Оставаясь в своем кабинете, она сохраняла за собой защиту, сохраняла последние крупицы храбрости, чтобы совершить то, что нужно, и что шло вразрез с ее совестью, но было долгом.
-Я тоже! – Персиваль не желал подставляться под всё подряд и, по возможности, желал оставаться в стороне от кровавых страниц, скандалов и черных пятен.
-Понятно, что пойду я, - вздохнул Мальт, - но ты, Персиваль, мог бы, хоть из вежливости, составить мне компанию!
-Я лучше составлю компанию по допросу Гарсиа, - Персиваль совершенно не испугался и не смутился, уж не в его это было правилах. Мальт еще раз внимательно взглянул на него, но при Арахне решил не развивать этой темы до стычки, вместо этого он коротко кивнул ей и вышел на встречу с графом Сутором.
-Можем, конечно, нарисовать протокол допроса, - заметил Персиваль. – но я предлагаю тебе все-таки посетить наших арестантов.
Она не взглянула на него, никак не отреагировала, только молча поднялась и последовала прочь из кабинета в зал допросов.
Гарсиа не желали уходить мирно. Они ругались, рвались в своих цепях, что приковывали их к креслам для допроса, требовали себе короля и перебивали друг друга. Брат и сестра, похожие друг на друга до жути, готовы были заниматься бесконечным самообманом, лишь бы не допустить мысли о том, что их обожаемый друг, любимец юга, больше не нуждается в их покровительстве.
Теперь он сам покровитель и ему не нужна память о прошлых днях.
-Приведите короля! – бушевала фурией сестра-Гарсиа.
-Доложите о нашем аресте, вы – ублюдки! – брат не отступал от нее.
Арахна попробовала заговорить мирно:
-Уважаемые советники…
-Вот именно! Советники! Именно! Ты – дворовая девка…- сестра Гарсиа не была в состоянии контролировать себя. Ее красивое лицо исказилось и пошло уродливыми красными пятнами.
-Но! – перебил Персиваль бесполезное выступление, - думаете, советников короля можно арестовать без согласия короля?
Это было волшебной фразой. Оба Гарсиа сразу же обессилели, в одно мгновение. Самообман кончился. Шанса на ошибку не было.
-Чего он хочет от нас? – брат пришел в себя первым. – Чего он еще хочет от моего края?
-Твоего? – Персиваль хмыкнул, - твоего в королевстве ничего нет. все, что было дано тебе, твоей сестре и югу – это только милость короля, но она закончена. Теперь важна преданность. Вы пользовались его милосердием, его дарами…
-Мы отплатили! – вспыхнула сестра. – Наш юг спас…
-Вашего ничего нет, - напомнил дознаватель, который всегда остаётся дознавателем.
-Что он хочет? – повторил свой вопрос брат.
-Подпишите, - Персиваль вытащил из одеревеневших рук Арахны два листа совершенно чистых, нетронутых еще чернилами и клеветой. – Один вы, другой ваша сестра.
-А в чем смысл подписывать пустые листы? – фыркнула означенная сестра. Она смирилась. Нет, не смирилась, конечно, в душе, но уже смогла вернуться в реальность, поняв бесплотность своих нелепых попыток к освобождению.
-Это пока они пустые, - ответила Арахна, неожиданно опередив Персиваля. – Жрец Медер объявил себя виновников и грешником, объявил себя убийцей многих достойных людей Маары. По результатам расследования Трибунала, стало очевидно, что Медер – провокатор. Он назвал ваши имена, как тех, кто и подбил его на провокацию.
Как очевидна была ложь! Как глухо звучали ее слова, совершенно отвратительные и подлые. Но она ясно раскрыла картину перед Гарсиа и те медленно осознавали происходящее, понимая, в чем их обвинят, и уже предвидя без труда, что за этим последует.
Персиваль не удержался и искоса глянул на нее – столь бесцветный и равнодушный голос! О, как ему не нравилось это состояние в людях. Пусть лучше спорят, пусть лучше ругаются, но никогда, ни за что не теряют внутренней своей силы.
-Все равно будет так, как хочет его величество, - продолжала Арахна, - все равно! Вопрос лишь в том, как именно вы уйдете? Смиренными грешниками с покаянием жреца и милостью короля к вашим друзьям или как мятежники из непокорного края?
Брат и сестра переглянулись. Они были готовы бы умереть, если бы смерть та была во имя идеи, или короля, или на войне, но умирать вот так, чтобы признаться в том, чего за ними не было? Гнусно, подло…
-Это политика, - напомнил Персиваль, - вы присягнули королю и должны исполнить его волю, какой бы она ни была.
Сестра Гарсиа первой поставила свою подпись. Она протянула к себе листок, взяла перо и криво вывела свои инициалы, затем устало разжала пальцы, и перо соскользнуло на стол.
-Берите и будьте прокляты!
Брат ее отказался от лишних фраз и просто вывел нужную закорючку. Персиваль взял драгоценные листки и кивнул Арахне:
-Пойдем?
Она также молча поднялась, и была уже у дверей, когда вопрос фурии-Гарсии настиг ее:
-А ты, которая смеет на себя брать такой грех, была ли хоть день по-настоящему свободна?
Персиваль вытолкнул Арахну в коридор, чувствуя, что не следует позволять ей отвечать на это. Она покорно вывалилась в полумрак спасительного коридора и привалилась к стене.
-Не слушай их, - сразу предупредил Персиваль. – Эти южане – вечные мятежники. У них семь перемен за сезон, как захотели, так и сделали. Что это за край, который даже не может управляться толком?
-А я и не слушаю, - Арахна вдруг совершенно доверчиво взглянула на Персиваля, - Это ведь не моя вина, да?
Как люди любят самообман! Арахна желала лжи, желала услышать, что это все воля трона, а ее долг – идти наперекор совести. Одним словом Персиваль мог ее спасти и утопить. Но он не испытывал к Арахне ненависти или отвращения, а потом предпочел не губить и сказал искренне:
-Конечно! Твоей вины ни в чем нет!
Она нашла в себе силы улыбнуться и пойти по коридору, рассеянным кивком приветствуя других членов Трибунала, набранных из числа бывших дознавателей или патрульных. Арахна слишком быстро взлетела и слишком высоко оказалась, чтобы знать, как ее ненавидят те. Кто вынужден был теперь подчиняться ей. Многие, особенно из числа дознавателей, помнили, что она – всего лишь палач, и использовали по отношению к ней грубости, самой мягкой из которых было «подстилка».
Память не уходит. Люди помнили времена трех Коллегий в Секции Закона. Помнили, что палачи были презренными, что в их Коллегии было четыре человека. Но трое сгинули на эшафоте, а одна – цепкая зараза, успела переметнуться на сторону Мираса, спасенная Мальтом, и возведенная с его же помощью в Совет. За что ей такие почести?
В начале смуты, когда ее возвышение только началось, боялись говорить о ней дурное. Но постепенно это сходило. Страх уступал место гневу и досаде, обмазывался ненавистью. Если Мальт в советниках был еще понятен, Персиваль тоже, то эта молодая девчонка?! За какие услуги ей дали пост советницы и поставили над другими?
Мальт знал, что говорят про Арахну, хоть при нем, не желая ссориться, старались избегать подобных разговоров. Но дознаватель не бывает бывшим. Необязательно служить именно в Дознании, чтобы по старой привычке улавливать все то, что недоступно другим.
Персиваль слышал, что говорят про нее. Не заступался, не поддерживал, лишь слушал и запоминал, кто и что сказал. Он не доносил этих слухов до Арахны, считая, что ей незачем знать о себе гадости, но был настороже.
А Арахна жила в неведении. Она догадывалась, конечно, что ее ненавидят, ловила, может быть, ненавистные взгляды, презрительные усмешки… но позволяла себе делать вид, что не знает ни о чем, полагая, что всякое обвинение в ее сторону имеет справедливость. Не она ли уцелела, когда погибли ее близкие? Не сменила ли сторону? Не стала ли советницей? Не отправляла ли по воле короля его же сторонников на эшафот?
-Я всё это заслужила, - сказала Арахна когда-то живой еще Атенаис. Атенаис не поняла, но тон Арахны и ее решимость испугали ее, и еще живая слабовольная советница позволила себе перейти на другую тему.
Персиваль глянул ей в след и вдруг ощутил удушливую тоску, больно сжавшую горло. Не быть ей счастливой, никогда не быть. И свободной. И даже живой. Не надо даже размышлять о том, насколько устойчиво ее положение… оно слабое. Без Мальта Арахна бы не оказалась советницей и трибуналом, погибла бы, вот и всё. Без Мальта она и бороться вряд ли станет.
Но зачем остается? В расплату? В надежду? в безумство? Персиваль не знал, да и размышлять ему было некогда – в его руках были пустые листы с подписями Гарсиа, а листы следовало еще заполнить нужными обвинениями.
Столица не знала, как разделиться. С одной стороны – арест двух королевских советников, с другой – безумство (или не безумство – ходил опасный слух и об этом) жреца Медера, а с третьей – прибытие Корсара с двумя представителями от северного края. И в какую сторону броситься столице?
Добрый король Мирас, да будут дни его долги, сократил переживание народу, и, под ворчание Фалько, объявил о всеобщем празднике в столице – в честь прибытия Корсара и заключение единства Маары.
Снег совсем сошел, и пусть трава еще не взошла, но ощущалось уже все совсем иначе. Оживление природы совпало с концом смуты и присоединением последнего удела к трону. Пиршество было устроено. Мирас велел устроить угощение народу, организовать празднество и народ стал забывать о жреце и о Гарсиа… к тому же, новый жрец, бывший прежде заместителем Медера, а ныне ставший советником – Дору, оказался человеком весьма приятным, не чуждым увеселениям и умело проповедующим. У народа – в массовости не осталось никакой досады. Празднество было объявлено, зажигали огоньки на всей площади, выставляли столы, разносили блюда со сладостями, которые были такой редкостью для многих из собравшихся на праздник горожан, фрукты, даже сыры и вина… король не скупился. Этим он покупал молчание толпы.
Музыканты и танцовщицы, уличные карикатуристы и народные поэты (частично выпущенные под руководством живого тогда еще Ольсена), честно отрабатывали свое жалование. Но куплены они были не королём, а его дворянами, понемногу возвращающимися в столицу и приносящими в качестве извинений за свое бегство из нее, денежные дары и бесконечные клятвы в преданности. Король был милосерден и принимал их обратно. Оживала столица…
Северяне очень переживали за то, как их примет трон. Они не были искушенными в интригах, и прежде вообще держались честно, но времена меняются, и приходится поступаться прежними вековыми устоями. Опыта, правда, еще нет, но они научатся…
Его величество Мирас, Совет, среди которых уже не было Гарсиа, но был новый Высший Жрец Луала, приветствовали на ступенях королевского замка подъехавшую процессию, состоящую из двух представителей севера, их дара в виде мятежного прежнего управителя и довольного Корсара.
Но король тепло обнял представителей, расцеловал Корсара, а пленника велел увести и накормить. Народ расстроился – хотелось бы зрелищ! Голод ушел, тревога ушла, холод тоже…развлечений, великий король Маары, развлечений!
И его величество дал отмашку самому пиру. Скользнули музыканты и танцовщицы, раздернули закрытые прежде столы и вот уже люд сметает угощение и славит трон. Но король Мирас спешит в замок – предстоит подписание соглашений, которые север не имеет пока морального даже права оспаривать – слишком уж медлили!
Но прежде нужно решить еще два обстоятельства. Его величество касается локтя Арахны, оказавшейся неожиданно близко к нему, и шепчет:
-Я более не нуждаюсь в услугах Шенье и Морана…
И вот уже нет этого прикосновения. Остаётся лишь одна Арахна на ступеньках, едва не задетая графом Мораном. Граф Моран – человек опытный и умный, он замечает что-то в ее лице, и, пользуясь своим правом на вежливость (он же ее едва не сбил), отводит советницу в сторону.
-Кто? – шепчет он, изучая ее лицо. – Кто, отвечай?
-Ваша светлость! – Мальт не желает наблюдать за столь бесцеремонным обращением с нею.
Граф Моран смущается на мгновение, затем, крепко сжав ее пальцы в своих, уводит по ступеням вниз, вроде бы к народу. Народ не замечает – у народа праздник, народ стал единым…
-Отпустите, - просит Арахна, - мне очень больно.
-От пальцев? – граф изумлен, но отпускает ее руки, смотрит в лицо советницы. Она плачет. Беззвучно плачет. Слезы блестят в свете огоньков празднества на ее лице. Где-то совсем рядом жизнь, но Арахна не чувствует себя живой.
-Я? – угадывает граф, пытаясь понять, что он чувствует при этом и с ужасом понимает, что ничего в нем, кроме голода, нет. ко всему привыкает человек! Даже к угрозе своей жизни.
-И маркиз, - Арахна не помнит своих рук, не узнает своих же движений. Наплевав на всякое приличие, не думая даже о том, как это выглядит со стороны, она вдруг бросается вперед и обхватывает графа крепко-крепко, не то пытаясь вымолить у него прощение, не то пытаясь его сломать…
-Ну-ну, граф с усилием отрывает ее руки от себя, - прекратите, Арахна! Веселее! Сегодня праздник! Да отпустите же вы меня, наконец, не то ваш Мальт меня просто взглядом прожжет…
Арахна оборачивается и замечает приближающихся Мальта и Персиваля. Первый насторожен, второй расслаблен. Персиваль вообще до странного беспечен.
-Напейтесь, Арахна, - советует граф Моран, - а маркизу я ваше послание передам.
Ловко вывернувшись, не отреагировав на прибытие Персиваля и Мальта, граф спешит за своим королем в замок, раздумывая, с чего бы начать: с рыбы или с оленины? Рыба подается в медово-ореховом традиционном соусе, а оленина – в холодном клюквенном. Спеша за королем, граф Моран представляет оба вкуса, выбирая тот, что будет ему приятен…
-Ну, и что это было? – Мальт старается держать себя в руках, но что-то саднит в его душе.
-Ничего,- Арахна делает глубокий вдох, пытаясь успокоить саму себя. Лично ей ни граф, ни маркиз не сделали ничего плохого, напротив, были добры.
-О, - влезает Персиваль, - разве не видел ты? Здесь было любовное свидание!
-Я тебя задушу…- тихо обещает Мальт.
-А успеешь? – лукаво подмигивает Персиваль и обращается к Арахне. – Можем немного побыть на празднике, а можем поработать. У нас там казнь Медера, Гарсиа и еще по мелочи пара ненужных…
Арахна смотрит на свои руки. Почему они еще тверды в своих движениях? Она пьет, она плачет, она ненавидит и больше не милосердный палач. А руки еще тверды!
-Я возвращаюсь в Трибунал, - отвечает Арахна, даже не думая. Ей не полезет кусок в горло. Совет же графа про «напейтесь» вызывает неожиданно приятное жжение в горле.
Они молча возвращаются в Трибунал. Пока народ на празднестве, действительно, нельзя не воспользоваться ситуацией. Нужно избавить Маару от громких имен, пока про них забыли.
Персиваль подготавливает протоколы, наскоро лепя на заранее подписанных листах глупое признание в заговоре с целью захвата власти. Мальт подготавливает протоколы о казни. Арахна просит:
-Не виселица.
-Почему? – удивляется Мальт.
-Регар учил, что виселица для холода. Так – сталь.
-Регара здесь нет, - напоминает Мальт осторожно. – Ты можешь не делать даже этого сама.
Но Арахне неожиданно не хочется продолжать его прикосновение. Ее смущает и жар ладони мальта, и то, что все это в присутствии Персиваля. Она отдергивает руку, вроде бы, случайно, но Мальт понимает, что это не так. Он чувствует себя прокаженным, ненужным и брошенным. Персиваль, хоть и не отрывал вроде от бумаги взгляда, а усмехнулся…и вряд ли строкам.
-Я тоже! – Персиваль не желал подставляться под всё подряд и, по возможности, желал оставаться в стороне от кровавых страниц, скандалов и черных пятен.
-Понятно, что пойду я, - вздохнул Мальт, - но ты, Персиваль, мог бы, хоть из вежливости, составить мне компанию!
-Я лучше составлю компанию по допросу Гарсиа, - Персиваль совершенно не испугался и не смутился, уж не в его это было правилах. Мальт еще раз внимательно взглянул на него, но при Арахне решил не развивать этой темы до стычки, вместо этого он коротко кивнул ей и вышел на встречу с графом Сутором.
-Можем, конечно, нарисовать протокол допроса, - заметил Персиваль. – но я предлагаю тебе все-таки посетить наших арестантов.
Она не взглянула на него, никак не отреагировала, только молча поднялась и последовала прочь из кабинета в зал допросов.
Гарсиа не желали уходить мирно. Они ругались, рвались в своих цепях, что приковывали их к креслам для допроса, требовали себе короля и перебивали друг друга. Брат и сестра, похожие друг на друга до жути, готовы были заниматься бесконечным самообманом, лишь бы не допустить мысли о том, что их обожаемый друг, любимец юга, больше не нуждается в их покровительстве.
Теперь он сам покровитель и ему не нужна память о прошлых днях.
-Приведите короля! – бушевала фурией сестра-Гарсиа.
-Доложите о нашем аресте, вы – ублюдки! – брат не отступал от нее.
Арахна попробовала заговорить мирно:
-Уважаемые советники…
-Вот именно! Советники! Именно! Ты – дворовая девка…- сестра Гарсиа не была в состоянии контролировать себя. Ее красивое лицо исказилось и пошло уродливыми красными пятнами.
-Но! – перебил Персиваль бесполезное выступление, - думаете, советников короля можно арестовать без согласия короля?
Это было волшебной фразой. Оба Гарсиа сразу же обессилели, в одно мгновение. Самообман кончился. Шанса на ошибку не было.
-Чего он хочет от нас? – брат пришел в себя первым. – Чего он еще хочет от моего края?
-Твоего? – Персиваль хмыкнул, - твоего в королевстве ничего нет. все, что было дано тебе, твоей сестре и югу – это только милость короля, но она закончена. Теперь важна преданность. Вы пользовались его милосердием, его дарами…
-Мы отплатили! – вспыхнула сестра. – Наш юг спас…
-Вашего ничего нет, - напомнил дознаватель, который всегда остаётся дознавателем.
-Что он хочет? – повторил свой вопрос брат.
-Подпишите, - Персиваль вытащил из одеревеневших рук Арахны два листа совершенно чистых, нетронутых еще чернилами и клеветой. – Один вы, другой ваша сестра.
-А в чем смысл подписывать пустые листы? – фыркнула означенная сестра. Она смирилась. Нет, не смирилась, конечно, в душе, но уже смогла вернуться в реальность, поняв бесплотность своих нелепых попыток к освобождению.
-Это пока они пустые, - ответила Арахна, неожиданно опередив Персиваля. – Жрец Медер объявил себя виновников и грешником, объявил себя убийцей многих достойных людей Маары. По результатам расследования Трибунала, стало очевидно, что Медер – провокатор. Он назвал ваши имена, как тех, кто и подбил его на провокацию.
Как очевидна была ложь! Как глухо звучали ее слова, совершенно отвратительные и подлые. Но она ясно раскрыла картину перед Гарсиа и те медленно осознавали происходящее, понимая, в чем их обвинят, и уже предвидя без труда, что за этим последует.
Персиваль не удержался и искоса глянул на нее – столь бесцветный и равнодушный голос! О, как ему не нравилось это состояние в людях. Пусть лучше спорят, пусть лучше ругаются, но никогда, ни за что не теряют внутренней своей силы.
-Все равно будет так, как хочет его величество, - продолжала Арахна, - все равно! Вопрос лишь в том, как именно вы уйдете? Смиренными грешниками с покаянием жреца и милостью короля к вашим друзьям или как мятежники из непокорного края?
Брат и сестра переглянулись. Они были готовы бы умереть, если бы смерть та была во имя идеи, или короля, или на войне, но умирать вот так, чтобы признаться в том, чего за ними не было? Гнусно, подло…
-Это политика, - напомнил Персиваль, - вы присягнули королю и должны исполнить его волю, какой бы она ни была.
Сестра Гарсиа первой поставила свою подпись. Она протянула к себе листок, взяла перо и криво вывела свои инициалы, затем устало разжала пальцы, и перо соскользнуло на стол.
-Берите и будьте прокляты!
Брат ее отказался от лишних фраз и просто вывел нужную закорючку. Персиваль взял драгоценные листки и кивнул Арахне:
-Пойдем?
Она также молча поднялась, и была уже у дверей, когда вопрос фурии-Гарсии настиг ее:
-А ты, которая смеет на себя брать такой грех, была ли хоть день по-настоящему свободна?
Персиваль вытолкнул Арахну в коридор, чувствуя, что не следует позволять ей отвечать на это. Она покорно вывалилась в полумрак спасительного коридора и привалилась к стене.
-Не слушай их, - сразу предупредил Персиваль. – Эти южане – вечные мятежники. У них семь перемен за сезон, как захотели, так и сделали. Что это за край, который даже не может управляться толком?
-А я и не слушаю, - Арахна вдруг совершенно доверчиво взглянула на Персиваля, - Это ведь не моя вина, да?
Как люди любят самообман! Арахна желала лжи, желала услышать, что это все воля трона, а ее долг – идти наперекор совести. Одним словом Персиваль мог ее спасти и утопить. Но он не испытывал к Арахне ненависти или отвращения, а потом предпочел не губить и сказал искренне:
-Конечно! Твоей вины ни в чем нет!
Она нашла в себе силы улыбнуться и пойти по коридору, рассеянным кивком приветствуя других членов Трибунала, набранных из числа бывших дознавателей или патрульных. Арахна слишком быстро взлетела и слишком высоко оказалась, чтобы знать, как ее ненавидят те. Кто вынужден был теперь подчиняться ей. Многие, особенно из числа дознавателей, помнили, что она – всего лишь палач, и использовали по отношению к ней грубости, самой мягкой из которых было «подстилка».
Память не уходит. Люди помнили времена трех Коллегий в Секции Закона. Помнили, что палачи были презренными, что в их Коллегии было четыре человека. Но трое сгинули на эшафоте, а одна – цепкая зараза, успела переметнуться на сторону Мираса, спасенная Мальтом, и возведенная с его же помощью в Совет. За что ей такие почести?
В начале смуты, когда ее возвышение только началось, боялись говорить о ней дурное. Но постепенно это сходило. Страх уступал место гневу и досаде, обмазывался ненавистью. Если Мальт в советниках был еще понятен, Персиваль тоже, то эта молодая девчонка?! За какие услуги ей дали пост советницы и поставили над другими?
Мальт знал, что говорят про Арахну, хоть при нем, не желая ссориться, старались избегать подобных разговоров. Но дознаватель не бывает бывшим. Необязательно служить именно в Дознании, чтобы по старой привычке улавливать все то, что недоступно другим.
Персиваль слышал, что говорят про нее. Не заступался, не поддерживал, лишь слушал и запоминал, кто и что сказал. Он не доносил этих слухов до Арахны, считая, что ей незачем знать о себе гадости, но был настороже.
А Арахна жила в неведении. Она догадывалась, конечно, что ее ненавидят, ловила, может быть, ненавистные взгляды, презрительные усмешки… но позволяла себе делать вид, что не знает ни о чем, полагая, что всякое обвинение в ее сторону имеет справедливость. Не она ли уцелела, когда погибли ее близкие? Не сменила ли сторону? Не стала ли советницей? Не отправляла ли по воле короля его же сторонников на эшафот?
-Я всё это заслужила, - сказала Арахна когда-то живой еще Атенаис. Атенаис не поняла, но тон Арахны и ее решимость испугали ее, и еще живая слабовольная советница позволила себе перейти на другую тему.
Персиваль глянул ей в след и вдруг ощутил удушливую тоску, больно сжавшую горло. Не быть ей счастливой, никогда не быть. И свободной. И даже живой. Не надо даже размышлять о том, насколько устойчиво ее положение… оно слабое. Без Мальта Арахна бы не оказалась советницей и трибуналом, погибла бы, вот и всё. Без Мальта она и бороться вряд ли станет.
Но зачем остается? В расплату? В надежду? в безумство? Персиваль не знал, да и размышлять ему было некогда – в его руках были пустые листы с подписями Гарсиа, а листы следовало еще заполнить нужными обвинениями.
Столица не знала, как разделиться. С одной стороны – арест двух королевских советников, с другой – безумство (или не безумство – ходил опасный слух и об этом) жреца Медера, а с третьей – прибытие Корсара с двумя представителями от северного края. И в какую сторону броситься столице?
Добрый король Мирас, да будут дни его долги, сократил переживание народу, и, под ворчание Фалько, объявил о всеобщем празднике в столице – в честь прибытия Корсара и заключение единства Маары.
Снег совсем сошел, и пусть трава еще не взошла, но ощущалось уже все совсем иначе. Оживление природы совпало с концом смуты и присоединением последнего удела к трону. Пиршество было устроено. Мирас велел устроить угощение народу, организовать празднество и народ стал забывать о жреце и о Гарсиа… к тому же, новый жрец, бывший прежде заместителем Медера, а ныне ставший советником – Дору, оказался человеком весьма приятным, не чуждым увеселениям и умело проповедующим. У народа – в массовости не осталось никакой досады. Празднество было объявлено, зажигали огоньки на всей площади, выставляли столы, разносили блюда со сладостями, которые были такой редкостью для многих из собравшихся на праздник горожан, фрукты, даже сыры и вина… король не скупился. Этим он покупал молчание толпы.
Музыканты и танцовщицы, уличные карикатуристы и народные поэты (частично выпущенные под руководством живого тогда еще Ольсена), честно отрабатывали свое жалование. Но куплены они были не королём, а его дворянами, понемногу возвращающимися в столицу и приносящими в качестве извинений за свое бегство из нее, денежные дары и бесконечные клятвы в преданности. Король был милосерден и принимал их обратно. Оживала столица…
Северяне очень переживали за то, как их примет трон. Они не были искушенными в интригах, и прежде вообще держались честно, но времена меняются, и приходится поступаться прежними вековыми устоями. Опыта, правда, еще нет, но они научатся…
Его величество Мирас, Совет, среди которых уже не было Гарсиа, но был новый Высший Жрец Луала, приветствовали на ступенях королевского замка подъехавшую процессию, состоящую из двух представителей севера, их дара в виде мятежного прежнего управителя и довольного Корсара.
Но король тепло обнял представителей, расцеловал Корсара, а пленника велел увести и накормить. Народ расстроился – хотелось бы зрелищ! Голод ушел, тревога ушла, холод тоже…развлечений, великий король Маары, развлечений!
И его величество дал отмашку самому пиру. Скользнули музыканты и танцовщицы, раздернули закрытые прежде столы и вот уже люд сметает угощение и славит трон. Но король Мирас спешит в замок – предстоит подписание соглашений, которые север не имеет пока морального даже права оспаривать – слишком уж медлили!
Но прежде нужно решить еще два обстоятельства. Его величество касается локтя Арахны, оказавшейся неожиданно близко к нему, и шепчет:
-Я более не нуждаюсь в услугах Шенье и Морана…
И вот уже нет этого прикосновения. Остаётся лишь одна Арахна на ступеньках, едва не задетая графом Мораном. Граф Моран – человек опытный и умный, он замечает что-то в ее лице, и, пользуясь своим правом на вежливость (он же ее едва не сбил), отводит советницу в сторону.
-Кто? – шепчет он, изучая ее лицо. – Кто, отвечай?
-Ваша светлость! – Мальт не желает наблюдать за столь бесцеремонным обращением с нею.
Граф Моран смущается на мгновение, затем, крепко сжав ее пальцы в своих, уводит по ступеням вниз, вроде бы к народу. Народ не замечает – у народа праздник, народ стал единым…
-Отпустите, - просит Арахна, - мне очень больно.
-От пальцев? – граф изумлен, но отпускает ее руки, смотрит в лицо советницы. Она плачет. Беззвучно плачет. Слезы блестят в свете огоньков празднества на ее лице. Где-то совсем рядом жизнь, но Арахна не чувствует себя живой.
-Я? – угадывает граф, пытаясь понять, что он чувствует при этом и с ужасом понимает, что ничего в нем, кроме голода, нет. ко всему привыкает человек! Даже к угрозе своей жизни.
-И маркиз, - Арахна не помнит своих рук, не узнает своих же движений. Наплевав на всякое приличие, не думая даже о том, как это выглядит со стороны, она вдруг бросается вперед и обхватывает графа крепко-крепко, не то пытаясь вымолить у него прощение, не то пытаясь его сломать…
-Ну-ну, граф с усилием отрывает ее руки от себя, - прекратите, Арахна! Веселее! Сегодня праздник! Да отпустите же вы меня, наконец, не то ваш Мальт меня просто взглядом прожжет…
Арахна оборачивается и замечает приближающихся Мальта и Персиваля. Первый насторожен, второй расслаблен. Персиваль вообще до странного беспечен.
-Напейтесь, Арахна, - советует граф Моран, - а маркизу я ваше послание передам.
Ловко вывернувшись, не отреагировав на прибытие Персиваля и Мальта, граф спешит за своим королем в замок, раздумывая, с чего бы начать: с рыбы или с оленины? Рыба подается в медово-ореховом традиционном соусе, а оленина – в холодном клюквенном. Спеша за королем, граф Моран представляет оба вкуса, выбирая тот, что будет ему приятен…
-Ну, и что это было? – Мальт старается держать себя в руках, но что-то саднит в его душе.
-Ничего,- Арахна делает глубокий вдох, пытаясь успокоить саму себя. Лично ей ни граф, ни маркиз не сделали ничего плохого, напротив, были добры.
-О, - влезает Персиваль, - разве не видел ты? Здесь было любовное свидание!
-Я тебя задушу…- тихо обещает Мальт.
-А успеешь? – лукаво подмигивает Персиваль и обращается к Арахне. – Можем немного побыть на празднике, а можем поработать. У нас там казнь Медера, Гарсиа и еще по мелочи пара ненужных…
Арахна смотрит на свои руки. Почему они еще тверды в своих движениях? Она пьет, она плачет, она ненавидит и больше не милосердный палач. А руки еще тверды!
-Я возвращаюсь в Трибунал, - отвечает Арахна, даже не думая. Ей не полезет кусок в горло. Совет же графа про «напейтесь» вызывает неожиданно приятное жжение в горле.
Они молча возвращаются в Трибунал. Пока народ на празднестве, действительно, нельзя не воспользоваться ситуацией. Нужно избавить Маару от громких имен, пока про них забыли.
Персиваль подготавливает протоколы, наскоро лепя на заранее подписанных листах глупое признание в заговоре с целью захвата власти. Мальт подготавливает протоколы о казни. Арахна просит:
-Не виселица.
-Почему? – удивляется Мальт.
-Регар учил, что виселица для холода. Так – сталь.
-Регара здесь нет, - напоминает Мальт осторожно. – Ты можешь не делать даже этого сама.
Но Арахне неожиданно не хочется продолжать его прикосновение. Ее смущает и жар ладони мальта, и то, что все это в присутствии Персиваля. Она отдергивает руку, вроде бы, случайно, но Мальт понимает, что это не так. Он чувствует себя прокаженным, ненужным и брошенным. Персиваль, хоть и не отрывал вроде от бумаги взгляда, а усмехнулся…и вряд ли строкам.
