, Арахна вышла от Мальта в странном опустошении. Мороз больно поражал легкие, перехватывал дыхание, но Арахна почти не чувствовала его. Равнодушие к морозу и к ветру, даже к собственному пустому желудку губили ее. Она не знала точно, когда ела и что ела в последний раз, сколько спала и вообще спала ли? У нее была дремота, прерываемая и легко разрушимая, но не нормальный здоровый сон. Да и сама Арахна была неизлечимо уже больна, и та болезнь понемногу отравляла все. Серость Маары, когда-то цветущей и радостной, полной жизни, сдавливала горло, и в глазах было как-то очень колко…
Ее руки сами отписывали дела, разбирали почту, распечатывали конверты, писали письма. Глаза что-то прочитывали, но ни слова Арахна не помнила. Тело жило, но мозг был пуст и ни одной мысли, кажется, не шевелилось. Ничего не было. Ни жизни, ни смерти – какое-то существование по долгу.
И длилась эта бесконечность как-то отдельно от самой Арахны. Очнулась она от резкого и очень требовательного стука в дверь. при этом Арахна вздрогнула и с удивлением воззрилась на эту самую дверь, поражаясь тому, что кто-то еще может стучать.
Стук повторился. Пришлось позволить войти.
-Ваша милость? – Арахна поднялась навстречу графу Сонору, мгновенно вернувшись в жизнь.
Граф Сонор был встревожен. Его благородные черты лица казались мертвенно бледными. Арахна даже решила на мгновение, что он схож по цвету с листом пергамента, но граф Сонор выскользнул из освещенного прохода в полумрак, опустился в кресло, не дожидаясь приглашения и спросил нервно:
-Я помешал вам, Арахна?
-М…мне, - она торопливо оглянулась на свой захламленный бумагами стол, смела часть, не глядя даже, в дальний угол стола, что-то упало. Арахна покраснела. – Я…здравствуйте.
-Арахна, я в беде, - продолжал граф, нервно сплетая пальцы, - я прошу вас, как человека здравомыслящего, помочь мне.
-Конечно! – Арахна сорвалась со своего места и бросилась к графу. При этом чуть не сбила соседнее себе кресло и выругалась, на полуслове, однако, захлопнула рот, устыдившись.- Ой…
-Арахна, я прошу вас не медлить и подать жалобу от своего имени в Совет на Велеса, - граф Сонор с мольбою взглянул на Арахну. – Он предпринимает против меня шаги. Я вынужден признаться, что опасаюсь этих шагов. Прошу вас!
Граф коснулся ее руки и Арахну, словно обожгло жизнью от его прикосновения. Залившись краской, она недовольно вырвала свою руку из его руки и ответила:
-Вы можете на меня рассчитывать, ваша милость!
Лагот полагал свою жизнь уже законченной. Чего еще ему было ждать? Благо, Велес, вернувшись, не забил его с Ольсеном сразу, а отправил в карцер. На письмо к Арахне надеяться Лагот не смел, и был удивлен, когда она все-таки пришла за ними. И хоть ничего Арахна не добилась от Велеса и патрульные остались на его полном контроле, Лагота не покидало странное ощущение, что без ее попытки к вмешательству, его уже бы не было на свете, а так…карцер.
Впрочем, не является ли карцер той же смертью, только отсроченной, отодвинутой? Замкнутое пространство, узкий вертикальный гроб, с непроглядной сырой тьмой. Никак нельзя лечь, чтобы вытянуть ноги, никак нельзя с удобством сесть. От холода коченеет все тело, но не настолько, чтобы призвать этим окоченением смерть. Нет, лишь боль и отупение всех чувств и надежд.
Лагот не мог поверить, что его жизнь кончается именно так. Он не знал, сколько уже находится в карцере – по ощущениям вечность, по выводам угасающего, мучительного ума – день? Или два?
Сложно сказать. Темнота давит. Холод глушит. И даже голод, который нельзя победить холодной жидкой кашей, уже не так страшен со своими резями в желудке и непроходящей тошнотой, как темнота и холод.
Чтобы не сойти с ума Лагот вспоминает детство. Но память путается. Все воспоминания подернуты хмарью, и не сразу различаются ему даже лица самых близких и самых родных людей. Никакого насквозь яркого, спасительного пятна в его уме нет…некуда деться. И темнота, в которой кружат ржавые крючья холода, касаются, обжигают, дразнят.
Отсюда не слышны часы башни. Отсюда не слышно и жизни. Только темнота и холод. Лагот хочет проститься с жизнью, но понимает, что прощаться ему особенно-то и не с чем. Он мало жил, и ничего еще не сделал. Да и вообще, не знал даже, что хочет сделать. Так неужели пришла пора уходить? Разум не хочет смиряться и все человеческое еще пытается поднять Лагота с пола, со дна темной пропасти, но веки тяжелеют и бархатом опускается ледяной кошмар, вдавливая в пол…
И вдруг резь по глазам! Грохот, люди, голоса…
Целый мир, вдруг оживший, врывается в темноту. Чьи-то руки хватают его за шиворот, выволакивают, больно прикладывая об какой-то угол наружу, и он задыхается еще мгновение прежде, чем предпринять еще одну попытку открыть глаза.
Лагота мутит. Его скручивает изнутри, душит от обилия звуков и света. Кто-то склоняется над ним и кривится в страшной усмешке, в оскале, который кажется сквозь пелену бреда и слепоту, звериным:
-Отмойте его!
Голос знаком, но Лагот никак не может сообразить, кому он принадлежит и почему от этого голоса желудок сворачивается рулетом. Руки, множество рук хватают его. Куда-то волокут…
Когда молодость берет свое, Лагот узнает Юстаса, усердно застегивающего на нем плащ.
-Т…ты? – не верит Лагот, моргая, вздрагивая и все еще коченея от навалившегося освобождения.
Юстас грубо застегивает пряжки на нем и цедит:
-Дорвался…мятежник.
Мятежник? Лагот не понимает. Лицо Юстаса, узнанное мгновение назад, кажется ему сейчас до ужаса чужим и таким же звериным.
Мятежник? Лагот слегка поворачивает голову на движение рядом с собою, и видит еще одного несчастного, которого также облачают патрульные. Вот его он узнает – Ольсен!
Новичок, за которого Лагот так опрометчиво заступился. Поэт, выступивший против Велеса. Ах, зачем ему это надо было?
Ольсен держится лучше. Он также окоченел и ослеп, оглох, но его не шатало из стороны в сторону. Какой-то внутренний стержень удерживал это хлипкое тело.
-ну что…- весело заговорил совсем рядом тот, первый, знакомый голос, но на этот раз Лагот узнал голос Велеса, и не испугался. Сложно испугаться после того, как ты был на дне темной ямы. На испуг должны иметься силы!
-Пошли! – весело сказал Велес и тотчас кто-то сзади грубо пихнул Лагота и Ольсена к выходу. Они, чтобы не упасть, вцепились друг в друга, все еще плохо различая путь.
Моро больно резанул по легким, но на этот раз это оказалось даже живительно. Во всяком случае, мозг проснулся, рассудок снова стал живым. Путь же оказался близким. Различив перед собой бывшую Коллегию Дознания, Лагот воспрял духом, интуитивно угадав спасение: «Арахна!». Но вот радостная улыбка Велеса пугала не на шутку – этот человек не должен был радоваться избавлению от двух своих игрушек. Разве что…есть какая-то цена за эти игрушки?
Предчувствие не обмануло Лагота. Дежурный попытался остановить Велеса, Лагота и Ольсена в сопровождении патрульных:
-У госпожи Арахны гости!
-А я – самый желанный! – Велес грубо отпихнул дежурного и поднялся. Спотыкаясь, Лагот и Ольсен последовали за ним. Вскоре и дверь…
Велес ввалился без стука и Лагот увидел, что Арахна, находившаяся в компании молодого мужчины строгого вида, вскочила, взбешенная и напуганная:
-Велес! Как смеешь ты…
-Не ори, - посоветовал Велес и ответствовал мужчине, - ваша милость, рад видеть вас в здравии. Арахна, мне нет времени до церемоний, я отдаю тебе этих двоих – мне мятежники в штабе не нужны. Я за дисциплину.
Лагота и Ольсена втолкнули по знаку Велеса в ее кабинет. Лагот различил черты Арахны – все та же пустыня!..
-Могла бы и «спасибо» сказать, - подсказал Велес, не сводя взгляда с изучавшего Лагота и Ольсена гостя Арахны.
-Можете идти,- тихо сказала Арахна.
-Без «спасибо»? – уточнил Велес дурашливым тоном, - эх! А я-то думал…
-Можете идти, - уже более весомо и грозно повторил слова Арахны мужчина.
Велес не стал спорить, и, сделав знак патрульным, удалился за дверь. по коридору еще слышались его громкие шаги и смешки, а Лагот, стоя перед Арахной, не верил, что судьба оставила ему жизнь.
Арахна молчала, скрестив руки на груди. Мужчина изучал бывших патрульных и тоже молчал. Первым заговорил, на удивление, Ольсен:
-Позвольте отблагодарить вас за вмешательство в наши судьбы. Тот карцер был…
-Благодарность свою, - перебила Арахна, - выразите иначе. Я не спасаю всех подряд и беру только тех, кто нужен, и тех, кто может помочь Мааре.
Она оглянулась на мужчину и уже совсем другим тоном, гораздо более мягким, извинилась:
-Граф Сонор, прошу вас меня простить за это…
-Да-да, - означенный граф Сонор, известный народу только тем, что он человек благородный и советник короля Мираса, заторопился, - мы с вами продолжим после сегодняшнего заседания.
-Жива.
-Тогда что со мной?
-Знаешь, - Персиваль немного помедлил прежде, чем ответить, - нам выпали дни перемен. А перемены – это худшее проклятие. У одного восточного народа, далекого, за многими морями от нас, есть такое проклятие: «чтобы твои дети жили во времена великих перемен». И мы эти дети. Мы не живем, а существуем.. тени самих себя. Те, кто будет несчастен, попадет в историю для будущих поколений и обретет новую жизнь, полную мифов и вымысла, а мы, ты и я, как многие, просто уйдем. Сделав свое дело, просто исчезнем.
-Напиться бы, - призналась Арахна, ежась, хотя здесь еще кое-как отапливалось. – От твоих слов и жить не хочется. Не то, чтобы раньше особенно, но ты вообще…
-Не поможет, - фыркнул Персиваль, - пей или нет, а забытье не приходит. Только потом желудок сводит и тошнит. И голова гудит.
-А Мальт советовал когда-то, - тихо вспомнила Арахна.
-Мне тоже, - признался Персиваль, - но я не могу забываться. Это как в горячку попасть. А пробуждение все равно будет.
-Страшно!
-Пойло страх не снимет. Лишь приблизит минуту падения, - Персиваль был воплощением мрачности. Арахна вздохнула.
Но развить тему им не дали. По ступенькам бодро сошел Велес. Он был счастлив и полон внутреннего блага. Арахна и Персиваль, увидев его, не сговариваясь, поднялись со своих мест, с изумлением глядя на столь неприятного и известного гостя.
Велес тоже их увидел и остановился, достигнув, приветствовал:
-Доброго дня вам, госпожа Арахна и вам, господин Персиваль.
Персиваль ограничился кивком, а Арахна воинственно спросила:
-Что вас сюда привело?
-Это вам лучше бы спросить у господина Мальта, - Велес лучился улыбкой и обаянием. – Вы не поверите, как он дружелюбен! Кстати, Арахна, те, двое патрульных…я отправлю их сегодня к вам. Мне мятежники не сдались, пусть будут вашей проблемой.
Арахна мрачно смотрела на него, не веря, что этот тот самый Велес.
-Пусть это будет моим подарком к нашей долгой дружбе !- решил Велес, - ах, я спешу. Доброго вам дня!
И он торопливо покинул здание, выскользнув в холод улиц Маары. Арахне только и осталось, что проследить за ним растерянным взглядом.
-Не ведись, - предупредил Персиваль, словно Арахна сама бы не догадалась до этого. В ответ на это она прожгла его самым злым взглядом, на какой была способна. Персиваль не смутился:
-Ты не угадала сильных чувств своего друга, с которым жила в одной Коллегии, поверила Мальту…нехорошая закономерность прослеживается!
-Знаешь, - сказала Арахна холодно, подавив первый приступ ярости, - надеюсь, что твоя затея с зерном провалится и ты, наконец-то, окажешься на моем эшафоте, и мы с тобой поговорим!
Она толкнула Персиваля в грудь, нарочно, чтобы показать свое презрение к нему и заторопилась по ступенькам вверх, к Мальту, ради которого и пришла.
Мальт не удивился, увидев Арахну. Она же, пропустив всякие приступы вежливости, налетела на него мгновенно:
-Почему у тебя был Велес?
-И я тебе рад, - Мальт усмехнулся, - не бушуй, Ара!
-Он подлец! Он гадкий, мерзкий мясник!
-Он отдает под твое владение Ольсена и Лагота, - сказал Мальт, надеясь, что Арахну это известие отвлечет от ее гнева. И отвлекло бы, если бы Велес сам не сообщил ей о передаче патрульных под ее владение меньше десяти минут назад.
-А что ты ему пообещал за это? – прошипела Арахна, точно зная уже, что Мальт просто так не станет выбивать ничего. да и Велес не производил впечатление человека, способного к бескорыстным поступкам.
-Кому? – тянул время Мальт.
-Велесу, - Арахна не была настроена на шутки.
-Ничего, что касалось бы тебя, - попытался успокоить он. Но Арахна не была настроена и на успокоение.
-Что ты ему пообещал? – повторила она уже угрожающим тоном, хотя какую, в самом деле, угрозу, она могла бы нести в себе? Кроме Мальта у нее не было ни одного заступника или настоящего друга, никто, кроме него, не заступился бы за нее, однако, Арахна именно наступала на Мальта.
-Ничего, что касалось бы тебя, - Мальт тоже повторил свой ответ, но сделал это мягко. – Арахна, есть договоренности, которые лучше не знать. Тебе это никак не будет важно.
-Я хочу знать! Я не имею на это права?
-Имеешь, но, поверь мне, я не стану вредить тебе или Мааре. Я прошу тебя не вынуждать меня раскрывать все детали этого постыдного договора. Я не пошел бы на соглашение с ним, но иначе нам было не получить тех двух патрульных, ты взбесила его…
Мальт умел лавировать. Он был искусен в этом навыке. Более того, нарочно напирал сейчас на чувство вины Арахны, надеясь, что она отвлечется на это и не станет выспрашивать.
На этот раз ему повезло. Арахна опустила голову, теряя весь свой боевой пыл. Стыд обжег её изнутри, и она невольно сжалась, съежилась, осознавая свою глупость.
-Не надо, - попросил Мальт, приобнимая ее осторожно, чтобы не напугать. И в этот момент Арахна удивила Мальта, хотя он уже полагал, что это сделать очень сложно с ее стороны:
-Помнишь, я спрашивала, красивая ли я?
Мальт поперхнулся и уточнил на всякий случай:
-Ты про тот случай, когда ты напилась после казни Лепена и Регара, и попыталась меня соблазнить?
-Да, - Арахна привычно смутилась. – Помнишь… ты тогда не знал, что сказать. Ты отправил меня к себе.
-Я сволочь лишь определенного вида, - напомнил Мальт. – Впрочем, сейчас я могу сказать, что ты красива. Да, сейчас, когда в тебе что-то изменилось, а может быть – во мне? Ты красива, только усталая.
Арахна молча сбросила его руки со своих плеч, отошла даже для верности. Слова Персиваля странно обожгли ее сначала обидой, потом чем-то большим и более ядовитым.
-Знаешь. А мне всегда не хватало женского общества, - хмыкнула она задумчиво, - Коллегия Палачей, теперь Совет…
-Что за вопросы? Сейчас не самое лучшее время для размышлений о красоте или…о чем ты там размышляешь? Сейчас у нас война. Голод, холод, противостояние в самом народе!
-Сейчас жизнь, - с усилием ответила Арахна. – Жизнь! Война не заканчивается, она просто меняется с одной на другую. Голод и холод пройдут. Противостояние сойдет на нет, и что останется? От тебя? От меня? От нас?!
Мальт был сбит с толку. У него заболела голова от всего этого странного потока слов, призванных Арахной.
-Так-так, - взмолился он, растирая виски, - чего ты хочешь? Объясни мне, пожалуйста.
-Я? – она странно вздохнула. – Ничего. прости, я бред несу. Со мной такое бывает.
Не прощаясь, Арахна вышла от Мальта в странном опустошении. Мороз больно поражал легкие, перехватывал дыхание, но Арахна почти не чувствовала его. Равнодушие к морозу и к ветру, даже к собственному пустому желудку губили ее. Она не знала точно, когда ела и что ела в последний раз, сколько спала и вообще спала ли? У нее была дремота, прерываемая и легко разрушимая, но не нормальный здоровый сон. Да и сама Арахна была неизлечимо уже больна, и та болезнь понемногу отравляла все. Серость Маары, когда-то цветущей и радостной, полной жизни, сдавливала горло, и в глазах было как-то очень колко…
Ее руки сами отписывали дела, разбирали почту, распечатывали конверты, писали письма. Глаза что-то прочитывали, но ни слова Арахна не помнила. Тело жило, но мозг был пуст и ни одной мысли, кажется, не шевелилось. Ничего не было. Ни жизни, ни смерти – какое-то существование по долгу.
И длилась эта бесконечность как-то отдельно от самой Арахны. Очнулась она от резкого и очень требовательного стука в дверь. при этом Арахна вздрогнула и с удивлением воззрилась на эту самую дверь, поражаясь тому, что кто-то еще может стучать.
Стук повторился. Пришлось позволить войти.
-Ваша милость? – Арахна поднялась навстречу графу Сонору, мгновенно вернувшись в жизнь.
Граф Сонор был встревожен. Его благородные черты лица казались мертвенно бледными. Арахна даже решила на мгновение, что он схож по цвету с листом пергамента, но граф Сонор выскользнул из освещенного прохода в полумрак, опустился в кресло, не дожидаясь приглашения и спросил нервно:
-Я помешал вам, Арахна?
-М…мне, - она торопливо оглянулась на свой захламленный бумагами стол, смела часть, не глядя даже, в дальний угол стола, что-то упало. Арахна покраснела. – Я…здравствуйте.
-Арахна, я в беде, - продолжал граф, нервно сплетая пальцы, - я прошу вас, как человека здравомыслящего, помочь мне.
-Конечно! – Арахна сорвалась со своего места и бросилась к графу. При этом чуть не сбила соседнее себе кресло и выругалась, на полуслове, однако, захлопнула рот, устыдившись.- Ой…
-Арахна, я прошу вас не медлить и подать жалобу от своего имени в Совет на Велеса, - граф Сонор с мольбою взглянул на Арахну. – Он предпринимает против меня шаги. Я вынужден признаться, что опасаюсь этих шагов. Прошу вас!
Граф коснулся ее руки и Арахну, словно обожгло жизнью от его прикосновения. Залившись краской, она недовольно вырвала свою руку из его руки и ответила:
-Вы можете на меня рассчитывать, ваша милость!
Глава 9.
Лагот полагал свою жизнь уже законченной. Чего еще ему было ждать? Благо, Велес, вернувшись, не забил его с Ольсеном сразу, а отправил в карцер. На письмо к Арахне надеяться Лагот не смел, и был удивлен, когда она все-таки пришла за ними. И хоть ничего Арахна не добилась от Велеса и патрульные остались на его полном контроле, Лагота не покидало странное ощущение, что без ее попытки к вмешательству, его уже бы не было на свете, а так…карцер.
Впрочем, не является ли карцер той же смертью, только отсроченной, отодвинутой? Замкнутое пространство, узкий вертикальный гроб, с непроглядной сырой тьмой. Никак нельзя лечь, чтобы вытянуть ноги, никак нельзя с удобством сесть. От холода коченеет все тело, но не настолько, чтобы призвать этим окоченением смерть. Нет, лишь боль и отупение всех чувств и надежд.
Лагот не мог поверить, что его жизнь кончается именно так. Он не знал, сколько уже находится в карцере – по ощущениям вечность, по выводам угасающего, мучительного ума – день? Или два?
Сложно сказать. Темнота давит. Холод глушит. И даже голод, который нельзя победить холодной жидкой кашей, уже не так страшен со своими резями в желудке и непроходящей тошнотой, как темнота и холод.
Чтобы не сойти с ума Лагот вспоминает детство. Но память путается. Все воспоминания подернуты хмарью, и не сразу различаются ему даже лица самых близких и самых родных людей. Никакого насквозь яркого, спасительного пятна в его уме нет…некуда деться. И темнота, в которой кружат ржавые крючья холода, касаются, обжигают, дразнят.
Отсюда не слышны часы башни. Отсюда не слышно и жизни. Только темнота и холод. Лагот хочет проститься с жизнью, но понимает, что прощаться ему особенно-то и не с чем. Он мало жил, и ничего еще не сделал. Да и вообще, не знал даже, что хочет сделать. Так неужели пришла пора уходить? Разум не хочет смиряться и все человеческое еще пытается поднять Лагота с пола, со дна темной пропасти, но веки тяжелеют и бархатом опускается ледяной кошмар, вдавливая в пол…
И вдруг резь по глазам! Грохот, люди, голоса…
Целый мир, вдруг оживший, врывается в темноту. Чьи-то руки хватают его за шиворот, выволакивают, больно прикладывая об какой-то угол наружу, и он задыхается еще мгновение прежде, чем предпринять еще одну попытку открыть глаза.
Лагота мутит. Его скручивает изнутри, душит от обилия звуков и света. Кто-то склоняется над ним и кривится в страшной усмешке, в оскале, который кажется сквозь пелену бреда и слепоту, звериным:
-Отмойте его!
Голос знаком, но Лагот никак не может сообразить, кому он принадлежит и почему от этого голоса желудок сворачивается рулетом. Руки, множество рук хватают его. Куда-то волокут…
Когда молодость берет свое, Лагот узнает Юстаса, усердно застегивающего на нем плащ.
-Т…ты? – не верит Лагот, моргая, вздрагивая и все еще коченея от навалившегося освобождения.
Юстас грубо застегивает пряжки на нем и цедит:
-Дорвался…мятежник.
Мятежник? Лагот не понимает. Лицо Юстаса, узнанное мгновение назад, кажется ему сейчас до ужаса чужим и таким же звериным.
Мятежник? Лагот слегка поворачивает голову на движение рядом с собою, и видит еще одного несчастного, которого также облачают патрульные. Вот его он узнает – Ольсен!
Новичок, за которого Лагот так опрометчиво заступился. Поэт, выступивший против Велеса. Ах, зачем ему это надо было?
Ольсен держится лучше. Он также окоченел и ослеп, оглох, но его не шатало из стороны в сторону. Какой-то внутренний стержень удерживал это хлипкое тело.
-ну что…- весело заговорил совсем рядом тот, первый, знакомый голос, но на этот раз Лагот узнал голос Велеса, и не испугался. Сложно испугаться после того, как ты был на дне темной ямы. На испуг должны иметься силы!
-Пошли! – весело сказал Велес и тотчас кто-то сзади грубо пихнул Лагота и Ольсена к выходу. Они, чтобы не упасть, вцепились друг в друга, все еще плохо различая путь.
Моро больно резанул по легким, но на этот раз это оказалось даже живительно. Во всяком случае, мозг проснулся, рассудок снова стал живым. Путь же оказался близким. Различив перед собой бывшую Коллегию Дознания, Лагот воспрял духом, интуитивно угадав спасение: «Арахна!». Но вот радостная улыбка Велеса пугала не на шутку – этот человек не должен был радоваться избавлению от двух своих игрушек. Разве что…есть какая-то цена за эти игрушки?
Предчувствие не обмануло Лагота. Дежурный попытался остановить Велеса, Лагота и Ольсена в сопровождении патрульных:
-У госпожи Арахны гости!
-А я – самый желанный! – Велес грубо отпихнул дежурного и поднялся. Спотыкаясь, Лагот и Ольсен последовали за ним. Вскоре и дверь…
Велес ввалился без стука и Лагот увидел, что Арахна, находившаяся в компании молодого мужчины строгого вида, вскочила, взбешенная и напуганная:
-Велес! Как смеешь ты…
-Не ори, - посоветовал Велес и ответствовал мужчине, - ваша милость, рад видеть вас в здравии. Арахна, мне нет времени до церемоний, я отдаю тебе этих двоих – мне мятежники в штабе не нужны. Я за дисциплину.
Лагота и Ольсена втолкнули по знаку Велеса в ее кабинет. Лагот различил черты Арахны – все та же пустыня!..
-Могла бы и «спасибо» сказать, - подсказал Велес, не сводя взгляда с изучавшего Лагота и Ольсена гостя Арахны.
-Можете идти,- тихо сказала Арахна.
-Без «спасибо»? – уточнил Велес дурашливым тоном, - эх! А я-то думал…
-Можете идти, - уже более весомо и грозно повторил слова Арахны мужчина.
Велес не стал спорить, и, сделав знак патрульным, удалился за дверь. по коридору еще слышались его громкие шаги и смешки, а Лагот, стоя перед Арахной, не верил, что судьба оставила ему жизнь.
Арахна молчала, скрестив руки на груди. Мужчина изучал бывших патрульных и тоже молчал. Первым заговорил, на удивление, Ольсен:
-Позвольте отблагодарить вас за вмешательство в наши судьбы. Тот карцер был…
-Благодарность свою, - перебила Арахна, - выразите иначе. Я не спасаю всех подряд и беру только тех, кто нужен, и тех, кто может помочь Мааре.
Она оглянулась на мужчину и уже совсем другим тоном, гораздо более мягким, извинилась:
-Граф Сонор, прошу вас меня простить за это…
-Да-да, - означенный граф Сонор, известный народу только тем, что он человек благородный и советник короля Мираса, заторопился, - мы с вами продолжим после сегодняшнего заседания.
